Сельчане, и, прежде всего родственники жены, настояли, чтобы он стал муллой. В медресе он успешно сдал экзамены, И вот уже четыре года он учит сельчан жить по Корану. К нему идут за утешением и советом, и каждый уходит от него с надеждой на доброту людей и благосклонность Аллаха.
О том, что в Табеевом Стане мулла бывший военный, Гюзель узнала от хозяйки, на квартире у которой они остановились. Они объяснили хозяйке, что приехали из Москвы для проведения научных исследований, показали ей паспорта и командировочные предписания.
Хозяйка, широколицая пожилая женщина с копной седых волос, смотреть документы не стала - поверила на слово. До выхода на пенсию она работала учительницей, звали её Рамзиля Газиевна.
- Я по глазам вижу, - сказала она, - вы люди без черных мыслей, но чем-то очень обеспокоены.
- Ездить опасно, - заметил Семен.
- Да, - подтвердила Рамзиля Газиевна, - шалят на дорогах. Могут и мотоцикл отобрать. Денег у вас, конечно, как в нашей степи лесов, но для нищего разбойника и вы добыча.
Гюзель, уже зная, где нашел себе пристанище Юрий Феофанович Панасенко, отправилась к нему на свидание.
Встретил её хозяин дома, средних лет кряжистый мужчина с темными обветренными скулами.
- А, москвичка! - воскликнул весело. - Прошу к столу.
- Вы знаете, что я москвичка?
- Мы знаем, что вы аспиранты и что в Мергеле вам уже стало скучно.
- У вас такая осведомленность...
- Так это же степь... И очень хорошо, что вы остановились у Рамзили Газиевны. Это моя учительница. А вы, насколько нам известно, изучаете растения.
- Верно! - Гюзель озарила хозяина дома милой улыбкой. Мы всего лишь два часа в этом оазисе...
- Вы правильно заметили - в оазисе! А оазис - это все друг у друга на виду. Так что прошу к столу, - повторил он приглашение.
Гюзель пришла, когда хозяева уже обедали. Стол стоял под шиферным навесом, увитым виноградными лозами. За столом три женщины - жена хозяина и две его взрослые дочери, очень похожие на мать, кареглазые, с ямочками на щеках.
Познакомив с женой и дочерьми и дав гостье съесть рассольник и плов, хозяин стал расспрашивать о Москве, но не о музеях и театрах, а всего лишь о мелкооптовых рынках - что, где, почем?
В Табеевом Стане хозяин дома держит лавчонку - торгует одеждой и обувью. Что-что, а московские рынки московская милиция знает. И лейтенант Давлетова хотя и не имела прямого отношения к работе рынков, но ей как розыскнику приходилось заниматься и "рыночниками".
Цены Гюзель знала приблизительно.
- Вы когда из Москвы? - наконец-то прямо спросил хозяин дома.
- Скоро два месяца...
- Понятно.
- О ценах вы поговорили бы с моей мамой, а со мной - разве что о травах. Травы - в русле моего научного интереса. У вас, говорят, гостит специалист, который о травах Каменного Коржа может прочитать целую лекцию. Мы и приехали, чтоб его послушать.
Хозяин с недоумением :
- Гостит? Это кто же?
- Панасенко. - Панасенко?
Наступила пауза.
- Да. Юрий Феофанович.
Подобной осведомленностью, несмотря на малый опыт, ей уже доводилось шокировать подследственных. Но то подследственные, а тут перед ней был добрый гостеприимный человек. По изумленному выражению его карих глаз она видела, что это он приютил Юрия Феофановича.
- Панасенко... Панасенко... А кто это говорит?
- Я.
- Вы с ним знакомы?
- Я знаю его жену. Людмилу Степановну.
Ах, как хорошо, что они догадались заехать в село Конь-Белый и встретиться с женой Юрия Феофановича. И хотя встреча была мимолетной и они представились как друзья Олега Данькина, с братом которого Юрий Феофанович работал на буровой, женщины сразу же нашли общий язык.
Гюзель предупредила, что Юрию Феофановичу угрожает опасность, и что они спешат в Табеев Стан предупредить её мужа.
Но если Людмила Степановна поверила легко, то укрыватель Юрия Феофановича - его звали Амир Батырович, - насторожился. Ведь тогда, при встрече с неизвестными мотоциклистами, которые внешне были похожи на цыганскую пару, в собаку наводила пистолет маленькая женщина.
Сходство с той женщиной, о которой ему рассказывал его друг Юрий, было в одном: и та, и эта, что сейчас стояла перед ним, миниатюрной комплекции.
Амир Батырович стал расспрашивать, где и как они познакомились с Олегом Данькиным. Как потом оказалось, Амир Батырович и Олег Данькин вместе начинали заниматься челночным бизнесом, ездили "Икарусом" в Стамбул - за кожаными куртками. Но Олег - человек широкой натуры - в том же Стамбуле не удержался от соблазна, заглянул в публичный дом и там случайно встретил свою бывшую сокурсницу по сельхозинституту Виолетту Глущенко. Здесь она работала вовсе не агрономом - обслуживала мужчин из бывшего соцлагеря / туркам уже не подходила по возрасту/. В институте она была неприступной, многие студенты мечтали с ней переспать, но, преподавателям не отказывала.
В чужой стране бывшая сокурсница отдалась бывшему сокурснику, спросив лишь предварительно, много ли у него "мани-мани". На сутки хватило.
Из Стамбула Олег вернулся ни с чем, а вот Амир Батырович привез четыре неподъемных тюка с куртками из кожзаменителя. Теперь Данькин довольствуется лишь бензовозом "Краз", который помог ему купить вернувшийся с Ямала ныне покойный брат, у Амира Батыровича - магазин. И то, что он тогда, несмотря на уговоры Олега, не соблазнился путанами, благодарит Аллаха - Аллах мудрый, все предусматривающий, хранитель семьи и супружеской верности.
- Значит... Как вас зовут? - спросил Амир Батырович.
- Гюзель.
- Значит. Гюзель, вы по делу не ко мне, а к Юрию Феофановичу?
- Да. Я могу его видеть?
- Сможете, но не сейчас.
- А когда?
- Завтра.
- Завтра может быть поздно.
- Тогда - вечером.
- Сейчас, - стояла на своем Гюзель.
- Его здесь нет.
По тому, как вел себя хозяин дома, она чувствовала, что Панасенко здесь и, по всей вероятности, слышит их разговор.
"Осторожничает, - подумала одобрительно.
- Так и быть, - сказала она, поднимаясь со стула. - Я приду вечером.
36
Она вернулась на квартиру, передала Семену разговор с Амиром Батыровичем.
- Ждать до вечера не стоит - сказал Семен. - Они убивают вечером, обычно в сумерки. Не будет исключения и в этот раз.
- Что же делать?
