Страница:
9. Мы договорились честно и порядочно вести себя с нашими объектами вербовки. Мы не будем составлять никаких досье или вести какие-либо записи. Мы отвергли методы нажима, шантажа и компромата.
10. Мы договорились между собой сохранить этот наш план в тайне.
Такова была теория. До практики должно было дойти лишь тогда, когда Гассинг разрешит нам двоим работать вместе, а Фредди решит тут остаться. Теперь наступила моя очередь. В середине марта 1992 года я явился к шефу. Он принял меня любезно. Наши отношения большей частью вернулись в прежнее взаимно доброжелательное состояние. Он ценил результаты моей работы, и мы, как правило, избегали любых ссор. По его мнению, я слишком критически воспринимал роль американцев. Но эту тему в наших разговорах мы оба старались лишний раз не затрагивать.
Мы оба были согласны, что Фредди явно скатывался к нервной депрессии и потому вполне мог оказаться следующим из сотрудников, кто уйдет от нас. Я подчеркнул, что после предстоящего ухода Герта и Удо я могу себе представить тесное сотрудничество только с Фредди. Гассинг оценивал эту ситуацию из своей башни из слоновой кости. Фредди сам принял решение перевестись в Берлин. Теперь ему не положено было жаловаться и выпрашивать себе какие-то привилегии.
У меня захватило дух – старик просто игнорировал реальные проблемы нашего ежедневного бытия. Постепенно филиал стал работать как бы сам по себе. Ежедневные донесения были такими превосходны, таких у Службы еще никогда не было. И это при том, что большая часть собранной информации, так сказать, терялась в подвале. Работу Гассинга в Мюнхене оценивали очень высоко. У него из-за этого развилось чувство уверенности в себе, приправленное изрядной долей самолюбования. Поэтому постепенно изменился и его тон по отношению к сотрудникам. В трудные времена начальной фазы нашей работы он спрашивал каждого обо всех деталях и пытался защищать своих. А теперь он видел в них лишь исполнителей, помогавших его успехам.
Я сразу понял, как нам убедить Гассинга. Перспектива нового успеха, еще больше славы и блеска в Мюнхене заставила бы его согласиться со всем, что представилось бы ему многообещающим. Потому я сделал ему предложение, от которого он никак не смог бы отказаться: – Сделайте Фредди моим партнером, когда он вернется из отпуска. Я позабочусь о том, чтобы из-за него больше ни у кого не возникало хлопот. Мы будем дальше выполнять наши задания для американцев. Но дополнительно поручите нам установить контакт с Ведомством федерального имущества. Через их чиновников мы установим контакты и с российскими офицерами. Это даст нам куда более качественную информацию. Мюнхен умрет от зависти.
Гассинг благожелательно кивнул:
– Ну хорошо, если вы думаете, что справитесь. Я посмотрю, что у вас выйдет. Но все равно я прошу вас наведываться ко мне каждые десять дней.
Итак, Гассинг согласился на образование нашей команды, но добавил с особым ударением: – Смотрите, чтобы после ваших контактов что-нибудь перепало и другим агентуристам. Все прошло намного легче, чем я ожидал. То, что я и в будущем буду выполнять поручения американцев, я просто соврал, но в дальней перспективе и для них наши результаты принесли бы пользу. Порой нужно заставить людей быть счастливыми, подумал я. Однако для раскопок мусорных куч у нас уже действительно не было ни времени, ни желания.
Когда я после этой встречи доложил Фредди о результатах, тот ответил фразой, ставшей крылатой во всей нашей дальнейшей профессиональной карьере: – И ты думаешь, мы с этим справимся? – Да, мы с этим справимся. Фредди утвердил наш пакт крепким рукопожатием.
Утром 20 ноября 2002 года этот диалог повторился при совсем других обстоятельствах. – Да, – ответил я и в этом случае, – мы с этим справимся. Мы не совершали никаких преступлений!
Фредди и я стояли в этот день у здания Первого земельного суда в Мюнхене. Мы были обвиняемыми на закрытом процессе, завершившем нашу карьеру в БНД. Но об этом позже.
Со временем потери персонала нашего подразделения уже невозможно было скрывать. Когда в действие вступил новый закон о структуре вооруженных сил, многие из военных тут же подали прошения о досрочном выходе на пенсию. Одним из них был сотрудник БНД из Брауншвейг-Вендена. Довольно проворный коллега, до "поворота" он летал вдоль внутригерманской границы на разведывательном вертолете БНД, дислоцировавшемся в Брауншвейг-Вендене. Когда на границе для него больше не стало работы, вертолетчика и его людей перевели в Берлин. Ему тоже пришлось копаться в мусорных ящиках и подсчитывать танки при погрузке. Уже через короткое время он однажды оказался моим попутчиком.
Он был абсолютно расстроен. – Я больше не могу этим заниматься. Наша собственная Служба на нас плюет, а американцы обманывают. Ничего из того, что мне обещали, не было выполнено. БНД щедро оплачивает наше жилье, но другой рукой вычитает эту же сумму из нашей денежной прибавки за работу вдали от семьи. Я отказываюсь. Мне надоело.
Когда я привез моего коллегу к его дому, он очень сердечно попрощался со мной. На следующей неделе мы хотели вместе отправиться на Рюген, чтобы продолжить наблюдение за погрузкой российских войск. Но из этого ничего не вышло, потому что бывший летчик сказался больным. Несмотря на многочисленные требования вернуться и серьезные угрозы со стороны Службы он упрямо отказывался, еще хоть раз ступить в помещения берлинского бюро. После примерно года отсутствия его досрочно отправили в отставку по состоянию здоровья. К сожалению, я его больше никогда не видел.
Он был, конечно, не единственный, кто нас покинул. Среди других ушли Удо и Герт. В июне 1992 года мы проводили обоих на досрочную пенсию. Последние месяцы своей службы они только время от времени бывали в Берлине. Они взяли свои отпуска за год, остатки неиспользованного отпуска прошлого года и часть компенсаций за переработки. Пока все для них не было уже позади.
Технологический трансфер
В начале 1992 года у меня состоялась беседа с Гертом, который как раз замещал Гассинга. Я рассказал ему о нашей договоренности со стариком, и о том, что было бы очень полезно еще раз добиться сенсационной удачи. Потому что тогда мы на несколько следующих месяцев смогли бы беспрепятственно сконцентрироваться на вербовке агентов. В конце концов, Фредди и я не хотели заканчивать нашу карьеру раздачей электрокофеварок русским военным. – Найдется ли что-то интересное, куда мы могли бы вклиниться?
