Так и хочется воскликнуть: и это любовь?!
Все чаще в письмах Уайльда мелькают выражения «как жестока жизнь», «я очень несчастен». Здоровье его совсем расшатано. В конце февраля 1900 года он пишет Роберту Россу: «Я очень болен, и врач экспериментирует надо мной, как только может. Мое горло – раскаленная топка, голова – кипящий котел, нервы – клубок ядовитых змей…»
Осенью того же года Уайльду стало совсем худо. 20 ноября 1900 года он пишет свое последнее письмо, которое заканчивается строчкой: «Очень надеюсь получить от тебя 150 фунтов, которые ты мне должен». Письмо адресовано Фрэнку Харрису.
В последние дни писатель очень исхудал, тяжело дышал и был мертвенно-бледен. В час пятьдесят минут пополудни 30 ноября 1900 года Оскар Уайльд умер (он скончался в возрасте 46 лет, а Констанс умерла в 40).
Смерть наступила в Париже в третьеразрядном отеле «Эльзас» (до этого он жил в «Отеле де ла Пляж» и «Ницца»). Отель помещался на улице Изящных Искусств, что само по себе символично. Умер Уайльд в нищете и забвении. Похоронили великого парадоксалиста и остроумца на кладбище в Баньо на временном участке (опять же эти проклятые деньги!). Провожали в последний путь всего 7 человек. Венков, правда, было больше: 24. Один из них принадлежал хозяину отеля, который не читал книг покойного и не знал его как писателя – просто относился к нему с сочувствием. Хозяин отеля украсил гроб изделием из бисера с трогательной надписью: «А mon locataire» («Моему жильцу» – франц.).
В 1909 году останки писателя перенесли на престижное кладбище Пер-Лашез. На надгробье выбиты строки самого Уайльда:
Оскара Уайльда простила даже католическая церковь. В ноябре 2000 года, к 100-летию со дня смерти писателя, во влиятельном иезуитском журнале «Ла Чивилита Каттолика» появилась статья, в которой ему отдается должное за обращение к духовной жизни. По словам преподобного Антонио Спарадо, время, которое Уайльд провел за решеткой, стало решающим для писателя. Он, несомненно, обратился к Богу, хотя в момент смерти, замечает Антонио Спарадо, и был в полусознательном состоянии.
После своей смерти великие нужны всем. При жизни они могут быть гонимы, но, покинув ее, способны служить любым идеям.
Вот, пожалуй, и все о парадоксальной жизни Оскара Уайльда. Добавим еще одно определение, которое дал Константин Бальмонт: «Оскар Уайльд напоминает красивую и страшную орхидею. Можно говорить, что орхидея – ядовитый и чувственный цветок, но это цветок, он красив, он цветет, он радует».
А теперь о «голубизне».
Как изменилось время! В конце XIX века Оскара Уайльда пригвоздили к позорному столбу. Британский истеблишмент отринул писателя и проклял. А в конце XX века – осенью 1994 года – в Италии вышел художественный фильм Кристиана де Сика «Мужчины, мужчины, мужчины», посвященный феномену гомосексуализма. И никакого скандала, лишь интерес к теме. Да и то слабый: подумаешь, чем удивили!..
Весной 1998 года на Бродвее сразу шли две постановки, посвященные Оскару Уайльду: «Поцелуй Иуды» английского драматурга Дэвида Хейра и пьеса Мозеса Кауфмана «Грязная непристойность: три тяжбы Оскара Уайльда». В кинотеатрах демонстрировался фильм Брайана Гилберта «Уайльд». Центральный эпизод – окончательно сломленный писатель, сжавшись, равнодушно наблюдает из угла гостиничного номера постельную сцену, в которой участвует лорд Альфред Дуглас и его более молодой любовник. Сцена эта – чисто режиссерская фантазия, и она вызвала небольшой скандал в Великобритании. Смысл скандала: это уж чересчур!
Следует упомянуть и вышедшую в 1995 году книгу Пола Рассела «100 кратких жизнеописаний геев и лесбиянок», которую на следующий год, сгорая от нетерпения, перевели и издали в России. Оскар Уайльд в ней представлен третьим по значимости персонажем после Сократа и Сафо. Вообще тема гомосексуализма стала чуть ли не постоянной на страницах российских газет и журналов и уже выглядит несколько будничной. Называются разные цифры гомосексуалистов, «врожденных» и «приобретенных», – цифра эта колеблется от одного до четырнадцати процентов. Так что «голубизна» – дело житейское. Необычно лишь то, какие всплески чувств выбрасывают подчас эти отношения.
И в заключение слова Оскара Уайльда: «Порок – единственная красочность, сохранившаяся в нашей жизни».
Однако за эту «красочность» сам он заплатил слишком высокую цену. Просто опередил свое время. Ныне порок стоит значительно дешевле.
30 ноября 2000 года исполнилось 100 лет со дня смерти Оскара Уайльда. Уайльдисты, поклонники писателя, устремились на кладбище Пер Лашез, чтобы воздать дань своему поверженному некогда кумиру. Свой восторг они выражают сочинением различных граффити, цитируют и самого Уайльда. А еще их привлекает нагой ангел на могиле писателя – работы Якоба Эпштейна. Поклонницы и поклонники обычно целуют нагого ангела, отчего он приобрел красноватый оттенок от губной помады.
«Граффити, нанесенные фломастерами и маркерами, сводятся с камня вполне успешно, как, впрочем, и процарапанные надписи. Но губная помада содержит животные жиры, которые впитываются в поверхность, и скульптуре ничто уже не сможет помочь», – с огорчением говорит внук писателя Мерлин Холланд, проживающий во Франции, и призывает посетителей Пер Лашез бережнее относиться к памяти своего великого деда.
А что говорила героиня писателя, старая герцогиня Бервик?
– Какой вы ужасный циник! Приходите к нам завтра обедать!
Цинизм и парадоксы Оскара Уайльда ныне особенно в цене.
