Баг подобрал оружие - от греха подальше, хотя за полчаса беспамятства Пашеньки смело мог ручаться, - и бегло оглядел поле боя: человеконарушители лежали недвижимы. О хацза, хацза, кто тебя усеял... На всякий случай Баг связал ворогов их же собственными кушаками, а потом отправился обследовать оставшиеся помещения: вдруг еще где притаился враг?
В одной комнатке - поменьше - обнаружилось что-то вроде примитивной кухни: газовая плита, неновый холодильник марки "Усатый Лу", стол, заваленный распотрошенными свертками со съестным, а также несколько непочатых бутылок с самым дешевым эрготоу. Разбойников в комнатке не просматривалось.
В другой - той, чьи окна были занавешены, - обнаружились диваны у стен; видимо, эта комната выполняла роль спальни. Два дивана были пусты, а на третьем возлежал некий преждерожденный: связанный толстым шелковым шнуром и с платком на голове, так что и лица-то толком видно не было.
Преждерожденный в платке повернул голову на звук открывшейся двери и шагов и удивительно знакомым голосом произнес:
- Сказал же: не буду есть!
Баг замер: быть не может!..
Сорвать платок было делом мгновенным - на Бага, близоруко моргая, глядел бледный, с синяками под глазами... Богдан.
- Драг еч...
Богдан прищурился: в комнате было темно. Глубокое недоумение на его лице мгновенно сменилось радостью узнавания:
- Баг!
- Я, драг еч, я... А ты-то тут что делаешь? - Узлы были затянуты на совесть, не распутать. Баг принялся было пилить шнур оброненным Пашенькой клинком, но много ли напилишь шпагой?.. Огляделся: ничего подходящего. Только очки Богдана на табурете; Баг аккуратно насадил их другу на нос. Верный нож торчал в стене, пришпиливая, ровно булавка бабочку, незадачливого Евоху. Верный нож был при деле. Метательные ножи остались в Александрии, да и ими особенно не порежешь. Выбора не оставалось. "Пилите, драг еч, пилите!" - сказал себе Баг и продолжил лихорадочно пилить.- Ты-то здесь откуда?!
- Да я... - Богдан шмыгнул носом. - Понимаешь... Я сам не знаю. Пошел в пирамиду, а там... стукнули по голове и - все: темно. Очнулся уже на этом диване...
Баг удвоил усилия: веревка разлохматилась, начали лопаться отдельные нити.
- А Крюк где? - глупо спросил он.
- Крюк?.. Отчего - Крюк? - Богдан растерянно смотрел на него. - Почему - Крюк?
- Он сюда еще вчера зашел, - пояснил Баг и отбросил шпагу: веревка наконец поддалась, лопнула, и теперь ее можно было просто размотать.
- А... - на лице Богдана появилось понимание, - так есаул в Мосыкэ. Вот что!.. Знаешь, еч, я тут слышал, как эти,- минфа скривился, - говорили про какой-то ход в подвале... В Мосыкэ полно ходов под городом, так ведь? - Баг машинально кивнул, усадил Богдана и разматывая веревку.
"Значит, Крюк ушел подземным ходом... Интересно куда?" - Сколько Баг знал, земля под Мосыкэ была буквально изрыта древними подземными ходами, благо возвышенная сухопочвенная местность это позволяла; не то что в Александрии, где даже линии подземных куайчэ приходилось прокладывать на значительной глубине, дабы минуть пласты насыщенного влагой грунта низин. "Что там храм на песках,вдруг подумалось Багу, - тут вон целый город княжий на песках..."
- А ты здесь откуда, еч? - спросил наконец Богдан. - Я так понимаю, что-то связанное с есаулом Крюком, да?
- Да тут, драг еч Богдан, такая штука вышла... - начал было Баг, но в соседней комнате раздался звон бьющегося стекла, грохот и тут же - звон стали о сталь. - Погоди-ка. - И Баг, оставив полуразвязанного минфа, подхватил Пашин клинок и бросился к двери.
Выбитое вместе с рамой окно - то самое, через которое еще недавно они с Цао Чунь-лянь подглядывали за томящимися в карауле хутунянами, - впускало в комнату привольный зимний воздух, а в ее середине сошлись... сама ханеянка и есаул Максим Крюк.
Баг замер в удивлении.
Цао Чунь-лянь орудовала своим небольшим клинком с завидной сноровкой, уж это-то Баг умел отличать с единого взгляда; меч в ее ручке порхал светлой полоской, шутя встречал размашистые удары шашки есаула, отводил их и контратаковал; ошеломленному Багу даже показалось, что Чунь-лянь... как бы это сказать, жалеет, что ли, бравого козака; по крайней мере три раза она уже имела возможность отрубить ему что-нибудь существенное, но в последний момент удерживала меч - как на тренировке, зафиксировав результативный удар, но не нанеся его; наконец ханеянка взвилась в воздух, взмахнула ногой - и Крюк отлетел, впечатался спиной в стену, а на смену ему уже несся другой силуэт с мечом, да еще один поднимался из противуположного угла, как раз из-под Евохи, куда, надо думать, был отправлен несколькими мгновениями ранее.
"Амитофо!.. - пронеслось в голове Бага, - целых трое! Откуда взялись? И где Казаринский с Хамидуллиным?! Неужели они их... А у меня... - он с сомнением глянул на оружие Пашеньки, - у меня эта вот железяка... и в придачу женщина, почти девочка, которая и знать не знает, что тут на самом деле происходит, а считает, будто мы тренируемся... удары отводит..."
Настоящий бой крут и скоротечен, в нем места размышлениям - рубить или не рубить, бить или подождать немного. Не бывает в бою так, как в синематографических лентах, где противники полчаса лупят друг друга почем зря, а потом, после сокрушительного удара коленом в ухо, поднимаются на ноги и как ни в чем не бывало прыгают, будто новенькие. Еще Иона Федорович Ли говорил Багу: собрался бить - так бей! - нечего разговаривать или раздумывать.
Баг в очередной раз очистил сознание, покрепче сжал малополезную железку с ненадежной деревянной рукоятью и кинулся вперед. Вовремя: на Чунь-лянь бросились сразу с трех сторон, и хотя опытный боец извлек бы из такой расстановки сил массу преимуществ, ибо нападать с трех сторон одновременно просто глупо, ханеянка очевидно растерялась - поняла, поняла, что тут не шутки шутят, отбила один меч, парировала шашку Крюка, и... наверняка пропустила бы коварный удар третьего, если бы внезапно появившийся рядом, за ее спиной Баг не подставил под меч Пашенькин жалкий клинок, который, отразив нападение, жалобно хрюкнул и сломался в середине.
Баг пнул в живот нападавшего, швырнул бесполезной рукояткой в другого, задвинул ханеянку за спину и, невероятно изогнувшись, перехватил руку Крюка. Дальше все пошло по накатанной многолетним опытом схеме: Максим Крюк, нелепо засеменив, полетел в одну сторону, а его шашка - в другую, впилась в стену и принялась вызывающе дрожать.
