Якоби Кейт. Клетка для мятежника

   — Финлей, — тихо, чтобы ее не услышали на другом конце поляны, сказала Дженн, — я знаю, что они становятся беспокойны. Знаю, что они скучают. Но что мы можем поделать?
   — Именно. — Раздражение Финлея сменилось просто усталостью. — Действительно, что? — Он поднялся на ноги и потянулся к седельной сумке. — Я пойду к ручью, умоюсь. Но об одном я хочу тебя предупредить: Эндрю желает, чтобы сегодня вечером я снова рассказал им о битве.
   Финлей отвернулся и двинулся прочь, не желая видеть выражения ее лица и тени, которая промелькнула в глазах Дженн.
 
   Заледеневшими руками Дженн взяла еще одно полено и осторожно подкинула в костер. Хотя ужин закончился час назад, огонь пылал вовсю; впрочем, Дженн так и не могла избавиться от озноба, как бы близко к костру ни сидела и во сколько бы плащей ни закуталась.
   Слишком долго прожила она в пещерах Анклава с их ровным теплом, и теперь ее телу трудно вспомнить, что выросла она в лесу, что с трех лет зимой и летом свободно бегала под деревьями, пока в семнадцать, спасаясь от преследования отряда гильдийцев, не повстречала Финлея с Микой... и Роберта.
   Его сообразительность той ночью спасла ее от опасности; окружающая его тайна увлекла ее, увлекла так сильно, что она оказалась не в силах высвободиться. И эта история все еще продолжается... пусть Финлей и рассказывает молодежи лишь одну из ее глав, ту главу, которую Дженн знала гораздо лучше, чем признавалась.
   Финлей за прошедшие годы приобрел большой опыт в таких рассказах. Теперь он делал это умело и терпеливо, не возражая, когда его прерывали вопросами, ловко обходя нежелательные подробности — вроде того, что девушка-малахи, захваченная в плен, оказалась возлюбленной Мики. Или того, что сам Финлей поклялся не допустить Дженн на поле битвы, но не сумел этого сделать и, напротив, позволил ей встать между Робертом и Нэшем, чтобы прекратить их единоборство и не дать ни одному из них погибнуть.
   И еще Финлей ничего не рассказывал о тех часах после битвы, когда Роберт умирал и Дженн спасла его ценой лжи.
   Нет, рассказ Финлея касался только тех аспектов сражения, которые запечатлела история: противостоящих друг другу противников, того, кто был ранен и кто погиб. Финлей говорил о том, как было применено колдовство и как хорошо это сработало. Он описывал стратегию, тактику, уловки, к которым прибегало и то, и другое войско, — и тут ему никак не удавалось избежать упоминаний о своем возлюбленном брате.
   Дженн следила за рассказом издали, сохраняя и внутреннюю дистанцию тоже. Молодежь, и Эндрю в том числе, слушали в зачарованном молчании, то улыбаясь, то хмурясь, с широко раскрытыми глазами, как будто слышали эту историю в первый раз. Другое дело, что в этот раз они были на месте событий, в глубине Шан Мосса, хотя и на некотором расстоянии от поля битвы. То, что они выслушивали теперь повествование на месте событий, окруженные теми же деревьями, вдыхая тот самый воздух, воскрешало для них прошлое.
   Мечты о славе, о победах, о свободе... Дженн читала их на лицах слушателей; в их возрасте еще трудно было понять, что ни славы, ни победы, ни свободы битва при Шан Моссе не принесла, а была лишь длинной цепью ошибок, и некоторые из них совершила она, Дженн.
   Она сделала глубокий вдох. Хелен, хорошенькая дочка Финлея, сидела рядом с отцом, положив голову ему на плечо; рука Финлея обнимала ее. Девочка была молчаливой, задумчивой, мягкой и доброй, и трудно было представить, что Финлей с его горячим нравом, нетерпеливостью, стремлением к немедленным результатам, — ее отец. Никакие два человека не могли бы быть так несходны, и все же они были близки, как только могут быть близки отец и дочь, и на сердце у Дженн всегда теплело, когда она видела их вместе, такими умиротворенными и счастливыми, пусть и всего на несколько часов.