Апостол сексуальной революции
Славу и ненависть он познал при жизни. Его возносили до небес и поносили последними словами. Его боготворили в США и жгли его книги в Германии. Доктор Зигмунд Фрейд подарил миру психоанализ. «Эдипов комплекс» – основа его учения – прочно вошел в американскую лексику, почти как выражение «диктатура пролетариата» в советскую. Западная мода – непременно посещать психоаналитика, чтобы разобраться в своих комплексах и стрессах, – перекочевала нынче к нам. Пациент (пациентка) ложится на кушетку, и сидящий рядом специалист-фрейдист начинает задавать каверзные вопросы, что, мол, и как. Льется бессвязный поток воспоминаний. Психоаналитик копается в нем, пытаясь установить причинно-следственную связь. И дает советы. Кому-то это помогает, кому-то нет. Но платить за консультации надо непременно.
Новый взгляд Фрейда на человеческую психику и мотивацию поведения повлек за собой пересмотр традиционных представлений об антропологии, морали, социологии, религии, мифологии, общественной жизни, культуре, литературе и искусстве. Практически вся современная литература пронизана идеями фрейдизма: сексуальный инстинкт, сексуальная энергия, которой Фрейд дал название «либидо», «сублимация» и другие расхожие ныне термины. Фрейд ввел два краеугольных понятия: Я и Оно. Оно – это бессознательная сфера влечений. Я – сфера сознательного, регулируемого. Между ними происходит постоянное противостояние, которое и вызывает психическое расстройство. Табу и прочие общественные запреты в области морали деформируют естественное состояние человека. Совокупность подавленных инстинктов, неосознанных влечений, то есть «либидо» по Фрейду, давит на психику человека и сублимируется (или более понятно: проявляется) самым различным способом. У маньяка – в насилии и убийстве, у поэта, скажем, у Александра Блока, – в творчестве. Его сексуальная энергия отчеканивалась в лирических строках.
Но пришел Фрейд и избавил человечество от одного из его главных страхов. Психоанализ Фрейда снял запреты, которые тяготели над психикой людей, над их высказываниями, над их собственной духовной жизнью». В качестве маленькой иллюстрации строки из стихотворения «Сирена» поэта дальнего зарубежья Николая Щеголева:
По сути, благодаря Фрейду – как отмечал Стефан Цвейг – свершилась целая революция в моральной сфере, которая связана с реабилитацией не просто плоти, но либидо и удовольствия как такового. Понятие греха, существовавшее даже в секуляризованной культуре, существенно модернизировалось после экспансии фрейдизма.
А можно сказать и по-другому. До Фрейда сексуальность была, как правило, скрыта, затемнена, завуалирована. А после Фрейда она вышла на авансцену – яркая, бесстыжая, кричащая о своих желаниях, с голыми коленками и выставленными грудями напоказ. И все вокруг приобрело сексуальную окраску. Безвинное помешивание чайной ложечкой в стакане чая стало восприниматься как имитация полового акта, вязание – как символическое замещение того же соития. Автомобиль уже воспринимается как чисто фаллический образ, бороздящий лоно пространства. И даже Вавилонская башня (ну и небоскребы со шпилями) превратилась в символ эротического желания мужчины дотянуться до Бога. Сексизм победно зашагал по планете.
В язвительном памфлете «Что всякий должен знать»? (1931) Владимир Набоков писал: «Господа, вы ничего не разберете в пестрой ткани жизни, если вы не усвоите одного: жизнью правит пол. Перо, которым пишет возлюбленной или должнику, представляет собой мужское начало, а почтовый ящик, куда письмо опускаем, – начало женское. Вот как следует мыслить обиходную жизнь… Куда ни кинем глаза или взгляд – всюду половое начало…»
Западная мысль давно осваивает и развивает наследие Фрейда, у него тысячи последователей и учеников. А вот в России доктору Фрейду не повезло. Точнее сказать, вначале психоанализ встретили «на ура». Его адептом в России стал врач Николай Осипов, учившийся в университетах Германии и Швейцарии. Он стал активным разносчиком «фрейдовой инфекции» – идей психоанализа. Осипов считал, что Россия – благодатная почва, на которой произрастает удивительный материал для психоанализа, особенно в среде творческой интеллигенции. Разве сложные и запутанные отношения Блока, Любови Менделеевой и Андрея Белого – не фрейдизм в его чистом виде? А все поэты-символисты, бредущие в лабиринтах снов, оговорок и догадок, – разве они не идеальные пациенты для специалистов по психоанализу?
Короче, до 30-х годов внимание к Фрейду было огромным, им интересовался один из вождей Октября Лев Троцкий, потом Троцкого разоблачили как врага и предателя революции, а заодно – выкинули и Фрейда. «Наполеон неврозов», как именовали Фрейда, не вписался в марксизм-ленинизм и был заклеймен как «продажный буржуазный идеолог».
Сегодня любопытно читать, как писали о Фрейде и его идеях в недавние советские времена: «Фрейдизм возник как отражение идей буржуазии, находящейся в полном моральном упадке, и в наши дни он служит подтверждением сексуальной распущенности, разврата, порнографии, морального разложения, распространившихся в капиталистических странах… Больше, чем любая другая теория, фрейдизм питает собой атмосферу морального разложения, которая все усиливается в империалистических странах».
Сам доктор Фрейд именовался не иначе как жидомасон, и, как заметил писатель Юрий Поляков: «Лишь совсем недавно наши соотечественники узнали, что Фрейд – это не ругательство, а имя великого ученого». Все это неудивительно. Труды Фрейда почти 60 лет не издавались на русском языке. Сегодня они хлынули потоком на прилавки книжных магазинов. Совсем недавно появился еще один – «Жизнь и творчество Зигмунда Фрейда». Его автор – английский профессор-медик Эрнест Джонс, ученик и сподвижник Фрейда, член венского Комитета психоаналитиков. Трехтомник Джонса издан в 1954 году, к нам дошел всего лишь однотомник и спустя 43 года.
В наши дни о Фрейде охотно пишут газеты и журналы. Развившиеся неврозы и стрессы, что ли, тому причиной? Так или иначе, Зигмунд Фрейд ныне модный автор, кстати, в 1930 году он был удостоен премии Гёте по литературе. Фрейд – не только ученый, но и литератор, точнее сказать, ученый с литературными способностями.
Ну а теперь самое время рассказать немного о нем самом.
