Вулвертон Дэйв
Мой путь в рай

   Дэйв ВУЛВЕРТОН
   МОЙ ПУТЬ В РАЙ
   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЗЕМЛЯ
   1
   Серое пыльное судно на воздушной подушке остановилось перед моим киоском на ярмарке. Раскрылась дверца, и из тени в кабине на ослепительно яркий свет дня вышла очень худая женщина. Странное чувство охватило меня, физический шок, какой бывает, когда видишь старого друга с обезображенным в какой-то трагедии лицом. Я порылся в памяти в поисках ускользающего имени. Голова женщины при ходьбе покачивалась из стороны в сторону. Черный облегающий костюм потемнел под мышками от пота, кровь капала из перевязанной правой руки без кисти. Старая метиска попятилась, перекрестилась и сказала: "Que horror!" [Какой ужас! (исп.)] Мальчик смотрел на худую женщину, разинув рот. "Una bruja!" [Ведьма (исп.)] крикнул он, и толпа одобрительно загудела: да, этот ходячий скелет, должно быть, ведьма.
   Она с трудом прошла к моему киоску, пробиваясь сквозь толпу любопытных крестьян, и положила окровавленную руку на прилавок. Я раскрыл рот, надеясь, что язык сам отыщет ускользающее из памяти имя, а она спросила по-английски:
   - Вы сеньор Анжело Осик?
   Я кивнул, обрадовавшись, что она меня не знает, успокоенный тем, что хриплый голос мне не знаком.
   Она, дрожа, держалась за прилавок.
   - Вы можете поправить... это... тело?
   - Si [Да (исп.)], да, - сказал я, осторожно притрагиваясь к обрубку. - Рука у вас есть? Может, присоединить ее?
   - Нет.
   Рана свежая, но скоро начнется инфекция.
   - Потребуются месяцы, чтобы вырастить новую руку, и еще месяцы, пока вы сможете ею пользоваться. Я могу предложить протез, это гораздо быстрее...
   - Делайте руку. Немедленно! И кости тоже. Мне нужны кости. - Она говорила быстро, властным голосом богатых refugiados [беженцы (исп.)] из Соединенных Социалистических Штатов Дель Сур [Del Sur - юг (исп.)]. Я подумал, что она может быть преступницей из Гвианы или американских колоний в Независимой Бразилии. Наклон плеч и щеки свидетельствуют, что у нее от рождения узкие кости, но даже если у нее болезнь костей, все равно это не объясняет малый диаметр ее суставов.
   - Сколько времени провели при низкой силе тяжести? - спросил я.
   - Никогда не была при низком тяготении, - солгала она.
   - Вам нужно лечь в больницу, - сказал я ей, опасаясь иметь дело с преступницей. - Я всего лишь бедный фармаколог. И мои лекарства не так чудотворны, как считают некоторые.
   - Вылечите меня! - ответила она. - Никаких больниц. И никаких вопросов. - Она достала компьютерный кристалл длиной в ее ладонь и сунула мне в руку. Гладкая тусклая поверхность кристалла буквально невидима, если не считать карман с жидкой компьютерной памятью на одном конце. Прекрасный кристалл, класса фугицу, стоит небольшое состояние, возможно, этого хватит даже на омоложение. У меня никогда не было средств на омоложение, а оно мне очень нужно.
   - Вам нужно отдохнуть, полежать в больнице, - сказал я.
   Она наклонилась вперед, и я увидел, что она молода, гораздо моложе, чем я подумал вначале; черные волосы падают на глубоко посаженные черные глаза, а потное лицо побледнело от искреннего ужаса.
   - Если вы мне откажете, я умру, - сказала она.
