Страница:
- Я вступил в партию национальных социалистов только из-за Веры, которая работала у них в секретариате, - оправдывался Гофман. - Они не давали мне покоя, и я это сделал, чтобы не ссориться с Верой. В КПЧ я вступил намного раньше, да и нет у меня уже билета национальных социалистов. Я его порвал.
- Ты ходил к Лишке.
- Из-за Веры, - пожал он плечами.
Обсуждение продолжалось долго, но, зная чувства Гофмана к молодой женщине из Планы, ребята отнеслись к нему с пониманием.
- Глупо, Вашек, пытаться сидеть на двух стульях, - сказал Стромек. Вера твоя там уже больше не работает, так что бояться тебе нечего. Ты должен был пере убедить ее, а не она тебя! Я думаю, ты можешь остаться в партии, но должен доказать, что ты - действительно коммунист.
Предложение Стромека было принято. Цыган тем временем многозначительно посматривал на часы. Было без нескольких минут восемь, а они договорились с Яркой о встрече. Назначать свидание на более позднее время он не хотел: слишком долго он ее не видел. Он быстро вбежал в свою комнату. Черт побери, ботинки! Где же они? Это все проделки Храстецкого! Вот негодяй! Он мог бы до утра проискать ботинки: они висели на крючке над дверью, а он тщетно искал их под койками и в шкафах. Наконец Стромек сжалился над ним и указал взглядом, где ботинки.
Ярка, продрогшая, еще ждала его.
- Ты сидишь на своих собраниях, - упрекнула она его, - а я здесь уже с семи... Пойду домой.
- Не ходи, - попросил он.
- Можешь прийти ко мне завтра вечером, - сказала она. - Наши едут в Прагу к врачу: мать беспокоит желчный пузырь. Приходи завтра вечером или днем, когда хочешь. А теперь я должна уже возвращаться домой.
Он поцеловал ее холодное лицо и отправился назад, в общежитие. Храстецкий так и ахнул, когда он распахнул дверь.
- Что случилось, дружище? Еще нет и девяти, а пан Цыган уже дома.
- Холодно, - соврал было Цыган, но получилось у него это весьма неубедительно. Товарищ выслушал его отговорку и многозначительно улыбнулся. Цыган разделся, подбросил дровишек в печь и забрался в постель.
На душе у него было неспокойно: завтра вечером ему предстоял наряд, а ведь он так прекрасно мог провести это время наедине с Яркой... Может, кто-нибудь отдежурит эти двенадцать часов за него? Может, Стромек?..
Прапорщик Павелка распрощался с ребятами на следующий день, с каждым по отдельности, в том числе и с теми, кто отправлялся в наряд. Прощание получилось более сердечным, чем они предполагали. Заставу принял новый начальник прапорщик Карлик.
- В воскресенье Карлик ждет гостью, - прошептал Штрупл. - Сестру. Распорядился поставить в канцелярию еще одну кровать. Гофман только что покрасил ее в сарае.
В воскресенье во второй половине дня возле канцелярии остановилась старая автомашина. Из нее вышла полная блондинка в шубе и радостно улыбнулась прапорщику.
- Ну, как доехала, девочка? - ласково обратился он к ней, поцеловал и проводил в натопленную канцелярию.
- Эта штука в порядке, - кивнула она на автомашину я пробежала взглядом по вахмистрам, расступившимся на лестнице, пропуская ее вперед.
- Красивая, - заметил Штрупл.
- Ничего, во вкусе Славека, - ответил Мачек. Хлоупек покраснел, но промолчал.
Угостив сестру, Карлик повез ее к границе: он явно хотел похвастаться своим участком. Снег начинал таять. Чувствовалось приближение весны. Цыган и Храстецкий, дежурившие у шлагбаума, немало удивились, заметив подъезжавшую автомашину. Они отрапортовали прапорщику, а тот с их помощью принялся объяснять сестре, где находится Германия, где проходит государственная граница, называл деревни по ту сторону пограничной линии и рассказывал прочие подробности.
- Отправляйтесь на Грифик! - сказал ребятам прапорщик. - Идите левой стороной. А я задержусь здесь немного.
К вечеру сестра уехала, ночевать не осталась. Карлик проводил ее до самого Уезда и вернулся домой пешком.
- Красивые у вас здесь есть девушки, - сказал он дежурному. - Одну такую я видел по дороге в лесничество.
- Ярка Байерова, - проворчал в ответ Мачек. - С ней ходит один наш вахмистр.
С наступлением весны у Цыгана кроме Ярки Байеровой появились новые заботы. Число нарушений границы увеличивалось. Убежало несколько человек даже из Планы. Вахмистр ломал над этим голову и как-то сказал Храстецкому:
- Двух дозоров слишком мало, чтобы полностью контролировать границу. Важно узнать, каким путем ходят нарушители. Лесом или через кустарник пойдет не каждый, для этого надо в совершенстве знать местность. Скорее пойдут по дорогам или вблизи них. Вот там и надо караулить. Следует держать под наблюдением деревни, ручей, обе лесопилки, Двур и шоссе Плана - Меринг. За несколько дней после нашего возвращения из Праги за держано двадцать семь человек. А весна еще только начинается. Карлику нужно разработать единую систему охраны вместе с таможенниками и станцией КНБ, подключить и гражданское население. Эх, была бы у нас, дружище, телефонная связь с Гутью, Двуром и Уездом!..
Около дороги появились первые цветы. Лесники принялись расчищать лес от упавших деревьев. Сестра командира приезжала к нему каждое воскресенье, иногда даже и в субботу.
На заставу все чаще поступали сообщения о том, что на других участках границы на Запад прорываются не только отдельные лица, но и целые вооруженные группы, и это следует иметь в виду. Беглецов вела за границу уже не страсть к приключениям. Многие из них руководствовались политическими соображениями, при этом они нередко находили поддержку и убежище у тех людей в пограничных областях, кто ненавидел новую власть.
Карлик усердно занимался службой и переходить куда-либо не собирался. Он казался более доступным человеком, чем его предшественники, общался с вахмистрами и в неслужебное время. В деревне его тоже любили. Хорошие отношения установились у него со старым Зимой и таможенниками. Казалось, наконец-то появился командир, который устранит напряженность в отношениях, существующую между пограничниками и таможенниками вот уже два года. Только Стромек ему почему-то не доверял и глаз с него не спускал.
- Знаешь, Вашек, - говорил он Цыгану, - он не та кой, каким прикидывается.