Легче от этого не стало: поверженные сокрушительными, казалось бы, ударами противники вставали снова и устремлялись в бой. Баг крутился и бил, иногда в дело вступала Цао Чунь-лянь - меч в ее руке выписывал достойные уважения кривые, выбивая оружие из рук нападавших, но они, подхватив с пола клинки, бросались вновь и вновь...
Баг уже сообразил, что в этой компании опиявлен не только Крюк, но и два других бойца: даже надежные удары по нервным центрам не давали привычного результата, вызывая лишь сухое кряканье да, быть может, мимолетное изумление, под воздействием коего тот или иной нападающий на миг-другой выбывал из строя, но тут же возвращался; общего положения это не меняло - смертельная круговерть продолжалась, а в голове у Бага от боевого транса было настолько пусто, что памятные по читаному-перечитаному предписанию слова приказа на подчинение, как назло, не складывались в полную фразу - вылетало то одно, то другое... что-то там про прозреца... что-то про Игоревичей... а опиявленные, больше похожие на бездушных роботов, казалось, могли продолжать вечно.
"Да что же это! - пробилась к сознанию отчаянная мысль, - не убивать же их, в самом-то деле!.."
За спиной, хрипло дыша, ворочала явственно потяжелевшим мечом умаявшаяся девушка. Хорошая техника, но мало тренировки.
Надо было срочно что-то делать, что-то немедленно предпринимать.
Но что?!
Вот в очередной раз лишенный шашки есаул Крюк - волосы разметались, усы топорщатся, а глаза пустые-пустые - без видимой натуги оторвал от пола тушу все еще пребывающего в бессознательном состоянии великана Пашеньки, намереваясь метнуть ее в Бага, вот вскрикнула ханеянка - меч другого нападающего скользнул по ее руке, разрезая рукав халата, вот...
- Так повелел Великий Прозрец, всем Игоревичам надёжа и помыслов венец! Басай-масай, ладен-баден! - раздался вдруг отчаянный, срывающийся голос Богдана. ("Точно! Точно так!!!") - Всем стоять! Прекратить сопротивление!!!
Мечи попадали из рук опиявленных, с грохотом снова приложился всем телом к полу негодяй Пашенька: трое нападающих застыли в покойных позах, опустив руки вдоль тела и бессмысленно глядя перед собой.
- Ваш сослуживец начал главного разбойника развязывать, вот я и прыгнула... - прошелестела пошатнувшаяся вдруг ханеянка. - Я... согрелась...
Подхватывая ослабевшую, оседающую на пол Цао Чунь-лянь, Баг краем глаза увидел в дверном проеме Богдана: всклокоченный минфа, опутанный веревками, сверкая сквозь очки глазами - левое стекло дало трещину,- ошалело глядел на ханеянку и, вцепившись в косяк, настойчиво продолжал тянуть за собою диван, к которому был привязан. Вотще: в дверь диван не пролезал.
Там же, первая половина дня
Когда с боевыми действиями благодаря своевременному вмешательству минфа было покончено, все же пришлось побеспокоить Мосыковское Управление и вызвать наряд вэйбинов. Богдан, освободившись от веревок - благо хорошо режущих предметов в распоряжении человекоохранителей теперь было более чем достаточно, - с интересом заглянул в лица своих пленителей и отобрал у Бага телефон: Богданову трубку так нигде и не удалось найти. Прибывшие вэйбины застали полностью разоренную квартиру, где в комнате с выбитым Цао Чунь-лянь окном грудой валялись и уже подавали признаки жизни четверо для надежности связанных еще и многострадальным шелковым шнуром человеконарушителей во главе с Пашенькой; на лавке у стеночки сидели, безвольно расслабившись, еще трое есаул Крюк посредине; на уцелевшем стуле полулежала выказавшая поразительные для ее возраста боевые навыки ханеянка, и устроившийся на корточках рядом с нею Баг несколько застенчиво врачевал ее порезанную руку с помощью носового платка: перевязывал; а по диагонали комнату, заложив руки за спину, молча мерил нетвердыми шагами невысокий человек в дорогой дохе, в помятой зимней шапке-гуань, отороченной бобровым мехом, и в разбитых очках, изредка кидая на девушку внимательные, слегка удивленные взгляды.
Следом за прибывшими из Управления вэйбинами в комнату ввалились Казаринский с Хамидуллиным: взволнованные, ничего не понимающие студенты пытались не пустить стражей порядка в дом, но отступили перед сверкающими пайцзами. На лице Васи Казаринского, живом и непосредственном, было написано отчаяние: ну как же - не выполнил приказ наставника! а увидев поле битвы, Василий тяжело вздохнул и посмотрел на невозмутимого Хамидуллина даже с какой-то обидой: ну вот, пропустили такое приключение! настоящее дело!.. Однако, заметив раненую Чунь-лянь, оба студента и думать забыли о произошедшем без их участия и устремились к ней: "Что случилось? Как ты, прер Цао?" - всякие приличествующие при наставнике церемонии были напрочь отброшены и на время забыты, оба так живо, так искренне переживали о судьбе сокурсницы, что Баг только мысленно крякнул и, поднимаясь, благо рана была незначительная и его широкий платок уже сделал свое дело, внушительно произнес: "С еч Цао все в порядке.- Пораженные студенты притихли. - Она... она молодец. Если бы не она, на меня напали бы сзади". Посмотрел в глаза Чунь-лянь, и она ответила ему долгим взглядом, и сердце ланчжуна, казалось, вовсе замерло, ни единым ударом не смея потревожить гулкую тишину умиротворившейся после бурных событий комнаты; если бы стояла ночь, то взгляды Бага и ханеянки, слившись воедино на краткую вечность, сверкнули бы в темноте подобно лучу морской путеводной лампы, указывающей дорогу от одной тихой гавани к другой.
Легко кашлянул за спиной Богдан, и Баг, вздрогнув, отвернулся, возвращаясь к действительности, но успел заметить, как, теряя его взгляд, бледная от бессонной морозной ночи и недавнего боя девушка еле заметно подмигнула ему правым глазом и едва-едва - нежно, или это показалось? нет, нет, не показалось, я уверен, уверен! - улыбнулась уголком рта.
Чувствуя, как никакими словами не изъяснимое тепло пьянящей волной вольготно растекается внутри, Баг шагнул к Богдану; тот, оторвавшись на мгновение от разговора с вэйбинами, посмотрел прямо на него, и в глазах его запрыгали веселые чертики; Баг вдруг понял, что от внимательного, пронзительно чувствующего минфа не укрылось ни то, как ханеянка и ланчжун смотрели друг на друга, ни глупая улыбка, мимолетно тронувшая губы Бага. Наверное, Богдану и смотреть-то не надо было, - достаточно только уловить незримые нити, связывающие наставника и ученицу...
