Страница:
Ну, что ж, времена определенно менялись…
Юрист, пожалуй, знает. Большой Макс. Эдакий символ неспешности и стабильности. Символ надежных вложений в недвижимость…
— Оно твое, оно тебе надо? — недовольно бубнил Большой Макс, — Давай лучше пойдем, пивка в обед попьем…
— Ты что, Макс, какое тебе еще пивко? — весело возмущался Миха, — Ты же лопнешь, деточка…
— Не лопну, — солидно заверял Макс, — На пиво, погруженное в тело, действует выталкивающая сила…
— Что-то на тебя она не действует…
— Это потому, что еще не достигнута критическая масса. Поэтому пойдем, пивка попьем…
Макс был юрист, а потому умел переводить неприятный разговор в русло нужное и приятное…
Постепенно Миху стали избегать. Словно ребенка, который надоел взрослым своими вечными «зачем» и «почему». Только беспечный Санек не боялся проклятых вопросов. Ему было плевать: платили неплохо, и халтурить не мешали.
А в один из серых понедельников Миху вызвали «на ковер».
Руководство восседало за длинным, сверкающим лаком столом и сканировало Миху бесцветными полковничьими глазками. Перед руководством лежал лист бумаги, на котором виднелись тщательно нарисованные самолетики, танчики, звездочки. Все на столе было аккуратно, перпендикулярно-параллельно размещено — ничего лишнего и ненужного: плоский, тускло горящий монитор с государственным гербом в качестве «обоев», государственный же флажок на подставке, телефон, канцелярский набор, позолоченный танк на малахитовом постаменте.
Этот набор производил на Миху угнетающее впечатление, вызывая неприятные ассоциации с военкоматом. И еще больше усугублял Михины сомнения по поводу эффективности работы фирмы.
— Ну, и? — произнесло руководство, — Ну, и какого рожна тебе надо, а?
Миха вспыхнул, но проглотил грубое «ты», а вместе с ним и «рожно».
— Какого, спрашивается, хрена тебе надо? Тебя программистом взяли или особистом, блин?
— Сисадмином…
— Вот и соса… сисадминь себе, а не лезь, куда не просят. Что это за вопросы, понимаешь: «а что, а зачем»? Это вообще, твое собачье дело или наше?
— Не надо со мной таким тоном, пожалуйста…
— А каким еще с тобой тоном?!.
Миха понимал, что лезет в бутылку, но закипающая злость на плюющегося в приступе самодурства начальника тянула за язык дальше.
— Я не понимаю, в чем проблема… Я, что, не справляюсь с работой?
— Я вообще не знаю, что у тебя за работа, зачем вообще тебя брали, когда у нас три программиста в штате! Но сказали: надо! Ну, раз надо — пожалуйста, работай! Так нет же, не сидится ему, давай другим мешать работать!
— Кому я мешал?!
— Всем! Что за идиотские вопросы: что мы продаем, откуда деньги?… Тут, понимаешь, крысятничеством попахивает…
— Но я…
— В общем так, сынок… Если на тебя поступит еще хоть один сигнал — пиши заявление. Нам крови не надо, портить трудовую книжку не будем. Но здесь ты не останешься. Все понятно?
— Так точно.
— Вот и ладушки. Иди, работай…
— Нет, народ, ну вы прикиньте, как они повелись! Я только пяти человекам в универе рассказал об этой истории — ну, со стройкой там, стадионом — так они мало того, что всерьез все восприняли, так еще и людей с собой притащили! Ну, конечно, многие потом плюнули, да свалили, но человек тридцать-то осталось. И еще приходят! Знаете, о чем это говорит? — Борис сделал самодовольную паузу.
— О чем это говорит? — буркнул Миха. Ксюха с интересом наблюдала за ораторским излияниями Бориса.
— Это говорит о том, что я — харизматический лидер!
— Чего?!
— Чего-чего! Это значит, что я могу воздействовать на людей силой слова и личного обаяния!
Миха с Ксюхой дружно фыркнули.
— Чего ржете? Я, пожалуй, могу стать великим диктатором…
— Великим клоуном ты можешь стать, это точно, — сказал Миха. — Ты похоронил в себе Чарли Чаплина…
— Сам ты клоун! — обиделся Борис, — ты не понимаешь, они действительно поверили в мои слова! Я только попытался все это красочно и правдоподобно преподнести. А они будто ждали, чего я им скажу! Я только успевал заткнуться, как они начинали развивать мою мысль, они дополняли идею и вносили в нее какую-то свою логику, так, что я теперь и не скажу точно, где мои мысли, а где их. Помните — «из искры возгорится пламя?» — вот это как раз такой случай…
— Ба, да ты, прям, новый Ильич у нас! — съязвил Миха.
— Типа того, — кивнул Борис, — А интересно, знаете ли, понаблюдать, как на твоих глазах развивается что-то совершенно новое, чему ты сам стал причиной…
— Берегись, Борис, у тебя симптомы мании величия, — озабоченно произнесла Ксюха и потрогала Борисов лоб, — М-м… гарачий, савсэм бэлый…
— Не боишься, что тебя отравят, как Ленина? — желчно поинтересовался Миха.
— Ты, что! — укоризненно произнесла Ксюха, — Я думаю там все не настолько серьезно…
— А кто там, у вас теперь главный? По слухам, теснят тебя? — спросил Миха.
— Что значит, «у вас»? — возмутился Борис. Вопрос он проигнорировал, — Я сам по себе, они сами по себе. Я-то как раз не воспринимаю все это так серьезно. Ну, поигрались, ну пофантазировали… Я им не мешаю, они не мешают мне…
— А что ж ты тогда такое нес по ящику, когда у тебя интервью брали? — задумчиво разглядывая ногти, спросила Ксюха, — Что за призывы «открыть глаза», «отряхнуть пелену с век», «увидеть истину»? Я когда это услышала, чуть с дивана не упала…
— Тебя показывали по телеку?! — удивился Миха, — А почему я не в курсе?
— Да, мелочи жизни, — скромно отмахнулся Борис, — Шутка это была. А товарищам все же приятно. Мне им подыграть нетрудно, да и самому весело…
— А эти твои новые друзья в курсе были, что ты просто, как это ты говоришь, подыгрываешь?
