Юдгар поморщился. Нет, не хотел бы он дожить до такого состояния, когда тебя, точно младенца, вынуждены носить на руках, подтирать тебе слюни и кормить с ложечки. Физическая беспомощность так же отвратительна, как беспомощность умственная.
   – Иди… сынок… ты должен разбудить… его… – мать-настоятельница говорила медленно, и каждое слово давалось ей с огромным трудом, – все… кто сегодня… погибнут… ради тебя… они не должны погибнуть… зря… это твой долг… помни это…
   – Но я… – начал было Юдгар, по привычке ввязываясь в словесную перепалку, но Амсадди не дала ему закончить. Она просто схватила его за шиворот и потащила к выходу. Подобная бесцеремонность уже начала его бесить, но драться из-за этого каждый раз тоже было глупо, и Юдгар решил потерпеть… и посмотреть, что будет дальше.
   Потом они бежали по коридорам, и Амсадди выбирала не самые удобные пути. Она гнала с бешенной скоростью и тащила за собой Юдгара на буксире. Через две минуты такой гонки он начал задыхаться, еще через две у него стало нестерпимо колоть в правом подреберье.
   – Эй, а… нельзя… ли… немного сбавить? – выдохнул он на очередном повороте.
   Амсадди остановилась так неожиданно, что он проскочил мимо. Она вздернула его за лацканы куртки, подтягивая к лицу.
   – Щенок, ради тебя уже четверо лишились жизни. И матери-настоятельнице его тоже не удержать… она решилась пожертвовать своей жизнью и жизнью двух своих внучек, чтобы ты жил… тебе никогда не расплатиться за эти смерти, если ты не выполнишь своего предназначения… Беги изо всех сил, и не смей открывать рот.
   И без дальнейших объяснений она рванула дальше, волоча его за собой.
   Четверо? Она ничего не перепутала? Или он чего-то не знает? Погоди… так ее светловолосая ученица погибла? Эта мысль словно ожгла его. Погибла. А он еще ерепенится. Но он же не знал…
   Больше Юдгар не сопротивлялся. Пусть он всего еще не знал, но словам Амсадди он поверил. Вернее, поверил той убежденности, силе и настойчивости, которая в них была.
   Они пролетели мимо лифта, Амсадди скользнула в узкий проем, который вел к лестнице. Дверь была запечатана, она вскрыла ее одним движением руки и рванула вниз. Все посадочные балконы и причальные стоянки находились наверху, на крыше. Но туда, похоже, ушел тот, который стрелял в них, так что теперь им приходилось удирать в противоположном направлении.
   Амсадди неслась, перепрыгивая через пять-шесть ступенек разом, в конце пролета она просто перемахнула через перила и приземлилась пролетом ниже. Юдгар же застрял на лестнице. Она притормозила и вопросительно взглянула на него снизу вверх: ну, в чем дело? Пришлось выжимать из себя все, что имелось, хотя уже ноги заплетались, а по лицу градом бежал пот. Еще десять минут такой гонки, и ноги у него просто отвалятся.
   Амсадди дождалась, когда он ее догонит, затем схватила его, перекинула через плечо, головой вниз и запрыгала дальше. Юдгар судорожно вцепился в складки ее одежды, чтобы не свалиться. Такой способ передвижения по лестнице ему понравился меньше всего, но другого выхода он не видел. Амсадди даже не вспотела, она дышала глубоко и ровно. И каждый раз, когда она перемахивала через перила, бросая натренированное тело в пустоту, у Юдгара душа уходила в пятки. Хотелось вцепиться в бикаэлку еще и зубами – для надежности. Он перестал считать этажи, потому что спуск по лестнице превратился для него в одну сплошную зубодробительную тряску.
   Наконец показалась дверь, ведущая в подземный гараж.
   Бикаэлка высадила ее ногой и понеслась к четырехместному скутеру, который стоял у самого выхода. Они уже были почти у самого борта, когда она довольно жестко стряхнула Юдгара со своего плеча, и он мешком повалился на пластиковое покрытие.