Герт просмотрел свой список проводимых операций и остановился на одной акции, которую обозначил как "в данный момент очень горячую". – Ты что-то слышал о "С55 Patrol"? – спросил он. – Это прибор опознавания "свой-чужой". Он установлен на российских военных самолетах и еще на кораблях. Мы знаем, что здесь все еще используется пара дюжин таких штук. Американцы хотят получить один из них. Но зайди к Марку. Он тебе больше расскажет.
Марк поставил небольшой чемодан "Самсонайт" на стол и открыл его с тем широким жестом, который можно увидеть в соответствующих фильмах. У двери замер сержант, не отводя глаз от чемоданчика. Он был до краев наполнен долларами. – Это только первая половина, которую мы заплатим за прибор. Достань для нас этот самый С55 и ты можешь тут же провернуть сделку, – объяснил он мне, ухмыляясь.
– А сколько здесь? – спросил я. – Миллион американских долларов. Но в случае успеха будет как минимум вдвое больше. Есть у тебя такая возможность? – Посмотрим, – намеренно расплывчато ответил я, – всегда можно что-то подыскать. – Хочешь взять чемодан с собой прямо сейчас? – Нет, конечно, нет. Не ходить же мне с миллионом по Берлину? Марк засмеялся: – Почему бы и нет? Этот чемодан проехал со мной по старым федеральным землям не одну сотню километров. В самом Берлине ему тоже не раз довелось путешествовать. Но твои коллеги пока еще не сдержали обещание.
– Но это не так-то легко – украсть такой прибор.
Я был немного сбит с толку. То, что мы держались подальше от Фёренвег, дало нам с одной стороны преимущества. Но с другой, мы просто многого не знали. История с чемоданом совершенно прошла мимо меня.
– Ну, ты удивлен, да? – усмехнулся мне Герт. Потом он рассказал об одном контакте, который он и Фредди поддерживали несколько месяцев. На этого человека Герт вышел при посредничестве главного комиссара берлинской уголовной полиции, занимавшегося расследованиями в преступном мире. Комиссар обратил наше внимание на человека, который торговал различными военными атрибутами. После "поворота" он выставлял на продажу самые разные приборы и приспособления уходящей российской армии. Герт и Фредди посетили его. Торговца завербовали в качестве информатора под псевдонимом "Тинте" ("чернила"). Впоследствии они у него купили кое-что из оборудования. Но из-за его ненадежности от его услуг в дальнейшем отказались.
С ним связан был некий Райнер К., который много раз обещал достать один "С55 Patrol". Но с ним мои оба коллеги так ни разу и не встретились. Герт пообещал мне, как только Гассинг вернется, попросить его поручить мне это дело. К. к этому времени уже обратился в берлинское Ведомство по охране конституции и пожаловался на некоего Дитера Х. Как раз этот Дитер Х. и был нашим информатором "Тинте".
Гассинг теперь много времени проводил в Мюнхене, греясь в лучах славы 12 YA. Его берлинская "лавка" буквально завалила аналитический отдел материалами. Как минимум там, где донесения оценивались, они приводили всех в восторг. Это, естественно, привлекло и других. Теперь каждый хотел примазаться к "делу", обеспечив себе свою долю успеха. Потому Гассинг часто и с удовольствием путешествовал "вниз", как он всегда выражался. То, что при этом он на уик-энд посещал своих родителей, проживавших в Элльмау, он старался не упоминать.
Гассинг был краток, потому что ему не хватало времени для долгих объяснений. Он передал мне все досье на Х. и визитную карточку земельного Ведомства по охране конституции, пожелал успеха и выпроводил из кабинета. В досье лежали рапорт Герта и письменное поручение на получение информации от президента БНД. Там черным по белому было написано: "Для получения прибора опознавания "свой-чужой", называемого "Patrol", выделяю в качестве основы для переговоров сумму в 500 000 марок". Я не верил своим глазам.
Сначала я поехал в Ведомство по охране конституции. К., там, как я уже знал, пожаловался на своего бывшего партнера Х. и на БНД и сообщил о том, что ему должны еще большие суммы обещанных денег. В Ведомстве один из сотрудников передал мне досье с пояснением: – Тут есть все. Это настоящий псих. Все упирает на свою важность для государства. На нем еще много всякого другого дерьма. Если вам он не покажется таким важным, то мы уж точно с ним разберемся. На последовавшие вопросы ответом было второе предупреждение: – Это трепач. Он танцует на нескольких свадьбах одновременно. Будьте с ним поосторожней.
В тот же день я позвонил Райнеру К.. Мы договорились следующим вечером встретиться в 18. 00 в холле отеля "Палас" в "Европа-Центре". За четверть часа до назначенного срока я вошел в фойе гостиницы. Там, в конце холла был укромный уголок. Оттуда я мог наблюдать за всем происходящим. Сгорая от нетерпения я ждал К., которого раньше никогда не видел. В досье даже не было его фотографий. Чтобы не опознаться, я попросил его взять с собой последний номер журнала "Шпигель".
За пару минут до шести часов в холл вошел мужчина среднего роста с черным "дипломатом" и с оговоренным знаком. Он несколько раз огляделся по сторонам, посматривая на наручные часы. Человек вел себя нервно и неуверенно. Через какое-то время я дал ему о себе знать. – Ханзен, – представился я, – мне кажется, мы именно с вами договаривались. Он с облегчением кивнул.
Мы вышли из фойе и молча прошли по "Европа-Центру". На лифте мы поднялись на самый верхний этаж, где я в ресторане зарезервировал столик. Там он сразу начал рассказывать. Он болтал о своей жизни в ГДР, о том, как познакомился с Х., как тот его обманул итак далее… Он постоянно подчеркивал свою лояльность государству и то, что он очень хочет активно участвовать в модернизации восточных земель. К. рассказал и о своих хороших контактах с российскими военными. Так как его жена была русской, то он, естественно, знал русский язык.
Мы немного поели, а потом я сразу перешел к делу. – Что там у вас с прибором опознавания? Вы можете его для меня достать? Он ответил уклончиво: – Ну да, в принципе это возможно. Но он же стоит не меньше пяти миллионов долларов. Кстати, он еще должен был получить обещанные ему деньги от Х., которому передал образцы многослойной брони танка Т-80, полную систему радиационной, химической и биологической разведки и многое другое.
