Принц по-прежнему стоял, и ему ужасно не хотелось снова садиться. Он с нетерпением ждал окончания этой встречи.
   — Как жаль, что в Англии нет такой же школы верховой езды, — сказала Чарити.
   Леди Бофорт пожала плечами и проговорила:
   — Уверена, что эти лошади великолепны, но мне английские чистокровные кажутся самыми красивыми в мире.
   — Чистокровные английские лошади — замечательные животные, — сказал Франц с очаровательной улыбкой.
   Принц покосился на дверь и тотчас же услышал голос лорда Бофорта. Обращаясь к жене, герцог сказал:
   — Миледи, думаю, самое время проводить гостей в их комнаты. Ведь они, должно быть, очень устали после долгого путешествия.
   Август мысленно улыбнулся; он совершенно не устал от путешествия, но был крайне утомлен бесконечными разговорами.
   — Да, конечно, — ответила леди Бофорт. Она с улыбкой повернулась к принцу: — Я сама провожу вас, ваше королевское высочество.
   — Благодарю вас, миледи. — Принц тоже улыбнулся и последовал за герцогиней.

Глава 4

   Гостиная лондонского дома, арендованного графом Георгом Гинденбергом, была обставлена массивной дубовой мебелью — казалось, эта мебель стояла на тех же самых местах уже несколько сотен лет. Зеленые бархатные шторы выглядели столь же древними, а отдельные участки ковра были вытерты. Однако эти признаки ветхости ничуть не умаляли достоинства главного министра Юры. Ему было под шестьдесят, и в его светлых волосах пробивалась седина. Поглядывая на Августа, сидевшего напротив, граф то и дело хмурился; было очевидно, что он не одобрял действий молодого принца — тот рассказывал о договоре, который намеревался подписать.
   Третьим из сидевших в гостиной был Ян Рупник, маршал Юры. В отличие от Гинденберга — тот был в черном фраке — Рупник надел форму маршала Юры: облегающие белые бриджи, высокие черные сапоги и темно-зеленый фрак с золотыми галунами, золотым кантом и золотыми пуговицами; широкую грудь маршала пересекала красная шелковая лента. Не исключено, что Рупник далеко не всегда носил маршальскую форму и надел ее сейчас лишь из уважения к новому правителю Юры.
   Наконец принц умолк и вопросительно посмотрел на своих подданных. Главный министр снова нахмурился и проворчал:
   — Прежде чем начинать обсуждение этого договора. вы могли бы проконсультироваться с нами.
   Рупник кивнул, однако промолчал.
   — Я чувствовал, что должен действовать без промедлений, — ответил Август. — Невозможно было вести переписку по этому вопросу — она заняла бы слишком много времени.
   Маршал откашлялся и проговорил:
   — При всем уважении к вашему высочеству осмелюсь заметить, что вы не обладаете дипломатическим опытом. Последние двадцать лет граф Гинденберг занимался внешней политикой Юры. Он мог бы дать вам ценный совет по этому делу.
   Принц улыбнулся:
   — Но я ведь еще не подписал договор. Граф, вы можете дать мне совет?
   — Не подписывайте договор, — тотчас же заявил Гинденберг. — Вы настроите против себя Австрию, если решитесь на этот шаг. Император и Меттерних воспримут открытие Сеисты для Англии как прямую угрозу.
   Принц с удивлением посмотрел на главного министра:
   — Разве Австрия боится английского вторжения? Это было бы смешно.
   — Конечно же, Австрия не боится английского вторжения, — ответил Гиндерберг. — Но Меттерниха и так раздражает возникновение независимой Юры на границе с Австрийской империей. И еше меньше ему понравится Юра в качестве союзника Англии.
   Принц усмехнулся:
   — Знаете, а я придерживаюсь следующего мнения: что плохо для Меттерниха, то очень хорошо для нас.