   – Садись, поведешь!
   Повторять дважды не пришлось. Юдгар нырнул в кабину, саданувшись плечом о край проема. Голова кружилась, ему казалось, что мир перед глазами продолжает трястись и подпрыгивать. В курсантском корпусе его проверяли на прочность вестибулярного аппарата, и скажи на милость – на кой черт придумывать хитроумные аппараты, когда достаточно прокатился на плече у бикаэлки. И если у тебя после этого башка не отвалится, то считай – ты тертый калач… Он впрыгнул в пилотское кресло, напялил шлем. Окружающий мир ворвался в сознание в объеме, цветах и красках, аж дух захватило.
   «Экстренный взлет» – скомандовал он, едва успев упереть правую руку в рычаг управления. Двигатель приглушенно заурчал, машина качнулась и приподнялась на несколько сантиметров над покрытием. Бикаэлка уже сидела в соседнем кресле, глядя перед собой пугающе пустыми глазами. Что это с ней? Некогда разбираться…
   Машина с места рванула вперед. Перегрузка вдавила тело в ложемент. И вдруг Амсадди застонала. Юдгар испугался. Ему даже не пришлось скашивать взгляд – с помощью системы обзора шлема он видел все вокруг одновременно. По помертвевшему лицу Амсадди медленно стекали струйки пота, побелевшие от напряжения пальцы судорожно вцепившись в колени. Что-то было не так. Ментальная атака? Но он ничего не ощущал…
   – Амсадди, в чем дело?
   Амсадди молчала. На прокушенной губе набухали капли крови и скатывались по подбородку на комбинезон, по лицу текли слезы. Да что же с ней такое?
   Сцепив зубы, бикаэлка несколько секунд сопротивлялась невидимому врагу, а потом вдруг, зажмурившись, заорала в полный голос. Крик был больше похож на вой смертельно раненного зверя, и Юдгара внутри продрал ледяной холод.
 
   Фисто Пиллет вылетел из дежурки, как быстроходный танк, продавливая пространство мощью своего корпуса, облаченного в бронированные доспехи и направляясь к ближайшему лифту.
   «Начинается», – мелькнула беспокойная мысль.
   Он не знал, что конкретно начинается, но что ничем хорошим сегодняшние события не закончатся, это он чувствовал, что называется кожей. И меньше всего ему нравилось, что системы наблюдения отеля так и не вычислили диверсанта. Его местонахождение все еще оставалось лишь «предполагаемым», а сам он – безликим «объектом» без каких-либо конкретных характеристик. Как эта хорошо вооруженная сволочь сумела проникнуть в отель, умудрившись обмануть все видеокамеры, сотни тысяч датчиков и сенсоров? Фисто за свою жизнь брал столько «объектов», что со счета сбиться можно. «Волки» – это тебе не обдолбаные сопляки, которые наширялись по кайфу и пошли шмонать всех подряд. «Волки» – профессионалы. Но какими бы они ни были крутыми профессионалами, пока что федералам удавалось сдерживать их натиск, а Фисто не раз и не два приходилось отражать их атаки лично. И все же, он никогда не испытывал такого страха.
   И почему это произошло именно в его смену, черт побери?
   Но ничего, ничего. Все выходы заблокированы. Клиенты и посетители предупреждены, а подчиненная ему группа бойцов спецназа под командованием сержанта Иллака Моди, принадлежавшая отелю, уже поднята по тревоге и тоже отправлена на крышу. Моди – хороший парень, но главное – опытный. Работает здесь уже почти три года, до этого служил в спецназе городской полиции. Ему ни раз приходилось сталкиваться и хулиганами, и с подонками, и террористами, но здесь… здесь было что-то совсем иное. Он не знал, откуда у него это ощущение, но привык доверять своим инстинктам.
   Из бокового коридора выскочил главный менеджер – сухопарый, подтянутый мужчина с «вдовьим мыском» над высоким лбом. Его черные волосы были гладко зализаны и так аккуратно уложены всегда, что казалось, будто он так родился с этой незатейливой прической.
