Забирко Виталий. Мародер

   Злата повесила сумочку на спинку стула, смущенно присела на краешек, обвела взглядом комнату и наткнулась на тень. Эта скотина и не подумала прятаться. Лежала на диване, по-кошачьи развалясь, и во все глаза смотрела на девушку. Изучала.
   – Ой, какой ко-от! – восхищенно всплеснула руками Злата. – А какой громадный!..
   – Да уж, котище вымахал… – недовольно пробормотал я. Если Злата назвала котом, то и я буду к тени так обращаться. Никакого там женского или среднего рода.
   – Это не детеныш пантеры?
   – К несчастью, нет. Обычный кот, – вздохнул я и мечтательно добавил про себя: «Но лучше бы действительно оказался детенышем пантеры. Шкуру бы содрал и на стенку повесил».
   – А зовут как?
   – Зовут? – Я окинул котищу сумрачным взглядом и вспомнил еще совсем недавно красноватые глаза. – Сатана его зовут.
   Злой я был на тень, как черт. Неужели не понимает, что я хотел бы остаться с девушкой наедине?
   – Сатана? – удивилась Злата. – За что ты его так?
   – Шкодливый сверх меры, – мстительно сказал я. – Ты посиди здесь, а я пойду кофе приготовлю.
   – А его погладить можно?
   Я оглянулся от двери на кухню, с сомнением смерил котища взглядом. Не нравилась мне его чеширская усмешка.
   – Можно. Будет зубы показывать – бей кулаком меж глаз.
   Злата посмотрела на меня круглыми глазами и повела плечами.
   – Тогда лучше не буду…
   Я скрылся на кухне, смолол зерна кофе, поставил на плиту турку.
   – К тебе можно? – заглянула в дверь Злата. Наедине с котом, которого надо бить между глаз, она явно чувствовала себя неуютно.
   – Заходи.
   Злата вошла на кухню, огляделась.
   – А куда кот… э-э…
   – Гадит? – уточнил я.
   – Ага.
   – На унитаз ходит, – мимоходом бросил я, не сводя взгляда с турки. – Эй, Сатана, покажи, как на унитаз ходишь!
   Крикнул, чтобы позлить тень, но, к своему удивлению, услышал, как кот спрыгнул с дивана и, цокая когтями (надо же, и это тень сымитировала!), прошел по паркету к туалету. Я поднял глаза от плиты и увидел, как котище встал на задние лапы, надавил на ручку, открыл дверь и тенью скользнул в туалет. Дверь затворилась, из туалета донеслись неблагозвучные звуки, а затем с характерным шумом в унитазе заклекотала вода.
   – Вот так кот! – изумилась Злата.
   Я нервно хохотнул и увидел, как кофе, вспухнув комом пены, переливается через край турки.
   – С-сатана! – с чувством ругнулся я, поспешно снимая турку с плиты. – Проглядел. Придется заново готовить.
   Хлопнула дверь туалета, и на кухню степенно просочился кот-тень. Вытирая кофейные разводы на плите, я скосил глаза и увидел, как он начал тереться о ноги Златы. Скотина, еще и кошачьи привычки имитирует! Кроме, пожалуй, хождения на унитаз – с этим номером ему в цирке устраивать представления, а не в квартире.
   – Хороший котик! – Злата присела и погладила кота. Тень заурчала. – Умный… Котик кушать хочет? А где у котика тарелочка?
   – Нет у котика тарелочки! – отрезал я, вымывая турку.
   – А как же он кушает?
   – Как все. Подходит к холодильнику, открывает…
   Кот внимательно посмотрел на меня, выскользнул из рук Златы и направился к холодильнику.
   – Ты куда?! – гаркнул я, предчувствуя, что он начнет претворять мои слова в жизнь. С него станется. – Марш на диван!
   – Зачем ты на котика кричишь? – заступилась Злата. – Котик кушать хочет.
   – Ага, хочет… Он, когда в холодильник залазит, меры в жратве не знает, – понес я околесицу. Меня словно прорвало. – А что не съест, то опаскудит.