   И в этот момент, когда она проявила свой ужас, я решил, что она прекрасна. Мне очень захотелось помочь ей, утешить. Я сказал себе, что она не может быть преступницей, вышел из киоска, закрыл проржавевшую алюминиевую дверь и проводил женщину в ее машину. Дал шоферу свой адрес в Гатуне и велел ему добираться по авениде Бальбоа. Он медленно провел машину по многолюдной ярмарке, и скоро худая женщина закрыла глаза, свернулась клубком и начала дышать со свистом, как в глубоком сне. Мы проплывали мимо толп метисов, продающих яркие одежды и макао, свежие фрукты, дешевые тайские микрочипы, лежащие в глиняных горшках. Повсюду их жадные глаза и жесты манили моряков с торговых кораблей из Европы, Африки и Азии, которые обшаривали это панамское захолустье в поисках техники и контрабанды. Местные крестьяне сердились на нашего шофера за то, что он забрался в пешеходную зону, и отказывались расступиться, поэтому он включал форсажные двигатели и направлял на толпу струи горячего воздуха и пыли, обжигая обнаженные ноги детей. Ко мне через толстое стекло окна долетали проклятия и крики боли. Я чувствовал себя грязным и грешным из-за того, что нахожусь в машине, и жалел, что согласился позаботиться о худой женщине. Включился, чтобы позвонить в корпорацию Упанишади-Смит и заказать аппаратуру для регенерации конечностей, реабилитационный пакет остеопорозиса - для восстановления костей и саморегулирующуюся канистру с флуотаном. Кончиком языка облизал губы и принялся разглядывать лица в толпе в поисках друга.
   На краю свободной зоны, где толпа поредела, я увидел Флако, своего доброго друга, который ничего не имел против дел с преступниками, как, впрочем, и я, и попросил шофера остановить лимузин. Флако стоял с несколькими торговцами оружием, которые спорили с четырьмя гверильями о цене поношенного защитного телесного вооружения. Один из гверилий снял шлем, и я по огромным, неправильной формы ушам понял, что это химера генетически преобразованный супермен, один из тех, кого генерал Торрес создал в Чили, прежде чем социалисты свергли его режим. Я смотрел, как химера роется в вооружении в поисках лучшего шлема; даже со своего места я видел, что лучший шлем в этой груде он уже пропустил, и мне пришлось подавить желание сказать ему об этом. Но я продолжал смотреть, гадая, найдет ли он его, и отмечая про себя ширину его торса и мощь рук. Небольшого роста, он обладал прочным скелетом. На Гаити вырастили десятикилограммовых боевых петухов со шпорами такой длины, что они легко могут выпотрошить койота, и никто даже брови не поднял. Но когда Торрес объявил, что создает химер, которые смогут жить на других планетах, это сообщение вызвало мятеж в Консепсьоне и революцию в Темуко. Я помню фотографию, которую показал мне крестьянин их Талькуахано: на ней он и другой повстанец улыбались, держа за концы крыльев большое коричневое существо, наполовину летучую мышь, наполовину человека. Он рассказал мне, что убил это существо дубиной в одном из поселков инженеров. Организация Объединенных Наций выразила формальный протест против этих работ в Чили.
   Химера наконец заметил хороший шлем в груде и подобрал его. У химеры оказалась широкая приятная улыбка, и я был рад, что он сражается против колумбийцев.
   Я помахал Флако. Тот подошел к нашей машине, просунул узкое лицо в окно и поднял бровь, увидев худую женщину.
   - Hola [выражение удивления: эй! ну! (исп.)], Анжело. Ты назначаешь свидания мертвым женщинам? - спросил он со смехом. - Отличная мысль. Здорово! Очень разумно!
   Я вышел из судна, обнял Флако и отошел, так, чтобы худая женщина нас не слышала.
   - Да, - сказал я. - Хорошая добыча для старика. Она не только хороша. Когда я с ней покончу, из нее получится отличное удобрение для моего газона. - Флако рассмеялся. Я протянул ему кристалл. - Сколько он стоит?
   Флако повертел его в руках.
   - Программа в нем есть?
   - Не знаю.
   - Может, четыреста, пятьсот тысяч, - сказал он.
   - Проверь, пожалуйста, регистрационный код. Я думаю, он украден. Можешь раздобыть сканер для сетчатки глаза и принести мне домой сегодня вечером?