- Готовить засаду.
- Вдвоем и без оружия?
- С оружием и не вдвоем.
- Ты уже принял решение?
- Есть вариант.
- Слушаю.
- Как ты считаешь, кто в этом селении самый авторитетный человек?
- Мулла.
- Тебе надо с ним встретиться.
- И что я скажу?
- Ты ему откроешься.
- Я скажу, что я лейтенант милиции?
- Да. Более того, скажешь, зачем мы здесь. И обязательно напомни, что Усманова Рустама Хариповича, жителя Табеева Стана, убили эти изверги, которые сейчас охотятся за Юрием Феофановичем.
Рамзиля Газиевна удивилась, что Гюзель, аспирантка медицинской академии и наверняка далекая от Аллаха, вдруг спросила, есть ли кто в мечети?
- Скоро вечерний намаз, - сказала хозяйка и вдруг поинтересовалась: Твой муж разве правоверный?
- Он православный, а мне требуется совет уважаемого муллы.
- Он там.
При входе в мечеть Гюзель, как принято, сняла обувь - изрядно избитые на острых камнях кеды, тихо прошла в прохладное здание. Здесь приятно пахло степными травами. В верхнее окошко пробивался закатный луч солнца.
Навстречу ей в длинной одежде с зеленым поясом вышел высокий белобородый человек, ещё не старик, но уже в летах.
- Здравствуйте, отец!
- Здравствуй, дочка. Лицо мне твое незнакомо. Ты к родственникам приехала или к друзьям?
- К друзьям,
- Издалека?
- Из Москвы. А друзья - это вы, отец. И привело меня к вам срочное и важное дело.
- Тогда пройдем, - и мулла жестом руки показал на высокую боковую дверь.
В комнате с высоким сводчатым потолком, освещенным лучами закатного солнца, почти не было никакого убранства: стол под белой скатертью, несколько стульев, и на отдельном столике около стены - Коран на зеленой скатерти.
- И что же это за дело? - Мулла сел на один из стульев, показал на стул рядом с собой: - Садись.
- Спасибо, - поблагодарила Гюзель, но продолжала стоять. - Я лейтенант милиции Гюзель Давлетова. Со мной мой муж и мой начальник капитан Федеральной службы безопасности Полунин. Подробную справку о нас вам могут дать в Москве. А сейчас поверьте на слово.
- Верю.
- В вашем селении проживал рабочий буровой Усманов Рустам Харипович.
- Да, это мой племянник.
- В марте, а точнее, шестого марта его убили, - продолжала Гюзель.
- Да, я знаю, - подтвердил мулла, перебирая четки. - Будь прокляты убийцы. Аллах их покарает.
- Но с вашей помощью, отец.
- О, если бы! - Мулла опустил на колени четки, перед собой молитвенно сложил ладони.
- Те, - продолжала Гюзель, - кто убил вашего племянника, готовят очередное убийство, но уже в Табеевом Стане.
- Страшные слова изрекаешь, дочка.
- Такая у меня работа, отец. - А убивать они будут товарища вашего покойного племянника.
- Кто он, этот человек?
- Панасенко Юрий Феофанович.
- Знаю такого.
- Я попыталась с ним встретиться, чтобы его предупредить. Но его друг, Амир Батырович, меня к нему не подпустил.
- Амир Батырович - хороший человек.
- Очень хороший, - согласилась Гюзель. - Однажды убийцы попытались Юрия Феофановича умертвить.
- Знаю.
- Поэтому, отец, второй раз они уже не промахнутся.
- Но Амир не позволит, - твердо сказал мулла и ещё тверже добавил: Он их убьет. Он ищет убийц, убивших его двоюродного брата.
- Амир Батырович его брат?
- Да. Он поклялся на Коране найти и предать их черные души ибрису.
- Но, отец! Они нам нужны живые! За ними числится не одно убийство. Не исключено, что это банда. Вот уже почти полгода она терроризируют весь Каменный Корж.
- Это так, - кивнул мулла.
- Вы согласны нам помочь поймать их живыми?
- Аллах не только милосердный, но и справедливый, - сказал мулла, подтверждая свое согласие.
Время торопило. А медлительность муллы, эти его четки, его продолжительные паузы отнимали, как считала Гюзель, дорогие минуты.
Он предстал перед ней меланхоликом. Знала бы она, что он был офицером, танкистом, военным советником в братской армии, которая только ещё училась воевать, вот удивилась бы! И ни за что б она не поверила, что он был невольным участником боевых действий в семидневной войне, видел, как отступала армия, бросая ещё не тронутую огнем боевую технику, видел, как по пыльной знойной дороге бежали спешенные танкисты, когда нужно было уводить с собой мощные неуязвимые машины, видел, как вражеские танки обгоняли паникующих, чтоб пленить как можно больше не только техники, но и людей.
Гюзель была бы приятно удивлена, если б узнала, как на Голландских высотах совершил подвиг капитан Зарипов, вот - этот самый больно уж медлительный мулла.
... Капитан чуть ли не за рукав выхватил из толпы бегущих знакомого механика-водителя, приказал ему вернуться к своему танку, брошенному на дороге, а сам занял место наводчика. Уже через минуту пылал израильский танк, за ним второй, третий.
Сирийские танкисты бросились к своим машинам, открыли стрельбу по отступающему противнику...
Ничего этого Гюзель не знала, и замедленные действия муллы расценила как нерешительность - не рискованно ли содействовать этой маленькой женщине, назвавшейся лейтенантом, и её мужу-начальнику, который якобы капитан ФСБ?
- Прошу вас с мужем быть у меня через полчаса, - сказал мулла и бросил в карман янтарные четки.
Он вывел гостью из мечети, показал на кирпичный домик за серым каменным забором.
- Мой дом. Прошу не опаздывать.
"Только б вы не опоздали", - подумала Гюзель, видя, какой он медлительный.
Она надеялась, что в доме муллы они познакомятся с Юрием Феофановичем. Но его почему-то на встречу не пригласили, зато был Амир Батырович и ещё пять мужчин, согласившихся оказать москвичам содействие.
Первое, о чем Семена спросил мулла:
- Какое при вас оружие?
- Никакого, - ответил Семен, - По легенде мы аспиранты.
- Понятно... Оружие найдется. А план засады обсудим сообща.
37
- Звонила аспирантка.
- И что сказала?
- Опять едут собирать гербарий.
- Так и сказала: "Опять"?
- Да.
- Что ещё сказала?
- Сказала, что намереваются ехать в гости к её родственникам или землякам, словом, в татарское селение.
- В Табеев Стан?
- Кажется, да.
Ишутин и Полунин условились; если в разговоре будет фраза "Едем собирать гербарий", значит, напали на след убийц, а если будет слово "опять", надо Павлу Петровичу бросать все дела и спешить к Полунину.
