Страница:
Я некоторое время следил за Тамарой: нет ли признаков судорог, которые иногда вызываются гормональными инъекциями. Она пошатывалась, часто держалась за Флако, но физическая нагрузка пойдет ей на пользу. Я вспомнил купленный мною пакет со средствами для выработки антител, поэтому велел ей посидеть на крыльце и ввел антитела в катетер.
- Я думал, вы хотите продать кристалл, - сказал я, закончив. - Нет ли у вас на него удостоверения?
Тамара удивленно взглянула на меня, потом так рассмеялась, что на глазах выступили слезы. Флако тоже начал смеяться. Я чувствовал себя очень глупо, но теперь был уверен, что она украла кристалл. Тамара пожала плечами и пошла в дом отдыхать.
Я сидел на крыльце рядом с Флако. Он обнял меня рукой.
- Ах, Анжело, ты мне нравишься. Обещай, что ты никогда не изменишься.
Я вздохнул и подумал, что же мне делать. Нельзя продавать краденое, сколько бы я ни получил от этого. И снова я пожалел, что согласился лечить Тамару, и подумал, не отправить ли все-таки ее в больницу. Пусть полиция арестует ее, если она преступница.
- Как она? - спросил я.
- Почти все утро проспала, - ответил Флако, - и я постарался, чтобы она хорошо позавтракала. После этого она почти все время провела в твоей спальне, подключилась к твоему монитору для сновидений. Ей он не понравился. Она сказала, что у него не хватает памяти, чтобы мир казался реальным. Она стерла все твои старые миры. Надеюсь, ты не рассердишься.
- Нет, я им никогда не пользовался, - правдиво сказал я.
- Тебе нужен новый. У меня есть друг, который крадет только у воров. Может достать тебе хороший аппарат, недорого. И не такой, какой можно украсть у падре.
- Нет, - сказал я.
Флако встал, пошел в дом и принес пива. Когда он вернулся, мы сидели на крыльце и пили пиво, пока не село солнце. Когда стемнело, мы услышали отдаленный взрыв - бомба взорвалась, и обезьяны-ревуны в лесу на южном берегу озера закричали в страхе.
- Социалисты? - спросил я. Я решил, что социалисты обстреливают беженцев по нашу сторону границы. Премьер-министр Монтойя всю неделю произносил речи - говорил о том, что "прогрессивные идеалы" никитийского идеалистического социализма никогда не будут достигнуты, пока капиталистические догмы с севера продолжают отравлять его "новое общество"; все это просто означало, что он не хочет, чтобы его люди слушали наши радиостанции и подключались к нашей сети сновидений. Он подтвердил свою клятву либо поглотить, либо уничтожить все остальные латиноамериканские государства, поэтому я всю неделю ждал нового нападения.
Флако покачал головой и плюнул на землю.
- Партизанская артиллерия. Синхронический барраж, пытаются уничтожить новую колумбийскую нейтронную пушку. У них будет и своя такая. Эти химеры причиняют много неприятностей колумбийцам. - И он начал вставать, словно собирался уйти в дом.
- Подожди, - сказал я ему. - Увидишь кое-что необычное.
Флако снова сел и принялся ждать. Скоро на улице показалась старая седая паучья обезьяна, она вышла из джунглей на южном берегу озера и направилась на север. Это был самец. Вдали от деревьев он очень нервничал, часто останавливался и поднимал голову, чтобы поглядеть на perros sarnosos - бродячих собак, бегавших по улице. Флако увидел его и рассмеялся.
- Ха! Никогда не видел, чтобы паучьи обезьяны так выходили их джунглей.
- Стрельба и люди в джунглях испугали его. Я вижу их теперь каждый вечер. Обычно одна-две, иногда целые стаи. И всегда идут на север.
- Возможно, этот старый седой самец умнее тебя и меня. Может, это знак, - сказал Фалко и нагнулся, чтобы подобрать камень. Он бросил его и попал обезьяне в грудь. - Уходи, иди в Коста-Рику, там кто-нибудь из тебя сделает хорошее жаркое!
Самец отскочил на несколько метров, схватившись за грудь, потом побежал по кругу и в конце концов пробежал мимо моего дома. Мне жаль было обезьяну.
- Не нужно было этого делать, - сказал я Флако. Флако гневно смотрел в землю, и я знал, что он думает об угрозе от колумбийцев с юга и от костариканцев с севера. Вскоре эти две страны вторгнутся к нам, попытаются заставить нас прекратить доступ к нашему каналу капиталистам.
- Насц... на него, если он не понимает шутку, - сказал Флако. Потом рассмеялся и ушел в дом.
Я еще немного посидел на крыльце и думал о том, что уход обезьян дурной знак, но всю мою жизнь люди видят дурные знаки. Моя собственная родина Гватемала была захвачена никарагуанцами, потом в ней установилась диктатура, произошла революция, а кончилось тем же, с чего началось, свободной демократией, и все это меньше чем за пятьдесят лет. Я всегда верил, что как бы плохо ни было, положение со временем выровняется. И проблема социалистов не станет исключением. Я пошел в дом, чтобы поесть. Флако и Тамара съели все свежие фрукты, а мне не хотелось есть без них, поэтому мы решили поесть в ближайшем ресторанчике на Ла Арболеда. Я пошел к Тамаре.
Она лежала на моей кровати, подключив монитор сновидений в розетку у основания своего черепа. Закрыла лицо и свернулась так, что колени касались подбородка. Руку она держала во рту и кусала ее. Лицо напряжено, словно ей больно.
- Она всегда так делает? - спросил я.
- Что делает?
- Сворачивается в позу зародыша, когда подключается к консоли?
- Да, ей это нравится.
- Не трогай ее, - сказал я Флако, потом побежал в соседний дом, к Родриго Де Хойосу, чтобы одолжить запасной монитор. Вернувшись, я установил монитор и подключился к аппарату сновидений...
На берегу ветра нет, но по краю воды бежит кулик, он уворачивается от волн, все время погружает в песок свой черный клюв. Раковины моллюсков, ракушки, скорлупа раков блестят, как голые кости, на песке. В прохладном воздухе запах гниющих морских животных и водорослей. Пурпурное солнце висит на горизонте и окрашивает песок, небо, птицу, обрывки целлофана в красное и синее. Аметистовый песок режет мои босые ноги, а ниже по берегу рыжеволосая женщина в белом платье кормит чаек; чайки кричат и висят в воздухе, подхватывая куски, которые она им бросает. Я остановился и вдохнул воздух, вслушался в шум волн, всмотрелся в цвета. Я так давно видел мир своими протезными глазами всего в трех красках, что теперь, при всех цветах, почувствовал, словно вернулся домой.