   - Да, мой друг, - прошептал Флако. Он оглянулся на женщину в плавающем судне. - Однажды я видел паука с такими же худыми ногами, сказал он. - И растоптал его. - Он потрепал меня по плечу и рассмеялся.
   Я вернулся в машину, и мы покинули свободную зону. На пути к окраинам Колона мы миновали ровные ряды банановых плантаций. Я никогда раньше не ездил по этой скоростной дороге в такой машине и потому впервые заметил, как правильно расположены растения - каждое в трех метрах от других. В молодости я служил в армии в Гватемале и там потерял глаза, мне заменили их протезами. Они регистрируют инфракрасное освещение, я вижу блеск, напоминающий сверкание платины на солнце. И в этот день темно-зеленая листва бананов светилась инфракрасным светом. А под ветвями множество гамаков, хибар из джутовых и картонных ящиков, палаток, старых машин убогие временные жилища беженцев из социалистических государств Южной Америки. Беженцы боялись идти дальше на север через Коста-Рику и потому теснились здесь, ожидая корабля, чтобы отплыть на Тринидад, в Мадагаскар или в какой-то другой воображаемый капиталистический рай.
   Я смотрел на хибары среди плантаций и думал о том, что странно видеть подобный беспорядок в порядке. Мне вспомнился случай из моего детства: в нашей деревне поймали семью убийц, их звали Батиста Сангриентос, и они продавали органы тел. Когда полиция захватила семью, ее отвели на берег, чтобы расстрелять в присутствии населения и чтобы все знали, какое непростительное преступление они совершили. Трое мальчиков в этой семье были еще детьми, от десяти до двенадцати лет, и говорили, что когда расчленялись жертвы, эти мальчики соревновались, кто раньше доберется до ценного органа. Но все Батисты клялись, что мальчики невиновны. И когда полиция приготовилась стрелять, офицер приказал Батистам встать в ряд, но младшие мальчики цеплялись за своего убийцу-отца и не хотели отходить. Полицейским пришлось побить их дубинками, и потом семью долго выстраивали в ряд. А капитан еще долго ждал, прежде чем отдать приказ расстрельному взводу. Я всегда думал, что капитану просто нравилось смотреть, как они стоят в ряд в ожидании смерти. И когда пули впивались в ребячьи тела, я подумал: "Почему капитан не приказал стрелять, когда они цеплялись за отца? Какая для него разница?"
   Когда мы добрались до моего дома, я отнес худую женщину в прохладный подвал и положил на одеяло на пол. Проверил пульс и разглядывал повязку на обрубке руки, когда услышал шаги на ковре за собой. Шофер принес две небольших сумки и поставил их на пол. Я расплатился с ним, и на это потребовалась вся моя наличность. Потом проводил его из дома и спросил, не довезет ли он меня до Колона бесплатно: все равно он едет туда. Он отказался, поэтому я пешком прошел одиннадцать километров назад, в Колон, чтобы забрать заказанные лекарства в корпорации Упанишади-Смит.
   Я наслаждался обратной дорогой. Дом у меня старый, штукатурка со стен обваливается, но остальные дома не в лучшем состоянии, поэтому мой дом в сравнении не проигрывает. Некоторые даже считают меня богатым, потому что дом на берегу озера и потому, что не могут себе представить бедного морфогенетика. Но я как-то проводил омоложения в пентхаузах Майами, где люди не могут одолеть скуку своей пустой жизни, где омоложение часто служит прелюдией самоубийства. А на пороге своего дома я часто дремлю на солнышке после полудня, и мне снятся места, где люди живут простой жизнью, полной страсти. Это место я нашел, когда нашел Панаму.
   К моему возвращению домой солнце только что село. Становилось прохладней. Под деревом папайя в моем переднем дворе лежал Флако, глядя, как большая коричневая фруктовая летучая мышь пожирает плод папайи, выплевывая на землю семена.