Ребята продолжали нести свои бесконечные двенадцатичасовые наряды. Всех их это изнуряло, хотя они были молоды и полны сил. Силы, однако, с каждым днем убывали. Весной к тому же они занялись еще и садом и стали приводить в порядок участок возле своего домика. Роубик копал грядки, Цыган выбивал одеяла. Карлик сидел неподалеку у дороги и загорал. Была суббота, и он опять ждал приезда сестры. К нему подошел вахмистр Барак. Он усердно кивал головой, видимо соглашаясь с тем, что говорил ему Карлик. Вскоре они вместе исчезли в лесовской аллее. Роубик посмотрел им вслед.
- Кажется, они хорошо понимают друг друга.
- Барак вертится вокруг него и в канцелярии, - сказал Цыган.
- Да, не бывать тебе, пожалуй, заместителем, - засмеялся Храстецкий.
- А зачем мне это нужно? Только хлопоты с такими шалопаями, как пан Храстецкий. Собачья служба!
Храстецкий вылил ведро помоев и выпрямился.
- Вообще, штаб заставы теперь выглядит по-другому - Барак да еще Штрупл. А мы годимся только для того, чтобы ходить в дозор.
Мимо них проехала начищенная до блеска автомашина. За рулем сидел Карлик, рядом с ним его элегантно одетая сестра.
- Ну, теперь будет тихо, - сказал Стромек. - Он ее привез. А вы заметили? На заднем сидении был Барак...
Вскоре небо затянуло тучами и хлынул ливень, так что средь бела дня пришлось зажечь свет. Гроза продолжалась два часа. Карлик на заставу не возвращался, наверное, он остался в ресторанчике. К вечеру один за другим вернулись патрули. Ребята промокли до нитки. Тех, кто отправлялся им на смену, ждала влажная, мглистая ночь в темных, мокрых лесах да болотистые тропинки - вода на каждом кусту, на каждой ветке. Ребята шли по мокрой траве в резиновых сапогах и плащах.
Карлик между тем уже сидел в канцелярии. Автомашина, вычищенная Бараком, стояла в сарае. Кстати, трофейный вездеход, недавно полученный заставой, был вечно не исправен и мок под дождем на дворе среди луж. Начало воскресного дня было, как всегда, спокойным. Однако в комнате Оливы сидели Иван и Стромек и совещались, прежде чем рассказать остальным пограничникам о том, что их взволновало: кто-то у столба № 22 перешел на ту сторону. Это обнаружил рано утром Олива, человек, для которого на границе никогда не существовало никаких тайн. На размокшей от дождя тропинке он обнаружил четкие следы, направляющиеся прямо к идущей в лощинке по ту сторону границы дороге. Там прошли два патруля, но это были не их следы...
- Таких подметок я еще не видел, - рассуждал Иван. - Кто-то шел напрямик, уверенно. От вырубки до границы следы были заметны на расстоянии примерно ста метров, а потом еще на пятьдесят метров по ту сторону границы.
- Этот человек наверняка шел или во время дождя, или сразу же после него. Но откуда?
- Расскажем об этом ребятам, - решил Олива, - но только нашим. Взглянем-ка на эти следы!
Они достали из сарая старые, разбитые велосипеды, закинули за спины автоматы и, изо всех сил нажимая на педали, медленно покатили вверх по склону к столбу № 22. И в самом деле, следы там были. Нечеткие, расплывчатые, бесформенные. Следы одного человека. На другой стороне границы все было спокойно, только где-то в Трепике лаяли собаки да изредка доносился шум автомобильного мотора. Стромек ползал по тропинке чуть ли не на коленях.
- Поехали домой и расскажем обо всем ребятам. На эту тропинку надо обратить внимание. Подумать только! Прямо на середине нашего участка границы... Мне это совсем не нравится.
- Расскажите об этом шефу, - предложил Храстецкий, когда они поделились с ним новостью. - Пусть знает об этом и почаще посылает туда патруль. Там каждый ориентируется хорошо. Посмотри-ка на карту.
- Охранять пересечение дорог. Прежде всего охранять пересечение дорог, - упрямо повторил Цыган. - Если пойдешь через чащу, глум будет слышен на кило метр. Об этом знает каждый болван.
Карлика это сообщение отнюдь не привело в восторг. Вместе с Оливой он поехал к границе на машине. Ко всеобщему удивлению, вернулись они быстро. Прапорщик махнул на это дело рукой: следы были уже трудноразличимы, и он засомневался, были ли они вообще. Однако через час начался переполох: была объявлена тревога, половина заставы прочесывала местность. В результате поймали двух парней, собиравшихся перебежать границу, чтобы попасть в американскую зону оккупации Германии.
Цыган пошел в ночной дозор и вернулся только к утру. Вопреки своим привычкам, он швырнул автомат на постель Храстецкого, ботинки - к печке и, не раздеваясь, улегся на койку, погруженный в свои мысли. Он испытывал какую-то тяжелую усталость. Этой ночью он был в дозоре с Бараком. У него в ушах все еще звучали без конца повторяемые Бараком слова о жизни, которой правит бог, о том, что коммунизм - это грубое и ошибочное учение, что техника на Западе - иная, чем у нас. Барак вовсю расхваливал Карлика: мол, этот командир отличается от всех остальных. Таким в будущем, безусловно, должен быть каждый, кто хочет удержаться на своем месте. А таможенники? Всю свою жизнь служили республике, а теперь их даже командирами патрулей не назначают. Так он болтал и болтал и все время хныкал, что у него болят ноги, и то и дело присаживался на пенек.
Почти в полдень Цыгана разбудил вернувшийся из дозора Храстецкий. Этот тоже швырнул автомат, проклиная бесконечное патрулирование: по утрам им приходится трястись от холода, а в жаркий полдень обливаться потом.
В следующую субботу они отправились в дневной наряд вместе. Солнце стояло высоко в небе и припекало. Вспотевшие и уставшие, они тяжелым шагом шли по выжженной земле к одиноко стоявшей сосне. Там, по крайней мере, было хоть немного тени. Цыган, прислонив автомат к стволу дерева, уселся рядом с товарищем. Даже курить им не хотелось: жажда мучила их с раннего утра. Правда, внизу, у мельницы, они напились из колодца. Вода была чистой и ледяной, но теперь у них во рту снова пересохло. Перед ними простиралась долина. Все подходы к границам были видны как на ладони. Цыган взял у Храстецкого старый и ржавый бинокль и принялся рассматривать опушки. По дороге тяжело полз грузовик, нагруженный камнем. Больше ничего. Цыган снял свои сапоги. Ноги его горели.
- Сегодня я искупаюсь и кое-что постираю, - сказал он. - Чувствую себя ужасно грязным.
- Разогреем большой котел. Я тоже к тебе присоединюсь. Только к вечеру, сейчас слишком жарко.
Вдруг Храстецкий, державший бинокль у глаз, весь напрягся:
- Карлик! Идет встречать сестричку. - И он показал в сторону аллеи.