"А интересно, - вдруг подумал Баг, - ему она тоже кажется похожей на принцессу? Или это лишь у меня заворот мозгов? Надо будет спросить потом..."
Богдан, словно и на сей раз услышав его мысли, задорно сверкнул трещиной в стекле очков и вернулся к разговору, а Баг неловко хмыкнул и, воровато оглянувшись, - может, еще кто заметил, как они с Чунь-лянь глядели друг на друга? - подошел к стене. Стараясь побороть вдруг охватившее его чувство смущения, принялся вытаскивать глубоко засевший боевой нож, коим был пришпилен намертво уже пустой халат Евохи. Но перед глазами упорно стояло лицо Цао Чунь-лянь - а сама она, буквально в трех шагах, повеселевшим голосом отвечала на торопливые вопросы Казаринского, - тут Баг почувствовал, что... неудержимо, прямо как мальчишка, краснеет.
"Милостивая Гуаньинь... - тяжело бухала кровь в голове, - да что же это со мной?!"
Нож давно уже готов был занять свое место в ножнах, но Баг упорно продолжал впустую раскачивать его в дереве стены; это было глупо, Даже смешно, но о том, чтобы обернуться ко всем с краской на лице, ланчжун боялся даже думать.
Тут, на счастье, в комнате появился старший вэйбин Юсуп Ерындоев - Баг немного знал этого коренного мосыковича по одному совместному со здешним Управлением человекоохранительному действию - плотный, скорее даже толстый преждерожденный с круглым бледным лицом и вечной папиросой марки "Еч" в углу рта; впрочем, папироса, ввиду наличия высокого начальства, быстренько исчезла; Богдан переключился на вновь прибывшего, и Юсуп стал внимательно слушать его, иногда кивая и по мере необходимости отдавая подчиненным короткие, емкие приказы.
Баг, воспользовавшись моментом, обернулся к окну, подставил пылающее лицо под дыхание морозного воздуха; это быстро помогло, и когда он повернулся, понять, порозовел ли он от ледяного ветерка или от каких других причин, было уже невозможно. Честный человекоохранитель вытащил сигару.
Баг подошел к Ерындоеву; тот почтительно приветствовал ланчжуна, а на лице Богдана улавливалось легкое недоумение, причину коего Баг легко опознал: Юсуп по старой привычке, разговаривая с минфа, смотрел ему то в лоб, прямехенько между глаз, то на кончик правого или левого уха; в результате у минфа создалось впечатление, что Ерындоев смотрит прямо в глаза, но он, Богдан, - поймать взгляд старшего вэйбина отчего-то не в состоянии. Обычно эта метода хорошо действовала на тех подданных, которым предстояло по собственной воле признать себя заблужденцами: раздражала, выводила из себя, что способствовало скорейшему достижению человекоохранительских целей. Баг сам первое время не мог взять в толк, в чем тут загвоздка, и однажды прямо спросил Юсупа, как он это делает; а Богдану, привыкшему смотреть собеседнику в глаза, такое тем более показалось удивительным: ну ведь смотрит в упор, а взгляд - не поймать!
С появлением старшего вэйбина, имевшего по рангу доступ к секретному предписанию, дело пошло быстрее и без излишних, даже невозможных разъяснений; государственная же тайна, тридцать три Яньло... Сомлевшие жертвы Козюлькина были препровождены в покойную лекарскую повозку и направлены в Мосыковское Управление внешней охраны; Пашенька со товарищи также воспользовались повозкой, но другой, с забранными решеткой окнами, и с ветерком поехали туда же, но совершенно в иной отдел; три вэйбина, вооружившись большим фонарем, отправились осматривать подземный ход, который и впрямь обнаружился в подвале дома,- именно оттуда, в обход выставленных на страже студентов, и явились Крюк со товарищи; наконец, были вызваны еще две легковые повозки, на которых студенты, Баг и Богдан отбыли в "Ойкумену". Отъезд в гостиницу ускорила ханеянка. Тихим голосом она сказала: "Драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо, надо бы поспешить, ведь драгоценная преждерожденная Гуан, наверное, волнуется". "Да, - выдавил в ответ Баг, стараясь не глядеть на нее,- вы правы. Но называйте меня просто еч Лобо". Казаринский с Хамидуллиным обменялись потрясенными взглядами.
Стася действительно волновалась.
С внутренним сожалением поручив Цао Чунь-лянь заботам ее сокурсников и приказав "лежать, лежать и еще раз лежать, пока лекарь не появится, вы оба отвечаете!", Баг повел Богдана к себе в номер и застал там Стасю нервно расхаживающей перед включенным телевизором. Несказанно удивившись и обрадовавшись появлению Богдана, Стася пригляделась к нему и воскликнула: "Да на вас лица нет, Богдан! У вас щека поцарапана и кровь на шее! Что случилось?" "Потом, все потом,- улыбнулся ей минфа самой обезоруживающей из своих улыбок,драгоценная Стася, а можно я приму душ?" "Да конечно, да о чем вы, Богдан!.. Может, вы голодны?" "Он голоден, - вступил молчавший до того Баг, рыская глазами по комнате: на Стасю он старался не смотреть. - Он целый день ничего не ел". Стася поспешила к телефону, дабы позвонить в буфет трапезной, и уже подняла трубку (а Богдан уже взялся за ручку двери в умывальную), как вдруг уронила трубку на место: "А вы знаете, какой тут кошмар случился? Не знаете ничего? Не слышали? Только что по телевизору передавали: из гробницы, здесь, в Мосыкэ, ночью украли из саркофага мумию вместе с внутренним гробом! Какое святотатство!" Богдан отпустил ручку, тяжело вздохнул, покачал головой и уселся в ближайшее кресло. Баг непонимающе уставился на друга.
- Как все одно к одному ложится... - задумчиво пробормотал минфа.
Гостиница "Ойкумена",
7-й день двенадцатого месяца, четверица,
середина дня
- Так... так... Ну и?.. Задержали?.. Так... Какие бананы? Озимые? Из Мурманова уезда? Подождите, подождите, преждерожденный Ерындоев, не так быстро, помедленнее... Да, я все понимаю, не нервничайте. Говорите толком... Хорошо. Мы сейчас к вам приедем. - Баг положил трубку гостиничного телефона и хмыкнул,Нашли гроб. Пустой.
- Пустой? - переспросил Богдан.
...Минфа к тому времени принял душ, съел громадную тарелку оладий с медом, выпил три огромные чашки чаю с чудовищным количеством сахара и с лимоном, а когда из лавки принесли очки с новенькими стеклами, вовсе пришел в себя и стал необычайно деятелен. Даже отказался от вызова лекаря, чтоб тот осмотрел громадную шишку, воцарившуюся на его ученом затылке после прогулки в пирамиду Мины: "Это потом, это успеется..."
