Страница:
Так они добрались до Новых ворот. Путешествие подходило к концу. Еще одна-две минуты, и их задача была бы выполнена.
В это время Вальвер заметил толпу головорезов, которая мчалась прямо на него. Бандиты были пешими, но со шпагами в руках. Впереди бежала разъяренная Фауста, за ней — не меньше двадцати ее верных солдат. Герцогиня потеряла несколько драгоценных минут ради того, чтобы заскочить домой и взять их с собой.
И все-таки она опережала Одэ. Если бы красавица бросилась по прибрежной дороге навстречу Вальверу, она бы настигла его еще до отхода испанского эскорта. Тогда граф оказался бы меж двух огней. И ей удалось бы отбить свое золото.
Но Фауста думала лишь о судне; только его она и ждала. Женщина примчалась со своим отрядом прямиком на набережную и уже минут пятнадцать не отрывала глаз от реки. Ей и в голову не пришло, что груз мог перекочевать на телегу и прибыть не по воде, а по суше. Фауста была так далека от этой мысли, что чуть не проморгала Вальвера у ворот Лувра.
До них было уже рукой подать. Но герцогиня, наконец заметившая Вальвера, все же надеялась захватить воз и вернуть свое золото.
Едва завидев вооруженную банду во главе с тем самым «одержимым», с которым Вальверу пришлось иметь дело утром, он немедленно обнажил шпагу. Обернувшись, граф скомандовал:
— Давай, Ландри, надо прорваться!
А потом обратился к крестьянину:
— Нахлестывайте почем зря, не жалея рук, или я за ваших лошадей не отвечаю!
— Прорвемся, сударь, — спокойно ответил Ландри Кокнар.
Вынув шпагу из ножен, он начал безжалостно колоть острием коренника, и тот отчаянно заржал от боли.
Крестьянин же пробурчал:
— Чтобы я еще хоть раз доверил своих лошадок таким извергам…
Но при этом он схватил кнут и стал охаживать пристяжную, погоняя ее еще и голосом. На крупах лошадей выступила кровь. Оба першерона захрапели, заржали, напряглись… Тяжело груженная телега пронзительно заскрипела, оглушительно загрохотало железо, лошади рванулась вперед.
— Стой!..
— Проезд закрыт! — завопили одновременно два человека.
— Посторонись!.. Раздавлю! — гневно прокричал Вальвер.
Надвигавшаяся масса казалась жутким монстром, который гремел, как гром, и летел, как ураган, сметающий все на своем пути. В сумерках все это выглядело еще страшнее. Противостоять несущейся повозке было бы чистым безумием.
Фауста и не стала этого делать. К чему посылать людей на верную смерть? Она знала, что повозка скоро замедлит ход. Еще шагов пятьдесят, и жуткая махина остановится перед малыми воротами Лувра. Тогда Фауста вернется назад, два ее головореза схватят и увлекут за собой пристяжную, а остальные сразят двух стражей испанского золота. Это не займет много времени.
В двух словах герцогиня изложила своим людям план действий. И бандиты расступились, пропуская отчаянно скрипевшую громадину — скрипы эти точно выражали сожаление, что под колесами не трепещет раздавленная и истекающая кровью плоть. Колымага проскочила вперед и действительно замерла перед малыми воротами Лувра, в нескольких шагах от маленькой группы, укрывшейся в тени.
Сразу заметим, что у стен дворца стоял король, справа от которого топтался Люинь, а слева держался Витри. За спиной у юного монарха застыли четыре исполина-гвардейца. Людовика разбирало любопытство, которое возбудил в нем Пардальян, таинственно намекнув на интересное зрелище. Совсем недавно король спустился на набережную и стал свидетелем разыгравшихся здесь событий, которые оказались столь захватывающими, что Людовик был в полном восторге от своей вечерней прогулки.
Вальвер остановился в нескольких шагах от этой группы, но не заметил ее: внимание графа было приковано к людям, которые сначала расступились перед повозкой, а теперь бежали к ней со всех ног. Спокойным, суховатым тоном, который появлялся у него в минуты опасности, Вальвер произнес:
— Готовься, Ландри. Сейчас нам будет жарко.
— Увы, сударь, кому вы это говорите? — жалобно простонал Ландри Кокнар.
— Ты что, струсил? — рявкнул Одэ.
— Да, сударь, — откровенно признался Ландри Кокнар. И вдруг его понесло: — Я человек тихий! Драться не люблю, мне моя шкура дороже!.. Вот что я думаю: раз уж мы рядом с дворцом короля, которому и предназначен этот груз, самое простое — пойти, постучать в ворота и позвать на помощь… Я так и сделаю.
И Ландри Кокнар решительно направил свою лошадь к воротам. Но Вальвер приставил ему острие шпаги к груди.
— Еще один шаг, и я выпущу тебе кишки, чертов Ландри! — холодно предупредил граф. И возбужденно добавил: — Опозорить хозяина хочешь, негодяй ты этакий?!!
— Я? — задохнулся Ландри. — Ничего не понимаю, разрази меня гром!..
— Как, несчастный? — заорал Вальвер. — Ты не понимаешь, что, скажи я королю: «Сир, я привез вам подарок… только помогите мне его отвоевать!» — я буду опозорен до конца своих дней! Что тут неясного?! Черт побери, если делать — так делать достойно или лучше не начинать!..
— Будь их четверо или пятеро. Как сегодня утром, можно было бы рискнуть, — простонал Ландри Кокнар. — Но их же человек двадцать, сударь. А нас только двое.
— Да, двое, но мы стоим двадцати, — отрезал Одэ. — Значит, мы на равных.
— Вот это смельчак! — тихо сказал Витри.