Прапорщик дошел до долины и, не спеша, держа фуражку в руке, направился по тенистой аллее к первой мельнице. Ребята по очереди разглядывали его в бинокль. Прапорщик их видеть не мог. Он дошел до косогора и уселся на старых бревнах, оставшихся еще после немцев. Было половина первого, и пограничники уже собирались направиться к Лесову, когда со стороны Ходова появилась знакомая машина. Храстецкий не отрывал бинокля от глаз.
- Уже едет к нему. По ней можно проверять часы. Боится он, что ли, что она к нам попадет? Всегда ее встречает. Ого-го... Вот это да! Вот это поцелуй, скажу я тебе!
Он положил бинокль на траву и обернулся к Цыгану:
- Странно. Брат и сестра, а целуются, как любовники.
- Вижу, - ответил Цыган, держа в руке бинокль. Минут через пять автомашина с Карликом направилась в сторону Лесова. Храстецкий встал и взял автомат. Им пора было возвращаться. Когда они подошли к заставе, прапорщик и его сестра стояли у автомашины. Женщина слегка улыбнулась потным вахмистрам, а Карлик кивнул головой, чтобы рапорт они отдали дежурному. Цыган внимательно присмотрелся к их лицам: вряд ли это были брат и сестра...
В общежитие ребята возвращались вместе со Стромеком. Они рассказали ему о своих наблюдениях.
- А знаете, я уже давно думаю об этом, - ответил тот. - И зачем ему морочить нам голову, что это, дескать, его сестра? Ведь он не женат! Она красива, как картинка... Чего бы ему стесняться?
- Как-нибудь надо все это выяснить, - задумался Храстецкий. - Только к чему? Чтобы удовлетворить свое любопытство?..
В конце концов они сошлись на том, что их это не касается. Ребята улеглись у себя в комнате и так заснули, что даже обед проспали, такие были уставшие. Проснулись только во второй половине дня, но в такую жару есть не хотелось. Вечер, согласно плану, был предназначен для гигиены. Правда, на следующий день тётя Благоутова упрекала их за то, что они не принесли постирать белье.
В тот день Цыган проснулся только около девяти часов. Из маленького костела напротив доносилась органная музыка - религиозные и народные мелодии. "Барак, - подумал он, - у него ключи от костела. Гофман наверняка с ним и кое-кто из девушек-словачек". Иногда, однако, странный вахмистр сидел у органа в одиночестве и играл до позднего вечера. Особенно его почитали и уважали словаки: ведь он был опытным истолкователем библии. Говорил он всегда тихо, немного и рассудительно. Время от времени Барак брал велосипед и отправлялся в Ходов, в гости к хозяину тамошнего ресторана и его жене, которых знал смолоду. Пограничник из него так и не получился. Яниш слушал орган и вспоминал, как за Грификом он вместе с Бараком задержал вооруженного мужчину: набожный вахмистр дрожал тогда от страха. А когда при обучении заходила речь об использовании оружия, у Барака вечно находились какие-нибудь отговорки.
- Небесная музыка, - усмехнулся Храстецкий, кивнув головой в сторону костела. - Он мне уже на нервы действует.
- Играет он, между прочим, довольно прилично. А время уже, если хочешь знать, девять часов.
- Девять, а какая жара...
- Музыка - будто с неба, жара - из пекла, а в умывальне тебе еще предстоит пройти чистилище, - засмеялся Яниш.
По дороге на завтрак их догнал вахмистр Вевода, который только вернулся из поездки в Марианске-Лазне. Не дожидаясь, пока они усядутся за стол, Вевода выпалил:
- Сдается мне, ребята, что я видел Дядю.
- Не болтай, - ответил Мачек, вновь выполнявший обязанности повара. Ты ведь знаешь, он давно уже смылся. После февраля сложил все свое барахло в "мерседес" и махнул за границу.
- Ну и что? - стоял на своем Вевода. - Я почти уверен, что это он был в поезде.
- В каком поезде? - вступил в разговор Иван Олива.
- Когда я в Плане выходил со Штепанкой из поезда, от перрона отправился скорый на Хеб. Я бросился было в поезд, так как в одном из освещенных купе увидел его кожаное пальто, да не успел. Ушел он от меня. А на лица у меня хорошая память, будьте уверены. Наверное, он вернулся?
- Может, и вернулся, - засмеялся Стромек. - Это же опытный агент. Работал на нас, теперь будет работать на них. Это вполне мог быть он. А ты его проморгал, Франтишек.
- Надо бы об этом сообщить. Причем немедленно, - решил Храстецкий. Если он время от времени у нас появляется, органы государственной безопасности уж как-нибудь с ним справятся.
Большинство вахмистров поверило Веводе. Дядя был родом из Тахова, границу знал как свои пять пальцев, знал и местных немцев, еще остававшихся здесь. Ребята отправились к Карлику.
- Утром подам об этом рапорт, - сказал тот. - Сего дня, в воскресенье, все равно никого из начальства на месте нет. А вы будьте начеку, чтобы он не ходил через ваш участок. Ведь здесь он себя чувствует как дома.
- Следы в тот раз, наверное, тоже принадлежали ему, - заметил Штрупл.
Разговоры о Дяде продолжались почти целую неделю. Многие из ребят мечтали встретиться с ним, хотя и знали, какой он был хитрый, острый как бритва и опасный. Решили в первую очередь усилить наблюдение на Грифике, где Дядя чаще всего мог быть в ночное время.
- Что-то здесь происходит, - размышлял Храстецкий, - следы эти появились не случайно... Мы тут носимся как угорелые, а Дядя, наверное, спокойно ходит у нас под самым носом. Может, и знают, что он здесь ходит, да не трогают его, пока не выявят всю компанию? Ну, а потом ловушка захлопнется. Вот бы поймать его!
- Да нет, - возразил Стромек. - Пусть уж лучше он достанется Славе Хлоупеку. Ведь он был любимцем Хлавы. Наш Слава готов был все сделать, чтобы каждая операция Дяди прошла успешно. Теперь бы он из Дяди сделал дуршлаг. Боже, что будет, когда он обо всем этом узнает!..
В конце июля в Лесов приехала группа солдат - два чеха и два словака под командованием молодого поручика. Они должны были сооружать на границе завалы и шлагбаумы, провести небольшие саперные работы. Разместились солдаты в школе, столовались вместе с вахмистрами. На попечении у солдат была лошадь Ферда. Маленькая повозка, которую они неизвестно где раздобыли, служила им для всевозможных целей. Все их оружие составляли винтовки. Каждое утро они отправлялись со своей Фердой к границе, сложив в повозку топоры, пилы, сено и кое-какую еду для себя. Их поручик поселился в Тахове, передав командование ефрейтору, и лишь время от времени наезжал в Лесов. К границе он с ними ни разу не ходил и всегда ждал, когда они вернутся. Солдаты быстро сдружились с вахмистрами. Еда у солдат была, а в свободное время они со своей лошадкой могли заработать у лесовчан и на дополнительную пачку сигарет. Один из них начал усердно посещать домик Зимы, и Милуша наконец-то решилась на первое серьезное знакомство. Вахмистры успеха у нее не имели...