   - Hola, Анжело, - воскликнул он, увидев меня. - Я принес то, что тебе нужно. Паучьи Лапы в доме. Она проснулась. Я принес ей прекрасные желтые розы. Они ей понравились, как летучей мыши нравятся папайи. Мне кажется, она приклеилась носом к цветам.
   - Значит, ты видел ее? - спросил я.
   - Да. Я сказал ей, что я врач и что ты попросил меня присмотреть за приемом лекарств.
   - Она тебе поверила?
   - О, да, я очень хороший лжец. - Флако рассмеялся. - И еще: в кристалле есть программа, старая военная программа.
   - Военная?
   - Да. Программа реальности для мозговой сумки.
   Я слышал однажды на медицинском конгрессе речь об этих программах реальности. Военные подключали их к мозгам, которые необходимо сохранить для трансплантации. Программа реальности предохраняет готовый для трансплантации мозг от сенсорного голода, иначе он может стать параноидным или психотиком. Она подключает сознание к сновидению, где мозг человека ест, работает, спит и совершает другие обычные действия, не сознавая, что существует без тела. Но программа реальности может пользоваться только существующими воспоминаниями и разнообразит сценарии, смешивая части этих воспоминаний. Мозговая сумка следит за реакциями мозга и вносит поправки в сценарии, чтобы мозг не был слишком удивлен и шокирован.
   - Украдена? - спросил я.
   - Согласно регистрационному коду на кристалле, он принадлежит сеньору Амиру Джафари. Этот Джафари живет на одной из орбит Лагранжа. Не является гражданином никакого государства и потому, по-видимому, предпочитает жить вне закона. Обладание им такой программой незаконно: он поэтому не станет сообщать о ее краже.
   - Он врач? - спросил я.
   Флако пожал плечами.
   - Иначе зачем бы ему интересоваться сохранением мозга?
   Флако снова пожал плечами, достал кристалл из кармана и сказал:
   - Если захочешь продать, можем получить пятьсот семьдесят две тысячи стандартных МДЕ.
   Я подсчитал: если не произойдет осложнений, лечение худой женщины будет стоить примерно двадцать шесть тысяч международных денежных единиц, так что останется достаточно, чтобы купить омоложение. Нужно будет только вложить куда-нибудь эти деньги на один-два года. Однако я решил спросить у худой женщины, есть ли у нее рецепт на кристалл: а вдруг она все же не украла его. И попросил Флако несколько дней подержать кристалл у себя.
   Когда мы спустились в подвал, худая женщина сидела в углу спиной к стене, подняв колени к подбородку. На коленях у нее лежали три желтые розы, и она спала. Я открыл сумку восстановления конечностей и стал доставать и раскладывать мази, растворы и медицинские инструменты на чистой ткани на полу.
   Флако прочел инструкцию по применению флуотана и начал учиться прикладывать маску к лицу женщины. Когда он достаточно попрактиковался, я коснулся плеча женщины и разбудил ее. Она проползла в центр пола и легла на спину.
   Розы упали с ее колен, и Флако протянул их ей. Она вдохнула их аромат и сказала:
   - Знаешь, когда нюхаешь их долго, запах утрачивается. Их нельзя держать долго.
   Мы с Флако кивнули.
   - Кстати, - сказал Флако, - как нам вас называть?
   Худая женщина не ответила. Флако разговорным тоном продолжал:
   - Анжело говорит, что мы должны звать вас Паучьи Лапы. Думает, это очень забавно. Но я ему сказал, что женщину нельзя так называть. Вы должны его простить: у него ум крестьянина, они ничего другого не понимают.
   - Зовите меня Тамарой, - сказала она.
   - Ага, Тамара. Подходящее имя, очень красивое, - сказал Флако.
   - Кристалл еще у вас? - спросила Тамара.
   - Да, - ответил я.
   - Можно мне его потрогать? Держать, пока вы не кончите?
