Питер Уайз склонен был считать, что ему пакостит "новый русский" господин Ишутин. Питеру уже доложили, что аспиранты побывали на седьмой скважине. Лейтенант Горчаков даже составил схему их маршрутов. Получалось, что друзья "нового русского", эти самые аспиранты, успели побывать в четырех населенных пунктах: в Каменке, Мергеле, Жабокрюковке и Барановке. В Барановке задержались не более часа: там накануне их посещения был убит мелкий предприниматель Остапец. В Жабокрюковке они встречались с челноком Данькиным, у него ночевали, в Каменке каждый раз встречаются с господином Ишутиным, пользуются его мотоциклом. Все это чуточку понятно: идет какой-то торг и, видимо, касается будущего земель Каменного Коржа. Не понятно только, что у этих аспирантов общего с бывшим милиционером Козинским.
А если они все же из налоговой полиции, то вероятней всего, что Козинский их осведомитель. Вполне возможно, что Козинский следит за хозяйства Луизы Цвях. Но полиции должно быть известно, что Каменный Корж под налоги не подпадает - в правительстве готовится проект отвода территории Каменного Коржа под земли змеиного заповедника. Заповедник будет иметь коммерческую ценность.
Яд пойдет на экспорт. А это - большие деньги. А с больших денег большие налоги. Но какой предприниматель, даже если он немец, легко расстается с большими деньгами? Чем их больше, тем дальше их прячут. Например, ни один российский олигарх не держит своих денег в России - здесь рано или поздно отнимут.
Вот агент по фамилии Козинский, видимо, поставлен держать в поле зрения фермерское хозяйство Луизы Цвях. Но так ли это? Взялся было внести ясность глава администрации. Он узнал, что Козинский тут ни при чем. Чтоб успокоить графиню, он позвонил из Каменки, но поговорить с ней не удалось она опять ночевала у "героев Чечни".
С Питером тоже разговор не получился. Накануне его ужалила гюрза. От высокой температуры у него раскалывалась голова. Так было и сейчас.
- Господин Скопцов, - обратился Уайз к главе администрации. - Завтра моя супруга будет у вас. И вы ей доложите. А я что-то неважно себя чувствую.
Откладывать информацию до завтрашнего дня Скопцов не считал целесообразным.
- Передайте графине, что в прошлую ночь в Барановке умертвили ещё одного вероятного фермера. Поэтому побеспокойтесь о своей безопасности.
- Спасибо за предупреждение. Я передам, - а про себя подумал: "Дурак ты, господин Скопцов. Не за вероятными фермерами они охотятся, а за бывшими буровиками тринадцатой скважины".
Что извлекли из тринадцатой, Питер знал. По знал это ещё кто-то, и этот "кто-то" уже перебрался с Уол-Стрита на Тверскую, и ждет, когда будет принят Закон о продаже земли.
Проклятая Дума тянет волынку, не слушается даже президента, который четко заявил: землю - продавать! Если продавать будут только россиянам, пожалуйста: Луиза Цвях и Питер Уайз уже россияне. Что же касается местной власти, то господин Скопцов готов продать хоть весь район, лишь бы и ему что-то перепало.
Чем хороши русские, рассуждал Уайз, русскому дай пфенинг, но лично ему, и он за него отдаст миллион, но государственных денег. Тот же господин Скопцов, за подаренный Луизой "Опель-рекорд", при каждом удобном случае целует ей ручки. Сын Скопцова разъезжает на "Опеле" и не догадывается, в какую сумму России, в частности, Каменскому району, обошелся этот никчемный подарок.
"Ах, русские джунгли! - качал маленькой лысой головкой Питер Уайз. Еще долго-долго будем вас дешево покупать, пока вы не поумнеете". Он знал, что взяточники не умнеют, а лишь до поры-до времени обогащаются. И ещё он подумал, что информацией о трагедии в Барановке пренебрегать не стоит.
Солнце уже было в зените, а хозяйка все ещё не возвращалась. Ей нравилось проводить время на летней базе. Летняя база - большой каменный дом, где в свою бытность Генрих Цвях, дед Луизы, оборудовал паровую мельницу и где сейчас обитали русские.
Звонить было бесполезно: чтоб телефон не мешал, Луиза обычно его не включала, что мужу будет нужно - сам явится.
Луизу, как всегда, он застал совершенно обнаженной. Она лежала на тахте в прохладной комнате, где когда-то помещалась контора мельника. В этот раз её обслуживали двое: лохматый, как медведь, Корецкий и рыжий, словно окропленный охрой, Алтунин. Оба они были в набедренных повязках.
Увидев Питера, Алтунин с проворностью молодого кобелька соскочил с графини, шмыгнул в комнату отдыха. Там Горчаков и Семагин - тоже в набедренных повязках, - попивая пиво, беседовали о смысле жизни.
Бывший прапорщик, несмотря на присутствие мужа, продолжал как ни в чем не бывало массажировать графине её массивную грудь.
- Ну что там? - спросила графиня, подняв на мужа слегка утомленные, но по-прежнему прекрасные голубые глаза,
- Звонил господин Скопцов.
- Оставь нас, деточка, - обратилась она к прапорщику. Тот словно нехотя разогнул свою широкую в черном волосе спину - Питер не доставал ему и до плеча, - вышел из комнаты. Питер передал жене разговор с главой администрации. Получалось, что обстановка не благоприятствовала.
- Тебе срочно нужно в посольство, - сказал Питер. - Если русские не примут меры, задержись в Москве. Наш конкурент уже выбил почти всю бригаду.
- Но буровики могли и не знать, что они нашли?
- Вероятно, так оно и есть, - согласился Питер. - А ликвидировали они для гарантии, чтоб тайна осталась тайной.
- И кто теперь на очереди? - В голосе Луизы сквозила тревога.
Во второй половине дня Горчаков отвез графиню в аэропорт. Ночью она уже была в Москве.
25
Тем временем Ишутин докладывал в Москву. Полковник Гладков выслушав своего агента, уточнил:
- Их нужно взять живьем. Обязательно живьем.
Ишутин знал и без напоминания, что террористы представляют ценность в наручниках: мертвецы - молчат. Живые, как бы ни пытались отмалчиваться, все равно заговорят. Вся соль в том, к какому следователю они попадут.
Есть спецы, которые бьют на сознательность. Но время таких спецов давно прошло. У террориста, как и у любого заурядного бандита, главное деньги. Кто больше даст, тому и служат.
Есть спецы, которые бьют на зависть: будешь отмалчиваться - сдохнешь в сизо, а твой хозяин за счет таких же, как и ты шестерок, днем на Канарских островах трахает проституток, а вечером за одним столиком с первым и последним президентом СССР рассуждает о высокой политике. И подследственный, презирая и бывшего президента и своего хозяина, начинает давать правдивые показания.