Работали солдаты хорошо, жаловаться на них не приходилось. Они даже ходили вместе с вахмистрами в дозоры и делали это совершенно добровольно по субботам и воскресеньям, когда уезжал домой их ефрейтор. Карлик сначала возражал против этого (что, если солдатам придется прибегнуть к оружию, или вдруг что с ними случится), но в конце концов дал свое согласие. Вскоре один из солдат, Штефан, отличился. Однажды, возвращаясь из Тахова, куда его вызывал поручик, он задержал перебежчика, дошедшего уже до Двура. Задержанным оказался венгр, который возвращался после войны домой с Запада. Стромеку пришлось мобилизовать весь свой запас венгерских слов. Штефан так пышно отметил свой успех в ресторанчике у Киндла, что ему не хватило и четырех солдатских жалований. Пограничникам нравилось ходить в дозор с солдатами. Тот из них, который влюбился в Милушу Зимову, в конце концов остался служить на границе.
В следующее воскресенье Карлик неожиданно уехал домой. Командование он передал Цыгану, а Штруплу поручил канцелярскую работу. Штрупл был родом из Пльзеня и, воспользовавшись случаем, на один день тоже уехал из Лесова. Яниш не боялся новых обязанностей. Опыт в этом отношении он приобрел еще во времена Павелки, и, кроме того, рядом был Зима, который ежедневно заходил на заставу и ненавязчиво справлялся о новостях. В случае необходимости всегда можно было рассчитывать на его помощь.
В понедельник утром несколько вахмистров толкали, пытаясь сдвинуть с места, автомашину, приданную лесовской заставе: стартер у нее не работал. Шофер Густа должен был везти постельное белье в Марианске-Лазне. Для молодого щеголя это всегда была возможность блеснуть в курортном городе. Он ездил один или с интендантом Тондой; при этом оба надевали все самое лучшее из того, что у них было. Мотор никак не заводился. Наконец они решили откатить машину к окраине Лесова, надеясь, что мотор заработает, когда они столкнут машину с крутого косогора. Густа и интендант уселись на переднее сиденье. Простреленное стекло было склеено изоляционной лентой и прикреплено к раме проволокой. Пятеро пограничников уперлись в машину.
Им не удалось еще докатить этот несчастный экипаж до станции КНБ, когда из-за поворота дороги, идущей от границы, появилась вся в пене тощая лошадка саперов, на спине которой восседал взлохмаченный, вспотевший Штефан. Одной рукой он держался за лошадиную гриву, а другой как-то странно махал и что-то изо всех сил кричал пограничникам, толкавшим машину. У самого шлагбаума он резко остановил загнанного коня и чуть было не перелетел через его голову.
- Товарищи, скорее к границе! Там идет бой! Какая - то банда. Не стойте! Объявляйте тревогу!
- Тревога! - закричал Храстецкий. В этот момент мотор наконец завелся.
- Что случилось? - вопрошал Пепик Репка, высунувшись из окошка чердака.
- Пошевеливайтесь же, болваны! - кричал Олива. У него за спиной уже был автомат.
Цыган отдал свой первый приказ:
- Дежурный, бегом к таможенникам и на станцию КНБ. Все в ружье!
Затем он обратился к солдату:
- Штефан, рассказывай. Только спокойно и не спеша. Где стреляют?
- Возле границы мы начали рубить деревья, около столба номер двадцать два. Вдруг Карел, наш ефрейтор, услышал прямо перед собой какой-то треск. В каких-нибудь ста метрах впереди, за лужком, мы увидели группу людей. Карел крикнул им, что они там делают, так как сразу понял, что это не пограничники. А те без предупреждения начали палить в нас. Карел послал меня к вам, а сам открыл по ним огонь. У наших только одна винтовка, остальные мы оставили дома. Границу мы не " переходили.
- Хорошо, Штефан. Тряпки из машины выбросить, и все - туда! Кому не хватит места, на мотоцикле! Встретимся у перекрестка дорог. Быстрее! Поехали!
Таможенники отправились на велосипедах, вахмистры вскочили на мотоциклы. Автомашина помчалась по деревне. Яниш, высунувшись из кабины, кричал попадавшимся им по дороге свободным от службы пограничникам:
- К перекрестку, быстро!
У таможни нескольким ребятам пришлось выскочить из машины, так как крутой подъем был ей не под силу.
- Машина вернётся за вами! - прокричал им Храстецкий, сидевший на заднем сиденье и поторапливавший Густу. Еще не добравшись до перекрестка, они услышали стрельбу.
- Автомат, - констатировал Цыган. - Осторожно, ребята!
На перекрестке лесных дорог у старого распятия они выскочили из автомашины. Густа сразу же поехал за оставшимися. Неожиданно стрельба прекратилась. Цыган собрал людей за перекрестком. Интендант Тонда приехал на велосипеде с моторчиком в одних трусах и рубашке. Некоторые были без курток и поясов. Цыган сказал:
- Стромек, пробирайся к границе в район столба но мер двадцать два и найди ефрейтора. Смотрите, чтобы никто не прошел. Репка пойдет с тобой и доберется до Трепика. Дело серьезное. Стрелять сразу же, не цацкаться. Штефан, оставь лошадь и дуй за ними.
Солдат кивнул головой. В руке он держал автомат, который раздобыл в этой суматохе в доме начальника заставы. Пригнувшись, он побежал по канаве вслед за Стромеком.
- Остальным развернуться в цепь так, чтобы пограничники и таможенники с винтовками и автоматами чередовались. Не терять друг друга из вида.
Человек семнадцать двинулись через лесную чащу. Яниш не забыл и об условных знаках. Знания, полученные в школе, весьма пригодились... В голове роились мысли. Сообщил ли дежурный о случившемся в Тахов? Наверное, Зима посоветовал ему это сделать. И сообщили ли соседям?.. Там Хлоупек, он и без приказа знает, что делать...
Они медленно шли по лесу, пробирались сквозь заросли кустарника и все время держали пальцы на спусковых крючках, готовые открыть огонь. Через каждые двести метров Яниш приказывал останавливаться. Все прислушивались: тишина, благословенная утренняя тишина, только где-то вдали куковала кукушка.
- Дальше, - кивал головой Цыган.
Вдруг совсем близко раздался винтовочный выстрел. Пуля со свистом разрезала воздух. Цыган остановил цепь, но опять кругом было тихо. Только через несколько бесконечно долгих секунд послышались чьи-то голоса. Следующий выстрел раздался тоже где-то неподалеку. Послышались крики, а потом сильный взрыв потряс лес.