Элла Юрьевна уже привыкла, что мужу звонят в любое время суток, её только смущало, что звонки участились из Мергеля - от смазливой татарки. Может, Семен, аспирант Полунин, ей не муж вовсе? А, скажем, нанятый мужем охранник сопровождает его любовницу? Она по секрету узнала, что так практикует губернатор одной области среднерусской полосы.
И жена, накрутившая себя подозрениями, хотела было слукавить, смолчать, что аспиранты едут к своим родственникам или землякам, а как называется это татарское селение, она не знает, хотя слышала, как аспирантке кто-то подсказывал: "Табеев Стан". Слукавить не рискнула - во избежание семейного скандала.
Глядя на мужа, поняла, он сейчас же отправится в это самое дальнее селение Каменского района.
Но Павел Петрович принял ошибочное решение - сначала выехал в Мергель: а вдруг аспиранты ещё там?
Прежде чем отправиться в дорогу, он загнал своего "Форда" в бокс, ключ от которого был только у него. Из подполу достал два автомата и ручной пулемет Калашникова, десять магазинов с патронами и четыре кассеты к пулемету. На всякий случай прихватил пару гранат.
Теперь они все трое будут прилично вооружены. Ведь террористы тоже не с голыми руками: стреляли они если не из газовых пистолетов / все-таки это шумное оружие/, а, видимо, из пневматических - ампулами с 0В.
У Ишутина ещё свежи были в памяти воспоминания о службе на границе. Нарушитель выстрелил в овчарку, которую держал на поводке ефрейтор Панко. Очевидец, напарник ефрейтора, рядовой Авдотьин рассказывал: из куста раздался щелчок, будто напильником ударили по лезвию топора, - и пограничник и его собака упали замертво.
Заряд попал в камень, но мгновенно поразил две цели, хотя человек и собака были на расстоянии вытянутого поводка.
Буровики погибали тоже от аэрозоля. Это уже было установлено точно. Как не дать себя поразить? Стрелять с большого расстояния - нельзя: террористов нужно брать живьем. А они к себе не подпустят. Успех сулил только один способ - внезапность. Но кто готов нападать, готов и обороняться.
Решив, что на месте будет виднее, Павел Петрович сложил оружие в багажник. При себе оставил Кольт, с которым почти никогда не расставался.
В Мергеле аспирантов не оказалось. У Козинских дома была хозяйка - за сараем у старых абрикос окучивала картошку. Издали завидев хозяйку в голубенькой кофточке, Ишутин выскочил из машины и быстрым шагом прямо через грядки направился к ней.
- Здравствуй, Маруся!
- Здравствуйте, Павел Петрович.
- Что - у ваших аспирантов опять с транспортом не лады? Кстати, что-то я их не вижу.
- А они уехали.
- На неисправном мотоцикле?
Ишутин изобразил на лице недоумение.
- Мотоцикл исправный, а вот бензобак оказался дырявый - весь бензин вытек. Двор провонялся. Как на бензоколонке.
- И они уехали без горючего?
- Почему? Я одолжила. Нашла у Мити.
- У Мити есть мотоцикл?
- А вы разве не знали?
- Откуда?
- И что за транспорт?
- "Ява".
- Может, Митя знает, куда укатили аспиранты?
- Он сам куда-то умотал.
- На мотоцикле?
- На велосипеде. И это с такой раной...
- Он дрался?
- Не без того. Из-за потаскухи. - И оскорбленная Маруся пустилась в словеса. - У него тут завелась одна. Люди видели. Да и я догадываюсь, что видела и ваша аспирантка... Она мне по секрету...
- Ну да?
Он не верил, что Гюзель, лейтенант милиции, опустится до женских сплетен. Но возражать Марусе не стал: по секрету, так по секрету. Значит, нашли общий язык.
"Но куда же они все-таки укатили?" Было бы опрометчиво - уточнять. Но - уточнить стоило. Степь широкая, и дороги от Мергеля расходятся на все четыре стороны. И одна из них ведет в Табеев Стан. Это селение назвала жена, но она не уверена, что услышала точно. А Табеев Стан ой как далеко!
Ишутин притворно вздохнул, попробовал на зуб сорванный с ветки зеленоватый абрикос.
- Мне так нужен мой мотоцикл, - сказал как бы про себя. - Техосмотр некстати...
Маруся была не прочь выручить знакомого "нового русского" - а вдруг и он когда-либо пригодится?
- Гюзель что-то сестре говорила...
- А сестра - где?
- У матери.
- Может, съездим, спросим?
- Спросим, - тут же согласилась Маруся. - Только я дверь примкну.
Дом она закрыла на висячий замок, ключ положила под коврик.
- Вот так и квартиры обворовывают, - заметил Ишутин.
- А мы не Березовские - брать у нас нечего.
- И то верно.
Сестра на солнцепеке стирала белье, увидев подъехавший "Форд", выпрямилась, заправила в юбку рваную под мышками кофту.
Ничего вразумительного, куда направились аспиранты, она не сказала.
- Был Митька. Вон велосипед бросил, - показала кивком головы, повязанной цветастой косынкой. - Может, он что знает. Аспиранты вроде собирались на тринадцатую буровую. Сейчас там самое время заготовки листа ежевики.
Услышав о Мите, что он тут был и куда-то сплыл, Маруся мотнулась в сарай, обозленная выскочила оттуда.
- Ну и гадина! - крикнула свирепо. - Схватил мотоцикл... Это к ней, своей потаскухе! Он доездится. Цыгане его дорежут...
Из гневной Марусиной речи Ишутин понял, что Митя несмотря на серьезную рану, удрал на мотоцикле к своей таинственной любовнице, а любовница или сама цыганка, или связана с цыганами.
Уже по дороге на тринадцатую до него дошло: "Эврика! Две женщины в каменской гостинице, путешествующие на мотоцикле "Ява". Оставили в номере окровавленный бинт. Приехали поздно вечером, уехали рано утром".
"А Митя-то ранен... Не мог ли он переодеться женщиной?'. И - мысль строго рациональная: "Но когда это было?" Так, размышляя, Ишутин свернул с дороги, но к буровой подъезжать не стал. Ему было известно, где-то здесь, поблизости, радиомаячок. На каком участке пути пеленгатор, знают те, кто его устанавливал. Если мотоцикл запеленгуют, через полчаса кто-то из четверки "героев Чечни" будет здесь, станут выяснять, что ты тут забыл. Знакомым они объясняют, что здесь, в районе пещер, плодятся агрессивно-ядовитые змеи, их нерестилище.
Это было так и не так. Тайну не разгадал даже он, Ишутин. Хотя один из четверых, а именно бывший прапорщик Корецкий, уже работал на него, разумеется, за приличное вознаграждение.
