Тень восприняла мое прикосновение благосклонно, и я ощутил под пальцами самую обычную кошачью шерсть. Похоже, имитацией тень владела в совершенстве.
   – Открывай пасть, – осмелев, приказал я.
   Кот посмотрел на меня, пренебрежительно фыркнул и распахнул пасть. Ни языка, ни неба в пасти не наблюдалось – сплошная чернота, а имелись только ослепительно белые, острые, не похожие на кошачьи зубы. Я осторожно потрогал клыки пальцем. Клыки были твердыми, гладкими и очень напоминали натуральные клыки, но я уже догадывался, из чего их сотворила тень, хотя на пальце не осталось и следа белизны. Как божий день стало ясно, кто насухо высмоктал из тюбика зубную пасту.
   – Сплошная ты для меня проблема… – вздохнул я и потрепал кота-тень за холку. Сделал это машинально, будто имел дело с настоящим котом, но ласка тени неожиданно понравилась. Она упала на бок и довольно заурчала.
   – Здрасте вам, пожалуйста! – возмутился я. – Может, ты и не против, но я ктебе не нанимался в личные чесальщики!
   Судя по реакции тени, она была отнюдь не против, но, на моё счастье, в это время прозвучал звонок в дверь.
   – А вот и пиво прибыло! – подхватился я с дивана. – Ты как к пиву относишься? Положительно?
   Котище негодующе фыркнул.
   – Я так и думал, – заключил я и поспешил в прихожую.
   Посыльным был молодой веснушчатый парнишка в рыжей фирменной куртке и такой же рыжей кепке с длинным козырьком. У его ног стояла большая картонная коробка.
   – Добрый день, – поздоровался он. – Пиво заказывали?
   – Добрый, – согласился я. – И лангустов.
   – И лангустов, – подтвердил парнишка, протягивая мне счет.
   Я открыл портмоне и принялся отсчитывать деньги.
   Парнишка перевел взгляд мне за спину и восхищенно воскликнул:
   – Ка-акой у вас кот!
   – Нравится? – спросил я, отдавая деньги.
   Посыльный, не глядя, сунул деньги в карман, продолжая смотреть мне за спину восторженным взглядом.
   – Очень!
   – Дарю, – предложил я.
   – Мне?! – удивился парнишка.
   – Тебе.
   – Вы это серьезно?!
   – Без шуток.
   – Так… – задохнулся от счастья парнишка, и вдруг лицо его растерянно вытянулось. – Э-э…
   – Что – «э»? – поинтересовался я. Оборачиваться и смотреть, что за моей спиной вытворяет тень, принципиально не собирался.
   – Он ест много… – выдохнул парнишка и покачал головой. – Мне такого не прокормить.
   – Как хочешь, – пожал я плечами, взял картонную коробку, пятясь, занес в прихожую и закрыл дверь перед носом застывшего в недоумении посыльного. И только тогда обернулся.
   Тени в прихожей не было, и на пороге гостиной тоже. Я заглянул в гостиную и увидел, что тень в образе кота как ни в чем не бывало лежит на диване, будто никуда с места не двигалась.
   Интересно все-таки, что она вытворяла за моей спиной, чтобы так огорошить парнишку? Дивана-то от входной двери не видно… Однако спрашивать не стал – нечего потакать проделкам межвременной твари. Позволишь одно, позволишь другое, и она на голову сядет. Если уже не сидит.
   Я взял коробку, перенес на кухню и выставил бутылки в холодильник. Когда стал загружать в морозильник вакуумные упаковки с шейками лангустов, так захотелось есть, что чуть не разорвал зубами пластиковый пакет. Однако пересилил себя и сдержатся, вспомнив, что через десять минут должна прийти хозяйка квартиры. Сегодня у меня день посещений. Мужчине я бы мог предложить пиво с лангустами, а вот женщине, тем более хозяйке… Вероника Львовна – дама вся из себя, с претензиями.