— Нет, конечно. Я ж гуру! Я для них авторитет…
— Доиграешься ты Борис, — с сомнением произнесла Ксюха, — Сколько у вас там человек уже?
— За сотню скоро будет…
— Да, Борис… голову тебе оторвут, когда узнают, что ты такую толпу за нос водишь, да еще и ослами перед всем городом выставляешь…
— Ерунда, ребята, ей-богу. К тому же у меня неплохая крыша есть…
— Да, ну! Интере-есно…
— Ага! У нас уже свой человек из мэрии. Ну, из старого аппарата…
— Так вот, кто теперь у вас заводила! — обрадовалась Ксюха.
— А что за человек? — поинтересовался Миха.
— Ну, ты его вряд ли знаешь… Мы его Кардиналом зовем: на Решелье шибко похож… Кстати, это его идея — собираться на стадионе под видом тренировок, чтобы лишних вопросов не было…
— Гы! Надо же… А когда можно будет прийти посмотреть на все эти… гм… чудеса?
— Да когда угодно… Надо только заранее у Кардинала спросить…
— Зачем?
— Ну… — замялся Борис, — Сейчас перестали звать всех подряд… Новеньких предварительно изучают, неподходящих отсеивают, чтоб других не смущали…
— Оба-на! Реальная секта! — восхитилась Ксюха, — А жертвоприношения будут?…
— Ну ты, в натуре, учудил, старик! — покачал головой Миха.
— Сам уже не рад, если честно, — признался Борис, — Даже страшновато становится. Но все равно приходите. Через недельку — нормально будет?…
И Следователь, что называется, прозрел.
Традиционная этика в этом городе летела к черту. То есть, фактически наступал именно тот момент, для которого и создавался Орден. Самое время консервировать архивы и ждать, пока схлынет очередная грязная волна. Ну, а за тем — по старому доброму плану — каждый на своем рабочем месте — учитель, врач, военный — начинает снова проводить в жизнь сохраненные ценности, заодно уча и привлекая на свою сторону немногочисленных сторонников, как бывало уже не раз…
Как здорово все получилось в шестидесятые! Кто знает, чьим в действительности огнем подогревалась та самая «оттепель», почему люди улыбались и были счастливы безо всяких материальных благ? Кто знает тех Хранителей, что бережно таили в себе принципы Ордена в лагерях и эмиграции? Кто аккуратно подтолкнул страну к переменам, а затем не дал сгинуть и распасться в смутные девяностые? Кто знает их имена?
Следователь улыбнулся. Да все, пожалуй, знают. Не знают только, что они и есть те самые Моральные партизаны, как их почему-то прозвали в этом городе. До чего ж не модными стали нормальные когда-то принципы, что их приходится прятать в подземелье — «чтоб не испортились»…
Всегда, даже в самые беспросветные времена, оставалась надежда, что их качества потребуются людям… И ведь, рано или поздно, требовались…
Однако теперь в Следователе вдруг заговорили недостойные Хранителя чувства профессиональной гордости и обиды за любимое дело.
Его подследственные становились героями телепередач, кумирами, культовыми фигурами. Более того, героями становились и иные персонажи, которые, не будь он в этом проклятом отпуске, стали бы кандидатами в его «клиенты».
Стажер, несмотря на неопытность и этическую неустойчивость, свойственную, в прочем, молодости, сумел в небольшой папке собрать материал для маленького городского Апокалипсиса.
Стиль его изложения сделал бы честь опытному журналисту-очернителю.
Материалы последовательно и наглядно показывали жуткую картину морального разложения населения, которое выражалось, прежде всего, в отходе от привычных, хотя и давно уж не столь чтимых, ценностей. Весь город, согласно Стажерским опусам, медленно, но неуклонно, отказывался от всего духовного и обращался под власть предметов, вознося их над собой, делая из них идолов, требующих, конечно же, жертв в виде потраченного на их приобретение и использование времени, душевных и физических сил… Апофеозом всего этого безобразия становилось скрытое массовое сектантство.
Далее следовали вполне логичные и живописные примеры.
Следователь, он же Хранитель, задумчиво листал «дело». Да, город его беспокоил.
Но еще больше его беспокоил Стажер.
Стоявшие поодаль Миха, Леха и Ксюха с неподдельным интересом наблюдали, как группа товарищей человек в сто пятьдесят «приобщалась ко Сну». Сидя к ним спиной плотными рядами, люди слегка покачивались из стороны в сторону с закрытыми глазами и счастливыми улыбками на лицах.
— Так я что-то не понял: почему моим друзьям нельзя поприсутствовать на “приобщении”? —спросил, наконец, Борис.
— Ну, сколько повторять — можно, можно, — не отвлекаясь от мяча, устало-снисходительно отвечал Кардинал, — Но пусть только приходят поодиночке. Мы побеседуем с каждым, посмотрим, что за человек…
— Кардинал, они не собираются вступать в эту вашу организацию. Они просто хотят посмотреть. В конце концов, я это все придумал…
— Ну, кто ж спорит, что в основе движения Снов лежит твоя идея, дорогой ты наш! — Кардинал вдруг ловко подхватил мяч кроссовком, поставил на землю и, сев на него, продолжил, — Но все меняется, и сейчас, например, только благодаря моим связям мы можем арендовать стадион. Знаешь, как было непросто договориться с администрацией?…
— Догадываюсь.
— Вот! Поэтому я отвечаю за всех людей, которые сюда приходят… Кроме того, сам понимаешь, всякого рода скептики и насмешники здесь нежелательны. Ребята нашли свой путь, отдушину в суете жизни, обрели понимание истины… Пусть они понимают эту самую истину так, как преподнес им ты… Почему бы и нет? Как им будет больно, если кто-то вновь станет расшатывать их веру…
— Если честно, то движения вокруг этого самого Железобетона нравятся мне все меньше. Я никогда не придавал своим словам смысла религиозного учения. И мне как-то не по себе, что люди тут часами сидят, выпадают из реальности. Мы просто в секту какую-то превращаемся…
— Не говори при мне слова «секта», оно слишком избито и носит негативный оттенок. И вообще, Борис, странно слышать от тебя такие слова… И не дай бог их услышат ребята…
— А что такого? Я уже не могу высказать своего мнения?
