Во взгляде ее был скрытый вызов, причины коего Багу были не совсем ясны. То есть - с одной стороны, понятно: вот-де я какая, как ловко с заданием справилась, нашла Крюка, да еще и более того, проследила до дома, да еще поболе - видела, как что-то несли скрытно. С другой - вызов этот был какого-то иного свойства... Разбираться с этим было недосуг. Сейчас Бага гораздо больше интересовали загадочные маневры Крюка. Мягко говоря, подозрительные.
- Гм... - промычал Баг, отведя взгляд. - Интересно... А если бы вас, преждерожденная Цао, спросили, что, по-вашему, могло быть в том тюке, что бы вы предположили?
- Я ответила бы, драгоценный преждерожденный Лобо, что это было очень похоже на человека, закатанного в какую-то плотную ткань, - на едином дыхании выпалила ханеянка.
"Три Яньло! Или поперли какую-то ценность. Или... Или?! Это же храм, пирамида-то!"
- И этот тюк, значит, здесь, в доме?
- Точно так, драгоценный преждерожденный Лобо! Я осмотрела дом, в нем только одна дверь, и за всю ночь никто не входил и не выходил. Конечно, можно было бы вынести тюк через крыши... Тут крыши плотно прилегают друг к другу. Можно далеко уйти...
"Это что же, она тут всю ночь торчала?!"
- ...Но верхние задние окна последней лестничной площадки выходят как раз в стык крыши соседнего дома, пролезть худому человеку можно, а вот тюк вытащить - не получится. По всему выходит, что тюк еще в доме, драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо.
Воцарилось молчание. Баг думал.
- Вы дрожите, - строго заметил он.
- Нет, драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо!
- Не спорьте. Вам холодно. - Баг испытал внезапный приступ нежности: хотелось сорвать с себя халат и укутать ее, хрупкую, прелестную, укутать и греть, греть, греть, и молча смотреть, как она улыбается... - Вы совершенно замерзли... преждерожденная Цао.
Ханеянка отвела взгляд и покаянно опустила голову.
- Так нельзя, - стараясь смягчить голос, втолковывал ей Баг, - это же безобразие, драгоценная преждерожденная. Ведь есть телефон, вы должны были позвонить. Я же ясно сказал: при возникновении любых ситуаций. Звонить. Мне. Сообщить. Человекоохранитель должен выполнять распоряжения.
Цао Чунь-лянь не поднимала глаз.
- Я понимаю, вы хотели как лучше, вы хотели отличиться. Но главное для человекоохранителя - умение работать в команде, с напарниками, не ставя под удар задание в целом из самолюбия, - наставлял девушку Баг, а потом вздохнул и подумал мельком: "Попробовал бы меня кто-нибудь заставить работать в команде, когда мне было столько, сколько ей сейчас..." - Ладно, ваше поведение мы обсудим позднее. Сейчас - к делу. - Он подошел к выходу из подворотни и окинул внимательным взглядом дом напротив. Дом, в котором, если верить Чунь-лянь, скрывался - своей волей или нет - есаул Максим Крюк.
Три этажа по два окна в каждом - небольшой, типично мосыковский особнячок постройки середины позапрошлого века, окрашенный светло-зеленым, основательный, крепкий и на вид уютный. Парадная дверь в первом этаже, рядом доска, на которой белеют разноразмерные бумажки. Положим по одной квартире на каждый этаж, больше-то вряд ли, да и то - комнаты по четыре, тесновато будет. Неказистое уилье.
По обеим сторонам - двухэтажные дома с пологими, примыкающими почти вплотную к стенам восьмого дома крышами; с этих крыш удобно заглядывать в окна третьего этажа. Еще дальше слева по улице - трехэтажный же особняк темно-зеленого цвета, но роскошный, с небольшим садиком, забранным чугунной решеткой; перед входом - будка охранника и большая бронзовая дщица с крупными знаками: апартаменты североамериканского торгового представителя в Мосыкэ. Мимо будки, о чем-то оживленно беседуя, как раз прошли Хамидуллин с Казаринским.
Да не замешаны ли тут, не дай Будда, иноземцы?
Переулок пуст. Кроме студентов и Бага с Цао Чунь-лянь - никого. Лишь у дальней церкви несколько человек: мужчины. Сдернув шапки, истово крестятся перед входом.
Итак...
Похоже, наше практическое занятие перерастает свои первоначальные рамки и выливается в нечто большее. Ибо мы имеем пропавшего есаула Крюка, который в паре с неким неизвестным вчера ночью занес в этот домик какой-то тюк, удивительно напомнивший хане-янке завернутого в ткань человека. Из храма Мины, между прочим. Странные стали появляться в Поднебесной верования, ой, странные! Жаль, конечно, что Чунь-лянь не могла удостовериться, остался ли в храме после ухода Крюка с товарищем тот, пришедший раньше, в очках... Вот тут бы ей с однокашниками и связаться, и работали бы вместе: один туда, второй сюда... Эх, юность - лишь бы впечатление произвесть...
Поставлю ей это на вид потом... когда согреется.
Ладно. Налицо нечто, что требует немедленного вмешательства. Если еще не поздно... Что же они вынесли такое из пирамиды? Или... кого же?
- Ну, - Баг вернулся к мусорным бакам, где все еще стояла пристыженная студентка, - признайтесь, преждерожденная, на крышу уже лазали? Говорите-говорите, чего уж...
Помедлив самую малость, Цао Чунь-лянь кивнула.
- Прекрасно. Надо думать, вас никто не заметил?
Отрицательно помотала головой.
- Что-нибудь полезное увидели? Чунь-лянь подняла на Бага глаза, и тот с удивлением обнаружил, что в ее взгляде нет ну ни капельки раскаяния; наоборот - студентка очень старалась, да не успела до конца стереть с лица... улыбку.
- В тех окнах, что сбоку справа, - указала она, - там, драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо, прихожая и одна комната. Обстановка вполне простая. Я видела несколько человек - такие... здоровенные... неприятные... Пили, кажется, чай и играли в кости.
- А есаул Крюк? И тот, второй?..
- Драгоценного есаула Крюка среди них не было, а второго я толком не разглядела... А слева все окна занавешены плотно, даже свет не пробивался. Или там не зажигали света.
- А чердак?
- Чердак?..
Баг сокрушенно вздохнул.
- Ладно, разберемся с чердаком. Показывайте дорогу на крышу.
Получасом позже
Чердак в доме был. Как дому без чердака? Но единственное его окошко надежно заколотили специально подогнанными досками - от голубей, любящих погреться у печных труб и, возвышенно курлыкая, справить нужду рядом с ними. Голубь нынче пошел крепкий да рослый, и в стремлении очутиться на вожделенном чердаке, у теплых труб, традиционно тонкую заградительную фанерку выбивал с налета грудью, даже не заметив. Так что - доски, только доски.