   Я сбросил халат, надел джинсы, легкую рубашку, убрал со стола стакан с выдохшейся водкой, оглядел гостиную. Вероника Львовна не любит, когда в квартире непорядок. В глаза никогда не скажет, но, по данным вариатора, предыдущим жильцам она отказала в квартире именно из-за их неряшливости, хотя на словах нашла более благовидную причину.
   В гостиной царил почти идеальный порядок, но глаз все-таки за что-то зацепился. Что-то было не так, но что именно – я понять не мог.
   – Ничего лишнего не замечаешь? – спросил у кота-тени.
   Кот посмотрел на меня черными глазами и отрицательно повел головой.
   – Ну да, откуда тебе знать? Ты здесь только со вчерашнего…
   И тут я понял, что в гостиной не так.
   – Тебе нравится валяться на диване? – вкрадчиво спросил я.
   Тень подумала, прижмурилась и одарила меня улыбкой Чеширского Кота. Не понять, то ли «да», то ли для нее не имело никакого значения, где валяться – на диване или в сточной канаве. Пришлось срочно перестраивать назидательное нравоучение.
   – Так вот, если не хочешь, чтобы твоего хозяина выгнали из квартиры, сделай так, чтобы хозяйка тебя в глаза не видела! Вероника Львовна домашних животных на дух не переносит!
   Тень и ухом не повела, продолжая надменным сфинксом возлежать на диване, и мне ничего не оставалось, как ретироваться на кухню готовить кофе. Не знаю насчет пива, но кофе Вероника Львовна любила, и я старался ей в этом угождать. Что же касается присутствия тени, то тут я ничего поделать не мог. Давно понял – весьма строптивая особа. Как будет, так и будет. Вчерашние события кардинально изменили мое отношение к жизни. Тот, кто на себе испытал угрозу вытирки, к мелким неурядицам начинает относиться философски. В конечном счете, в жизни все, кроме смерти, – мелкие неурядицы.
   Если вам предлагают: «Хотите, заварю кофе?», можете смело отказываться, так как человек, произнесший подобные слова, ни черта в кофе не понимает. Варить кофе – кощунство, ибо стоит ему закипеть, как получается бурда. Кофе готовят, и это целое искусство. Конечно, обо всех кулинарных тонкостях приготовления кофе я узнал только здесь, ибо там не до гурманских изысков. Там в отношении всей кулинарии существует лишь одно слово – еда. Если бы хронеров перед туристическим вояжем во времени не подвергали психологической обработке с внушением на подсознательном уровне умения держаться за столом, они бы такое в кафе и ресторанах вытворяли, что в сравнении с ними свиньи у корыта выглядели бы аристократами. Я и сам во время адаптации два месяца находился под внушением, пока не приспособился, но и потом, когда сняли внушение, еще месяц прожил здесь под строжайшим надзором. Только после этого получил лицензию пиллиджера.
   Звонок в дверь прозвучал в тот момент, когда я снимал турку с плиты.
   – Кто там? – поинтересовался я, выходя в прихожую.
   Как-то раз я открыл дверь не спрашивая, и хозяйка долго выговаривала, почему не интересуюсь, кто пришел. А вдруг грабители? Очень она опасалась, что квартиру могут ограбить, хотя что тут грабить? Из ее вещей здесь только посуда да мебель, но мебель просто так не вынесешь, а посуда не повод для грабежа. Этого хлама на любой барахолке за бесценок навалом. Однако с тех пор по ее приходу я всегда спрашивал: «Кто там?», ибо знал: второго предупреждения не будет. Попросит с квартиры, как предыдущих жильцов.
   – Вероника Львовна, ваша хозяйка, – пропело из-за двери контральто.
   – Добрый день, Вероника Львовна! – расплылся я в приветственной улыбке, широко распахивая дверь. – Проходите!
   – Здравствуйте, Егор, – поздоровалась она, зашла в квартиру, небрежным движением поставила сумочку на тумбочку у зеркала и направилась в гостиную.