Я попытался отыскать недостатки в ее сновидении. Мир этот включал все пять чувств. Я мог ощутить морские брызги кожей и попробовать их на вкус, и чувство это было совершенным. Я видел одинаковую резкость и четкость линий и в камнях, и в пенных волнах на горизонте, и в уносимых ветром птицах. Множество оттенков разнообразили общую пурпурную гамму. Ее сновидение почти профессионального качества.
Но, повернувшись, я увидел промах: на берегу в воде лежал огромный дохлый черный бык, он как будто всплыл из ее подсознания. Горизонт, береговая линия, песчаный склон - все это словно нарочно подчеркивало фигуру быка. Он лежал на боку, головой ко мне и ногами в море. Огромное брюхо раздулось, хотя признаков разложения нет. Узловатые ноги торчат, застывшие в трупном окоченении, и все тело время от времени приподнимается на волне. Волны плещутся о его брюхо, приподнимают большие яички и пенис, которые потом опадают, когда волна отходит. Я сосредоточил все внимание на быке и произнес слово "убрать". На мониторе вспыхнула надпись: ИЗМЕНЯТЬ СНОВИДЕНИЕ ВО ВРЕМЯ ПРОСМОТРА НЕЛЬЗЯ.
Я пошел к рыжеволосой женщине. Красота ее прирожденная: вряд ли такую элегантную линию подбородка может создать пластический хирург. В чертах ее лица та же трагическая смертельная неподвижность, что и в лицах рефуджиадос, и я удивился, почему Тамара выбрала эту рыжую женщину своим альтер эго. Может, эмоция, которую я видел раньше у нее на лице, не подчиняется ей.
- Что тебе нужно? - спросила она, не поворачиваясь ко мне, бросая кусок хлеба чайкам.
Я не знал, что ей сказать.
- Пора есть, - ответил я, оглядываясь на быка.
- Он разговаривает со мной, - сказала она, словно сообщая мне тайну. Она по-прежнему не поворачивалась, и я понял, что она не хочет видеть быка. - Хоть он и сдох, все равно болтает. Болтает со мной, говорит, что хочет, чтобы я поехала у него на спине. Но я знаю, что, если сяду ему на спину, он унесет меня в темные воды, в такое место, где я не хочу быть.
Я сказал, словно ребенку:
- Может, тебе вернуться к Флако и ко мне. Пообедаем. Тебе понравится.
Она застыла, разгневанная моим тоном.
- Уходи. Я закончу тут.
Оторвала большой кусок хлеба и бросила чайке. Та с криком нырнула и подхватила кусок, прежде чем он ударился о землю. Я взглянул на чайку. У нее изорванные крылья и запавший живот. В томных глазах горит безумный голод.
Я пошел прочь и поднялся на песчаный холм, на котором сидела одинокая чайка. По другую сторону холма сновидение кончалось сливающимися дюнами. Я оглянулся на быка в воде и на женщину в белом платье. Она отдала чайкам последний кусок хлеба и подняла руки. Чайка подлетела и клюнула ее в палец. Из раны показалась кровь, и чайки с криками закружились над ней, рвали клювами ее тело.
Чайка рядом со мной крикнула, и я взглянул на нее. На заходящем солнце ее белые перья сверкали пурпуром. Темные глаза словно светились в голове. Холодным пророческим взглядом она смотрела на меня. Я отключился, не желая смотреть, как рвут на части женщину.
- Что случилось? - спросил Флако, как только я отключился от монитора.
- Ничего, - ответил я, не желая еще больше вторгаться с личную жизнь Тамары. Вытащил ее вилку из консоли, прекратив эту пытку, которую она сама себе навязала. Тамара распрямилась и потянулась.
- Пора есть? - спросила она. Она смотрела в пол и не поднимала на меня взгляд.
- Да. - Флако помог ей встать. Снаружи пошел дождь, поэтому Флако сходил в кладовку за зонтиком.
Продолжая смотреть в пол, Тамара сказала:
- Держитесь подальше от моих снов.
- Простите, - ответил я. - Мне казалось, вам больно.
- Голова болела. Вы вторглись в мой сон. У вас нет на это права!
- Вы моя пациентка, - ответил я. - Я обязан заботиться о вас.
Появился Флако с зонтиком, и мы пошли на Ла Арболеда.
В ресторане было только несколько посетителей. Мы заказали рыбный обед, и Флако убедил Тамару попробовать ром "Закат солнца" - напиток, придуманный его дедом. Состоит из смеси рома с лимонным вином, приправленным корицей. Флако попытался убедить и меня выпить, но я отказался. Флако хвастал, что его семье по-прежнему принадлежит компания, делающая лимонное вино, и я заметил, что и компания дедушки и его дурной вкус сохраняются в семье. Тамара негромко рассмеялась и посмотрела на обрубок руки. К нашему столику подошел пьяница, поглядел на нашу выпивку и сказал:
- А, ром "Закат солнца". Мой любимый проклятый напиток в этом проклятом мире. На самом деле это единственный хороший напиток!
- Тогда садитесь и выпейте "Заката солнца" с внуком человека, который его изобрел, - сказал Флако и заказал еще порцию для пьяницы.
Мне это не понравилось: от пьяницы несло кислым потом, и он уселся рядом со мной. Выпив, он тут же уснул, но он совершенно испортил мне обед. Мы ели и разговаривали; Флако много и особенно глупо шутил, вначале Тамара смеялась застенчиво, потом при малейшей возможности начинала бурно хохотать. Один из моих клиентов, беженец из Картахены, заплатил мне в этот день иностранными монетами, поэтому я весь день носил на поясе большой кошелек. Раскрыл его и начал раскладывать монеты по странам и стоимости. Когда Тамара допила первую порцию рома, Флако заказал вторую, потом еще одну, и я понял, что Флако хочет напоить ее допьяна, и Тамара, должно быть, тоже поняла это, потому что от третьей порции отказалась, сказав, что у нее болит голова.
Флако продолжал пить и нализался сам. Стал рассказывать долгую историю о том, как хорошо шел у его отца винный бизнес, пока однажды отец не пошел на мессу и не уснул на ней. И во сне статуя девы Марии заплакала. Отец Флако спросил у нее, почему она плачет, и она ответила, что плачет, потому что он продает вино, а должен бы продавать шляпы индейцам с Амазонки. И отец Флако поверил, что заработает на торговле шляпами много денег, потому что ведь это посоветовала сама дева Мария. Он уплыл на Амазонку и там погиб от укуса ядовитой жабы, не успев продать ни одной шляпы. Этот случай так поразил односельчан Флако и ослабил их веру, что они разбили статую девы Марии молотками.