Зигмунд Фрейд родился 6 мая 1856 года в небольшом чешском городе Пршиборе, который в ту пору именовался Фрейбургом и входил в состав Австро-Венгерской империи. Семья была еврейской, отец, Якоб Фрейд, торговал тканями, дома говорили по-немецки. Мальчика любили, еще бы: ему предсказали великое будущее, и пророчество это сбылось. Особую привязанность маленький Зигмунд испытывал к матери, Амалии Фрейд. Вообще детство его было безоблачным. «Счастливый ребенок из Фрейбурга» – так вспоминал о себе Фрейд в зрелые годы.
В 1859 году семья переехала в Лейпциг, а затем в Вену. В лицее он был первым учеником. Еще в детстве Зигмунд обнаружил в себе тягу к знаниям и практически всю жизнь учился, постигая все новые и новые области знания. Фрейд выучил семь иностранных языков, в том числе и «мертвые» – древнееврейский, древнегреческий и латинский.
В 1873 году Фрейд поступил на медицинский факультет Венского университета. Работал в клиниках Вены, Парижа, Нанси. Вел частную практику. Над его столом висели два любимых девиза: «Работать не философствуя» (из Вольтера) и «В случае сомнения воздерживайся» (из святого Августина).
В 1881 году Фрейд получил степень доктора медицины. С 1902 года он – профессор Венского университета. В 1891 году вместе с Йозефом Брейером выпустил книгу «Исследование истерии», от которой принято вести отсчет истории психоанализа.
В ночь с 23 на 24 июля 1895 года доктору Фрейду приснился сон, вошедший в историю психоанализа под названием «сна об инъекции, сделанной Ирме». Оттолкнувшись от этого сна, ставшего впоследствии историческим, Фрейд занялся отгадкой тайн сновидений. В 1900 году вышла его книга «Толкование сновидений», в которой он проанализировал 43 собственных сна, и эти толкования дали старт дальнейшим исследованиям ученого. Книга вышла сначала тиражом в 600 экземпляров, но в дальнейшем косяком пошли переиздания. После «Толкования сновидений» Фрейд написал еще много книг: «Очерки по теории сексуальности», «Остроумие и его отношение к бессознательному», «Очерки истории психоанализа», «Тотем и табу», «Моисей и монотеизм» и другие.
В 1938 году после вторжения нацистов в Австрию Зигмунд Фрейд стал узником гетто. Его имущество, издательство и библиотека были конфискованы, книги публично сожжены. Этой акцией руководил сам Геббельс: «Когда я слышу про психоанализ, я хватаюсь за револьвер». Как коммунистам, так и фашистам идеи Фрейда были ненавистны. Четыре сестры ученого погибли в газовых камерах Освенцима. Под огромным нажимом мировой общественности Гитлер согласился выпустить Фрейда в Англию за выкуп в 100 тысяч шиллингов. Их заплатила принцесса Мария Бонапарт, внучка императора, продав два своих замка. Фрейда выпустили на свободу, но к этому времени он уже был смертельно болен: рак гортани. Чтобы прекратить страдания, он добровольно ушел из жизни, попросив лечащего врача сделать спасительную инъекцию. 23 сентября 1939 года, в возрасте 83 лет, доктор Зигмунд Фрейд покинул этот мир, оставив нам свое бессмертное учение и вечные споры о нем.
Фрейд-ученый и Фрейд-человек – далеко не однозначные понятия. Лично его не терзали открытые им комплексы, он не падал в бездну сексуальных томлений. И вообще забавно то, что специалист по сексуальным расстройствам оставался девственником до 30 лет.
В 16 лет Фрейд влюбился в некую Гизеллу Флюс, однако она отвергла любовь будущего светила, чем, возможно, способствовала вытеснению его грешных мыслей в подсознание. Фрейд вообразил себе другую девушку по имени Жизель и грезил о ней. Мечтаниям, ничего большего. Он был собранным и целеустремленным человеком, все ответы на вопросы жизни пытался найти в науке. Короче, ни о каком «сексуальном разгуле» не могло быть и речи. Более того, в своих чувствах он был целомудренным. Встретил еще одну девушку. Полюбил ее. Женился. Заимел детей. И никаких отклонений от нормы, впрочем, кое-что все-таки было, но об этом чуть позже.
Свою избранницу – Марту Бернайс из добропорядочной еврейской семьи – он впервые увидел 7 мая 1883 года. Они понравились друг другу и торжественно отпраздновали помолвку, но вот ожидание свадьбы затянулось на несколько лет – не только по вине родственников, но и потому, что сам Фрейд намеревался сначала крепко встать на ноги и разбогатеть, чтобы достойно содержать семью. Доводы понятны, хотя мотивы, возможно, были и другие: в глубине души Фрейд сомневался в себе и в своей невесте. Он хотел видеть в ней не только сексуальную партнершу и мать будущих детей, но и нечто большее. «Мы обеднили бы наши взаимоотношения, если бы я видел в тебе только лишь возлюбленную, а не друга», – писал он ей в одном из писем. Писем этих насчитывается более двух тысяч, многие из них дозволялось вскрыть лишь после 2000 года. Сын Фрейда Эрнст часть писем издал после смерти родителей под названием «Письма к невесте», как правило, они начинались словами: «Сокровище мое, Мартхен…»
Фрейд писал Марте Бернайс четыре года от помолвки до свадьбы (1882–1886), рано утром и поздно вечером, иногда днем и даже ночью. Писал в лаборатории, в своем кабинете в клинике, в отеле, в гостинице. В этих письмах он разговаривал со своей невестой не только о дружбе и любви, но и о самых различных исторических, философских и бытовых проблемах. И, конечно, о литературе, которую Фрейд блестяще знал, легко цитируя Гёте, Шекспира, Шиллера, Гейне, Лессинга и других классиков. Звучали в письмах и финансовые темы:
«…Ах, если бы ты была здесь со мной, моя маленькая принцесса! Я должен собраться с силами и в течение 14 дней очень ограничить себя в бездумном наслаждении жизнью, чтобы заработать деньги…»
В переписке Фрейд предупреждал свою принцессу-невесту, что главная цель его жизни – врачебно-исследовательская деятельность, ради которой он должен «упорно заниматься наукой», а для этого ему нужен «значительный стимул», верный друг и надежная опора.