- Ты ходил к Лишке.
- Из-за Веры, - пожал он плечами.
Обсуждение продолжалось долго, но, зная чувства Гофмана к молодой женщине из Планы, ребята отнеслись к нему с пониманием.
- Глупо, Вашек, пытаться сидеть на двух стульях, - сказал Стромек. Вера твоя там уже больше не работает, так что бояться тебе нечего. Ты должен был пере убедить ее, а не она тебя! Я думаю, ты можешь остаться в партии, но должен доказать, что ты - действительно коммунист.
Предложение Стромека было принято. Цыган тем временем многозначительно посматривал на часы. Было без нескольких минут восемь, а они договорились с Яркой о встрече. Назначать свидание на более позднее время он не хотел: слишком долго он ее не видел. Он быстро вбежал в свою комнату. Черт побери, ботинки! Где же они? Это все проделки Храстецкого! Вот негодяй! Он мог бы до утра проискать ботинки: они висели на крючке над дверью, а он тщетно искал их под койками и в шкафах. Наконец Стромек сжалился над ним и указал взглядом, где ботинки.
Ярка, продрогшая, еще ждала его.
- Ты сидишь на своих собраниях, - упрекнула она его, - а я здесь уже с семи... Пойду домой.
- Не ходи, - попросил он.
- Можешь прийти ко мне завтра вечером, - сказала она. - Наши едут в Прагу к врачу: мать беспокоит желчный пузырь. Приходи завтра вечером или днем, когда хочешь. А теперь я должна уже возвращаться домой.
Он поцеловал ее холодное лицо и отправился назад, в общежитие. Храстецкий так и ахнул, когда он распахнул дверь.
- Что случилось, дружище? Еще нет и девяти, а пан Цыган уже дома.
- Холодно, - соврал было Цыган, но получилось у него это весьма неубедительно. Товарищ выслушал его отговорку и многозначительно улыбнулся. Цыган разделся, подбросил дровишек в печь и забрался в постель.
На душе у него было неспокойно: завтра вечером ему предстоял наряд, а ведь он так прекрасно мог провести это время наедине с Яркой... Может, кто-нибудь отдежурит эти двенадцать часов за него? Может, Стромек?..
Прапорщик Павелка распрощался с ребятами на следующий день, с каждым по отдельности, в том числе и с теми, кто отправлялся в наряд. Прощание получилось более сердечным, чем они предполагали. Заставу принял новый начальник прапорщик Карлик.
- В воскресенье Карлик ждет гостью, - прошептал Штрупл. - Сестру. Распорядился поставить в канцелярию еще одну кровать. Гофман только что покрасил ее в сарае.
В воскресенье во второй половине дня возле канцелярии остановилась старая автомашина. Из нее вышла полная блондинка в шубе и радостно улыбнулась прапорщику.
- Ну, как доехала, девочка? - ласково обратился он к ней, поцеловал и проводил в натопленную канцелярию.
- Эта штука в порядке, - кивнула она на автомашину я пробежала взглядом по вахмистрам, расступившимся на лестнице, пропуская ее вперед.
- Красивая, - заметил Штрупл.
- Ничего, во вкусе Славека, - ответил Мачек. Хлоупек покраснел, но промолчал.
Угостив сестру, Карлик повез ее к границе: он явно хотел похвастаться своим участком. Снег начинал таять. Чувствовалось приближение весны. Цыган и Храстецкий, дежурившие у шлагбаума, немало удивились, заметив подъезжавшую автомашину. Они отрапортовали прапорщику, а тот с их помощью принялся объяснять сестре, где находится Германия, где проходит государственная граница, называл деревни по ту сторону пограничной линии и рассказывал прочие подробности.
- Отправляйтесь на Грифик! - сказал ребятам прапорщик. - Идите левой стороной. А я задержусь здесь немного.
К вечеру сестра уехала, ночевать не осталась. Карлик проводил ее до самого Уезда и вернулся домой пешком.
- Красивые у вас здесь есть девушки, - сказал он дежурному. - Одну такую я видел по дороге в лесничество.
- Ярка Байерова, - проворчал в ответ Мачек. - С ней ходит один наш вахмистр.
С наступлением весны у Цыгана кроме Ярки Байеровой появились новые заботы. Число нарушений границы увеличивалось. Убежало несколько человек даже из Планы. Вахмистр ломал над этим голову и как-то сказал Храстецкому:
- Двух дозоров слишком мало, чтобы полностью контролировать границу. Важно узнать, каким путем ходят нарушители. Лесом или через кустарник пойдет не каждый, для этого надо в совершенстве знать местность. Скорее пойдут по дорогам или вблизи них. Вот там и надо караулить. Следует держать под наблюдением деревни, ручей, обе лесопилки, Двур и шоссе Плана - Меринг. За несколько дней после нашего возвращения из Праги за держано двадцать семь человек. А весна еще только начинается. Карлику нужно разработать единую систему охраны вместе с таможенниками и станцией КНБ, подключить и гражданское население. Эх, была бы у нас, дружище, телефонная связь с Гутью, Двуром и Уездом!..
Около дороги появились первые цветы. Лесники принялись расчищать лес от упавших деревьев. Сестра командира приезжала к нему каждое воскресенье, иногда даже и в субботу.
На заставу все чаще поступали сообщения о том, что на других участках границы на Запад прорываются не только отдельные лица, но и целые вооруженные группы, и это следует иметь в виду. Беглецов вела за границу уже не страсть к приключениям. Многие из них руководствовались политическими соображениями, при этом они нередко находили поддержку и убежище у тех людей в пограничных областях, кто ненавидел новую власть.
Карлик усердно занимался службой и переходить куда-либо не собирался. Он казался более доступным человеком, чем его предшественники, общался с вахмистрами и в неслужебное время. В деревне его тоже любили. Хорошие отношения установились у него со старым Зимой и таможенниками. Казалось, наконец-то появился командир, который устранит напряженность в отношениях, существующую между пограничниками и таможенниками вот уже два года. Только Стромек ему почему-то не доверял и глаз с него не спускал.
- Знаешь, Вашек, - говорил он Цыгану, - он не та кой, каким прикидывается.
Ребята продолжали нести свои бесконечные двенадцатичасовые наряды. Всех их это изнуряло, хотя они были молоды и полны сил. Силы, однако, с каждым днем убывали. Весной к тому же они занялись еще и садом и стали приводить в порядок участок возле своего домика. Роубик копал грядки, Цыган выбивал одеяла. Карлик сидел неподалеку у дороги и загорал. Была суббота, и он опять ждал приезда сестры. К нему подошел вахмистр Барак. Он усердно кивал головой, видимо соглашаясь с тем, что говорил ему Карлик. Вскоре они вместе исчезли в лесовской аллее. Роубик посмотрел им вслед.