   Котище укоризненно посмотрел на меня и с достоинством удалился в гостиную. Злата проводила его взглядом, затем недоуменно посмотрела на меня.
   – Зачем ты на него наговариваешь? – тихо спросила она.
   Я заглянул ей в глаза, и вся злость, накопившаяся за последнее время: на таймстебля Воронцова, завербовавшего меня в службу стабилизации, на межвременную тень, приставшую ко мне, как банный лист к заднице, на всю мою неприкаянную жизнь пиллиджера, – растаяла без следа. Будто ее и не было.
   – Это я любя, – проговорил я, продолжая тонуть в ее глазах, – и он не обижается. Когда в одиночестве сиднем сидишь в квартире, хочется с кем-нибудь поговорить.
   Злата покраснела и отвела глаза.
   – Займусь-ка кофе, – сказал я, чтобы выйти из неловкого положения. – Надеюсь, в этот раз не сбежит.
   Я взял кофемолку, открыл пакет с зернами кофе.
   – Вообще-то я кофе не люблю, – призналась Злата.
   – Да? – удивился я. – А как же в прошлый раз?
   – За компанию пью, но без удовольствия.
   – Не водку же нам пить? – пошутил я.
   – А зачем вообще пить? – Злата прошлась по кухне взглядом и увидела на полу у мойки пустую пивную бутылку. – Хотя можно пиво. Пиво мне нравится, но не больше стакана.
   Я едва не уронил кофемолку. Вот те на! Местные девушки, оказывается, пиво любят и не стесняются в этом признаваться! Плохо нас учили или я начинаю путать времена, как фининспектор Мизгирев?
   – Пиво так пиво… – согласился я и заглянул в холодильник, не будучи уверенным, что оно еще осталось. На мое счастье, три бутылки сохранилось, как и две упаковки шеек лангустов.
   – Лангустов под пиво не пробовала?
   – Мне с креветками нравится.
   – Лангусты лучше, – заверил я, бросая упаковки в микроволновую печь.
   Поставив на поднос три бутылки пива, пару бокалов и две тарелки с лангустами, я набросил на руку полотенце и жестом официанта указал на дверь в гостиную:
   – Прошу. Кушать подано!
   Злата прошла в гостиную, и я с подносом последовал за ней, откровенно любуясь ее фигурой. Хороша Маша, да не наша…
   Усадив гостью, я откупорил пиво, налил ей бокал, пододвинул тарелку с лангустом… В общем, обслужил, как заправский официант. И чем больше я вертелся вокруг нее, сюсюкая на манер полового, тем больше она смущалась.
   – Сядь, пожалуйста, – наконец попросила она. – Не люблю угодливость даже в ерничанье.
   – Как прикажете.
   Я бросил полотенце в кота, растянувшегося на диване, и плюхнулся на стул напротив Златы.
   – По пиву? – предложил, поднимая бокал. – Между прочим, пиво отменнейшее!
   – Егор… – укоризненно покачала головой Злата.
   – Это не угодливость, а констатация факта.
   Я сделал громадный глоток и причмокнул.
   Девушка пригубила бокал, аккуратно слизнула с губ тоненькую полоску пены.
   – Действительно, хорошее. – Она отрезала кусочек лангуста, положила в рот. – Между прочим, – призналась она с милой непосредственностью, – я сегодня с утра не ела. Голодная…
   – Так за чем дело стало! – с воодушевлением выпалил я. – Налегай! Лангустов, правда, больше нет, зато бутербродов навалом.
   Хотел добавить: «Кушайте, кушайте, гостья дорогая!», но, вспомнив, как она меня одернула, прикусил язык.
   Пару минут мы ели молча, как вдруг она неожиданно спросила:
   – У тебя было тяжелое детство?
   – С чего ты взяла? – удивился я.
   – Ты быстро ешь.
   Я рассмеялся.
   – А при чем тут тяжелое детство?