Фрейд не ошибся в Марте. Семейная их жизнь в целом удалась, она не была, конечно, идеальной, но вполне прочной. Дети встали на ноги. Дочь Анна пошла по стопам отца и стала известным ученым-психоаналитиком. Пятеро сыновей избрали другие, гуманитарные профессии. Творец психоанализа разбирался в тайниках человеческой души и знал, что именно скрепляет семейные узы: «Мы должны каждый день говорить, что все еще крепко любим друг друга. Это ужасно, когда два любящих сердца не способны найти ни достойной формы, ни времени для ласковых слов. Они как бы берегут эти нежности на случай неожиданной беды, болезни. И тогда сама ситуация вынудит их к этому. Не надо скупиться на нежность. Чем больше тратите ее, тем активнее она восполняется. Если о нежности забывают, то незаметно утрачивается душевная связь, и отношения супругов бывают подобны в таком случае ржавому замку. Вроде бы и есть замок, да на что он годен, если весь заржавел?..» – так думал и говорил Фрейд.
И еще одно высказывание мэтра психоанализа: «Суть того, что мы называем любовью, есть, конечно, то, что обычно называют любовью и что воспевается поэтами, – половая любовь…»
В годы активной переписки Фрейд называл Марту «маленькой принцессой» и писал, что слова «нет» он не переживет. Но время – великий разрушитель любой любви. В 1907 году в гости к Фрейду приехал его коллега Карл Густав Юнг с женой, но, прежде чем принять их, Фрейд извиняющимся тоном сказал: «Я прошу прощения за то, что не могу проявить подлинного гостеприимства. У меня дома ничего нет, кроме старой жены».
Год спустя, в 1908-м, Фрейд грустно писал в одном из писем: «Семейная жизнь перестает давать те наслаждения, которые она обещала сначала…»
Да, семейная жизнь – не ровная дорога. В один из тупиков угодил и сам Зигмунд Фрейд. «Тупиком» оказалась сестра Марты Минна, про которую Фрейд писал, что она похожа на него, что «оба они неуправляемые, страстные и не очень хорошие люди, в отличие от Марты, человека очень положительного». Очевидно, это было написано в минуту какого-то психологического срыва, ибо вся жизнь Фрейда опровергала его утверждение о том, что он – человек «неуправляемый» и «страстный». Минна проявляла активный интерес к психиатрии и этим, наверное, еще более привлекла к себе Фрейда. Судя по всему, у них была интимная связь, более того, Минна забеременела. Но в конечном счете все обошлось: страсть к сестре жены оказалась недолгой, и Минна оставила доктора, к большому облегчению Марты. А сам Зигмунд Фрейд заявил, что отказывается от сексуальной жизни. Неизвестна реакция на это Марты, но, возможно, такой поворот ее вполне устроил. Все это напоминает известные нам случаи кастрированных котов, которые не докучают хозяйкам и поэтому особенно любимы ими.
Итак, и у положительного Фрейда был в жизни грешок, всего лишь одна маленькая интрижка, хотя по статусу родоначальника фрейдизма он явно тянул на большее. Жан Поль Сартр, изучавший биографию Фрейда, считал, что друг ученого Вильгельм Флисс сыграл в его жизни отрицательную роль искусителя. В пьесе Сартра коллега великого психоаналитика Мейнарт говорит: «Нормальные люди, Фрейд, вот кто наши враги…»
Да, это так. Но враг сидит и внутри нас. Враг – это тайные желания.
Однажды Фрейд признался Юнгу:
– Я очень плохо сплю, с тех пор, как приехал в Америку. Мне все время снятся проститутки.
– Ну так почему бы тебе не предпринять что-нибудь для решения этой проблемы? – спросил Юнг.
– Но ведь я же женат! – с ужасом воскликнул Фрейд.
В книге французского психоаналитика Лидии Флем подробно рассказано о взаимоотношениях Фрейда с женой, братьями, сестрами и с детьми. Одна лишь цитата: «Став больше родственником, чем учителем, он рассказал нам о том, что загнанное вглубь все время пытается прорваться на поверхность, что то, о чем молчат губы, выдают руки и что лишь сознание может одержать верх над бессознательным».
Еще раз повторим: тайные желания. Человеческие бездны. Это как раз то, что интересовало и нашего Достоевского, который был любимым писателем Фрейда. Фрейд читал его десятилетиями, но однажды изнемог над мрачными страницами русского гения и написал в письме к Рейку: «…при всем моем восхищении Достоевским, его интенсивностью и совершенством, я его не люблю. Это потому, что моя терпимость к патологическим случаям истощается во время анализа».
Бездны Достоевского были глубже и страшнее глубин Фрейда.
Но оставим частную жизнь ученого в покое, а поговорим лучше о значении того, что он сделал. «Первопроходцем будущего» назвал Фрейда Томас Манн. Его высоко ценили такие авторитеты в мировой литературе, как Герман Гессе, Стефан Цвейг, Роберт Музиль… Однако были и противники, среди них, как ни странно, – Владимир Набоков, который называл Фрейда не иначе как «венский шарлатан, мистик и пошляк». Это Набоков пустил в оборот язвительное словечко «либидобелиберда».
Но как не иронизируй, а «либидо» играет свою роль в жизни практически всех людей, порой и роковую. Уже в наше время в архивах австро-венгерской жандармерии был обнаружен документ о покушении на Фрейда в 1925 году. Совершил его земляк, который долго выслеживал ученого и произвел роковой выстрел. Но… ирония или причуда судьбы: жертвой оказался не Зигмунд Фрейд, а некий венский дантист, разительно похожий на ученого. На суде покушавшийся так объяснил свой поступок:
«Не мог я нормально жить, когда прочитал книжонки Зигмунда. Завел он всех нас в тесную комнату подсознания и приковал кандалами комплексов… Гнусная, античеловеческая выдумка этот его психоанализ, а ведь немало судеб попортил! Я решил заступиться за людей».
Все чаще в письмах Уайльда мелькают выражения «как жестока жизнь», «я очень несчастен». Здоровье его совсем расшатано. В конце февраля 1900 года он пишет Роберту Россу: «Я очень болен, и врач экспериментирует надо мной, как только может. Мое горло – раскаленная топка, голова – кипящий котел, нервы – клубок ядовитых змей…»
Осенью того же года Уайльду стало совсем худо. 20 ноября 1900 года он пишет свое последнее письмо, которое заканчивается строчкой: «Очень надеюсь получить от тебя 150 фунтов, которые ты мне должен». Письмо адресовано Фрэнку Харрису.