Есть спецы, что красноречием не злоупотребляют. Сначала подследственного молча обрабатывает умелец с кулаками боксера и ногами футболиста. Когда подследственный уже харкает кровью, умелец подводит его к следователю и следователь, вальяжно листая "Дело", задает предельно короткий вопрос:
- Ну?
Если подследственный не излагает все, что он знает и не знает, процедуру повторяют, и так до тех пор, пока в показаниях не появится то, что нужно следователю.
Но террорист не бандит в обычном смысле. Террориста интересует сумма вознаграждения, а из какого она фонда - его вовсе не заботит. Оплачивает фирма, а фирму финансирует государство. В бюджете любого государства есть закрытая статья на расходы, продиктованные национальными интересами.
Сегодня крупные государства мира большую часть расходов по этой статье связывают с Россией.
Первыми в этом убедились офицеры отдела по борьбе с терроризмом.
И напоминание полковника Гладкова, что террористов - этих неуловимых мужчину и женщину, возникающих на мотоцикле и исчезающих неизвестно куда, пора обезвредить, Павел Петрович Ишутин воспринял как упрек прежде всего Полунину, а затем уже и ему.
Его инициативу привлечь Силукова и Чермашинцева к поимке террористов Гладков расценил как серьезный прокол: он стоил Чермашинцеву жизни. Спасибо Силукову, что всю вину взял на себя: кто мог подумать, что женщина в длинной цыганской юбке с пышными черными волосами вдруг выхватит из-под кофты газовый пистолет. Что он был газовым, в этом Силуков не сомневался.
Но, давая свидетельские показания, Силуков умолчал, что он дважды выстрелил по мотоциклистам. А умолчал потому, что пистолет был куплен. Признался он только Ишутину. Ишутин и без этого признания знал, что у коллеги-предпринимателя есть оружие, как и у любого, кто серьезно занимается бизнесом. А коль знает агент, знает и его начальник. На владельцев незарегистрированного оружия в отделе ведется картотека. Судя по ней, такого оружия в масштабе России уже достаточно, чтоб вооружить общевойсковую армию штатного состава. И даже две. И даже три.
После гибели Чермашинцева наконец то зашевелилась и районная милиция. На въезде в Каменку выставили пост ГАИ. Грузовые и легковые машины обыскивали. Появились и первые результаты. Один результат удивил даже Ишутина. О нем Ишутин немедленно доложил полковнику Гладкову.
Руководство Федеральной Службы Безопасности приняло решение этот факт придать огласке. Но только его часть. Чтоб посты ГАИ, особенно юга России, были повнимательней к грузам, которые перевозят "дальнобойщики".
Здесь очень помог чекистам лейтенант милиции Байбай. В день похорон на поминках люди говорили о том, что в степи за Полынной балкой время от времени появляются автофургоны. Не в них ли увозят ворованную живность? Но с жалобами вроде не обращаются. А коль не обращаются, значит, нет и воровства. Но опытный участковый знает: а вдруг милицейские из той же компании? Сколько было случаев подобного содружества!
Там же, на поминках, Байбай отозвал в сторонку говорившего о фургонах. Это был Огнивенко, ещё не старый чабан, троюродный брат погибшей.
Огнивенко долго молчал, словно с мокрой ноги снимал тесный валенок.
- Сегодня не получится.
- А когда?
- Послезавтра. Только в свидетели меня не втравливайте.
- Боишься?
- Боюсь.
Полынная балка от Барановки в пятнадцати километрах. Вышли, когда солнце ещё висело над холмами и предвечернее небо только-только принимало оранжевый оттенок.
Эта северная окраина Каменного Коржа у чабанов называется Острая пустыня. Острыми здесь были пласты мергеля, выходившие, на поверхность по склонам холмов, утыканных пучками голубоватой полыни.
Балка Полынная в самом центре этой пустыни, её крутые каменистые откосы, пронизанные пещерами, густо серебрятся самой горькой на земле травою. Ближе к полночи ноги ступили на ровную площадку. Это было заброшенная бетонка, построенная ЦУКСом полвека назад.
- Скоро будет аэродром, - тихо, почти шепотом напомнил Огнивенко.
Байбай знал, что когда-то отсюда, из глубины Каменного Коржа, взлетали истребители.
Аэродром был построен своеобразно: на горизонтальном отрезке дороги бетонка вдруг расширялась, а через километр опять сужалась до обычных размеров. Кювет на расширенной бетонке был нарисован несмываемой краской.
- Обойдем. Тут могут встретиться черкесы, - предупредил чабан.
Байбай присел и как ни всматривался в темноту ночи, ничего не увидел, разве что черную возвышенность вдоль бетонки.
- Никак заросли акации?
- Они самые. В них они прячут фургоны, - пояснил чабан. - Они тут с позапрошлой ночи.
С бетонки они стали спускаться в низинку, и тут Байбай заметил странный силуэт.
- Самолет, что ли?
Залегли. Лежали долго, не отрывали взгляда от самолета. Слушали тишину. Что-то стукнуло, как будто молотком по резине. Несколько раз под крылом скользил синий луч карманного фонарика. И вот - зарокотал двигатель. Стал набирать обороты.
Силуэт сдвинулся с места, побежал в дальний конец расширенной бетонки. А через минуту стремительно пронесся по бетонке, и Байбай увидел над собой, однокрылую спортивную машину. Самолет взлетал без навигационных огней, только из сопла, как из паяльной лампы, вырывалось пламя.
Самолет взял курс на юго-восток.
- В Чечню, - сказал чабан. - Да тут и лету, считай, ничего... Через некоторое время, тоже без огней, выползли на дорогу четыре фургона.
- Все. Смылись, - сказал чабан громко. - Теперь хоть пляши, хоть пой пусто.
- И долго будет пустовать?
- Это уж надо спрашивать у черкесов. Отсюда они перегоняют самолеты. Привозят частями, в фургонах.
- И прилетают? - Не знаю. Видеть не доводилось, - ответил чабан и напомнил уговор: - Только прошу вас, христом-богом молю - не втравляйте меня в свидетели. Не за себя боюсь. - А ты знал, что они улетят этой ночью?
- Знал. Они ещё позавчера прошли фургонами мимо Белого Колодезя. А я там недалеко пасу. Вот я и подумал смерть моих родичей это их работа. Может, Кирилл их видел, а они его приметили...