- А что у т...тебя за семья? - спросил Флако у Тамары; голова его покачивалась, он клевал носом. Она распрямилась, и лицо ее стало замкнутым. Она выпила немного, но сделала вид, что опьянела.
- Семья? Хочешь узнать о моей семье? Я тебе расскажу - мой отец, он был похож на Анжело. Ему нужны были только две вещи: порядок и бессмертие.
Я только что закончил раскладывать свои монеты ровными неустойчивыми рядами, словно банановые плантации. Тамара протянула обрубок руки и столкнула все кучки монет.
- Это не... - начал я.
- Что? Ты хочешь сказать, что тебе не нужно бессмертие? - спросила Тамара.
Как и у большинства морфогенетических фармакологов, надежда на постоянное омоложение, пока человек не решит проблему бессмертия, сыграла основную роль в моем выборе профессии.
- Мне порядок не нужен, - сказал я.
Тамара взглянула на меня, словно я сказал что-то очень странное, и покачала головой.
- Все равно вы все ублюдки. Тело ваше может жить, но душа умирает.
- Кто ублюдок? - спросил Флако.
- Анжело. Он похож на киборга. Хочет жить вечно, но для этого должны умереть другие люди. - Я вдруг почувствовал себя так, словно снова включился в мир ее сновидения. Не смог увидеть никакого смысла в ее странном обвинении меня и киборгов.
- Ты полна гуано, - сказал Флако. - Вот дон Анжело Осик. Он хороший человек. Он джентльмен.
Тамара посмотрела на нас, голова ее качнулась. Она протянула руку к стакану воды, но промахнулась. Вода разлилась по столу.
- Может, он и есть киборг, - сказала она, снова кивая головой.
- Мы... ннне... ки...ии...борги, - сказал Флако. - Ввидишь... нет ки...ииборгов в... эттой комнате. - И он протянул ей стакан с ромом.
- У тебя в голове есть розетка связи? - спросила Тамара. Флако кивнул. - Значит ты киборг. - Она говорила убежденно. Я вспомнил, как недавно в новостях видел материал о суринамском культе чистого тела пуристах тела. Новые члены, посвященные в культ, извлекают свои розетки из головы, отключают протезы почек и другие протезы и живут совершенно без помощи механизмов. Я подумал, может, она тоже из этого культа, и вдруг понял, почему она захотела регенерацию, а не протез: мысль о том, что ее тело срастется с машиной, приводила ее в ужас; она оскверняла храм ее духа.
- Розз...зетка не дделает тте...бя киббб...оргом, - сказал Флако.
- Но это начало. Сначала розетка приспособления в черепе. Потом рука. Потом легкое. По одному за раз.
- Ну, а ты сама? - спросил Флако. - Ты сказала, что расскажешь нам о своей семье.
- Мои мать и отец киборги, - сказала она с замкнутым выражением лица. - Я с ними никогда не встречалась. Я всего лишь вложение в банк спермы. Если родители когда-нибудь и видели меня, вероятно, они остались недовольны: я не похожа на стиральную машину.
- Ха! Тут, ддд...олжно быть, есть кое-что еще, - сказал Флако. Расс...скажи нам все.
- Больше ничего нет, - ответила Тамара. И я подумал, почему она нам лжет.
Официант принес Флако новую порцию выпивки, и тот проглотил ее залпом. Тамара попросила принести аспирин. Голова Флако повисла, поэтому я убрал его тарелку, прежде чем он лег на стол. Тамара продолжала сидеть, глядя в свою тарелку. Я решил утащить вонючего пьяницу, который по-прежнему сидел рядом со мной, и заказать десерт.
Сложил монеты в кошелек и перетащил пьяницу на его прежнее место у стойки. И в это время в моей голове прозвучал сигнал вызова. Я нажал на переключатель за ухом, и человек с сильным арабским акцентом произнес:
- Сеньор Осик?
- Да, - ответил я.
- Попросите женщину, сидящую за вашим столом, подойти к телефону.
Вызывающий, должно быть, находится в зале, если знает, что я сижу с Тамарой, но так как он не знает, что я отошел от стола, значит он вышел.
- Она пьяна. Отключилась, - солгал я и торопливо прошел к двери, чтобы проверить, не звонят ли снаружи.
Раскрыл дверь и выглянул. Улица темна и пуста, но вдали я видел сверкающие очертания человеческого тела рядом с мини-шаттлом. Вызывающий отключился, и этот человек сел в мини-шаттл. Вспыхнули красные хвостовые огни, и мини-шаттл мгновенно превратился в огненный шар: это включился двигатель. Корабль метнулся в звездное небо и исчез.
Я вернулся в ресторан, и Тамара с любопытством взглянула на меня, словно собиралась спросить, почему я убежал. Флако с трудом попытался оторвать голову от стола. Он повернулся к Тамаре и сказал:
- Я только что получил сообщение для тебя по комлинку: Эйриш гг...говорит, что у него твоя рука. А нужна ты ему в...вся.
Тамара побледнела и выпила порцию рома.
2
По пути домой Тамара и Флако были так пьяны, что оба цеплялись за меня. Тамара продолжала браниться и повторять, что ей нужен пистолет, а Флако говорил: "Что?" Когда мы добрались домой, я уложил Тамару на диван, а Флако на полу в холле перед входом в спальню, и сам лег спать.
Через несколько часов меня разбудил Флако. Его тошнило. Тамара что-то бормотала во сне, но я снова уснул. Мне снилась старая реклама "Зеллер Кимех". На ней изображалась группа людей в лунном казино, все киборги, с прекрасными кимехами. Я восхищался этой голограммой. Все киборги смеялись и пили ром "Закат солнца". У некоторых были женские тела, вплоть до металлических грудей с маленькими драгоценными сосками. Одна женщина киборг разговаривала со своим спутником, непрерывно смеясь. Я узнал в ней свою жену, Елену, которую тридцать лет назад сбил грузовик. Мне показалось невероятным, что она умерла. Я просто забыл, что она купила кимех, и мы каким-то образом собрали ее по частям и поместили в кимех, и теперь она на луне, пьет ром "Закат солнца" и смеется. Я хотел подойти к ней и обнять, сказать, как я счастлив, что вижу ее, но тут мое внимание привлек стоявший рядом киборг. У него одна рука была органическая, и он носил ее как признак человеческого в себе. Голова у него из электрически окрашенного красного вольфрама, красивая голова, если смотреть на глаза, но челюсти как у скелета. У него сверкающие голубые циркониевые глаза, и рот оскален в вечной улыбке. И вдруг мне показалось, что в его улыбке что-то зловещее, что он замыслил смерть для остальных в комнате, и только я понял его намерение. И тогда я подумал: "Это не мой сон. Это сон Тамары". И проснулся, потому что кто-то тряс меня.