   – Что происходит? Почему ваши люди бегают по коридорам отеля в полной боевой готовности и пугают постояльцев? Вы хоть понимаете, что…
   Он попытался его остановить, хватая за запястье, но Пиллет рванул руку из его пальцев с такой силой, что менеджер едва не свалился. Гражданская бестолочь.
   «Моли бога, чтобы тот, кто устроил заваруху, не перерезал всех в этом здании», – сбросил он по лоцману администратору и влетел в лифт, громыхая коваными башмаками.
   «Экстренный подъем на крышу».
   Пол с силой лягнул в ноги. Он едва успел сгруппироваться.
   «Номер 249/78, перестрелка», – сухо сообщил ИскИн.
   Фисто мысленно вызвал на виртуалку план отеля. Не успеют ребята. Он – ближе всех.
   Лифт резко остановился, тело бросило вверх, но Пиллет уже был готов к этому. Он выскочил в безлюдный коридор, на ходу опуская щиток забрала и на ходу отмечая малейшие детали беспорядка. Перевернутая ваза, вода, прозрачной лужицей замершая на водостойком ковре… Он расплескал ее кованным башмаком.
   «Перестрелка на крыше. Трое человек убито, пятеро ранено», – ИскИн просто констатировал факты, не более, но от этих фактов внутри все переворачивалось.
   Значит, их двое. И если там, на крыше, пятнадцать человек не могут справиться с одним единственным…
   «Номер 249/78, текущий анализ – трое погибших».
   И по-прежнему ни слова о нападавшем. Да когда же это кончится?
   Страх гнал его вперед. Он знал, что это его последнее дежурство, последние минуты жизни. И он торопился к своему финалу, потому что растягивать это «удовольствие» ему совсем не хотелось. Свернув в радиальный коридор, он сразу же увидел единственную открытую дверь, возле которой вповалку лежали мертвые тела охранников. Верхним оказался Бешь. Парня только вчера приняли на работу. Мертвое лицо удивленно-наивными глазами смотрело в потолок, растерзанная грудь, выжженные легкие…
   Пиллет ворвался в комнату со слейером в руке, переключив оружие в парализующий режим. Он мельком успел заметить мертвое тело на полу справа, у шкафов, и фигуру в экзоскелете, склонившуюся над этим трупом.
   Человек вскинул голову навстречу. Пиллет выстрелил, решив не тратить время на обязательное по инструкции предложение о сдаче. Он был абсолютно уверен, что попал – прямо в лицо, не защищенное забралом, но синие глаза человека лишь потемнели, стали фиолетово-черными, точно южная ночь, он ощерился, обнажая белые зубы, и зарычал – утробно, по-звериному.
   Парализующий луч не подействовал.
   Человек рванулся к нему, на ходу захлопывая щиток шлема.
   Блок управления слейера был связан напрямую с лоцманом, короткая мысль-приказ мгновенно переключила его в боевой режим, и луч тут же ударил в щиток противника, высекая миллиарды сверкающих искр, но даже не поцарапал броню. Мощная сила отшвырнула Фисто назад, он пролетел три метра, врезавшись спиной в стену коридора, отрекошетил, упал на пол. Мгновенно перекатился влево, вздергивая слейер, и тут же нога в тяжелом башмаке с хрустом вмяла пластик пола там, где он только что находился.
   Выстрел и промах.
   Эта сволочь двигалась слишком быстро. Слишком быстро…
   Сервоусилители рук доспехов убийцы вздернули его в воздух, как куклу, но прежде, чем синеглазый успел отшвырнуть его, Пиллет изо всех сил нанес удар прикладом слейера прямо в щиток забрала. В следующую секунду Пиллет уже летел по воздуху, тараня пространство спиной. Долгие секунды падения… сетка прицела снова легла на лицевой щиток противника, выстрел. Целенаправленная долбежка своего достигла – щиток не выдержал, лопнул. Но в ту же секунду его полет закончился. Спина с треском врезалась в силовое поле, перекрывавшее колодец, который пронизывал отель снизу доверху. Упругое поле отшвырнуло его обратно и, наверное, именно это спасло ему жизнь. Несущаяся навстречу бронированная фигура увернулась, но Пиллет выбросил руку и нанес еще один мощный удар по шлему.