Огнивенко не сомневался, что душегубство совершили кавказские "дальнобойщики", потому охотно показал участковому их постоянный промысел: где-то в глубине России они закупают самолеты, а чтоб на блок-постах не попадаться, перед границей находили укромные места, обычно возле заброшенных полевых аэродромов, там собирали самолеты и перегоняли их в Чечню.
Полынную балку они облюбовали недавно и уже успели по ближним хуторам поселить своих людей, чтоб те отслеживали длинноязыких и потихоньку их убирали.
Чабан боялся за свою семью, а лейтенант милиции думал: на таких вот незаметных быстроходных машинах удобно перебрасывать наркотики.
Об увиденном Байбай доложил своему начальнику майору Мацаку, и тот распорядился выставить пост ГАИ - для осмотра фургонов. У майора он поинтересовался: что это вдруг?
- Не вдруг, - ответил Мацак. - Эти бандюги, которые у нас убивают, пользуются авиацией.
26
За седьмой скважиной Булат и Ласточка наткнулись на груду камней, перегородивших дорогу. Вечером их не было. И над камнями - голова человека. Ночью в безлюдной степи это могла быть только засада.
Вот так в Буденновске перед Булатом возникла неожиданная преграда. Он с напарником заходил с тыла к зданию милиции - чтоб не дать милиционерам отойти к пожарке - за толстые кирпичные стены.
Кошачьим шагом шли по затененному переулку, и вдруг перед ними как привидение, - человек. Его можно было свалить автоматной очередью. Но бригадный генерал приказал огонь открывать по команде, когда здание милиции будет блокировано со всех сторон.
Мысль у Булата была: приблизиться вплотную и перерезать незнакомцу горло. Но незнакомец уже заметил тихо крадущихся вооруженных людей, бросился бежать, и тогда Булат рывком из-за пояса выхватил кинжал и метнул его убегающему вдогонку.
Бросок был не совсем удачным. Кинжал вонзился в спину, но незнакомец продолжал бежать, выкрикивая: "Не надо! Не надо!"
Прыжком пантеры Булат достиг раненого, выдернул из спины кинжал и излюбленным приемом моджахедов - схватить жертву за волосы и запрокинуть голову - перерезал ему горло...
Сейчас, когда Ласточка чуть было не налетел на камни, внезапно возникший человек не дал бы соскочить с мотоцикла, чтоб действовать кинжалом. Да и длинная, почти до пят юбка, помешала бы. На раздумье была секунда. Булат выхватив из-под кофты пистолет, выстрелил незнакомцу в лицо.
- Назад! Газу!
Расстояние до незнакомца было каких-то пять-шесть метров и, слава Аллаху, - что стояла безветренная погода и аэрозолий не успел рассеяться, как мотоцикл, развернувшись, рванул от преграды. Ухо уловило звук выстрела. Ласточка не сразу почувствовал, что он ранен. Уже когда выскочили на вершину холма, он, сбавив скорость, через плечо кинул:
- Меня, кажется, задело.
Задеть должно было его, Булата: он сидел сзади, спиной прикрывал водителя.
Остановились. На скорую руку Булат перевязал рану, оторвав подол скользкой поплиновой юбки.
- Кость цела?
- Не знаю.
Ближайшим селением - была Барановка. Но какой волк возвращается туда, откуда только что утащил ягненка?
- Трасса далеко?
- Километров двадцать.
Не доезжая до трассы - уже, с пустынного проселка, видны были огни фар бегущих на север и на юг машин, - Булат достал из нагрудного кармана, прикрытый кофтой портативный приемо-передатчик. Вышел на связь.
- Я - сынок. Спешу к папе.
Это был условный сигнал, что Булат просит разрешения немедленно встретиться. Дядя ответил быстро:
- Ты где?
- На четыреста пятнадцатом.
Это значит, к названной цифре надо добавить пятьсот и получится девятьсот пятнадцатый километр.
- Жди. Скоро буду.
Примерно через час, уже перед рассветом, у девятьсот пятнадцатого километра черный "Мерседесс" съехал на обочину, несколько раз переключил свет ближний на дальний, включил подфарники.
С проселка сигнал заметили. Мотоцикл оставили в зарослях полыни. Булат подошел к приоткрытой дверце, узнал дядю.
- Как шестой?
- Порядок.
В его списке под номером шесть значился Остапец Кирилл Игнатович.
- Зачем меня вызывал?
- Ласточка ранен.
Мансур Манибаевич имел опыт обрабатывать огнестрельные ранения: спиртом промыл рану, ввел противостолбнячную сыворотку, рану обильно присыпал пенициллином. Перевязал плечо стерильным бинтом. Деловито спросил:
- Домой доедешь?
- Постараюсь.
- Выздоравливай. У нас остался ещё один.
- Помню. Панасенко.
- Будем сообща искать его логово. Ты найдешь - заработаешь ещё две тысячи долларов.
- А как я сообщу?
- Булат, передай ему рацию.
В полынных зарослях Ласточка отыскал мотоцикл, осторожно вырулил на проселок.
Мансур Манибаевич вез Булата на окраину областного центра, где с недавних пор в новом доме поселилась чеченская семья. Эту квартиру приобрел Мансур Манибаевич, будучи начальником штаба артиллерийского полка. Когда Дудаев стал президентом, он уволился из армии. Как и генерал-майор авиации Дудаев, вышел из КПСС. В Грозном на антирусском митинге сжег свой партбилет. Но должности в вооруженных силах Ичкерии в соответствии с его армейским званием ему уже не досталось.
Ему предложили вернуться в свой гарнизон и создавать в городах юга России явочные квартиры. Под видом беженцев в них селились чеченские семьи. Сам же Мансур Манибаевич жил в Москве. Квартиру из четырех комнат он купил на Ленинском проспекте по соседству с домом, где в брежневских алпартаментах поселился его земляк большой друг, а потом непримиримый враг президента России.
Своему земляку, низложенному танковыми пушками, он не завидовал. Профессорские заработки не шли ни в какое сравнение с его заработками : он брал подряды у инофирм на уничтожение их конкурентов. Киллеров он выписывал из Чечни, благо там тысячи молодых парней, отвыкших работать, не знали куда себя деть.
Приглашал он и русских, оставшихся без работы, но готовых убить кого угодно, лишь бы хорошо заплатили.
Когда российско-американская фирма, рекламирующая стиральные порошки, предложила Мансуру Манибаевичу взять подряд на ликвидацию рабочих-буровиков, он сразу же стал подыскивать исполнителей.
Главного киллера долго искать не пришлось. В Коломне на явочной квартире в семье сапожника-чеченца томился без дела племянник Булат. Он нуждался в деньгах, а ещё больше в тренировке руки и ловкости.