   Я кивнул, а Флако вложил ей в левую руку кристалл, надел на ее лицо газовую маску и открыл канистру. Они вдохнула острый запах флуотана, на мгновение попыталась выбраться из-под маски и уснула.
   Я наложил ей на запястье турникет и снял повязку. Немного прозрачной маслянистой синовиальной жидкости из перерезанных суставов собралось под повязкой вместе с гноем. Рана начала кровоточить, поэтому я раскрыл пакет пластиковых противоинфекционных клипов и перекрыл лучевую артерию. В таких случаях полагается запечатать каждую кость и выращивать ее отдельно. Молекулы в регенеративном растворе снимают генетический код клеток, в которые они проникают, и начинают упорядоченно дублировать их - в сущности, повторяется процесс роста зародыша. Но ткани скелета регенерируют по другим химическим формулам, чем остальные ткани, и ни одна ткань, за исключением кожи, не возродится на конечности, если оба типа формул не используются одновременно.
   Я взял одноразовый скальпель и принялся отделять плоть от лучевой и локтевой костей. Из-за малого диаметра костей я подумал, что они перерублены сразу за суставом. Но, к моему удивлению, светло-голубой артикулярный хрящ, который, как шапкой, покрывает сустав, оказался не тронут. Только связка, фиброзное покрытие, соединяющее суставы, оказалась разорванной. Очевидно, руку не отрезали, не отстрелили, а просто вырвали. Мой сосед однажды поставил капкан на злую собаку, которая пугала его детей. Собака попала в капкан и вырвала лапу точно так же, как у женщины была вырвана рука. Все кости ниже кистевого сустава отсутствовали, хотя длинный обрывок плоти с ладони еще висел. Это делало мою работу более легкой. Я убрал окровавленный скальпель в его целлофановый пакет, согнул ее руку, так что мышечная ткань отошла от обнаженной кости, и погрузил кость в раствор для регенерации.
   Вначале Флако следил за работой, но потом ему это наскучило, он поднял левую руку женщины, выпустил и смотрел, как она безвольно падает.
   - Не делай этого, - сказал я.
   - Почему?
   - Кости могут сломаться. Мне кажется, она родилась не на Земле. Слишком хрупка.
   - У меня был когда-то друг, он ударил приезжего с другой планеты и случайно убил его, - сказал Флако. Он начал рыться в сумочке худой женщины, достал платок, баночку с таблетками, похожими на витамины. И складной химически-лазерный пистолет. - Ха! Как ты думаешь, это ей для охоты на муравьедов?
   Я удивился при виде пистолета. Флако положил его назад и ненадолго вышел. Я занялся регенерационной жидкостью для плоти и кожи, с помощью зажимов Деринга закрепил порванные сгибающие плечевые мышцы на нужных местах; потом наложил смолистое покрытие на рану и решил, что поработал хорошо. Конечно, регенерация никогда не проходит точно так, как запланировано, и через несколько недель придется открепить сухожилия и соединить несколько новых нервов со старыми.
   Пока смолистая перевязка не высохла, я раскрыл пакет для реабилитации кости, вставил гормонный катетер на пять сантиметров выше запястья и начал накачивать кальцитонин, коллагены, SGH (гормон роста крови) и минеральные добавки. Когда смолистая повязка высохнет, она плотно обхватит катетер и предотвратит инфекцию.
   Тем временем Флако принес сканер для сетчатки глаза и возился с ним у розетки. Я думал, он принесет небольшую переносную модель, какими пользуются иногда полицейские, но у него оказалась большая промышленная установка. Углы ее загибались - тут она была оторвана от чьей-то стены, и из гнезд свисали болты, которыми она крепилась к стене; на болтах все еще видны были частички белой краски и штукатурки. Флако перерезал электрический шнур, чтобы унести сканер, и теперь присоединял вилку.
   - Где ты взял сканер? - спросил я.
   - Украл у стола контроля в публичной библиотеке.
   - А почему просто не взял напрокат?
   - Не знаю. Мне казалось, ты хочешь сохранить все в тайне - никаких записей.