— Свое мнение, Борис, ты высказал, когда собирал людей вокруг себя. А сейчас ты, по-моему, начинаешь заблуждаться. Мне кажется, что твое беспокойство возникает от того, что ты смотришь на нас со стороны, не ощущаешь подлинного единства с нами. Мы идем вперед по пути понимания, ты же остаешься на месте. Тебе открылась истина, ты, безусловно, избранный. Но при этом, ты все же лишь один из эпизодов Сна, такой же, как и все мы…
— Мне кажется, что вы сами не очень-то верите в то, о чем говорите…
— Борис, не противопоставляй себя остальным. Ни к чему хорошему это не приведет…
— Это, что же, — угроза?
— Боже упаси, Борис! Ты же для всех символ нашего открытия…
Борис не успел ответить. К ним подошел Сережа, худощавый паренек, который в свое время как-то незаметно, естественным образом выбился в помощники Кардинала. Сережа кивнул, улыбнулся Борису и обратился к Кардиналу:
— Просили напомнить: «орки» придти сегодня собираются…
Сережа неловко запнулся, косясь на Бориса, но Кардинал, удивленно взглянув на него, быстро сказал:
— Спасибо Серж, спасибо, что напомнил…
— Орки? — нахмурился Борис, провожая взглядом неровно удаляющегося Сережу, — А им-то чего здесь надо?
— Да так, посмотреть хотят, — отмахнулся Кардинал, и, встав с мяча, вновь подбросил его в воздух, — Может, присоединятся к нам — их-то идеи в нашем, в общем-то русле…
— Ни черта не в нашем! — возмутился Борис, — Мои друзья, значит, контингент сомнительный, а «орки» в самый раз? А почему я узнаю об этом последним? Что это за движения у меня за спиной?!
Начавшие было скучать Миха, Ксюха и Леха обернулись на шум, издаваемый Борисом. Ксюха выглядела озабоченно, Миха напрягся. Только Леха почему-то невесело улыбался.
Мельком взглянув на них, Кардинал поймал рукой мяч, и, крутанув его на указательном пальце, мрачно сказал Борису:
— Если хочешь, поговорим об этом после. Сейчас забирай своих друзей и уходи: вы мешаете «приобщению». А мне пора в мэрию…
Борис остановился возле выхода и закурил. Подняв голову он недобро посмотрел на прожекторную башню и повернулся к ребятам.
— Не грузись, — сказал Леха.
Миха положил Борису на плечо тяжелую руку, которую тот тут же с раздражением сбросил.
— Да что вы, в самом деле…— буркнул Борис, — Я сам не понимаю, что происходит.
Леха молча смотрел на Бориса. Он-то, видимо, все понимал.
— Пойдем, по пивку, а? — неуверенно предложил Миха.
— Вообще, пойдем отсюда, — сказала Ксюха.
Борис не слушал. Он все смотрел невидящими глазами на башню и курил. Потом он бросил окурок и сказал, будто сам себе:
— Ничего, я восстановлю статус кво…
— Не лезь в бутылку, — хмуро сказал Миха.
— Почему не лезть? — хохотнул Борис, — А кто тут предлагал по пиву?…
Мы, наконец-то, начали более внимательно относиться к разного рода неформальным движениям в нашем городе. И сделали поразительное открытие! Оказывается, мир вокруг нас гораздо сложнее, чем принято считать! Мы уже рассказывали об интереснейших объединениях людей, которые не хотят мириться с навязываемым им мировоззрением, которые не только создают свой собственный мир, но охотно делятся своими идеями с нами…»
— Не слишком пафосно, Мигель?
— Нормуль, Тема! Я думаю, пойдет для всех возрастных групп, тем более, что картинка живенькая и музычка тоже темпу придает…
— А что, мне эти вставочки с роллерами нравятся, очень мило…
— Светка, ваще, молодец!
— М-да, только с «орками» все равно грязненько…
— А как с ними может быть? Не делать на них акцент — и все дела…
— А гости сегодня тупенькие какие-то… Придется резать… Прям лажа какая-то с прямым эфиром.
— А зачем он вообще нужен-то? Главное, чтоб в результате красиво было… А прямой эфир, кривой — всем до фени…
— Эт-точно… Кофейку?
— Мерси. Не откажусь…
Светка была на подъеме. На днях ей позвонил Найк собственной персоной и выразил чувство глубокого удовлетворения. Он же ей и сообщил, что в мэрии возник интерес к некоторым освещаемым ею событиям и неформальным движениям. Так что, она, Светка, имеет возможность почувствовать себя реальной политической фигурой и, при желании, поиметь с сего политические же дивиденды. По поводу этих туманных заявлений ничего, кроме недоумения, у Светки не возникло, тем более, сделаны они были в форме шутки.
Большую — основную — программу назвали «Атака будущего», ежедневные выпуски — просто «Атака». Некоторая агрессивность названия должна была, по мнению креативщиков, привлечь основного зрителя — молодежь, разумеется. У Сергеича же эти названия вызывали приступы зубной боли.
…Команда получилась — просто конфета. Ее понимали с полуслова, и потому дело двигалось легко и приятно. Практически никаких проблем с материалом не возникало. Отличный цикл передач намечался с «железобетонщиками»: сама картинка со стадионом была неплохим материалом для видео, а многочисленные звонки и электронные письма подтверждали и реальный интерес к теме.
Более того, согласно «агентурным данным» наметилась активность конкурентов в отношении этой темы. О «железобетонщиках» заговорили в новостях, причем к этой теме возвращались ежедневно, словно к сводкам боевых действий. Светка не вполне понимала природу интереса «серьезных» программ к своим темам, но сейчас ее это волновало мало. Ее, как и всю команду, больше волновал рейтинг.
Постепенно Светка стала замечать, что ее программы обладают свойством катализатора: чем больше она утюжит ту или иную тему, тем больше интереса к ней проявляется, причем не только в плане пассивного восприятия информации с «ящика», но и в реальной, в соответствующем направлении, активности.