В последние дни писатель очень исхудал, тяжело дышал и был мертвенно-бледен. В час пятьдесят минут пополудни 30 ноября 1900 года Оскар Уайльд умер (он скончался в возрасте 46 лет, а Констанс умерла в 40).
Смерть наступила в Париже в третьеразрядном отеле «Эльзас» (до этого он жил в «Отеле де ла Пляж» и «Ницца»). Отель помещался на улице Изящных Искусств, что само по себе символично. Умер Уайльд в нищете и забвении. Похоронили великого парадоксалиста и остроумца на кладбище в Баньо на временном участке (опять же эти проклятые деньги!). Провожали в последний путь всего 7 человек. Венков, правда, было больше: 24. Один из них принадлежал хозяину отеля, который не читал книг покойного и не знал его как писателя – просто относился к нему с сочувствием. Хозяин отеля украсил гроб изделием из бисера с трогательной надписью: «А mon locataire» («Моему жильцу» – франц.).
В 1909 году останки писателя перенесли на престижное кладбище Пер-Лашез. На надгробье выбиты строки самого Уайльда:
Сразу после смерти Оскара Уайльда началась его посмертная слава. Он снова стал велик и любим.
Чужие слезы отдадутся
Тому, чья жизнь – беда,
О нем отверженные плачут,
А скорбь их – навсегда.
Оскара Уайльда простила даже католическая церковь. В ноябре 2000 года, к 100-летию со дня смерти писателя, во влиятельном иезуитском журнале «Ла Чивилита Каттолика» появилась статья, в которой ему отдается должное за обращение к духовной жизни. По словам преподобного Антонио Спарадо, время, которое Уайльд провел за решеткой, стало решающим для писателя. Он, несомненно, обратился к Богу, хотя в момент смерти, замечает Антонио Спарадо, и был в полусознательном состоянии.
После своей смерти великие нужны всем. При жизни они могут быть гонимы, но, покинув ее, способны служить любым идеям.
Вот, пожалуй, и все о парадоксальной жизни Оскара Уайльда. Добавим еще одно определение, которое дал Константин Бальмонт: «Оскар Уайльд напоминает красивую и страшную орхидею. Можно говорить, что орхидея – ядовитый и чувственный цветок, но это цветок, он красив, он цветет, он радует».
А теперь о «голубизне».
Как изменилось время! В конце XIX века Оскара Уайльда пригвоздили к позорному столбу. Британский истеблишмент отринул писателя и проклял. А в конце XX века – осенью 1994 года – в Италии вышел художественный фильм Кристиана де Сика «Мужчины, мужчины, мужчины», посвященный феномену гомосексуализма. И никакого скандала, лишь интерес к теме. Да и то слабый: подумаешь, чем удивили!..
Весной 1998 года на Бродвее сразу шли две постановки, посвященные Оскару Уайльду: «Поцелуй Иуды» английского драматурга Дэвида Хейра и пьеса Мозеса Кауфмана «Грязная непристойность: три тяжбы Оскара Уайльда». В кинотеатрах демонстрировался фильм Брайана Гилберта «Уайльд». Центральный эпизод – окончательно сломленный писатель, сжавшись, равнодушно наблюдает из угла гостиничного номера постельную сцену, в которой участвует лорд Альфред Дуглас и его более молодой любовник. Сцена эта – чисто режиссерская фантазия, и она вызвала небольшой скандал в Великобритании. Смысл скандала: это уж чересчур!
Следует упомянуть и вышедшую в 1995 году книгу Пола Рассела «100 кратких жизнеописаний геев и лесбиянок», которую на следующий год, сгорая от нетерпения, перевели и издали в России. Оскар Уайльд в ней представлен третьим по значимости персонажем после Сократа и Сафо. Вообще тема гомосексуализма стала чуть ли не постоянной на страницах российских газет и журналов и уже выглядит несколько будничной. Называются разные цифры гомосексуалистов, «врожденных» и «приобретенных», – цифра эта колеблется от одного до четырнадцати процентов. Так что «голубизна» – дело житейское. Необычно лишь то, какие всплески чувств выбрасывают подчас эти отношения.
И в заключение слова Оскара Уайльда: «Порок – единственная красочность, сохранившаяся в нашей жизни».
Однако за эту «красочность» сам он заплатил слишком высокую цену. Просто опередил свое время. Ныне порок стоит значительно дешевле.
30 ноября 2000 года исполнилось 100 лет со дня смерти Оскара Уайльда. Уайльдисты, поклонники писателя, устремились на кладбище Пер Лашез, чтобы воздать дань своему поверженному некогда кумиру. Свой восторг они выражают сочинением различных граффити, цитируют и самого Уайльда. А еще их привлекает нагой ангел на могиле писателя – работы Якоба Эпштейна. Поклонницы и поклонники обычно целуют нагого ангела, отчего он приобрел красноватый оттенок от губной помады.
«Граффити, нанесенные фломастерами и маркерами, сводятся с камня вполне успешно, как, впрочем, и процарапанные надписи. Но губная помада содержит животные жиры, которые впитываются в поверхность, и скульптуре ничто уже не сможет помочь», – с огорчением говорит внук писателя Мерлин Холланд, проживающий во Франции, и призывает посетителей Пер Лашез бережнее относиться к памяти своего великого деда.
А что говорила героиня писателя, старая герцогиня Бервик?
– Какой вы ужасный циник! Приходите к нам завтра обедать!
Цинизм и парадоксы Оскара Уайльда ныне особенно в цене.
Апостол сексуальной революции
Читаю Фрейда – без увлечения.
Корней Чуковский. Дневник, 27 июня 1924
Я призналась, что меня раздражает фрейдизм, что я во Фрейда не верю.