А вот ему напарник, хорошо знающий Каменский район, нашелся не вдруг. Но мир не без кунаков. Знакомый работник милиции, сортирующий задержанных пьяниц, выудил жителя Каменского района. У этого жителя были густые черные волосы и болезненно бледное лицо.
Мансур Манибаевич дал ему кличку - Ласточка.
Несмотря на бессонную напряженную ночь, когда Булат кончал Остапца, Мансур Манибаевич чувствовал себя превосходно. Работой своего племянника он был доволен. Одно лишь его огорчало: как он, опытный боевик, допустил непростительную оплошность - оставил в живых Панасенко? Надо было сначала стрелять в хозяина, а потом уже в его собаку.
Оплошность, конечно, будет устранена. Но где он, этот Панасенко? Где затаился?
"Мерседес" легко плыл в потоке машин. Чем было ближе к областному центру, тем гуще становился поток. Все ещё не испуганная всевозможными киллерами и террористами, Россия работала: строила дома, улучшала дороги, выращивала хлеб. Вдоль трассы вырастали все новые и новые бензозаправочные станции. Не было видно только стальных вышек. В этом регионе буровиков не жаловали - убивали. И мало кто задумывался, за что?
Тот, кто убивал, ехал в "Мерседесе". При виде знакомого подполковника, бывшего депутата областного совета, работники ГАИ отдавали честь и никто не посмел поинтересоваться, кого он везет / в связи с буденновской трагедией Булат - по паспорту Алиев Надир Усманович - числился во всероссийском розыске/.
- За тысячу баксов Ласточка этого Панасенка, из-под земли выкопает, хвалился Булат, давая лестную характеристику своему напарнику.
- Верю.
- Только куда потом Ласточку?
- Туда же. Куда и буровиков. Останется один - Соплыга. Но там Ласточка не потребуется.
- А я? Опять без работы?
- Для настоящих ичкерийцев работа всегда найдется, - заверил Мансур Манибаевич. - На очереди присоединение Дагестана. А там и за юг России возьмемся. На мечах наших предков держалось могущество Хазарии. Мы владели этими просторами до верховьев Дона. Нам эту землю и отвоевывать.
- Но на них уже накладывает лапу то ли Германия, то ли Америка, заметил Булат.
Он догадывался, для кого дядя его руками расчищает площадку, которую местные жители называют "Каменный Корж".
- Если мы и здесь умоем кровью русских, как умыли их в Грозном, то с немцами и американцами справимся шутя. А пока с ними надо дружить. Они не дают России встать с колен.
Булат выслушал дядю, усомнился в его уверенности:
- Но нас так мало!
- А зачем так много русских? - сказал Мансур Манибаевич, весело играя большими черными глазами. - Для того и дал Аллах ичкерийцу воинственный разум, чтоб научил русских резать друг друга.
- Как Ласточка?
- Правильно. Он найдет Панасенко. А ты уже потом их обоих...
"Мерседес" выплыл на пригорок. Отсюда во всей красе открывался вид на большой индустриальный город.
26
Семен и Гюзель вернулись в Мергель удрученные: их опять кто-то опередил.
Если б они верили в существование дьявола, то поверили бы, что дьявол читает их мысли, а потом действует на опережение. Вот нет уже и Остапца.
Они были измотаны зноем и бездорожьем. Пришлось ехать по суходолу, чтоб незаметно для случайных авто - и мотопутников посетить тринадцатую скважину, как будто там таилась разгадка случившегося в Барановке.
Половину воскресного дня они провели в суходоле, собирая для гербария зацветающую пижму. На ночь облюбовали пещеру в стороне от тринадцатой, закатили туда мотоцикл, а как стемнело, по теневой стороне балки, над которой нависали оголенные пласты мергеля, осторожно приблизились к поляне, в центре которой когда-то была действующая скважина.
Нашли укромное место. Посидели, молча наблюдая за поляной, но к скважине не подходили. Обзор был хороший, к тому же немножко подсвечивала низко висевшая над горизонтом луна.
Но вот уже луна спряталась за косогор. Стало совсем темно, под ногами не рассмотреть и камушка.
Нет, чутье их не обмануло. Примерно через час, после того, как они заняли укромное место, послышался стук мотоцикла. И через минуту из суходола ударил яркий луч фары. Мотоцикл остановился на краю площадки бывшей буровой. В свете луча искрилась кремневая щебенка.
Мотоцикл был в каких-то тридцати метрах от наблюдателей. Семен и Гюзель видели, что приехавшие в униформе, с милицейскими короткоствольными автоматами.
Приехавшие обошли поляну, поднялись на косогор, над чем-то там поколдовали. Вернулись к мотоциклу, заговорили, видимо, заспорили .
- И здесь никого. А прибор ошибиться может.
Гюзель, кроме многих других достоинств, обладала ещё и музыкальным слухом. Этот голос она узнала. Толкнула Семена: локтем: слушай.
Мотоциклисты постояли, покурили, уехали.
Прежде чем оставить укромное место, Гюзель тихо сказала:
- Понял, кто? Это я ему в глаз... Очухался, значит.
- А я было подумал, что это те самые. Которые в Барановке. Тут где-то пеленгатор. Скважина, оказывается, под присмотром.
- Это - реально, - согласилась Гюзель. - А присматривают люди Луизы. Только - зачем?
- И верно, зачем? - повторил Семен.
Возвращаясь к мотоциклу, к площадке уже не приближались. А то ненароком опять приедут люди в униформе, и неизвестно, чем на этот раз закончится встреча. Они-то вооружены.
Уже в пещере, где решили до рассвета вздремнуть, Семен и Гюэель подвели некоторый итог: убийцам у скважины делать нечего, их нужно отлавливать около своих потенциальных жертв. Такой осталась одна Панасенко.
Они были уверены, что полковник Гладков со своими коллегами из МВД уже вычислили, кто заинтересован в истреблении буровиков. Но эту уверенность надо было подкрепить: что за руду добыла бригада Валерия Шута, за которую люди поплатились жизнями?
Гюзель, как весьма любопытный, но ещё неопытный следователь, недоумевала.
- Я понимаю, - говорила она, прислонившись к упругому плечу мужа, - за что чаще всего убивают "новых русских".
- И все же... за что?
Семен догадывался, что во тьме пещеры, откуда серым пятном виделся только кусочек звездного неба, в глазах её после напряженного дня, все ещё не стыло возбуждение. Бессонница отняла дрему. Да и сон, какой он, когда того и жди, что сюда кто-то нагрянет, а защищаться доведется не табельным оружием, которое запрещено было взять в командировку, а всего лишь малой саперной лопаткой, которая была одна на двоих. - И все же? - тихо повторил Семен, с гордостью сознавая, что Гюзель не просто любимая женщина, а боевой и надежный товарищ. - За что убивают "новых русских"? Известно. - И пояснила свою мысль, которая на первый взгляд выглядела крамольной. - В России не получился так называемый средний класс. Получилась обвальная бедность и горстка очень богатых. Вот эту горстку и косит злоба обнищавших. А это явление сугубо российское: или исчезнут бедные, или богатых низведут к нулю.