Вообще при ближайшем рассмотрении дом оказался довольно запущенным, явственно требовал капитального ремонта, и довольно странно выглядели при таких обстоятельствах белые разномерные бумажки на доске у входной двери, оказавшиеся объявлениями о сдаче квартир внаем. Выходило, что свободны чуть не все квартиры, кроме одной, на третьем этаже, а это в центре города - редкость изрядная, объясняемая, скорее всего, единственно несоблазнительностью предлагаемых жилищ. Дом наводил на мысль, что его владелец, гонясь за сиюминутным барышом, силком откладывал до последнего его починку, вовсе не соображая, что после нее, при обновленных-то обиталищах посередь Мосыкэ, прибытки его по меньшей мере упятерятся. Или у домовладельца решительно не было на ремонт денег. "Куда Мосыковское управление этического надзора смотрит? критически размышлял Баг, пока прекрасная ханеянка показывала ему, как именно она вечером на крышу пробиралась. - Хоть бы ссуду домовладельцу дали, что ль, раз у него в кармане пусто... Ну а ежели дом казенный, то этакое небрежение и вовсе человеконарушением пахнет..."
Крыша, однако же, выглядела удобной - пологая такая крыша, вся в трубах, за одну из коих, ближнюю к окнам, Цао Чунь-лянь ночью уже успела протоптать в снегу узенькую тропку. Хорошая крыша, даже если и захочешь - не свалишься. Баг любил такие крыши.
Оставив Хамидуллина и Казаринского внизу и велев скрытно наблюдать за входом, отмечая всех вышедших, а если, паче чаяния, появится есаул Крюк одному следовать за ним, а другому оставаться на месте, честный человекоохранитель с Цао Чунь-лянь засели за трубой.
Одно из окон квартиры на третьем этаже было отсюда видно как на ладони: в скупо обставленной проходной комнате - большой стол да несколько стульев, грубая лавка и закрытая дверь у дальней стены, - прекрасно просматривались трое преждерожденных самого простецкого и в то же время разбойного вида. Грубые лица, щеки, видавшие бритву последний раз несколько дней назад, а у одного еще и приметный шрам во весь лоб; грязноватые, дешевые, доведенные до несообразного состояния халаты, - вид этих людей заставил Бага всерьез задуматься об обитателях хутунов Малина-линь и Разудалого Поселка в Александрии. Там немало таких преждерожденных: не отмеченных печатью высоких устремлений, подчас, увы, обделенных умом, обретающих рис свой насущный в разного рода мелочных предосудительных занятиях, от коих благородного мужа предостерегал еще Конфуций, и частенько взывающих к необходимости решительного человекоохранительного вразумления. Подобное тянется к подобному: уточки-неразлучницы скользят рядышком по прозрачной поверхности озерной глади, а жизнерадостные гамадрилы рядами кажут красные зады с веток любимых плодоносных зарослей. И очень даже хорошо, что для всякой твари спокон века назначено свое место. Негоже верблюду невесомой ласточкой разгуливать по крыше мечети, и что было бы, упаси Будда, если бы всякие бабуины невозбранно скалились из кустов Благоверного сада?! Великое нестроение. Так и подобные преждерожденные: они обитают в хутунах, им там любо, вольготно и приятственно, а в каком, скажите, ордусском городке нет своих хутунов? Другой вопрос: что такие люди делают здесь, в центре города, в двух шагах от блистательного Орбата?
Разбойного вида преждерожденные, развалясь на стульях, вовсю дымили, прихлебывали что-то из небольших пиалок - "Ага, чай, как же!" - подумал Баг, завидев в углу комнаты несколько характерных бутылей "Мосыковской ординарной", - и предавались достойной их беседе, то есть размахивали руками, явно повышая друг на друга голос, - спорили. Или не спорили, кто их поймет? Может, это они так радуются... Вот медведь: пойди пойми, как он радуется.
Есаула Крюка меж них не наблюдалось.
- Драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо, - прошептала притаившаяся рядом Чунь-лянь, - позвольте ничтожной студентке спросить... это тоже часть нашего практического занятия?
Баг собрался строго цыкнуть на нее, но на лице ханеянки был написан такой неподдельный интерес, граничащий с восторгом, что он сдержался и прошептал в ответ как можно мягче:
- Нет, драгоценная Цао, это уже нечто большее.
- Ой... - одними губами пискнула Чунь-лянь и крепче стиснула рукоять меча: мечи у студентов были самые простые, короткие, с лезвием всего в восемнадцать пуней; у Цао Чунь-лянь, правда, простая кожаная оплетка рукояти была украшена тонкой золотой нитью. Баг мысленно вздохнул о своем родовом мече, пропавшем из-за злокозненного Козюлькина, и осторожно высунулся из-за трубы.
Один обитатель хутунов внезапно поднялся, помахал ладонью, тщетно пытаясь разогнать облака табачного дыма, потом шагнул к окну - Баг мгновенно скрылся за трубой - и, привстав на цыпочки, открыл форточку.
"Вот ведь молодец какой!" - одобрил Баг, снова высовываясь.
Наружу потянуло сладковатым - преждерожденные курили дурь. Крутую Азию. Уж в этом Баг понимал.
- ...Ну и что? - Теперь через фортку, вместе с запахом травы и кислым спиртным духом, отчетливо доносились голоса. - Долго нам тут торчать-то?
- А чего? Уплочено - и сиди. Вон, выпей еще.
- Да... Забашляли-то нехило, да торчать в центре стрёмно... И то: под замком ведь человека держим, а это совсем другая статья. Чего он натворил-то?
- А хто его знает... Да тебе что? Деньгу отсыпали - и ладно. И помалкивай. А то за лишние вопросы, сам знаешь... враз подмышек лишат. Вэйтухаям потом и брить у тебя будет нечего... - После этой редкостной по глубине шутки раздался дружный гогот.
"Однако! - подумал Баг с изумлением. - Да тут форменный притон человеконарушитель-ный! Хацза!1"
1 Это следовало бы перевести как "[место, где] смешались жабы", "жабье месиво". Вероятно, он возник как намек на тесноту, замкнутость и неопрятность подобного рода обиталищ - и качества их обитателей. То, что термин оканчивается иероглифом цза (смешанный, неоднородный, разномастный, несортовой, низкокачественный, нечистый), с трудом способным выполнять функции существительного, не должно обескураживать читателя; по всей вероятности, здесь имеет место редукция исполненной глубочайшего смысла, известной всякому культурному ордусянину фразы из двадцать второй главы "Лунь юя": (ха цза цзай фэи фэп фэй ха фэй е) -"Жабы [порой] смешиваются с фениксами, но фениксы [потом] взлетают (улетают), а жабы - нет". Стоит произнести первые слова этой фразы - и любой, вспомнив продолжение, сразу понимает контекст. В то же время обрыв цитаты на полуслове подзывает, что в данном случае о фениксах и помину нет, а жабы смешиваются лишь друг с другом. Может, жабы и хотели бы смешаться с фениксами - да лапки коротки... и так далее. Традиционная ханьская полифония смыслов предстает в этом коротком выражении во всей красе.