   Маршал снова откашлялся:
   — Видите ли, ваше королевское высочество, политика — не игра в шахматы. Отдалиться от Австрии — очень серьезное дело.
   Принц тяжко вздохнул; было очевидно, что собеседники не в состоянии его понять. Впрочем, он ничего другого и не ожидал, но все же испытывал разочарование. Ему было бы намного легче, если бы министры отца поддержали его.
   Повернувшись к маршалу, Август проговорил:
   — У меня нет желания отдаляться от Австрии, однако я не хочу быть подданным австрийского императора. К сожалению, Юра не сможет сохранить независимость без чьей-либо помощи, именно поэтому я и веду переговоры с Великобританией.
   Рупник прикоснулся к золотому шитью на мундире — этим жестом он словно напоминал принцу о своем огромном военном опыте.
   — Мы были союзниками Австрии в войне с Наполеоном, ваше высочество. Под Аустерлицем, когда вы были еще ребенком, мы сражались бок о бок с австрийцами. Сейчас уже невозможно и даже бессмысленно рассматривать Австрию как врага Юры.
   — Я не рассматриваю Австрию как врага, — возразил принц. — Если, конечно, Австрия не представляет угрозы независимости Юры. — Повернувшись к графу, он продолжал: — Мне кажется, я уже объяснил вам, чего хочу добиться. Я хочу, чтобы Юра сохранила независимость. Прежде чем предложить вам пост главного министра, который вы занимали при моем отце, я должен спросить: считаете ли вы, что это именно та политика, которую вы сможете проводить?
   У графа вырвался вздох облегчения — наконец-то все точки над i были расставлены. Значит, молодой принц не собирался смещать его с поста главного министра. Гинденберг наклонил голову и проговорил:
   — Ваше королевское высочество, вы — правитель Юры. Вам предстоит вести, а мне — следовать за вами.
   Принц кивнул и расплылся в улыбке. Граф же подумал: «Он будет очень популярен в Юре. Высокий, молодой, красивый… Все будут обожать его».
   — Я рад, что вы готовы поддержать меня, граф Гинденберг. Я знаю, вы были добрым другом моего отца. И я уверен, что и мне вы станете хорошим другом.
   Гинденберг снова наклонил голову. Тут раздался голос Рупника:
   — А как вы поступите со мной, ваше королевское высочество?
   — Вы хотите служить мне? — спросил принц.
   Рупник энергично закивал:
   — Да, разумеется.
   Август снова улыбнулся:
   — Тогда я буду счастлив оставить вас. Я буду спокоен, зная, что на моей стороне такие опытные и стойкие союзники.
   — Конечно, хорошо, что он сохранил за нами наши посты, но сможем ли мы оказывать на него влияние? — проговорил Гинденберг после ухода принца.
   По-прежнему сидя в гостиной, главный министр с маршалом потягивали бренди. Рупник, пригубив из своего бокала, проворчал:
   — Этот союз с Англией губителен для нас. Август ничего не понимает. К тому же он не знаком с нынешней ситуацией. Он сражался в Вене за то, чтобы добиться независимости Юры, а ему следовало бы рассматривать переговоры как прекрасную возможность войти в состав Австрийской империи. Но при этом он мог бы сохранить часть нашего суверенитета. Именно так ему следовало действовать.
   — Мы должны немедленно написать Марко в Вену и сообщить, что задумал Август, — сказал Гинденберг. — Вероятно, он сможет уговорить своего родственника и сделает то, что не удалось нам.
   Рупник встал и подошел к столику, на котором стояла бутылка с бренди. Наполнив свой бокал, он вернулся на место.
   — Меня удивляет, граф, что Франц не попытался изменить намерения Августа относительно договора с Англией. Я всегда думал, что он разделяет мнение отца о том, что будущее Юры связано с Австрией.
   Гинденберг пожал плечами:
   — Франц превыше всего ставит свои личные интересы. Он всегда этим отличался.