А если они все же из налоговой полиции, то вероятней всего, что Козинский их осведомитель. Вполне возможно, что Козинский следит за хозяйства Луизы Цвях. Но полиции должно быть известно, что Каменный Корж под налоги не подпадает - в правительстве готовится проект отвода территории Каменного Коржа под земли змеиного заповедника. Заповедник будет иметь коммерческую ценность.
Яд пойдет на экспорт. А это - большие деньги. А с больших денег большие налоги. Но какой предприниматель, даже если он немец, легко расстается с большими деньгами? Чем их больше, тем дальше их прячут. Например, ни один российский олигарх не держит своих денег в России - здесь рано или поздно отнимут.
Вот агент по фамилии Козинский, видимо, поставлен держать в поле зрения фермерское хозяйство Луизы Цвях. Но так ли это? Взялся было внести ясность глава администрации. Он узнал, что Козинский тут ни при чем. Чтоб успокоить графиню, он позвонил из Каменки, но поговорить с ней не удалось она опять ночевала у "героев Чечни".
С Питером тоже разговор не получился. Накануне его ужалила гюрза. От высокой температуры у него раскалывалась голова. Так было и сейчас.
- Господин Скопцов, - обратился Уайз к главе администрации. - Завтра моя супруга будет у вас. И вы ей доложите. А я что-то неважно себя чувствую.
Откладывать информацию до завтрашнего дня Скопцов не считал целесообразным.
- Передайте графине, что в прошлую ночь в Барановке умертвили ещё одного вероятного фермера. Поэтому побеспокойтесь о своей безопасности.
- Спасибо за предупреждение. Я передам, - а про себя подумал: "Дурак ты, господин Скопцов. Не за вероятными фермерами они охотятся, а за бывшими буровиками тринадцатой скважины".
Что извлекли из тринадцатой, Питер знал. По знал это ещё кто-то, и этот "кто-то" уже перебрался с Уол-Стрита на Тверскую, и ждет, когда будет принят Закон о продаже земли.
Проклятая Дума тянет волынку, не слушается даже президента, который четко заявил: землю - продавать! Если продавать будут только россиянам, пожалуйста: Луиза Цвях и Питер Уайз уже россияне. Что же касается местной власти, то господин Скопцов готов продать хоть весь район, лишь бы и ему что-то перепало.
Чем хороши русские, рассуждал Уайз, русскому дай пфенинг, но лично ему, и он за него отдаст миллион, но государственных денег. Тот же господин Скопцов, за подаренный Луизой "Опель-рекорд", при каждом удобном случае целует ей ручки. Сын Скопцова разъезжает на "Опеле" и не догадывается, в какую сумму России, в частности, Каменскому району, обошелся этот никчемный подарок.
"Ах, русские джунгли! - качал маленькой лысой головкой Питер Уайз. Еще долго-долго будем вас дешево покупать, пока вы не поумнеете". Он знал, что взяточники не умнеют, а лишь до поры-до времени обогащаются. И ещё он подумал, что информацией о трагедии в Барановке пренебрегать не стоит.
Солнце уже было в зените, а хозяйка все ещё не возвращалась. Ей нравилось проводить время на летней базе. Летняя база - большой каменный дом, где в свою бытность Генрих Цвях, дед Луизы, оборудовал паровую мельницу и где сейчас обитали русские.
Звонить было бесполезно: чтоб телефон не мешал, Луиза обычно его не включала, что мужу будет нужно - сам явится.
Луизу, как всегда, он застал совершенно обнаженной. Она лежала на тахте в прохладной комнате, где когда-то помещалась контора мельника. В этот раз её обслуживали двое: лохматый, как медведь, Корецкий и рыжий, словно окропленный охрой, Алтунин. Оба они были в набедренных повязках.
Увидев Питера, Алтунин с проворностью молодого кобелька соскочил с графини, шмыгнул в комнату отдыха. Там Горчаков и Семагин - тоже в набедренных повязках, - попивая пиво, беседовали о смысле жизни.
Бывший прапорщик, несмотря на присутствие мужа, продолжал как ни в чем не бывало массажировать графине её массивную грудь.
- Ну что там? - спросила графиня, подняв на мужа слегка утомленные, но по-прежнему прекрасные голубые глаза,
- Звонил господин Скопцов.
- Оставь нас, деточка, - обратилась она к прапорщику. Тот словно нехотя разогнул свою широкую в черном волосе спину - Питер не доставал ему и до плеча, - вышел из комнаты. Питер передал жене разговор с главой администрации. Получалось, что обстановка не благоприятствовала.
- Тебе срочно нужно в посольство, - сказал Питер. - Если русские не примут меры, задержись в Москве. Наш конкурент уже выбил почти всю бригаду.
- Но буровики могли и не знать, что они нашли?
- Вероятно, так оно и есть, - согласился Питер. - А ликвидировали они для гарантии, чтоб тайна осталась тайной.
- И кто теперь на очереди? - В голосе Луизы сквозила тревога.
Во второй половине дня Горчаков отвез графиню в аэропорт. Ночью она уже была в Москве.
25
Тем временем Ишутин докладывал в Москву. Полковник Гладков выслушав своего агента, уточнил:
- Их нужно взять живьем. Обязательно живьем.
Ишутин знал и без напоминания, что террористы представляют ценность в наручниках: мертвецы - молчат. Живые, как бы ни пытались отмалчиваться, все равно заговорят. Вся соль в том, к какому следователю они попадут.
Есть спецы, которые бьют на сознательность. Но время таких спецов давно прошло. У террориста, как и у любого заурядного бандита, главное деньги. Кто больше даст, тому и служат.
Есть спецы, которые бьют на зависть: будешь отмалчиваться - сдохнешь в сизо, а твой хозяин за счет таких же, как и ты шестерок, днем на Канарских островах трахает проституток, а вечером за одним столиком с первым и последним президентом СССР рассуждает о высокой политике. И подследственный, презирая и бывшего президента и своего хозяина, начинает давать правдивые показания.
Есть спецы, что красноречием не злоупотребляют. Сначала подследственного молча обрабатывает умелец с кулаками боксера и ногами футболиста. Когда подследственный уже харкает кровью, умелец подводит его к следователю и следователь, вальяжно листая "Дело", задает предельно короткий вопрос:
- Ну?