В комнату вошел четвертый обитатель хутунов - громадный ростом; в одной лапе у него была тарелка с чем-то, по виду напоминавшим жиденькую рисовую кашу; рядом сиротливо притулилась сероватая маньтоу. Другая ручища сжимала граненый стакан с прозрачной жидкостью.
- А ну, Евоха, открывай, ща мы ему корму зададим! - громогласно скомандовал вошедший. Один из сидевших, тот, что со шрамом, нехотя поднялся и, бренча большими ключами, вразвалочку подошел к дальней двери. Повозился в замке, распахнул, отвесил шутовской поклон:
- Просю, Пашенька!
Остальные загоготали.
Великанский Пашенька скрылся в темноте соседней комнаты - окна ее, как лично проверил Баг с противуположной крыши, действительно были плотно зашторены.
- Эх... - с непередаваемым сожалением протянул кто-то из-за стола. Вот сидим тут как мумуны, а там денежка каплет, а никто ее не берет...
- Во-во! Паримся тут, нет бы мзду на счастье сбирать! Купчишки совсем от рук отобьются... И то! - поддержали его нестройно.
- Цыть! - В комнате сызнова появился Пашенька, захлопнул дверь, кивнул шраматому Евохе: запирай, мол. В Пашеньке угадывался предводитель: и самый здоровый, и манеры начальственные. - Цыть, вы! Вам чё, плохо? Не задарма небось сидите!
- Так-то оно так... Дак ведь, Пашенька, мзду на счастье в Малине сшибать - оно ж как-то и привычнее, и спокойнее. И то сказать: там все свое, знакомое... А тут - сидишь как за стеклом.
Пашенька бухнул на стол тарелку с нетронутой кашей и маньтоу. Молча погрозил собравшимся могучим кулаком.
- Да мы что, Пашенька, мы ничего... Чё, не жрет, болезный?
- Не, - мотнул головой главарь, - не жрет. Брезгует. Воду тока расплескал, злыдень. Ух и дал бы ему раза, хлипкомощному, дак не ведено!
- Ничего, к вечеру оголодает - сам запросит как миленький.
- Пашенька, а долго ль нам его тута пасти?
- Не твоего ума дело, понял, Гриня? Старшой сказал: сидеть. Сказано: подержать его тута. Вот и сиди. - Паша глубокомысленно погрузил палец в ноздрю, широкую как водоотводная труба. Произвел там ряд древнекопательских движений, извлек пальчик и внимательно оглядел добытое. Щелкнул ногтем в сторону форточки - мимо трубы, Бага и Чунь-лянь промелькнул существенный темный комок. Видимо, операция по очищению носа от скверны прошла успешно, и Пашенька слегка смягчился. - Да не нойте, скоро уж сменят. Эй, Гриня, сверни-ка мне...
В комнате воодушевленно загалдели и потянулись к чашкам. Названный Гриней торопливо взялся вертеть из газеты самокрутку. Bar откинулся на кирпичи трубы.
Да шестнадцать Яньло им в уши!..
Налицо было сугубое человеконарушение: некоего преждерожденного, очевидно, против его воли удерживали в запертой комнате, правда, гуманно предлагая не блещущее калориями и вкусовыми качествами питание. Вряд ли это был такой же, как и его стражи, разбойный молодец с окраины: к чему его тащить в центр? Мало ли укромов в Малина-линь? Полно. Да таких, что и не сразу и отыщешь... Тогда выходит, что это - кто-то такой, кого невместно тащить через весь город в хутуны. Если Чунь-лянь права, и в том тюке, что скрытно на себе волокли Крюк с приятелем, действительно был сокрыт человек, то получается, запертый в комнате - он. Если же нет и ханеянка ошиблась - все бывает, - то это может быть и сам есаул Крюк. А что! Крюк стал ходить к дому родителей, то есть начал выказывать признаки того, что от прежнего бравого есаула в нем явно что-то сохранилось. Быть может, пиявочное это омрачение само по себе отступает от жертвы - с течением времени, или без регулярной подпитки новыми порциями зелья, или еще по каким-то причинам, и тогда опиявленный мало-помалу становится нормальным, прежним человеком... Вот с Крюком, к примеру, так и произошло, и потому его скрутили и в комнате заперли. Может быть. По крайней мере, из-за трубы Крюка нигде в комнатах разглядеть пока не удалось. А есаул - мужчина заметный, видный, в толпе не очень-то затеряется. Тем более - среди четырех разбойных подданных.
Конечно, следовало бы связаться с местными вэйбинами и передать дело им. По действующим уложениям надлежало действовать именно так.
Но...
"Если в той комнате действительно держат есаула, я просто обязан самолично освободить его, - нервно вертя в пальцах футлярчик с сигарами и ощущая постепенно проникающий сквозь халат холод нетопленной трубы, размышлял Баг. - Ибо пока свяжешься с вэйбинами, пока втолкуешь, что и как... а вдруг там какой-нибудь неповоротливый истукан окажется! вообще взопреешь, объясняя!.. а время-то идет, и кто их знает, что они с пленником сделать удумали.. Нет, надо самому. Крюк уж точно никуда за помощью не побежал бы, а сразу бы кинулся на выручку. Вот прямо отсюда в окно и сиганул бы..."
Да и отдавать дело пропавшего есаула, числящегося в списках служащих Александрии Невской, в руки местного Управления было как-то... невместно. И хотя уложения недвусмысленно предписывали сделать именно это, все существо столичного человекоохранителя протестовало. Нет, никак не мог Баг поступить по уложениям. Тут и в Храм Конфуция не ходи...
Ланчжун еле слышно хмыкнул. Цао Чунь-лянь, безмолвно застывшая рядом от холода губы приобрели синеватый оттенок, - легко вздрогнула и выжидательно уставилась на Бага.
"Да и перед нею... ними... какой же я буду, если так просто возьму и в участок побегу? Ха! Неустрашимый Багатур "Тайфэн" Лобо! Человек-легенда! Бросил сослуживца, помчался к вэйбинам: ловите, мол, хватайте... Пусть лучше меня Алимагомедов потом стыдит и увещевает".