У тринадцатой никого не было. Ишутин объехал все лощинки. Нашел кусты ежевики. Лист был свежий и ягода вот-вот поспеет. Были бы аспиранты здесь, он бы их нашел.
С той минуты, как он увидел гневливое лицо Маруси и встретился с её сестрой, он думал о Мите.
"Неужели оборотень?"
Мите он доверял и уже намеревался сделать его своим информатором, за важные новости ставил магарыч, объясняя свой великодушный жест якобы тем, что ему надо все знать о своих конкурентах. Митя любил выпить и потому для "нового русского" старался, не скрывал своего понимания: какой бизнесмен обходится без осведомителей?
"А не порулил ли он в Полынную балку? Не подбросят ли ему цыганку с неба?"
38
Пока Ишутин искал своих аспирантов, капитаны ФСБ Кормильцев и Донченко изучали местность, прилегающую к этой самой Полынной балке. Убедившись, что в посадке никого, они вышли на дорогу.
Да, это была взлетно-посадочная полоса, замаскированная под шоссейку. В архиве ЦУКАСа/ Центрального управления капитального аэродромного строительства/ по просьбе полковника Гладкова был найден акт о приеме объекта ,№ 625 с координатами Полынной балки.
Отсюда, из засады, как уже было установлено и без архива, вылетали истребители на перехват самолетов-нарушителей. Когда надобность в подобных засадах отпала, здесь, с учебной целью, приземлялись легкие транспортные самолеты: тогда работал дальний и ближний привод - по ним выходили на посадку.
- Ориентируемся на местности, - говорил Кормильцев, намечая порядок действия. - Я иду в створе ВПП на юг , ты - на север.
- Что ищем?
- Приводы, или что от них осталось.
- А найдем ли? Прошло-то лет сорок.
- Не будем пессимистами.
- Согласен.
За покатым холмом шоссейка сворачивала круто влево и терялась где-то в суходоле. Кормильцев выбрался на гребень высоты, кроме нагромождения камней, ничего особенного не заметил.
Донченко, с предосторожностями шагавший в створе ВПП на север, уже через полтора километра наткнулся на след резинового колеса. Собственно, самого следа как такого не было. Был камень, точнее, каменная площадка, а на камне расплющенная ящерица. Рисунок протектора принадлежал мотоциклетному колесу. А ещё - в двадцати метрах дальше - окурок сигареты.
Потом, сколько Донченко не продвигался вперед, попадались только редкие кусты полыни и камень, камень, камень... Каменистые холмы до самого горизонта и лишь на спуске в Полынную балку уже знакомая посадка белой акации - зеленая полоса среди серого однообразия.
Офицеры вернулись в исходное положение - на ВПП. Донченко показал окурок. Вдвоем вернулись на место находки.
- Окурок могло принести ветром, - сказал Кормильцев. - А вот раздавленная ящерица... Раздавили дня четыре назад. И окурку - столько же... Итак, что было четыре дня назад?
Донченко вслух произнес то, что знал и Кормильцев:
- Три ночи назад, по свидетельству местного участкового, взлетал спортивный самолет.
- О! - Кормильцев поднял вверх указательный палец. - А что далеко от дороги в створе с ВПП может делать мотоциклист?
- Спросить бы мотоциклиста.
- Правильно. А мы подумаем... Думаем и - закусываем. Из глубокого кармана милицейских бриджей Кормильцев достал ржаной сухарь, разломил пополам.
- Попить бы, - высказал свое желание Донченко.
- В жару пить вредно, - иронично напомнил Кормильцев. - Солнце только-только вскарабкалось в зенит.
Была уверенность: до ночи здесь никто не появится, а задерживаться около ВПП, - значит, себя демаскировать: вокруг, насколько видел глаз, хотя и пустыня, но каменистая - немало расщелин, по которым можно незаметно подойти и затаиться. Не исследовав придорожные расщелины, отлучаться было нельзя, нельзя было оставлять этот участок без присмотра, иначе тогда не чекисты устроят засаду, а чекистам.
Предчувствие опасности не оказалось напрасным. Уже ближе к вечеру, когда Кормильцев обозревал в бинокль склоны дальнего холма, освещенные лучами заходящего солнца, Донченко схватил товарища за руку:
- Гляди!
На самой кромке горизонта размером с муравья появилась черная точка. Она приближалась, теряясь в распадках. И вот уже заметно, что это мотоцикл. Сколько на нем седоков, разглядеть трудно даже в бинокль - далеко. Мотоцикл нырнул в глубокий распадок и долго не появлялся, а выскочил чуть ли не за сто метров от ВПП.
Поднимать голову, чтоб хорошенько разглядеть, было бы неразумно: вблизи над камнями любое движение бросалось в глаза, если, конечно, мотоциклист взглядом не прирос к дороге. А если он не один? Обычно сзади сидящий обозревает обочины. Хотелось верить, что мотоциклист случайный путник - проскочит мимо и скроется за горизонтом.
В мелкой выемке офицеры лежали на спине, прислушиваясь к нарастающему стуку мотоциклетного двигателя. И вот послышалось, как мотоциклист сбросил "газ". Колеса зашипели по гравию.
Кормильцев, отложив бинокль и не приподымая плечи, расстегнул кобуру.
Но мотоцикл не остановился на обочине, преодолев придорожную насыпь, свернул в посадку.
Кормильцев приподнял голову, увидел мотоцикл сзади: седоков было двое, за рулем - сухонький, плосколицый смуглый мужчина, в каске. Сзади сидящий вроде женщина, пышные черные волосы, подвязанные тесьмой.
Кормильцев приподнялся. Да, сзади сидела женщина, юбка подобрана, на ногах - босоножки.
Как только мотоциклисты углубились в посадку, офицеры стали отползать подальше от дороги: здесь при выезде на шоссейку их могут легко обнаружить. Хорошо, что отползли своевременно. Мотоциклисты в посадке задерживались недолго - минут пятнадцать, не больше. Обратно вырулили на шоссейку и, набирая скорость, умчались в направлении Барановки.
- Слушай! - воскликнул Донченко. - А не этих ли умельцев мы ждем с неба?
- По приметам, вроде они, - согласился Кормильцев. - Но что им делать здесь да ещё среди бела дня?
- А вот что... Пойдем по их следу - узнаем.
Донченко внимательно пошарил взглядом по горизонту - не появится ещё какой-либо транспорт? - первым пересек шоссейку, углубился в посадку.
Оба пришли к выводу: в посадку мотоциклисты свернули не для праздного времяпрепровождения, за пятнадцать минут, если они занимались любовью, как принято говорить на Западе, им никак не справиться. Хотя... А зачем тогда было спешить?
Закусывали? В пыльной и душной посадке? Вряд ли. Ближе к Барановке у самой дороги есть родничок. Там, в тени высокой скалы, обычно останавливаются путники, чтобы отдохнуть и перекусить.