   С другой стороны от Финлея сидели шестнадцатилетние близнецы, Зеа и Нейл. Если Нейл, как и Хелен, был спокойным и мягким, то Зеа могла быть такой же требовательной и нетерпеливой, как Финлей. Родители близнецов часто беспокоились о будущем дочери. Позади Нейла, наблюдая за всеми орлиным взором, сидел старший из всей группы, семнадцатилетний Лиам. Финлей не хотел брать его с собой в этот раз, но Дженн настояла на своем. Она знала, что Лиам, пожалуй, больше остальной молодежи тяготится ограничениями жизни в Анклаве, стараниями Гильдии и короля все сильнее напоминающем темницу. Впрочем, у Лиама был ясный ум, и под должным руководством он мог вырасти настоящим предводителем.
   Лицом к Финлею сидел Сэйр; его веснушчатое лицо и рыжие кудри слишком часто напоминали Дженн о Мике, хотя не было сомнений в том, что родства между ними нет. Взгляд юноши то и дело обращался к Дамарис, дочери Арли, которая выбрала себе место немного в стороне и рассеянно рисовала что-то в захваченной с собой книге. Рядом с Сэйром расположились Эндрю и его лучший друг, Гай. Эндрю слушал рассказ Финлея с многозначительной улыбкой, которая встревожила бы Дженн, если бы она уже тысячу раз не видела ее на лице сына. Это просто означало, что Эндрю удалось сделать что-то, приятное остальным, и теперь он получает удовольствие, не только слушая Финлея, но и радуясь интересу друзей. Дженн иногда трудно было поверить, что Эндрю уже четырнадцать. Гай просто слушал, смеясь, когда смеялись другие, и отложив свои вопросы на потом, когда он сможет быть вполне откровенным, никого этим не смутив. Эндрю как-то сказал Дженн, что ему в друге больше всего нравится то, что тот всегда докапывается до правды, какой бы мрачной она ни была.
   Еще десять дней, и Дженн придется снова расстаться с сыном, смотреть ему вслед, когда в сопровождении Мики он двинется по горной дороге в сторону Мейтленда, где должен провести зиму. Ей придется отпустить его, зная, что колдовская сила Эндрю еще не проявилась, что он лишен защиты, в которой так нуждается, хотя сам об этом и не подозревает. Бывали дни, когда от беспокойства за сына Дженн чувствовала себя совсем больной.
   От размышлений Дженн отвлек шум: молодежь засыпала финлея вопросами. Один голос — Лиама — звучал особенно настойчиво:
   — Но почему королевская армия побежала? Почему Кенрик отступил перед герцогом Робертом? Его войско все еще имело численное преимущество. Раз герцог Роберт был так тяжело ранен, у Кенрика были все шансы добиться победы. Кенрик должен был это понимать — и все-таки бежал. Почему?
   Да, Финлей здорово наловчился рассказывать о битве, только на Дженн он при этом не смотрел.
   — Трудно сказать с уверенностью, но думаю, что четырнадцатилетний принц просто не имел опыта в сражениях такого размаха. Его отец был убит накануне, а Нэш, человек, стоявший за всем предприятием с самого начала, страшно пострадал в единоборстве с Робертом. По-моему, Кенрик усомнился, что сможет...
   — Я слышал, — со знающим видом перебил его Нейл, — что герцог Роберт что-то сделал с принцем накануне битвы: он заставил Кенрика поверить в то, что тот всегда будет его бояться. Это правда?
   Теперь Финлей все-таки посмотрел на Дженн; та кивнула. Эти сведения можно было сообщить, не опасаясь, что за них придется расплачиваться.
   — Да, — Финлей снова повернулся к слушателям, — хотя я и не знаю, как долго сохраняется такое внушение.