   – Быстро и в то же время чрезвычайно аккуратно. Крошки практически не падают, а если падают, то левая ладонь машинально подергивается, будто хочет подхватить.
   Я иронично покачал головой, про себя невольно отметив, что глаз у нее острый. Наблюдательная девочка.
   – Ну и фантазерка! Романы писать не пробовала? Как редактор, могу поспособствовать изданию.
   Ничего и никому я, естественно, рекомендовать не мог. Но «легенду»-то надо как-то поддерживать?
   – Что ты! – испуганно замахала руками Злата. – Какая из меня писательница? Для этого нужно иметь талант.
   – Не скажи, – не согласился я. – У нас сейчас каждый, кого в школе грамоте выучили, считает себя писателем. Умеет буквы писать, значит, писатель. Опубликуют любую чушь.
   – Не верю, – как-то неубедительно возразила Злата.
   – К сожалению, правда…
   Я развел руками, и тут на меня накатило. Словно черт за язык дернул.
   – Могу по теме предложить сюжет. Я – пришелец из другого времени, неандерталец. Жил в пещере, потому и ем не соблюдая приличий.
   В глазах Златы мигнули озорные огоньки.
   – А почему тогда не волосатый?
   – Бреюсь вовремя.
   – А…
   – А гнилые зубы стоматолог поменял на фарфоровые.
   Злата усмехнулась, покачала головой.
   – В пришельцев из будущего еще можно поверить, но из прошлого? – рассудительно заметила она. – Каким образом неандерталец мог попасть в наше время? Из чего он соорудил машину времени в каменном веке?
   Предположение о «пришельце из будущего» меня отрезвило. Как накатило, так и схлынуло. Язык мой – враг мой… Болтай, парень, неси чушь, но не зарывайся. Из чуши можно извлечь зерно истины. Племя неандертальцев было людьми, которым постанты разрешили перебраться оттуда в каменный век с условием, что они отправятся без каких-либо орудий. В чем мать родила. Естественно, что развращенный веками цивилизации Homosapiensне смог приспособиться к дикой природе и конкурировать с многочисленными племенами амбициозных питекантропов. Впрочем, будь иначе, им бы не разрешили уйти оттуда. Палка о двух концах: либо ты не вмешиваешься в ход истории и тебе позволяют жить в прошлом, либо тебя вытирают. Но даже на таких условиях в каменном веке лучше, чем там. Если уж вымирать, то лучше в естественных условиях.
   – А это, дорогой мой автор, тебе решать! – нашел я выход из положения. – Я только идею подбросил.
   – Дурацкая идея, – не согласилась Злата. – Скорее твой кот – потомок саблезубых тигров, чем ты – неандерталец… Ой, я только сейчас заметила, какие у кота зеленые глаза!
   Я медленно повернул голову к дивану и увидел, что глаза у котищи-тени действительно зеленого цвета. Откуда у него зеленая краска? На зеленку не похоже, да и нет в доме зеленки. Опять где-то нашкодил…
   Бросив взгляд на Злату, я понял откуда. Мужчины отличаются невнимательностью, и я не исключение. Только сейчас увидел на веках девушки ретушь зеленого брасматика. А сумочка – вот она, на спинке стула.
   Котище, заметив, что на него смотрят, встал, выгнулся дугой, потянулся, затем лениво спрыгнул с дивана и направился к Злате.
   – Иди сюда, котик! – умильно позвала Злата и постучала себя по коленям.
   – В нем двадцать килограммов живого веса, – предупредил я.
   Напрасно предупреждал, но не потому, что тень научилась становиться невесомой, – по своим габаритам она не смогла бы поместиться на коленях девушки.
   Котище одарил меня сумрачным взглядом, подошёл к Злате, стал на задние лапы и положил голову ей на колени.
   – Ой ты, котик, какой! – потрепала его за загривок Злата. – Ласковый…
   Котище прижмурился и заурчал. Правая передняя лапа охватила девичьи колени и начала их мять. Вот, скотина, опять за свое! Скотина во всех смыслах, как в прямом, так и переносном. И что он, спрашивается, может найти в женских коленях?