— Это граф де Вальвер! — пояснил король с таким уважением, с каким произнес бы: «Это легендарный Роланд»! И с тем же восхищением Людовик добавил: — Он ученик Пардальяна!
— Не кажется ли вам, сир, что пора вмешаться? — осторожно осведомился Витри.
— Нет, нет, — живо возразил юноша, — я хочу посмотреть, как они поступят с этими мошенниками!
Пока король и капитан тихо переговаривались между собой, отчаявшийся Ландри Кокнар пронзительно визжал:
— Ах так! Ну что ж, здесь и подохнем, раз вам так угодно!.. Только я просто так не дамся, черт бы меня побрал!.. Прежде уложу, сколько смогу!
— Дурень, именно этого я от тебя и хочу, — сказал ему Вальвер. И властно распорядился: — Стой возле лошадей и будь наготове… Вы слышите, возничий? — обратился граф к крестьянину. — Ваших лошадок попытаются забрать… и повозку тоже, понятное дело… Защищайте же ваше добро, черт возьми!
Рассерженный детина спрыгнул на землю, схватил вилы и, размахивая ими в воздухе, грозно заявил:
— Ах, негодяи! Я насажу на вилы любого, кто попробует хоть пальцем тронуть моих кормильцев!
Одэ де Вальвер и Ландри Кокнар встали с двух сторон от пристяжной, которую надо было защитить во что бы то ни стало: именно на нее и была главным образом нацелена атака. Едва господин и слуга успели занять свои места, как налетели люди Фаусты, разбившиеся на две группы.
Вальвер предвидел этот маневр. И немедленно поднял свою лошадь на дыбы. То же самое сделал и Ландри Кокнар. Вздыбленные кони отчаянно заработали передними копытами. Это продолжалось несколько секунд. Кто-то отскочил со сломанной челюстью, кто-то упал с пробитой грудью… Послышались стоны, причитания, ругательства и проклятья.
Бандиты попятились, потеряв половину своих людей.
Но, прежде чем отступить, Фауста смело бросилась вперед и поразила в грудь лошадь Вальвера. Животное зашаталось, жалобно заржало и рухнуло на землю. Впрочем, герцогиня не добилась того, на что рассчитывала. Вальвер был слишком хорошим наездником, чтобы беспомощно растянуться на мостовой. Он приземлился на ноги. На него тут же с радостными воплями ринулась толпа головорезов, но юноша с легкостью отражал все удары.
К тому же, владелец лошадей — убежденный, что их собираются у него отнять — налетел на бандитов, нападавших на графа сзади, разя вилами направо и налево. А Ландри Кокнар все подымал свою лошадь на дыбы как заправский наездник, никого к себе не подпуская.
Юный король жадно наблюдал за развитием событий. Витри и Люинь видели, что ему самому не терпится ввязаться в схватку. И оба не отходили от Людовика ни на шаг. К счастью, король сумел совладать с собой. Наконец он отдал долгожданный приказ:
— Действуйте, Витри.
Капитан выступил вперед, небрежно постукивая себя тростью по сапогу. Отваги этому человеку было не занимать. К тому же он думал, что перед ним — простые грабители, которые сразу пустятся наутек. Так посчитали и король с четырьмя гвардейцами. Те даже не обнажили шпаг и шли за своим капитаном, вытянувшись в струнку, словно на параде.
— Именем короля, — властно закричал Витри, — немедленно сложить оружие!
Но распоряжение капитана не возымело ожидаемого действия. Возможно, в пылу боя Фауста просто не услышала приказа и продолжала отчаянно драться на шпагах. А люди герцогини следовали ее примеру. Но они-то все прекрасно слышали, и кто-то из них ожесточенно ответил:
— Прочь с дороги, черт возьми, или прощайся с жизнью!
От такой наглости Витри на секунду оторопел. Людовик XIII подумал:
«Э! Да это не простые грабители!.. Их необходимо задержать!..»
— Кто здесь посмел не подчиниться приказу короля?! — звонко произнес юноша.
— Король! — воскликнула Фауста, узнав голос Людовика XIII.
Она невольно отступила на два шага и опустила шпагу. Ее люди, которые подражали ей во всем, тоже отошли назад, в ужасе повторяя:
— Король!.. Король!..
— Король! — вскричал Вальвер.
Он тоже попятился. И тоже опустил шпагу. Но не стал вкладывать ее в ножны. Он знал, на что способен этот «одержимый», так яростно сражавшийся сегодня утром. Одэ все больше подозревал, что это была сама Фауста. Поэтому граф был начеку. И очень внимательно следил за каждым ее движением.
Король решил, что все кончено: он подумал, что бандиты отступили, узнав его голос. Гнев Людовика утих, и юноша холодно приказал:
— Витри, сих смутьянов схватить и отвести в караульное помещение. Это рядом… Завтра с утра посмотрим, что это за птицы. — И повернувшись к Вальверу, король любезно произнес: — Добрый вечер, граф.
— Имею честь почтительнейше приветствовать Ваше Величество, — ответил Вальвер с поклоном.
— Ну, так что за драгоценности вы привезли нам в этой повозке, которую так отважно защищали? — немедленно поинтересовался король, сгорая от любопытства.
— Порох, сир, — улыбнулся Вальвер.
— Порох! — с некоторым сожалением воскликнул король.
И спокойно, словно в собственном кабинете, окруженный приближенными и телохранителями, Людовик XIII тихо заговорил с Вальвером, а тот, почувствовав разочарование юноши, поспешил сообщить ему, что на самом деле спрятано в бочках.
Но невольно отступившая Фауста уже пришла в себя, и у нее молнией сверкнуло в мозгу:
«Король!.. один… вернее, почти один… на этой пустынной набережной!.. И так близко… стоит только руку протянуть… Само небо посылает его мне… Живым он отсюда не уйдет!»