Когда после цикла передач об «истребителях машин» в течение недели в спортивных магазинах опустели полки с роликовыми коньками, а в новостях замелькали кадры с новыми и новыми авариями с участием роллеров, она поначалу испугалась. Однако немедленно прилетевшая делегация от хозяев этих самых магазинов, помимо презентов и небольшой спонсорской помощи, принесла информацию о том, что с прокуратурой все улажено, а еще желательно бы снять несколько сюжетов про велосипедистов-экстремалов. Под это дело залежалась куча горных велосипедов…
Впервые Орден собирали не корифеи, не Хранители, а молодежь — стажеры, которые, впрочем, заручились поддержкой двух Хранителей, что и стали проводниками этой инициативы.
Следователь был недоволен. Это собрание противоречило всем принципам и идеям Ордена.
Основой этих принципов был самый банальный консерватизм. Именно консерватизм как сдерживающий фактор призван сбалансировать противоречия между взрывом цивилизации и традиционными ценностями. Это дело молодежи — ломать устои. Дело Хранителей — держать поводок, чтобы, летя вперед, цивилизация (хотя бы в пределах города) не улетела в кювет. А если улетит — чтобы показать, куда из кювета выбираться.
И именно поэтому, чтобы стать Хранителем, претендент должен десять лет походить в стажерах: за это время становится ясно, кто, по сути своей, революционер, а кто — ретроград. Обе эти категории не годятся в Хранители, ибо ничего общего со здоровым консерватизмом не имеют…
Пока Следователь рассуждал таким образом, подземный зал постепенно заполнялся народом.
На лицах большинства Хранителей виднелось заметное нетерпение. Еще бы — многих оторвали от дел, рабочих и семейных, а явного повода для собрания, вроде, и не ощущалось. Тем более, что в последнее время, с ростом общего благосостояния, Хранители, как и все нормальные люди, стали более легкомысленно смотреть на окружающую действительность, не без основания полагая, что поводов для паники и борьбы за этику как бы и нет… Других же смущало, что более серьезными в смысле морально-этической бдительности в данном случае оказались стажеры.
…Хранители расселись, наконец, на офисных стульях с колесиками вокруг большого овального стола красного дерева. Свисающая с потолка на покрытом побелкой проводе тусклая ламочка придавала общей картине слегка сюрреалистический вид.
Стажеры плотной группкой сидели в полумраке несколько поодаль.
— Я думаю, все присутствующие в курсе, что нас призвали собраться Хранители Майор и Биолог, — привстав, сказал Магистр, — А точнее, через них к нам хотят обратиться стажеры. Что послужило поводом для собрания Ордена — об этом сейчас поведает нам стажер Хранителя Следователя…
Следователь удивленно поднял брови. Вот так сюрприз! Прочие Хранители, видимо восприняли эту информацию в том же ключе, а потому с интересом уставились на Следователя: стажер имел право говорить лишь по воле и от имени своего Хранителя.
Стажер вышел на свет и, с улыбкой глядя на Следователя, заговорил:
— Уважаемые Хранители. Во-первых, я хотел бы извиниться перед своим наставником за то, что нарушил субординацию и, возможно, даже обидел его. Но вы, уважаемый Хранитель, к сожалению, не предали моей информации должного значения и не поделились ею с прочими Хранителями…
«Нет, но каков, — изумленно подумал Следователь, — Совершенно непонятно, зачем он вообще подался в наш огород? Ему ж прямая дорога в политику! Однако и подставлять он, оказывается, тоже мастер…»
Стажер продолжал:
— Все вы, наверное, в курсе процессов, происходящих сейчас в нашем городе. Я долгое время удивлялся, как Хранители могут спокойно смотреть на нашего прежнего мэра, что пригрел у себя под боком каких-то шарлатанов, когда вся городская жизнь проходила под сенью самого натурального идолопоклонничества… Конечно, когда я узнал про договоренности Хранителей с мэрией, все стало на свои места…
Хранители зашумели. С мест полетели выражения типа «мальчишка», «сопляк», «да, как он смеет», однако, Стажер выдержал паузу и, дождавшись, когда шум утихнет, продолжил.
— Нет, против этого я ничего не имею — должен же Орден за счет каких-то средств существовать. Однако сейчас, когда возник реальный повод для беспокойства, Орден молчит, как будто ничего и не происходит. Беспокоится только один человек — Хранитель Следователь, — Стажер вновь широко улыбнулся Следователю.
Хранители вновь удивленно посмотрели на Следователя, и тому пришлось, разводя руками, оправдываться сидящим рядом: «Я не понимаю, о чем он, это какая-то провокация… Я сам в шоке».
— Только он, — продолжал Стажер, — придает серьезное значение расползающейся среди горожан заразе, которую несут с собой оккультизм и сектантство. Уже стало нормой, что большинство умеющих стоять на ногах детей, да и некоторых взрослых, ставят под угрозу жизни других людей. Более того, уже есть жертвы, и это не останавливает, а напротив — еще более подстегивает так называемых «истребителей машин»…
— К чему вы, вообще, клоните, стажер? — нетерпеливо крикнул один из Хранителей.
Стажер улыбнулся и, почти профессионально выдержав паузу, продолжил:
— То, что мы хотим предложить, настолько очевидно, что не может не удивлять молчание вокруг этой темы…
— Кто это «мы»? — крикнул кто-то из полумрака.
* * *
Миха, наконец-то вычислил, на какие средства существовала фирма. Все оказалось довольно банально: деньги шли из мэрии. Однако после получаса задумчивого созерцания монитора Миха осознал-таки аномальность ситуации: деньги вытягиваемые властью из частной сферы — это одно, а вот финансирование муниципалитетом частной фирмы-призрака — это совсем другое. На первый, да и на второй тоже, взгляд, ситуация абсурдная: зачем?! Одних, значит, душат налогами, чтобы кормить других? Кто заинтересован в этом? Опять же, на отмывание денег не похоже — деньги пришли строго в соответствии с текущими офисными расходами и зарплатой — все четко и документально оформлено… Хотя, кто знает? Может, половина сотрудников — родственники членов администрации…Юрист, пожалуй, знает. Большой Макс. Эдакий символ неспешности и стабильности. Символ надежных вложений в недвижимость…
— Оно твое, оно тебе надо? — недовольно бубнил Большой Макс, — Давай лучше пойдем, пивка в обед попьем…
— Ты что, Макс, какое тебе еще пивко? — весело возмущался Миха, — Ты же лопнешь, деточка…
— Не лопну, — солидно заверял Макс, — На пиво, погруженное в тело, действует выталкивающая сила…
— Что-то на тебя она не действует…
— Это потому, что еще не достигнута критическая масса. Поэтому пойдем, пивка попьем…
Макс был юрист, а потому умел переводить неприятный разговор в русло нужное и приятное…
Постепенно Миху стали избегать. Словно ребенка, который надоел взрослым своими вечными «зачем» и «почему». Только беспечный Санек не боялся проклятых вопросов. Ему было плевать: платили неплохо, и халтурить не мешали.