   Почему этот гад не использует слейер? Почему не стреляет? Он настолько уверен в себе?
   Пиллет упал на пол, перекатился, но сгруппироваться и вскочить не успел, удар в бок, нанесенный ногой, снова швырнул его на пол. Пиллет попытался поднять слейер, но левая рука почему-то не слушалась. Вместо нее в плече пульсировала и билась неистовая боль, и он почувствовал, что начинает терять сознание. Он задыхался, в легких не хватало воздуха, и он никак не мог их наполнить, точно на грудь навалился многотонный пресс. И только через пару мгновений он осознал, что ничего не видит. Ни шлем, ни лоцман не работали, что-то вышло из строя, а самостоятельно лицевой щиток не пропускал света.
   Его перевернули на спину, точно дохлую тушу.
   Защелки шлема отжались, и перед его глазами возникло лицо того, с кем ему пришлось столкнуться. Пиллет не мог даже пошевелить рукой, и все же его пугало не это. Его пугало то, что скрывалось за этими бездонно-синими глазами… Синева улыбнулась, стала мягкой и податливой, как ласковое море в жаркий день, ее глубина манила, затягивала в себя, но он-то, Фисто Пиллет, бывший космодесантник, он знал, что именно там, в этой спокойной и теплой глубине заключено все зло…
   – Страдай и дай страдать другим.
   Шепот прорезал тишину, точно лезвие виброножа. Пиллет почувствовал, как руки схватили его, подняли над полом… Силовое ограждение метнулось ему навстречу, он врезался в него, полыхнул яркий разряд, тело скрутило болью, такой нестерпимой и страшной, что уже больше не сдерживаясь, он заорал, в крике выплескивая свое отчаяние и ужас.
 
   Юдгар сидел на краю дивана, бесцельно уставившись в пустоту.
   Он уже множество раз прокручивал на экране скупые кадры хроники, которую сейчас передавали по всем каналам. Девятнадцать погибших, и из них три бикаэлки вместе с матерью-настоятельницей, Серджио, чей растерзанный труп с трудом удалось собрать по кускам, обугленные останки Таклид-Ди, двое охранников в его, Оноби, номере, Фисто Пиллет – начальник группы охраны, дежуривший в тот день, с вырванной рукой и выброшенный в колодец вестибюля, и еще двенадцать человек на крыше. Вот почему Амсадди стало так плохо в скутере. Она почувствовала смерть своих.
   Юдгар крутил и крутил все эти кадры и не понимал, что конкретно пытается в них найти. Его не оставляло ощущение, что в него непрерывно целятся из слейера или игольника. Как тогда, в нейросимуляторе на «Глитрази».
   Еще в воздухе, едва выведя машину в общий поток, он уже знал, что погони не будет. И все же, когда Амсадди предложила отправиться на безопасную виллу на окраине Игарьены, он наотрез отказался. Эта вилла была арендована посольством Бикаэллы, а значит, хорошо просчитывалась. Да и сама Амсадди, хотя и прибыла на Лардовану по частному контракту, все же могла навести на след. Он предложил ей единственное место, которое не вызывало никаких опасений. И она безоговорочно согласилась.
   Кифаса Пинга даже не слишком удивился, обнаружив у порога своего пропавшего дружка. Он только изумленно почесал лысину, снизу вверх глянув на бикаэлку. Таких форм и габаритов ему пока видеть не приходилось. Конечно, работая таксистом, он за свою не слишком короткую жизнь успел повидать всякий народ, но бикаэлки принадлежали к тому сословию, которое общественным транспортом не пользуется. А если по необходимости и заглядывает, то старательно отгораживается от любопытных глаз.
   Амсадди деловито обошла обе комнаты Пинга, внимательно осмотрела их, держа мощный слейер наперевес, затем вернулась и одобрила выбор.