И не успели Витри и гвардейцы выполнить распоряжения короля, как Фауста уже принялась осуществлять свой новый план. Вложив шпагу в ножны, она заявила:
— Мы не смутьяны. Мы подчиняемся приказу Его Величества.
В то же самое время она нащупывала что-то у себя под камзолом.
— Сдать шпаги, — скомандовал Витри, обманутый ложной покорностью пленников.
Вдруг Фауста коротко свистнула и, выхватив из-за пазухи кинжал, бросилась на короля, поглощенного беседой с Вальвером.
Ее люди немедленно устремились вперед, быстро проскользнули мимо повозки и исчезли в темноте, словно тени, оставив Фаусту одну, будто этой женщины для них просто не существовало. Все это произошло в мгновение ока.
Фауста же подскочила к королю, занеся на бегу кинжал. Она рассчитывала молниеносно поразить юношу, а потом присоединиться к своим людям и раствориться вместе с ними во мраке ночи.
Герцогиня продумала все до мелочей и нанесла точный удар.
Но женщина забыла о Вальвере — а тот, разговаривая с королем, зорко следил за Фаустой…
Как в кошмарном сне, король увидел блеск короткого клинка, молнией сверкнувшего у него перед глазами. Людовик понял, что это конец. Инстинктивно отшатнувшись, он зажмурился. И почти сразу открыл глаза, удивляясь, что все еще жив. Он отскочил назад, и его подхватил немного замешкавшийся Люинь.
Вальвер же подоспел вовремя: он перехватил разящую руку и отвел от короля смертоносный клинок. Оказавшись в железных тисках, Фауста не могла сдвинуться с места. Она снова попала в плен — второй раз за одни сутки. А Вальвер приговаривал:
— Тихо, тихо! Разве так можно! Нельзя покушаться на жизнь Его Величества!
— Проклятье! — прорычала Фауста.
— Держите его, граф!.. Вперед, Витри! — скомандовал король.
Фауста никак не могла вырвать свою правую руку из стальных пальцев Вальвера — так же, как этим утром не сумела ускользнуть от Пардальяна. Но неожиданно женщина перехватила кинжал в левую руку и Вальвер не успел отклониться…
Лезвие вонзилось в руку, клещами сдавившую запястье Фаусты. Вальвер не издал ни звука. Но от боли граф невольно чуть разжал пальцы. Фауста резко дернулась, вырвалась на волю и одним махом прыгнула в реку.
Все четыре гвардейца убежали ловить бандитов, но тем удалось уйти… Короля окружали только Вальвер, Витри, Люинь, Ландри Кокнар и владелец повозки.
— Взять его! Взять! — закричал король. — Там, внизу, привязаны лодки. Он, верно, угодил в одну из них. Может, и ноги себе переломал.
Ландри, Витри и Люинь устремились к Сене. Ландри даже влез в одну из многочисленных лодок, стоявших на приколе. Но Фауста исчезла. Исчезли и ее люди.
Король отказался от мысли продолжать поиски. Он предпочел позаботиться о том, чтобы столь нежданно доставшееся ему сокровище было перенесено в надежное место. На это ушло полчаса. Затем Людовик захотел вознаградить крестьянина и Ландри за мужество, проявленное ими в схватке с негодяями. Любезно поговорив с возницей и Кокнаром, король вручил крестьянину тугой кошель с золотыми монетами, и тот отправился восвояси, совершенно одурев от счастья. Детину распирала гордость… А Ландри Кокнару Людовик подарил золотую цепь: слуга Одэ просиял, прикинув, что она может стоить от трех до четырех тысяч ливров.
Потом король отвел Вальвера в свой маленький кабинет и заперся там с гостем. Эта необычайная аудиенция продолжалась более часа. Ландри ждал хозяина на заднем дворе. Вальвер спустился туда, дрожа от радостного возбуждения. Пока господин и слуга были в Лувре, оба хранили молчание. Но стоило им оказаться на пустынной набережной, где никто не мог их подслушать, Ландри поспешил задать вопрос, который давно не давал ему покоя.
— Я вижу, сударь, вы прямо сияете, — проговорил верный оруженосец. — Похоже, этот долгий разговор принес вам богатство, за которым вы так давно гонялись, так?
— Богатство и счастье, Ландри! — ответил Вальвер со смехом. — Знаешь, что мне пообещал король?.. Ни за что не догадаешься: он обещал, что попросит для меня руки моей любимой Флоранс у господина д'Анкра, который, как пояснил Его Величество, не сможет ему отказать.
— Стало быть, король знает?.. — воскликнул изумленный Ландри Кокнар.
— У меня сложилось впечатление, что ему известно гораздо больше, чем можно подумать, — медленно произнес Одэ. — Да это и понятно: он виделся сегодня с господином де Пардальяном.
— Так вот оно что! — ухмыльнулся Ландри. — Значит, именно поэтому, все тщательно подготовив, господин шевалье возложил доставку золота на вас?
— Да, — кивнул Вальвер, сдерживая волнение, — именно поэтому он строго запретил мне упоминать его имя. Он хотел приписать мне все заслуги, чтобы добиться для меня того, к чему я так стремлюсь… Ведь он потребовал от короля, чтобы тот навязал свою волю Кончини… И настоял-таки на своем… Он поступил как любящий отец.
— Это точно, сударь, — убежденно заявил Ландри. Покачав головой, он добавил: — Только боюсь, сударь, что господин шевалье ошибается. Уж я-то знаю Кончини получше вашего: он может и не подчиниться королевской воле.
— Как бы не так! — воскликнул Вальвер. — Ты хорошо знаешь Кончини, но ты плохо знаешь господина де Пардальяна… Не такой он человек, чтобы не предложить королю средство, с помощью которого можно образумить упрямого итальянца.