Просто так в этой знойной степи без надобности не задерживаются стремятся как можно быстрее преодолеть это не полюбившееся богу место.
О том, что в Табеевом Стане мулла бывший военный, Гюзель узнала от хозяйки, на квартире у которой они остановились. Они объяснили хозяйке, что приехали из Москвы для проведения научных исследований, показали ей паспорта и командировочные предписания.
Хозяйка, широколицая пожилая женщина с копной седых волос, смотреть документы не стала - поверила на слово. До выхода на пенсию она работала учительницей, звали её Рамзиля Газиевна.
- Я по глазам вижу, - сказала она, - вы люди без черных мыслей, но чем-то очень обеспокоены.
- Ездить опасно, - заметил Семен.
- Да, - подтвердила Рамзиля Газиевна, - шалят на дорогах. Могут и мотоцикл отобрать. Денег у вас, конечно, как в нашей степи лесов, но для нищего разбойника и вы добыча.
Гюзель, уже зная, где нашел себе пристанище Юрий Феофанович Панасенко, отправилась к нему на свидание.
Встретил её хозяин дома, средних лет кряжистый мужчина с темными обветренными скулами.
- А, москвичка! - воскликнул весело. - Прошу к столу.
- Вы знаете, что я москвичка?
- Мы знаем, что вы аспиранты и что в Мергеле вам уже стало скучно.
- У вас такая осведомленность...
- Так это же степь... И очень хорошо, что вы остановились у Рамзили Газиевны. Это моя учительница. А вы, насколько нам известно, изучаете растения.
- Верно! - Гюзель озарила хозяина дома милой улыбкой. Мы всего лишь два часа в этом оазисе...
- Вы правильно заметили - в оазисе! А оазис - это все друг у друга на виду. Так что прошу к столу, - повторил он приглашение.
Гюзель пришла, когда хозяева уже обедали. Стол стоял под шиферным навесом, увитым виноградными лозами. За столом три женщины - жена хозяина и две его взрослые дочери, очень похожие на мать, кареглазые, с ямочками на щеках.
Познакомив с женой и дочерьми и дав гостье съесть рассольник и плов, хозяин стал расспрашивать о Москве, но не о музеях и театрах, а всего лишь о мелкооптовых рынках - что, где, почем?
В Табеевом Стане хозяин дома держит лавчонку - торгует одеждой и обувью. Что-что, а московские рынки московская милиция знает. И лейтенант Давлетова хотя и не имела прямого отношения к работе рынков, но ей как розыскнику приходилось заниматься и "рыночниками".
Цены Гюзель знала приблизительно.
- Вы когда из Москвы? - наконец-то прямо спросил хозяин дома.
- Скоро два месяца...
- Понятно.
- О ценах вы поговорили бы с моей мамой, а со мной - разве что о травах. Травы - в русле моего научного интереса. У вас, говорят, гостит специалист, который о травах Каменного Коржа может прочитать целую лекцию. Мы и приехали, чтоб его послушать.
Хозяин с недоумением :
- Гостит? Это кто же?
- Панасенко. - Панасенко?
Наступила пауза.
- Да. Юрий Феофанович.
Подобной осведомленностью, несмотря на малый опыт, ей уже доводилось шокировать подследственных. Но то подследственные, а тут перед ней был добрый гостеприимный человек. По изумленному выражению его карих глаз она видела, что это он приютил Юрия Феофановича.
- Панасенко... Панасенко... А кто это говорит?
- Я.
- Вы с ним знакомы?
- Я знаю его жену. Людмилу Степановну.
Ах, как хорошо, что они догадались заехать в село Конь-Белый и встретиться с женой Юрия Феофановича. И хотя встреча была мимолетной и они представились как друзья Олега Данькина, с братом которого Юрий Феофанович работал на буровой, женщины сразу же нашли общий язык.
Гюзель предупредила, что Юрию Феофановичу угрожает опасность, и что они спешат в Табеев Стан предупредить её мужа.
Но если Людмила Степановна поверила легко, то укрыватель Юрия Феофановича - его звали Амир Батырович, - насторожился. Ведь тогда, при встрече с неизвестными мотоциклистами, которые внешне были похожи на цыганскую пару, в собаку наводила пистолет маленькая женщина.
Сходство с той женщиной, о которой ему рассказывал его друг Юрий, было в одном: и та, и эта, что сейчас стояла перед ним, миниатюрной комплекции.
Амир Батырович стал расспрашивать, где и как они познакомились с Олегом Данькиным. Как потом оказалось, Амир Батырович и Олег Данькин вместе начинали заниматься челночным бизнесом, ездили "Икарусом" в Стамбул - за кожаными куртками. Но Олег - человек широкой натуры - в том же Стамбуле не удержался от соблазна, заглянул в публичный дом и там случайно встретил свою бывшую сокурсницу по сельхозинституту Виолетту Глущенко. Здесь она работала вовсе не агрономом - обслуживала мужчин из бывшего соцлагеря / туркам уже не подходила по возрасту/. В институте она была неприступной, многие студенты мечтали с ней переспать, но, преподавателям не отказывала.
В чужой стране бывшая сокурсница отдалась бывшему сокурснику, спросив лишь предварительно, много ли у него "мани-мани". На сутки хватило.
Из Стамбула Олег вернулся ни с чем, а вот Амир Батырович привез четыре неподъемных тюка с куртками из кожзаменителя. Теперь Данькин довольствуется лишь бензовозом "Краз", который помог ему купить вернувшийся с Ямала ныне покойный брат, у Амира Батыровича - магазин. И то, что он тогда, несмотря на уговоры Олега, не соблазнился путанами, благодарит Аллаха - Аллах мудрый, все предусматривающий, хранитель семьи и супружеской верности.
- Значит... Как вас зовут? - спросил Амир Батырович.
- Гюзель.
- Значит. Гюзель, вы по делу не ко мне, а к Юрию Феофановичу?
- Да. Я могу его видеть?
- Сможете, но не сейчас.
- А когда?
- Завтра.
- Завтра может быть поздно.
- Тогда - вечером.
- Сейчас, - стояла на своем Гюзель.
- Его здесь нет.
По тому, как вел себя хозяин дома, она чувствовала, что Панасенко здесь и, по всей вероятности, слышит их разговор.
"Осторожничает, - подумала одобрительно.
- Так и быть, - сказала она, поднимаясь со стула. - Я приду вечером.
36
Она вернулась на квартиру, передала Семену разговор с Амиром Батыровичем.
- Ждать до вечера не стоит - сказал Семен. - Они убивают вечером, обычно в сумерки. Не будет исключения и в этот раз.
- Что же делать?
- Готовить засаду.
- Вдвоем и без оружия?
- С оружием и не вдвоем.
- Ты уже принял решение?
- Есть вариант.