Если подследственный не излагает все, что он знает и не знает, процедуру повторяют, и так до тех пор, пока в показаниях не появится то, что нужно следователю.
Но террорист не бандит в обычном смысле. Террориста интересует сумма вознаграждения, а из какого она фонда - его вовсе не заботит. Оплачивает фирма, а фирму финансирует государство. В бюджете любого государства есть закрытая статья на расходы, продиктованные национальными интересами.
Сегодня крупные государства мира большую часть расходов по этой статье связывают с Россией.
Первыми в этом убедились офицеры отдела по борьбе с терроризмом.
И напоминание полковника Гладкова, что террористов - этих неуловимых мужчину и женщину, возникающих на мотоцикле и исчезающих неизвестно куда, пора обезвредить, Павел Петрович Ишутин воспринял как упрек прежде всего Полунину, а затем уже и ему.
Его инициативу привлечь Силукова и Чермашинцева к поимке террористов Гладков расценил как серьезный прокол: он стоил Чермашинцеву жизни. Спасибо Силукову, что всю вину взял на себя: кто мог подумать, что женщина в длинной цыганской юбке с пышными черными волосами вдруг выхватит из-под кофты газовый пистолет. Что он был газовым, в этом Силуков не сомневался.
Но, давая свидетельские показания, Силуков умолчал, что он дважды выстрелил по мотоциклистам. А умолчал потому, что пистолет был куплен. Признался он только Ишутину. Ишутин и без этого признания знал, что у коллеги-предпринимателя есть оружие, как и у любого, кто серьезно занимается бизнесом. А коль знает агент, знает и его начальник. На владельцев незарегистрированного оружия в отделе ведется картотека. Судя по ней, такого оружия в масштабе России уже достаточно, чтоб вооружить общевойсковую армию штатного состава. И даже две. И даже три.
После гибели Чермашинцева наконец то зашевелилась и районная милиция. На въезде в Каменку выставили пост ГАИ. Грузовые и легковые машины обыскивали. Появились и первые результаты. Один результат удивил даже Ишутина. О нем Ишутин немедленно доложил полковнику Гладкову.
Руководство Федеральной Службы Безопасности приняло решение этот факт придать огласке. Но только его часть. Чтоб посты ГАИ, особенно юга России, были повнимательней к грузам, которые перевозят "дальнобойщики".
Здесь очень помог чекистам лейтенант милиции Байбай. В день похорон на поминках люди говорили о том, что в степи за Полынной балкой время от времени появляются автофургоны. Не в них ли увозят ворованную живность? Но с жалобами вроде не обращаются. А коль не обращаются, значит, нет и воровства. Но опытный участковый знает: а вдруг милицейские из той же компании? Сколько было случаев подобного содружества!
Там же, на поминках, Байбай отозвал в сторонку говорившего о фургонах. Это был Огнивенко, ещё не старый чабан, троюродный брат погибшей.
Огнивенко долго молчал, словно с мокрой ноги снимал тесный валенок.
- Сегодня не получится.
- А когда?
- Послезавтра. Только в свидетели меня не втравливайте.
- Боишься?
- Боюсь.
Полынная балка от Барановки в пятнадцати километрах. Вышли, когда солнце ещё висело над холмами и предвечернее небо только-только принимало оранжевый оттенок.
Эта северная окраина Каменного Коржа у чабанов называется Острая пустыня. Острыми здесь были пласты мергеля, выходившие, на поверхность по склонам холмов, утыканных пучками голубоватой полыни.
Балка Полынная в самом центре этой пустыни, её крутые каменистые откосы, пронизанные пещерами, густо серебрятся самой горькой на земле травою. Ближе к полночи ноги ступили на ровную площадку. Это было заброшенная бетонка, построенная ЦУКСом полвека назад.
- Скоро будет аэродром, - тихо, почти шепотом напомнил Огнивенко.
Байбай знал, что когда-то отсюда, из глубины Каменного Коржа, взлетали истребители.
Аэродром был построен своеобразно: на горизонтальном отрезке дороги бетонка вдруг расширялась, а через километр опять сужалась до обычных размеров. Кювет на расширенной бетонке был нарисован несмываемой краской.
- Обойдем. Тут могут встретиться черкесы, - предупредил чабан.
Байбай присел и как ни всматривался в темноту ночи, ничего не увидел, разве что черную возвышенность вдоль бетонки.
- Никак заросли акации?
- Они самые. В них они прячут фургоны, - пояснил чабан. - Они тут с позапрошлой ночи.
С бетонки они стали спускаться в низинку, и тут Байбай заметил странный силуэт.
- Самолет, что ли?
Залегли. Лежали долго, не отрывали взгляда от самолета. Слушали тишину. Что-то стукнуло, как будто молотком по резине. Несколько раз под крылом скользил синий луч карманного фонарика. И вот - зарокотал двигатель. Стал набирать обороты.
Силуэт сдвинулся с места, побежал в дальний конец расширенной бетонки. А через минуту стремительно пронесся по бетонке, и Байбай увидел над собой, однокрылую спортивную машину. Самолет взлетал без навигационных огней, только из сопла, как из паяльной лампы, вырывалось пламя.
Самолет взял курс на юго-восток.
- В Чечню, - сказал чабан. - Да тут и лету, считай, ничего... Через некоторое время, тоже без огней, выползли на дорогу четыре фургона.
- Все. Смылись, - сказал чабан громко. - Теперь хоть пляши, хоть пой пусто.
- И долго будет пустовать?
- Это уж надо спрашивать у черкесов. Отсюда они перегоняют самолеты. Привозят частями, в фургонах.
- И прилетают? - Не знаю. Видеть не доводилось, - ответил чабан и напомнил уговор: - Только прошу вас, христом-богом молю - не втравляйте меня в свидетели. Не за себя боюсь. - А ты знал, что они улетят этой ночью?
- Знал. Они ещё позавчера прошли фургонами мимо Белого Колодезя. А я там недалеко пасу. Вот я и подумал смерть моих родичей это их работа. Может, Кирилл их видел, а они его приметили...
Огнивенко не сомневался, что душегубство совершили кавказские "дальнобойщики", потому охотно показал участковому их постоянный промысел: где-то в глубине России они закупают самолеты, а чтоб на блок-постах не попадаться, перед границей находили укромные места, обычно возле заброшенных полевых аэродромов, там собирали самолеты и перегоняли их в Чечню.
Полынную балку они облюбовали недавно и уже успели по ближним хуторам поселить своих людей, чтоб те отслеживали длинноязыких и потихоньку их убирали.