- Кажется, они хорошо понимают друг друга.
- Барак вертится вокруг него и в канцелярии, - сказал Цыган.
- Да, не бывать тебе, пожалуй, заместителем, - засмеялся Храстецкий.
- А зачем мне это нужно? Только хлопоты с такими шалопаями, как пан Храстецкий. Собачья служба!
Храстецкий вылил ведро помоев и выпрямился.
- Вообще, штаб заставы теперь выглядит по-другому - Барак да еще Штрупл. А мы годимся только для того, чтобы ходить в дозор.
Мимо них проехала начищенная до блеска автомашина. За рулем сидел Карлик, рядом с ним его элегантно одетая сестра.
- Ну, теперь будет тихо, - сказал Стромек. - Он ее привез. А вы заметили? На заднем сидении был Барак...
Вскоре небо затянуло тучами и хлынул ливень, так что средь бела дня пришлось зажечь свет. Гроза продолжалась два часа. Карлик на заставу не возвращался, наверное, он остался в ресторанчике. К вечеру один за другим вернулись патрули. Ребята промокли до нитки. Тех, кто отправлялся им на смену, ждала влажная, мглистая ночь в темных, мокрых лесах да болотистые тропинки - вода на каждом кусту, на каждой ветке. Ребята шли по мокрой траве в резиновых сапогах и плащах.
Карлик между тем уже сидел в канцелярии. Автомашина, вычищенная Бараком, стояла в сарае. Кстати, трофейный вездеход, недавно полученный заставой, был вечно не исправен и мок под дождем на дворе среди луж. Начало воскресного дня было, как всегда, спокойным. Однако в комнате Оливы сидели Иван и Стромек и совещались, прежде чем рассказать остальным пограничникам о том, что их взволновало: кто-то у столба № 22 перешел на ту сторону. Это обнаружил рано утром Олива, человек, для которого на границе никогда не существовало никаких тайн. На размокшей от дождя тропинке он обнаружил четкие следы, направляющиеся прямо к идущей в лощинке по ту сторону границы дороге. Там прошли два патруля, но это были не их следы...
- Таких подметок я еще не видел, - рассуждал Иван. - Кто-то шел напрямик, уверенно. От вырубки до границы следы были заметны на расстоянии примерно ста метров, а потом еще на пятьдесят метров по ту сторону границы.
- Этот человек наверняка шел или во время дождя, или сразу же после него. Но откуда?
- Расскажем об этом ребятам, - решил Олива, - но только нашим. Взглянем-ка на эти следы!
Они достали из сарая старые, разбитые велосипеды, закинули за спины автоматы и, изо всех сил нажимая на педали, медленно покатили вверх по склону к столбу № 22. И в самом деле, следы там были. Нечеткие, расплывчатые, бесформенные. Следы одного человека. На другой стороне границы все было спокойно, только где-то в Трепике лаяли собаки да изредка доносился шум автомобильного мотора. Стромек ползал по тропинке чуть ли не на коленях.
- Поехали домой и расскажем обо всем ребятам. На эту тропинку надо обратить внимание. Подумать только! Прямо на середине нашего участка границы... Мне это совсем не нравится.
- Расскажите об этом шефу, - предложил Храстецкий, когда они поделились с ним новостью. - Пусть знает об этом и почаще посылает туда патруль. Там каждый ориентируется хорошо. Посмотри-ка на карту.
- Охранять пересечение дорог. Прежде всего охранять пересечение дорог, - упрямо повторил Цыган. - Если пойдешь через чащу, глум будет слышен на кило метр. Об этом знает каждый болван.
Карлика это сообщение отнюдь не привело в восторг. Вместе с Оливой он поехал к границе на машине. Ко всеобщему удивлению, вернулись они быстро. Прапорщик махнул на это дело рукой: следы были уже трудноразличимы, и он засомневался, были ли они вообще. Однако через час начался переполох: была объявлена тревога, половина заставы прочесывала местность. В результате поймали двух парней, собиравшихся перебежать границу, чтобы попасть в американскую зону оккупации Германии.
Цыган пошел в ночной дозор и вернулся только к утру. Вопреки своим привычкам, он швырнул автомат на постель Храстецкого, ботинки - к печке и, не раздеваясь, улегся на койку, погруженный в свои мысли. Он испытывал какую-то тяжелую усталость. Этой ночью он был в дозоре с Бараком. У него в ушах все еще звучали без конца повторяемые Бараком слова о жизни, которой правит бог, о том, что коммунизм - это грубое и ошибочное учение, что техника на Западе - иная, чем у нас. Барак вовсю расхваливал Карлика: мол, этот командир отличается от всех остальных. Таким в будущем, безусловно, должен быть каждый, кто хочет удержаться на своем месте. А таможенники? Всю свою жизнь служили республике, а теперь их даже командирами патрулей не назначают. Так он болтал и болтал и все время хныкал, что у него болят ноги, и то и дело присаживался на пенек.
Почти в полдень Цыгана разбудил вернувшийся из дозора Храстецкий. Этот тоже швырнул автомат, проклиная бесконечное патрулирование: по утрам им приходится трястись от холода, а в жаркий полдень обливаться потом.
В следующую субботу они отправились в дневной наряд вместе. Солнце стояло высоко в небе и припекало. Вспотевшие и уставшие, они тяжелым шагом шли по выжженной земле к одиноко стоявшей сосне. Там, по крайней мере, было хоть немного тени. Цыган, прислонив автомат к стволу дерева, уселся рядом с товарищем. Даже курить им не хотелось: жажда мучила их с раннего утра. Правда, внизу, у мельницы, они напились из колодца. Вода была чистой и ледяной, но теперь у них во рту снова пересохло. Перед ними простиралась долина. Все подходы к границам были видны как на ладони. Цыган взял у Храстецкого старый и ржавый бинокль и принялся рассматривать опушки. По дороге тяжело полз грузовик, нагруженный камнем. Больше ничего. Цыган снял свои сапоги. Ноги его горели.
- Сегодня я искупаюсь и кое-что постираю, - сказал он. - Чувствую себя ужасно грязным.
- Разогреем большой котел. Я тоже к тебе присоединюсь. Только к вечеру, сейчас слишком жарко.
Вдруг Храстецкий, державший бинокль у глаз, весь напрягся:
- Карлик! Идет встречать сестричку. - И он показал в сторону аллеи.