Да, было не до лекарей: Богдану и Багу столько следовало немедленно рассказать друг другу! Стася, заказав еду, тактично покинула номер Бага - а может, дело тут заключалось и не только в чувстве такта, Багу некогда было размышлять на эту тему; и пока Богдан отъедался после относительно недолгой, но вполне чувствительной голодовки, оставшиеся наедине ечи без помех обменивались разнообразными сведениями и наблюдениями. Судьба свела их сызнова, и случайностью то быть никак не могло. Промысел Божий. Карма.
Баг меланхолически курил и говорил. Богдан торопливо ел и тем не менее умудрялся говорить не меньше.
Баг поведал о посещении родителей Крюка и о том, что они рассказали, потом - о своей сомнительной выдумке со студентами, приведшей, однако ж, к столь блистательному результату. Вспомнил и поэта, подсевшего к ним со Стасею... ни одну мелочь не следовало сбрасывать со счетов. "И ведь всюду, еч, сплошные гируды! Представь, мы были в одной местной трапезной и там на поэта натолкнулись, так он тут же прочел стихи про пиявок, которые вцепились в хвосты друг друга!" Богдан в ответ недоуменно поднял бровь и, в свою очередь, поделился обстоятельствами дела о плагиате, которое привело его в Мосыкэ; рассказал о сектах хемунису и баку; некоторое время Баг хихикал над удивительной ладьей обмена, по мысли баку единственно своим круговым движением и сообщавшей мирозданию ход; а когда Богдан живописал посещение Цэдэлэ-гуна, встречу с видными мастерами художественного слова Хаджипавловым и Кацумахой - о Глюксмане Кова-Леви минфа стесненно умолчал - и то, что выяснилось из разговора с обоими, Баг стал необычайно серьезен. И когда Богдан дошел до того, как отреагировали писатели на показанные им фотографические портреты исчезнувших Игоревичей, перебив друга, спросил:
- Крюк?
Богдан кивнул.
- Да, в своем тайном благодетеле-советчике Кацумаха опознал есаула Максима Крюка. - Помолчал, вздохнул. - А теперь догадайся, кто другой.
- Один из тех, кого ты сегодня приказом на подчинение остановил, уверенно сказал Баг. - Так ведь?
- Именно так,- подтвердил Богдан, переходя к очередной оладье. Откусил изрядный кус. - Милбрат из "Тысячи лет здоровья" Кулябов,- весьма невнятно уточнил он, жуя. Но Баг давно понимал друга с полуслова.- И вот что занятно, еч... И Крюк, и этот милбрат встретились с нашими писателями тайно, под покровом ночи, и - практически одновременно. Через два дня после встречи местного градоначальника Ковбасы с ведущими литераторами города.
- Ага... Слушай, еч... Это что же получается...
Некоторое время они молчали, обдумывая услышанное; Богдан шумно дохлебывал последнюю чашку чаю. В пальцах Бага, забытая, дотлевала очередная Дэдлибова сигара. Мысли не радовали. Путаница... Честно говоря, ни шайтана было не понять.
- "Кошка с собакой дерутся, но победит обезьяна", - немного нараспев продекламировал Баг. Заново раскурил сигару и, заметив недоуменный взгляд минфа, пояснил:
- Это гатха такая. Понимаешь, как мы с тобой одно дело ведем, великий наставник Бао-ши-цзы так ли, сяк ли мне гатху свою присылает, и в ней всегда намек на разгадку. Только, пока сам не поймешь, что к чему, из гатхи этой, хоть тресни, ничего не вылущишь... а потом, задним числом: ах, так это же как раз об этом!
- Интересно... Ну-ка, еще разок...
Баг повторил. Затянулся, глядя на нахмурившийся лоб Богдана, и добавил:
- Там дальше так: "Однако победа ей впрок не пойдет".
- Глубоко копает, - уважительно проговорил минфа.
- Ну! Хемунису и баку кто-то специально сталкивает лбами, вот что выходит, еч. Некая обезьяна. Ищите, мол, обезьяну.
- Да это-то я и без гатхи понял... Вопрос - кому какая выгода с их мерзких дрязг? Стыдобища ведь! - помолчал. Непроизвольно погладил шишку на затылке. - Победит обезьяна... Победит... Выходит, бой идет какой-то, а, еч? Может, даже война невидимая?
В голове у Бага в ответ на эти слова что-то вязко шевельнулось.
- Знаешь, Богдан... Глупо, конечно... но... там рядом с домом тем, где тебя... того... кстати, надо же разобраться с владельцем - что это он строение до такого состояния довел, да еще и квартиры сдавать тщится - ведь явно же одни хацзалюбцы селиться там станут!..- Он затянулся. Мысли скакали. - Так вот, там рядом с тем домом - особняк североамериканского торгового представителя. Я когда мимо проходил - подумал...
Богдана посмотрел на него очень внимательно и проговорил задумчиво:
- И Кова-Леви в Цэдэлэ сидел с каким-то великобританцем, что ли... писателей накручивали...
- Кова-Леви? Асланiвський?
- Угу.
- Что ж ты сразу не сказал...
- Да, понимаешь, неприятно мне от него. Представь: он меня даже не узнал...
- Вот скорпион,- в сердцах крякнул Баг. - Повадился...
- Любой бы повадился. У себя он один из множества таких же, а тут с ним носятся как с писаной торбой...
Помолчали.
- Так, может, это они - обезьяна? - тихо спросил Богдан. - Кому наши свары выгодны?
Чем больше мы тут лаемся, тем они там у себя пуще: друа де л'омм, друа де л'омм...
- Чего? - не понял Баг. Богдан досадливо сморщился.- Ну, так все сходится! Аспиды как-то на опиявленных вышли...
- Как? - тут же перебил Богдан. - Откуда иноземцам?..
- А разведка их что, дремлет, что ли? - азартно вскинулся Баг.
- Большое дело - три беглеца полоумных, чтоб разведку на них нацеливать...
- Полоумные - да покорные. Через них что хочешь можно учинить, и все шито-крыто.
- Не верю, что за рубеж утечка могла быть... - начал было Богдан и осекся, вспомнив про кусок предписания, невесть как залетевший к Шипигусевой.
- Предположим все ж таки, - увлеченно развивал мысль Баг. - Стало быть, они, иноземцы, случаем удобным воспользовались - через опиявленных поссорили писателей, из-за писателей уж и секты перегрызлись... а потом...
- Ну и что потом? Мина-то им зачем понадобился? Ведь тут явно те же лица действуют - кто опиявленными завладел. Опиявленные эти два разных дела в одно увязывают, вот ведь безобразие какое! Кто писателей стравил - тот и фараона покрал...
Баг ожесточенно всосался в сигару.
- Может, это французы по сию пору жалеют, что нам его подарили... хотят себе вернуть, - без особой уверенности в голосе проговорил честный человекоохранитель. - Создают, так сказать, обстановку. Вот потому и Кова-Леви опять тут, аспид неблагодарный...