   Спросить: «А мне так можно?» – я не осмелился. Только и нашелся, что сказать:
   – У, Сатана!
   Я ему не завидовал. Я ревновал. Хотя не имел на это никаких оснований.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

   Ничего у нас не было. И намека. А что могло быть, если котище постоянно ластился к Злате и она предпочитала его общество моему? Даже со своей белой кошечкой пообещала познакомить. Мы посидели, поговорили о пустяках, попили пива (Злата на самом деле выпила не больше стакана), а затем она ушла. Я проводил ее до двери и взял твердое обещание, что она позвонит.
   Когда дверь закрылась, ощущение было такое, будто лязгнула дверь в тюремную камеру и я оказался один в замкнутом пространстве. Даже свет вроде бы померк, а на душе стало тоскливо и одиноко.
   Я подошел к зеркалу и увидел в нем унылую физиономию разочаровавшегося в жизни человека.
   – Да ты, пиллиджер, никак влюбился? – спросил я у своего отражения.
   Вопрос не вызвал отторжения, да и как может вызвать отторжение констатация факта? Еще неделю назад я бы ужаснулся и попытался в зародыше задавить в себе это чувство.
   С детства я мечтал только об одном: вырваться оттуда, чтобы зажить нормальной жизнью. А нормальная жизнь, в представлении любого реликта, – это когда ты дышишь воздухом без респиратора, когда ешь вдоволь экологически чистую пищу, а не раз в три дня вываренный в нескольких водах мутагенный лишайник, когда твоя квартира не конура, размером с туалетную кабинку, а помещение, в котором можно спать лежа. Став пиллиджером, я получил то, о чем в юношестве и мечтать не смел: ел не просто добрую еду, а деликатесы, какие только душа пожелает, снимал громадную даже по местным меркам квартиру, дышал чистым воздухом, а в квартире и того более – кондиционированным, каждый день менял одежду (сменная одежда в мечты реликтов вообще не входила), спал не просто лежа, вытянувшись в полный рост, а на водяном матрасе с подогревом… Ради этого изобилия и комфорта я строго соблюдал не только все правила и законы, предписанные службой стабилизации, но и скрупулезно избегал вполне допустимых флуктуаций третьего и четвертого порядков. И если бы неделю назад кто-нибудь сказал, что я все это похерю, я бы ему глотку перегрыз. В том числе и самому себе.
   Теперь же, когда мое миропонимание перевернулось с ног на голову, а я понял, что личная свобода, видимостью которой совсем недавно упивался, на самом деле фикция и моя жизнь полностью зависит от прихоти рядового таймстебля, я будто увидел себя со стороны. То, что раньше представлялось вершиной мечтаний, на поверку оказалось карточным домиком, от первого потрясения превратившегося в груду никчемной рухляди. И ничего иного взамен не появилось. Пусто было на душе, тревожно ныло сердце, и я стоял перед зеркалом, как на перепутье, и не знал, что мне делать, как дальше жить, в какую сторону идти.
   Отражение в зеркале тяжело вздохнуло, повернулось ко мне спиной и ушло в гостиную, и мне показалось, что это не оно повторяет мои движения, а я его.
   Котище возлежал на диване в излюбленной позе и смотрел на меня большими зелеными глазами. Улыбка Чеширского Кота блуждала по морде. Гадкая, прямо сказать, улыбка. Снисходительно-язвительная. Уничижающая. Так и хотелось врезать сапогом по ухмыляющейся морде, но сапог на мне не было, а были тапочки. К тому же все равно ничего не получится. Либо нога пройдет сквозь кота, как сквозь настоящую тень, либо он откусит стопу вместе с тапочкой, как я совсем недавно обещал фининспектору.