- Анжело! Анжело! - говорил Флако.
- Si. Que pasa? [Да. Что случилось? (исп.)
- Huy! [Ой! (исп.)] А как ты думаешь? Эта женщина, она ведь сука, когда напивается.
- Да, сука, - согласился я.
- Мне это нравится. Нравятся женщины с характером. - Флако говорил очень медленно и обдуманно. - Подвинься. Я хочу лечь к тебе в постель. - Я отодвинулся, Флако лег, случайно ударив меня башмаками. - А, хорошая постель. Очень удобная. Как раз для двоих. Тебе следовало раньше меня пригласить. Я тебе говорил раньше, что у тебя красивые груди? У тебя груди больше, чем у некоторых женщин.
Слова Флако обеспокоили меня. Но потом я понял, что он шутит.
- Да, моя семья знаменита грудями. Видел бы ты мою мать: у нее их было пять.
Флако рассмеялся.
- Ну, хватит шуток. А то меня снова вырвет, если я буду смеяться твоим глупым шуткам. Анжело, как ты думаешь, Тамара в опасности?
- Да.
- Я держал ее сегодня за руку, - сказал он. - Рука очень тонкая, как у ребенка. Нам нужно очень о ней заботиться. Как ты думаешь, от кого она бежит?
- А от кого бегут все? От своего прошлого.
- А, философский вздор. Ты всегда по ночам несешь философский вздор? Тогда нам нужно почаще спать вместе. Но я думал - может, она известная рефуджиада. Может, бежала из политической психиатрички и будет рада выйти замуж за панамца, такого, как красивый Флако, и жить в нейтральной стране? Добро пожаловать к Флако, добро пожаловать на свободу! Как ты думаешь? По-прежнему считаешь, что она воровка?
- Да.
- А я нет, - сказал Флако. - Поверь мне, о великий философ, я знаю воров. Она слишком жива, чтобы быть вором. Понимаешь?
- Нет.
- Ах, это очень просто. Видишь ли, человек территориальное существо. Он должен обладать чем-то: домами, землей, телесным пространством. И если обладает этим, он счастлив; и счастлив, когда дает другим возможность чем-то обладать. Но воры нарушают саму природу человека, вторгаясь на чужую территорию. Они никогда не бывают в мире с самими собой. И поэтому умирают изнутри. Такой образованный, философски настроенный человек, как ты, должен это знать.
- А ты не социалист? - спросил я. - А что скажешь об антисоциалистах. - Грубый вопрос - я задал его только в шутку. Традиционно в Латинской Америке социалисты применяли социальную инженерию, чтобы уничтожить отжившие идеи, этику и образ мысли. Но чтобы избежать культурной заразы, никитийские идеал-социалисты считали, что им нужно либо поглотить, либо уничтожить все ближайшие капиталистические страны, чтобы создать собственное общество. Само обвинение, в том что Флако социалист, уже плохо, но идеал-социалисты пошли дальше; ходили слухи, что они пытаются создать нетерриториального человека, существо, которое, по их мнению, будет неэгоистично и полно сочувствия, готово отдать все, чем владеет, другим. Слухи также утверждали, что созданные социалистами в Аргентине существа, оказались чудовищными чужаками. Эта новость привела крестьян в ужас, потому что говорили, что когда социалисты закончат работы над нетерриториальным человеком, они выпустят векторный вирус, который заразит всех людей на Земле. И вследствие бактериологической войны все человечество изменится, человек окажется неспособным воспринимать другие идеи, помимо социалистических, и мне кажется, крестьяне боялись смерти меньше, чем такого изменения. Я не знал, верить ли этим слухам. Но Флако говорил о заботах социалистов, и мне показалось забавным обвинить его самого.
Он спросил:
- А почему ты считаешь, что я социалист?
- Ты живешь в Панаме, между молотом Колумбии и наковальней Каста Рики и тем не менее не убегаешь. К тому же ты тощ и труслив, как социалист.
- О, я не социалист, - сказал Флако. - Не верю, что социализм нужен современному человеку. Я считаю, что человек должен сам быть своим хозяином. Но эти никитийские социалисты не позволяют человеку становиться собственным хозяином. Им мало того, что они подчинили искусственный разум, нужно еще покорить и людей, уничтожить противников. И всегда они в своих экономических неудачах винят капитализм. Согласно социалистам, если социалист покупает машину, это признак прогресса, но если машину покупает капиталист, это признак упадка. Они отказываются видеть, что отнимают у людей волю к работе, и потому экономика их стран разваливается. Я встречался с одним человеком из Будапешта. Он рассказывал, что его отец работал на фабрике, которую постоянно приходилось закрывать, потому что рабочие хотели только играть в карты. Правительство направило солдат, чтобы заставили рабочих вернуться к работе, но некоторые все же отказывались. Они сидели и играли в карты под приставленными к ним пулеметами. Наконец солдаты их всех расстреляли, а по радио этих людей назвали изменниками. Этот человек говорил мне, что хоть его отца и убили, он все равно оказался победителем в борьбе с социализмом, потому что отказался подчиниться социалистам. И я считаю, что это другой путь к внутренней смерти - жить под властью других, отказать себе в праве быть собственным хозяином.
Флако считал себя большим политическим мыслителем, а я провел слишком много времени за изучением медицины и не соприкасался с политикой. Некоторое время я почтительно молчал, словно обдумывая его слова.
- Итак, ты не веришь, что эта женщина воровка?
- Нет, я считаю, что у нее пересажен мозг.
Это заставило меня сесть и задуматься. Интуитивно я почувствовал, что он прав.
- Почему ты так говоришь?
- Я однажды видел документальный фильм. Когда нанимали людей в отряды киборгов, военные сохраняли тела солдат в стасисе, пока не кончится срок службы, а если солдат хотел служить бессрочно, он мог продать свое тело на запасные части. Но произошел большой скандал. У некоторых солдат срок службы закончился или они хотели продать свое тело, но оно оказывалось уже продано на черном рынке криотехниками. Весь этот разговор о киборгах заставил меня вспомнить эту историю, и я понял, как Тамара может числиться на службе в световом годе отсюда и в то же время находиться здесь.
- Ты думаешь, кто-то украл ее тело?
- Я думал: захочет ли кто-нибудь красть такое бесполезное тело. Нет, я думаю, Тамара де ла Гарса сама записалась на службу и продала свое тело. И теперь эта женщина носит ее тело.