Богдан молчал. Хмыкнув, Баг попытался посмотреть на это нелепое дело под другим углом.
В одной комнатке - поменьше - обнаружилось что-то вроде примитивной кухни: газовая плита, неновый холодильник марки "Усатый Лу", стол, заваленный распотрошенными свертками со съестным, а также несколько непочатых бутылок с самым дешевым эрготоу. Разбойников в комнатке не просматривалось.
В другой - той, чьи окна были занавешены, - обнаружились диваны у стен; видимо, эта комната выполняла роль спальни. Два дивана были пусты, а на третьем возлежал некий преждерожденный: связанный толстым шелковым шнуром и с платком на голове, так что и лица-то толком видно не было.
Преждерожденный в платке повернул голову на звук открывшейся двери и шагов и удивительно знакомым голосом произнес:
- Сказал же: не буду есть!
Баг замер: быть не может!..
Сорвать платок было делом мгновенным - на Бага, близоруко моргая, глядел бледный, с синяками под глазами... Богдан.
- Драг еч...
Богдан прищурился: в комнате было темно. Глубокое недоумение на его лице мгновенно сменилось радостью узнавания:
- Баг!
- Я, драг еч, я... А ты-то тут что делаешь? - Узлы были затянуты на совесть, не распутать. Баг принялся было пилить шнур оброненным Пашенькой клинком, но много ли напилишь шпагой?.. Огляделся: ничего подходящего. Только очки Богдана на табурете; Баг аккуратно насадил их другу на нос. Верный нож торчал в стене, пришпиливая, ровно булавка бабочку, незадачливого Евоху. Верный нож был при деле. Метательные ножи остались в Александрии, да и ими особенно не порежешь. Выбора не оставалось. "Пилите, драг еч, пилите!" - сказал себе Баг и продолжил лихорадочно пилить.- Ты-то здесь откуда?!
- Да я... - Богдан шмыгнул носом. - Понимаешь... Я сам не знаю. Пошел в пирамиду, а там... стукнули по голове и - все: темно. Очнулся уже на этом диване...
Баг удвоил усилия: веревка разлохматилась, начали лопаться отдельные нити.
- А Крюк где? - глупо спросил он.
- Крюк?.. Отчего - Крюк? - Богдан растерянно смотрел на него. - Почему - Крюк?
- Он сюда еще вчера зашел, - пояснил Баг и отбросил шпагу: веревка наконец поддалась, лопнула, и теперь ее можно было просто размотать.
- А... - на лице Богдана появилось понимание, - так есаул в Мосыкэ. Вот что!.. Знаешь, еч, я тут слышал, как эти,- минфа скривился, - говорили про какой-то ход в подвале... В Мосыкэ полно ходов под городом, так ведь? - Баг машинально кивнул, усадил Богдана и разматывая веревку.
"Значит, Крюк ушел подземным ходом... Интересно куда?" - Сколько Баг знал, земля под Мосыкэ была буквально изрыта древними подземными ходами, благо возвышенная сухопочвенная местность это позволяла; не то что в Александрии, где даже линии подземных куайчэ приходилось прокладывать на значительной глубине, дабы минуть пласты насыщенного влагой грунта низин. "Что там храм на песках,вдруг подумалось Багу, - тут вон целый город княжий на песках..."
- А ты здесь откуда, еч? - спросил наконец Богдан. - Я так понимаю, что-то связанное с есаулом Крюком, да?
- Да тут, драг еч Богдан, такая штука вышла... - начал было Баг, но в соседней комнате раздался звон бьющегося стекла, грохот и тут же - звон стали о сталь. - Погоди-ка. - И Баг, оставив полуразвязанного минфа, подхватил Пашин клинок и бросился к двери.
Выбитое вместе с рамой окно - то самое, через которое еще недавно они с Цао Чунь-лянь подглядывали за томящимися в карауле хутунянами, - впускало в комнату привольный зимний воздух, а в ее середине сошлись... сама ханеянка и есаул Максим Крюк.
Баг замер в удивлении.
Цао Чунь-лянь орудовала своим небольшим клинком с завидной сноровкой, уж это-то Баг умел отличать с единого взгляда; меч в ее ручке порхал светлой полоской, шутя встречал размашистые удары шашки есаула, отводил их и контратаковал; ошеломленному Багу даже показалось, что Чунь-лянь... как бы это сказать, жалеет, что ли, бравого козака; по крайней мере три раза она уже имела возможность отрубить ему что-нибудь существенное, но в последний момент удерживала меч - как на тренировке, зафиксировав результативный удар, но не нанеся его; наконец ханеянка взвилась в воздух, взмахнула ногой - и Крюк отлетел, впечатался спиной в стену, а на смену ему уже несся другой силуэт с мечом, да еще один поднимался из противуположного угла, как раз из-под Евохи, куда, надо думать, был отправлен несколькими мгновениями ранее.
"Амитофо!.. - пронеслось в голове Бага, - целых трое! Откуда взялись? И где Казаринский с Хамидуллиным?! Неужели они их... А у меня... - он с сомнением глянул на оружие Пашеньки, - у меня эта вот железяка... и в придачу женщина, почти девочка, которая и знать не знает, что тут на самом деле происходит, а считает, будто мы тренируемся... удары отводит..."
Настоящий бой крут и скоротечен, в нем места размышлениям - рубить или не рубить, бить или подождать немного. Не бывает в бою так, как в синематографических лентах, где противники полчаса лупят друг друга почем зря, а потом, после сокрушительного удара коленом в ухо, поднимаются на ноги и как ни в чем не бывало прыгают, будто новенькие. Еще Иона Федорович Ли говорил Багу: собрался бить - так бей! - нечего разговаривать или раздумывать.
Баг в очередной раз очистил сознание, покрепче сжал малополезную железку с ненадежной деревянной рукоятью и кинулся вперед. Вовремя: на Чунь-лянь бросились сразу с трех сторон, и хотя опытный боец извлек бы из такой расстановки сил массу преимуществ, ибо нападать с трех сторон одновременно просто глупо, ханеянка очевидно растерялась - поняла, поняла, что тут не шутки шутят, отбила один меч, парировала шашку Крюка, и... наверняка пропустила бы коварный удар третьего, если бы внезапно появившийся рядом, за ее спиной Баг не подставил под меч Пашенькин жалкий клинок, который, отразив нападение, жалобно хрюкнул и сломался в середине.
Баг пнул в живот нападавшего, швырнул бесполезной рукояткой в другого, задвинул ханеянку за спину и, невероятно изогнувшись, перехватил руку Крюка. Дальше все пошло по накатанной многолетним опытом схеме: Максим Крюк, нелепо засеменив, полетел в одну сторону, а его шашка - в другую, впилась в стену и принялась вызывающе дрожать.