   Злость как нахлынула, так и схлынула. Запала хватило, только на то, чтобы пробурчать:
   – Чего ты к девушке пристаешь? Кошечками занимайся… Обещали тебя познакомить с белой киской? Вот и мечтай, а нет – марш во двор, там кошек предостаточно.
   Котище повел головой, и я понял, что никакая у него не уничижающая улыбка, а, наоборот, добрая, все понимающая. Опять на уровне подсознания возникло чувство, что тень меня всегда выручит, придет на помощь, но сейчас еще не совсем ориентируется в нашем мире, из-за чего и случаются накладки. Не знаю, так ли обстояли дела в действительности, но в это хотелось верить. Этакий кот-защитник, тень-оберег. С чего бы это?
   Я окинул котища сумрачным взглядом, ничего не сказал, включил телевизор и уселся на диван, небрежно отодвинув кота-тень к валику. Он безропотно подвинулся, и мы вместе начали смотреть передачу о животных. Речь в ней очень кстати, как по заказу, шла о кошачьих, и кот-тень смотрел передачу с неослабевающим вниманием, наконец-то отведя от меня пристальный взгляд.
   «Смотри, перенимай повадки, – сказал я про себя и неожиданно подумал: – А почему тень приняла форму именно кота, а не, скажем, собаки? Собака – лучший охранник, чем кот…» С другой стороны, я собак не люблю, по мне лучше кот… Стоп, а может, именно в этом и загвоздка? В моей любви-нелюбви к конкретным домашним животным, которую тень почерпнула из моего сознания?
   Я покосился на котища, но он и ухом не повел, продолжая внимательно глядеть на экран, как будто там резвились его кровные родственники. Ну и черт с ним. пусть смотрит. В конце концов, не суть важно, в кого тень преобразовалась, главное, что она есть. Ксожалению.
   Смотреть передачу из мира кошачьих мне было скучно и неинтересно, но я не стал переключать программы. Пусть смотрит, если нравится, уважу. Может быть, и тень когда-нибудь меня уважит. Например, в следующий раз, когда придет Злата, котище уберется на кухню и носа в гостиную совать не будет…
   С этими мыслями и под монотонное бормотание диктора я задремал, а когда проснулся, по телевизору опять транслировали унылый футбольный матч российского первенства. Я тупо поглядел минут пять на то, как футболисты катают мяч по зеленому газону, и только затем обратил внимание, что уже поздний вечер и кота рядом нет.
   – Сатана! – позвал я.
   Тень на зов не явилась. Обиделась на кличку? Нашла на что обижаться! Я, может, тоже на нее обижен, причем в гораздо более крупных масштабах. Меня обижал сам факт ее существования!
   Взяв пульт, я выключил телевизор, затем встал с дивана и направился на кухню готовить кофе. Включил свет, прошелся взглядом по кухне… И застыл на месте. На оконном стекле на фоне ночи красовались три кляксы: белая, красная и зеленая. Белая и красная кляксы были большими, а зеленая раза в два меньше.
   – Так-так-так… – протянул я, подошел к окну, потрогал красную кляксу пальцем, понюхал. Пахло косметикой. Помада… Куда же тень подевалась? Просочилась сквозь стекло, оставив на нем материальные предметы, и теперь куролесит в ночи, как в аэропорту? С нее станется…
   Я выглянул в окно. Пепельный свет луны заливал ночной город. Бесполезно искать черную кошку в темной комнате, не говоря уже о ночном городе, тем более обозревая окрестности с шестнадцатого этажа, но котища я увидел сразу. Освещаемый луной, он неподвижно сидел на плоской крыше панельной двенадцатиэтажки неподалеку, а напротив него полукругом сидело с десяток обыкновенных кошек. Как идолопоклонники у изваяния своего божества.
   Надо же… Я недоуменно покрутил головой и отошел от окна. Вспомнилось, как тень играла с котенком в кафетерии аэропорта. Наверное, оттуда у нее любовь к кошкам и кошачий вид…
   Пить кофе расхотелось. Зачем? Чтобы потом не спать всю ночь и думать о том, что означает кошачья сцена за окном? Обычные кошачьи дела, и нечего в них свой нос совать. Хорошо бы, чтобы и котище свой нос в человечьи дела не совал.