Его бесстыдство трудно было выдержать. С одной стороны он все время пытался представить дело так, будто занимается всем этим в интересах государства. С другой, его интересовали только деньги. Мне пришлось унять его пыл. – Такой прибор и действительно раньше стоил таких денег. Но сейчас, когда все подряд пытаются его продать, ситуация изменилась. У меня много предложений, которые я как раз проверяю. И я вам честно скажу: кто первым принесет прибор, тот и получит деньги. Конечно, не такую сумму, которую вы назвали. Кроме того, не пытайтесь продать его кому-то другому. Вы уже знаете, что в таком случае вам может угрожать уголовное наказание. По вашим бывшим сделкам я сказать ничего не могу. В любом случае, платить за них я не буду. Нам нужно смотреть в будущее. И у нас есть хорошие шансы, чтобы договориться.
К. нервничал. На лбу у него появились большие капли пота. Он чувствовал себя неуверенно и беспокоился. Я спросил, как он собирается добраться до интересующего нас прибора. – Мы можем снять его с вертолета дежурной эскадрильи. Он находится в Ораниенбурге. Мне в этом поможет один русский офицер. Если у него дежурство в ближайшие выходные, то это все можно устроить совсем скоро.
Мы начали торговаться. – Господин К., если вы в следующий понедельник принесете мне прибор, то получите от меня 40 тысяч марок. Больше мне мои люди точно не разрешат выплатить. Вы же видите, мы и так тут тратим огромные средства налогоплательщиков. Кроме того, не забывайте, что наше сотрудничество сейчас только начинается. Мы еще многое можем сделать вместе.
Хорошо, сказал он, но тогда деньги должны быть уже при передаче. Тут мне снова пришлось его разочаровать. – Это невозможно. Нашим специалистам, конечно, нужно будет сначала проверить, тот ли это прибор. Я в технике настолько некомпетентен, что вполне могу спутать его с каким-то русским тостером. А вы сами можете ли с уверенностью исключить, что вас не обманут? Потому так – если вы приносите мне товар в понедельник, я расплачусь в пятницу. Вот мое предложение. Согласны?
К. тяжело вздохнул. – Хорошо, в понедельник товар, а в пятницу деньги. Где мы встретимся?
Я долго раздумывал, понимая, что такая встреча может оказаться очень опасной. Меня никак не оставляло предчувствие, что эта дорогая штуковина уже находится у торговца. Иначе как он мог обещать с такой уверенностью, будто речь шла о покупке ящика пива? Исходя из этой оценки, я глубоко задумался. Человек этот, похоже, уже сидел на "горячем товаре" и хотел избавиться от него как можно скорее. Отсутствие прибора не долго удастся скрывать от начальства в Ораниенбурге. А потом в дело вступит целая машина, готовая пойти на все, чтобы вернуть С55 обратно. Ведь речь шла об одной из самых секретных разработок советской военной промышленности.
Когда я еще раз напомнил К. об опасности, которой он себя подвергает, его словоохотливость сразу исчезла. Именно по соображениям безопасности он не хотел больше вдаваться в детали. В конце концов, нужно же помочь собственному государству. Есть ли у него в руках уже этот прибор – на такой вопрос он не стал отвечать. Его интересовало только место передачи.
Я еще раз подчеркнул, что в любом случае прибор нужно вывезти из бывшей ГДР на территорию старых федеральных земель, подальше от сферы досягаемости ЗГВ. В старых федеральных землях оккупационные власти все еще имели определенные преимущества. Я предложил ему поехать через Магдебург в Брауншвейг. Я с молодости хорошо знал этот город. К. должен был подъехать на автостоянку перед Ледовым стадионом – очень легко доехать по автобану № 2 и по Гамбургер Штрассе. Сначала К. был не в восторге от такой длинной дороги, но потом согласился, потому что вся сцена напоминала ему шпионские триллеры.
У Брауншвейга было еще одно преимущество. Мой бывший партнер Удо жил всего в сорока километрах оттуда. Я мог задействовать его в этой операции С55. Помощью Герта и Фредди я в этот момент воспользоваться не мог, а с другими "берлинцами" работать не хотел. Во-первых, они в большинстве своем были неопытны, а во-вторых, американцы должны были как можно позже узнать о том, что нам удалось достать прибор опознавания "свой-чужой". Я был убежден в том, что в первую очередь этот прибор нужно отправить в Пуллах. А что там с ним произойдет, было мне уже все равно.
Святая святых российской армии
На следующее утро Ганс Дитхард сидел в бюро уполномоченного по оперативной безопасности и ждал меня. Наш шеф и несколько его сотрудников за пару дней до того уехали в Мюнхен. Потому мы остались один на один. Американец принес кофе и сразу перешел к делу: – Как все прошло вчера? Наклевывается что-то с С55? Я удивленно спросил, откуда он об этом узнал. Он пожал плечами. Спросил, не найдется ли у меня в обеденный перерыв время, чтобы пообедать вместе. Там можно будет обсудить основные проблемы, например, финансы. Ганс подмигнул: – Как ты используешь деньги – это твое дело. Значение имеет только успех. Он попытался выудить у меня еще больше информации, но я отвечал уклончиво. К тому же в этот день я спешил, потому попросил перенести совместный обед на две недели.
На обратном пути, проезжая по автобану А 2, я остановился у Цизара в придорожном кафе, которое сейчас называется "Букауталь Норд", чтобы, как обычно выпить кофе и проглотить сосиску. Эта остановка еще много месяцев назад стала для меня обязательной, настоящим ритуалом при путешествии из Берлина в Ганновер и назад. Там был еще телефон-автомат. Несколько минут стоял я возле него, думая, следует ли мне позвонить шефу в Мюнхен. Но затем я отказался от такого звонка. Если там заранее узнают о запланированной передаче, то поднимется слишком большой шум. А именно шума я, в двух шагах от успеха, как раз и хотел избежать. Потому я позвонил домой Удо и спросил, найдет ли он для меня время.
Конечно, время он для меня нашел, и я потому поехал в городок Пайне. С ним и со всеми другими ветеранами "Стэй-бихайнд", прошедшими школу Олльхауэра, было особенно приятно работать, потому что они не задавали по телефону никаких вопросов. Они никогда не спрашивали, зачем да почему. Они инстинктивно чувствовали, что раз им звонят, то это важно. Мы немного поболтали обо всем, пока я не разъяснил ему подробности предстоящей операции. Он тут же пообещал мне свою помощь: – Но только на один день и только для тебя!
В понедельник утром я позвонил Гассингу: – Хочу вам вкратце сообщить, что я сегодня провожу операцию "Общество любителей пения". Возьму с собой Удо и позвоню вам домой с докладом сегодня ночью. Неуклюжее название операции я придумал не сам, а согласовал с ним. Гассинг просто не мог себе представить, что можно так быстро заполучить такой ценный прибор, потому начал задавать много вопросов. Я побыстрее свернул разговор: – Перспективы успеха достаточно велики. Пожалуйста, просто доверьтесь мне. У меня все под контролем.