Еще раз высунувшись из-за трубы и убедившись в том, что если кто и захочет вылезти через окно на крышу, то ему немало придется потрудиться: крышу от окна отделяло расстояние чуть не в шаг, Баг шепнул Чунь-лянь, чтобы сторожила здесь, а сам скрытно направился вниз.
Еще через четверть часа
- Хто? - послышалось из-за двери глухо.
- От старшого! Смена! - хриплым, низким голосом отвечал Баг, положив руку на боевой нож за пазухой. Такой нож был уместен как в фехтовании сообразно длинен, при сноровке можно некоторое время и от меча длинного отмахиваться, и в броске - тяжел, да и баланс самый правильный, и - подходил для удара увесистой рукоятью по лбу, что Баг проверял в деятельных мероприятиях уже неоднократно.
Оба студента были оставлены внизу, при входе, с приказом никого не выпускать и не впускать. Хамидуллин невозмутимо подобрался, а Казаринский растерялся на какое-то мгновение, но потом собрался и решительно кивнул: никого! Большой надежды на них Баг не возлагал, да и опасался к тому же, как повернется дело, коли юноши столкнутся лицом к лицу с реальными разбойными людьми, готовыми кулаком и ножом проложить дорогу к свободе, - могут ведь и порезаться; но, по мнению Бага, возможность такого столкновения была ничтожна: ибо кто же это сможет так запросто взять да и пройти к выходу мимо него, Багатура Лобо? Ну вот нихонец Люлю, пожалуй, - если попытался бы, да и то... вряд ли.
За Цао Чунь-лянь Баг волновался больше. Но совершенно не из-за того, что ханеянка не выдержит человеконарушительского натиска, - уж коли кому из охальников и придет в голову высадить окно и спасаться через него бегством, так он скорее вниз свалится, чем до Чунь-лянь доберется: там ведь прыгать надо да руками за край хвататься, иначе никак, а по краю крыша совсем обледенела, не удержишься, коли сразу не сообразишь с ножом прыгать да в крышу нож вгонять. А чтобы сообразить - думать иногда надо. И хотя Баг знал, что противников нельзя недооценивать, отчего-то ему казалось, что в окно никто из них сигать не будет. Вы-соковато падать-то. К тому же Баг попросил Чунь-лянь, как дойдет до дела, помаячить в виду окон с мечом в руках - чтобы видели обитатели хутунов: вэйбины со всех сторон.
Просто Цао Чунь-лянь промерзла до костей. Вот о чем переживал Баг.
- Ну наконец!.. - Забренчала цепь, лязгнул сбрасываемый засов, заскрежетал в замке ключ. "Ишь, закрылись! Прямо крепость какая-то..." Наконец дверь отворилась и на пороге показался прозываемый Гриней: в руке палка, даже не палка - дубинка. Мера, надо полагать, предосторожности.
- Ку-ку, Гриня... - сказал Баг.
И Гриня уже открыл было щербатый рот - то ли чтобы ответствовать пришедшему, то ли чтобы криком предупредить сотоварищей, - Баг не стал вникать в его нехитрые чаяния, а быстренько приложил рукоятью ножа по лбу и подхватил тяжелое тело, дабы не вышло преждевременного грохота; опустил на пол. Так Гриня ничего сказать и не успел - вышел в астрал на полчасика. Оно полезно. Способствует.
- Чё там, Гриня? - воззвал из комнаты голос. Баг подобрался, изгнал, как и следует перед боем, из головы мысли, серой молнией кинулся к двери и легким ударом ноги выбил ее.
Его появление явилось для присутствующих полной неожиданностью: двое за столом застыли где сидели, а Евоха к тому же выронил пиалу - она звонко треснула об пол, расплеснув ароматы эрготоу, - и лишь один Пашенька, недаром ведь за старшего в этой обезьяньей компании, лишь могучий Пашенька спохватился, вскочил, опрокидывая стул, не глядя нашарил прислоненную к стене трость, вырвал из нее длинное, узкое лезвие... Все это как в синематографической фильме пронеслось перед глазами Бага: он уже работал, он танцевал скупой, отточенный годами тренировок танец, где не было места раздумьям и случайным движениям. От прямого удара ногой в голову надолго рухнул, кроша весомым задом стул, преждерожденный, имени которого Баг так и не успел узнать, а нож в это же время накрепко пригвоздил рукав нечистого халата Евохи, пришедшего в себя и уже тянущегося к дубинке и рассыпающего по столешнице подушечки "Орбата", столь любимой мосыковичами ароматной жевательной смолы для освежения рта... Легкий толчок, и стол встал между Багом и занесшим уже руку для удара Пашенькой. Еще один удар, более основательный, - и стол врезался в главаря, прижав его к стенке и заставив потерять равновесие, а правая рука тем временем описала изящное полукружие, средний и указательный пальцы безошибочно нашли нужный нервный узел, и Евоха, охнув, повис кулем на рукаве своего халата, лишь пальцами по дубинке царапнув.
- А-а-а!!! - взревел тут Пашенька, поддавая ножищей стол так, что тот буквально взвился в воздух и, коли бы Баг стоял и чесал в затылке, то непременно был бы сбит с ног, а уж тут Пашенька и набежал бы со своим клинком. Вотще: точным пинком Баг изменил направления полета, стол с превеликим грохотом врезался в стену и, рассыпаясь на части и теряя ножки, грудой обломков простучал по полу.
Они застыли друг против друга: гориллоподобный вожак разбойных людей с выставленным вперед хищным и длинным жалом клинка, и Багатур "Тайфэн" Лобо, казавшийся рядом с Пашенькой маленьким и низким.
- Ты хто? - не теряя бдительности, спросил человеконарушитель, делая легкие движения кончиком клинка: вправо-влево. - Чё те здесь?..
- Сменить пришел,- хищно улыбнулся Баг, нащупав ногой подкатившуюся ножку стола.- Пора вас сменить, подданный. - И когда Пашенька раскрыл широко свои маленькие глазки: в его сознание неотвратимо вошел смысл особо выделенного интонацией слова, Баг, крутанув ступней, подхватил ножку на носок и отправил прямо в открывающийся черный провал Пашиного рта.
Паша, однако же, среагировал: успел отбить ножку, сверкнуло узкое лезвие - и с ревом нанес Багу неподражаемый по силе прямой удар, каковой, случись на его пути стена, пронзил бы и стену, не то что вовсе недеревянного Бага.
В планы Бага быть проткнутым каким-то громилой из Малина-линь вовсе не входило: он легко отклонился, немного присел, пропустил разящую руку над плечом, ухватил за кисть, дернул, выпрямляясь, вливая свое усилие в движение огромной массы Пашенькиного тела, и громадный, неподъемный с виду человеконарушитель описал в воздухе плавную дугу, а затем со всего маху ахнулся об пол - только гул пошел, словно в большой колокол ударили на Часовой башне. Дернулся и - затих. Хорошо, что внизу нет соседей, а то люди обеспокоились бы понапрасну.