Легче от этого не стало: поверженные сокрушительными, казалось бы, ударами противники вставали снова и устремлялись в бой. Баг крутился и бил, иногда в дело вступала Цао Чунь-лянь - меч в ее руке выписывал достойные уважения кривые, выбивая оружие из рук нападавших, но они, подхватив с пола клинки, бросались вновь и вновь...
Баг уже сообразил, что в этой компании опиявлен не только Крюк, но и два других бойца: даже надежные удары по нервным центрам не давали привычного результата, вызывая лишь сухое кряканье да, быть может, мимолетное изумление, под воздействием коего тот или иной нападающий на миг-другой выбывал из строя, но тут же возвращался; общего положения это не меняло - смертельная круговерть продолжалась, а в голове у Бага от боевого транса было настолько пусто, что памятные по читаному-перечитаному предписанию слова приказа на подчинение, как назло, не складывались в полную фразу - вылетало то одно, то другое... что-то там про прозреца... что-то про Игоревичей... а опиявленные, больше похожие на бездушных роботов, казалось, могли продолжать вечно.
"Да что же это! - пробилась к сознанию отчаянная мысль, - не убивать же их, в самом-то деле!.."
За спиной, хрипло дыша, ворочала явственно потяжелевшим мечом умаявшаяся девушка. Хорошая техника, но мало тренировки.
Надо было срочно что-то делать, что-то немедленно предпринимать.
Но что?!
Вот в очередной раз лишенный шашки есаул Крюк - волосы разметались, усы топорщатся, а глаза пустые-пустые - без видимой натуги оторвал от пола тушу все еще пребывающего в бессознательном состоянии великана Пашеньки, намереваясь метнуть ее в Бага, вот вскрикнула ханеянка - меч другого нападающего скользнул по ее руке, разрезая рукав халата, вот...
- Так повелел Великий Прозрец, всем Игоревичам надёжа и помыслов венец! Басай-масай, ладен-баден! - раздался вдруг отчаянный, срывающийся голос Богдана. ("Точно! Точно так!!!") - Всем стоять! Прекратить сопротивление!!!
Мечи попадали из рук опиявленных, с грохотом снова приложился всем телом к полу негодяй Пашенька: трое нападающих застыли в покойных позах, опустив руки вдоль тела и бессмысленно глядя перед собой.
- Ваш сослуживец начал главного разбойника развязывать, вот я и прыгнула... - прошелестела пошатнувшаяся вдруг ханеянка. - Я... согрелась...
Подхватывая ослабевшую, оседающую на пол Цао Чунь-лянь, Баг краем глаза увидел в дверном проеме Богдана: всклокоченный минфа, опутанный веревками, сверкая сквозь очки глазами - левое стекло дало трещину,- ошалело глядел на ханеянку и, вцепившись в косяк, настойчиво продолжал тянуть за собою диван, к которому был привязан. Вотще: в дверь диван не пролезал.
Там же, первая половина дня
Когда с боевыми действиями благодаря своевременному вмешательству минфа было покончено, все же пришлось побеспокоить Мосыковское Управление и вызвать наряд вэйбинов. Богдан, освободившись от веревок - благо хорошо режущих предметов в распоряжении человекоохранителей теперь было более чем достаточно, - с интересом заглянул в лица своих пленителей и отобрал у Бага телефон: Богданову трубку так нигде и не удалось найти. Прибывшие вэйбины застали полностью разоренную квартиру, где в комнате с выбитым Цао Чунь-лянь окном грудой валялись и уже подавали признаки жизни четверо для надежности связанных еще и многострадальным шелковым шнуром человеконарушителей во главе с Пашенькой; на лавке у стеночки сидели, безвольно расслабившись, еще трое есаул Крюк посредине; на уцелевшем стуле полулежала выказавшая поразительные для ее возраста боевые навыки ханеянка, и устроившийся на корточках рядом с нею Баг несколько застенчиво врачевал ее порезанную руку с помощью носового платка: перевязывал; а по диагонали комнату, заложив руки за спину, молча мерил нетвердыми шагами невысокий человек в дорогой дохе, в помятой зимней шапке-гуань, отороченной бобровым мехом, и в разбитых очках, изредка кидая на девушку внимательные, слегка удивленные взгляды.
Следом за прибывшими из Управления вэйбинами в комнату ввалились Казаринский с Хамидуллиным: взволнованные, ничего не понимающие студенты пытались не пустить стражей порядка в дом, но отступили перед сверкающими пайцзами. На лице Васи Казаринского, живом и непосредственном, было написано отчаяние: ну как же - не выполнил приказ наставника! а увидев поле битвы, Василий тяжело вздохнул и посмотрел на невозмутимого Хамидуллина даже с какой-то обидой: ну вот, пропустили такое приключение! настоящее дело!.. Однако, заметив раненую Чунь-лянь, оба студента и думать забыли о произошедшем без их участия и устремились к ней: "Что случилось? Как ты, прер Цао?" - всякие приличествующие при наставнике церемонии были напрочь отброшены и на время забыты, оба так живо, так искренне переживали о судьбе сокурсницы, что Баг только мысленно крякнул и, поднимаясь, благо рана была незначительная и его широкий платок уже сделал свое дело, внушительно произнес: "С еч Цао все в порядке.- Пораженные студенты притихли. - Она... она молодец. Если бы не она, на меня напали бы сзади". Посмотрел в глаза Чунь-лянь, и она ответила ему долгим взглядом, и сердце ланчжуна, казалось, вовсе замерло, ни единым ударом не смея потревожить гулкую тишину умиротворившейся после бурных событий комнаты; если бы стояла ночь, то взгляды Бага и ханеянки, слившись воедино на краткую вечность, сверкнули бы в темноте подобно лучу морской путеводной лампы, указывающей дорогу от одной тихой гавани к другой.
Легко кашлянул за спиной Богдан, и Баг, вздрогнув, отвернулся, возвращаясь к действительности, но успел заметить, как, теряя его взгляд, бледная от бессонной морозной ночи и недавнего боя девушка еле заметно подмигнула ему правым глазом и едва-едва - нежно, или это показалось? нет, нет, не показалось, я уверен, уверен! - улыбнулась уголком рта.
Чувствуя, как никакими словами не изъяснимое тепло пьянящей волной вольготно растекается внутри, Баг шагнул к Богдану; тот, оторвавшись на мгновение от разговора с вэйбинами, посмотрел прямо на него, и в глазах его запрыгали веселые чертики; Баг вдруг понял, что от внимательного, пронзительно чувствующего минфа не укрылось ни то, как ханеянка и ланчжун смотрели друг на друга, ни глупая улыбка, мимолетно тронувшая губы Бага. Наверное, Богдану и смотреть-то не надо было, - достаточно только уловить незримые нити, связывающие наставника и ученицу...
"А интересно, - вдруг подумал Баг, - ему она тоже кажется похожей на принцессу? Или это лишь у меня заворот мозгов? Надо будет спросить потом..."