— Святая правда, сударь. Какой же я тупица, что сам этого не сообразил, — расстроился Кокнар.
— Ведь король побаивается Кончини, а на этот раз он был тверд и очень в себе уверен. Настолько, что даже пообещал присутствовать на моей свадьбе. Что ты скажешь о такой высокой чести, мой ворчун? — улыбнулся Одэ.
— Я скажу, что она вами заслужена, — невозмутимо ответил Ландри. И пояснил: — Малышка же по существу, его сестра… наполовину сестра, если вам угодно… А какой брат не гуляет на свадьбе сестры!.. Вот только честь — это не богатство. Лично я предпочел бы хорошее приданое.
— Будет и приданое, — победно заявил Вальвер. — Король полагает, что маркиз д'Анкр раскошелится и выложит зятю тысяч двести ливров. Никак не меньше.
— Двести тысяч ливров! — возликовал Ландри. — Да и король небось расщедрится. Ну, наконец-то, сударь. Вот счастье привалило!
— Я тебе об этом битый час толкую! — заметил Вальвер. И добавил со вздохом: — А Флоранс еще ничего не знает. И, Бог весть, когда я сумею обрадовать ее этой новостью.
— Ну, уж на это-то у вас не уйдет и недели, — уверенно проговорил Ландри. — Конечно, если постараться.
— Ну что ты мелешь, дурья ты башка! — рассердился граф. — Ведь я буду нужен господину де Пардальяну.
— Господин де Пардальян вполне может отпустить вас на несколько дней, — ворчливо заметил Ландри.
— Он-то, может, и отпустит!.. Только я все равно его не оставлю!.. — с непоколебимой уверенностью заявил Вальвер. Он был и раздосадован, и угнетен. Ландри Кокнар сразу это почувствовал. Совсем сбитый с толку, слуга запальчиво спросил:
— Как же так, черт побери?!
— Он не хотел, но я сам вызвался помогать ему в деле, от которого зависит жизнь короля, его честь и состояние… — признался Вальвер. — Сейчас это дело в самом разгаре… И судьба каждого из нас напрямую связана с исходом этого предприятия. Если я отлучусь, пусть и ненадолго, это будет предательством… После этого дворянину остается только проткнуть себя шпагой. Честь я ставлю выше любви! И поэтому ни за что не покину сейчас господина де Пардальяна. Сама Флоранс одобрила бы мое решение. Ты понимаешь?
— Увы, понимаю, сударь, — уныло произнес Ландри Кокнар.
Оба замолчали. Вальвер тяжело вздыхал на ходу: эта жертва далась ему нелегко. Ландри Кокнар погрузился в мрачную задумчивость. И вскоре он решительно заявил:
— Ладно, сударь. Я берусь доставить малышке… я хотел сказать, мадемуазель Флоранс… вашу записку… Как бы девочку ни охраняли, я думаю, это сумею… Слава Богу, и не с такими делами справлялись!
— Парень ты, конечно, не промах. Вот только не знаю, вправе ли я принять твое предложение, — засомневался Вальвер.
— Что так, сударь? — удивился Ландри.
— Да пойми ты, несчастный, это же так опасно!.. А ты так любишь жизнь! — покачал головой Одэ.
— Я у вас на службе, сударь, это, черт побери, моя работа! — просто сказал Ландри Кокнар.
— Ах, Ландри, какой же ты смельчак!.. — вскричал граф. — Об этой услуге я не забуду до конца своих дней!
— Ладно, пишите записку… — вздохнул оруженосец. — А я пока покумекаю… Да, я дорожу своей шкурой и уж как-нибудь постараюсь и дело сделать, и ее, родимую, не попортить.
Так за разговором они без помех дошли до своего логова на улице Фуражек. Именно в это время пристыженные Гренгай и Эскаргас рассказывали Пардальяну, как ловко «чертова герцогиня» обвела их вокруг пальца.
Увидев, что Вальвер цел и невредим, и узнав от него, что все кончилось благополучно, Пардальян облегченно вздохнул. Его радость передалась и незадачливым слугам, да еще шевалье подбодрил их словами:
— Все хорошо, что хорошо кончается. Успокойтесь, вояки. С моим сыном ничего не случится, потому что мадам Фауста немного опоздала.
Когда Фауста прыгнула с берега, она не угодила ни в одну из лодок, стоявших на приколе, и вскоре благополучно выбралась из воды. Едва попав в свой особняк, герцогиня распорядилась убрать с пристани раненых, чтобы замести следы неудачного покушения на короля. После этого, хорошенько все обдумав, женщина пришла вот к какому выводу:
«Эти деньги мне уже не вернуть. Так пусть лучше мать короля пустит их на безделушки — а то Людовик расстроит с их помощью все мои планы. Завтра же отправлюсь к Марии Медичи».
И рано утром Фауста действительно нанесла короткий визит королеве. После ее ухода Мария Медичи немедленно кинулась к королю. И без лишних слов перешла в наступление:
— Мне сообщили, Луи, что вчера вечером вы получили огромную сумму — четыре миллиона. Казна пуста, и нам приходится экономить буквально на всем… Вы понимаете, что эти деньги необходимо сдать в казну. Я распоряжусь, чтобы к вам прислали Барбена. А уж он обо всем позаботится. Уверяю вас, что эти миллионы появились очень кстати!
Королева не сводила с сына горящих глаз. И говорила властным тоном, не допускающим никаких возражений. Следует заметить, что, не сомневаясь в точности сведений, сообщенных Фаустой, регентша не спрашивала, нет, она уверенно утверждала.
Но она не застала короля врасплох: Вальвер успел его подготовить. Нисколько не смутившись, Людовик величественно поинтересовался:
— И кто же вам это сообщил, мадам?