   Дженн бросила быстрый взгляд на Эндрю, гадая, как тот отнесется к такому известию: он был единственным здесь, кто знал молодого короля. Но Эндрю только моргнул, ничем не показав, что заинтересован.
   — Но, — Сэйр даже наклонился вперед, — раз твой брат самый могущественный из когда-либо существовавших колдунов, разве не мог он заставить бояться себя всегда?
   Взгляд Финлея затуманился, и, словно почувствовав его смущение, Хелен теснее прижалась к отцу. Финлей помолчал, потом тихо ответил: — Да. Роберт мог сделать так, чтобы страх стал вечным.
 
   Финлей добровольно вызвался стоять на часах первым, предоставив Арли и Дженн возможность отдохнуть. Он не стал ничего им объяснять, но дело заключалось в том, что воспоминания о битве, наивные вопросы подростков вызвали у него смутное беспокойство, так что о сне нечего было и думать.
   В дни, последовавшие за битвой, Финлея преследовали кошмары: его слишком близкое знакомство с Нэшем, когда он чуть не погиб, чувство беспомощности, такое всеобъемлющее, что он готов был призывать смерть...
   Ему повезло — и Роберту тоже. Только через три недели после битвы Роберт поправился настолько, что смог отправиться в дорогу, да и то на носилках. Финлей все время оставался рядом с братом, и прошел еще месяц, прежде чем он перестал тревожиться о том, что Роберт может умереть от ран или от вызванной ими лихорадки. Тогда увечья Роберта казались неисцелимыми: шрам на спине никак не заживал, а из раны в боку начинала сочиться кровь, стоило Роберту сделать резкое движение. К тому времени, когда Финлей согласился вернуться в Анклав, Роберт еще только начинал делать по нескольку шагов в день, и было почти невозможно поверить, что он когда-нибудь полностью выздоровеет.
   С тех пор до Финлея иногда доходили известия о брате: Мердок провел с ним все лето, потом на зиму приехал в Анклав, где они с Финлеем часами обсуждали приключения Роберта, хотя и делали это втайне. О здоровье Роберта Мердок помалкивал: Финлею было известно, что Дженн не желает ничего об этом знать, и бередить ее раны ему вовсе не улыбалось.
   Однако ситуация оставалась неопределенной, дело было не закончено, и это не давало Финлею покоя. Несмотря на все рассказы Мердока, он на самом деле совершенно не представлял, каковы дальнейшие планы Роберта.
   Лагерь, как обычно, постепенно затих: угли костра сгребли, коней напоили, спальные мешки разложили, и после шутливых перебранок и смеха, когда луна стояла уже высоко, наступила тишина, в которой слышались лишь обычные лесные шорохи и изредка — шумные вздохи лошадей.
   Финлей выбрал себе укромное местечко на краю поляны, где на недавно упавшем дереве и сидеть было удобно, и на сук спиной опереться можно. Устроившись, Финлей закрыл глаза и сжал в руке аярн, позволив своей колдовской силе хлынуть сквозь камешек, обежать темные окрестности, выискивая любую возможную опасность. Пользуясь умением искателя, Финлей обеспечивал спокойный ночлег своим подопечным.
   Как обычно, беспокоиться оказалось не о чем, Финлей открыл глаза — и увидел прямо перед собой совершенно не сонного Эндрю с одеялом, накинутым на плечи.
   — Разве сидеть у костра тебе было бы не теплее?
   — А тебе разве было бы не теплее в постели?
   Эндрю оглянулся через плечо на спящих спутников, потом уселся на поваленном дереве рядом с Финлеем, поджав ноги и обхватив колени руками.
   — Мне не спится.
   — Так я и понял.
   — На самом деле ты мог разрешить посторожить Нейлу или Лиаму, верно? Разве это не была бы для них хорошая практика?
   — А если бы они уснули, и на нас напали?
   В уголках глаз Эндрю появились морщинки. Этой ночью луна светила так ярко, что на поляне можно было бы читать.
