Страница:
— Я решусь убить ребенка, чтобы воскресить моего сына! У меня есть такой ребенок. Он в моих руках. Это ваш сын, мадам! Это ваше дитя! Это Анри!
И упал как подкошенный.
Екатерина завопила нечеловеческим голосом. Потом, не помня себя от страха и отчаяния, высунулась в окно и, размахивая руками, хрипло прокричала:
— Стойте! Остановитесь! Помилование! Помилование! Вы слышите, я помиловала его!
И топор палача не упал на шею приговоренного! И огромная толпа взорвалась радостными криками:
— Это королева! — Она его помиловала! — Да здравствует королева! Виват! — Помилование! — Ура! Ура! — Слава королеве!
Руаяля де Боревера препроводили обратно в камеру дожидаться окончательного решения его судьбы. А Флориза? Как она снова оказалась на улице Тиссерандери в объятиях Мари де Круамар, которая осыпала ее ласками, уговаривала, успокаивала, утешала, вела себя так, будто и впрямь была любящей матерью девушки? Как Флориза попала туда? Только одна Мирта могла бы объяснить это…
Екатерина Медичи позвала на помощь. Ни за что на свете в эту минуту она не решилась бы оставить Нострадамуса одного. Ее сотрясала конвульсивная дрожь. Гнев, бешенство, ненависть бушевали в ее душе. Но что значили все эти чувства по сравнению с ужасом, который буквально затоплял ее, когда она думала о том, что ее ребенок, ее возлюбленное дитя сейчас полностью во власти этого человека! Его могут убить! Зарезать! Ее сына! Ее малыша Анри! Его драгоценная кровь прольется капля за каплей! О боже, какие адские видения то и дело вспыхивали в ее мозгу!
По приказу королевы два или три придворных врача засуетились вокруг Нострадамуса, пытаясь привести его в чувство. Но их мастерства не потребовалось. Маг очнулся благодаря огромному усилию собственной воли, к нему вернулась вся его энергия, он пристально смотрел на королеву и был в этот момент необычайно похож на архангела, поразившего демона…
Увидев, что Нострадамус пришел в себя, Екатерина набросилась на него.
— Если ты сказал правду, — хрипло шептала королева, и речь ее прерывалась судорожными вздохами, — если ты сказал правду, значит, я в твоей власти! Ты сильнее меня! Но если ты солгал… О, горе тебе! Если ты солгал, ничто не сможет спасти ни тебя, ни тех, кто тебе дорог! Мы сейчас же отправляемся в Лувр!
— Я и сам хотел вам это предложить, мадам, — спокойно отозвался Нострадамус.
Через четверть часа Екатерина вместе с Нострадамусом и вызванным для бдительного наблюдения за магом солидным эскортом была уже в Лувре. Она бегом взбежала по лестнице к своим апартаментам, пулей ворвалась в спальню. Пусто! В соседних комнатах — тоже! Весь двор принимал участие в поисках: обшарили королевские апартаменты, навестили каждый уголок дворца, все перевернули вверх дном: ни ребенка, ни его телохранителей! Принц Анри бесследно исчез! И «дворяне королевы» тоже!
Королева едва не отдала богу душу. В течение двух часов она боролась с тяжелейшим нервным припадком, из которого никогда и не вышла бы без помощи Нострадамуса. Когда наконец она овладела собой, то немедленно отослала всех суетившихся вокруг нее придворных, приказав оставить ее наедине с Нострадамусом.
— Я побеждена, — призналась Екатерина, сделав над собой видимое усилие. — Верните мне сына! Говорите ваши условия!
— Мадам, — сказал Нострадамус тем не допускающим возражения голосом, который уже был так хорошо известен королеве, — сейчас вы попросите короля Франции написать обязательство, текст которого я ему продиктую. Он возьмет на себя долг чести, мадам… Однако вполне возможно, что в конце концов король не побоится нарушить эти обязательства и тем самым обесчестить себя. Если такое произойдет, Ваше Величество, если с моим сыном или с его молодой женой случится какое бы то ни было несчастье — послушайте! — что бы вы ни предпринимали против меня, куда бы ни запрятали вашего сына Анри, в какое бы дальнее подземелье ни бросили меня самого, я отовсюду достану вас, мадам! Я использую могущественные силы Неведомого, которые всегда приходят мне на помощь, и я… я… отберу кровь вашего сына до самой последней капли!