- Слушаю.
- Как ты считаешь, кто в этом селении самый авторитетный человек?
- Мулла.
- Тебе надо с ним встретиться.
- И что я скажу?
- Ты ему откроешься.
- Я скажу, что я лейтенант милиции?
- Да. Более того, скажешь, зачем мы здесь. И обязательно напомни, что Усманова Рустама Хариповича, жителя Табеева Стана, убили эти изверги, которые сейчас охотятся за Юрием Феофановичем.
Рамзиля Газиевна удивилась, что Гюзель, аспирантка медицинской академии и наверняка далекая от Аллаха, вдруг спросила, есть ли кто в мечети?
- Скоро вечерний намаз, - сказала хозяйка и вдруг поинтересовалась: Твой муж разве правоверный?
- Он православный, а мне требуется совет уважаемого муллы.
- Он там.
При входе в мечеть Гюзель, как принято, сняла обувь - изрядно избитые на острых камнях кеды, тихо прошла в прохладное здание. Здесь приятно пахло степными травами. В верхнее окошко пробивался закатный луч солнца.
Навстречу ей в длинной одежде с зеленым поясом вышел высокий белобородый человек, ещё не старик, но уже в летах.
- Здравствуйте, отец!
- Здравствуй, дочка. Лицо мне твое незнакомо. Ты к родственникам приехала или к друзьям?
- К друзьям,
- Издалека?
- Из Москвы. А друзья - это вы, отец. И привело меня к вам срочное и важное дело.
- Тогда пройдем, - и мулла жестом руки показал на высокую боковую дверь.
В комнате с высоким сводчатым потолком, освещенным лучами закатного солнца, почти не было никакого убранства: стол под белой скатертью, несколько стульев, и на отдельном столике около стены - Коран на зеленой скатерти.
- И что же это за дело? - Мулла сел на один из стульев, показал на стул рядом с собой: - Садись.
- Спасибо, - поблагодарила Гюзель, но продолжала стоять. - Я лейтенант милиции Гюзель Давлетова. Со мной мой муж и мой начальник капитан Федеральной службы безопасности Полунин. Подробную справку о нас вам могут дать в Москве. А сейчас поверьте на слово.
- Верю.
- В вашем селении проживал рабочий буровой Усманов Рустам Харипович.
- Да, это мой племянник.
- В марте, а точнее, шестого марта его убили, - продолжала Гюзель.
- Да, я знаю, - подтвердил мулла, перебирая четки. - Будь прокляты убийцы. Аллах их покарает.
- Но с вашей помощью, отец.
- О, если бы! - Мулла опустил на колени четки, перед собой молитвенно сложил ладони.
- Те, - продолжала Гюзель, - кто убил вашего племянника, готовят очередное убийство, но уже в Табеевом Стане.
- Страшные слова изрекаешь, дочка.
- Такая у меня работа, отец. - А убивать они будут товарища вашего покойного племянника.
- Кто он, этот человек?
- Панасенко Юрий Феофанович.
- Знаю такого.
- Я попыталась с ним встретиться, чтобы его предупредить. Но его друг, Амир Батырович, меня к нему не подпустил.
- Амир Батырович - хороший человек.
- Очень хороший, - согласилась Гюзель. - Однажды убийцы попытались Юрия Феофановича умертвить.
- Знаю.
- Поэтому, отец, второй раз они уже не промахнутся.
- Но Амир не позволит, - твердо сказал мулла и ещё тверже добавил: Он их убьет. Он ищет убийц, убивших его двоюродного брата.
- Амир Батырович его брат?
- Да. Он поклялся на Коране найти и предать их черные души ибрису.
- Но, отец! Они нам нужны живые! За ними числится не одно убийство. Не исключено, что это банда. Вот уже почти полгода она терроризируют весь Каменный Корж.
- Это так, - кивнул мулла.
- Вы согласны нам помочь поймать их живыми?
- Аллах не только милосердный, но и справедливый, - сказал мулла, подтверждая свое согласие.
Время торопило. А медлительность муллы, эти его четки, его продолжительные паузы отнимали, как считала Гюзель, дорогие минуты.
Он предстал перед ней меланхоликом. Знала бы она, что он был офицером, танкистом, военным советником в братской армии, которая только ещё училась воевать, вот удивилась бы! И ни за что б она не поверила, что он был невольным участником боевых действий в семидневной войне, видел, как отступала армия, бросая ещё не тронутую огнем боевую технику, видел, как по пыльной знойной дороге бежали спешенные танкисты, когда нужно было уводить с собой мощные неуязвимые машины, видел, как вражеские танки обгоняли паникующих, чтоб пленить как можно больше не только техники, но и людей.
Гюзель была бы приятно удивлена, если б узнала, как на Голландских высотах совершил подвиг капитан Зарипов, вот - этот самый больно уж медлительный мулла.
... Капитан чуть ли не за рукав выхватил из толпы бегущих знакомого механика-водителя, приказал ему вернуться к своему танку, брошенному на дороге, а сам занял место наводчика. Уже через минуту пылал израильский танк, за ним второй, третий.
Сирийские танкисты бросились к своим машинам, открыли стрельбу по отступающему противнику...
Ничего этого Гюзель не знала, и замедленные действия муллы расценила как нерешительность - не рискованно ли содействовать этой маленькой женщине, назвавшейся лейтенантом, и её мужу-начальнику, который якобы капитан ФСБ?
- Прошу вас с мужем быть у меня через полчаса, - сказал мулла и бросил в карман янтарные четки.
Он вывел гостью из мечети, показал на кирпичный домик за серым каменным забором.
- Мой дом. Прошу не опаздывать.
"Только б вы не опоздали", - подумала Гюзель, видя, какой он медлительный.
Она надеялась, что в доме муллы они познакомятся с Юрием Феофановичем. Но его почему-то на встречу не пригласили, зато был Амир Батырович и ещё пять мужчин, согласившихся оказать москвичам содействие.
Первое, о чем Семена спросил мулла:
- Какое при вас оружие?
- Никакого, - ответил Семен, - По легенде мы аспиранты.
- Понятно... Оружие найдется. А план засады обсудим сообща.
37
- Звонила аспирантка.
- И что сказала?
- Опять едут собирать гербарий.
- Так и сказала: "Опять"?
- Да.
- Что ещё сказала?
- Сказала, что намереваются ехать в гости к её родственникам или землякам, словом, в татарское селение.
- В Табеев Стан?
- Кажется, да.
Ишутин и Полунин условились; если в разговоре будет фраза "Едем собирать гербарий", значит, напали на след убийц, а если будет слово "опять", надо Павлу Петровичу бросать все дела и спешить к Полунину.