   — Тогда я посторожу с тобой вместе, и мы не дадим друг другу уснуть.
   Финлей усмехнулся. Улыбка Эндрю была заразительна, в мальчишке было что-то такое, что у всех вызывало симпатию. Несмотря на то, что многие из детей салти пазар завидовали свободе, которой он пользовался, живя в Мейтленде, никто из них не испытывал к нему ненависти. Конечно, Эндрю всегда охотно делал подарки и привозил книги, о которых его просили, да и о своих приключениях при дворе и в других местах помалкивал. Этот мальчик жил в двух мирах и почему-то, казалось, не чувствовал себя как дома ни в одном из них.
   — Ну и почему, — проворчал через некоторое время Финлей, — тебе не спалось?
   — Я все думал, — Эндрю положил подбородок на колено и всматривался в темноту, — о Нэше и герцоге Роберте.
   — И что?
   — Что такое Слово Уничтожения? — Финлей от неожиданности моргнул.
   — Прошу прощения?
   Эндрю усмехнулся, и его синие глаза сверкнули.
   — Нет, я не прошу тебя назвать мне само слово...
   — Я его и не знаю.
   — Я имею в виду другое: что оно такое? Я знаю, что оно было создано столетия назад и стало известно Ключу, а Ключ сообщил его твоему брату, — но что оно такое на самом деле? Как оно действует? Удалось ли герцогу Роберту что-то о нем узнать?
   Финлей вздохнул.
   — Я не могу сказать тебе, что ему удалось узнать за последние годы, да и удалось ли. Насколько мне известно, он прибег к Слову Уничтожения лишь однажды — в тот день, когда ты родился. Поскольку я видел последствия, сомневаюсь, что мне захотелось бы увидеть, как Роберт прибегнет к нему еще раз.
   — Он ведь собирался использовать Слово Уничтожения, чтобы убить Нэша, верно?
   Внезапно насторожившись, Финлей коротко ответил: — Да.
   Смущенный взгляд синих глаз скользнул по Финлею и снова устремился в темноту.
   — Почему... почему мама его остановила?
   Финлей изумленно заморгал. Неужели Дженн не рассказала сыну достаточно, чтобы удовлетворить его любопытство?
   Похоже, что нет.
   Не дожидаясь ответа, а может быть, и боясь его услышать, Эндрю продолжал свистящим шепотом:
   — Ведь Нэш до сих пор жив, и это означает, что герцог Роберт все еще должен его убить... и это он и намерен сделать теперь, да? Значит, еще одна война? Потому что Нэша нужно убить, верно?
   — Ты разве не разговаривал с Мердоком? Что он тебе сказал?
   — А разве я должен был с ним поговорить? Прошу прощения, если мне не полагалось знать или... Дело в том... Ну, мне было любопытно, а Мердок о войне не упоминал... Вот я и подумал...
   — Все это не имеет значения, — поднял руку Финлей. — Как я понимаю, со своей матерью ничего такого ты не обсуждаешь.
   — Нет. — Ответ прозвучал коротко, мальчик явно испытывал неловкость. — Все-таки почему она их остановила? Она не верила в герцога Роберта?
   О боги, это уж чересчур! Как могла она так много рассказать сыну и при этом не позволить ему понять ее отношений с Робертом? Финлей повернулся к племяннику и пристально посмотрел в лицо, которое так напоминало Дженн, но имело и несомненное сходство с отцом.
   — Ты ее спрашивал? — В ответ Эндрю только пожал плечами. — Не кажется ли тебе, что если бы Дженн хотела, чтобы ты знал, она сама тебе сказала бы?
   — Не знаю. Просто мне кажется...
   — Что?
   — Мне кажется, что она его в чем-то предала. — Эндрю взглянул на Финлея немного испуганно, как будто сказал что-то, чего говорить не следовало.
   Сказать ему правду Финлей не мог. Не ему было все рассказывать Эндрю — уж если кто-то и мог это сделать, то только Дженн, а она, когда доходило до того, что можно и что нельзя знать ее сыну, могла оказаться настоящим тираном.