   - Это не так важно, - сказал я.
   - Если тебе от этого будет лучше, завтра отнесу его назад.
   - Хорошо, - согласился я.
   Флако закончил соединять провода и включил сканер, а я перекрыл флуотан и открыл у Тамары один глаз. Флако нацелил на него сканер, но глаз закатился, и мы не увидели сетчатку, поэтому Флако начал звать ее: "О, Паучьи Лапы! О, Паучьи Лапы! Проснись! У нас отличные мухи для тебя!" и тому подобный вздор. Я слегка похлопал ее по щекам. Вскоре глазное яблоко вернулось на место, и Флако отсканировал его. Она по-прежнему спала, но я все равно снова пустил флуотан, чтобы она не помнила, что ее сканировали. Затем Флако включился и прочел идентификационный номер АК-483-VО-992-RAF.
   Я убрал все и сделал худой женщине укол, чтобы она проспала всю ночь. Флако отправился в ванную. Пять минут спустя он вышел и сказал:
   - Я связался со своим агентом. Мы верно прочли ее номер?
   Сканер был еще включен, и я заново прочел ему номер.
   Флако стоял в углу, прислушиваясь к связи в голове.
   - Согласно записям, - сказал он, - она Тамара Мария де ла Гарса. Родилась 24.2.2267 на Бахусе 4 в системе Кита. Улетела оттуда в возрасте восьми лет, семнадцать лет провела в полете на Землю. Два года назад вступила в Объединенную Морскую Пехоту Земли и в составе миротворческих сил улетела в систему Эпсилон Эридана. - Взгляд Флако оставался несфокусированным, он продолжал прислушиваться к голосу в голове. Согласно данным военных, она уже два года в полете. Должна достичь Эпсилон Эридана в 2313 году.
   - Ага, - сказал я. Отключил от ее маски флуотан. По словам Флако, женщина должна быть в световом годе от Земли. Очевидно, она либо сбежала с корабля, либо вообще никогда не улетала - но в таком случае она числилась бы среди неявившихся. Военные явно фальсифицировали ее данные. Я начал думать, зачем это военным, и придумал множество возможных объяснений.
   Флако продолжал стоять в углу.
   - К тому же, - сказал он, - мой друг говорит, что два месяца назад владелец кристалла, Амир Джафари, произведен в генералы класса Д в Объединенной Морской Пехоте Земли, он глава разведки киборгов. - Флако улыбнулся, он по-прежнему был подключен.
   Вначале я решил, что это объясняет интерес Джафари к сохранению мозга. Отряд киборгов стал известен в прошлом из-за похищения мозгов призывников; их мозг помещали в мозговую сумку и подключали к программе реальности; они были убеждены, что ведут повседневную жизнь, пока их не перемещали в механические тела. Но почему тогда компьютерный кристалл значится за Джафари, а не за Объединенной Морской Пехотой? Он не стал бы хранить кристалл просто как вложение: цена таких штук постоянно падает, на рынке все время появляются усовершенствованные модели.
   Флако щелкнул переключателем за левым ухом; взгляд его неожиданно сфокусировался, связь прервалась.
   - Мой друг говорит, что больше не может со мной разговаривать. Его засекли. Он отправляется в отпуск.
   - На нас выйдут?
   Флако пытался говорить уверенно:
   - Нет, не думаю. Это я ему звонил. Они до нас не доберутся. - Он сел на пол и вздохнул. Я знал, что он ошибается. Если захотят, проверят все связи сего приятелем и выйдут на нас. Но на это потребуются часы, может быть, дни. - Так что же ты думаешь? - спросил Флако.
   Я понимал: он хочет, чтобы я догадался, кто подделал документы. И принялся говорить, осторожно подбирая слова и стараясь изменить тему разговора:
   - Я думаю, эта женщина не Джафари, кристалл она украла.
   - А знаешь, что я думаю? - спросил Флако. - Я видел, как ты работал. Ты зря тратил деньги, изучая морфогенетическую фармакологию. Ты всего лишь читал инструкции на упаковках. Всякий мог бы это сделать. Обезьяна могла бы.