Прапорщик дошел до долины и, не спеша, держа фуражку в руке, направился по тенистой аллее к первой мельнице. Ребята по очереди разглядывали его в бинокль. Прапорщик их видеть не мог. Он дошел до косогора и уселся на старых бревнах, оставшихся еще после немцев. Было половина первого, и пограничники уже собирались направиться к Лесову, когда со стороны Ходова появилась знакомая машина. Храстецкий не отрывал бинокля от глаз.
- Уже едет к нему. По ней можно проверять часы. Боится он, что ли, что она к нам попадет? Всегда ее встречает. Ого-го... Вот это да! Вот это поцелуй, скажу я тебе!
Он положил бинокль на траву и обернулся к Цыгану:
- Странно. Брат и сестра, а целуются, как любовники.
- Вижу, - ответил Цыган, держа в руке бинокль. Минут через пять автомашина с Карликом направилась в сторону Лесова. Храстецкий встал и взял автомат. Им пора было возвращаться. Когда они подошли к заставе, прапорщик и его сестра стояли у автомашины. Женщина слегка улыбнулась потным вахмистрам, а Карлик кивнул головой, чтобы рапорт они отдали дежурному. Цыган внимательно присмотрелся к их лицам: вряд ли это были брат и сестра...
В общежитие ребята возвращались вместе со Стромеком. Они рассказали ему о своих наблюдениях.
- А знаете, я уже давно думаю об этом, - ответил тот. - И зачем ему морочить нам голову, что это, дескать, его сестра? Ведь он не женат! Она красива, как картинка... Чего бы ему стесняться?
- Как-нибудь надо все это выяснить, - задумался Храстецкий. - Только к чему? Чтобы удовлетворить свое любопытство?..
В конце концов они сошлись на том, что их это не касается. Ребята улеглись у себя в комнате и так заснули, что даже обед проспали, такие были уставшие. Проснулись только во второй половине дня, но в такую жару есть не хотелось. Вечер, согласно плану, был предназначен для гигиены. Правда, на следующий день тётя Благоутова упрекала их за то, что они не принесли постирать белье.
В тот день Цыган проснулся только около девяти часов. Из маленького костела напротив доносилась органная музыка - религиозные и народные мелодии. "Барак, - подумал он, - у него ключи от костела. Гофман наверняка с ним и кое-кто из девушек-словачек". Иногда, однако, странный вахмистр сидел у органа в одиночестве и играл до позднего вечера. Особенно его почитали и уважали словаки: ведь он был опытным истолкователем библии. Говорил он всегда тихо, немного и рассудительно. Время от времени Барак брал велосипед и отправлялся в Ходов, в гости к хозяину тамошнего ресторана и его жене, которых знал смолоду. Пограничник из него так и не получился. Яниш слушал орган и вспоминал, как за Грификом он вместе с Бараком задержал вооруженного мужчину: набожный вахмистр дрожал тогда от страха. А когда при обучении заходила речь об использовании оружия, у Барака вечно находились какие-нибудь отговорки.
- Небесная музыка, - усмехнулся Храстецкий, кивнув головой в сторону костела. - Он мне уже на нервы действует.
- Играет он, между прочим, довольно прилично. А время уже, если хочешь знать, девять часов.
- Девять, а какая жара...
- Музыка - будто с неба, жара - из пекла, а в умывальне тебе еще предстоит пройти чистилище, - засмеялся Яниш.
По дороге на завтрак их догнал вахмистр Вевода, который только вернулся из поездки в Марианске-Лазне. Не дожидаясь, пока они усядутся за стол, Вевода выпалил:
- Сдается мне, ребята, что я видел Дядю.
- Не болтай, - ответил Мачек, вновь выполнявший обязанности повара. Ты ведь знаешь, он давно уже смылся. После февраля сложил все свое барахло в "мерседес" и махнул за границу.
- Ну и что? - стоял на своем Вевода. - Я почти уверен, что это он был в поезде.
- В каком поезде? - вступил в разговор Иван Олива.
- Когда я в Плане выходил со Штепанкой из поезда, от перрона отправился скорый на Хеб. Я бросился было в поезд, так как в одном из освещенных купе увидел его кожаное пальто, да не успел. Ушел он от меня. А на лица у меня хорошая память, будьте уверены. Наверное, он вернулся?
- Может, и вернулся, - засмеялся Стромек. - Это же опытный агент. Работал на нас, теперь будет работать на них. Это вполне мог быть он. А ты его проморгал, Франтишек.
- Надо бы об этом сообщить. Причем немедленно, - решил Храстецкий. Если он время от времени у нас появляется, органы государственной безопасности уж как-нибудь с ним справятся.
Большинство вахмистров поверило Веводе. Дядя был родом из Тахова, границу знал как свои пять пальцев, знал и местных немцев, еще остававшихся здесь. Ребята отправились к Карлику.
- Утром подам об этом рапорт, - сказал тот. - Сего дня, в воскресенье, все равно никого из начальства на месте нет. А вы будьте начеку, чтобы он не ходил через ваш участок. Ведь здесь он себя чувствует как дома.
- Следы в тот раз, наверное, тоже принадлежали ему, - заметил Штрупл.
Разговоры о Дяде продолжались почти целую неделю. Многие из ребят мечтали встретиться с ним, хотя и знали, какой он был хитрый, острый как бритва и опасный. Решили в первую очередь усилить наблюдение на Грифике, где Дядя чаще всего мог быть в ночное время.
- Что-то здесь происходит, - размышлял Храстецкий, - следы эти появились не случайно... Мы тут носимся как угорелые, а Дядя, наверное, спокойно ходит у нас под самым носом. Может, и знают, что он здесь ходит, да не трогают его, пока не выявят всю компанию? Ну, а потом ловушка захлопнется. Вот бы поймать его!
- Да нет, - возразил Стромек. - Пусть уж лучше он достанется Славе Хлоупеку. Ведь он был любимцем Хлавы. Наш Слава готов был все сделать, чтобы каждая операция Дяди прошла успешно. Теперь бы он из Дяди сделал дуршлаг. Боже, что будет, когда он обо всем этом узнает!..
В конце июля в Лесов приехала группа солдат - два чеха и два словака под командованием молодого поручика. Они должны были сооружать на границе завалы и шлагбаумы, провести небольшие саперные работы. Разместились солдаты в школе, столовались вместе с вахмистрами. На попечении у солдат была лошадь Ферда. Маленькая повозка, которую они неизвестно где раздобыли, служила им для всевозможных целей. Все их оружие составляли винтовки. Каждое утро они отправлялись со своей Фердой к границе, сложив в повозку топоры, пилы, сено и кое-какую еду для себя. Их поручик поселился в Тахове, передав командование ефрейтору, и лишь время от времени наезжал в Лесов. К границе он с ними ни разу не ходил и всегда ждал, когда они вернутся. Солдаты быстро сдружились с вахмистрами. Еда у солдат была, а в свободное время они со своей лошадкой могли заработать у лесовчан и на дополнительную пачку сигарет. Один из них начал усердно посещать домик Зимы, и Милуша наконец-то решилась на первое серьезное знакомство. Вахмистры успеха у нее не имели...