— Хорошо осведомленные люди. Могу уточнить: эти миллионы доставил вам граф де Вальвер. В сорока бочонках. Могу даже указать, в каком они погребе.
— В самом деле, мадам? — насмешливо поднял бровь юноша. — Что ж, давайте посмотрим вместе.
Он был так уверен в себе, что Мария Медичи невольно заколебалась. Но Фауста расписала ей все очень подробно. Королева решила поймать сына на слове и воскликнула:
— Именно этого я и хочу, сир!
— Прошу, — просто сказал король: в его глазах вспыхнули лукавые огоньки.
Указанный королевой погреб был отперт. Там действительно стояли бочки. Но не с золотом, а с порохом.
Мария Медичи ушла ни с чем. И зачем только Фауста толкнула ее на этот глупый шаг? Королева никогда не думала, что ее могут так провести!
А Фауста сразу сообразила, что всему виной Пардальян. Шевалье предусмотрел все!
XXVII
В это время Вальвер заметил толпу головорезов, которая мчалась прямо на него. Бандиты были пешими, но со шпагами в руках. Впереди бежала разъяренная Фауста, за ней — не меньше двадцати ее верных солдат. Герцогиня потеряла несколько драгоценных минут ради того, чтобы заскочить домой и взять их с собой.
И все-таки она опережала Одэ. Если бы красавица бросилась по прибрежной дороге навстречу Вальверу, она бы настигла его еще до отхода испанского эскорта. Тогда граф оказался бы меж двух огней. И ей удалось бы отбить свое золото.
Но Фауста думала лишь о судне; только его она и ждала. Женщина примчалась со своим отрядом прямиком на набережную и уже минут пятнадцать не отрывала глаз от реки. Ей и в голову не пришло, что груз мог перекочевать на телегу и прибыть не по воде, а по суше. Фауста была так далека от этой мысли, что чуть не проморгала Вальвера у ворот Лувра.
До них было уже рукой подать. Но герцогиня, наконец заметившая Вальвера, все же надеялась захватить воз и вернуть свое золото.
Едва завидев вооруженную банду во главе с тем самым «одержимым», с которым Вальверу пришлось иметь дело утром, он немедленно обнажил шпагу. Обернувшись, граф скомандовал:
— Давай, Ландри, надо прорваться!
А потом обратился к крестьянину:
— Нахлестывайте почем зря, не жалея рук, или я за ваших лошадей не отвечаю!
— Прорвемся, сударь, — спокойно ответил Ландри Кокнар.
Вынув шпагу из ножен, он начал безжалостно колоть острием коренника, и тот отчаянно заржал от боли.
Крестьянин же пробурчал:
— Чтобы я еще хоть раз доверил своих лошадок таким извергам…
Но при этом он схватил кнут и стал охаживать пристяжную, погоняя ее еще и голосом. На крупах лошадей выступила кровь. Оба першерона захрапели, заржали, напряглись… Тяжело груженная телега пронзительно заскрипела, оглушительно загрохотало железо, лошади рванулась вперед.
— Стой!..
— Проезд закрыт! — завопили одновременно два человека.
— Посторонись!.. Раздавлю! — гневно прокричал Вальвер.
Надвигавшаяся масса казалась жутким монстром, который гремел, как гром, и летел, как ураган, сметающий все на своем пути. В сумерках все это выглядело еще страшнее. Противостоять несущейся повозке было бы чистым безумием.
Фауста и не стала этого делать. К чему посылать людей на верную смерть? Она знала, что повозка скоро замедлит ход. Еще шагов пятьдесят, и жуткая махина остановится перед малыми воротами Лувра. Тогда Фауста вернется назад, два ее головореза схватят и увлекут за собой пристяжную, а остальные сразят двух стражей испанского золота. Это не займет много времени.
В двух словах герцогиня изложила своим людям план действий. И бандиты расступились, пропуская отчаянно скрипевшую громадину — скрипы эти точно выражали сожаление, что под колесами не трепещет раздавленная и истекающая кровью плоть. Колымага проскочила вперед и действительно замерла перед малыми воротами Лувра, в нескольких шагах от маленькой группы, укрывшейся в тени.
Сразу заметим, что у стен дворца стоял король, справа от которого топтался Люинь, а слева держался Витри. За спиной у юного монарха застыли четыре исполина-гвардейца. Людовика разбирало любопытство, которое возбудил в нем Пардальян, таинственно намекнув на интересное зрелище. Совсем недавно король спустился на набережную и стал свидетелем разыгравшихся здесь событий, которые оказались столь захватывающими, что Людовик был в полном восторге от своей вечерней прогулки.
Вальвер остановился в нескольких шагах от этой группы, но не заметил ее: внимание графа было приковано к людям, которые сначала расступились перед повозкой, а теперь бежали к ней со всех ног. Спокойным, суховатым тоном, который появлялся у него в минуты опасности, Вальвер произнес:
— Готовься, Ландри. Сейчас нам будет жарко.
— Увы, сударь, кому вы это говорите? — жалобно простонал Ландри Кокнар.
— Ты что, струсил? — рявкнул Одэ.
— Да, сударь, — откровенно признался Ландри Кокнар. И вдруг его понесло: — Я человек тихий! Драться не люблю, мне моя шкура дороже!.. Вот что я думаю: раз уж мы рядом с дворцом короля, которому и предназначен этот груз, самое простое — пойти, постучать в ворота и позвать на помощь… Я так и сделаю.
И Ландри Кокнар решительно направил свою лошадь к воротам. Но Вальвер приставил ему острие шпаги к груди.
— Еще один шаг, и я выпущу тебе кишки, чертов Ландри! — холодно предупредил граф. И возбужденно добавил: — Опозорить хозяина хочешь, негодяй ты этакий?!!