   - Да, - согласился я, - Флако мог бы.
   - Я хорошо справился с флуотаном, верно? Я хороший анестезиолог.
   - Да, ты хороший анестезиолог, - сказал я ему.
   - И я устал. - Флако зевнул.
   - Я тоже.
   - Можно мне здесь поспать?
   - Женщину нужно положить на диван, а других постелей у меня нет.
   - Я буду спать на полу, - сказал он, - пол хороший, очень мягкий, очень практичный.
   - Хорошо, - согласился я, - к тому же присмотришь, чтобы эта воровка не унесла мои ценности.
   - Я буду охранять твои ценности своей жизнью, - пообещал Флако. Мы перенесли Тамару на диван, потом Флако лег на пол и закрыл глаза.
   Хотя было уже поздно, мне предстояло еще многое сделать. Я пошел к себе в комнату, включил свой компьютер и набрал номер информатора 261 это искусственный разум, который меня обслуживает. Я запросил все научные статьи по морфогенетической фармакологии, опубликованные за последние три дня. ИР начал торговаться, пытаясь пересмотреть ставку за обслуживание. Он запрашивал слишком много; иногда мне кажется, что его устройство для заключения сделок неисправно. Он совсем не понимает эмоциональной привязанности к деньгам. Я договорился об относительно разумной плате и получил доступ к информации. И изучал ее намного заполночь.
   Утром Тамара вернула мне компьютерный кристалл, а я пополнил запас гормональной жидкости, велел Тамаре есть и пить как можно больше и ушел. "Доктор" Флако пошел со мной.
   Ее грязную повязку я отнес к Упанишади-Смиту, чтобы сделать анализ крови. У Тамары оказался очень низким уровень лейкоцитов и других антител, и это очень странно. С такой серьезной раной уровень антител должен резко повыситься. Но у людей, выросших в искусственной атмосфере, иммунная система часто реагирует неадекватно, так что я не очень тревожился. Однако в Панаме очень высокая влажность, соответственно возрастает опасность инфекции, и я подумал, что нужно купить иммунизационную сыворотку широкого назначения. Потом я пошел в свой киоск на ярмарке. День тянулся медленно: сделал два липидных и холестериновых укола старикам, заглянул один игрок в американский футбол, он хотел, чтобы я с помощью миелина ускорил его мышечную реакцию. Его просьба невыполнима, и я сказал, что гораздо лучше поставить протетические нервы, потому что серебряная проволока передает импульс гораздо быстрее, чем миелиновый нерв; порекомендовал ему врача, который заменял мне симпатическую и периферийную нервные системы. Было прохладно, и я отправился домой еще до заката.
   Когда я вернулся домой, на крыше сидел серый котенок с белыми лапами, а Флако и Тамара на переднем дворе бросали котенку красный пластиковый мяч. Котенок прятался по другую сторону крыши, а когда Флако бросал мяч, он катился по красным черепицам, котенок слышал это, выбегал из-за гребня и гонялся за мячом, пока тот не падал с крыши. Котенок тогда начинал шипеть, волосы у него на спине вставали дыбом, словно он не ожидал увидеть Тамару и Флако, и он снова бежал прятаться за гребень. Тамаре эта игра нравилась не меньше, чем котенку. Она смеялась, когда котенок бросался на мяч, была очень возбуждена, часто прижимала руку ко рту. Мне неожиданно захотелось поцеловать ее, и мысль о том, чтобы обнять ее и поцеловать, показалась мне совершенно естественной, и я бы так и сделал. Немного подумав, я решил, что Тамара, когда смеется, не менее красива, чем когда пугается. Лицо у нее очень выразительное, на нем отражаются все эмоции, и это делает ее совершенно непохожей на мрачных беженок с пустыми глазами и торговок, которых я обычно вижу. Флако, должно быть, тоже заметил это: он говорил с ней мягким уважительным тоном.