Я вспомнил прекрасную рыжеволосую женщину во сне Тамары, такую непохожую на тощее черноволосое существо, которое спит на диване, и понял, что пересадка мозга может объяснить, почему во сне она видит себя совершенно другой. Вспомнил, как она пыталась взять стакан воды за обедом - это признак, что ее мозг еще не приспособился к новому размеру тела.
- Я думал, вы хотите продать кристалл, - сказал я, закончив. - Нет ли у вас на него удостоверения?
Тамара удивленно взглянула на меня, потом так рассмеялась, что на глазах выступили слезы. Флако тоже начал смеяться. Я чувствовал себя очень глупо, но теперь был уверен, что она украла кристалл. Тамара пожала плечами и пошла в дом отдыхать.
Я сидел на крыльце рядом с Флако. Он обнял меня рукой.
- Ах, Анжело, ты мне нравишься. Обещай, что ты никогда не изменишься.
Я вздохнул и подумал, что же мне делать. Нельзя продавать краденое, сколько бы я ни получил от этого. И снова я пожалел, что согласился лечить Тамару, и подумал, не отправить ли все-таки ее в больницу. Пусть полиция арестует ее, если она преступница.
- Как она? - спросил я.
- Почти все утро проспала, - ответил Флако, - и я постарался, чтобы она хорошо позавтракала. После этого она почти все время провела в твоей спальне, подключилась к твоему монитору для сновидений. Ей он не понравился. Она сказала, что у него не хватает памяти, чтобы мир казался реальным. Она стерла все твои старые миры. Надеюсь, ты не рассердишься.
- Нет, я им никогда не пользовался, - правдиво сказал я.
- Тебе нужен новый. У меня есть друг, который крадет только у воров. Может достать тебе хороший аппарат, недорого. И не такой, какой можно украсть у падре.
- Нет, - сказал я.
Флако встал, пошел в дом и принес пива. Когда он вернулся, мы сидели на крыльце и пили пиво, пока не село солнце. Когда стемнело, мы услышали отдаленный взрыв - бомба взорвалась, и обезьяны-ревуны в лесу на южном берегу озера закричали в страхе.
- Социалисты? - спросил я. Я решил, что социалисты обстреливают беженцев по нашу сторону границы. Премьер-министр Монтойя всю неделю произносил речи - говорил о том, что "прогрессивные идеалы" никитийского идеалистического социализма никогда не будут достигнуты, пока капиталистические догмы с севера продолжают отравлять его "новое общество"; все это просто означало, что он не хочет, чтобы его люди слушали наши радиостанции и подключались к нашей сети сновидений. Он подтвердил свою клятву либо поглотить, либо уничтожить все остальные латиноамериканские государства, поэтому я всю неделю ждал нового нападения.
Флако покачал головой и плюнул на землю.
- Партизанская артиллерия. Синхронический барраж, пытаются уничтожить новую колумбийскую нейтронную пушку. У них будет и своя такая. Эти химеры причиняют много неприятностей колумбийцам. - И он начал вставать, словно собирался уйти в дом.
- Подожди, - сказал я ему. - Увидишь кое-что необычное.
Флако снова сел и принялся ждать. Скоро на улице показалась старая седая паучья обезьяна, она вышла из джунглей на южном берегу озера и направилась на север. Это был самец. Вдали от деревьев он очень нервничал, часто останавливался и поднимал голову, чтобы поглядеть на perros sarnosos - бродячих собак, бегавших по улице. Флако увидел его и рассмеялся.
- Ха! Никогда не видел, чтобы паучьи обезьяны так выходили их джунглей.
- Стрельба и люди в джунглях испугали его. Я вижу их теперь каждый вечер. Обычно одна-две, иногда целые стаи. И всегда идут на север.
- Возможно, этот старый седой самец умнее тебя и меня. Может, это знак, - сказал Фалко и нагнулся, чтобы подобрать камень. Он бросил его и попал обезьяне в грудь. - Уходи, иди в Коста-Рику, там кто-нибудь из тебя сделает хорошее жаркое!
Самец отскочил на несколько метров, схватившись за грудь, потом побежал по кругу и в конце концов пробежал мимо моего дома. Мне жаль было обезьяну.
- Не нужно было этого делать, - сказал я Флако. Флако гневно смотрел в землю, и я знал, что он думает об угрозе от колумбийцев с юга и от костариканцев с севера. Вскоре эти две страны вторгнутся к нам, попытаются заставить нас прекратить доступ к нашему каналу капиталистам.
- Насц... на него, если он не понимает шутку, - сказал Флако. Потом рассмеялся и ушел в дом.
Я еще немного посидел на крыльце и думал о том, что уход обезьян дурной знак, но всю мою жизнь люди видят дурные знаки. Моя собственная родина Гватемала была захвачена никарагуанцами, потом в ней установилась диктатура, произошла революция, а кончилось тем же, с чего началось, свободной демократией, и все это меньше чем за пятьдесят лет. Я всегда верил, что как бы плохо ни было, положение со временем выровняется. И проблема социалистов не станет исключением. Я пошел в дом, чтобы поесть. Флако и Тамара съели все свежие фрукты, а мне не хотелось есть без них, поэтому мы решили поесть в ближайшем ресторанчике на Ла Арболеда. Я пошел к Тамаре.
Она лежала на моей кровати, подключив монитор сновидений в розетку у основания своего черепа. Закрыла лицо и свернулась так, что колени касались подбородка. Руку она держала во рту и кусала ее. Лицо напряжено, словно ей больно.
- Она всегда так делает? - спросил я.
- Что делает?
- Сворачивается в позу зародыша, когда подключается к консоли?
- Да, ей это нравится.
- Не трогай ее, - сказал я Флако, потом побежал в соседний дом, к Родриго Де Хойосу, чтобы одолжить запасной монитор. Вернувшись, я установил монитор и подключился к аппарату сновидений...
На берегу ветра нет, но по краю воды бежит кулик, он уворачивается от волн, все время погружает в песок свой черный клюв. Раковины моллюсков, ракушки, скорлупа раков блестят, как голые кости, на песке. В прохладном воздухе запах гниющих морских животных и водорослей. Пурпурное солнце висит на горизонте и окрашивает песок, небо, птицу, обрывки целлофана в красное и синее. Аметистовый песок режет мои босые ноги, а ниже по берегу рыжеволосая женщина в белом платье кормит чаек; чайки кричат и висят в воздухе, подхватывая куски, которые она им бросает. Я остановился и вдохнул воздух, вслушался в шум волн, всмотрелся в цвета. Я так давно видел мир своими протезными глазами всего в трех красках, что теперь, при всех цветах, почувствовал, словно вернулся домой.