Элла Юрьевна уже привыкла, что мужу звонят в любое время суток, её только смущало, что звонки участились из Мергеля - от смазливой татарки. Может, Семен, аспирант Полунин, ей не муж вовсе? А, скажем, нанятый мужем охранник сопровождает его любовницу? Она по секрету узнала, что так практикует губернатор одной области среднерусской полосы.
И жена, накрутившая себя подозрениями, хотела было слукавить, смолчать, что аспиранты едут к своим родственникам или землякам, а как называется это татарское селение, она не знает, хотя слышала, как аспирантке кто-то подсказывал: "Табеев Стан". Слукавить не рискнула - во избежание семейного скандала.
Глядя на мужа, поняла, он сейчас же отправится в это самое дальнее селение Каменского района.
Но Павел Петрович принял ошибочное решение - сначала выехал в Мергель: а вдруг аспиранты ещё там?
Прежде чем отправиться в дорогу, он загнал своего "Форда" в бокс, ключ от которого был только у него. Из подполу достал два автомата и ручной пулемет Калашникова, десять магазинов с патронами и четыре кассеты к пулемету. На всякий случай прихватил пару гранат.
Теперь они все трое будут прилично вооружены. Ведь террористы тоже не с голыми руками: стреляли они если не из газовых пистолетов / все-таки это шумное оружие/, а, видимо, из пневматических - ампулами с 0В.
У Ишутина ещё свежи были в памяти воспоминания о службе на границе. Нарушитель выстрелил в овчарку, которую держал на поводке ефрейтор Панко. Очевидец, напарник ефрейтора, рядовой Авдотьин рассказывал: из куста раздался щелчок, будто напильником ударили по лезвию топора, - и пограничник и его собака упали замертво.
Заряд попал в камень, но мгновенно поразил две цели, хотя человек и собака были на расстоянии вытянутого поводка.
Буровики погибали тоже от аэрозоля. Это уже было установлено точно. Как не дать себя поразить? Стрелять с большого расстояния - нельзя: террористов нужно брать живьем. А они к себе не подпустят. Успех сулил только один способ - внезапность. Но кто готов нападать, готов и обороняться.
Решив, что на месте будет виднее, Павел Петрович сложил оружие в багажник. При себе оставил Кольт, с которым почти никогда не расставался.
В Мергеле аспирантов не оказалось. У Козинских дома была хозяйка - за сараем у старых абрикос окучивала картошку. Издали завидев хозяйку в голубенькой кофточке, Ишутин выскочил из машины и быстрым шагом прямо через грядки направился к ней.
- Здравствуй, Маруся!
- Здравствуйте, Павел Петрович.
- Что - у ваших аспирантов опять с транспортом не лады? Кстати, что-то я их не вижу.
- А они уехали.
- На неисправном мотоцикле?
Ишутин изобразил на лице недоумение.
- Мотоцикл исправный, а вот бензобак оказался дырявый - весь бензин вытек. Двор провонялся. Как на бензоколонке.
- И они уехали без горючего?
- Почему? Я одолжила. Нашла у Мити.
- У Мити есть мотоцикл?
- А вы разве не знали?
- Откуда?
- И что за транспорт?
- "Ява".
- Может, Митя знает, куда укатили аспиранты?
- Он сам куда-то умотал.
- На мотоцикле?
- На велосипеде. И это с такой раной...
- Он дрался?
- Не без того. Из-за потаскухи. - И оскорбленная Маруся пустилась в словеса. - У него тут завелась одна. Люди видели. Да и я догадываюсь, что видела и ваша аспирантка... Она мне по секрету...
- Ну да?
Он не верил, что Гюзель, лейтенант милиции, опустится до женских сплетен. Но возражать Марусе не стал: по секрету, так по секрету. Значит, нашли общий язык.
"Но куда же они все-таки укатили?" Было бы опрометчиво - уточнять. Но - уточнить стоило. Степь широкая, и дороги от Мергеля расходятся на все четыре стороны. И одна из них ведет в Табеев Стан. Это селение назвала жена, но она не уверена, что услышала точно. А Табеев Стан ой как далеко!
Ишутин притворно вздохнул, попробовал на зуб сорванный с ветки зеленоватый абрикос.
- Мне так нужен мой мотоцикл, - сказал как бы про себя. - Техосмотр некстати...
Маруся была не прочь выручить знакомого "нового русского" - а вдруг и он когда-либо пригодится?
- Гюзель что-то сестре говорила...
- А сестра - где?
- У матери.
- Может, съездим, спросим?
- Спросим, - тут же согласилась Маруся. - Только я дверь примкну.
Дом она закрыла на висячий замок, ключ положила под коврик.
- Вот так и квартиры обворовывают, - заметил Ишутин.
- А мы не Березовские - брать у нас нечего.
- И то верно.
Сестра на солнцепеке стирала белье, увидев подъехавший "Форд", выпрямилась, заправила в юбку рваную под мышками кофту.
Ничего вразумительного, куда направились аспиранты, она не сказала.
- Был Митька. Вон велосипед бросил, - показала кивком головы, повязанной цветастой косынкой. - Может, он что знает. Аспиранты вроде собирались на тринадцатую буровую. Сейчас там самое время заготовки листа ежевики.
Услышав о Мите, что он тут был и куда-то сплыл, Маруся мотнулась в сарай, обозленная выскочила оттуда.
- Ну и гадина! - крикнула свирепо. - Схватил мотоцикл... Это к ней, своей потаскухе! Он доездится. Цыгане его дорежут...
Из гневной Марусиной речи Ишутин понял, что Митя несмотря на серьезную рану, удрал на мотоцикле к своей таинственной любовнице, а любовница или сама цыганка, или связана с цыганами.
Уже по дороге на тринадцатую до него дошло: "Эврика! Две женщины в каменской гостинице, путешествующие на мотоцикле "Ява". Оставили в номере окровавленный бинт. Приехали поздно вечером, уехали рано утром".
"А Митя-то ранен... Не мог ли он переодеться женщиной?'. И - мысль строго рациональная: "Но когда это было?" Так, размышляя, Ишутин свернул с дороги, но к буровой подъезжать не стал. Ему было известно, где-то здесь, поблизости, радиомаячок. На каком участке пути пеленгатор, знают те, кто его устанавливал. Если мотоцикл запеленгуют, через полчаса кто-то из четверки "героев Чечни" будет здесь, станут выяснять, что ты тут забыл. Знакомым они объясняют, что здесь, в районе пещер, плодятся агрессивно-ядовитые змеи, их нерестилище.
Это было так и не так. Тайну не разгадал даже он, Ишутин. Хотя один из четверых, а именно бывший прапорщик Корецкий, уже работал на него, разумеется, за приличное вознаграждение.
У тринадцатой никого не было. Ишутин объехал все лощинки. Нашел кусты ежевики. Лист был свежий и ягода вот-вот поспеет. Были бы аспиранты здесь, он бы их нашел.