Богдан, словно и на сей раз услышав его мысли, задорно сверкнул трещиной в стекле очков и вернулся к разговору, а Баг неловко хмыкнул и, воровато оглянувшись, - может, еще кто заметил, как они с Чунь-лянь глядели друг на друга? - подошел к стене. Стараясь побороть вдруг охватившее его чувство смущения, принялся вытаскивать глубоко засевший боевой нож, коим был пришпилен намертво уже пустой халат Евохи. Но перед глазами упорно стояло лицо Цао Чунь-лянь - а сама она, буквально в трех шагах, повеселевшим голосом отвечала на торопливые вопросы Казаринского, - тут Баг почувствовал, что... неудержимо, прямо как мальчишка, краснеет.
"Милостивая Гуаньинь... - тяжело бухала кровь в голове, - да что же это со мной?!"
Нож давно уже готов был занять свое место в ножнах, но Баг упорно продолжал впустую раскачивать его в дереве стены; это было глупо, Даже смешно, но о том, чтобы обернуться ко всем с краской на лице, ланчжун боялся даже думать.
Тут, на счастье, в комнате появился старший вэйбин Юсуп Ерындоев - Баг немного знал этого коренного мосыковича по одному совместному со здешним Управлением человекоохранительному действию - плотный, скорее даже толстый преждерожденный с круглым бледным лицом и вечной папиросой марки "Еч" в углу рта; впрочем, папироса, ввиду наличия высокого начальства, быстренько исчезла; Богдан переключился на вновь прибывшего, и Юсуп стал внимательно слушать его, иногда кивая и по мере необходимости отдавая подчиненным короткие, емкие приказы.
Баг, воспользовавшись моментом, обернулся к окну, подставил пылающее лицо под дыхание морозного воздуха; это быстро помогло, и когда он повернулся, понять, порозовел ли он от ледяного ветерка или от каких других причин, было уже невозможно. Честный человекоохранитель вытащил сигару.
Баг подошел к Ерындоеву; тот почтительно приветствовал ланчжуна, а на лице Богдана улавливалось легкое недоумение, причину коего Баг легко опознал: Юсуп по старой привычке, разговаривая с минфа, смотрел ему то в лоб, прямехенько между глаз, то на кончик правого или левого уха; в результате у минфа создалось впечатление, что Ерындоев смотрит прямо в глаза, но он, Богдан, - поймать взгляд старшего вэйбина отчего-то не в состоянии. Обычно эта метода хорошо действовала на тех подданных, которым предстояло по собственной воле признать себя заблужденцами: раздражала, выводила из себя, что способствовало скорейшему достижению человекоохранительских целей. Баг сам первое время не мог взять в толк, в чем тут загвоздка, и однажды прямо спросил Юсупа, как он это делает; а Богдану, привыкшему смотреть собеседнику в глаза, такое тем более показалось удивительным: ну ведь смотрит в упор, а взгляд - не поймать!
С появлением старшего вэйбина, имевшего по рангу доступ к секретному предписанию, дело пошло быстрее и без излишних, даже невозможных разъяснений; государственная же тайна, тридцать три Яньло... Сомлевшие жертвы Козюлькина были препровождены в покойную лекарскую повозку и направлены в Мосыковское Управление внешней охраны; Пашенька со товарищи также воспользовались повозкой, но другой, с забранными решеткой окнами, и с ветерком поехали туда же, но совершенно в иной отдел; три вэйбина, вооружившись большим фонарем, отправились осматривать подземный ход, который и впрямь обнаружился в подвале дома,- именно оттуда, в обход выставленных на страже студентов, и явились Крюк со товарищи; наконец, были вызваны еще две легковые повозки, на которых студенты, Баг и Богдан отбыли в "Ойкумену". Отъезд в гостиницу ускорила ханеянка. Тихим голосом она сказала: "Драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо, надо бы поспешить, ведь драгоценная преждерожденная Гуан, наверное, волнуется". "Да, - выдавил в ответ Баг, стараясь не глядеть на нее,- вы правы. Но называйте меня просто еч Лобо". Казаринский с Хамидуллиным обменялись потрясенными взглядами.
Стася действительно волновалась.
С внутренним сожалением поручив Цао Чунь-лянь заботам ее сокурсников и приказав "лежать, лежать и еще раз лежать, пока лекарь не появится, вы оба отвечаете!", Баг повел Богдана к себе в номер и застал там Стасю нервно расхаживающей перед включенным телевизором. Несказанно удивившись и обрадовавшись появлению Богдана, Стася пригляделась к нему и воскликнула: "Да на вас лица нет, Богдан! У вас щека поцарапана и кровь на шее! Что случилось?" "Потом, все потом,- улыбнулся ей минфа самой обезоруживающей из своих улыбок,драгоценная Стася, а можно я приму душ?" "Да конечно, да о чем вы, Богдан!.. Может, вы голодны?" "Он голоден, - вступил молчавший до того Баг, рыская глазами по комнате: на Стасю он старался не смотреть. - Он целый день ничего не ел". Стася поспешила к телефону, дабы позвонить в буфет трапезной, и уже подняла трубку (а Богдан уже взялся за ручку двери в умывальную), как вдруг уронила трубку на место: "А вы знаете, какой тут кошмар случился? Не знаете ничего? Не слышали? Только что по телевизору передавали: из гробницы, здесь, в Мосыкэ, ночью украли из саркофага мумию вместе с внутренним гробом! Какое святотатство!" Богдан отпустил ручку, тяжело вздохнул, покачал головой и уселся в ближайшее кресло. Баг непонимающе уставился на друга.
- Как все одно к одному ложится... - задумчиво пробормотал минфа.
Гостиница "Ойкумена",
7-й день двенадцатого месяца, четверица,
середина дня
- Так... так... Ну и?.. Задержали?.. Так... Какие бананы? Озимые? Из Мурманова уезда? Подождите, подождите, преждерожденный Ерындоев, не так быстро, помедленнее... Да, я все понимаю, не нервничайте. Говорите толком... Хорошо. Мы сейчас к вам приедем. - Баг положил трубку гостиничного телефона и хмыкнул,Нашли гроб. Пустой.
- Пустой? - переспросил Богдан.
...Минфа к тому времени принял душ, съел громадную тарелку оладий с медом, выпил три огромные чашки чаю с чудовищным количеством сахара и с лимоном, а когда из лавки принесли очки с новенькими стеклами, вовсе пришел в себя и стал необычайно деятелен. Даже отказался от вызова лекаря, чтоб тот осмотрел громадную шишку, воцарившуюся на его ученом затылке после прогулки в пирамиду Мины: "Это потом, это успеется..."