Я попытался отыскать недостатки в ее сновидении. Мир этот включал все пять чувств. Я мог ощутить морские брызги кожей и попробовать их на вкус, и чувство это было совершенным. Я видел одинаковую резкость и четкость линий и в камнях, и в пенных волнах на горизонте, и в уносимых ветром птицах. Множество оттенков разнообразили общую пурпурную гамму. Ее сновидение почти профессионального качества.
Но, повернувшись, я увидел промах: на берегу в воде лежал огромный дохлый черный бык, он как будто всплыл из ее подсознания. Горизонт, береговая линия, песчаный склон - все это словно нарочно подчеркивало фигуру быка. Он лежал на боку, головой ко мне и ногами в море. Огромное брюхо раздулось, хотя признаков разложения нет. Узловатые ноги торчат, застывшие в трупном окоченении, и все тело время от времени приподнимается на волне. Волны плещутся о его брюхо, приподнимают большие яички и пенис, которые потом опадают, когда волна отходит. Я сосредоточил все внимание на быке и произнес слово "убрать". На мониторе вспыхнула надпись: ИЗМЕНЯТЬ СНОВИДЕНИЕ ВО ВРЕМЯ ПРОСМОТРА НЕЛЬЗЯ.
Я пошел к рыжеволосой женщине. Красота ее прирожденная: вряд ли такую элегантную линию подбородка может создать пластический хирург. В чертах ее лица та же трагическая смертельная неподвижность, что и в лицах рефуджиадос, и я удивился, почему Тамара выбрала эту рыжую женщину своим альтер эго. Может, эмоция, которую я видел раньше у нее на лице, не подчиняется ей.
- Что тебе нужно? - спросила она, не поворачиваясь ко мне, бросая кусок хлеба чайкам.
Я не знал, что ей сказать.
- Пора есть, - ответил я, оглядываясь на быка.
- Он разговаривает со мной, - сказала она, словно сообщая мне тайну. Она по-прежнему не поворачивалась, и я понял, что она не хочет видеть быка. - Хоть он и сдох, все равно болтает. Болтает со мной, говорит, что хочет, чтобы я поехала у него на спине. Но я знаю, что, если сяду ему на спину, он унесет меня в темные воды, в такое место, где я не хочу быть.
Я сказал, словно ребенку:
- Может, тебе вернуться к Флако и ко мне. Пообедаем. Тебе понравится.
Она застыла, разгневанная моим тоном.
- Уходи. Я закончу тут.
Оторвала большой кусок хлеба и бросила чайке. Та с криком нырнула и подхватила кусок, прежде чем он ударился о землю. Я взглянул на чайку. У нее изорванные крылья и запавший живот. В томных глазах горит безумный голод.
Я пошел прочь и поднялся на песчаный холм, на котором сидела одинокая чайка. По другую сторону холма сновидение кончалось сливающимися дюнами. Я оглянулся на быка в воде и на женщину в белом платье. Она отдала чайкам последний кусок хлеба и подняла руки. Чайка подлетела и клюнула ее в палец. Из раны показалась кровь, и чайки с криками закружились над ней, рвали клювами ее тело.
Чайка рядом со мной крикнула, и я взглянул на нее. На заходящем солнце ее белые перья сверкали пурпуром. Темные глаза словно светились в голове. Холодным пророческим взглядом она смотрела на меня. Я отключился, не желая смотреть, как рвут на части женщину.
- Что случилось? - спросил Флако, как только я отключился от монитора.
- Ничего, - ответил я, не желая еще больше вторгаться с личную жизнь Тамары. Вытащил ее вилку из консоли, прекратив эту пытку, которую она сама себе навязала. Тамара распрямилась и потянулась.
- Пора есть? - спросила она. Она смотрела в пол и не поднимала на меня взгляд.
- Да. - Флако помог ей встать. Снаружи пошел дождь, поэтому Флако сходил в кладовку за зонтиком.
Продолжая смотреть в пол, Тамара сказала:
- Держитесь подальше от моих снов.
- Простите, - ответил я. - Мне казалось, вам больно.
- Голова болела. Вы вторглись в мой сон. У вас нет на это права!
- Вы моя пациентка, - ответил я. - Я обязан заботиться о вас.
Появился Флако с зонтиком, и мы пошли на Ла Арболеда.
В ресторане было только несколько посетителей. Мы заказали рыбный обед, и Флако убедил Тамару попробовать ром "Закат солнца" - напиток, придуманный его дедом. Состоит из смеси рома с лимонным вином, приправленным корицей. Флако попытался убедить и меня выпить, но я отказался. Флако хвастал, что его семье по-прежнему принадлежит компания, делающая лимонное вино, и я заметил, что и компания дедушки и его дурной вкус сохраняются в семье. Тамара негромко рассмеялась и посмотрела на обрубок руки. К нашему столику подошел пьяница, поглядел на нашу выпивку и сказал:
- А, ром "Закат солнца". Мой любимый проклятый напиток в этом проклятом мире. На самом деле это единственный хороший напиток!
- Тогда садитесь и выпейте "Заката солнца" с внуком человека, который его изобрел, - сказал Флако и заказал еще порцию для пьяницы.
Мне это не понравилось: от пьяницы несло кислым потом, и он уселся рядом со мной. Выпив, он тут же уснул, но он совершенно испортил мне обед. Мы ели и разговаривали; Флако много и особенно глупо шутил, вначале Тамара смеялась застенчиво, потом при малейшей возможности начинала бурно хохотать. Один из моих клиентов, беженец из Картахены, заплатил мне в этот день иностранными монетами, поэтому я весь день носил на поясе большой кошелек. Раскрыл его и начал раскладывать монеты по странам и стоимости. Когда Тамара допила первую порцию рома, Флако заказал вторую, потом еще одну, и я понял, что Флако хочет напоить ее допьяна, и Тамара, должно быть, тоже поняла это, потому что от третьей порции отказалась, сказав, что у нее болит голова.
Флако продолжал пить и нализался сам. Стал рассказывать долгую историю о том, как хорошо шел у его отца винный бизнес, пока однажды отец не пошел на мессу и не уснул на ней. И во сне статуя девы Марии заплакала. Отец Флако спросил у нее, почему она плачет, и она ответила, что плачет, потому что он продает вино, а должен бы продавать шляпы индейцам с Амазонки. И отец Флако поверил, что заработает на торговле шляпами много денег, потому что ведь это посоветовала сама дева Мария. Он уплыл на Амазонку и там погиб от укуса ядовитой жабы, не успев продать ни одной шляпы. Этот случай так поразил односельчан Флако и ослабил их веру, что они разбили статую девы Марии молотками.
- А что у т...тебя за семья? - спросил Флако у Тамары; голова его покачивалась, он клевал носом. Она распрямилась, и лицо ее стало замкнутым. Она выпила немного, но сделала вид, что опьянела.