— Я верю вам! Верю! — сгорбившись, молитвенно сложив руки, бормотала Екатерина, растерянная, охваченная ужасом, не знающая, что еще предпринять, чтобы спасти ребенка. — Делайте что хотите, только верните мне Анри!
— Прекрасно, — торжественно произнес маг. — Так прикажите же позвать нового короля Франции!
Вскоре юный король вошел в комнату и с любопытством уставился на Нострадамуса. Екатерина к тому времени уже приготовила на столе перо, чернила и лист пергамента, скрепленный печатью с королевским гербом.
Не глядя на сына, она сказала:
— Сир, вам необходимо написать то, что этот человек сейчас вам продиктует.
Франциск II покрутил в руках перо, которое ему протянула Екатерина, потом задумчиво взглянул на мать.
— Это что же, будет мой первый королевский указ? — спросил он.
— Да, сир, — ответил за Екатерину Нострадамус странно вибрирующим голосом.
— Интересно… Я впервые подпишу какую-то бумагу в качестве короля… Скажите, господин Нострадамус, это делается для добра или во зло кому-то? Потому что для меня это очень важно! Как бы мне хотелось своим первым указом совершить что-то доброе и прекрасное!
Нострадамус низко поклонился.
— У Вашего Величества не должно быть никаких сомнений, — проникновенно, с глубокой нежностью сказал он. — Я клянусь спасением своей души, что благороднейшее стремление вашей души, сир, будет удовлетворено!
Юного короля тронуло чувство, с которым были произнесены эти слова. Видно было, что мальчик тоже разволновался.
— Господин Нострадамус, — спросил он, — вы ведь были личным врачом Его Величества, моего покойного отца?
— Да, сир…
— Так вот, теперь я назначаю вас своим личным врачом! Пожалуйста, диктуйте!
И Нострадамус принялся диктовать.
«Я, Франциск II, король Франции, свой честью клянусь, что нижеследующее обязательство будет в точности выполнено. Человека, известного под именем Руаяля де Боревера, никто никогда не станет преследовать, допрашивать и тревожить в связи с тем, что он сказал или сделал до сего дня, 6 июля 1559 года от Рождества Христова. Я разрешаю и одобряю бракосочетание вышеупомянутого господина Руаяля де Боревера и благородной девицы Флоризы де Роншероль, выдвигая при этом следующее условие: все состояние, все движимое и недвижимое имущество, все золото и все деньги отца мадемуазель Флоризы, покойного господина де Роншероля, будут переданы в собственность бедняков города Парижа. Одновременно приказываю полностью отказаться от преследования за любые действия, совершенные до сего дня, людей, известных под именами Тринкмаля, Страпафара, Корподьябля и Буракана.
Такова моя воля, и я подписываю это обязательство собственноручно.
Франциск II, король Франции».
Юный король поставил свою подпись под документом и передал пергамент Нострадамусу.
— А почему вы ничего не попросили для себя самого? — поинтересовался он.
— Сир, — ответил Нострадамус, — должность, которую Вашему Величеству было угодно только что мне доверить, сама по себе послужит для меня надежной защитой.
Король грациозно поклонился Нострадамусу, вышел из апартаментов матери и отправился к себе, чтобы поскорее с гордостью рассказать жене, юной королеве Шотландской, о том, как он подписал свой первый королевский указ.
— Мадам, — сказал Нострадамус Екатерине, едва король удалился, — я отправляюсь за вашим сыном. Очень скоро я верну его вам.
— Как? — вздрогнув, спросила удивленная королева. — Как? Вы идете за моим ребенком, не дождавшись, пока ваш сын окажется на свободе?
— Да, мадам, — поклонившись, ответил Нострадамус.
Екатерина минутку подумала. И, может быть, испытала в этот момент чрезвычайно редкие в ее жизни добрые чувства. Во всяком случае, после этой минутной задумчивости она взволнованно предложила:
— Хотите, останемся друзьями, мессир?