   — Да, верно, — кивнул Рупник. — Вероятно, он думает, что сейчас самое лучшее для него — оставаться другом Августа.
   — Возможно, в данный момент для нас для всех лучше оставаться друзьями Августа, — с усмешкой заметил Гинденберг. — Помните: для Юры принц — герой. Он воевал с французами в горах, а затем при Ватерлоо. Он привел остатки нашей армии к великой победе.
   Рупник нахмурился и осушил свой бокал.
   — Это я должен был вести нашу армию под Ватерлоо, — проворчал маршал.
   — Да, вы очень не вовремя свалились в лихорадке, — заметил Гинденберг.
   — Проклятому юнцу просто повезло.
   — До сих пор он был неуязвим, — продолжал главный министр. — Но помните, даже Наполеон не избежал своего Ватерлоо.
   Лучи июльского утра заливали конюшенный двор герцога Бофорта. Принц, пришедший сюда в поисках Чарити, почти сразу же увидел ее — девушка выходила из конюшни в сопровождении кривоногого коротышки, одетого как грум.
   При виде принца она улыбнулась:
   — Вы вовремя, ваше высочество. Какое замечательное утро…
   Август тоже улыбнулся:
   — Я никогда не опаздываю, леди Чарити.
   — Это Дженкинс, ваше высочество. — Она кивнула на грума. — Сегодня он оседлал для вас Серебряного.
   Из конюшни вышел еще один грум; он вел под уздцы высокого чистокровного жеребца — казалось, тот вот-вот встанет на дыбы.
   — Леди Чарити сказала, что вы отличный наездник, ваше высочество, — проговорил Дженкинс. — Надеюсь, вы действительно хороший наездник, потому что Серебряный — истинное наказание.
   — Да, похоже, — кивнул принц? — Но полагаю, что смогу справиться с ним.
   Август подошел к жеребцу сбоку и взял у грума поводья. Вставив ногу в стремя, он мгновенно вскочил в седло. Почувствовав на себе всадника, Серебряный заржал, тряхнул головой и взвился на дыбы. Однако принц тотчас же усмирил его и, похлопав по холке, с улыбкой проговорил:
   — Замечательный конь. И очень умный.
   — Вот видишь, Дженкинс! — воскликнула Чарити. — Я же говорила, Что принц справится с жеребцом.
   Принц с удивлением посмотрел на девушку. Почему эта малышка была столь уверена в нем? Откуда она знала, что он неплохой наездник?
   Потом грум вывел из конюшни черную невысокую кобылу, и Чарити с легкостью запрыгнула в седло. Расправив юбки, она взяла в руки уздечку и взглянула на принца:
   — Поехали?
   — Показывайте дорогу, — ответил Август с улыбкой. Они выехали с конюшенного двора и свернули на Оксфорд-стрит. Затем направились к Гайд-парку.
   Лондон только начинал пробуждаться, и по улицам, стуча колесами, катились телеги — торговцы везли на рынок овощи. При виде этих грохочущих телег принц натянул поводья, чтобы придержать коня: он опасался, что Серебряный испугается. Но, к его величайшему изумлению, жеребец не обратил на телеги ни малейшего внимания.
   — Серебряный ведет себя все лучше и лучше, — заметила Чарити. — Когда я садилась на него несколько раз, мне казалось, что он вот-вот сбросит меня и растопчет.
   Принц с улыбкой взглянул на девушку. Она была в сером жакете и в юбке того же цвета, а ее миниатюрная ножка, покоившаяся в стремени бокового седла, была обтянута высоким черным ботинком для верховой езды. Другую ногу скрывала юбка. Пренебрегая условностями, она не носила шляпку, и принц любовался ее блестящими каштановыми волосами, стянутыми на затылке желтой лентой.
   Мысленно улыбнувшись, он подумал: «Очаровательная малышка».
   — Благодарю вас, леди Чарити, за то, что пригласили меня сопровождать вас сегодня утром.