Около полудня я забрал отпускника Удо. Мы поехали в сторону Брауншвейга. Я чувствовал волнение и напряжение, как всегда в чрезвычайных ситуациях. Удо уже давно "завязал" с БНД. Но для меня, он, по его словам, готов был снова поиграть в "казаков-разбойников". Мы изучили место встречи и продумали план ее проведения.
Джип мы собирались поставить у стадиона. Оттуда Удо мог бы легко наблюдать за всей большой парковкой. Я сам стал бы у въезда на стоянку, чтобы К. тут же меня увидел и мог бы остановиться рядом со мной. Затем мы поставили бы коробку с частями прибора возле машины. Продавец должен был сразу же ехать дальше. Так как движение тут было односторонним, Удо с ходу смог бы определить, нет ли за К. "хвоста". Сразу после передачи ему следовало бы проехать через автостоянку и забрать меня с прибором. Так все это, на наш взгляд, прошло бы быстро, безопасно и без задержек. Но как же мы ошибались!
К. прибыл вовремя, как вошедший в поговорку каменщик. Он тут же припарковался рядом со мной на свободном месте, весело открыл дверцу и поздоровался со мной. Потом пришла очередь багажника. Мы вместе поставили у машины большую картонную коробку. К. перешел на сторону сидения рядом с водителем, чтобы вытащить еще что-то из "бардачка". Вдруг из машины, неожиданно, как будто укушенный тарантулом, выскочил маленький охотничий терьер. С громким тявканьем пес промчался по стоянке и скрылся в темноте, пока его лай уже не был слышен.
К., весь в панике, сам побежал за ним, оставив меня одного рядом с его открытой машиной и полным комплектом русского прибора "свой – чужой". Он громко звал свою собаку, время от времени свистя в свисток. Прошло целых пятнадцать минут, пока он вернулся с собакой. Со словами: "Такое с ним порой бывает", К. уселся в свою машину и укатил прочь без дальнейших комментариев.
Я, собственно, свое дело сделал. Теперь пришла очередь Удо. Я видел, как в нашем джипе включилось внутреннее освещение. Потом снова погасло и опять зажглось. Несколько раз я слышал, как хлопала дверца. Над стоянкой раскатисто пронеслось: – Дерьмо! Фары несколько раз подряд включались и выключались. В темноте я заметил приближавшегося ко мне Удо. Пыхтя и пожимая плечами, он остановился около меня: – Чертова тачка не едет!
Я подошел к машине, сел в нее и поставил рычаг автоматической коробки передач на "Р". Затем завел мотор и взглянул на моего друга Удо. Он, в своей черной куртке, прислонился к уличному фонарю и курил. Я на мгновение замер, наблюдая за тем, как он в ярком свете фар охраняет большую картонную коробку. Внутренне напряжение исчезло. Вся моя накопившаяся за время этой бестолковой передачи злость мгновенно улетучилась. Я смог только со смехом сказать: – Дружище, ну мы и профи!
Как только мы погрузили коробку, у Удо вырвалось: – Норберт, малыш, все же классно получилось, разве нет? Я медленно повернул голову в его сторону. Он все еще безучастно смотрел вперед. Я снова почувствовал себя одиноким и непонятым.
Дома я поставил коробку на кухонный стол и позвонил шефу: – Все прошло гладко. Прибор стоит у меня. Он состоит из нескольких составных частей. Реакция его была еще немного нерешительной: – Великолепно, Даннау. Но вы уверены, что вам передали правильный прибор? Этот вопрос повторялся уже несколько раз, потому я сразу переходил к тому, что советовал скептикам просто послать сюда специалиста, который смог бы идентифицировать прибор. Начальник управлявшего нами реферата Гигль ломал себе голову: – Наш единственный специалист как раз в отпуске, отдыхает в Италии на озере Гарда. Вы думаете, стоит вызвать его оттуда, чтобы он взглянул на эту штуку? Медленно все это снова превращалось в сюрреалистическую картину.
Наконец, для этого техника был забронирован на следующий день билет на самолет из Милана в Ганновер. Ночь я провел очень неспокойно и почти не спал. Прибор опознавания "свой-чужой" Варшавского пакта стоял у меня под кроватью. Рядом с собой я положил охотничье ружье. Дома я был один. Моя семья на несколько дней отправилась на лыжный курорт.
Инженер-специалист уже рано утром приземлился в Ганновере и сначала был несколько недоверчив: – Меня очень интересует, Что вы там такого раздобыли. Знаете, случается, конечно, всякое, но получить С55 – это больше, чем невероятно. Боже мой, что мы только ни делали. Ничего не получалось. Даже американцам это не удалось. Потому прошу вас, не расстраивайтесь, если это окажется чем-то другим. Для него это было, казалось, привычной процедурой. Господа из Центра любили поверхностные оценки. Я рисковал жизнью, а они старались все приуменьшить. Где-то в глубине душе это меня мучило, и я сам начал сомневаться.
Техник производил впечатление нервного и скучного человека. Он всем своим видом показывал, что он бедный прилежный сотрудник, который даже прерывает свой заграничный отпуск лишь ради того, чтобы взглянуть на какую-то ерунду. На какие жертвы только не приходится идти государственному чиновнику высокого ранга…
Но такое его настроение продлилось не долго. Я выложил части прибора на обеденном столе и прикрыл скатертью.
"Один из самых больших успехов моей службы"
Мы стояли друг напротив друга, когда я жестом фокусника сдернул скатерть со стола. Эксперт сначала уставился на стол. Потом он глубоко взглянул мне в глаза и застыл, как библейский соляной столб. Мне показалось, что он в любой момент может упасть в обморок. Его лицо приняло серый оттенок. Он медленно поднял глаза и тихо вымолвил: – Дружище, Даннау, это русский прибор опознавания "свой-чужой". Его лицо вдруг просияло. Я только облегченно вздохнул: – Я же так и говорил.
Он больше не мог сдержать радости. – Вы вообще знаете, что это значит? Это же С55. Полностью, со всеми дополнительными компонентами. Ну вы и счастливчик. Как же вам это удалось? Пару минут назад такой сдержанный коллега-инженер просто пустился в пляс вокруг моего стола, хлопал себя по ляжкам, а порой и меня по плечам. Потом он позвонил своему начальству и в самых громких выражениях назвал приобретение прибора одним из самых больших успехов Службы. У меня не было слов, а это само по себе кое-что значило.