   Я достал из холодильника последнюю бутылку пива, выпил из горлышка и направился в спальню. Буду спать. Не хотелось думать ни о кошачьих проблемах, ни о своих собственных. Буду думать о Злате. Пусть она мне приснится…
   Но мне ничего не приснилось.
 
   Утром, когда я вышел из спальни, котище как ни в чем не бывало возлежал на диване. Он посмотрел на меня зелеными глазами и широко зевнул, показав белоснежные клыки и алый язык.
   Я ничего не сказал, выглянул на кухню и увидел, что цветные кляксы с оконного стекла исчезли. Может быть, его мойщиком окон пристроить, а заодно и полотером – как он вчера помаду с паркета слизнул, и следа не осталось! Любо-дорого посмотреть.
   Однако вслух я ничего не сказал – вид у кота был такой горделивый и неприступный, что связываться с ним не стоило. Свежо воспоминание, как отреагировала тень в отеле «Виржиния» на предложение убраться к чертовой матери раз и навсегда.
   Приняв душ, я побрился, но зубы почистить не смог. Не было зубной пасты, да и откуда ей взяться, если она вся у котища в клыках, а я третий день из квартиры не выхожу? Если хотел почистить зубы, вчера нужно было пользоваться моментом, пока паста оставалась на оконном стекле.
   Я оскалился и осмотрел зубы в зеркало. М-да… Там и понятия не имел, что их нужно чистить, а теперь без этого дня обойтись не могу. Два дня не почистил и вроде как не человек.
   Выйдя из ванной комнаты, я в упор уставился на котища.
   – Нагулялся?
   Котище удостоил меня мимолетным взглядом, пренебрежительно фыркнул и с достоинством отвернулся, всем видом показывая, что не мое это дело. Не человечье.
   – И как тебе уличные кошечки? Понравились? – продолжил подначивать я и нарвался.
   Котище медленно повернул голову и одарил меня сквозь щели приоткрытых век таким мрачным взглядом, что мороз продрал по коже. Шерсть на котище стала медленно вздыбливаться, глаза наливаться красным светом.
   Но я уже завелся и пошел напролом.
   – Что, не нравится, когда твоими кошечками интересуюсь? А мне, по-твоему, должно нравиться, когда ты у моих кошечек коленки тискаешь?!
   Начавший выгибаться дугой котище замер, внимательно посмотрел на меня, затем шерсть на нём разгладилась, в глазах растаял кровавый отблеск, и кот-тень снова улегся на диван.
   – Надеюсь, мы друг друга поняли, – назидательно заметил я и ушел в спальню одеваться. Пора прекращать затворничество, да и без зубной пасты я чувствовал себя не в своей тарелке. Благоприобретенная привычка оказалась сильнее тамошнего воспитания. Точнее, его отсутствия, хотя по большому счету отсутствие воспитания тоже воспитание.
   Одевшись, я прошел в кабинет, открыл вариатор, потянулся к клавиатуре… Но так и не включил. Стоял и смотрел на темный экран, не зная, хочу я видеть свое будущее или нет. Что-то надломилось во мне, и я не знал, к лучшему это или к худшему. Почти пять лет я скрупулезно просчитывал каждый свой шаг и настолько привык к ежедневному ритуалу общения с вариатором, что иной жизни не представлял. Мне казалось, что я был хозяином собственной жизни – как рассчитаю ее, таковой она и окажется. На поверку все оказалось иначе: моя жизнь зависела вовсе не от меня. Будет так, как решат в службе стабилизации. Когда судьба предопределена обстоятельствами – это одно, но когда она полностью находится в зависимости от чужой воли – совсем другое. Жутковато ощущать себя марионеткой в чужом спектакле. В таком случае лучше не знать, что с тобой произойдет завтра, послезавтра и будет ли вообще завтра.