   Она улыбнулась:
   — Я подумала, что вам будет приятно провести немного времени вне дома.
   Принц рассмеялся:
   — И вы оказались правы.
   Они несколько минут ехали молча. Потом Чарити, покосившись на своего спутника, проговорила:
   — Знаете, Серебряный действительно ведет себя все лучше. И мне кажется, что в парке он совсем успокоится.
   — Чей это жеребец? — поинтересовался принц.
   — Моего брата, но по утрам обычно вывожу его я, — ответила Чарити.
   Они проехали мимо слуги, выгуливающего двух маленьких собачек, и Серебряный, покосившись на них, громко зафыркал. Чарити нахмурилась и сказала:
   — Гарри следовало бы отправить Серебряного в наше поместье. Ему надо находиться весь день на воле, а не в тесной лондонской конюшне.
   — А что же с ним делает ваш брат? — спросил принц. Чарити посмотрела на него с удивлением.
   — Что делает?.. Выезжает на нем.
   Август рассмеялся:
   — Вы не поняли меня, леди Чарити. Он его учит чему-нибудь?
   Девушка отрицательно покачала головой:
   — Гарри купил его, потому что он такой большой и красивый. Брат решил, что будет хорошо смотреться на нем. Но на самом деле Серебряный не годится для прогулок в парке.
   — Возможно, он будет хорош на охоте, — предположил принц. — Англичане помешаны на охоте.
   Чарити снова покачала головой:
   — Он не способен прыгать. Его предыдущий хозяин постоянно падал перед заборами и всевозможными препятствиями.
   — Да, это весьма утомительно. — Принц улыбнулся. Когда они въехали в ворота парка, Серебряный снова зафыркал, и принц, почувствовав, что конь беспокоится, немного натянул поводья, чтобы придержать его.
   — На этой аллее в утренние часы обычно никого нет, — сообщила Чарити. — Вы можете пустить его галопом.
   Принц кивнул и пустил Серебряного по аллее. Теперь он не пытался его сдерживать. Август впервые скакал на чистокровном английском жеребце, и от скорости у него захватывало дух; привстав на стременах, он громко смеялся, наслаждаясь стуком копыт и шумом ветра в ушах.
   Август проскакал галопом добрую милю, прежде чем почувствовал, что Серебряный начал сбавлять скорость. Наконец принц перевел коня на рысь и осмотрелся в поисках Чарити. Оказалось, что девушка сильно отстала, но все же было очевидно, что она прекрасная наездница. Приблизившись к принцу, Чарити придержала свою лошадку и с улыбкой спросила:
   — Как вам Серебряный?
   — Он превосходен, — ответил Август. — Я чувствовал себя так, словно летел над землей.
   Девушка снова улыбнулась:
   — Я так и думала… Я знала, что вы получите удовольствие от прогулки.
   Принц наклонился и потрепал жеребца по шее.
   — Неужели вы действительно на нем выезжали?
   Она кивнула:
   — Конечно. Видите ли, Гарри слишком поздно возвращается домой, поэтому не всегда может подняться в половине шестого утра. Вот я и выезжаю на Серебряном вместо него.
   Принц внимательно посмотрел на свою спутницу:
   — Мне кажется, он слишком сильный и резвый для вас, леди Чарити. Вы можете разбиться.
   Она пожала плечами:
   — Он слишком сильный и резвый для любого наездника. Если поразмыслить, любая лошадь сильнее всадника. Но все же они позволяют нам ездить на них, и это настоящее чудо.
   Принц взглянул на девушку с некоторым удивлением — подобные мысли никогда не приходили ему в голову. Немного помолчав, он пробормотал:
   — Пожалуй, вы правы, леди Чарити. Какое-то время они ехали молча. Утренний туман начал рассеиваться, и проглянуло голубое небо. Яркая листва покрывала деревья по обеим сторонам аллеи, и воздух был наполнен пением птиц и шорохом, производимым белками, перепрыгивающими с ветки на ветку. «Даже не верится, что мы находимся в центре Лондона», — неожиданно подумал принц.