Нострадамус склонился к протянутой ему руке и слегка прикоснулся к ней губами.
— Идите с Богом, — все так же прочувствованно сказала Екатерина. — Но я не стану дожидаться вашего возвращения с Анри. Я сейчас же отправлюсь в Шатле, чтобы вернуть свободу вашему сыну. Я обязана сделать это сама.
Екатерина Медичи сдержала слово. Час спустя после того, как под первым указом Франциска II была поставлена его королевская подпись, мать уже сжимала маленького принца Анри в своих объятиях. А в это же самое время Руаяль де Боревер, Флориза, Мари де Круамар и Нострадамус, встав на колени у постели в доме на улице Тиссерандери, у постели, на которой покоилось тело убившего себя великого прево Роншероля, возносили к небесам поминальные молитвы о его грешной душе…
Эпилог
И упал как подкошенный.
Екатерина завопила нечеловеческим голосом. Потом, не помня себя от страха и отчаяния, высунулась в окно и, размахивая руками, хрипло прокричала:
— Стойте! Остановитесь! Помилование! Помилование! Вы слышите, я помиловала его!
И топор палача не упал на шею приговоренного! И огромная толпа взорвалась радостными криками:
— Это королева! — Она его помиловала! — Да здравствует королева! Виват! — Помилование! — Ура! Ура! — Слава королеве!
Руаяля де Боревера препроводили обратно в камеру дожидаться окончательного решения его судьбы. А Флориза? Как она снова оказалась на улице Тиссерандери в объятиях Мари де Круамар, которая осыпала ее ласками, уговаривала, успокаивала, утешала, вела себя так, будто и впрямь была любящей матерью девушки? Как Флориза попала туда? Только одна Мирта могла бы объяснить это…
Екатерина Медичи позвала на помощь. Ни за что на свете в эту минуту она не решилась бы оставить Нострадамуса одного. Ее сотрясала конвульсивная дрожь. Гнев, бешенство, ненависть бушевали в ее душе. Но что значили все эти чувства по сравнению с ужасом, который буквально затоплял ее, когда она думала о том, что ее ребенок, ее возлюбленное дитя сейчас полностью во власти этого человека! Его могут убить! Зарезать! Ее сына! Ее малыша Анри! Его драгоценная кровь прольется капля за каплей! О боже, какие адские видения то и дело вспыхивали в ее мозгу!
По приказу королевы два или три придворных врача засуетились вокруг Нострадамуса, пытаясь привести его в чувство. Но их мастерства не потребовалось. Маг очнулся благодаря огромному усилию собственной воли, к нему вернулась вся его энергия, он пристально смотрел на королеву и был в этот момент необычайно похож на архангела, поразившего демона…
Увидев, что Нострадамус пришел в себя, Екатерина набросилась на него.
— Если ты сказал правду, — хрипло шептала королева, и речь ее прерывалась судорожными вздохами, — если ты сказал правду, значит, я в твоей власти! Ты сильнее меня! Но если ты солгал… О, горе тебе! Если ты солгал, ничто не сможет спасти ни тебя, ни тех, кто тебе дорог! Мы сейчас же отправляемся в Лувр!
— Я и сам хотел вам это предложить, мадам, — спокойно отозвался Нострадамус.
Через четверть часа Екатерина вместе с Нострадамусом и вызванным для бдительного наблюдения за магом солидным эскортом была уже в Лувре. Она бегом взбежала по лестнице к своим апартаментам, пулей ворвалась в спальню. Пусто! В соседних комнатах — тоже! Весь двор принимал участие в поисках: обшарили королевские апартаменты, навестили каждый уголок дворца, все перевернули вверх дном: ни ребенка, ни его телохранителей! Принц Анри бесследно исчез! И «дворяне королевы» тоже!
Королева едва не отдала богу душу. В течение двух часов она боролась с тяжелейшим нервным припадком, из которого никогда и не вышла бы без помощи Нострадамуса. Когда наконец она овладела собой, то немедленно отослала всех суетившихся вокруг нее придворных, приказав оставить ее наедине с Нострадамусом.