   Быть может, при дочке она и величала меня по имени-отчеству, однако я такого обращения к себе от квартирной хозяйки никогда не слышал. Исключительно «Егор», правда, на «вы».
   С замиранием сердца я последовал за ней, но, к счастью, тени-кота на диване не было. Испарилась. Спасибо хоть раз послушалась.
   – Я кофе приготовил, будете?
   – С удовольствием, – кивнула Вероника Львовна, придирчивым взглядом окидывая гостиную.
   Пока я наливал кофе в кофейник, ставил на поднос блюдца, чашки, Вероника Львовна проинспектировала комнаты и службы и, надеюсь, осталась довольна. Если тень в виде кота не обнаружила.
   – Вы будете со сливками? – крикнул я из кухни.
   – Если можно.
   Голос хозяйки донесся из кабинета. Пусть рыщет, меня не убудет, а мой сейф ей не открыть.
   Я поставил на поднос тубу со сливками, сахарницу, блюдце с печеньем и понес в гостиную. Вероника Львовна уже сидела за столом. И когда только успела?
   Налив треть чашки, я пододвинул ее к Веронике Львовне.
   – Сахар и сливки по вкусу.
   Вкус на сливки у Вероники Львовны был такой, что ее напиток следовало именовать не «кофе со сливками», а «сливки с кофе». Я же предпочитаю черный кофе, и, если он натуральный, а не растворимый, сахару кладу чуть-чуть.
   Подхватив на кончик ложки сахару, я бросил его в чашку, но перемешать не успел, так как кофе в чашке начало перемешиваться само, и из воронки водоворота то и дело выглядывал то ли кончик кошачьего хвоста, то ли черный коготь.
   «Началось…» – обмер я и украдкой заглянул под стол.
   Кот-тень сидел у моих ног и ехидно косил на меня глазом.
   «Только бы тень коленки Вероники Львовны не надумала тискать, – с тоской подумал я. – То-то будет…»
   – Что там? – перехватила мой взгляд Вероника Львовна и тоже глянула под стол, но кота уже и след простыл. Он ведь не настоящий кот, а тени способны исчезать мгновенно.
   – Показалось, что салфетку уронил, – выкрутился я и сквозь приоткрытые двери в прихожую увидел, как кот встав на задние лапы, обнюхивает на тумбочке дамскую сумочку. Скотина, еще и нюхать умеет! Хорошо, хозяйка сумочки сидит к двери спиной.
   Вероника Львовна пригубила «сливки с кофе», поставила чашку на блюдце. На краю чашки остался жирный след кроваво-красной помады. И почему женщины бальзаковского возраста предпочитают столь яркие тона? У Златы, насколько помню, тон помады был телесный, но молодости все к лицу.
   – Хороший кофе, – похвалила Вероника Львовна и посмотрела на меня требовательным взглядом. В её тоне вновь прорезалось контральто, и я понял, что пора. Любила хозяйка условности и никогда не заводила разговора об оплате квартиры, ожидая, что постояльцы сами начнут такой разговор. Как, однако, они похожи с дочкой внешне и как разнятся характерами! Антиподы, да и только.
   Я отхлебнул кофе, погонял во рту, оценивая аромат и вкусовые качества, проглотил.
   – Да, кофе мне сегодня особенно удался, – согласился я. – Кстати, Вероника Львовна, моя плата за квартиру.
   Я вынул из кармана пятьсот долларов и протянул ей. Вероника Львовна светски, одними глазами, улыбнулась, благосклонно приняла деньги, но, когда посмотрела на них, её лицо окаменело.
   – Простите, Егор, – натянуто сказала она, – у вас что, сейчас тяжело с наличностью?
   – С чего вы взяли? – вскинул я брови. Направление разговора я знал наперед.
   – Здесь всего пятьсот долларов.
   – Да. Но два дня назад заходила Злата и от вашего имени попросила полторы тысячи в счет оплаты квартиры.
   – Что?! – С лица Вероники Львовны слетел налет светскости. – Да как она могла! Я же ей категорически запретила!