Работали солдаты хорошо, жаловаться на них не приходилось. Они даже ходили вместе с вахмистрами в дозоры и делали это совершенно добровольно по субботам и воскресеньям, когда уезжал домой их ефрейтор. Карлик сначала возражал против этого (что, если солдатам придется прибегнуть к оружию, или вдруг что с ними случится), но в конце концов дал свое согласие. Вскоре один из солдат, Штефан, отличился. Однажды, возвращаясь из Тахова, куда его вызывал поручик, он задержал перебежчика, дошедшего уже до Двура. Задержанным оказался венгр, который возвращался после войны домой с Запада. Стромеку пришлось мобилизовать весь свой запас венгерских слов. Штефан так пышно отметил свой успех в ресторанчике у Киндла, что ему не хватило и четырех солдатских жалований. Пограничникам нравилось ходить в дозор с солдатами. Тот из них, который влюбился в Милушу Зимову, в конце концов остался служить на границе.
В следующее воскресенье Карлик неожиданно уехал домой. Командование он передал Цыгану, а Штруплу поручил канцелярскую работу. Штрупл был родом из Пльзеня и, воспользовавшись случаем, на один день тоже уехал из Лесова. Яниш не боялся новых обязанностей. Опыт в этом отношении он приобрел еще во времена Павелки, и, кроме того, рядом был Зима, который ежедневно заходил на заставу и ненавязчиво справлялся о новостях. В случае необходимости всегда можно было рассчитывать на его помощь.
В понедельник утром несколько вахмистров толкали, пытаясь сдвинуть с места, автомашину, приданную лесовской заставе: стартер у нее не работал. Шофер Густа должен был везти постельное белье в Марианске-Лазне. Для молодого щеголя это всегда была возможность блеснуть в курортном городе. Он ездил один или с интендантом Тондой; при этом оба надевали все самое лучшее из того, что у них было. Мотор никак не заводился. Наконец они решили откатить машину к окраине Лесова, надеясь, что мотор заработает, когда они столкнут машину с крутого косогора. Густа и интендант уселись на переднее сиденье. Простреленное стекло было склеено изоляционной лентой и прикреплено к раме проволокой. Пятеро пограничников уперлись в машину.
Им не удалось еще докатить этот несчастный экипаж до станции КНБ, когда из-за поворота дороги, идущей от границы, появилась вся в пене тощая лошадка саперов, на спине которой восседал взлохмаченный, вспотевший Штефан. Одной рукой он держался за лошадиную гриву, а другой как-то странно махал и что-то изо всех сил кричал пограничникам, толкавшим машину. У самого шлагбаума он резко остановил загнанного коня и чуть было не перелетел через его голову.
- Товарищи, скорее к границе! Там идет бой! Какая - то банда. Не стойте! Объявляйте тревогу!
- Тревога! - закричал Храстецкий. В этот момент мотор наконец завелся.
- Что случилось? - вопрошал Пепик Репка, высунувшись из окошка чердака.
- Пошевеливайтесь же, болваны! - кричал Олива. У него за спиной уже был автомат.
Цыган отдал свой первый приказ:
- Дежурный, бегом к таможенникам и на станцию КНБ. Все в ружье!
Затем он обратился к солдату:
- Штефан, рассказывай. Только спокойно и не спеша. Где стреляют?
- Возле границы мы начали рубить деревья, около столба номер двадцать два. Вдруг Карел, наш ефрейтор, услышал прямо перед собой какой-то треск. В каких-нибудь ста метрах впереди, за лужком, мы увидели группу людей. Карел крикнул им, что они там делают, так как сразу понял, что это не пограничники. А те без предупреждения начали палить в нас. Карел послал меня к вам, а сам открыл по ним огонь. У наших только одна винтовка, остальные мы оставили дома. Границу мы не " переходили.
- Хорошо, Штефан. Тряпки из машины выбросить, и все - туда! Кому не хватит места, на мотоцикле! Встретимся у перекрестка дорог. Быстрее! Поехали!
Таможенники отправились на велосипедах, вахмистры вскочили на мотоциклы. Автомашина помчалась по деревне. Яниш, высунувшись из кабины, кричал попадавшимся им по дороге свободным от службы пограничникам:
- К перекрестку, быстро!
У таможни нескольким ребятам пришлось выскочить из машины, так как крутой подъем был ей не под силу.
- Машина вернётся за вами! - прокричал им Храстецкий, сидевший на заднем сиденье и поторапливавший Густу. Еще не добравшись до перекрестка, они услышали стрельбу.
- Автомат, - констатировал Цыган. - Осторожно, ребята!
На перекрестке лесных дорог у старого распятия они выскочили из автомашины. Густа сразу же поехал за оставшимися. Неожиданно стрельба прекратилась. Цыган собрал людей за перекрестком. Интендант Тонда приехал на велосипеде с моторчиком в одних трусах и рубашке. Некоторые были без курток и поясов. Цыган сказал:
- Стромек, пробирайся к границе в район столба но мер двадцать два и найди ефрейтора. Смотрите, чтобы никто не прошел. Репка пойдет с тобой и доберется до Трепика. Дело серьезное. Стрелять сразу же, не цацкаться. Штефан, оставь лошадь и дуй за ними.
Солдат кивнул головой. В руке он держал автомат, который раздобыл в этой суматохе в доме начальника заставы. Пригнувшись, он побежал по канаве вслед за Стромеком.
- Остальным развернуться в цепь так, чтобы пограничники и таможенники с винтовками и автоматами чередовались. Не терять друг друга из вида.
Человек семнадцать двинулись через лесную чащу. Яниш не забыл и об условных знаках. Знания, полученные в школе, весьма пригодились... В голове роились мысли. Сообщил ли дежурный о случившемся в Тахов? Наверное, Зима посоветовал ему это сделать. И сообщили ли соседям?.. Там Хлоупек, он и без приказа знает, что делать...
Они медленно шли по лесу, пробирались сквозь заросли кустарника и все время держали пальцы на спусковых крючках, готовые открыть огонь. Через каждые двести метров Яниш приказывал останавливаться. Все прислушивались: тишина, благословенная утренняя тишина, только где-то вдали куковала кукушка.
- Дальше, - кивал головой Цыган.
Вдруг совсем близко раздался винтовочный выстрел. Пуля со свистом разрезала воздух. Цыган остановил цепь, но опять кругом было тихо. Только через несколько бесконечно долгих секунд послышались чьи-то голоса. Следующий выстрел раздался тоже где-то неподалеку. Послышались крики, а потом сильный взрыв потряс лес.