— Я побеждена, — призналась Екатерина, сделав над собой видимое усилие. — Верните мне сына! Говорите ваши условия!
— Мадам, — сказал Нострадамус тем не допускающим возражения голосом, который уже был так хорошо известен королеве, — сейчас вы попросите короля Франции написать обязательство, текст которого я ему продиктую. Он возьмет на себя долг чести, мадам… Однако вполне возможно, что в конце концов король не побоится нарушить эти обязательства и тем самым обесчестить себя. Если такое произойдет, Ваше Величество, если с моим сыном или с его молодой женой случится какое бы то ни было несчастье — послушайте! — что бы вы ни предпринимали против меня, куда бы ни запрятали вашего сына Анри, в какое бы дальнее подземелье ни бросили меня самого, я отовсюду достану вас, мадам! Я использую могущественные силы Неведомого, которые всегда приходят мне на помощь, и я… я… отберу кровь вашего сына до самой последней капли!
— Я верю вам! Верю! — сгорбившись, молитвенно сложив руки, бормотала Екатерина, растерянная, охваченная ужасом, не знающая, что еще предпринять, чтобы спасти ребенка. — Делайте что хотите, только верните мне Анри!
— Прекрасно, — торжественно произнес маг. — Так прикажите же позвать нового короля Франции!
Вскоре юный король вошел в комнату и с любопытством уставился на Нострадамуса. Екатерина к тому времени уже приготовила на столе перо, чернила и лист пергамента, скрепленный печатью с королевским гербом.
Не глядя на сына, она сказала:
— Сир, вам необходимо написать то, что этот человек сейчас вам продиктует.
Франциск II покрутил в руках перо, которое ему протянула Екатерина, потом задумчиво взглянул на мать.
— Это что же, будет мой первый королевский указ? — спросил он.
— Да, сир, — ответил за Екатерину Нострадамус странно вибрирующим голосом.
— Интересно… Я впервые подпишу какую-то бумагу в качестве короля… Скажите, господин Нострадамус, это делается для добра или во зло кому-то? Потому что для меня это очень важно! Как бы мне хотелось своим первым указом совершить что-то доброе и прекрасное!
Нострадамус низко поклонился.
— У Вашего Величества не должно быть никаких сомнений, — проникновенно, с глубокой нежностью сказал он. — Я клянусь спасением своей души, что благороднейшее стремление вашей души, сир, будет удовлетворено!
Юного короля тронуло чувство, с которым были произнесены эти слова. Видно было, что мальчик тоже разволновался.
— Господин Нострадамус, — спросил он, — вы ведь были личным врачом Его Величества, моего покойного отца?
— Да, сир…
— Так вот, теперь я назначаю вас своим личным врачом! Пожалуйста, диктуйте!
И Нострадамус принялся диктовать.
«Я, Франциск II, король Франции, свой честью клянусь, что нижеследующее обязательство будет в точности выполнено. Человека, известного под именем Руаяля де Боревера, никто никогда не станет преследовать, допрашивать и тревожить в связи с тем, что он сказал или сделал до сего дня, 6 июля 1559 года от Рождества Христова. Я разрешаю и одобряю бракосочетание вышеупомянутого господина Руаяля де Боревера и благородной девицы Флоризы де Роншероль, выдвигая при этом следующее условие: все состояние, все движимое и недвижимое имущество, все золото и все деньги отца мадемуазель Флоризы, покойного господина де Роншероля, будут переданы в собственность бедняков города Парижа. Одновременно приказываю полностью отказаться от преследования за любые действия, совершенные до сего дня, людей, известных под именами Тринкмаля, Страпафара, Корподьябля и Буракана.
Такова моя воля, и я подписываю это обязательство собственноручно.
Франциск II, король Франции».
Юный король поставил свою подпись под документом и передал пергамент Нострадамусу.
— А почему вы ничего не попросили для себя самого? — поинтересовался он.
— Сир, — ответил Нострадамус, — должность, которую Вашему Величеству было угодно только что мне доверить, сама по себе послужит для меня надежной защитой.