   Я развел руками, намекая, что это сугубо семейное дело, к которому я не имею никакого отношения.
   – Нет, но какова паршивка! – продолжала распаляться Вероника Львовна. – Знала же, как мне нужны деньги!
   Она смотрела на меня в упор требовательным взглядом, как будто я был главным виновником всех ее тридцати трех несчастий. Пришлось предлагать мировую. В конце концов, знал, что так и получится.
   – Если очень нужны, то могу, конечно, дать две тысячи. Но как тогда быть с теми деньгами?
   – Она вам отдаст, – поспешно ухватилась за предложение Вероника Львовна. Брать долг дочки на себя она категорически не желала. – Обязательно отдаст! Она девочка хотя и взбалмошная, но обязательная.
   Взбалмошности за Златой я не замечал, но это не имело никакого значения. Мало ли что мать может наговорить в запале о дочери?
   Я вышел в кабинет, достал из сейфа заранее приготовленный конверт, вынес и передал квартирной хозяйке.
   – Вот спасибо! – воодушевилась она. – Выручили, а то уж и не знала, как быть.
   Вероника Львовна достала из конверта деньги и начала тщательно пересчитывать.
   – А насчет Златы вы не сомневайтесь, вернет она долг. Мы хотя и не родная кровь, но девочка она обязательная…
   По равнодушному тону квартирной хозяйки становилось понятно, что ей все равно, вернет дочка деньги или нет.
   – Не родная кровь? – удивился я. – А внешне так похожи…
   Этой информацией я не обладал. На вариаторе я рассматривал только события, в которых принимал участие, и не выяснял подноготную людей, с которыми приходилось иметь дело. Я не биограф, а пиллиджер, и если начну выяснять подобные мелочи, то не останется времени на основную работу. Кормят меня не чужие биографические данные. Отнюдь.
   – Да, похожи, – нехотя согласилась Вероника Львовна. Кажется, она жалела, что сболтнула лишнее, но отступать было поздно. – У нас с мужем не было детей, и мы взяли десятилетнюю девочку из детдома. Муж выбирал, чтобы на меня была похожа.
   – Хорошо выбрал.
   Теперь мне стало понятно, почему Злата говорила о прапрабабушке отца, а не о своей прапрапрабабушке.
   – Да, – поморщилась Вероника Львовна и встала из-за стола. – Извините, мне пора.
   О покойном муже она не любила вспоминать. Впрочем, как и о дочке. До появления Златы в квартире два дня назад я и не подозревал о ее существовании. Похоже, в этом мире Веронику Львовну никто, кроме самой себя, не интересовал.
   – А кофе? – спросил я. Кроме внешнего сходства у приемной матери и дочери была еще одна общая черта: они обе торопились. Но на этом сходство и заканчивалось.
   – Спасибо, кофе очень вкусный, но я так разволновалась… Поймите меня правильно…
   Вероника Львовна вышла в прихожую, спрятала деньги в сумочку, заглянула в зеркало и достала помаду, чтобы подрисовать губы, размазанные о край кофейной чашки. Однако ничего у нее не получилось: тубус с помадой оказался пустым.
   – Надо же, – расстроилась Вероника Львовна, – выпала где-то…
   Она поискала глазами на тумбочке, на полу, но стерженька помады нигде не было. Тогда она пальцем подровняла остатки помады на губах и вытерла палец о салфетку.
   – Все, побежала. Спасибо вам, Егор.
   – Всего доброго, Вероника Львовна.
   Я закрыл за ней дверь и бегом бросился на кухню, где выхватил из холодильника бутылку пива и залпом выпил. И только затем перевел дух. Хорошо, что хозяйка приходит всего раз в месяц и то ненадолго, – в больших количествах ее трудно переносить. Не люблю быть угодливым, а приходится.