   И еще она ведь взяла с него обещание никогда не открывать Роберту, что Эндрю его сын, — обещание, о котором он никогда не переставал жалеть.
   Впрочем, Финлей мог показать Эндрю дорогу в нужном направлении.
   — Ты ведь знаешь о пророчестве, правда? Тебе известно, что роли, которые играют мой брат, твоя мать и Нэш, были расписаны столетия назад?
   Эндрю ответил не сразу. Его взгляд скользнул в сторону, устремился в пустоту; перед Финлеем возник образ Роберта, который вел себя точно так же, когда колдовским зрением высматривал, не приближается ли кто. Финлей терпеливо дождался, пока Эндрю снова посмотрел на него, как будто ничего не случилось.
   — Что случилось? — все-таки не удержался Финлей от вопроса.
   Эндрю покачал головой, явно не подозревая о том, что" только что сделал.
   — Ничего. Ты говорил о пророчестве...
   Финлей так и не мог решить, как понять то, что он только что видел; поэтому он решил, что лучше всего не касаться этой темы. Он не мог позволить себе воодушевиться надеждой, что в Эндрю наконец проснулась колдовская сила. Маленькое происшествие могло ничего не значить.
   — Ну так вот, ты должен понимать, что их отношения неизбежно должны были стать запутанными. Более запутанными, чем ты или я можем судить, глядя со стороны. Одно мне все же известно — Дженн говорила мне, что Ключ снова и снова повторял: битва в Шан Моссе — неподходящее время для единоборства Роберта и Нэша. Может быть, отсрочка означала бы, что к следующему разу Роберт будет иметь более грозное оружие или большие знания. Тут можно только гадать, но в чем я не сомневаюсь — это что у Дженн были веские основания так поступить. Ты ведь не думаешь, что в противном случае она бы действовала так, как действовала?
   — Нет! — От одного такого предположения в широко раскрытых глазах Эндрю вспыхнул ужас. — Я просто хочу понять, а она на самом деле не хочет говорить со мной об этом.
   — Что ж, может быть, Дженн и расскажет тебе все, когда ты станешь старше.
   — Может быть. — Эндрю сделал глубокий вдох. — Наверное, она ждет, когда во мне проявится колдовская сила.
   — Возможно.
   — А что... что, если этого так и не случится? — Эндрю закусил губу. — У моего отца ведь ее не было. На мне нет даже знака Дома, как у тебя и у мамы. Так откуда во мне взяться силе?
   Это тоже был вопрос, ответить честно на который Финлей не мог.
   — Нет доказательств, что знак Дома напрямую связан с колдовством, — это только предположение. Однако просто из того, что Ичерн не обладал силой, не следует, что и у тебя ее не будет. Кровь твоей матери достаточно сильна. — Финлей позволил себе улыбнуться. — Ты только представь себе, каким могущественным оказался бы, будь оба твоих родителя колдунами!
   Это замечание вызвало у Эндрю смущенную улыбку, прогнавшую выражение тревоги.
   Финлей хлопнул Эндрю по плечу.
   — Ты немного посиди тихо, пока я снова осмотрю окрестности.
   — Конечно.
   Финлей опять закрыл глаза, сделал глубокий вдох, окинул колдовским взглядом лес, выискивая возможную опасность. Поблизости он ничего не обнаружил и расширил сферу поиска, пользуясь этой возможностью для того, чтобы уклониться от непростых вопросов и еще более непростых ответов. На дальнем краю сферы, однако, что-то привлекло его внимание.
   Что-то, чего здесь быть не должно... Десять, может быть, двадцать всадников, углубляющихся в лес. Движущихся в их направлении!
   Финлей открыл глаза и вскочил на ноги. Эндрю тоже поспешно поднялся, побледнев от страха.
   — Скорее! Разбуди свою мать и Арли! Нам нужно уезжать!