С той минуты, как он увидел гневливое лицо Маруси и встретился с её сестрой, он думал о Мите.
"Неужели оборотень?"
Мите он доверял и уже намеревался сделать его своим информатором, за важные новости ставил магарыч, объясняя свой великодушный жест якобы тем, что ему надо все знать о своих конкурентах. Митя любил выпить и потому для "нового русского" старался, не скрывал своего понимания: какой бизнесмен обходится без осведомителей?
"А не порулил ли он в Полынную балку? Не подбросят ли ему цыганку с неба?"
38
Пока Ишутин искал своих аспирантов, капитаны ФСБ Кормильцев и Донченко изучали местность, прилегающую к этой самой Полынной балке. Убедившись, что в посадке никого, они вышли на дорогу.
Да, это была взлетно-посадочная полоса, замаскированная под шоссейку. В архиве ЦУКАСа/ Центрального управления капитального аэродромного строительства/ по просьбе полковника Гладкова был найден акт о приеме объекта ,№ 625 с координатами Полынной балки.
Отсюда, из засады, как уже было установлено и без архива, вылетали истребители на перехват самолетов-нарушителей. Когда надобность в подобных засадах отпала, здесь, с учебной целью, приземлялись легкие транспортные самолеты: тогда работал дальний и ближний привод - по ним выходили на посадку.
- Ориентируемся на местности, - говорил Кормильцев, намечая порядок действия. - Я иду в створе ВПП на юг , ты - на север.
- Что ищем?
- Приводы, или что от них осталось.
- А найдем ли? Прошло-то лет сорок.
- Не будем пессимистами.
- Согласен.
За покатым холмом шоссейка сворачивала круто влево и терялась где-то в суходоле. Кормильцев выбрался на гребень высоты, кроме нагромождения камней, ничего особенного не заметил.
Донченко, с предосторожностями шагавший в створе ВПП на север, уже через полтора километра наткнулся на след резинового колеса. Собственно, самого следа как такого не было. Был камень, точнее, каменная площадка, а на камне расплющенная ящерица. Рисунок протектора принадлежал мотоциклетному колесу. А ещё - в двадцати метрах дальше - окурок сигареты.
Потом, сколько Донченко не продвигался вперед, попадались только редкие кусты полыни и камень, камень, камень... Каменистые холмы до самого горизонта и лишь на спуске в Полынную балку уже знакомая посадка белой акации - зеленая полоса среди серого однообразия.
Офицеры вернулись в исходное положение - на ВПП. Донченко показал окурок. Вдвоем вернулись на место находки.
- Окурок могло принести ветром, - сказал Кормильцев. - А вот раздавленная ящерица... Раздавили дня четыре назад. И окурку - столько же... Итак, что было четыре дня назад?
Донченко вслух произнес то, что знал и Кормильцев:
- Три ночи назад, по свидетельству местного участкового, взлетал спортивный самолет.
- О! - Кормильцев поднял вверх указательный палец. - А что далеко от дороги в створе с ВПП может делать мотоциклист?
- Спросить бы мотоциклиста.
- Правильно. А мы подумаем... Думаем и - закусываем. Из глубокого кармана милицейских бриджей Кормильцев достал ржаной сухарь, разломил пополам.
- Попить бы, - высказал свое желание Донченко.
- В жару пить вредно, - иронично напомнил Кормильцев. - Солнце только-только вскарабкалось в зенит.
Была уверенность: до ночи здесь никто не появится, а задерживаться около ВПП, - значит, себя демаскировать: вокруг, насколько видел глаз, хотя и пустыня, но каменистая - немало расщелин, по которым можно незаметно подойти и затаиться. Не исследовав придорожные расщелины, отлучаться было нельзя, нельзя было оставлять этот участок без присмотра, иначе тогда не чекисты устроят засаду, а чекистам.
Предчувствие опасности не оказалось напрасным. Уже ближе к вечеру, когда Кормильцев обозревал в бинокль склоны дальнего холма, освещенные лучами заходящего солнца, Донченко схватил товарища за руку:
- Гляди!
На самой кромке горизонта размером с муравья появилась черная точка. Она приближалась, теряясь в распадках. И вот уже заметно, что это мотоцикл. Сколько на нем седоков, разглядеть трудно даже в бинокль - далеко. Мотоцикл нырнул в глубокий распадок и долго не появлялся, а выскочил чуть ли не за сто метров от ВПП.
Поднимать голову, чтоб хорошенько разглядеть, было бы неразумно: вблизи над камнями любое движение бросалось в глаза, если, конечно, мотоциклист взглядом не прирос к дороге. А если он не один? Обычно сзади сидящий обозревает обочины. Хотелось верить, что мотоциклист случайный путник - проскочит мимо и скроется за горизонтом.
В мелкой выемке офицеры лежали на спине, прислушиваясь к нарастающему стуку мотоциклетного двигателя. И вот послышалось, как мотоциклист сбросил "газ". Колеса зашипели по гравию.
Кормильцев, отложив бинокль и не приподымая плечи, расстегнул кобуру.
Но мотоцикл не остановился на обочине, преодолев придорожную насыпь, свернул в посадку.
Кормильцев приподнял голову, увидел мотоцикл сзади: седоков было двое, за рулем - сухонький, плосколицый смуглый мужчина, в каске. Сзади сидящий вроде женщина, пышные черные волосы, подвязанные тесьмой.
Кормильцев приподнялся. Да, сзади сидела женщина, юбка подобрана, на ногах - босоножки.
Как только мотоциклисты углубились в посадку, офицеры стали отползать подальше от дороги: здесь при выезде на шоссейку их могут легко обнаружить. Хорошо, что отползли своевременно. Мотоциклисты в посадке задерживались недолго - минут пятнадцать, не больше. Обратно вырулили на шоссейку и, набирая скорость, умчались в направлении Барановки.
- Слушай! - воскликнул Донченко. - А не этих ли умельцев мы ждем с неба?
- По приметам, вроде они, - согласился Кормильцев. - Но что им делать здесь да ещё среди бела дня?
- А вот что... Пойдем по их следу - узнаем.
Донченко внимательно пошарил взглядом по горизонту - не появится ещё какой-либо транспорт? - первым пересек шоссейку, углубился в посадку.
Оба пришли к выводу: в посадку мотоциклисты свернули не для праздного времяпрепровождения, за пятнадцать минут, если они занимались любовью, как принято говорить на Западе, им никак не справиться. Хотя... А зачем тогда было спешить?
Закусывали? В пыльной и душной посадке? Вряд ли. Ближе к Барановке у самой дороги есть родничок. Там, в тени высокой скалы, обычно останавливаются путники, чтобы отдохнуть и перекусить.
Просто так в этой знойной степи без надобности не задерживаются стремятся как можно быстрее преодолеть это не полюбившееся богу место.