– Не скажите. Я многого не понимала бы и до сих пор в Николае Николаевиче, если бы не Фрейд. Николай Николаевич (Пунин – муж Ахматовой. – Ю. Б.) всегда стремится воспроизвести ту же сексуальную обстановку, какая была в его детстве: мачеха, угнетающая ребенка…
Лидия Чуковская. «Записки об Анне Ахматовой». Запись от 9 август 1939
Новый взгляд Фрейда на человеческую психику и мотивацию поведения повлек за собой пересмотр традиционных представлений об антропологии, морали, социологии, религии, мифологии, общественной жизни, культуре, литературе и искусстве. Практически вся современная литература пронизана идеями фрейдизма: сексуальный инстинкт, сексуальная энергия, которой Фрейд дал название «либидо», «сублимация» и другие расхожие ныне термины. Фрейд ввел два краеугольных понятия: Я и Оно. Оно – это бессознательная сфера влечений. Я – сфера сознательного, регулируемого. Между ними происходит постоянное противостояние, которое и вызывает психическое расстройство. Табу и прочие общественные запреты в области морали деформируют естественное состояние человека. Совокупность подавленных инстинктов, неосознанных влечений, то есть «либидо» по Фрейду, давит на психику человека и сублимируется (или более понятно: проявляется) самым различным способом. У маньяка – в насилии и убийстве, у поэта, скажем, у Александра Блока, – в творчестве. Его сексуальная энергия отчеканивалась в лирических строках.
В связи со 100-летием издания книги Фрейда «Толкование сновидений» (1900) Михаил Золотоносов писал в «Московских новостях»: «Главное, что сделал Фрейд, – предложил способ преодоления старинного и неразрешимого дуализма «души» и «тела», дуализма духовного и телесного (соматического). Он представил Тело как источник психических переживаний и объяснил соматические недуги травмами в психике. По большому счету, Фрейд реабилитировал Тело, его потребности и позывы. То, что считалось безнравственным, под влиянием Фрейда стало пониматься как естественное. Секс пугал, поэтому в XIX веке с ним пытались бороться, укрощая специальной диетой, хирургическим вмешательством, обертыванием в мокрые простыни, связыванием и настойчивой, антисексуальной пропагандой.
Смычок запел. И облак душный
Над нами встал. И соловьи
Приснились нам. И стан послушный
Скользнул в объятия мои…
Но пришел Фрейд и избавил человечество от одного из его главных страхов. Психоанализ Фрейда снял запреты, которые тяготели над психикой людей, над их высказываниями, над их собственной духовной жизнью». В качестве маленькой иллюстрации строки из стихотворения «Сирена» поэта дальнего зарубежья Николая Щеголева:
Hи высказать, ни проявить себя. И вдруг человек получил возможность говорить о том, что считал преступным желанием.
Сидит – поджатые колени,
Большие лунные глаза, —
Оцепенелая сирена,
Как затаенная гроза…
По сути, благодаря Фрейду – как отмечал Стефан Цвейг – свершилась целая революция в моральной сфере, которая связана с реабилитацией не просто плоти, но либидо и удовольствия как такового. Понятие греха, существовавшее даже в секуляризованной культуре, существенно модернизировалось после экспансии фрейдизма.
А можно сказать и по-другому. До Фрейда сексуальность была, как правило, скрыта, затемнена, завуалирована. А после Фрейда она вышла на авансцену – яркая, бесстыжая, кричащая о своих желаниях, с голыми коленками и выставленными грудями напоказ. И все вокруг приобрело сексуальную окраску. Безвинное помешивание чайной ложечкой в стакане чая стало восприниматься как имитация полового акта, вязание – как символическое замещение того же соития. Автомобиль уже воспринимается как чисто фаллический образ, бороздящий лоно пространства. И даже Вавилонская башня (ну и небоскребы со шпилями) превратилась в символ эротического желания мужчины дотянуться до Бога. Сексизм победно зашагал по планете.
В язвительном памфлете «Что всякий должен знать»? (1931) Владимир Набоков писал: «Господа, вы ничего не разберете в пестрой ткани жизни, если вы не усвоите одного: жизнью правит пол. Перо, которым пишет возлюбленной или должнику, представляет собой мужское начало, а почтовый ящик, куда письмо опускаем, – начало женское. Вот как следует мыслить обиходную жизнь… Куда ни кинем глаза или взгляд – всюду половое начало…»
Западная мысль давно осваивает и развивает наследие Фрейда, у него тысячи последователей и учеников. А вот в России доктору Фрейду не повезло. Точнее сказать, вначале психоанализ встретили «на ура». Его адептом в России стал врач Николай Осипов, учившийся в университетах Германии и Швейцарии. Он стал активным разносчиком «фрейдовой инфекции» – идей психоанализа. Осипов считал, что Россия – благодатная почва, на которой произрастает удивительный материал для психоанализа, особенно в среде творческой интеллигенции. Разве сложные и запутанные отношения Блока, Любови Менделеевой и Андрея Белого – не фрейдизм в его чистом виде? А все поэты-символисты, бредущие в лабиринтах снов, оговорок и догадок, – разве они не идеальные пациенты для специалистов по психоанализу?
Короче, до 30-х годов внимание к Фрейду было огромным, им интересовался один из вождей Октября Лев Троцкий, потом Троцкого разоблачили как врага и предателя революции, а заодно – выкинули и Фрейда. «Наполеон неврозов», как именовали Фрейда, не вписался в марксизм-ленинизм и был заклеймен как «продажный буржуазный идеолог».
Сегодня любопытно читать, как писали о Фрейде и его идеях в недавние советские времена: «Фрейдизм возник как отражение идей буржуазии, находящейся в полном моральном упадке, и в наши дни он служит подтверждением сексуальной распущенности, разврата, порнографии, морального разложения, распространившихся в капиталистических странах… Больше, чем любая другая теория, фрейдизм питает собой атмосферу морального разложения, которая все усиливается в империалистических странах».
Сам доктор Фрейд именовался не иначе как жидомасон, и, как заметил писатель Юрий Поляков: «Лишь совсем недавно наши соотечественники узнали, что Фрейд – это не ругательство, а имя великого ученого». Все это неудивительно. Труды Фрейда почти 60 лет не издавались на русском языке. Сегодня они хлынули потоком на прилавки книжных магазинов. Совсем недавно появился еще один – «Жизнь и творчество Зигмунда Фрейда». Его автор – английский профессор-медик Эрнест Джонс, ученик и сподвижник Фрейда, член венского Комитета психоаналитиков. Трехтомник Джонса издан в 1954 году, к нам дошел всего лишь однотомник и спустя 43 года.