А в один из серых понедельников Миху вызвали «на ковер».
Руководство восседало за длинным, сверкающим лаком столом и сканировало Миху бесцветными полковничьими глазками. Перед руководством лежал лист бумаги, на котором виднелись тщательно нарисованные самолетики, танчики, звездочки. Все на столе было аккуратно, перпендикулярно-параллельно размещено — ничего лишнего и ненужного: плоский, тускло горящий монитор с государственным гербом в качестве «обоев», государственный же флажок на подставке, телефон, канцелярский набор, позолоченный танк на малахитовом постаменте.
Этот набор производил на Миху угнетающее впечатление, вызывая неприятные ассоциации с военкоматом. И еще больше усугублял Михины сомнения по поводу эффективности работы фирмы.
— Ну, и? — произнесло руководство, — Ну, и какого рожна тебе надо, а?
Миха вспыхнул, но проглотил грубое «ты», а вместе с ним и «рожно».
— Какого, спрашивается, хрена тебе надо? Тебя программистом взяли или особистом, блин?
— Сисадмином…
— Вот и соса… сисадминь себе, а не лезь, куда не просят. Что это за вопросы, понимаешь: «а что, а зачем»? Это вообще, твое собачье дело или наше?
— Не надо со мной таким тоном, пожалуйста…
— А каким еще с тобой тоном?!.
Миха понимал, что лезет в бутылку, но закипающая злость на плюющегося в приступе самодурства начальника тянула за язык дальше.
— Я не понимаю, в чем проблема… Я, что, не справляюсь с работой?
— Я вообще не знаю, что у тебя за работа, зачем вообще тебя брали, когда у нас три программиста в штате! Но сказали: надо! Ну, раз надо — пожалуйста, работай! Так нет же, не сидится ему, давай другим мешать работать!
— Кому я мешал?!
— Всем! Что за идиотские вопросы: что мы продаем, откуда деньги?… Тут, понимаешь, крысятничеством попахивает…
— Но я…
— В общем так, сынок… Если на тебя поступит еще хоть один сигнал — пиши заявление. Нам крови не надо, портить трудовую книжку не будем. Но здесь ты не останешься. Все понятно?
— Так точно.
— Вот и ладушки. Иди, работай…
* * *
Хохочущий и размахивающий руками Борис выглядел полной противоположностью мрачного и напряженного Михи.— Нет, народ, ну вы прикиньте, как они повелись! Я только пяти человекам в универе рассказал об этой истории — ну, со стройкой там, стадионом — так они мало того, что всерьез все восприняли, так еще и людей с собой притащили! Ну, конечно, многие потом плюнули, да свалили, но человек тридцать-то осталось. И еще приходят! Знаете, о чем это говорит? — Борис сделал самодовольную паузу.
— О чем это говорит? — буркнул Миха. Ксюха с интересом наблюдала за ораторским излияниями Бориса.
— Это говорит о том, что я — харизматический лидер!
— Чего?!
— Чего-чего! Это значит, что я могу воздействовать на людей силой слова и личного обаяния!
Миха с Ксюхой дружно фыркнули.
— Чего ржете? Я, пожалуй, могу стать великим диктатором…
— Великим клоуном ты можешь стать, это точно, — сказал Миха. — Ты похоронил в себе Чарли Чаплина…
— Сам ты клоун! — обиделся Борис, — ты не понимаешь, они действительно поверили в мои слова! Я только попытался все это красочно и правдоподобно преподнести. А они будто ждали, чего я им скажу! Я только успевал заткнуться, как они начинали развивать мою мысль, они дополняли идею и вносили в нее какую-то свою логику, так, что я теперь и не скажу точно, где мои мысли, а где их. Помните — «из искры возгорится пламя?» — вот это как раз такой случай…
— Ба, да ты, прям, новый Ильич у нас! — съязвил Миха.
— Типа того, — кивнул Борис, — А интересно, знаете ли, понаблюдать, как на твоих глазах развивается что-то совершенно новое, чему ты сам стал причиной…
— Берегись, Борис, у тебя симптомы мании величия, — озабоченно произнесла Ксюха и потрогала Борисов лоб, — М-м… гарачий, савсэм бэлый…
— Не боишься, что тебя отравят, как Ленина? — желчно поинтересовался Миха.
— Ты, что! — укоризненно произнесла Ксюха, — Я думаю там все не настолько серьезно…
— А кто там, у вас теперь главный? По слухам, теснят тебя? — спросил Миха.
— Что значит, «у вас»? — возмутился Борис. Вопрос он проигнорировал, — Я сам по себе, они сами по себе. Я-то как раз не воспринимаю все это так серьезно. Ну, поигрались, ну пофантазировали… Я им не мешаю, они не мешают мне…
— А что ж ты тогда такое нес по ящику, когда у тебя интервью брали? — задумчиво разглядывая ногти, спросила Ксюха, — Что за призывы «открыть глаза», «отряхнуть пелену с век», «увидеть истину»? Я когда это услышала, чуть с дивана не упала…
— Тебя показывали по телеку?! — удивился Миха, — А почему я не в курсе?
— Да, мелочи жизни, — скромно отмахнулся Борис, — Шутка это была. А товарищам все же приятно. Мне им подыграть нетрудно, да и самому весело…
— А эти твои новые друзья в курсе были, что ты просто, как это ты говоришь, подыгрываешь?
— Нет, конечно. Я ж гуру! Я для них авторитет…
— Доиграешься ты Борис, — с сомнением произнесла Ксюха, — Сколько у вас там человек уже?