- Гм... - промычал Баг, отведя взгляд. - Интересно... А если бы вас, преждерожденная Цао, спросили, что, по-вашему, могло быть в том тюке, что бы вы предположили?
- Я ответила бы, драгоценный преждерожденный Лобо, что это было очень похоже на человека, закатанного в какую-то плотную ткань, - на едином дыхании выпалила ханеянка.
"Три Яньло! Или поперли какую-то ценность. Или... Или?! Это же храм, пирамида-то!"
- И этот тюк, значит, здесь, в доме?
- Точно так, драгоценный преждерожденный Лобо! Я осмотрела дом, в нем только одна дверь, и за всю ночь никто не входил и не выходил. Конечно, можно было бы вынести тюк через крыши... Тут крыши плотно прилегают друг к другу. Можно далеко уйти...
"Это что же, она тут всю ночь торчала?!"
- ...Но верхние задние окна последней лестничной площадки выходят как раз в стык крыши соседнего дома, пролезть худому человеку можно, а вот тюк вытащить - не получится. По всему выходит, что тюк еще в доме, драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо.
Воцарилось молчание. Баг думал.
- Вы дрожите, - строго заметил он.
- Нет, драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо!
- Не спорьте. Вам холодно. - Баг испытал внезапный приступ нежности: хотелось сорвать с себя халат и укутать ее, хрупкую, прелестную, укутать и греть, греть, греть, и молча смотреть, как она улыбается... - Вы совершенно замерзли... преждерожденная Цао.
Ханеянка отвела взгляд и покаянно опустила голову.
- Так нельзя, - стараясь смягчить голос, втолковывал ей Баг, - это же безобразие, драгоценная преждерожденная. Ведь есть телефон, вы должны были позвонить. Я же ясно сказал: при возникновении любых ситуаций. Звонить. Мне. Сообщить. Человекоохранитель должен выполнять распоряжения.
Цао Чунь-лянь не поднимала глаз.
- Я понимаю, вы хотели как лучше, вы хотели отличиться. Но главное для человекоохранителя - умение работать в команде, с напарниками, не ставя под удар задание в целом из самолюбия, - наставлял девушку Баг, а потом вздохнул и подумал мельком: "Попробовал бы меня кто-нибудь заставить работать в команде, когда мне было столько, сколько ей сейчас..." - Ладно, ваше поведение мы обсудим позднее. Сейчас - к делу. - Он подошел к выходу из подворотни и окинул внимательным взглядом дом напротив. Дом, в котором, если верить Чунь-лянь, скрывался - своей волей или нет - есаул Максим Крюк.
Три этажа по два окна в каждом - небольшой, типично мосыковский особнячок постройки середины позапрошлого века, окрашенный светло-зеленым, основательный, крепкий и на вид уютный. Парадная дверь в первом этаже, рядом доска, на которой белеют разноразмерные бумажки. Положим по одной квартире на каждый этаж, больше-то вряд ли, да и то - комнаты по четыре, тесновато будет. Неказистое уилье.
По обеим сторонам - двухэтажные дома с пологими, примыкающими почти вплотную к стенам восьмого дома крышами; с этих крыш удобно заглядывать в окна третьего этажа. Еще дальше слева по улице - трехэтажный же особняк темно-зеленого цвета, но роскошный, с небольшим садиком, забранным чугунной решеткой; перед входом - будка охранника и большая бронзовая дщица с крупными знаками: апартаменты североамериканского торгового представителя в Мосыкэ. Мимо будки, о чем-то оживленно беседуя, как раз прошли Хамидуллин с Казаринским.
Да не замешаны ли тут, не дай Будда, иноземцы?
Переулок пуст. Кроме студентов и Бага с Цао Чунь-лянь - никого. Лишь у дальней церкви несколько человек: мужчины. Сдернув шапки, истово крестятся перед входом.
Итак...
Похоже, наше практическое занятие перерастает свои первоначальные рамки и выливается в нечто большее. Ибо мы имеем пропавшего есаула Крюка, который в паре с неким неизвестным вчера ночью занес в этот домик какой-то тюк, удивительно напомнивший хане-янке завернутого в ткань человека. Из храма Мины, между прочим. Странные стали появляться в Поднебесной верования, ой, странные! Жаль, конечно, что Чунь-лянь не могла удостовериться, остался ли в храме после ухода Крюка с товарищем тот, пришедший раньше, в очках... Вот тут бы ей с однокашниками и связаться, и работали бы вместе: один туда, второй сюда... Эх, юность - лишь бы впечатление произвесть...
Поставлю ей это на вид потом... когда согреется.
Ладно. Налицо нечто, что требует немедленного вмешательства. Если еще не поздно... Что же они вынесли такое из пирамиды? Или... кого же?
- Ну, - Баг вернулся к мусорным бакам, где все еще стояла пристыженная студентка, - признайтесь, преждерожденная, на крышу уже лазали? Говорите-говорите, чего уж...
Помедлив самую малость, Цао Чунь-лянь кивнула.
- Прекрасно. Надо думать, вас никто не заметил?
Отрицательно помотала головой.
- Что-нибудь полезное увидели? Чунь-лянь подняла на Бага глаза, и тот с удивлением обнаружил, что в ее взгляде нет ну ни капельки раскаяния; наоборот - студентка очень старалась, да не успела до конца стереть с лица... улыбку.
- В тех окнах, что сбоку справа, - указала она, - там, драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо, прихожая и одна комната. Обстановка вполне простая. Я видела несколько человек - такие... здоровенные... неприятные... Пили, кажется, чай и играли в кости.
- А есаул Крюк? И тот, второй?..
- Драгоценного есаула Крюка среди них не было, а второго я толком не разглядела... А слева все окна занавешены плотно, даже свет не пробивался. Или там не зажигали света.
- А чердак?
- Чердак?..
Баг сокрушенно вздохнул.
- Ладно, разберемся с чердаком. Показывайте дорогу на крышу.
Получасом позже
Чердак в доме был. Как дому без чердака? Но единственное его окошко надежно заколотили специально подогнанными досками - от голубей, любящих погреться у печных труб и, возвышенно курлыкая, справить нужду рядом с ними. Голубь нынче пошел крепкий да рослый, и в стремлении очутиться на вожделенном чердаке, у теплых труб, традиционно тонкую заградительную фанерку выбивал с налета грудью, даже не заметив. Так что - доски, только доски.