В наши дни о Фрейде охотно пишут газеты и журналы. Развившиеся неврозы и стрессы, что ли, тому причиной? Так или иначе, Зигмунд Фрейд ныне модный автор, кстати, в 1930 году он был удостоен премии Гёте по литературе. Фрейд – не только ученый, но и литератор, точнее сказать, ученый с литературными способностями.
Ну а теперь самое время рассказать немного о нем самом.
Зигмунд Фрейд родился 6 мая 1856 года в небольшом чешском городе Пршиборе, который в ту пору именовался Фрейбургом и входил в состав Австро-Венгерской империи. Семья была еврейской, отец, Якоб Фрейд, торговал тканями, дома говорили по-немецки. Мальчика любили, еще бы: ему предсказали великое будущее, и пророчество это сбылось. Особую привязанность маленький Зигмунд испытывал к матери, Амалии Фрейд. Вообще детство его было безоблачным. «Счастливый ребенок из Фрейбурга» – так вспоминал о себе Фрейд в зрелые годы.
В 1859 году семья переехала в Лейпциг, а затем в Вену. В лицее он был первым учеником. Еще в детстве Зигмунд обнаружил в себе тягу к знаниям и практически всю жизнь учился, постигая все новые и новые области знания. Фрейд выучил семь иностранных языков, в том числе и «мертвые» – древнееврейский, древнегреческий и латинский.
В 1873 году Фрейд поступил на медицинский факультет Венского университета. Работал в клиниках Вены, Парижа, Нанси. Вел частную практику. Над его столом висели два любимых девиза: «Работать не философствуя» (из Вольтера) и «В случае сомнения воздерживайся» (из святого Августина).
В 1881 году Фрейд получил степень доктора медицины. С 1902 года он – профессор Венского университета. В 1891 году вместе с Йозефом Брейером выпустил книгу «Исследование истерии», от которой принято вести отсчет истории психоанализа.
В ночь с 23 на 24 июля 1895 года доктору Фрейду приснился сон, вошедший в историю психоанализа под названием «сна об инъекции, сделанной Ирме». Оттолкнувшись от этого сна, ставшего впоследствии историческим, Фрейд занялся отгадкой тайн сновидений. В 1900 году вышла его книга «Толкование сновидений», в которой он проанализировал 43 собственных сна, и эти толкования дали старт дальнейшим исследованиям ученого. Книга вышла сначала тиражом в 600 экземпляров, но в дальнейшем косяком пошли переиздания. После «Толкования сновидений» Фрейд написал еще много книг: «Очерки по теории сексуальности», «Остроумие и его отношение к бессознательному», «Очерки истории психоанализа», «Тотем и табу», «Моисей и монотеизм» и другие.
В 1938 году после вторжения нацистов в Австрию Зигмунд Фрейд стал узником гетто. Его имущество, издательство и библиотека были конфискованы, книги публично сожжены. Этой акцией руководил сам Геббельс: «Когда я слышу про психоанализ, я хватаюсь за револьвер». Как коммунистам, так и фашистам идеи Фрейда были ненавистны. Четыре сестры ученого погибли в газовых камерах Освенцима. Под огромным нажимом мировой общественности Гитлер согласился выпустить Фрейда в Англию за выкуп в 100 тысяч шиллингов. Их заплатила принцесса Мария Бонапарт, внучка императора, продав два своих замка. Фрейда выпустили на свободу, но к этому времени он уже был смертельно болен: рак гортани. Чтобы прекратить страдания, он добровольно ушел из жизни, попросив лечащего врача сделать спасительную инъекцию. 23 сентября 1939 года, в возрасте 83 лет, доктор Зигмунд Фрейд покинул этот мир, оставив нам свое бессмертное учение и вечные споры о нем.
Фрейд-ученый и Фрейд-человек – далеко не однозначные понятия. Лично его не терзали открытые им комплексы, он не падал в бездну сексуальных томлений. И вообще забавно то, что специалист по сексуальным расстройствам оставался девственником до 30 лет.
В 16 лет Фрейд влюбился в некую Гизеллу Флюс, однако она отвергла любовь будущего светила, чем, возможно, способствовала вытеснению его грешных мыслей в подсознание. Фрейд вообразил себе другую девушку по имени Жизель и грезил о ней. Мечтаниям, ничего большего. Он был собранным и целеустремленным человеком, все ответы на вопросы жизни пытался найти в науке. Короче, ни о каком «сексуальном разгуле» не могло быть и речи. Более того, в своих чувствах он был целомудренным. Встретил еще одну девушку. Полюбил ее. Женился. Заимел детей. И никаких отклонений от нормы, впрочем, кое-что все-таки было, но об этом чуть позже.
Свою избранницу – Марту Бернайс из добропорядочной еврейской семьи – он впервые увидел 7 мая 1883 года. Они понравились друг другу и торжественно отпраздновали помолвку, но вот ожидание свадьбы затянулось на несколько лет – не только по вине родственников, но и потому, что сам Фрейд намеревался сначала крепко встать на ноги и разбогатеть, чтобы достойно содержать семью. Доводы понятны, хотя мотивы, возможно, были и другие: в глубине души Фрейд сомневался в себе и в своей невесте. Он хотел видеть в ней не только сексуальную партнершу и мать будущих детей, но и нечто большее. «Мы обеднили бы наши взаимоотношения, если бы я видел в тебе только лишь возлюбленную, а не друга», – писал он ей в одном из писем. Писем этих насчитывается более двух тысяч, многие из них дозволялось вскрыть лишь после 2000 года. Сын Фрейда Эрнст часть писем издал после смерти родителей под названием «Письма к невесте», как правило, они начинались словами: «Сокровище мое, Мартхен…»
Фрейд писал Марте Бернайс четыре года от помолвки до свадьбы (1882–1886), рано утром и поздно вечером, иногда днем и даже ночью. Писал в лаборатории, в своем кабинете в клинике, в отеле, в гостинице. В этих письмах он разговаривал со своей невестой не только о дружбе и любви, но и о самых различных исторических, философских и бытовых проблемах. И, конечно, о литературе, которую Фрейд блестяще знал, легко цитируя Гёте, Шекспира, Шиллера, Гейне, Лессинга и других классиков. Звучали в письмах и финансовые темы:
«…Ах, если бы ты была здесь со мной, моя маленькая принцесса! Я должен собраться с силами и в течение 14 дней очень ограничить себя в бездумном наслаждении жизнью, чтобы заработать деньги…»
В переписке Фрейд предупреждал свою принцессу-невесту, что главная цель его жизни – врачебно-исследовательская деятельность, ради которой он должен «упорно заниматься наукой», а для этого ему нужен «значительный стимул», верный друг и надежная опора.