Чабан боялся за свою семью, а лейтенант милиции думал: на таких вот незаметных быстроходных машинах удобно перебрасывать наркотики.
Об увиденном Байбай доложил своему начальнику майору Мацаку, и тот распорядился выставить пост ГАИ - для осмотра фургонов. У майора он поинтересовался: что это вдруг?
- Не вдруг, - ответил Мацак. - Эти бандюги, которые у нас убивают, пользуются авиацией.
26
За седьмой скважиной Булат и Ласточка наткнулись на груду камней, перегородивших дорогу. Вечером их не было. И над камнями - голова человека. Ночью в безлюдной степи это могла быть только засада.
Вот так в Буденновске перед Булатом возникла неожиданная преграда. Он с напарником заходил с тыла к зданию милиции - чтоб не дать милиционерам отойти к пожарке - за толстые кирпичные стены.
Кошачьим шагом шли по затененному переулку, и вдруг перед ними как привидение, - человек. Его можно было свалить автоматной очередью. Но бригадный генерал приказал огонь открывать по команде, когда здание милиции будет блокировано со всех сторон.
Мысль у Булата была: приблизиться вплотную и перерезать незнакомцу горло. Но незнакомец уже заметил тихо крадущихся вооруженных людей, бросился бежать, и тогда Булат рывком из-за пояса выхватил кинжал и метнул его убегающему вдогонку.
Бросок был не совсем удачным. Кинжал вонзился в спину, но незнакомец продолжал бежать, выкрикивая: "Не надо! Не надо!"
Прыжком пантеры Булат достиг раненого, выдернул из спины кинжал и излюбленным приемом моджахедов - схватить жертву за волосы и запрокинуть голову - перерезал ему горло...
Сейчас, когда Ласточка чуть было не налетел на камни, внезапно возникший человек не дал бы соскочить с мотоцикла, чтоб действовать кинжалом. Да и длинная, почти до пят юбка, помешала бы. На раздумье была секунда. Булат выхватив из-под кофты пистолет, выстрелил незнакомцу в лицо.
- Назад! Газу!
Расстояние до незнакомца было каких-то пять-шесть метров и, слава Аллаху, - что стояла безветренная погода и аэрозолий не успел рассеяться, как мотоцикл, развернувшись, рванул от преграды. Ухо уловило звук выстрела. Ласточка не сразу почувствовал, что он ранен. Уже когда выскочили на вершину холма, он, сбавив скорость, через плечо кинул:
- Меня, кажется, задело.
Задеть должно было его, Булата: он сидел сзади, спиной прикрывал водителя.
Остановились. На скорую руку Булат перевязал рану, оторвав подол скользкой поплиновой юбки.
- Кость цела?
- Не знаю.
Ближайшим селением - была Барановка. Но какой волк возвращается туда, откуда только что утащил ягненка?
- Трасса далеко?
- Километров двадцать.
Не доезжая до трассы - уже, с пустынного проселка, видны были огни фар бегущих на север и на юг машин, - Булат достал из нагрудного кармана, прикрытый кофтой портативный приемо-передатчик. Вышел на связь.
- Я - сынок. Спешу к папе.
Это был условный сигнал, что Булат просит разрешения немедленно встретиться. Дядя ответил быстро:
- Ты где?
- На четыреста пятнадцатом.
Это значит, к названной цифре надо добавить пятьсот и получится девятьсот пятнадцатый километр.
- Жди. Скоро буду.
Примерно через час, уже перед рассветом, у девятьсот пятнадцатого километра черный "Мерседесс" съехал на обочину, несколько раз переключил свет ближний на дальний, включил подфарники.
С проселка сигнал заметили. Мотоцикл оставили в зарослях полыни. Булат подошел к приоткрытой дверце, узнал дядю.
- Как шестой?
- Порядок.
В его списке под номером шесть значился Остапец Кирилл Игнатович.
- Зачем меня вызывал?
- Ласточка ранен.
Мансур Манибаевич имел опыт обрабатывать огнестрельные ранения: спиртом промыл рану, ввел противостолбнячную сыворотку, рану обильно присыпал пенициллином. Перевязал плечо стерильным бинтом. Деловито спросил:
- Домой доедешь?
- Постараюсь.
- Выздоравливай. У нас остался ещё один.
- Помню. Панасенко.
- Будем сообща искать его логово. Ты найдешь - заработаешь ещё две тысячи долларов.
- А как я сообщу?
- Булат, передай ему рацию.
В полынных зарослях Ласточка отыскал мотоцикл, осторожно вырулил на проселок.
Мансур Манибаевич вез Булата на окраину областного центра, где с недавних пор в новом доме поселилась чеченская семья. Эту квартиру приобрел Мансур Манибаевич, будучи начальником штаба артиллерийского полка. Когда Дудаев стал президентом, он уволился из армии. Как и генерал-майор авиации Дудаев, вышел из КПСС. В Грозном на антирусском митинге сжег свой партбилет. Но должности в вооруженных силах Ичкерии в соответствии с его армейским званием ему уже не досталось.
Ему предложили вернуться в свой гарнизон и создавать в городах юга России явочные квартиры. Под видом беженцев в них селились чеченские семьи. Сам же Мансур Манибаевич жил в Москве. Квартиру из четырех комнат он купил на Ленинском проспекте по соседству с домом, где в брежневских алпартаментах поселился его земляк большой друг, а потом непримиримый враг президента России.
Своему земляку, низложенному танковыми пушками, он не завидовал. Профессорские заработки не шли ни в какое сравнение с его заработками : он брал подряды у инофирм на уничтожение их конкурентов. Киллеров он выписывал из Чечни, благо там тысячи молодых парней, отвыкших работать, не знали куда себя деть.
Приглашал он и русских, оставшихся без работы, но готовых убить кого угодно, лишь бы хорошо заплатили.
Когда российско-американская фирма, рекламирующая стиральные порошки, предложила Мансуру Манибаевичу взять подряд на ликвидацию рабочих-буровиков, он сразу же стал подыскивать исполнителей.
Главного киллера долго искать не пришлось. В Коломне на явочной квартире в семье сапожника-чеченца томился без дела племянник Булат. Он нуждался в деньгах, а ещё больше в тренировке руки и ловкости.
А вот ему напарник, хорошо знающий Каменский район, нашелся не вдруг. Но мир не без кунаков. Знакомый работник милиции, сортирующий задержанных пьяниц, выудил жителя Каменского района. У этого жителя были густые черные волосы и болезненно бледное лицо.
Мансур Манибаевич дал ему кличку - Ласточка.