Вообще при ближайшем рассмотрении дом оказался довольно запущенным, явственно требовал капитального ремонта, и довольно странно выглядели при таких обстоятельствах белые разномерные бумажки на доске у входной двери, оказавшиеся объявлениями о сдаче квартир внаем. Выходило, что свободны чуть не все квартиры, кроме одной, на третьем этаже, а это в центре города - редкость изрядная, объясняемая, скорее всего, единственно несоблазнительностью предлагаемых жилищ. Дом наводил на мысль, что его владелец, гонясь за сиюминутным барышом, силком откладывал до последнего его починку, вовсе не соображая, что после нее, при обновленных-то обиталищах посередь Мосыкэ, прибытки его по меньшей мере упятерятся. Или у домовладельца решительно не было на ремонт денег. "Куда Мосыковское управление этического надзора смотрит? критически размышлял Баг, пока прекрасная ханеянка показывала ему, как именно она вечером на крышу пробиралась. - Хоть бы ссуду домовладельцу дали, что ль, раз у него в кармане пусто... Ну а ежели дом казенный, то этакое небрежение и вовсе человеконарушением пахнет..."
Крыша, однако же, выглядела удобной - пологая такая крыша, вся в трубах, за одну из коих, ближнюю к окнам, Цао Чунь-лянь ночью уже успела протоптать в снегу узенькую тропку. Хорошая крыша, даже если и захочешь - не свалишься. Баг любил такие крыши.
Оставив Хамидуллина и Казаринского внизу и велев скрытно наблюдать за входом, отмечая всех вышедших, а если, паче чаяния, появится есаул Крюк одному следовать за ним, а другому оставаться на месте, честный человекоохранитель с Цао Чунь-лянь засели за трубой.
Одно из окон квартиры на третьем этаже было отсюда видно как на ладони: в скупо обставленной проходной комнате - большой стол да несколько стульев, грубая лавка и закрытая дверь у дальней стены, - прекрасно просматривались трое преждерожденных самого простецкого и в то же время разбойного вида. Грубые лица, щеки, видавшие бритву последний раз несколько дней назад, а у одного еще и приметный шрам во весь лоб; грязноватые, дешевые, доведенные до несообразного состояния халаты, - вид этих людей заставил Бага всерьез задуматься об обитателях хутунов Малина-линь и Разудалого Поселка в Александрии. Там немало таких преждерожденных: не отмеченных печатью высоких устремлений, подчас, увы, обделенных умом, обретающих рис свой насущный в разного рода мелочных предосудительных занятиях, от коих благородного мужа предостерегал еще Конфуций, и частенько взывающих к необходимости решительного человекоохранительного вразумления. Подобное тянется к подобному: уточки-неразлучницы скользят рядышком по прозрачной поверхности озерной глади, а жизнерадостные гамадрилы рядами кажут красные зады с веток любимых плодоносных зарослей. И очень даже хорошо, что для всякой твари спокон века назначено свое место. Негоже верблюду невесомой ласточкой разгуливать по крыше мечети, и что было бы, упаси Будда, если бы всякие бабуины невозбранно скалились из кустов Благоверного сада?! Великое нестроение. Так и подобные преждерожденные: они обитают в хутунах, им там любо, вольготно и приятственно, а в каком, скажите, ордусском городке нет своих хутунов? Другой вопрос: что такие люди делают здесь, в центре города, в двух шагах от блистательного Орбата?
Разбойного вида преждерожденные, развалясь на стульях, вовсю дымили, прихлебывали что-то из небольших пиалок - "Ага, чай, как же!" - подумал Баг, завидев в углу комнаты несколько характерных бутылей "Мосыковской ординарной", - и предавались достойной их беседе, то есть размахивали руками, явно повышая друг на друга голос, - спорили. Или не спорили, кто их поймет? Может, это они так радуются... Вот медведь: пойди пойми, как он радуется.
Есаула Крюка меж них не наблюдалось.
- Драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо, - прошептала притаившаяся рядом Чунь-лянь, - позвольте ничтожной студентке спросить... это тоже часть нашего практического занятия?
Баг собрался строго цыкнуть на нее, но на лице ханеянки был написан такой неподдельный интерес, граничащий с восторгом, что он сдержался и прошептал в ответ как можно мягче:
- Нет, драгоценная Цао, это уже нечто большее.
- Ой... - одними губами пискнула Чунь-лянь и крепче стиснула рукоять меча: мечи у студентов были самые простые, короткие, с лезвием всего в восемнадцать пуней; у Цао Чунь-лянь, правда, простая кожаная оплетка рукояти была украшена тонкой золотой нитью. Баг мысленно вздохнул о своем родовом мече, пропавшем из-за злокозненного Козюлькина, и осторожно высунулся из-за трубы.
Один обитатель хутунов внезапно поднялся, помахал ладонью, тщетно пытаясь разогнать облака табачного дыма, потом шагнул к окну - Баг мгновенно скрылся за трубой - и, привстав на цыпочки, открыл форточку.
"Вот ведь молодец какой!" - одобрил Баг, снова высовываясь.
Наружу потянуло сладковатым - преждерожденные курили дурь. Крутую Азию. Уж в этом Баг понимал.
- ...Ну и что? - Теперь через фортку, вместе с запахом травы и кислым спиртным духом, отчетливо доносились голоса. - Долго нам тут торчать-то?
- А чего? Уплочено - и сиди. Вон, выпей еще.
- Да... Забашляли-то нехило, да торчать в центре стрёмно... И то: под замком ведь человека держим, а это совсем другая статья. Чего он натворил-то?
- А хто его знает... Да тебе что? Деньгу отсыпали - и ладно. И помалкивай. А то за лишние вопросы, сам знаешь... враз подмышек лишат. Вэйтухаям потом и брить у тебя будет нечего... - После этой редкостной по глубине шутки раздался дружный гогот.
"Однако! - подумал Баг с изумлением. - Да тут форменный притон человеконарушитель-ный! Хацза!1"
1 Это следовало бы перевести как "[место, где] смешались жабы", "жабье месиво". Вероятно, он возник как намек на тесноту, замкнутость и неопрятность подобного рода обиталищ - и качества их обитателей. То, что термин оканчивается иероглифом цза (смешанный, неоднородный, разномастный, несортовой, низкокачественный, нечистый), с трудом способным выполнять функции существительного, не должно обескураживать читателя; по всей вероятности, здесь имеет место редукция исполненной глубочайшего смысла, известной всякому культурному ордусянину фразы из двадцать второй главы "Лунь юя": (ха цза цзай фэи фэп фэй ха фэй е) -"Жабы [порой] смешиваются с фениксами, но фениксы [потом] взлетают (улетают), а жабы - нет". Стоит произнести первые слова этой фразы - и любой, вспомнив продолжение, сразу понимает контекст. В то же время обрыв цитаты на полуслове подзывает, что в данном случае о фениксах и помину нет, а жабы смешиваются лишь друг с другом. Может, жабы и хотели бы смешаться с фениксами - да лапки коротки... и так далее. Традиционная ханьская полифония смыслов предстает в этом коротком выражении во всей красе.