   – Остаемся, – коротко объявила она хозяину крохотной квартирки, точно он подписывался исполнять любые капризы этой габаритной дамы.
   – А вы надолго? – только и поинтересовался Кифаса, в упор глядя на объемистую грудь бикаэлки.
   – Сейчас ты поедешь по адресу, который я тебе сообщу, – деловито продолжала Амсадди, проигнорировав его вопрос, – и заберешь оттуда двух человек. Двух, – для ясности она выставила два пальца, точно Пинга был полным дегенератом. – Взрослого мужчину и мальчика приблизительно двенадцати лет. Ты привезешь их сюда. Если там будет засада – уходи, сюда не возвращайся. И дай нам знать. Я передам на твой лоцман ком-код к системе допуска в Посольском департаменте. Через него ты со мной и свяжешься. Если что-то пойдет не так, немедленно сообщай туда. Мои девочки будут наготове.
   Кифаса стоял и ошеломленно таращился на бикаэлку, переваривая услышанное.
   – Так вы надолго?
   Юдгару вдруг стало неудобно. Бикаэлка и в самом деле вела себя так, будто это жилье принадлежит личной ей, а Пинга здесь – заезжий гость.
   – Насколько понадобится, – отчеканила Амсадди. – Думаю, десять тысяч кредитов – хорошая компенсация за беспокойство. – Она испытующе смотрела в круглое лицо таксиста, взгляд карих глаз быстро-быстро забегал из стороны в сторону. Он явно соображал – настолько ли это выгодное предложение, чтобы подвергать себя опасности. А вдруг все-таки нет? Он открыл рот, но Амсадди даже не дала ему вякнуть:
   – Вот и отлично, считай, что мы договорились. А теперь бери свой скиммер и дуй за моим мужем и щенком.
   И с этими словами она выпроводила его за дверь, даже не дав опомниться. Да, замашки у этой дамочки явно армейские. И почему это бикаэлки не желают служить во флоте? Им, как десантникам, цены бы не было. Вот уж у кого дисциплина – в крови.
   – Теперь ты, – Амсадди повернулась к Юдгару, и ему сразу стало не по себе.
   – Что опять не так?
   – Отсоединяй свой лоцман.
   Юдгар послушно выполнил требуемое: отдал мысленный приказ, подождал, пока прибор оборвет нейросвязи с его мозгом, затем отсоединил его. Это совсем не то, что в нейросимуляторе на «Глитрази». Тогда было больно. Амсадди взяла его лоцман, отнесла в утилизатор, заодно отправив туда и свой.
   – И как же мы теперь свяжемся с твоими «девочками» из посольства? – съехидничал Юдгар.
   – Найду способ, – отрезала бикаэлка. – Иначе нас вычислят где угодно.
   Юдгар отправился в гостиную, собираясь включить визор. Ему очень хотелось знать, что же произошло в отеле. И теперь сидел напротив экрана на всю стену и размышлял: как могло так оказаться, что все эти девятнадцать человек погибли из-за него одного? Почему убийца не настиг его сразу и не прикончил на месте? И тогда бы никаких жертв…
   Амсадди вошла в комнату, бросив на диван рядом тяжелый лазерный слейер. Она была спокойна и невозмутима, как всегда. Ни следа слез, глаза холодные и отрешенные. Глаза убийцы. Юдгар всякий раз старательно отводил взгляд, когда она смотрела на него.
   Она опустилась напротив, прямо на пол, прислонившись спиной к экрану. Затем протянула ему маленькую бутылочку с какой-то коричневой жидкостью. Юдгар даже не сразу понял, чего она хочет от него. Затем взял напиток, открыл, сделал глоток. Горькая, жаркая волна прокатилась по пищеводу, ударила в желудок, толкнула тело вперед. Он едва не выблевал все это прямо себе под ноги. Амсадди ждала, бесстрастно разглядывая его черными глазами.