— Я? — задохнулся Ландри. — Ничего не понимаю, разрази меня гром!..
— Как, несчастный? — заорал Вальвер. — Ты не понимаешь, что, скажи я королю: «Сир, я привез вам подарок… только помогите мне его отвоевать!» — я буду опозорен до конца своих дней! Что тут неясного?! Черт побери, если делать — так делать достойно или лучше не начинать!..
— Будь их четверо или пятеро. Как сегодня утром, можно было бы рискнуть, — простонал Ландри Кокнар. — Но их же человек двадцать, сударь. А нас только двое.
— Да, двое, но мы стоим двадцати, — отрезал Одэ. — Значит, мы на равных.
— Вот это смельчак! — тихо сказал Витри.
— Это граф де Вальвер! — пояснил король с таким уважением, с каким произнес бы: «Это легендарный Роланд»! И с тем же восхищением Людовик добавил: — Он ученик Пардальяна!
— Не кажется ли вам, сир, что пора вмешаться? — осторожно осведомился Витри.
— Нет, нет, — живо возразил юноша, — я хочу посмотреть, как они поступят с этими мошенниками!
Пока король и капитан тихо переговаривались между собой, отчаявшийся Ландри Кокнар пронзительно визжал:
— Ах так! Ну что ж, здесь и подохнем, раз вам так угодно!.. Только я просто так не дамся, черт бы меня побрал!.. Прежде уложу, сколько смогу!
— Дурень, именно этого я от тебя и хочу, — сказал ему Вальвер. И властно распорядился: — Стой возле лошадей и будь наготове… Вы слышите, возничий? — обратился граф к крестьянину. — Ваших лошадок попытаются забрать… и повозку тоже, понятное дело… Защищайте же ваше добро, черт возьми!
Рассерженный детина спрыгнул на землю, схватил вилы и, размахивая ими в воздухе, грозно заявил:
— Ах, негодяи! Я насажу на вилы любого, кто попробует хоть пальцем тронуть моих кормильцев!
Одэ де Вальвер и Ландри Кокнар встали с двух сторон от пристяжной, которую надо было защитить во что бы то ни стало: именно на нее и была главным образом нацелена атака. Едва господин и слуга успели занять свои места, как налетели люди Фаусты, разбившиеся на две группы.
Вальвер предвидел этот маневр. И немедленно поднял свою лошадь на дыбы. То же самое сделал и Ландри Кокнар. Вздыбленные кони отчаянно заработали передними копытами. Это продолжалось несколько секунд. Кто-то отскочил со сломанной челюстью, кто-то упал с пробитой грудью… Послышались стоны, причитания, ругательства и проклятья.
Бандиты попятились, потеряв половину своих людей.
Но, прежде чем отступить, Фауста смело бросилась вперед и поразила в грудь лошадь Вальвера. Животное зашаталось, жалобно заржало и рухнуло на землю. Впрочем, герцогиня не добилась того, на что рассчитывала. Вальвер был слишком хорошим наездником, чтобы беспомощно растянуться на мостовой. Он приземлился на ноги. На него тут же с радостными воплями ринулась толпа головорезов, но юноша с легкостью отражал все удары.
К тому же, владелец лошадей — убежденный, что их собираются у него отнять — налетел на бандитов, нападавших на графа сзади, разя вилами направо и налево. А Ландри Кокнар все подымал свою лошадь на дыбы как заправский наездник, никого к себе не подпуская.
Юный король жадно наблюдал за развитием событий. Витри и Люинь видели, что ему самому не терпится ввязаться в схватку. И оба не отходили от Людовика ни на шаг. К счастью, король сумел совладать с собой. Наконец он отдал долгожданный приказ:
— Действуйте, Витри.
Капитан выступил вперед, небрежно постукивая себя тростью по сапогу. Отваги этому человеку было не занимать. К тому же он думал, что перед ним — простые грабители, которые сразу пустятся наутек. Так посчитали и король с четырьмя гвардейцами. Те даже не обнажили шпаг и шли за своим капитаном, вытянувшись в струнку, словно на параде.
— Именем короля, — властно закричал Витри, — немедленно сложить оружие!
Но распоряжение капитана не возымело ожидаемого действия. Возможно, в пылу боя Фауста просто не услышала приказа и продолжала отчаянно драться на шпагах. А люди герцогини следовали ее примеру. Но они-то все прекрасно слышали, и кто-то из них ожесточенно ответил:
— Прочь с дороги, черт возьми, или прощайся с жизнью!
От такой наглости Витри на секунду оторопел. Людовик XIII подумал:
«Э! Да это не простые грабители!.. Их необходимо задержать!..»
— Кто здесь посмел не подчиниться приказу короля?! — звонко произнес юноша.
— Король! — воскликнула Фауста, узнав голос Людовика XIII.
Она невольно отступила на два шага и опустила шпагу. Ее люди, которые подражали ей во всем, тоже отошли назад, в ужасе повторяя:
— Король!.. Король!..
— Король! — вскричал Вальвер.
Он тоже попятился. И тоже опустил шпагу. Но не стал вкладывать ее в ножны. Он знал, на что способен этот «одержимый», так яростно сражавшийся сегодня утром. Одэ все больше подозревал, что это была сама Фауста. Поэтому граф был начеку. И очень внимательно следил за каждым ее движением.
Король решил, что все кончено: он подумал, что бандиты отступили, узнав его голос. Гнев Людовика утих, и юноша холодно приказал:
— Витри, сих смутьянов схватить и отвести в караульное помещение. Это рядом… Завтра с утра посмотрим, что это за птицы. — И повернувшись к Вальверу, король любезно произнес: — Добрый вечер, граф.