10. Мы договорились между собой сохранить этот наш план в тайне.
Такова была теория. До практики должно было дойти лишь тогда, когда Гассинг разрешит нам двоим работать вместе, а Фредди решит тут остаться. Теперь наступила моя очередь. В середине марта 1992 года я явился к шефу. Он принял меня любезно. Наши отношения большей частью вернулись в прежнее взаимно доброжелательное состояние. Он ценил результаты моей работы, и мы, как правило, избегали любых ссор. По его мнению, я слишком критически воспринимал роль американцев. Но эту тему в наших разговорах мы оба старались лишний раз не затрагивать.
Мы оба были согласны, что Фредди явно скатывался к нервной депрессии и потому вполне мог оказаться следующим из сотрудников, кто уйдет от нас. Я подчеркнул, что после предстоящего ухода Герта и Удо я могу себе представить тесное сотрудничество только с Фредди. Гассинг оценивал эту ситуацию из своей башни из слоновой кости. Фредди сам принял решение перевестись в Берлин. Теперь ему не положено было жаловаться и выпрашивать себе какие-то привилегии.
У меня захватило дух – старик просто игнорировал реальные проблемы нашего ежедневного бытия. Постепенно филиал стал работать как бы сам по себе. Ежедневные донесения были такими превосходны, таких у Службы еще никогда не было. И это при том, что большая часть собранной информации, так сказать, терялась в подвале. Работу Гассинга в Мюнхене оценивали очень высоко. У него из-за этого развилось чувство уверенности в себе, приправленное изрядной долей самолюбования. Поэтому постепенно изменился и его тон по отношению к сотрудникам. В трудные времена начальной фазы нашей работы он спрашивал каждого обо всех деталях и пытался защищать своих. А теперь он видел в них лишь исполнителей, помогавших его успехам.
Я сразу понял, как нам убедить Гассинга. Перспектива нового успеха, еще больше славы и блеска в Мюнхене заставила бы его согласиться со всем, что представилось бы ему многообещающим. Потому я сделал ему предложение, от которого он никак не смог бы отказаться: – Сделайте Фредди моим партнером, когда он вернется из отпуска. Я позабочусь о том, чтобы из-за него больше ни у кого не возникало хлопот. Мы будем дальше выполнять наши задания для американцев. Но дополнительно поручите нам установить контакт с Ведомством федерального имущества. Через их чиновников мы установим контакты и с российскими офицерами. Это даст нам куда более качественную информацию. Мюнхен умрет от зависти.
Гассинг благожелательно кивнул:
– Ну хорошо, если вы думаете, что справитесь. Я посмотрю, что у вас выйдет. Но все равно я прошу вас наведываться ко мне каждые десять дней.
Итак, Гассинг согласился на образование нашей команды, но добавил с особым ударением: – Смотрите, чтобы после ваших контактов что-нибудь перепало и другим агентуристам. Все прошло намного легче, чем я ожидал. То, что я и в будущем буду выполнять поручения американцев, я просто соврал, но в дальней перспективе и для них наши результаты принесли бы пользу. Порой нужно заставить людей быть счастливыми, подумал я. Однако для раскопок мусорных куч у нас уже действительно не было ни времени, ни желания.
Когда я после этой встречи доложил Фредди о результатах, тот ответил фразой, ставшей крылатой во всей нашей дальнейшей профессиональной карьере: – И ты думаешь, мы с этим справимся? – Да, мы с этим справимся. Фредди утвердил наш пакт крепким рукопожатием.
Утром 20 ноября 2002 года этот диалог повторился при совсем других обстоятельствах. – Да, – ответил я и в этом случае, – мы с этим справимся. Мы не совершали никаких преступлений!
Фредди и я стояли в этот день у здания Первого земельного суда в Мюнхене. Мы были обвиняемыми на закрытом процессе, завершившем нашу карьеру в БНД. Но об этом позже.
Со временем потери персонала нашего подразделения уже невозможно было скрывать. Когда в действие вступил новый закон о структуре вооруженных сил, многие из военных тут же подали прошения о досрочном выходе на пенсию. Одним из них был сотрудник БНД из Брауншвейг-Вендена. Довольно проворный коллега, до "поворота" он летал вдоль внутригерманской границы на разведывательном вертолете БНД, дислоцировавшемся в Брауншвейг-Вендене. Когда на границе для него больше не стало работы, вертолетчика и его людей перевели в Берлин. Ему тоже пришлось копаться в мусорных ящиках и подсчитывать танки при погрузке. Уже через короткое время он однажды оказался моим попутчиком.
Он был абсолютно расстроен. – Я больше не могу этим заниматься. Наша собственная Служба на нас плюет, а американцы обманывают. Ничего из того, что мне обещали, не было выполнено. БНД щедро оплачивает наше жилье, но другой рукой вычитает эту же сумму из нашей денежной прибавки за работу вдали от семьи. Я отказываюсь. Мне надоело.
Когда я привез моего коллегу к его дому, он очень сердечно попрощался со мной. На следующей неделе мы хотели вместе отправиться на Рюген, чтобы продолжить наблюдение за погрузкой российских войск. Но из этого ничего не вышло, потому что бывший летчик сказался больным. Несмотря на многочисленные требования вернуться и серьезные угрозы со стороны Службы он упрямо отказывался, еще хоть раз ступить в помещения берлинского бюро. После примерно года отсутствия его досрочно отправили в отставку по состоянию здоровья. К сожалению, я его больше никогда не видел.
Он был, конечно, не единственный, кто нас покинул. Среди других ушли Удо и Герт. В июне 1992 года мы проводили обоих на досрочную пенсию. Последние месяцы своей службы они только время от времени бывали в Берлине. Они взяли свои отпуска за год, остатки неиспользованного отпуска прошлого года и часть компенсаций за переработки. Пока все для них не было уже позади.
Технологический трансфер
В начале 1992 года у меня состоялась беседа с Гертом, который как раз замещал Гассинга. Я рассказал ему о нашей договоренности со стариком, и о том, что было бы очень полезно еще раз добиться сенсационной удачи. Потому что тогда мы на несколько следующих месяцев смогли бы беспрепятственно сконцентрироваться на вербовке агентов. В конце концов, Фредди и я не хотели заканчивать нашу карьеру раздачей электрокофеварок русским военным. – Найдется ли что-то интересное, куда мы могли бы вклиниться?