   — Как здесь хорошо, — сказал он, покосившись на девушку. — Спасибо, что пригласили меня сопровождать вас. Жаль, что это не случилось раньше.
   — Мне тоже жаль, — отозвалась Чарити. — Но раньше не представлялось такой возможности.
   — Да, наверное… — кивнул принц.
   И действительно, он видел ее лишь за обеденным столом, хотя прожил в Бофорт-Хаусе уже целую неделю. А накануне был первый вечер, когда у леди Бофорт не было светского приема — поэтому Чарити позволили присоединиться к собравшимся в гостиной членам семейства. Она сидела рядом с ним, а Лидия играла на фортепьяно. Именно тогда она и спросила, не хочет ли он сопровождать ее во время утренней прогулки.
   Снова взглянув на девушку, принц проговорил:
   — Ведь вы еще не выезжаете в свет, не так ли?
   Она улыбнулась и пробормотала:
   — Слава Богу, не выезжаю. Но мама грозилась обратить на меня внимание, после того как выдаст замуж Лидию.
   Принц рассмеялся:
   — Неужели вам не хочется появиться на светской сцене?
   Чарити нахмурилась:
   — Очень не хочется. Мама говорит, что найдет мне мужа, но я не хочу выходить замуж.
   — Сейчас вам действительно рановато, — согласился принц. — Но, возможно, через несколько лет вы будете думать иначе.
   — Никогда! — заявила Чарити. — Мне нравится моя нынешняя жизнь, и я не желаю выходить замуж. Муж будет мне только помехой.
   Август немного помолчал, потом спросил:
   — А чем же вы занимаетесь? Почему вы считаете, что муж будет вам мешать?
   — Я катаюсь на лошадях, читаю книги и изучаю разные языки.
   — Изучаете языки? — переспросил принц.
   — Совершенно верно, — ответила Чарити по-немецки. — Я научилась немецкому от моей бабушки и французскому — от гувернантки. А принцесса Екатерина научила меня говорить по-итальянски.
   Принц в изумлении уставился на свою юную спутницу:
   — Моя мать научила вас итальянскому?
   Чарити кивнула:
   — Да, научила. Вы же говорите по-итальянски, не так ли?
   — Конечно, говорю, — ответил Август. «Неужели мать взяла на себя труд учить ее? — подумал он. — Зачем ей это понадобилось?» Снова повернувшись к девушке, он спросил: — Вы ведь поедете с нами в Юру?
   — Да, мама говорит, что я буду в свите. — Чарити одарила принца ослепительной улыбкой. — Бабушка очень много рассказывала мне о Юре. Ужасно хочется увидеть все собственными глазами.
   — А что именно вы хотите увидеть?
   — Абсолютно все! — заявила Чарити. — Жаль, что мы отправляемся на корабле. Я бы хотела совершить путешествие по горам.
   — В Юре очень красивые горы, — согласился принц.
   — И еще я хочу увидеть ваших лошадей.
   Август тяжко вздохнул:
   — К сожалению, в последние годы не было возможности обучать наших лошадей. Боюсь, вам придется отправиться в испанскую школу верховой езды — только там вы сможете увидеть липиззанеров во всей их красе.
   Чарити молча кивнула и о чем-то задумалась. Потом вдруг спросила:
   — А как отреагирует австрийский император, когда узнает о вашем договоре с Англией?
   Принц с удивлением взглянул на девушку, он никак не ожидал такого вопроса.
   — Не думаю, что наш договор ему понравится, но полагаю, император ничего не сможет с этим поделать.
   Чарити расплылась в улыбке:
   — Именно так я и думала.
   Они приближались к воротам парка. Перед тем как выехать на улицы города, принц снова придержал Серебряного.