— Имею честь почтительнейше приветствовать Ваше Величество, — ответил Вальвер с поклоном.
— Ну, так что за драгоценности вы привезли нам в этой повозке, которую так отважно защищали? — немедленно поинтересовался король, сгорая от любопытства.
— Порох, сир, — улыбнулся Вальвер.
— Порох! — с некоторым сожалением воскликнул король.
И спокойно, словно в собственном кабинете, окруженный приближенными и телохранителями, Людовик XIII тихо заговорил с Вальвером, а тот, почувствовав разочарование юноши, поспешил сообщить ему, что на самом деле спрятано в бочках.
Но невольно отступившая Фауста уже пришла в себя, и у нее молнией сверкнуло в мозгу:
«Король!.. один… вернее, почти один… на этой пустынной набережной!.. И так близко… стоит только руку протянуть… Само небо посылает его мне… Живым он отсюда не уйдет!»
И не успели Витри и гвардейцы выполнить распоряжения короля, как Фауста уже принялась осуществлять свой новый план. Вложив шпагу в ножны, она заявила:
— Мы не смутьяны. Мы подчиняемся приказу Его Величества.
В то же самое время она нащупывала что-то у себя под камзолом.
— Сдать шпаги, — скомандовал Витри, обманутый ложной покорностью пленников.
Вдруг Фауста коротко свистнула и, выхватив из-за пазухи кинжал, бросилась на короля, поглощенного беседой с Вальвером.
Ее люди немедленно устремились вперед, быстро проскользнули мимо повозки и исчезли в темноте, словно тени, оставив Фаусту одну, будто этой женщины для них просто не существовало. Все это произошло в мгновение ока.
Фауста же подскочила к королю, занеся на бегу кинжал. Она рассчитывала молниеносно поразить юношу, а потом присоединиться к своим людям и раствориться вместе с ними во мраке ночи.
Герцогиня продумала все до мелочей и нанесла точный удар.
Но женщина забыла о Вальвере — а тот, разговаривая с королем, зорко следил за Фаустой…
Как в кошмарном сне, король увидел блеск короткого клинка, молнией сверкнувшего у него перед глазами. Людовик понял, что это конец. Инстинктивно отшатнувшись, он зажмурился. И почти сразу открыл глаза, удивляясь, что все еще жив. Он отскочил назад, и его подхватил немного замешкавшийся Люинь.
Вальвер же подоспел вовремя: он перехватил разящую руку и отвел от короля смертоносный клинок. Оказавшись в железных тисках, Фауста не могла сдвинуться с места. Она снова попала в плен — второй раз за одни сутки. А Вальвер приговаривал:
— Тихо, тихо! Разве так можно! Нельзя покушаться на жизнь Его Величества!
— Проклятье! — прорычала Фауста.
— Держите его, граф!.. Вперед, Витри! — скомандовал король.
Фауста никак не могла вырвать свою правую руку из стальных пальцев Вальвера — так же, как этим утром не сумела ускользнуть от Пардальяна. Но неожиданно женщина перехватила кинжал в левую руку и Вальвер не успел отклониться…
Лезвие вонзилось в руку, клещами сдавившую запястье Фаусты. Вальвер не издал ни звука. Но от боли граф невольно чуть разжал пальцы. Фауста резко дернулась, вырвалась на волю и одним махом прыгнула в реку.
Все четыре гвардейца убежали ловить бандитов, но тем удалось уйти… Короля окружали только Вальвер, Витри, Люинь, Ландри Кокнар и владелец повозки.
— Взять его! Взять! — закричал король. — Там, внизу, привязаны лодки. Он, верно, угодил в одну из них. Может, и ноги себе переломал.
Ландри, Витри и Люинь устремились к Сене. Ландри даже влез в одну из многочисленных лодок, стоявших на приколе. Но Фауста исчезла. Исчезли и ее люди.
Король отказался от мысли продолжать поиски. Он предпочел позаботиться о том, чтобы столь нежданно доставшееся ему сокровище было перенесено в надежное место. На это ушло полчаса. Затем Людовик захотел вознаградить крестьянина и Ландри за мужество, проявленное ими в схватке с негодяями. Любезно поговорив с возницей и Кокнаром, король вручил крестьянину тугой кошель с золотыми монетами, и тот отправился восвояси, совершенно одурев от счастья. Детину распирала гордость… А Ландри Кокнару Людовик подарил золотую цепь: слуга Одэ просиял, прикинув, что она может стоить от трех до четырех тысяч ливров.
Потом король отвел Вальвера в свой маленький кабинет и заперся там с гостем. Эта необычайная аудиенция продолжалась более часа. Ландри ждал хозяина на заднем дворе. Вальвер спустился туда, дрожа от радостного возбуждения. Пока господин и слуга были в Лувре, оба хранили молчание. Но стоило им оказаться на пустынной набережной, где никто не мог их подслушать, Ландри поспешил задать вопрос, который давно не давал ему покоя.
— Я вижу, сударь, вы прямо сияете, — проговорил верный оруженосец. — Похоже, этот долгий разговор принес вам богатство, за которым вы так давно гонялись, так?
— Богатство и счастье, Ландри! — ответил Вальвер со смехом. — Знаешь, что мне пообещал король?.. Ни за что не догадаешься: он обещал, что попросит для меня руки моей любимой Флоранс у господина д'Анкра, который, как пояснил Его Величество, не сможет ему отказать.
— Стало быть, король знает?.. — воскликнул изумленный Ландри Кокнар.
— У меня сложилось впечатление, что ему известно гораздо больше, чем можно подумать, — медленно произнес Одэ. — Да это и понятно: он виделся сегодня с господином де Пардальяном.