— За сотню скоро будет…
— Да, Борис… голову тебе оторвут, когда узнают, что ты такую толпу за нос водишь, да еще и ослами перед всем городом выставляешь…
— Ерунда, ребята, ей-богу. К тому же у меня неплохая крыша есть…
— Да, ну! Интере-есно…
— Ага! У нас уже свой человек из мэрии. Ну, из старого аппарата…
— Так вот, кто теперь у вас заводила! — обрадовалась Ксюха.
— А что за человек? — поинтересовался Миха.
— Ну, ты его вряд ли знаешь… Мы его Кардиналом зовем: на Решелье шибко похож… Кстати, это его идея — собираться на стадионе под видом тренировок, чтобы лишних вопросов не было…
— Гы! Надо же… А когда можно будет прийти посмотреть на все эти… гм… чудеса?
— Да когда угодно… Надо только заранее у Кардинала спросить…
— Зачем?
— Ну… — замялся Борис, — Сейчас перестали звать всех подряд… Новеньких предварительно изучают, неподходящих отсеивают, чтоб других не смущали…
— Оба-на! Реальная секта! — восхитилась Ксюха, — А жертвоприношения будут?…
— Ну ты, в натуре, учудил, старик! — покачал головой Миха.
— Сам уже не рад, если честно, — признался Борис, — Даже страшновато становится. Но все равно приходите. Через недельку — нормально будет?…
* * *
Следователь пребывал в смятении. Материалы, которые притащил ему Стажер, вызывали противоречивые чувства. Можно было бы и плюнуть на них, как на стажерскую выдумку, вызванную стажерской же некомпетентностью, но к материалам была приложена еще и телепрограммка с выделенными маркером передачами — как раз по теме.И Следователь, что называется, прозрел.
Традиционная этика в этом городе летела к черту. То есть, фактически наступал именно тот момент, для которого и создавался Орден. Самое время консервировать архивы и ждать, пока схлынет очередная грязная волна. Ну, а за тем — по старому доброму плану — каждый на своем рабочем месте — учитель, врач, военный — начинает снова проводить в жизнь сохраненные ценности, заодно уча и привлекая на свою сторону немногочисленных сторонников, как бывало уже не раз…
Как здорово все получилось в шестидесятые! Кто знает, чьим в действительности огнем подогревалась та самая «оттепель», почему люди улыбались и были счастливы безо всяких материальных благ? Кто знает тех Хранителей, что бережно таили в себе принципы Ордена в лагерях и эмиграции? Кто аккуратно подтолкнул страну к переменам, а затем не дал сгинуть и распасться в смутные девяностые? Кто знает их имена?
Следователь улыбнулся. Да все, пожалуй, знают. Не знают только, что они и есть те самые Моральные партизаны, как их почему-то прозвали в этом городе. До чего ж не модными стали нормальные когда-то принципы, что их приходится прятать в подземелье — «чтоб не испортились»…
Всегда, даже в самые беспросветные времена, оставалась надежда, что их качества потребуются людям… И ведь, рано или поздно, требовались…
Однако теперь в Следователе вдруг заговорили недостойные Хранителя чувства профессиональной гордости и обиды за любимое дело.
Его подследственные становились героями телепередач, кумирами, культовыми фигурами. Более того, героями становились и иные персонажи, которые, не будь он в этом проклятом отпуске, стали бы кандидатами в его «клиенты».
Стажер, несмотря на неопытность и этическую неустойчивость, свойственную, в прочем, молодости, сумел в небольшой папке собрать материал для маленького городского Апокалипсиса.
Стиль его изложения сделал бы честь опытному журналисту-очернителю.
Материалы последовательно и наглядно показывали жуткую картину морального разложения населения, которое выражалось, прежде всего, в отходе от привычных, хотя и давно уж не столь чтимых, ценностей. Весь город, согласно Стажерским опусам, медленно, но неуклонно, отказывался от всего духовного и обращался под власть предметов, вознося их над собой, делая из них идолов, требующих, конечно же, жертв в виде потраченного на их приобретение и использование времени, душевных и физических сил… Апофеозом всего этого безобразия становилось скрытое массовое сектантство.
Далее следовали вполне логичные и живописные примеры.
Следователь, он же Хранитель, задумчиво листал «дело». Да, город его беспокоил.
Но еще больше его беспокоил Стажер.
* * *
Борис мрачно наблюдал, как Кардинал ловко, почти профессионально, управлялся с мячом, набивая его ногами, головой, плечами и не позволяя упасть на землю уже в течение минут пяти. Судя по всему, он и был когда-то футболистом…Стоявшие поодаль Миха, Леха и Ксюха с неподдельным интересом наблюдали, как группа товарищей человек в сто пятьдесят «приобщалась ко Сну». Сидя к ним спиной плотными рядами, люди слегка покачивались из стороны в сторону с закрытыми глазами и счастливыми улыбками на лицах.
— Так я что-то не понял: почему моим друзьям нельзя поприсутствовать на “приобщении”? —спросил, наконец, Борис.
— Ну, сколько повторять — можно, можно, — не отвлекаясь от мяча, устало-снисходительно отвечал Кардинал, — Но пусть только приходят поодиночке. Мы побеседуем с каждым, посмотрим, что за человек…
— Кардинал, они не собираются вступать в эту вашу организацию. Они просто хотят посмотреть. В конце концов, я это все придумал…
— Ну, кто ж спорит, что в основе движения Снов лежит твоя идея, дорогой ты наш! — Кардинал вдруг ловко подхватил мяч кроссовком, поставил на землю и, сев на него, продолжил, — Но все меняется, и сейчас, например, только благодаря моим связям мы можем арендовать стадион. Знаешь, как было непросто договориться с администрацией?…
— Догадываюсь.
— Вот! Поэтому я отвечаю за всех людей, которые сюда приходят… Кроме того, сам понимаешь, всякого рода скептики и насмешники здесь нежелательны. Ребята нашли свой путь, отдушину в суете жизни, обрели понимание истины… Пусть они понимают эту самую истину так, как преподнес им ты… Почему бы и нет? Как им будет больно, если кто-то вновь станет расшатывать их веру…
— Если честно, то движения вокруг этого самого Железобетона нравятся мне все меньше. Я никогда не придавал своим словам смысла религиозного учения. И мне как-то не по себе, что люди тут часами сидят, выпадают из реальности. Мы просто в секту какую-то превращаемся…
— Не говори при мне слова «секта», оно слишком избито и носит негативный оттенок. И вообще, Борис, странно слышать от тебя такие слова… И не дай бог их услышат ребята…
— А что такого? Я уже не могу высказать своего мнения?