   — Французы нанесли Юре большой урон? — спросила Чарити. — Вам многое придется восстанавливать?
   — Кое-что восстановить придется, — пробормотал принц сквозь зубы. Немного помолчав, он добавил: — Они похитили множество произведений искусства из дворца и из домов юрской знати. А один наполеоновский генерал даже снял и отправил во Францию дверь нашего костела. Это было прекрасное творение в романском стиле, украшенное разными животными и голубями.
   — Как они посмели?! — в негодовании воскликнула Чарити.
   «Как жаль, что у прекрасной Лидии нет такого же интереса к Юре», — думал принц, с улыбкой поглядывая на свою спутницу.
   Спешившись у конюшни, они передали лошадей грумам и направились к дому. Принц почувствовал, что проголодался после прогулки, поэтому последовал за девушкой в столовую. Когда они вошли, стол уже был сервирован, а на буфете стояли серебряные блюда, прикрытые крышками. Август поднял одну из крышек, но тут вошел дворецкий и в смущении пробормотал:
   — Ваше королевское высочество, я не знал, что вы будете так рано завтракать. Мы приготовили завтрак только для леди Чарити.
   Принц взглянул на блюдо и с улыбкой заметил:
   — Вашему аппетиту, леди Чарити, можно позавидовать.
   Девушка весело рассмеялась:
   — Принц, вы не поняли. Здесь хватит на двоих, а Эванс просто огорчен тем, что выбор будет ограниченный.
   Август повернулся к дворецкому:
   — Уверяю вас, Эванс, что я с удовольствием позавтракаю вместе с леди Чарити. Пожалуйста, не беспокойтесь, не нужно ничего другого.
   — Однако думаю, что принц захочет просмотреть газету, Эванс, — сказала Чарити.
   Они наполнили свои тарелки и уселись за стол. Вскоре вернулся дворецкий с газетой. Август положил газету рядом с тарелкой, намереваясь продолжить разговор с девушкой. Она сделала глоток шоколада и сказала:
   — Вы позволите мне взять часть газеты, принц?
   — Конечно. — Он кивнул. — Какую именно часть вы желаете?
   Они разделили газету и надолго умолкли. Покончив с завтраком, Чарити поднялась и извинилась, сказав, что ее ждут наверху.
   — Вы поедете кататься завтра утром? — спросил принц.
   — Да, я всегда выезжаю по утрам.
   — Вы не будете возражать, если я снова присоединюсь к вам?
   Она улыбнулась:
   — Вы хотите снова поехать на Серебряном?
   Он тоже улыбнулся:
   — Да, разумеется.
   — Тогда в пять тридцать в конюшне, — сказала Чарити. Сделав реверанс, она выбежала из комнаты.
   Принц снова взялся за газету.

Глава 5

   В тот же день, уже после полудня, Лидия вошла в верхнюю гостиную. Она собралась нанести визит леди Нортфилд, но перед этим решила увидеться со своим женихом; ей хотелось, чтобы он ее сопровождал. Однако принца в гостиной не оказалось — здесь сидели только Франц и герцогиня. «Где же Август? — подумала Лидия с некоторым раздражением. — Неужели он отправился к своей матери?»
   Франц тотчас же поднялся и поклонился Лидии. Герцогиня же улыбнулась и проговорила:
   — О, дорогая, ты не поверишь… Мы только что получили записку от принца-регента. Представляешь, он хочет устроить прием в честь твоей помолвки! Прием состоится в его особняке в Брайтоне!
   — Мама, неужели?.. — Лидия замерла на несколько мгновений и прижала к груди руки. — О, мама, это замечательно!
   Леди Бофорт вдруг нахмурилась и сказала:
   — Оказывается, твой отец получил приглашение от регента сегодня утром, но только сейчас счел нужным сообщить об этом.
   Франц улыбнулся и проговорил:
   — Садитесь же, очаровательная леди Лидия. Тогда и я смогу занять свое место.