- Семья? Хочешь узнать о моей семье? Я тебе расскажу - мой отец, он был похож на Анжело. Ему нужны были только две вещи: порядок и бессмертие.
Я только что закончил раскладывать свои монеты ровными неустойчивыми рядами, словно банановые плантации. Тамара протянула обрубок руки и столкнула все кучки монет.
- Это не... - начал я.
- Что? Ты хочешь сказать, что тебе не нужно бессмертие? - спросила Тамара.
Как и у большинства морфогенетических фармакологов, надежда на постоянное омоложение, пока человек не решит проблему бессмертия, сыграла основную роль в моем выборе профессии.
- Мне порядок не нужен, - сказал я.
Тамара взглянула на меня, словно я сказал что-то очень странное, и покачала головой.
- Все равно вы все ублюдки. Тело ваше может жить, но душа умирает.
- Кто ублюдок? - спросил Флако.
- Анжело. Он похож на киборга. Хочет жить вечно, но для этого должны умереть другие люди. - Я вдруг почувствовал себя так, словно снова включился в мир ее сновидения. Не смог увидеть никакого смысла в ее странном обвинении меня и киборгов.
- Ты полна гуано, - сказал Флако. - Вот дон Анжело Осик. Он хороший человек. Он джентльмен.
Тамара посмотрела на нас, голова ее качнулась. Она протянула руку к стакану воды, но промахнулась. Вода разлилась по столу.
- Может, он и есть киборг, - сказала она, снова кивая головой.
- Мы... ннне... ки...ии...борги, - сказал Флако. - Ввидишь... нет ки...ииборгов в... эттой комнате. - И он протянул ей стакан с ромом.
- У тебя в голове есть розетка связи? - спросила Тамара. Флако кивнул. - Значит ты киборг. - Она говорила убежденно. Я вспомнил, как недавно в новостях видел материал о суринамском культе чистого тела пуристах тела. Новые члены, посвященные в культ, извлекают свои розетки из головы, отключают протезы почек и другие протезы и живут совершенно без помощи механизмов. Я подумал, может, она тоже из этого культа, и вдруг понял, почему она захотела регенерацию, а не протез: мысль о том, что ее тело срастется с машиной, приводила ее в ужас; она оскверняла храм ее духа.
- Розз...зетка не дделает тте...бя киббб...оргом, - сказал Флако.
- Но это начало. Сначала розетка приспособления в черепе. Потом рука. Потом легкое. По одному за раз.
- Ну, а ты сама? - спросил Флако. - Ты сказала, что расскажешь нам о своей семье.
- Мои мать и отец киборги, - сказала она с замкнутым выражением лица. - Я с ними никогда не встречалась. Я всего лишь вложение в банк спермы. Если родители когда-нибудь и видели меня, вероятно, они остались недовольны: я не похожа на стиральную машину.
- Ха! Тут, ддд...олжно быть, есть кое-что еще, - сказал Флако. Расс...скажи нам все.
- Больше ничего нет, - ответила Тамара. И я подумал, почему она нам лжет.
Официант принес Флако новую порцию выпивки, и тот проглотил ее залпом. Тамара попросила принести аспирин. Голова Флако повисла, поэтому я убрал его тарелку, прежде чем он лег на стол. Тамара продолжала сидеть, глядя в свою тарелку. Я решил утащить вонючего пьяницу, который по-прежнему сидел рядом со мной, и заказать десерт.
Сложил монеты в кошелек и перетащил пьяницу на его прежнее место у стойки. И в это время в моей голове прозвучал сигнал вызова. Я нажал на переключатель за ухом, и человек с сильным арабским акцентом произнес:
- Сеньор Осик?
- Да, - ответил я.
- Попросите женщину, сидящую за вашим столом, подойти к телефону.
Вызывающий, должно быть, находится в зале, если знает, что я сижу с Тамарой, но так как он не знает, что я отошел от стола, значит он вышел.
- Она пьяна. Отключилась, - солгал я и торопливо прошел к двери, чтобы проверить, не звонят ли снаружи.
Раскрыл дверь и выглянул. Улица темна и пуста, но вдали я видел сверкающие очертания человеческого тела рядом с мини-шаттлом. Вызывающий отключился, и этот человек сел в мини-шаттл. Вспыхнули красные хвостовые огни, и мини-шаттл мгновенно превратился в огненный шар: это включился двигатель. Корабль метнулся в звездное небо и исчез.
Я вернулся в ресторан, и Тамара с любопытством взглянула на меня, словно собиралась спросить, почему я убежал. Флако с трудом попытался оторвать голову от стола. Он повернулся к Тамаре и сказал:
- Я только что получил сообщение для тебя по комлинку: Эйриш гг...говорит, что у него твоя рука. А нужна ты ему в...вся.
Тамара побледнела и выпила порцию рома.
2
По пути домой Тамара и Флако были так пьяны, что оба цеплялись за меня. Тамара продолжала браниться и повторять, что ей нужен пистолет, а Флако говорил: "Что?" Когда мы добрались домой, я уложил Тамару на диван, а Флако на полу в холле перед входом в спальню, и сам лег спать.
Через несколько часов меня разбудил Флако. Его тошнило. Тамара что-то бормотала во сне, но я снова уснул. Мне снилась старая реклама "Зеллер Кимех". На ней изображалась группа людей в лунном казино, все киборги, с прекрасными кимехами. Я восхищался этой голограммой. Все киборги смеялись и пили ром "Закат солнца". У некоторых были женские тела, вплоть до металлических грудей с маленькими драгоценными сосками. Одна женщина киборг разговаривала со своим спутником, непрерывно смеясь. Я узнал в ней свою жену, Елену, которую тридцать лет назад сбил грузовик. Мне показалось невероятным, что она умерла. Я просто забыл, что она купила кимех, и мы каким-то образом собрали ее по частям и поместили в кимех, и теперь она на луне, пьет ром "Закат солнца" и смеется. Я хотел подойти к ней и обнять, сказать, как я счастлив, что вижу ее, но тут мое внимание привлек стоявший рядом киборг. У него одна рука была органическая, и он носил ее как признак человеческого в себе. Голова у него из электрически окрашенного красного вольфрама, красивая голова, если смотреть на глаза, но челюсти как у скелета. У него сверкающие голубые циркониевые глаза, и рот оскален в вечной улыбке. И вдруг мне показалось, что в его улыбке что-то зловещее, что он замыслил смерть для остальных в комнате, и только я понял его намерение. И тогда я подумал: "Это не мой сон. Это сон Тамары". И проснулся, потому что кто-то тряс меня.
- Анжело! Анжело! - говорил Флако.