В комнату вошел четвертый обитатель хутунов - громадный ростом; в одной лапе у него была тарелка с чем-то, по виду напоминавшим жиденькую рисовую кашу; рядом сиротливо притулилась сероватая маньтоу. Другая ручища сжимала граненый стакан с прозрачной жидкостью.
- А ну, Евоха, открывай, ща мы ему корму зададим! - громогласно скомандовал вошедший. Один из сидевших, тот, что со шрамом, нехотя поднялся и, бренча большими ключами, вразвалочку подошел к дальней двери. Повозился в замке, распахнул, отвесил шутовской поклон:
- Просю, Пашенька!
Остальные загоготали.
Великанский Пашенька скрылся в темноте соседней комнаты - окна ее, как лично проверил Баг с противуположной крыши, действительно были плотно зашторены.
- Эх... - с непередаваемым сожалением протянул кто-то из-за стола. Вот сидим тут как мумуны, а там денежка каплет, а никто ее не берет...
- Во-во! Паримся тут, нет бы мзду на счастье сбирать! Купчишки совсем от рук отобьются... И то! - поддержали его нестройно.
- Цыть! - В комнате сызнова появился Пашенька, захлопнул дверь, кивнул шраматому Евохе: запирай, мол. В Пашеньке угадывался предводитель: и самый здоровый, и манеры начальственные. - Цыть, вы! Вам чё, плохо? Не задарма небось сидите!
- Так-то оно так... Дак ведь, Пашенька, мзду на счастье в Малине сшибать - оно ж как-то и привычнее, и спокойнее. И то сказать: там все свое, знакомое... А тут - сидишь как за стеклом.
Пашенька бухнул на стол тарелку с нетронутой кашей и маньтоу. Молча погрозил собравшимся могучим кулаком.
- Да мы что, Пашенька, мы ничего... Чё, не жрет, болезный?
- Не, - мотнул головой главарь, - не жрет. Брезгует. Воду тока расплескал, злыдень. Ух и дал бы ему раза, хлипкомощному, дак не ведено!
- Ничего, к вечеру оголодает - сам запросит как миленький.
- Пашенька, а долго ль нам его тута пасти?
- Не твоего ума дело, понял, Гриня? Старшой сказал: сидеть. Сказано: подержать его тута. Вот и сиди. - Паша глубокомысленно погрузил палец в ноздрю, широкую как водоотводная труба. Произвел там ряд древнекопательских движений, извлек пальчик и внимательно оглядел добытое. Щелкнул ногтем в сторону форточки - мимо трубы, Бага и Чунь-лянь промелькнул существенный темный комок. Видимо, операция по очищению носа от скверны прошла успешно, и Пашенька слегка смягчился. - Да не нойте, скоро уж сменят. Эй, Гриня, сверни-ка мне...
В комнате воодушевленно загалдели и потянулись к чашкам. Названный Гриней торопливо взялся вертеть из газеты самокрутку. Bar откинулся на кирпичи трубы.
Да шестнадцать Яньло им в уши!..
Налицо было сугубое человеконарушение: некоего преждерожденного, очевидно, против его воли удерживали в запертой комнате, правда, гуманно предлагая не блещущее калориями и вкусовыми качествами питание. Вряд ли это был такой же, как и его стражи, разбойный молодец с окраины: к чему его тащить в центр? Мало ли укромов в Малина-линь? Полно. Да таких, что и не сразу и отыщешь... Тогда выходит, что это - кто-то такой, кого невместно тащить через весь город в хутуны. Если Чунь-лянь права, и в том тюке, что скрытно на себе волокли Крюк с приятелем, действительно был сокрыт человек, то получается, запертый в комнате - он. Если же нет и ханеянка ошиблась - все бывает, - то это может быть и сам есаул Крюк. А что! Крюк стал ходить к дому родителей, то есть начал выказывать признаки того, что от прежнего бравого есаула в нем явно что-то сохранилось. Быть может, пиявочное это омрачение само по себе отступает от жертвы - с течением времени, или без регулярной подпитки новыми порциями зелья, или еще по каким-то причинам, и тогда опиявленный мало-помалу становится нормальным, прежним человеком... Вот с Крюком, к примеру, так и произошло, и потому его скрутили и в комнате заперли. Может быть. По крайней мере, из-за трубы Крюка нигде в комнатах разглядеть пока не удалось. А есаул - мужчина заметный, видный, в толпе не очень-то затеряется. Тем более - среди четырех разбойных подданных.
Конечно, следовало бы связаться с местными вэйбинами и передать дело им. По действующим уложениям надлежало действовать именно так.
Но...
"Если в той комнате действительно держат есаула, я просто обязан самолично освободить его, - нервно вертя в пальцах футлярчик с сигарами и ощущая постепенно проникающий сквозь халат холод нетопленной трубы, размышлял Баг. - Ибо пока свяжешься с вэйбинами, пока втолкуешь, что и как... а вдруг там какой-нибудь неповоротливый истукан окажется! вообще взопреешь, объясняя!.. а время-то идет, и кто их знает, что они с пленником сделать удумали.. Нет, надо самому. Крюк уж точно никуда за помощью не побежал бы, а сразу бы кинулся на выручку. Вот прямо отсюда в окно и сиганул бы..."
Да и отдавать дело пропавшего есаула, числящегося в списках служащих Александрии Невской, в руки местного Управления было как-то... невместно. И хотя уложения недвусмысленно предписывали сделать именно это, все существо столичного человекоохранителя протестовало. Нет, никак не мог Баг поступить по уложениям. Тут и в Храм Конфуция не ходи...
Ланчжун еле слышно хмыкнул. Цао Чунь-лянь, безмолвно застывшая рядом от холода губы приобрели синеватый оттенок, - легко вздрогнула и выжидательно уставилась на Бага.
"Да и перед нею... ними... какой же я буду, если так просто возьму и в участок побегу? Ха! Неустрашимый Багатур "Тайфэн" Лобо! Человек-легенда! Бросил сослуживца, помчался к вэйбинам: ловите, мол, хватайте... Пусть лучше меня Алимагомедов потом стыдит и увещевает".
Еще раз высунувшись из-за трубы и убедившись в том, что если кто и захочет вылезти через окно на крышу, то ему немало придется потрудиться: крышу от окна отделяло расстояние чуть не в шаг, Баг шепнул Чунь-лянь, чтобы сторожила здесь, а сам скрытно направился вниз.