   После первой реакции наступило легкое головокружение. Юдгар почувствовал, как мышцы начинают расслабляться. Он сделал еще один глоток, вытер губы тыльной стороной ладони. Ощущение было отвратное. Он ощущал, как в носу щипит, на глаза наворачиваются слезы. Он чувствовал себя виноватым во всех этих смертях. Он не знал Фисто Пиллета, не знал Бешь Ависса, не знал тех бикаэлок, что были с матерью-настоятельницей… но с Серджио он успел познакомиться, и это казалось зверски несправедливым. У Серджио семья. Он хотел иметь третьего ребенка, планировал ради этого улететь на Кадрияр, а теперь… теперь похороны, торопливые и бесполезные слова утешения и соболезнования. И еще обугленный труп Таклид-Ди. Он много раз просматривал одни и те же кадры из хроники. Гостиничная камера с хладнокровной скрупулезностью запечатлела всю сцену в его номере.
   Вот человек поднимает забрало шлема, обнажая лицо. Это не было случайностью – профессионалы их не допускают. Не могло быть это и игрой на публику. Человек делал это совершенно осознанно, прекрасно зная, что теперь, когда его вот так снимают на лазерный носитель, рисунок его радужки потом легко восстановить во всех подробностях. Но это, похоже, его не волновало. Вот он подходит к Таклид-Ди, склоняется над ним… глаз не видно, но между этими двумя происходит нечто совершенно непонятное. Кожа пси-вампира сначала краснеет, потом сквозь поры начинают проступать мелкие капельки крови, а потом… потом все тело вдруг разом иссыхает и обугливается.
   Юдгар с шумом выдохнул, закрыл ладонью глаза и попытался сосредоточиться. Он еще не совсем осознавал, но именно в этом моменте заключалась какая-то подсказка.
   Что делал синеглазый? Он просто смотрел. Пси-вампира нельзя убить… вернее, убить крайне тяжело именно потому, что он черпает энергию из окружающих. И, стало быть он наверняка попытался проделать это и с тем, синеглазым. Тогда что произошло? Не та энергия? Но для пси-вампира все равно, какой энергией питаться. Боль, радость, экстаз… все годится. Хотя, конечно, они предпочитают «питаться» болью – более эффективно. Тогда что?
   Он снова прогнал момент. Кожа краснеет, выступают крохотные капельки крови…
   – Нам надо отправляться на Алгисту.
   Слова прорезали тишину, проскальзывая мимо сознания. Юдгар зябко передернул плечами, хотя в квартире стояла стабильная температура, и отстраненно уставился на бикаэлку, которая все так же неподвижно сидела напротив, на полу, прямо под экраном визора.
   – Я не знаю, чего вы от меня ждете, но вы наверняка ошиблись в выборе, – глухо сказал Юдгар. – Боюсь, что они все погибли напрасно.
   – Напрасных смертей не бывает, – возразила Амсадди.
   Он знал, что совесть еще долго не даст ему покоя, и все же… Было в ее тоне нечто, что принесло ему некоторое облегчение. Она не считала его виновным в чем-либо. Пока. Он – сопливый курсантишка, выдворенный с «Глитрази» за трусость и едва не отданный под трибунал, не мог даже сравниться с Серджио, с Таклид-Ди, с Матерью-настоятельницей… но если их смерти не напрасны, как говорит Амсадди, то что же такого он должен совершить в своей жизни, чтобы искупить их?
   Он выключил визор и тяжело вздохнул.
   – Расскажи.
   – Что?
   – Расскажи, чем для вас так важен дракон? Я не последний идиот, и понимаю, из-за чего все завертелось.
   Амсадди пожала широкими плечами.
   – Это долгая история, она касается развития нашей цивилизации.
   Юдгар снова вздохнул. Ну и как ее убедить? Как заставить разговориться? Он попытался зайти с другой стороны:
   – У нас есть время, не так ли? Не лучше ли будет, если ты используешь его для того, чтобы хоть немного ввести меня в курс дела? Если я буду понимать, чего вы от меня ждете, то может быть, шансы на то, что я это выполню, повысятся?