Герт просмотрел свой список проводимых операций и остановился на одной акции, которую обозначил как "в данный момент очень горячую". – Ты что-то слышал о "С55 Patrol"? – спросил он. – Это прибор опознавания "свой-чужой". Он установлен на российских военных самолетах и еще на кораблях. Мы знаем, что здесь все еще используется пара дюжин таких штук. Американцы хотят получить один из них. Но зайди к Марку. Он тебе больше расскажет.
Марк поставил небольшой чемодан "Самсонайт" на стол и открыл его с тем широким жестом, который можно увидеть в соответствующих фильмах. У двери замер сержант, не отводя глаз от чемоданчика. Он был до краев наполнен долларами. – Это только первая половина, которую мы заплатим за прибор. Достань для нас этот самый С55 и ты можешь тут же провернуть сделку, – объяснил он мне, ухмыляясь.
– А сколько здесь? – спросил я. – Миллион американских долларов. Но в случае успеха будет как минимум вдвое больше. Есть у тебя такая возможность? – Посмотрим, – намеренно расплывчато ответил я, – всегда можно что-то подыскать. – Хочешь взять чемодан с собой прямо сейчас? – Нет, конечно, нет. Не ходить же мне с миллионом по Берлину? Марк засмеялся: – Почему бы и нет? Этот чемодан проехал со мной по старым федеральным землям не одну сотню километров. В самом Берлине ему тоже не раз довелось путешествовать. Но твои коллеги пока еще не сдержали обещание.
– Но это не так-то легко – украсть такой прибор.
Я был немного сбит с толку. То, что мы держались подальше от Фёренвег, дало нам с одной стороны преимущества. Но с другой, мы просто многого не знали. История с чемоданом совершенно прошла мимо меня.
– Ну, ты удивлен, да? – усмехнулся мне Герт. Потом он рассказал об одном контакте, который он и Фредди поддерживали несколько месяцев. На этого человека Герт вышел при посредничестве главного комиссара берлинской уголовной полиции, занимавшегося расследованиями в преступном мире. Комиссар обратил наше внимание на человека, который торговал различными военными атрибутами. После "поворота" он выставлял на продажу самые разные приборы и приспособления уходящей российской армии. Герт и Фредди посетили его. Торговца завербовали в качестве информатора под псевдонимом "Тинте" ("чернила"). Впоследствии они у него купили кое-что из оборудования. Но из-за его ненадежности от его услуг в дальнейшем отказались.
С ним связан был некий Райнер К., который много раз обещал достать один "С55 Patrol". Но с ним мои оба коллеги так ни разу и не встретились. Герт пообещал мне, как только Гассинг вернется, попросить его поручить мне это дело. К. к этому времени уже обратился в берлинское Ведомство по охране конституции и пожаловался на некоего Дитера Х. Как раз этот Дитер Х. и был нашим информатором "Тинте".
Гассинг теперь много времени проводил в Мюнхене, греясь в лучах славы 12 YA. Его берлинская "лавка" буквально завалила аналитический отдел материалами. Как минимум там, где донесения оценивались, они приводили всех в восторг. Это, естественно, привлекло и других. Теперь каждый хотел примазаться к "делу", обеспечив себе свою долю успеха. Потому Гассинг часто и с удовольствием путешествовал "вниз", как он всегда выражался. То, что при этом он на уик-энд посещал своих родителей, проживавших в Элльмау, он старался не упоминать.
Гассинг был краток, потому что ему не хватало времени для долгих объяснений. Он передал мне все досье на Х. и визитную карточку земельного Ведомства по охране конституции, пожелал успеха и выпроводил из кабинета. В досье лежали рапорт Герта и письменное поручение на получение информации от президента БНД. Там черным по белому было написано: "Для получения прибора опознавания "свой-чужой", называемого "Patrol", выделяю в качестве основы для переговоров сумму в 500 000 марок". Я не верил своим глазам.
Сначала я поехал в Ведомство по охране конституции. К., там, как я уже знал, пожаловался на своего бывшего партнера Х. и на БНД и сообщил о том, что ему должны еще большие суммы обещанных денег. В Ведомстве один из сотрудников передал мне досье с пояснением: – Тут есть все. Это настоящий псих. Все упирает на свою важность для государства. На нем еще много всякого другого дерьма. Если вам он не покажется таким важным, то мы уж точно с ним разберемся. На последовавшие вопросы ответом было второе предупреждение: – Это трепач. Он танцует на нескольких свадьбах одновременно. Будьте с ним поосторожней.
В тот же день я позвонил Райнеру К.. Мы договорились следующим вечером встретиться в 18. 00 в холле отеля "Палас" в "Европа-Центре". За четверть часа до назначенного срока я вошел в фойе гостиницы. Там, в конце холла был укромный уголок. Оттуда я мог наблюдать за всем происходящим. Сгорая от нетерпения я ждал К., которого раньше никогда не видел. В досье даже не было его фотографий. Чтобы не опознаться, я попросил его взять с собой последний номер журнала "Шпигель".
За пару минут до шести часов в холл вошел мужчина среднего роста с черным "дипломатом" и с оговоренным знаком. Он несколько раз огляделся по сторонам, посматривая на наручные часы. Человек вел себя нервно и неуверенно. Через какое-то время я дал ему о себе знать. – Ханзен, – представился я, – мне кажется, мы именно с вами договаривались. Он с облегчением кивнул.
Мы вышли из фойе и молча прошли по "Европа-Центру". На лифте мы поднялись на самый верхний этаж, где я в ресторане зарезервировал столик. Там он сразу начал рассказывать. Он болтал о своей жизни в ГДР, о том, как познакомился с Х., как тот его обманул итак далее… Он постоянно подчеркивал свою лояльность государству и то, что он очень хочет активно участвовать в модернизации восточных земель. К. рассказал и о своих хороших контактах с российскими военными. Так как его жена была русской, то он, естественно, знал русский язык.
Мы немного поели, а потом я сразу перешел к делу. – Что там у вас с прибором опознавания? Вы можете его для меня достать? Он ответил уклончиво: – Ну да, в принципе это возможно. Но он же стоит не меньше пяти миллионов долларов. Кстати, он еще должен был получить обещанные ему деньги от Х., которому передал образцы многослойной брони танка Т-80, полную систему радиационной, химической и биологической разведки и многое другое.