Еще через четверть часа
- Хто? - послышалось из-за двери глухо.
- От старшого! Смена! - хриплым, низким голосом отвечал Баг, положив руку на боевой нож за пазухой. Такой нож был уместен как в фехтовании сообразно длинен, при сноровке можно некоторое время и от меча длинного отмахиваться, и в броске - тяжел, да и баланс самый правильный, и - подходил для удара увесистой рукоятью по лбу, что Баг проверял в деятельных мероприятиях уже неоднократно.
Оба студента были оставлены внизу, при входе, с приказом никого не выпускать и не впускать. Хамидуллин невозмутимо подобрался, а Казаринский растерялся на какое-то мгновение, но потом собрался и решительно кивнул: никого! Большой надежды на них Баг не возлагал, да и опасался к тому же, как повернется дело, коли юноши столкнутся лицом к лицу с реальными разбойными людьми, готовыми кулаком и ножом проложить дорогу к свободе, - могут ведь и порезаться; но, по мнению Бага, возможность такого столкновения была ничтожна: ибо кто же это сможет так запросто взять да и пройти к выходу мимо него, Багатура Лобо? Ну вот нихонец Люлю, пожалуй, - если попытался бы, да и то... вряд ли.
За Цао Чунь-лянь Баг волновался больше. Но совершенно не из-за того, что ханеянка не выдержит человеконарушительского натиска, - уж коли кому из охальников и придет в голову высадить окно и спасаться через него бегством, так он скорее вниз свалится, чем до Чунь-лянь доберется: там ведь прыгать надо да руками за край хвататься, иначе никак, а по краю крыша совсем обледенела, не удержишься, коли сразу не сообразишь с ножом прыгать да в крышу нож вгонять. А чтобы сообразить - думать иногда надо. И хотя Баг знал, что противников нельзя недооценивать, отчего-то ему казалось, что в окно никто из них сигать не будет. Вы-соковато падать-то. К тому же Баг попросил Чунь-лянь, как дойдет до дела, помаячить в виду окон с мечом в руках - чтобы видели обитатели хутунов: вэйбины со всех сторон.
Просто Цао Чунь-лянь промерзла до костей. Вот о чем переживал Баг.
- Ну наконец!.. - Забренчала цепь, лязгнул сбрасываемый засов, заскрежетал в замке ключ. "Ишь, закрылись! Прямо крепость какая-то..." Наконец дверь отворилась и на пороге показался прозываемый Гриней: в руке палка, даже не палка - дубинка. Мера, надо полагать, предосторожности.
- Ку-ку, Гриня... - сказал Баг.
И Гриня уже открыл было щербатый рот - то ли чтобы ответствовать пришедшему, то ли чтобы криком предупредить сотоварищей, - Баг не стал вникать в его нехитрые чаяния, а быстренько приложил рукоятью ножа по лбу и подхватил тяжелое тело, дабы не вышло преждевременного грохота; опустил на пол. Так Гриня ничего сказать и не успел - вышел в астрал на полчасика. Оно полезно. Способствует.
- Чё там, Гриня? - воззвал из комнаты голос. Баг подобрался, изгнал, как и следует перед боем, из головы мысли, серой молнией кинулся к двери и легким ударом ноги выбил ее.
Его появление явилось для присутствующих полной неожиданностью: двое за столом застыли где сидели, а Евоха к тому же выронил пиалу - она звонко треснула об пол, расплеснув ароматы эрготоу, - и лишь один Пашенька, недаром ведь за старшего в этой обезьяньей компании, лишь могучий Пашенька спохватился, вскочил, опрокидывая стул, не глядя нашарил прислоненную к стене трость, вырвал из нее длинное, узкое лезвие... Все это как в синематографической фильме пронеслось перед глазами Бага: он уже работал, он танцевал скупой, отточенный годами тренировок танец, где не было места раздумьям и случайным движениям. От прямого удара ногой в голову надолго рухнул, кроша весомым задом стул, преждерожденный, имени которого Баг так и не успел узнать, а нож в это же время накрепко пригвоздил рукав нечистого халата Евохи, пришедшего в себя и уже тянущегося к дубинке и рассыпающего по столешнице подушечки "Орбата", столь любимой мосыковичами ароматной жевательной смолы для освежения рта... Легкий толчок, и стол встал между Багом и занесшим уже руку для удара Пашенькой. Еще один удар, более основательный, - и стол врезался в главаря, прижав его к стенке и заставив потерять равновесие, а правая рука тем временем описала изящное полукружие, средний и указательный пальцы безошибочно нашли нужный нервный узел, и Евоха, охнув, повис кулем на рукаве своего халата, лишь пальцами по дубинке царапнув.
- А-а-а!!! - взревел тут Пашенька, поддавая ножищей стол так, что тот буквально взвился в воздух и, коли бы Баг стоял и чесал в затылке, то непременно был бы сбит с ног, а уж тут Пашенька и набежал бы со своим клинком. Вотще: точным пинком Баг изменил направления полета, стол с превеликим грохотом врезался в стену и, рассыпаясь на части и теряя ножки, грудой обломков простучал по полу.
Они застыли друг против друга: гориллоподобный вожак разбойных людей с выставленным вперед хищным и длинным жалом клинка, и Багатур "Тайфэн" Лобо, казавшийся рядом с Пашенькой маленьким и низким.
- Ты хто? - не теряя бдительности, спросил человеконарушитель, делая легкие движения кончиком клинка: вправо-влево. - Чё те здесь?..
- Сменить пришел,- хищно улыбнулся Баг, нащупав ногой подкатившуюся ножку стола.- Пора вас сменить, подданный. - И когда Пашенька раскрыл широко свои маленькие глазки: в его сознание неотвратимо вошел смысл особо выделенного интонацией слова, Баг, крутанув ступней, подхватил ножку на носок и отправил прямо в открывающийся черный провал Пашиного рта.
Паша, однако же, среагировал: успел отбить ножку, сверкнуло узкое лезвие - и с ревом нанес Багу неподражаемый по силе прямой удар, каковой, случись на его пути стена, пронзил бы и стену, не то что вовсе недеревянного Бага.
В планы Бага быть проткнутым каким-то громилой из Малина-линь вовсе не входило: он легко отклонился, немного присел, пропустил разящую руку над плечом, ухватил за кисть, дернул, выпрямляясь, вливая свое усилие в движение огромной массы Пашенькиного тела, и громадный, неподъемный с виду человеконарушитель описал в воздухе плавную дугу, а затем со всего маху ахнулся об пол - только гул пошел, словно в большой колокол ударили на Часовой башне. Дернулся и - затих. Хорошо, что внизу нет соседей, а то люди обеспокоились бы понапрасну.