   Бикаэлка взглянула на него как-то по-новому, словно эта мысль не приходила ей в голову. Она медленно кивнула:
   – Разумно. Слушай. Несколько тысячелетий назад наша раса была очень сильной. Тогда мужчины были не примитивными самцами, как сейчас, а отличными воинами. Мы же, женщины, являлись хорошими матерями. Мы могли рожать по двое-трое детей, и беременели не раз в пять-шесть лет, а почти каждый год. Да, уже тогда на нашей планете давление популяции приводило к постоянным войнам, но именно эти войны и толкали нашу расу по пути прогресса. А потом… потом пришли Ашуа…
   – Ашуа? – Юдгар не поверил собственным ушам. Это было настолько неожиданно. – Но, они же появились в Федерации только… ну, относительно недавно…
   – Помолчи и дай мне закончить, – спокойно потребовала бикаэлка. – Это были Ашуа. В наших легендах речь идет о Богах, спустившихся с Небес. Но найденные древние описания совершенно однозначно свидетельствуют, что этими «Богами» являлись именно Ашуа. Они поселили рознь и вражду между большими племенами. Они заставили восставать отца на сына, а брата на брата. Ты сам знаешь, как они умеют вести политику, им не составило особого труда развязать тотальную войну всех против всех. И в ходе этих войн почти все мужчины планеты были истреблены, а те, что остались… я не генный инженер, я представления не имею, как они сотворили это, но с того времени мальчики стали рождаться неполноценными.
   Она неторопливо отхлебнула из своей бутылочки. Помолчала, собираясь с мыслями. Ей некуда было торопиться.
   – Это стало ясным далеко не сразу. До пяти лет ребенок развивается нормально, но потом процесс затормаживается и полностью останавливается. Кроме того, женщины нашего племени стали рожать гораздо реже, а появление двойняшек и тройняшек отошло в далекое прошлое и казалось больше людским вымыслом, чем когда–то бытовавшей реальностью. Да еще эти проблемы с зачатием… – она нахмурилась и замолчала.
   – Если хочешь… то можно отложить разговор, – Юдгар даже удивился насколько мягко и тактично прозвучали его слова. Он чувствовал, что Амсадди нелегко рассказывать об этом ему, чужаку. Пусть в нем тоже течет кровь бикаэльцев, но все равно он для них чужак. Инородец. Бикаэлки – это тебе не легкомысленные и любвеобильные берганки. Они никогда не станут делиться сокровенным без действительно важных причин. Дальнейшие слова лишь бикаэлки подтвердили его мысли – Амсадди слегка кивнула, сжав губы, но тут же отрицательно покачала головой:
   – Нет, ты прав, я должна тебе это сказать, иначе ты не поймешь, насколько это важно для нас. Мы вынуждены причинять себе боль, сильную боль во время полового акта… иначе наш организм не вырабатывает необходимое количество гормонов и женщина не способна зачать.
   Юдгар был настолько ошарашен, что открыл рот, да так и застыл. Он вдруг вспомнил, как однажды на вопрос о матери его отец вышел из себя: «Прекрати задавать вопросы! Я больше слышать не желаю об этой извращенке!»
   Так вот в чем дело. Юдгара охватило смятение. Вдруг показалось, что все это происходит не с ним, а с кем-то еще, с третьим лицом, которого он не знает и знать не желает. Он почувствовал к себе острое отвращение и презрение за то, что сегодня устроил матери. Сейчас он понимал, что она страстно желала зачать ребенка от инопланетника, надеясь, что свежая кровь перебьет древнее проклятие Ашуа. Он, метис, тому пример – в отличие от представителей мужского населения на Бикаэлле, у него нормальное умственное развитие. А Лигаст с его строгой моралью решил, что она – извращенка, мазохистка. И конечно же, он больше знать ее не желал. Вот откуда у него стойкая антипатия ко всем бикаэлкам и к собственному сыну тоже. Но почему? Почему отец – такой умный, такой образованный, почему он даже не постарался поговорить с Дхази? Почему не попытался понять причину ее «извращенности», а просто отвернулся от нее? Что мешало? Мораль? Взгляды? Религия? Или все вместе?