Фрейд не ошибся в Марте. Семейная их жизнь в целом удалась, она не была, конечно, идеальной, но вполне прочной. Дети встали на ноги. Дочь Анна пошла по стопам отца и стала известным ученым-психоаналитиком. Пятеро сыновей избрали другие, гуманитарные профессии. Творец психоанализа разбирался в тайниках человеческой души и знал, что именно скрепляет семейные узы: «Мы должны каждый день говорить, что все еще крепко любим друг друга. Это ужасно, когда два любящих сердца не способны найти ни достойной формы, ни времени для ласковых слов. Они как бы берегут эти нежности на случай неожиданной беды, болезни. И тогда сама ситуация вынудит их к этому. Не надо скупиться на нежность. Чем больше тратите ее, тем активнее она восполняется. Если о нежности забывают, то незаметно утрачивается душевная связь, и отношения супругов бывают подобны в таком случае ржавому замку. Вроде бы и есть замок, да на что он годен, если весь заржавел?..» – так думал и говорил Фрейд.
И еще одно высказывание мэтра психоанализа: «Суть того, что мы называем любовью, есть, конечно, то, что обычно называют любовью и что воспевается поэтами, – половая любовь…»
В годы активной переписки Фрейд называл Марту «маленькой принцессой» и писал, что слова «нет» он не переживет. Но время – великий разрушитель любой любви. В 1907 году в гости к Фрейду приехал его коллега Карл Густав Юнг с женой, но, прежде чем принять их, Фрейд извиняющимся тоном сказал: «Я прошу прощения за то, что не могу проявить подлинного гостеприимства. У меня дома ничего нет, кроме старой жены».
Год спустя, в 1908-м, Фрейд грустно писал в одном из писем: «Семейная жизнь перестает давать те наслаждения, которые она обещала сначала…»
Да, семейная жизнь – не ровная дорога. В один из тупиков угодил и сам Зигмунд Фрейд. «Тупиком» оказалась сестра Марты Минна, про которую Фрейд писал, что она похожа на него, что «оба они неуправляемые, страстные и не очень хорошие люди, в отличие от Марты, человека очень положительного». Очевидно, это было написано в минуту какого-то психологического срыва, ибо вся жизнь Фрейда опровергала его утверждение о том, что он – человек «неуправляемый» и «страстный». Минна проявляла активный интерес к психиатрии и этим, наверное, еще более привлекла к себе Фрейда. Судя по всему, у них была интимная связь, более того, Минна забеременела. Но в конечном счете все обошлось: страсть к сестре жены оказалась недолгой, и Минна оставила доктора, к большому облегчению Марты. А сам Зигмунд Фрейд заявил, что отказывается от сексуальной жизни. Неизвестна реакция на это Марты, но, возможно, такой поворот ее вполне устроил. Все это напоминает известные нам случаи кастрированных котов, которые не докучают хозяйкам и поэтому особенно любимы ими.
Итак, и у положительного Фрейда был в жизни грешок, всего лишь одна маленькая интрижка, хотя по статусу родоначальника фрейдизма он явно тянул на большее. Жан Поль Сартр, изучавший биографию Фрейда, считал, что друг ученого Вильгельм Флисс сыграл в его жизни отрицательную роль искусителя. В пьесе Сартра коллега великого психоаналитика Мейнарт говорит: «Нормальные люди, Фрейд, вот кто наши враги…»
Да, это так. Но враг сидит и внутри нас. Враг – это тайные желания.
Однажды Фрейд признался Юнгу:
– Я очень плохо сплю, с тех пор, как приехал в Америку. Мне все время снятся проститутки.
– Ну так почему бы тебе не предпринять что-нибудь для решения этой проблемы? – спросил Юнг.
– Но ведь я же женат! – с ужасом воскликнул Фрейд.
В книге французского психоаналитика Лидии Флем подробно рассказано о взаимоотношениях Фрейда с женой, братьями, сестрами и с детьми. Одна лишь цитата: «Став больше родственником, чем учителем, он рассказал нам о том, что загнанное вглубь все время пытается прорваться на поверхность, что то, о чем молчат губы, выдают руки и что лишь сознание может одержать верх над бессознательным».
Еще раз повторим: тайные желания. Человеческие бездны. Это как раз то, что интересовало и нашего Достоевского, который был любимым писателем Фрейда. Фрейд читал его десятилетиями, но однажды изнемог над мрачными страницами русского гения и написал в письме к Рейку: «…при всем моем восхищении Достоевским, его интенсивностью и совершенством, я его не люблю. Это потому, что моя терпимость к патологическим случаям истощается во время анализа».
Бездны Достоевского были глубже и страшнее глубин Фрейда.
Но оставим частную жизнь ученого в покое, а поговорим лучше о значении того, что он сделал. «Первопроходцем будущего» назвал Фрейда Томас Манн. Его высоко ценили такие авторитеты в мировой литературе, как Герман Гессе, Стефан Цвейг, Роберт Музиль… Однако были и противники, среди них, как ни странно, – Владимир Набоков, который называл Фрейда не иначе как «венский шарлатан, мистик и пошляк». Это Набоков пустил в оборот язвительное словечко «либидобелиберда».
Но как не иронизируй, а «либидо» играет свою роль в жизни практически всех людей, порой и роковую. Уже в наше время в архивах австро-венгерской жандармерии был обнаружен документ о покушении на Фрейда в 1925 году. Совершил его земляк, который долго выслеживал ученого и произвел роковой выстрел. Но… ирония или причуда судьбы: жертвой оказался не Зигмунд Фрейд, а некий венский дантист, разительно похожий на ученого. На суде покушавшийся так объяснил свой поступок:
«Не мог я нормально жить, когда прочитал книжонки Зигмунда. Завел он всех нас в тесную комнату подсознания и приковал кандалами комплексов… Гнусная, античеловеческая выдумка этот его психоанализ, а ведь немало судеб попортил! Я решил заступиться за людей».