— Свое мнение, Борис, ты высказал, когда собирал людей вокруг себя. А сейчас ты, по-моему, начинаешь заблуждаться. Мне кажется, что твое беспокойство возникает от того, что ты смотришь на нас со стороны, не ощущаешь подлинного единства с нами. Мы идем вперед по пути понимания, ты же остаешься на месте. Тебе открылась истина, ты, безусловно, избранный. Но при этом, ты все же лишь один из эпизодов Сна, такой же, как и все мы…
— Мне кажется, что вы сами не очень-то верите в то, о чем говорите…
— Борис, не противопоставляй себя остальным. Ни к чему хорошему это не приведет…
— Это, что же, — угроза?
— Боже упаси, Борис! Ты же для всех символ нашего открытия…
Борис не успел ответить. К ним подошел Сережа, худощавый паренек, который в свое время как-то незаметно, естественным образом выбился в помощники Кардинала. Сережа кивнул, улыбнулся Борису и обратился к Кардиналу:
— Просили напомнить: «орки» придти сегодня собираются…
Сережа неловко запнулся, косясь на Бориса, но Кардинал, удивленно взглянув на него, быстро сказал:
— Спасибо Серж, спасибо, что напомнил…
— Орки? — нахмурился Борис, провожая взглядом неровно удаляющегося Сережу, — А им-то чего здесь надо?
— Да так, посмотреть хотят, — отмахнулся Кардинал, и, встав с мяча, вновь подбросил его в воздух, — Может, присоединятся к нам — их-то идеи в нашем, в общем-то русле…
— Ни черта не в нашем! — возмутился Борис, — Мои друзья, значит, контингент сомнительный, а «орки» в самый раз? А почему я узнаю об этом последним? Что это за движения у меня за спиной?!
Начавшие было скучать Миха, Ксюха и Леха обернулись на шум, издаваемый Борисом. Ксюха выглядела озабоченно, Миха напрягся. Только Леха почему-то невесело улыбался.
Мельком взглянув на них, Кардинал поймал рукой мяч, и, крутанув его на указательном пальце, мрачно сказал Борису:
— Если хочешь, поговорим об этом после. Сейчас забирай своих друзей и уходи: вы мешаете «приобщению». А мне пора в мэрию…
Борис остановился возле выхода и закурил. Подняв голову он недобро посмотрел на прожекторную башню и повернулся к ребятам.
— Не грузись, — сказал Леха.
Миха положил Борису на плечо тяжелую руку, которую тот тут же с раздражением сбросил.
— Да что вы, в самом деле…— буркнул Борис, — Я сам не понимаю, что происходит.
Леха молча смотрел на Бориса. Он-то, видимо, все понимал.
— Пойдем, по пивку, а? — неуверенно предложил Миха.
— Вообще, пойдем отсюда, — сказала Ксюха.
Борис не слушал. Он все смотрел невидящими глазами на башню и курил. Потом он бросил окурок и сказал, будто сам себе:
— Ничего, я восстановлю статус кво…
— Не лезь в бутылку, — хмуро сказал Миха.
— Почему не лезть? — хохотнул Борис, — А кто тут предлагал по пиву?…
* * *
«— Ну, что ж, друзья, можно сказать, что демократия в нашей стране победила полностью и окончательно. Вряд ли кто из молодых помнит, как мечтали реформаторы о построении у нас гражданского общества. Теперь каждый может выбирать, как ему жить, по каким интересам объединяться либо вообще отстраниться от государства и общества… И это, наверное, правильно — ведь все мы разные и взгляды на окружающую действительность тоже не штампуются для всех с одной матрицы!Мы, наконец-то, начали более внимательно относиться к разного рода неформальным движениям в нашем городе. И сделали поразительное открытие! Оказывается, мир вокруг нас гораздо сложнее, чем принято считать! Мы уже рассказывали об интереснейших объединениях людей, которые не хотят мириться с навязываемым им мировоззрением, которые не только создают свой собственный мир, но охотно делятся своими идеями с нами…»
— Не слишком пафосно, Мигель?
— Нормуль, Тема! Я думаю, пойдет для всех возрастных групп, тем более, что картинка живенькая и музычка тоже темпу придает…
— А что, мне эти вставочки с роллерами нравятся, очень мило…
— Светка, ваще, молодец!
— М-да, только с «орками» все равно грязненько…
— А как с ними может быть? Не делать на них акцент — и все дела…
— А гости сегодня тупенькие какие-то… Придется резать… Прям лажа какая-то с прямым эфиром.
— А зачем он вообще нужен-то? Главное, чтоб в результате красиво было… А прямой эфир, кривой — всем до фени…
— Эт-точно… Кофейку?
— Мерси. Не откажусь…
Светка была на подъеме. На днях ей позвонил Найк собственной персоной и выразил чувство глубокого удовлетворения. Он же ей и сообщил, что в мэрии возник интерес к некоторым освещаемым ею событиям и неформальным движениям. Так что, она, Светка, имеет возможность почувствовать себя реальной политической фигурой и, при желании, поиметь с сего политические же дивиденды. По поводу этих туманных заявлений ничего, кроме недоумения, у Светки не возникло, тем более, сделаны они были в форме шутки.
Большую — основную — программу назвали «Атака будущего», ежедневные выпуски — просто «Атака». Некоторая агрессивность названия должна была, по мнению креативщиков, привлечь основного зрителя — молодежь, разумеется. У Сергеича же эти названия вызывали приступы зубной боли.
…Команда получилась — просто конфета. Ее понимали с полуслова, и потому дело двигалось легко и приятно. Практически никаких проблем с материалом не возникало. Отличный цикл передач намечался с «железобетонщиками»: сама картинка со стадионом была неплохим материалом для видео, а многочисленные звонки и электронные письма подтверждали и реальный интерес к теме.