   Так и не включив вариатор, я захлопнул крышку. В конце концов, хронеры не пользуются вариаторами и в подавляющем большинстве с ними ничего не происходит. Чем я хуже? А если случится запредельная флуктуация, то таймстебль Воронцов из нее вытянет. Не знаю зачем, но нужен я ему, ох как нужен…
   Завтракать я не стал, кофе пить тоже. Пообедаю где-нибудь в кафе. Вышел в гостиную и наткнулся на требовательный взгляд котища. Черт, совсем забыл о своей тени…
   – Может, ты здесь останешься? – поинтересовался я без всякой надежды на положительный ответ.
   Так оно и оказалось – котище отрицательно повёл головой.
   – Ясно… Куда от тебя денешься… – обреченно вздохнул я. – Тогда в чем дело? Раньше ты разрешения не спрашивал, без спроса ко мне приклеивался. Идём.
   Котище выразительно смерил меня взглядом, и я понял, что требовалось. Понимали мы друг друга без слов.
   – Ты хочешь, чтобы я в жару пиджак надел?! – возмутился я и получил в ответ снисходительную чеширскую улыбку.
   Тоже в общем правильно. Заслужил. Можно, конечно, пойти в футболке, как собирался, но тогда на меня все будут показывать пальцем. Точнее, на мою пляшущую чернильную тень. Не хотелось привлекать чужое внимание. Сейчас не Средние века, за оккультные штучки на костре не сжигают, но меньше всего я хотел в толпе местных выглядеть белой вороной цвета жуткой ночи. Основное кредо хронеров – не выделяться, и пиллиджеры среди хронеров не исключение.
   – А если я надену на тебя ошейник и выведу на поводке? – заискивающе предложил я. – Как молодую пантеру, а?
   Котище задумался. Нашел-таки я его уязвимое место: любил он покрасоваться, не зря крал помаду и брасматик. Все же осторожность перевесила, и после некоторых раздумий котище отрицательно повел головой.
   Я разочарованно вздохнул и направился за пиджаком. Но, открыв одежный шкаф, увидел лучший вариант.
   – Это подойдет? – поинтересовался у кота-тени, показывая джинсовую куртку.
   Котище спрыгнул с дивана, подошел ко мне и принялся тщательно обнюхивать куртку, будто умел это делать. Зачем, спрашивается, передо мной разыгрывать комедию?
   – Еще на зуб попробуй, – посоветовал я.
   Он пренебрежительно фыркнул, покрутил носом, но все же кивнул. На куртку он был согласен.
   Я надел куртку, и котище, редуцировавшись в дымный шлейф, ринулся ко мне. В этот раз он не расплылся пленкой по телу, а подушкой сконцентрировался под курткой на спине. Будто плотно набитый рюкзак повесили на меня, и я качнулся вперед от непомерного веса.
   – Э! А полегче можно? – взмолился я. – Или буду ходить, согнувшись в три погибели, словно у меня прострел?
   Тень послушно стала невесомой, и теперь меня качнуло назад. Осталось только ощущение воздушной подушки между спиной и курткой.
   Я вышел в прихожую и покрутился перед зеркалом, осматривая куртку. На спине она немного оттопыривалась, но вполне допустимо – в пределах легкой сутулости. Спасибо, что не горбатый.
   Внезапно на спинке куртки проявились две параллельные черные линии, припухли губами, а затем растянулись в довольную улыбку. Скотина, он ещё и насмехается!
   Я раздраженно застегнул пуговицы на куртке, сунул руку в карман… и тут же с омерзением выдернул ее, наткнувшись на что-то мокрое и скользкое.
   Пальцы были в зубной пасте.
   – Ты что это удумал, С-сатана?! – взревел я. – Немедленно вычисти карманы!
   Тень проступила сквозь куртку черным туманом, охватила испачканную руку, а затем рухнула на пол и вновь оборотилась в котища с зелеными глазами и двусмысленной чеширской улыбкой. Моя рука стала чистой, словно вылизанной.