Его бесстыдство трудно было выдержать. С одной стороны он все время пытался представить дело так, будто занимается всем этим в интересах государства. С другой, его интересовали только деньги. Мне пришлось унять его пыл. – Такой прибор и действительно раньше стоил таких денег. Но сейчас, когда все подряд пытаются его продать, ситуация изменилась. У меня много предложений, которые я как раз проверяю. И я вам честно скажу: кто первым принесет прибор, тот и получит деньги. Конечно, не такую сумму, которую вы назвали. Кроме того, не пытайтесь продать его кому-то другому. Вы уже знаете, что в таком случае вам может угрожать уголовное наказание. По вашим бывшим сделкам я сказать ничего не могу. В любом случае, платить за них я не буду. Нам нужно смотреть в будущее. И у нас есть хорошие шансы, чтобы договориться.
К. нервничал. На лбу у него появились большие капли пота. Он чувствовал себя неуверенно и беспокоился. Я спросил, как он собирается добраться до интересующего нас прибора. – Мы можем снять его с вертолета дежурной эскадрильи. Он находится в Ораниенбурге. Мне в этом поможет один русский офицер. Если у него дежурство в ближайшие выходные, то это все можно устроить совсем скоро.
Мы начали торговаться. – Господин К., если вы в следующий понедельник принесете мне прибор, то получите от меня 40 тысяч марок. Больше мне мои люди точно не разрешат выплатить. Вы же видите, мы и так тут тратим огромные средства налогоплательщиков. Кроме того, не забывайте, что наше сотрудничество сейчас только начинается. Мы еще многое можем сделать вместе.
Хорошо, сказал он, но тогда деньги должны быть уже при передаче. Тут мне снова пришлось его разочаровать. – Это невозможно. Нашим специалистам, конечно, нужно будет сначала проверить, тот ли это прибор. Я в технике настолько некомпетентен, что вполне могу спутать его с каким-то русским тостером. А вы сами можете ли с уверенностью исключить, что вас не обманут? Потому так – если вы приносите мне товар в понедельник, я расплачусь в пятницу. Вот мое предложение. Согласны?
К. тяжело вздохнул. – Хорошо, в понедельник товар, а в пятницу деньги. Где мы встретимся?
Я долго раздумывал, понимая, что такая встреча может оказаться очень опасной. Меня никак не оставляло предчувствие, что эта дорогая штуковина уже находится у торговца. Иначе как он мог обещать с такой уверенностью, будто речь шла о покупке ящика пива? Исходя из этой оценки, я глубоко задумался. Человек этот, похоже, уже сидел на "горячем товаре" и хотел избавиться от него как можно скорее. Отсутствие прибора не долго удастся скрывать от начальства в Ораниенбурге. А потом в дело вступит целая машина, готовая пойти на все, чтобы вернуть С55 обратно. Ведь речь шла об одной из самых секретных разработок советской военной промышленности.
Когда я еще раз напомнил К. об опасности, которой он себя подвергает, его словоохотливость сразу исчезла. Именно по соображениям безопасности он не хотел больше вдаваться в детали. В конце концов, нужно же помочь собственному государству. Есть ли у него в руках уже этот прибор – на такой вопрос он не стал отвечать. Его интересовало только место передачи.
Я еще раз подчеркнул, что в любом случае прибор нужно вывезти из бывшей ГДР на территорию старых федеральных земель, подальше от сферы досягаемости ЗГВ. В старых федеральных землях оккупационные власти все еще имели определенные преимущества. Я предложил ему поехать через Магдебург в Брауншвейг. Я с молодости хорошо знал этот город. К. должен был подъехать на автостоянку перед Ледовым стадионом – очень легко доехать по автобану № 2 и по Гамбургер Штрассе. Сначала К. был не в восторге от такой длинной дороги, но потом согласился, потому что вся сцена напоминала ему шпионские триллеры.
У Брауншвейга было еще одно преимущество. Мой бывший партнер Удо жил всего в сорока километрах оттуда. Я мог задействовать его в этой операции С55. Помощью Герта и Фредди я в этот момент воспользоваться не мог, а с другими "берлинцами" работать не хотел. Во-первых, они в большинстве своем были неопытны, а во-вторых, американцы должны были как можно позже узнать о том, что нам удалось достать прибор опознавания "свой-чужой". Я был убежден в том, что в первую очередь этот прибор нужно отправить в Пуллах. А что там с ним произойдет, было мне уже все равно.
Святая святых российской армии
На следующее утро Ганс Дитхард сидел в бюро уполномоченного по оперативной безопасности и ждал меня. Наш шеф и несколько его сотрудников за пару дней до того уехали в Мюнхен. Потому мы остались один на один. Американец принес кофе и сразу перешел к делу: – Как все прошло вчера? Наклевывается что-то с С55? Я удивленно спросил, откуда он об этом узнал. Он пожал плечами. Спросил, не найдется ли у меня в обеденный перерыв время, чтобы пообедать вместе. Там можно будет обсудить основные проблемы, например, финансы. Ганс подмигнул: – Как ты используешь деньги – это твое дело. Значение имеет только успех. Он попытался выудить у меня еще больше информации, но я отвечал уклончиво. К тому же в этот день я спешил, потому попросил перенести совместный обед на две недели.
На обратном пути, проезжая по автобану А 2, я остановился у Цизара в придорожном кафе, которое сейчас называется "Букауталь Норд", чтобы, как обычно выпить кофе и проглотить сосиску. Эта остановка еще много месяцев назад стала для меня обязательной, настоящим ритуалом при путешествии из Берлина в Ганновер и назад. Там был еще телефон-автомат. Несколько минут стоял я возле него, думая, следует ли мне позвонить шефу в Мюнхен. Но затем я отказался от такого звонка. Если там заранее узнают о запланированной передаче, то поднимется слишком большой шум. А именно шума я, в двух шагах от успеха, как раз и хотел избежать. Потому я позвонил домой Удо и спросил, найдет ли он для меня время.
Конечно, время он для меня нашел, и я потому поехал в городок Пайне. С ним и со всеми другими ветеранами "Стэй-бихайнд", прошедшими школу Олльхауэра, было особенно приятно работать, потому что они не задавали по телефону никаких вопросов. Они никогда не спрашивали, зачем да почему. Они инстинктивно чувствовали, что раз им звонят, то это важно. Мы немного поболтали обо всем, пока я не разъяснил ему подробности предстоящей операции. Он тут же пообещал мне свою помощь: – Но только на один день и только для тебя!
В понедельник утром я позвонил Гассингу: – Хочу вам вкратце сообщить, что я сегодня провожу операцию "Общество любителей пения". Возьму с собой Удо и позвоню вам домой с докладом сегодня ночью. Неуклюжее название операции я придумал не сам, а согласовал с ним. Гассинг просто не мог себе представить, что можно так быстро заполучить такой ценный прибор, потому начал задавать много вопросов. Я побыстрее свернул разговор: – Перспективы успеха достаточно велики. Пожалуйста, просто доверьтесь мне. У меня все под контролем.