Глава 3

   — Нужно подобраться поближе. Отсюда я ничего не могу разглядеть. — Финлей, хмурясь, всматривался в темноту, потом оглянулся через плечо на остальных. Лиц он различить не мог, но то, как притихли подростки и как беспокоились их кони, сказало ему все, что требовалось.
   Дженн подъехала поближе к Финлею, позаботившись о том, чтобы ночные тени получше скрыли ее. Яркий лунный свет заливал поле перед ними, но лес давал достаточное укрытие.
   — Но что они тут делают? Я никогда не видела, чтобы солдаты Гильдии углублялись в Шан Мосс больше чем на пятьдесят ярдов.
   — Они растянулись цепью, — сказал Финлей, следя за появившимися на противоположной стороне поля всадниками в знакомой желтой форме гильдийцев и их командиром. Отделенная от открытого пространства полосой молодых деревьев, северной границей Шан Мосса, дальше лежала главная торговая дорога, соединяющая Люсару с Майенной. — Они определенно кого-то ищут.
   — Или что-то...
   Возможны были оба варианта, и ни один из них Финлею не нравился. Он глубоко вдохнул воздух.
   — Что ж, надо двигаться. Если мы простоим тут всю ночь, они наверняка нас найдут. Можно было бы попробовать создать иллюзию, но как только кони тронутся с места, все станет видно, а испепелить двадцать или больше солдат сил нам не хватит.
   — Да и ни к чему нам привлекать к себе такое внимание. Если они обыщут наших ребят, они найдут аярны, а это означает смертный приговор.
   — Ох, до чего же мне нравится быть объявленным вне закона!
   Дженн вздохнула, все еще оглядывая поле.
   — Что ты предлагаешь?
   — Вы с Арли уводите молодежь на восток, но не особенно углубляйтесь в лес. Ущелье Санди слишком близко, и если они начнут вас преследовать, вы окажетесь в ловушке. Если к утру мы оторвемся от преследователей, можно будет обогнуть ущелье и углубиться в Шан Мосс: туда они не отважатся сунуться. После этого двинемся прямо к Анклаву.
   — Согласна. — Дженн помолчала. — Они ведь не могут искать именно нас, верно?
   Сердце Финлея тревожно сжалось при мысли о такой возможности, но он решительно покачал головой.
   — Не вижу, как такое могло бы случиться.
   — Хорошо. А что собираешься делать ты?
   Финлей снова повернулся в сторону преследователей.
   — Хочу подобраться немного ближе к солдатам. Нам нужно знать, что затевается. Я возьму с собой Эндрю.
   — Нет.
   Нужно было бы быть глухим, чтобы не уловить в ее голосе страха — и непреклонной решимости.
   — Дженн, — прошептал Финлей, — таким образом ты его не защитишь. Он для собственного блага должен научиться делать подобные вещи. Ты должна позволить ему рискнуть.
   — Нет! — Дженн схватила Финлея за руку, и пробившийся сквозь ветви луч луны заставил ее глаза блеснуть. — Он еще не готов.
   — Но именно так мы его и подготовим.
   — Я не позволю, чтобы он рисковал, когда у него нет и намека на силу, которая могла бы его защитить!
   — Ты действительно думаешь, что я позволю попасть в беду собственному племяннику? — Финлей наклонился к ней ближе, чтобы никто другой не услышал его слов. — Дженн, ты должна примириться с мыслью, что у Эндрю может вообще не появиться колдовская сила. У Роберта она проснулась в девять лет...
   — А у меня только в семнадцать. По крайней мере нужно подождать, пока Эндрю не достигнет этого возраста.
   — А что, если решение будет зависеть не от нас?
   При этом вопросе Дженн напряглась и стряхнула с плеча руку Финлея.
   — Возьми с собой Лиама, а не Эндрю. Остальное мы обсудим, когда доберемся до дома.
   Финлей застонал, но спорить дальше было бесполезно. Качая головой, он вернулся туда, где их ждали кони.