- Si. Que pasa? [Да. Что случилось? (исп.)
- Huy! [Ой! (исп.)] А как ты думаешь? Эта женщина, она ведь сука, когда напивается.
- Да, сука, - согласился я.
- Мне это нравится. Нравятся женщины с характером. - Флако говорил очень медленно и обдуманно. - Подвинься. Я хочу лечь к тебе в постель. - Я отодвинулся, Флако лег, случайно ударив меня башмаками. - А, хорошая постель. Очень удобная. Как раз для двоих. Тебе следовало раньше меня пригласить. Я тебе говорил раньше, что у тебя красивые груди? У тебя груди больше, чем у некоторых женщин.
Слова Флако обеспокоили меня. Но потом я понял, что он шутит.
- Да, моя семья знаменита грудями. Видел бы ты мою мать: у нее их было пять.
Флако рассмеялся.
- Ну, хватит шуток. А то меня снова вырвет, если я буду смеяться твоим глупым шуткам. Анжело, как ты думаешь, Тамара в опасности?
- Да.
- Я держал ее сегодня за руку, - сказал он. - Рука очень тонкая, как у ребенка. Нам нужно очень о ней заботиться. Как ты думаешь, от кого она бежит?
- А от кого бегут все? От своего прошлого.
- А, философский вздор. Ты всегда по ночам несешь философский вздор? Тогда нам нужно почаще спать вместе. Но я думал - может, она известная рефуджиада. Может, бежала из политической психиатрички и будет рада выйти замуж за панамца, такого, как красивый Флако, и жить в нейтральной стране? Добро пожаловать к Флако, добро пожаловать на свободу! Как ты думаешь? По-прежнему считаешь, что она воровка?
- Да.
- А я нет, - сказал Флако. - Поверь мне, о великий философ, я знаю воров. Она слишком жива, чтобы быть вором. Понимаешь?
- Нет.
- Ах, это очень просто. Видишь ли, человек территориальное существо. Он должен обладать чем-то: домами, землей, телесным пространством. И если обладает этим, он счастлив; и счастлив, когда дает другим возможность чем-то обладать. Но воры нарушают саму природу человека, вторгаясь на чужую территорию. Они никогда не бывают в мире с самими собой. И поэтому умирают изнутри. Такой образованный, философски настроенный человек, как ты, должен это знать.
- А ты не социалист? - спросил я. - А что скажешь об антисоциалистах. - Грубый вопрос - я задал его только в шутку. Традиционно в Латинской Америке социалисты применяли социальную инженерию, чтобы уничтожить отжившие идеи, этику и образ мысли. Но чтобы избежать культурной заразы, никитийские идеал-социалисты считали, что им нужно либо поглотить, либо уничтожить все ближайшие капиталистические страны, чтобы создать собственное общество. Само обвинение, в том что Флако социалист, уже плохо, но идеал-социалисты пошли дальше; ходили слухи, что они пытаются создать нетерриториального человека, существо, которое, по их мнению, будет неэгоистично и полно сочувствия, готово отдать все, чем владеет, другим. Слухи также утверждали, что созданные социалистами в Аргентине существа, оказались чудовищными чужаками. Эта новость привела крестьян в ужас, потому что говорили, что когда социалисты закончат работы над нетерриториальным человеком, они выпустят векторный вирус, который заразит всех людей на Земле. И вследствие бактериологической войны все человечество изменится, человек окажется неспособным воспринимать другие идеи, помимо социалистических, и мне кажется, крестьяне боялись смерти меньше, чем такого изменения. Я не знал, верить ли этим слухам. Но Флако говорил о заботах социалистов, и мне показалось забавным обвинить его самого.
Он спросил:
- А почему ты считаешь, что я социалист?
- Ты живешь в Панаме, между молотом Колумбии и наковальней Каста Рики и тем не менее не убегаешь. К тому же ты тощ и труслив, как социалист.
- О, я не социалист, - сказал Флако. - Не верю, что социализм нужен современному человеку. Я считаю, что человек должен сам быть своим хозяином. Но эти никитийские социалисты не позволяют человеку становиться собственным хозяином. Им мало того, что они подчинили искусственный разум, нужно еще покорить и людей, уничтожить противников. И всегда они в своих экономических неудачах винят капитализм. Согласно социалистам, если социалист покупает машину, это признак прогресса, но если машину покупает капиталист, это признак упадка. Они отказываются видеть, что отнимают у людей волю к работе, и потому экономика их стран разваливается. Я встречался с одним человеком из Будапешта. Он рассказывал, что его отец работал на фабрике, которую постоянно приходилось закрывать, потому что рабочие хотели только играть в карты. Правительство направило солдат, чтобы заставили рабочих вернуться к работе, но некоторые все же отказывались. Они сидели и играли в карты под приставленными к ним пулеметами. Наконец солдаты их всех расстреляли, а по радио этих людей назвали изменниками. Этот человек говорил мне, что хоть его отца и убили, он все равно оказался победителем в борьбе с социализмом, потому что отказался подчиниться социалистам. И я считаю, что это другой путь к внутренней смерти - жить под властью других, отказать себе в праве быть собственным хозяином.
Флако считал себя большим политическим мыслителем, а я провел слишком много времени за изучением медицины и не соприкасался с политикой. Некоторое время я почтительно молчал, словно обдумывая его слова.
- Итак, ты не веришь, что эта женщина воровка?
- Нет, я считаю, что у нее пересажен мозг.
Это заставило меня сесть и задуматься. Интуитивно я почувствовал, что он прав.
- Почему ты так говоришь?
- Я однажды видел документальный фильм. Когда нанимали людей в отряды киборгов, военные сохраняли тела солдат в стасисе, пока не кончится срок службы, а если солдат хотел служить бессрочно, он мог продать свое тело на запасные части. Но произошел большой скандал. У некоторых солдат срок службы закончился или они хотели продать свое тело, но оно оказывалось уже продано на черном рынке криотехниками. Весь этот разговор о киборгах заставил меня вспомнить эту историю, и я понял, как Тамара может числиться на службе в световом годе отсюда и в то же время находиться здесь.
- Ты думаешь, кто-то украл ее тело?
- Я думал: захочет ли кто-нибудь красть такое бесполезное тело. Нет, я думаю, Тамара де ла Гарса сама записалась на службу и продала свое тело. И теперь эта женщина носит ее тело.
Я вспомнил прекрасную рыжеволосую женщину во сне Тамары, такую непохожую на тощее черноволосое существо, которое спит на диване, и понял, что пересадка мозга может объяснить, почему во сне она видит себя совершенно другой. Вспомнил, как она пыталась взять стакан воды за обедом - это признак, что ее мозг еще не приспособился к новому размеру тела.