   Пора было перекусить, и только я об этом подумал, как ощутил зверский голод. Все-таки сутки не ел. Тем не менее решил пообедать степенно и неторопливо, как и положено в цивилизованном, а не в пещерном мире или там. Бросил в микроволновку три пакета с шейками лангустов, включил разморозку, затем выставил на поднос пару бутылок пива, бокал и чистую тарелку. И десяти секунд не прошло, как лангусты разморозились, я снял с них вакуумную упаковку, уложил в тарелку и торжественно понес поднос в гостиную.
   Тень в образе громадного черного кота уже возлежала на диване и смотрела на меня странно красноватыми глазами. Будто настоящее исчадие ада. Кажется, новая форма тени понравилась, и она не хотела с ней расставаться.
   Я поставил поднос на стол, сел, откупорил бутылку пива. налил в бокал, отхлебнул и просмаковал. Прекраснейшее пиво – «Баварское», фирмы «Сармат». Отщипнул кусочек лангуста, положил в рот, прожевал. Отличные лангусты, фирмы… э-э… Да и черт с ней, фирмой. Что еще в этом мире человеку надо, кроме доброй еды? Мне, например? А ни-че-го!
   – Ну и как тебе квартирная хозяйка? – благодушно обратился я к тени-коту и отхлебнул из бокала.
   Кот пренебрежительно прыснул, а затем широко зевнул, распахнув ярко-алую пасть.
   На мгновение я опешил, поперхнулся пивом, а затем зашелся истерическим хохотом. Теперь понятно, куда подевалась помада Вероники Львовны. Не я один пострадал, не почистив зубы… Однако нотки истеричности в хохоте имели иные корни. Как ни старался забыть, вытереть из памяти вчерашний вечер, его события меня не отпускали. Не так просто убить человека, пусть и чужими руками. Точнее, лапами.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

   Два дня я не выходил из дома. Нет, не ушел в запой (к водке не питаю пристрастия, и если приходится пить, то пью умеренно). Я хандрил, причем хандрил вселенской хандрой. Как-то вдруг на все стало наплевать. Я методично уничтожал запасы деликатесов из холодильника, пил «Баварское» пиво, тупо смотрел по телевизору не менее тупые передачи и ничего не делал. Телефон выключил, чтобы никто не мешал предаваться тоске, хотя кто мне здесь мог звонить? Но я не желал и случайных звонков, могущих вызвать временную флуктуацию. Впрочем, и к возможности флуктуации я стал относиться если не наплевательски, то без особого пиетета. Приблизительно как солдаты к смерти во время войны; чему быть, того не миновать, но воевать надо. К тому же происшествия последней недели подвигли меня на невеселые размышления о деятельности службы стабилизации. Во время адаптации пиллиджерам вдалбливается в сознание, что они должны избегать любой флуктуации, что я и делал до сего времени, скрупулезно просчитывая чуть ли не каждый свой чих. На самом деле флуктуации высокого порядка, способные кардинально изменить ход истории, случаются только в переломных хронологических аномалиях, а в остальных, за исключением редкостных ситуаций, флуктуационные сдвиги так или иначе рассасываются за одно-два поколения. Так, например, я мог бы взять пулемет, выйти на Тверскую и перестрелять сотню-другую человек без особых последствий для глобального будущего человеческой цивилизации. Этот случай войдет в историю, но, поскольку он вызовет флуктуацию максимум четвертого порядка, меня не подвергнут вытирке, а арестуют, вышлют туда, где и осудят на вечную каторгу на плантациях ползучей ржавой плесени. Напрасно я столь упорно корпел, обсчитывая каждый шаг во время акций, – ничто человеческой истории не грозило, иначе бы не было столько туристов-хронеров, не было бы и столь разветвленной сети службы стабилизации, которая, как я испытал на своей шкуре, занимается не только охраной хронологической стабильности, но и активно изменяет ход истории. По сравнению с этим мои всплески флуктуации второго-четвертого порядков – ничто.