   «Обсудим, когда доберемся до дома»... Как будто они не обсуждали этого последние восемь лет! Чего, черт возьми, она пытается добиться, что хочет скрыть?
   Финлей больше не знал, о чем Дженн думает, что собирается делать, но в одном был уверен: никакого обсуждения, когда они доберутся до дома, не будет.
 
   Уже через час голова у Эндрю разболелась от стараний заставить коня не производить шума, от попыток услышать звуки, которые означали бы, что солдаты их преследуют, от усилий, требующихся, чтобы находить дорогу и объезжать препятствия в чернильной темноте. Все это было, конечно, бесполезно — у него просто не было колдовских зрения и слуха, которые позволили бы ему что-то увидеть или услышать. Вот Арли — талантливый искатель. Правда, мать таким умением не обладает... Все остальные, ясное дело, стараются изо всех сил и потом станут подробно обсуждать свои успехи, хоть и знают, каким беспомощным он себя в таких случаях чувствует.
   Все это не останавливало Эндрю, не лишало его горячего желания добиться успеха, доказать наконец матери, что ее усилия были не напрасны, что ему все же удалось усвоить то, чему она и Финлей пытались его научить.
   Эндрю не знал, что с ним не так, хотя и очень хотел бы узнать.
   Но что-то все-таки почувствовать он мог... Это, безусловно, было не то, что описывал Финлей, что-то совсем другое... Какое-то ощущение рождалось иногда на окраине его сознания, хоть всего раз в пять или шесть месяцев... Ничего определенного, скорее...
   Что?
   — Почему отец до сих пор не вернулся?
   Боязливый шепот заставил Эндрю протянуть руку и коснуться плеча Хелен. Она ехала рядом, но в темноте оставалась почти невидимой.
   — Не знаю, но уверен: с ним все в порядке.
   — Ты не можешь этого знать, — прошипел откуда-то сзади Нейл; Эндрю не обратил на него внимания.
   Зеа ехала впереди, и в ночной темноте голос ее прозвучал, как голос призрака.
   — Не понимаю, почему мы убегаем! Мы не сделали ничего плохого.
   — Мы салти, — ответил ей Гай. — Разве этого недостаточно?
   — Но они же не могут узнать это с первого взгляда. Они ищут не нас.
   — Но ведь и этого они не могут знать заранее, верно? — покачал головой Эндрю.
   Зеа повернулась, собираясь продолжать спор, но предостерегающий жест Арли заставил ее замолчать. Эндрю снова стал прислушиваться.
   Что-то такое все же было, что-то, что было знакомо Эндрю уже годы, но поймать ощущение сейчас он не мог, как не мог и раньше.
 
   — Проклятие, откуда они взялись? И что они тут ищут? — Финлей сдержался и умолк, опасаясь, что его могут услышать. Он осторожно направил коня между стволами двух сухих деревьев. Лиам, полный страха, держался рядом, сжимая левой рукой свой аярн, как если бы камешек был его единственной надеждой на спасение.
   Что ж, может быть, так и есть... хотя против целого отряда аярн его не защитит.
   Финлей, нахмурившись, повернулся в седле и окинул колдовским взглядом проделанный ими путь. Это был долгий и опасный путь — нужно было объехать отряд и подкрасться к нему сзади; только тогда была надежда что-то услышать. Оставалось только рассчитывать на то, что Дженн не медлит и уводит молодежь из опасных мест.
   Сейчас им с Лиамом, скрытым тенями, ничто не грозило. Кивнув самому себе, Финлей соскользнул с коня, жалея, что не обладает умением Роберта сдвигать пространство. Сделаться сейчас невидимым было бы очень кстати.
   Финлей передал поводья Лиаму.
   — Подожди здесь и досчитай до пятисот. Если я не вернусь, оставь моего коня и уезжай.
   Лиам кивнул, старательно скрывая свой страх.
   — Как ты собираешься подобраться к ним? Ты умеешь сдвигать пространство?