   Лидия подошла к герцогине и села рядом с ней на софу.
   — Мама, когда состоится прием?
   — Через три дня, моя дорогая. Представляешь, оказывается, регент говорил с принцем об этом приеме еще на прошлой неделе, и принц попросил устроить его как можно раньше, так как ему не терпится отправиться в Юру.
   Лидия в изумлении уставилась на мать:
   — Ты хочешь сказать, что принц знал о приеме и ничего не сказал мне?!
   Леди Бофорт кивнула:
   — Очевидно, так и есть.
   Лидия покосилась на Франца и заявила:
   — Мама, мне кажется, что принц мог бы проявить ко мне больше внимания. Ведь теперь у меня даже нет времени заказать новое платье.
   Тут Франц вновь заговорил:
   — Я уверен, что Гаст не хотел оскорбить вас невниманием, леди Лидия. У него просто нет опыта… Уверяю вас, ему и в голову не пришло, что вы захотите приобрести новое платье к такому случаю.
   — И все равно он должен был сообщить мне о приеме, — заявила Лидия.
   Франц внимательно посмотрел на нее и вдруг усмехнулся. Лидия же почувствовала, что ее щеки заливаются румянцем. Она никак не могла понять, как к ней относится кузен принца. Иногда ей казалось, что он восхищается ею, а иногда — что смеется над ней. Поведение Франца выводило ее из равновесия, и она ужасно нервничала в его присутствии. Нервничала еще и потому, что никогда раньше не встречала такого красивого мужчину.
   — А где же принц? — осведомилась она, обводя взглядом комнату, словно ожидала, что он вот-вот появится перед ней.
   — Пятнадцать минут назад принц уехал к своей матери, — ответил Франц. — Ему доставили от нее записку. Он просил передать вам его извинения и выразил надежду, что вы позволите мне сопровождать вас.
   «Это случается слишком уж часто», — подумала Лидия. Разумеется, она не возражала против общества Франца-с ним ей было даже интереснее, чем с женихом, но она возражала против его внезапных отлучек, так как считала, что принц прежде всего должен думать о ней, о Лидии.
   Повернувшись к матери, она спросила:
   — Мы обязательно должны навестить ледк Нортфилд именно сегодня, мама? У нас так мало времени, чтобы подготовиться к приему в Брайтоне.
   — Лорд Нортфилд — .важная фигура в Комиссии по торговле, леди Лидия, — с улыбкой заметил Франц. — Думаю, будет неумно пренебрегать обществом его жены.
   — Мне нет дела до Комиссии по торговле, — заявила Лидия.
   — Не могу не согласиться с вами, — сказал Франц и снова улыбнулся. — Но все-таки лучше поехать.
   «Черт бы побрал этого принца!» — мысленно воскликнула Лидия. Однако у нее хватило ума не произносить эти слова вслух. Ослепительно улыбнувшись Францу, она сказала:
   — Прекрасно, милорд. Буду рада принять ваше предложение. Я счастлива, что вы согласны сопровождать меня к леди Нортфилд.
   Франц рассмеялся и проговорил:
   — Я тоже счастлив, миледи…
   Лидия покосилась на мать, и та, едва заметно нахмурившись, сказала:
   — В таком случае нам следует поторопиться. Чем скорее мы окажемся в гостиной леди Нортфилд, тем скорее сможем откланяться.
   Когда все трое вышли из гостиной, Лидия спросила:
   — Интересно, чего хотела от Августа принцесса Екатерина?
   — Понятия не имею, — ответил Франц. — Но уверен, Гаст расскажет нам все, когда вернется.
   Сидя в гостиной матери, принц терпеливо слушал и молча кивал время от времени. Суть жалоб принцессы Екатерины состояла в том, что ее кузина, незамужняя знатная дама, бывшая ее компаньонкой в Англии последние девять лет, не получила приглашения на прием у регента, и принцесса была оскорблена этим.