Несмотря на бессонную напряженную ночь, когда Булат кончал Остапца, Мансур Манибаевич чувствовал себя превосходно. Работой своего племянника он был доволен. Одно лишь его огорчало: как он, опытный боевик, допустил непростительную оплошность - оставил в живых Панасенко? Надо было сначала стрелять в хозяина, а потом уже в его собаку.
Оплошность, конечно, будет устранена. Но где он, этот Панасенко? Где затаился?
"Мерседес" легко плыл в потоке машин. Чем было ближе к областному центру, тем гуще становился поток. Все ещё не испуганная всевозможными киллерами и террористами, Россия работала: строила дома, улучшала дороги, выращивала хлеб. Вдоль трассы вырастали все новые и новые бензозаправочные станции. Не было видно только стальных вышек. В этом регионе буровиков не жаловали - убивали. И мало кто задумывался, за что?
Тот, кто убивал, ехал в "Мерседесе". При виде знакомого подполковника, бывшего депутата областного совета, работники ГАИ отдавали честь и никто не посмел поинтересоваться, кого он везет / в связи с буденновской трагедией Булат - по паспорту Алиев Надир Усманович - числился во всероссийском розыске/.
- За тысячу баксов Ласточка этого Панасенка, из-под земли выкопает, хвалился Булат, давая лестную характеристику своему напарнику.
- Верю.
- Только куда потом Ласточку?
- Туда же. Куда и буровиков. Останется один - Соплыга. Но там Ласточка не потребуется.
- А я? Опять без работы?
- Для настоящих ичкерийцев работа всегда найдется, - заверил Мансур Манибаевич. - На очереди присоединение Дагестана. А там и за юг России возьмемся. На мечах наших предков держалось могущество Хазарии. Мы владели этими просторами до верховьев Дона. Нам эту землю и отвоевывать.
- Но на них уже накладывает лапу то ли Германия, то ли Америка, заметил Булат.
Он догадывался, для кого дядя его руками расчищает площадку, которую местные жители называют "Каменный Корж".
- Если мы и здесь умоем кровью русских, как умыли их в Грозном, то с немцами и американцами справимся шутя. А пока с ними надо дружить. Они не дают России встать с колен.
Булат выслушал дядю, усомнился в его уверенности:
- Но нас так мало!
- А зачем так много русских? - сказал Мансур Манибаевич, весело играя большими черными глазами. - Для того и дал Аллах ичкерийцу воинственный разум, чтоб научил русских резать друг друга.
- Как Ласточка?
- Правильно. Он найдет Панасенко. А ты уже потом их обоих...
"Мерседес" выплыл на пригорок. Отсюда во всей красе открывался вид на большой индустриальный город.
26
Семен и Гюзель вернулись в Мергель удрученные: их опять кто-то опередил.
Если б они верили в существование дьявола, то поверили бы, что дьявол читает их мысли, а потом действует на опережение. Вот нет уже и Остапца.
Они были измотаны зноем и бездорожьем. Пришлось ехать по суходолу, чтоб незаметно для случайных авто - и мотопутников посетить тринадцатую скважину, как будто там таилась разгадка случившегося в Барановке.
Половину воскресного дня они провели в суходоле, собирая для гербария зацветающую пижму. На ночь облюбовали пещеру в стороне от тринадцатой, закатили туда мотоцикл, а как стемнело, по теневой стороне балки, над которой нависали оголенные пласты мергеля, осторожно приблизились к поляне, в центре которой когда-то была действующая скважина.
Нашли укромное место. Посидели, молча наблюдая за поляной, но к скважине не подходили. Обзор был хороший, к тому же немножко подсвечивала низко висевшая над горизонтом луна.
Но вот уже луна спряталась за косогор. Стало совсем темно, под ногами не рассмотреть и камушка.
Нет, чутье их не обмануло. Примерно через час, после того, как они заняли укромное место, послышался стук мотоцикла. И через минуту из суходола ударил яркий луч фары. Мотоцикл остановился на краю площадки бывшей буровой. В свете луча искрилась кремневая щебенка.
Мотоцикл был в каких-то тридцати метрах от наблюдателей. Семен и Гюзель видели, что приехавшие в униформе, с милицейскими короткоствольными автоматами.
Приехавшие обошли поляну, поднялись на косогор, над чем-то там поколдовали. Вернулись к мотоциклу, заговорили, видимо, заспорили .
- И здесь никого. А прибор ошибиться может.
Гюзель, кроме многих других достоинств, обладала ещё и музыкальным слухом. Этот голос она узнала. Толкнула Семена: локтем: слушай.
Мотоциклисты постояли, покурили, уехали.
Прежде чем оставить укромное место, Гюзель тихо сказала:
- Понял, кто? Это я ему в глаз... Очухался, значит.
- А я было подумал, что это те самые. Которые в Барановке. Тут где-то пеленгатор. Скважина, оказывается, под присмотром.
- Это - реально, - согласилась Гюзель. - А присматривают люди Луизы. Только - зачем?
- И верно, зачем? - повторил Семен.
Возвращаясь к мотоциклу, к площадке уже не приближались. А то ненароком опять приедут люди в униформе, и неизвестно, чем на этот раз закончится встреча. Они-то вооружены.
Уже в пещере, где решили до рассвета вздремнуть, Семен и Гюэель подвели некоторый итог: убийцам у скважины делать нечего, их нужно отлавливать около своих потенциальных жертв. Такой осталась одна Панасенко.
Они были уверены, что полковник Гладков со своими коллегами из МВД уже вычислили, кто заинтересован в истреблении буровиков. Но эту уверенность надо было подкрепить: что за руду добыла бригада Валерия Шута, за которую люди поплатились жизнями?
Гюзель, как весьма любопытный, но ещё неопытный следователь, недоумевала.
- Я понимаю, - говорила она, прислонившись к упругому плечу мужа, - за что чаще всего убивают "новых русских".
- И все же... за что?
Семен догадывался, что во тьме пещеры, откуда серым пятном виделся только кусочек звездного неба, в глазах её после напряженного дня, все ещё не стыло возбуждение. Бессонница отняла дрему. Да и сон, какой он, когда того и жди, что сюда кто-то нагрянет, а защищаться доведется не табельным оружием, которое запрещено было взять в командировку, а всего лишь малой саперной лопаткой, которая была одна на двоих. - И все же? - тихо повторил Семен, с гордостью сознавая, что Гюзель не просто любимая женщина, а боевой и надежный товарищ. - За что убивают "новых русских"? Известно. - И пояснила свою мысль, которая на первый взгляд выглядела крамольной. - В России не получился так называемый средний класс. Получилась обвальная бедность и горстка очень богатых. Вот эту горстку и косит злоба обнищавших. А это явление сугубо российское: или исчезнут бедные, или богатых низведут к нулю.