Да, было не до лекарей: Богдану и Багу столько следовало немедленно рассказать друг другу! Стася, заказав еду, тактично покинула номер Бага - а может, дело тут заключалось и не только в чувстве такта, Багу некогда было размышлять на эту тему; и пока Богдан отъедался после относительно недолгой, но вполне чувствительной голодовки, оставшиеся наедине ечи без помех обменивались разнообразными сведениями и наблюдениями. Судьба свела их сызнова, и случайностью то быть никак не могло. Промысел Божий. Карма.
Баг меланхолически курил и говорил. Богдан торопливо ел и тем не менее умудрялся говорить не меньше.
Баг поведал о посещении родителей Крюка и о том, что они рассказали, потом - о своей сомнительной выдумке со студентами, приведшей, однако ж, к столь блистательному результату. Вспомнил и поэта, подсевшего к ним со Стасею... ни одну мелочь не следовало сбрасывать со счетов. "И ведь всюду, еч, сплошные гируды! Представь, мы были в одной местной трапезной и там на поэта натолкнулись, так он тут же прочел стихи про пиявок, которые вцепились в хвосты друг друга!" Богдан в ответ недоуменно поднял бровь и, в свою очередь, поделился обстоятельствами дела о плагиате, которое привело его в Мосыкэ; рассказал о сектах хемунису и баку; некоторое время Баг хихикал над удивительной ладьей обмена, по мысли баку единственно своим круговым движением и сообщавшей мирозданию ход; а когда Богдан живописал посещение Цэдэлэ-гуна, встречу с видными мастерами художественного слова Хаджипавловым и Кацумахой - о Глюксмане Кова-Леви минфа стесненно умолчал - и то, что выяснилось из разговора с обоими, Баг стал необычайно серьезен. И когда Богдан дошел до того, как отреагировали писатели на показанные им фотографические портреты исчезнувших Игоревичей, перебив друга, спросил:
- Крюк?
Богдан кивнул.
- Да, в своем тайном благодетеле-советчике Кацумаха опознал есаула Максима Крюка. - Помолчал, вздохнул. - А теперь догадайся, кто другой.
- Один из тех, кого ты сегодня приказом на подчинение остановил, уверенно сказал Баг. - Так ведь?
- Именно так,- подтвердил Богдан, переходя к очередной оладье. Откусил изрядный кус. - Милбрат из "Тысячи лет здоровья" Кулябов,- весьма невнятно уточнил он, жуя. Но Баг давно понимал друга с полуслова.- И вот что занятно, еч... И Крюк, и этот милбрат встретились с нашими писателями тайно, под покровом ночи, и - практически одновременно. Через два дня после встречи местного градоначальника Ковбасы с ведущими литераторами города.
- Ага... Слушай, еч... Это что же получается...
Некоторое время они молчали, обдумывая услышанное; Богдан шумно дохлебывал последнюю чашку чаю. В пальцах Бага, забытая, дотлевала очередная Дэдлибова сигара. Мысли не радовали. Путаница... Честно говоря, ни шайтана было не понять.
- "Кошка с собакой дерутся, но победит обезьяна", - немного нараспев продекламировал Баг. Заново раскурил сигару и, заметив недоуменный взгляд минфа, пояснил:
- Это гатха такая. Понимаешь, как мы с тобой одно дело ведем, великий наставник Бао-ши-цзы так ли, сяк ли мне гатху свою присылает, и в ней всегда намек на разгадку. Только, пока сам не поймешь, что к чему, из гатхи этой, хоть тресни, ничего не вылущишь... а потом, задним числом: ах, так это же как раз об этом!
- Интересно... Ну-ка, еще разок...
Баг повторил. Затянулся, глядя на нахмурившийся лоб Богдана, и добавил:
- Там дальше так: "Однако победа ей впрок не пойдет".
- Глубоко копает, - уважительно проговорил минфа.
- Ну! Хемунису и баку кто-то специально сталкивает лбами, вот что выходит, еч. Некая обезьяна. Ищите, мол, обезьяну.
- Да это-то я и без гатхи понял... Вопрос - кому какая выгода с их мерзких дрязг? Стыдобища ведь! - помолчал. Непроизвольно погладил шишку на затылке. - Победит обезьяна... Победит... Выходит, бой идет какой-то, а, еч? Может, даже война невидимая?
В голове у Бага в ответ на эти слова что-то вязко шевельнулось.
- Знаешь, Богдан... Глупо, конечно... но... там рядом с домом тем, где тебя... того... кстати, надо же разобраться с владельцем - что это он строение до такого состояния довел, да еще и квартиры сдавать тщится - ведь явно же одни хацзалюбцы селиться там станут!..- Он затянулся. Мысли скакали. - Так вот, там рядом с тем домом - особняк североамериканского торгового представителя. Я когда мимо проходил - подумал...
Богдана посмотрел на него очень внимательно и проговорил задумчиво:
- И Кова-Леви в Цэдэлэ сидел с каким-то великобританцем, что ли... писателей накручивали...
- Кова-Леви? Асланiвський?
- Угу.
- Что ж ты сразу не сказал...
- Да, понимаешь, неприятно мне от него. Представь: он меня даже не узнал...
- Вот скорпион,- в сердцах крякнул Баг. - Повадился...
- Любой бы повадился. У себя он один из множества таких же, а тут с ним носятся как с писаной торбой...
Помолчали.
- Так, может, это они - обезьяна? - тихо спросил Богдан. - Кому наши свары выгодны?
Чем больше мы тут лаемся, тем они там у себя пуще: друа де л'омм, друа де л'омм...
- Чего? - не понял Баг. Богдан досадливо сморщился.- Ну, так все сходится! Аспиды как-то на опиявленных вышли...
- Как? - тут же перебил Богдан. - Откуда иноземцам?..
- А разведка их что, дремлет, что ли? - азартно вскинулся Баг.
- Большое дело - три беглеца полоумных, чтоб разведку на них нацеливать...
- Полоумные - да покорные. Через них что хочешь можно учинить, и все шито-крыто.
- Не верю, что за рубеж утечка могла быть... - начал было Богдан и осекся, вспомнив про кусок предписания, невесть как залетевший к Шипигусевой.
- Предположим все ж таки, - увлеченно развивал мысль Баг. - Стало быть, они, иноземцы, случаем удобным воспользовались - через опиявленных поссорили писателей, из-за писателей уж и секты перегрызлись... а потом...
- Ну и что потом? Мина-то им зачем понадобился? Ведь тут явно те же лица действуют - кто опиявленными завладел. Опиявленные эти два разных дела в одно увязывают, вот ведь безобразие какое! Кто писателей стравил - тот и фараона покрал...
Баг ожесточенно всосался в сигару.
- Может, это французы по сию пору жалеют, что нам его подарили... хотят себе вернуть, - без особой уверенности в голосе проговорил честный человекоохранитель. - Создают, так сказать, обстановку. Вот потому и Кова-Леви опять тут, аспид неблагодарный...
Богдан молчал. Хмыкнув, Баг попытался посмотреть на это нелепое дело под другим углом.