Король грациозно поклонился Нострадамусу, вышел из апартаментов матери и отправился к себе, чтобы поскорее с гордостью рассказать жене, юной королеве Шотландской, о том, как он подписал свой первый королевский указ.
— Мадам, — сказал Нострадамус Екатерине, едва король удалился, — я отправляюсь за вашим сыном. Очень скоро я верну его вам.
— Как? — вздрогнув, спросила удивленная королева. — Как? Вы идете за моим ребенком, не дождавшись, пока ваш сын окажется на свободе?
— Да, мадам, — поклонившись, ответил Нострадамус.
Екатерина минутку подумала. И, может быть, испытала в этот момент чрезвычайно редкие в ее жизни добрые чувства. Во всяком случае, после этой минутной задумчивости она взволнованно предложила:
— Хотите, останемся друзьями, мессир?
Нострадамус склонился к протянутой ему руке и слегка прикоснулся к ней губами.
— Идите с Богом, — все так же прочувствованно сказала Екатерина. — Но я не стану дожидаться вашего возвращения с Анри. Я сейчас же отправлюсь в Шатле, чтобы вернуть свободу вашему сыну. Я обязана сделать это сама.
Екатерина Медичи сдержала слово. Час спустя после того, как под первым указом Франциска II была поставлена его королевская подпись, мать уже сжимала маленького принца Анри в своих объятиях. А в это же самое время Руаяль де Боревер, Флориза, Мари де Круамар и Нострадамус, встав на колени у постели в доме на улице Тиссерандери, у постели, на которой покоилось тело убившего себя великого прево Роншероля, возносили к небесам поминальные молитвы о его грешной душе…
Эпилог
Известно, что Нострадамус прожил еще некоторое время в Париже, добросовестно исполняя обязанности личного врача короля Франциска II, а затем и Карла IX. Затем он удалился в красивый провансальский городок Салон, где под могильной плитой в церкви Сен-Лоран и обрел вечный покой. А до этого… Если Господь одарил каких-то мужчину и женщину возможностью познать высшее счастье, то это были Нострадамус и Мари де Круамар… Но какой же дорогой ценой далось им это высшее счастье!
Спустя двенадцать месяцев после описанных в этом романе событий, в памятную годовщину страшного утра, когда они должны были умереть, в той же самой церкви Сен-Жермен-л'Оссерруа, где они объявили себя женихом и невестой, Руаяль де Боревер и Флориза де Роншероль сыграли свадьбу. И надо сказать, что счастье этих детей оказалось лучшим подарком судьбы для Нострадамуса и Мари.
Что до Мирты, то она, по всей видимости, в конце концов утешилась, потому что пять лет спустя, в 1564 году, она уже была замужем за неким шевалье де Гонессом. В приданое своему супругу она принесла весьма значительную для того времени сумму в сто тысяч экю, которую лично вложил в ее красивые ручки все тот же Нострадамус.
Мы очень долго разыскивали хоть какие-нибудь сведения, способные пролить свет на личность шевалье де Гонесса. И в один прекрасный день удалось разгадать загадку: роясь в довольно древних и вызывающих полное доверие бумагах, мы нашли среди них одну, рассказывавшую о том, что в 1563 году земли Гонесса, вместе с титулом шевалье, были куплены Нострадамусом для человека, настоящее имя которого было Буракан.
Достигнув, таким образом, высокого положения в обществе и будучи очень богатым, Буракан оставался таким же простым и скромным человеком, каким был всегда. Он ни за что не хотел разлучаться с Боревером, в чем его очень поддерживала Мирта, которой ни за что не хотелось жить в разлуке с Мари и Флоризой. Что же до господ Тринкмаля, Страпафара и Корподьябля, они так и прожили всю жизнь холостяками. Вряд ли стоит говорить о том, что и им тоже разлука с Боревером казалась невыносимой и что они наотрез отказались покинуть своего бывшего вожака. Все они провели вместе немало долгих и счастливых лет, вспоминая о прежних славных подвигах.