Около полудня я забрал отпускника Удо. Мы поехали в сторону Брауншвейга. Я чувствовал волнение и напряжение, как всегда в чрезвычайных ситуациях. Удо уже давно "завязал" с БНД. Но для меня, он, по его словам, готов был снова поиграть в "казаков-разбойников". Мы изучили место встречи и продумали план ее проведения.
Джип мы собирались поставить у стадиона. Оттуда Удо мог бы легко наблюдать за всей большой парковкой. Я сам стал бы у въезда на стоянку, чтобы К. тут же меня увидел и мог бы остановиться рядом со мной. Затем мы поставили бы коробку с частями прибора возле машины. Продавец должен был сразу же ехать дальше. Так как движение тут было односторонним, Удо с ходу смог бы определить, нет ли за К. "хвоста". Сразу после передачи ему следовало бы проехать через автостоянку и забрать меня с прибором. Так все это, на наш взгляд, прошло бы быстро, безопасно и без задержек. Но как же мы ошибались!
К. прибыл вовремя, как вошедший в поговорку каменщик. Он тут же припарковался рядом со мной на свободном месте, весело открыл дверцу и поздоровался со мной. Потом пришла очередь багажника. Мы вместе поставили у машины большую картонную коробку. К. перешел на сторону сидения рядом с водителем, чтобы вытащить еще что-то из "бардачка". Вдруг из машины, неожиданно, как будто укушенный тарантулом, выскочил маленький охотничий терьер. С громким тявканьем пес промчался по стоянке и скрылся в темноте, пока его лай уже не был слышен.
К., весь в панике, сам побежал за ним, оставив меня одного рядом с его открытой машиной и полным комплектом русского прибора "свой – чужой". Он громко звал свою собаку, время от времени свистя в свисток. Прошло целых пятнадцать минут, пока он вернулся с собакой. Со словами: "Такое с ним порой бывает", К. уселся в свою машину и укатил прочь без дальнейших комментариев.
Я, собственно, свое дело сделал. Теперь пришла очередь Удо. Я видел, как в нашем джипе включилось внутреннее освещение. Потом снова погасло и опять зажглось. Несколько раз я слышал, как хлопала дверца. Над стоянкой раскатисто пронеслось: – Дерьмо! Фары несколько раз подряд включались и выключались. В темноте я заметил приближавшегося ко мне Удо. Пыхтя и пожимая плечами, он остановился около меня: – Чертова тачка не едет!
Я подошел к машине, сел в нее и поставил рычаг автоматической коробки передач на "Р". Затем завел мотор и взглянул на моего друга Удо. Он, в своей черной куртке, прислонился к уличному фонарю и курил. Я на мгновение замер, наблюдая за тем, как он в ярком свете фар охраняет большую картонную коробку. Внутренне напряжение исчезло. Вся моя накопившаяся за время этой бестолковой передачи злость мгновенно улетучилась. Я смог только со смехом сказать: – Дружище, ну мы и профи!
Как только мы погрузили коробку, у Удо вырвалось: – Норберт, малыш, все же классно получилось, разве нет? Я медленно повернул голову в его сторону. Он все еще безучастно смотрел вперед. Я снова почувствовал себя одиноким и непонятым.
Дома я поставил коробку на кухонный стол и позвонил шефу: – Все прошло гладко. Прибор стоит у меня. Он состоит из нескольких составных частей. Реакция его была еще немного нерешительной: – Великолепно, Даннау. Но вы уверены, что вам передали правильный прибор? Этот вопрос повторялся уже несколько раз, потому я сразу переходил к тому, что советовал скептикам просто послать сюда специалиста, который смог бы идентифицировать прибор. Начальник управлявшего нами реферата Гигль ломал себе голову: – Наш единственный специалист как раз в отпуске, отдыхает в Италии на озере Гарда. Вы думаете, стоит вызвать его оттуда, чтобы он взглянул на эту штуку? Медленно все это снова превращалось в сюрреалистическую картину.
Наконец, для этого техника был забронирован на следующий день билет на самолет из Милана в Ганновер. Ночь я провел очень неспокойно и почти не спал. Прибор опознавания "свой-чужой" Варшавского пакта стоял у меня под кроватью. Рядом с собой я положил охотничье ружье. Дома я был один. Моя семья на несколько дней отправилась на лыжный курорт.
Инженер-специалист уже рано утром приземлился в Ганновере и сначала был несколько недоверчив: – Меня очень интересует, Что вы там такого раздобыли. Знаете, случается, конечно, всякое, но получить С55 – это больше, чем невероятно. Боже мой, что мы только ни делали. Ничего не получалось. Даже американцам это не удалось. Потому прошу вас, не расстраивайтесь, если это окажется чем-то другим. Для него это было, казалось, привычной процедурой. Господа из Центра любили поверхностные оценки. Я рисковал жизнью, а они старались все приуменьшить. Где-то в глубине душе это меня мучило, и я сам начал сомневаться.
Техник производил впечатление нервного и скучного человека. Он всем своим видом показывал, что он бедный прилежный сотрудник, который даже прерывает свой заграничный отпуск лишь ради того, чтобы взглянуть на какую-то ерунду. На какие жертвы только не приходится идти государственному чиновнику высокого ранга…
Но такое его настроение продлилось не долго. Я выложил части прибора на обеденном столе и прикрыл скатертью.
"Один из самых больших успехов моей службы"
Мы стояли друг напротив друга, когда я жестом фокусника сдернул скатерть со стола. Эксперт сначала уставился на стол. Потом он глубоко взглянул мне в глаза и застыл, как библейский соляной столб. Мне показалось, что он в любой момент может упасть в обморок. Его лицо приняло серый оттенок. Он медленно поднял глаза и тихо вымолвил: – Дружище, Даннау, это русский прибор опознавания "свой-чужой". Его лицо вдруг просияло. Я только облегченно вздохнул: – Я же так и говорил.
Он больше не мог сдержать радости. – Вы вообще знаете, что это значит? Это же С55. Полностью, со всеми дополнительными компонентами. Ну вы и счастливчик. Как же вам это удалось? Пару минут назад такой сдержанный коллега-инженер просто пустился в пляс вокруг моего стола, хлопал себя по ляжкам, а порой и меня по плечам. Потом он позвонил своему начальству и в самых громких выражениях назвал приобретение прибора одним из самых больших успехов Службы. У меня не было слов, а это само по себе кое-что значило.