Более того, согласно «агентурным данным» наметилась активность конкурентов в отношении этой темы. О «железобетонщиках» заговорили в новостях, причем к этой теме возвращались ежедневно, словно к сводкам боевых действий. Светка не вполне понимала природу интереса «серьезных» программ к своим темам, но сейчас ее это волновало мало. Ее, как и всю команду, больше волновал рейтинг.
Постепенно Светка стала замечать, что ее программы обладают свойством катализатора: чем больше она утюжит ту или иную тему, тем больше интереса к ней проявляется, причем не только в плане пассивного восприятия информации с «ящика», но и в реальной, в соответствующем направлении, активности.
Когда после цикла передач об «истребителях машин» в течение недели в спортивных магазинах опустели полки с роликовыми коньками, а в новостях замелькали кадры с новыми и новыми авариями с участием роллеров, она поначалу испугалась. Однако немедленно прилетевшая делегация от хозяев этих самых магазинов, помимо презентов и небольшой спонсорской помощи, принесла информацию о том, что с прокуратурой все улажено, а еще желательно бы снять несколько сюжетов про велосипедистов-экстремалов. Под это дело залежалась куча горных велосипедов…
* * *
Собрание Ордена Хранители не проводили уже давно. Не было достаточно серьезного повода. Последний раз, дай бог памяти, орден собирался в году, эдак, 93-м, во время очередного путча. Тогда это представлялось необходимым. Но на поверку, реальных переломов в общественной морали не произошло, и собрание условились считать чем-то вроде учений.Впервые Орден собирали не корифеи, не Хранители, а молодежь — стажеры, которые, впрочем, заручились поддержкой двух Хранителей, что и стали проводниками этой инициативы.
Следователь был недоволен. Это собрание противоречило всем принципам и идеям Ордена.
Основой этих принципов был самый банальный консерватизм. Именно консерватизм как сдерживающий фактор призван сбалансировать противоречия между взрывом цивилизации и традиционными ценностями. Это дело молодежи — ломать устои. Дело Хранителей — держать поводок, чтобы, летя вперед, цивилизация (хотя бы в пределах города) не улетела в кювет. А если улетит — чтобы показать, куда из кювета выбираться.
И именно поэтому, чтобы стать Хранителем, претендент должен десять лет походить в стажерах: за это время становится ясно, кто, по сути своей, революционер, а кто — ретроград. Обе эти категории не годятся в Хранители, ибо ничего общего со здоровым консерватизмом не имеют…
Пока Следователь рассуждал таким образом, подземный зал постепенно заполнялся народом.
На лицах большинства Хранителей виднелось заметное нетерпение. Еще бы — многих оторвали от дел, рабочих и семейных, а явного повода для собрания, вроде, и не ощущалось. Тем более, что в последнее время, с ростом общего благосостояния, Хранители, как и все нормальные люди, стали более легкомысленно смотреть на окружающую действительность, не без основания полагая, что поводов для паники и борьбы за этику как бы и нет… Других же смущало, что более серьезными в смысле морально-этической бдительности в данном случае оказались стажеры.
…Хранители расселись, наконец, на офисных стульях с колесиками вокруг большого овального стола красного дерева. Свисающая с потолка на покрытом побелкой проводе тусклая ламочка придавала общей картине слегка сюрреалистический вид.
Стажеры плотной группкой сидели в полумраке несколько поодаль.
— Я думаю, все присутствующие в курсе, что нас призвали собраться Хранители Майор и Биолог, — привстав, сказал Магистр, — А точнее, через них к нам хотят обратиться стажеры. Что послужило поводом для собрания Ордена — об этом сейчас поведает нам стажер Хранителя Следователя…
Следователь удивленно поднял брови. Вот так сюрприз! Прочие Хранители, видимо восприняли эту информацию в том же ключе, а потому с интересом уставились на Следователя: стажер имел право говорить лишь по воле и от имени своего Хранителя.
Стажер вышел на свет и, с улыбкой глядя на Следователя, заговорил:
— Уважаемые Хранители. Во-первых, я хотел бы извиниться перед своим наставником за то, что нарушил субординацию и, возможно, даже обидел его. Но вы, уважаемый Хранитель, к сожалению, не предали моей информации должного значения и не поделились ею с прочими Хранителями…
«Нет, но каков, — изумленно подумал Следователь, — Совершенно непонятно, зачем он вообще подался в наш огород? Ему ж прямая дорога в политику! Однако и подставлять он, оказывается, тоже мастер…»
Стажер продолжал:
— Все вы, наверное, в курсе процессов, происходящих сейчас в нашем городе. Я долгое время удивлялся, как Хранители могут спокойно смотреть на нашего прежнего мэра, что пригрел у себя под боком каких-то шарлатанов, когда вся городская жизнь проходила под сенью самого натурального идолопоклонничества… Конечно, когда я узнал про договоренности Хранителей с мэрией, все стало на свои места…
Хранители зашумели. С мест полетели выражения типа «мальчишка», «сопляк», «да, как он смеет», однако, Стажер выдержал паузу и, дождавшись, когда шум утихнет, продолжил.
— Нет, против этого я ничего не имею — должен же Орден за счет каких-то средств существовать. Однако сейчас, когда возник реальный повод для беспокойства, Орден молчит, как будто ничего и не происходит. Беспокоится только один человек — Хранитель Следователь, — Стажер вновь широко улыбнулся Следователю.
Хранители вновь удивленно посмотрели на Следователя, и тому пришлось, разводя руками, оправдываться сидящим рядом: «Я не понимаю, о чем он, это какая-то провокация… Я сам в шоке».
— Только он, — продолжал Стажер, — придает серьезное значение расползающейся среди горожан заразе, которую несут с собой оккультизм и сектантство. Уже стало нормой, что большинство умеющих стоять на ногах детей, да и некоторых взрослых, ставят под угрозу жизни других людей. Более того, уже есть жертвы, и это не останавливает, а напротив — еще более подстегивает так называемых «истребителей машин»…
— К чему вы, вообще, клоните, стажер? — нетерпеливо крикнул один из Хранителей.
Стажер улыбнулся и, почти профессионально выдержав паузу, продолжил:
— То, что мы хотим предложить, настолько очевидно, что не может не удивлять молчание вокруг этой темы…
— Кто это «мы»? — крикнул кто-то из полумрака.