Наконец, в заключение скажем, что слава Нострадамуса была безмерной и вполне заслуженной. Удалившись в тихий Салон, он не только продолжал там свои научные исследования и лечил больных. Нет, еще больше, чем когда-либо, он размышлял о том, что даже в наши дни волнует самые дерзкие умы: об истинности человеческих принципов и целей, к которым стремится душа человека.
— Есть только один учитель, который не терпит над собой никакого насилия, — имел обыкновение говорить он. — Высшую магию вы найдете в работе. Работа приведет людей к познанию непознанного, это будет медленный, но верный подъем к вершине духовного знания, еще недоступной толпе, но вершине, к которой стоит стремиться, потому что оттуда одним взглядом можно окинуть Истину во всей ее целостности — единую, бесконечную, нераздельную, ослепительную Истину…
А когда его спрашивали, кто же этот таинственный учитель, который способен привести человечество к постижению Истины, он с таинственной улыбкой отвечал:
— Этот учитель — Время…
Читатель! Если по капризу судьбы или из-за случайного изменения маршрута вашего путешествия вы окажетесь неподалеку от Салона, нарвите по дороге полевых цветов и положите их у скромной могилы великого Нострадамуса…
Спустя двенадцать месяцев после описанных в этом романе событий, в памятную годовщину страшного утра, когда они должны были умереть, в той же самой церкви Сен-Жермен-л'Оссерруа, где они объявили себя женихом и невестой, Руаяль де Боревер и Флориза де Роншероль сыграли свадьбу. И надо сказать, что счастье этих детей оказалось лучшим подарком судьбы для Нострадамуса и Мари.
Что до Мирты, то она, по всей видимости, в конце концов утешилась, потому что пять лет спустя, в 1564 году, она уже была замужем за неким шевалье де Гонессом. В приданое своему супругу она принесла весьма значительную для того времени сумму в сто тысяч экю, которую лично вложил в ее красивые ручки все тот же Нострадамус.
Мы очень долго разыскивали хоть какие-нибудь сведения, способные пролить свет на личность шевалье де Гонесса. И в один прекрасный день удалось разгадать загадку: роясь в довольно древних и вызывающих полное доверие бумагах, мы нашли среди них одну, рассказывавшую о том, что в 1563 году земли Гонесса, вместе с титулом шевалье, были куплены Нострадамусом для человека, настоящее имя которого было Буракан.
Достигнув, таким образом, высокого положения в обществе и будучи очень богатым, Буракан оставался таким же простым и скромным человеком, каким был всегда. Он ни за что не хотел разлучаться с Боревером, в чем его очень поддерживала Мирта, которой ни за что не хотелось жить в разлуке с Мари и Флоризой. Что же до господ Тринкмаля, Страпафара и Корподьябля, они так и прожили всю жизнь холостяками. Вряд ли стоит говорить о том, что и им тоже разлука с Боревером казалась невыносимой и что они наотрез отказались покинуть своего бывшего вожака. Все они провели вместе немало долгих и счастливых лет, вспоминая о прежних славных подвигах.
Наконец, в заключение скажем, что слава Нострадамуса была безмерной и вполне заслуженной. Удалившись в тихий Салон, он не только продолжал там свои научные исследования и лечил больных. Нет, еще больше, чем когда-либо, он размышлял о том, что даже в наши дни волнует самые дерзкие умы: об истинности человеческих принципов и целей, к которым стремится душа человека.
— Есть только один учитель, который не терпит над собой никакого насилия, — имел обыкновение говорить он. — Высшую магию вы найдете в работе. Работа приведет людей к познанию непознанного, это будет медленный, но верный подъем к вершине духовного знания, еще недоступной толпе, но вершине, к которой стоит стремиться, потому что оттуда одним взглядом можно окинуть Истину во всей ее целостности — единую, бесконечную, нераздельную, ослепительную Истину…
А когда его спрашивали, кто же этот таинственный учитель, который способен привести человечество к постижению Истины, он с таинственной улыбкой отвечал:
— Этот учитель — Время…
Читатель! Если по капризу судьбы или из-за случайного изменения маршрута вашего путешествия вы окажетесь неподалеку от Салона, нарвите по дороге полевых цветов и положите их у скромной могилы великого Нострадамуса…