   Похоже, моя хандра передалась и тени. Ей так понравилась новая форма, что теперь она все время пребывала в виде кота, причем чрезвычайно ленивого. Все два дня она провалялась на диване, не помышляя по своей вредной привычке как-нибудь набедокурить. За все это время я лишь единожды обратился к тени.
   – Красных глаз у котов не бывает, – сказал я.
   Котище внимательно посмотрел на меня, словно удостоверяясь, насколько я искренен, затем его глаза потемнели и две капельки красной помады слезами скатились на пол.
   – Вот только гадить не надо! – раздраженно заметил я.
   Котище послушно спрыгнул с дивана и слизнул помаду с пола алым языком.
   Я представил, сколько бы котище, будучи настоящим котом, гадил, и содрогнулся. Прав был парнишка-посыльный: жрал бы котище немерено и гадил, естественно, столько же. Против закона сохранения массы не попрешь: ежели в одном месте чего-то сколько-то убудет, то в другом месте столько-то иприсовокупится. Будь это так, выгнал бы котищу к чертовой матери! И не возражал, если бы кто-то из постантов его ням-ням. Я бы и сейчас не возражал, да только тень никому не по зубам.
   Попивая пиво со скрипящим на зубах твердокаменным швейцарским сыром, я меланхолично наблюдал по телевизору футбольный матч и представлял, как бы футболисты гоняли мяч, будь на поле не зеленый дерн, а ползучая ржавая плесень и стадион окутывал бы дерущий в горле сизый туман. Мобильный телефон запиликал именно в тот момент, когда забили гол.
   «Откуда взялся мобильник, когда мой джамп разбит в дребезги?» – отстраненно подумал я, но тут же вспомнил о новом джампе. Звонил Воронцов, больше некому. Что ему надо? Еще кого-то пришить?
   Джамп я разыскал в кармане джинсов, и, пока его доставал, он все пиликал. Настырный, однако, таймстебль…
   – Слушаю.
   – Здравствуй, Егор.
   Голос был женский, знакомый. Что-то не припоминаю знакомых женщин из службы стабилизации. Можно ли их вообще называть женщинами? Разве что особями женского пола.
   – Простите, мы знакомы?
   В ответ раздался приятный смех. Будто колокольчики зазвенели.
   – Не узнал? Непременно богатой буду.
   Я промолчал, припоминая. Во время адаптации меня курировали постанты исключительно мужского пола. Почему тогда– голос знакомый? Приятный к тому же.
   – Я Злата. Злата Полторацкая.
   – Злата? – безмерно удивился я. – Здравствуйте, Злата…
   – А почему на «вы»? – снова рассмеялась она. – Вроде бы договорились на «ты».
   – Здравствуй, Злата, – поправился я, и вдруг меня обдало холодом. – А… Откуда ты знаешь номер моего мобильного?
   – А ты что, шпион? Номер секретный, и ты никому его не даешь?
   – Ну как… – Я взял себя в руки. – Шпион не шпион, а тебе номер не давал.
   Спрашивается, как я мог давать ей номер телефона, если сам его не знал?
   – Я второй день звоню на квартиру, но там телефон отключен. Тогда узнала у мамы номер твоего мобильного.
   Вот, значит, как… Выходит, Воронцов заранее установил на джампе номер моего мобильного. Знал он, что Рудаков разобьет вдребезги мой джамп. Наверняка знал. Интересно, на вариаторе вычислил или самолично инструктировал Сэма Рудакова? Режиссер он неплохой, актер никудышный.
   – Не знаю, какой я шпион, но из тебя получился бы прекрасный следователь.
   – Егор… – замялась она.
   – Да?
   – Ты на меня обиделся?
   – За что?
   – Деньги взяла и пропала.
   – Как тебе сказать…
   О деньгах я не думал. Думал, звонит таймстебль, и голос Златы оказался приятной неожиданностью.
   – Я тебя второй день разыскиваю, чтобы долг отдать.
   – Тогда не обиделся.
   По правде сказать, и в мыслях не было обижаться, наоборот, обрадовался, но не тому, что она долг вернет, и не тому, что не Воронцов звонил, требуя выполнения «мелких поручений», а тому, что звонила именно Злата. Сам от себя не ожидал.
   – Ты сейчас где?
   – Дома… То есть на квартире.
   – Тогда почему телефон отключил?
   – Работы много, не успеваю к сроку, а из издательства постоянно трезвонят, – соврал я.
   – Так ты занят? А я хотела зайти, долг отдать…
   – Для тебя я всегда свободен! – ляпнул я и понял, что сморозил глупость. Не настолько мы знакомы. – В смысле, я всегда рад, когда долги возвращают – уточнил я.
   – Если подъеду через полчасика, не помешаю?
   – Ни в коем случае!
   – Тогда еду.
   Она отключилась.
   Я бросил джамп в кресло и окинул взглядом комнату. Стол был уставлен пустыми пивными бутылками и тарелками с объедками, а я небрит, в несвежем халате… В общем, видно, что неделю усердно трудился. Не покладая рук. Только гостей принимать. Успеть бы к приходу Златы убрать в квартире…
   Выключив телевизор, я под неусыпным взором кота-тени быстренько прибрал на столе, побрился, переоделся и принял таблетку алконейтрализатора, чтобы устранить запах пива. Затем на скорую руку приготовил бутерброды и принялся накрывать на стол. Кот-тень как лежал на диване в позе сфинкса, так и продолжал лежать, но мне показалось, что его чеширская улыбка стала ироничной.
   – Чего лыбишься? – раздраженно заметил я. – Нет чтобы помочь.
   Котище и ухом не повел, продолжая загадочно улыбаться.
   – Кстати, какого ты пола? – поинтересовался я. – Если тень, то она, и значит, кошка, а не кот. Но с другой стороны, тень-то моя, и тогда выходит, что мужского рода…
   Тень пренебрежительно фыркнула и улыбнулась еще шире, показав белоснежные клыки. Ни одно, ни второе определение ее не устраивало.
   – Значит, оно, – заключил я. – Бесполое существо…
   Мой пустопорожний треп прервал звонок в дверь, и я поймал себя на мысли, что впервые жду гостей, не узнав по вариатору об их приходе. Это неожиданно оказалось приятным чувством. Неопределенность будущего, забытая с годами, вернула ощущение бытия. Отнюдь не хлебом единым жив человек.
   Я открыл дверь и увидел перед собой прекрасное видение в легком серебристом платье с золотыми волосами и голубыми лучистыми глазами. Взгляд у меня был чересчур открытым, и Злата смутилась. В отличие от мамы, дочка часто смущалась. Странно, в общем, при ее работе пресс-секретарем по связям с общественностью… С другой стороны, название должности впечатляющее, а по сути – рутинная работа.. Раз в неделю зачитывать на брифинге с журналистами подготовленные кем-то пресс-релизы, и на том все. Вся связь с общественностью. Чисто представительские функции.
   – Извини, Егор, что в прошлый раз обманула… – Она открыла сумочку, достала конверт. – Вот деньги…
   Я и не подумал взять.
   – Через порог не возьму. Заходи.
   Она впорхнула в прихожую и снова принялась совать мне деньги.
   – Извини…
   – Да брось! – махнул я рукой.
   – В мусорное ведро? – неожиданно продолжила Злата и исподтишка стрельнула в меня глазами. Оказывается, не такая уж она скромница и тихоня.
   – Брось извиняться, – поправился я и взял конверт. – Проходи, гостьей будешь.
   – Что ты, Егор, – принялась отнекиваться Злата. – Ты же сейчас занят…
   – Уже нет. Только что посыльный из издательства прибегал и забрал работу, – в очередной раз соврал я. – И я свободен, как птичка в полете. Проходи, кофе попьем.
   Я приобнял ее за плечи и провел в гостиную.
   – Кофе, правда, еще не готов, но это минутное дело! Присаживайся, съешь бутерброд, пока я на кухне буду возиться.