— Так вот оно что! — ухмыльнулся Ландри. — Значит, именно поэтому, все тщательно подготовив, господин шевалье возложил доставку золота на вас?
— Да, — кивнул Вальвер, сдерживая волнение, — именно поэтому он строго запретил мне упоминать его имя. Он хотел приписать мне все заслуги, чтобы добиться для меня того, к чему я так стремлюсь… Ведь он потребовал от короля, чтобы тот навязал свою волю Кончини… И настоял-таки на своем… Он поступил как любящий отец.
— Это точно, сударь, — убежденно заявил Ландри. Покачав головой, он добавил: — Только боюсь, сударь, что господин шевалье ошибается. Уж я-то знаю Кончини получше вашего: он может и не подчиниться королевской воле.
— Как бы не так! — воскликнул Вальвер. — Ты хорошо знаешь Кончини, но ты плохо знаешь господина де Пардальяна… Не такой он человек, чтобы не предложить королю средство, с помощью которого можно образумить упрямого итальянца.
— Святая правда, сударь. Какой же я тупица, что сам этого не сообразил, — расстроился Кокнар.
— Ведь король побаивается Кончини, а на этот раз он был тверд и очень в себе уверен. Настолько, что даже пообещал присутствовать на моей свадьбе. Что ты скажешь о такой высокой чести, мой ворчун? — улыбнулся Одэ.
— Я скажу, что она вами заслужена, — невозмутимо ответил Ландри. И пояснил: — Малышка же по существу, его сестра… наполовину сестра, если вам угодно… А какой брат не гуляет на свадьбе сестры!.. Вот только честь — это не богатство. Лично я предпочел бы хорошее приданое.
— Будет и приданое, — победно заявил Вальвер. — Король полагает, что маркиз д'Анкр раскошелится и выложит зятю тысяч двести ливров. Никак не меньше.
— Двести тысяч ливров! — возликовал Ландри. — Да и король небось расщедрится. Ну, наконец-то, сударь. Вот счастье привалило!
— Я тебе об этом битый час толкую! — заметил Вальвер. И добавил со вздохом: — А Флоранс еще ничего не знает. И, Бог весть, когда я сумею обрадовать ее этой новостью.
— Ну, уж на это-то у вас не уйдет и недели, — уверенно проговорил Ландри. — Конечно, если постараться.
— Ну что ты мелешь, дурья ты башка! — рассердился граф. — Ведь я буду нужен господину де Пардальяну.
— Господин де Пардальян вполне может отпустить вас на несколько дней, — ворчливо заметил Ландри.
— Он-то, может, и отпустит!.. Только я все равно его не оставлю!.. — с непоколебимой уверенностью заявил Вальвер. Он был и раздосадован, и угнетен. Ландри Кокнар сразу это почувствовал. Совсем сбитый с толку, слуга запальчиво спросил:
— Как же так, черт побери?!
— Он не хотел, но я сам вызвался помогать ему в деле, от которого зависит жизнь короля, его честь и состояние… — признался Вальвер. — Сейчас это дело в самом разгаре… И судьба каждого из нас напрямую связана с исходом этого предприятия. Если я отлучусь, пусть и ненадолго, это будет предательством… После этого дворянину остается только проткнуть себя шпагой. Честь я ставлю выше любви! И поэтому ни за что не покину сейчас господина де Пардальяна. Сама Флоранс одобрила бы мое решение. Ты понимаешь?
— Увы, понимаю, сударь, — уныло произнес Ландри Кокнар.
Оба замолчали. Вальвер тяжело вздыхал на ходу: эта жертва далась ему нелегко. Ландри Кокнар погрузился в мрачную задумчивость. И вскоре он решительно заявил:
— Ладно, сударь. Я берусь доставить малышке… я хотел сказать, мадемуазель Флоранс… вашу записку… Как бы девочку ни охраняли, я думаю, это сумею… Слава Богу, и не с такими делами справлялись!
— Парень ты, конечно, не промах. Вот только не знаю, вправе ли я принять твое предложение, — засомневался Вальвер.
— Что так, сударь? — удивился Ландри.
— Да пойми ты, несчастный, это же так опасно!.. А ты так любишь жизнь! — покачал головой Одэ.
— Я у вас на службе, сударь, это, черт побери, моя работа! — просто сказал Ландри Кокнар.
— Ах, Ландри, какой же ты смельчак!.. — вскричал граф. — Об этой услуге я не забуду до конца своих дней!
— Ладно, пишите записку… — вздохнул оруженосец. — А я пока покумекаю… Да, я дорожу своей шкурой и уж как-нибудь постараюсь и дело сделать, и ее, родимую, не попортить.
Так за разговором они без помех дошли до своего логова на улице Фуражек. Именно в это время пристыженные Гренгай и Эскаргас рассказывали Пардальяну, как ловко «чертова герцогиня» обвела их вокруг пальца.
Увидев, что Вальвер цел и невредим, и узнав от него, что все кончилось благополучно, Пардальян облегченно вздохнул. Его радость передалась и незадачливым слугам, да еще шевалье подбодрил их словами:
— Все хорошо, что хорошо кончается. Успокойтесь, вояки. С моим сыном ничего не случится, потому что мадам Фауста немного опоздала.
Когда Фауста прыгнула с берега, она не угодила ни в одну из лодок, стоявших на приколе, и вскоре благополучно выбралась из воды. Едва попав в свой особняк, герцогиня распорядилась убрать с пристани раненых, чтобы замести следы неудачного покушения на короля. После этого, хорошенько все обдумав, женщина пришла вот к какому выводу:
«Эти деньги мне уже не вернуть. Так пусть лучше мать короля пустит их на безделушки — а то Людовик расстроит с их помощью все мои планы. Завтра же отправлюсь к Марии Медичи».
И рано утром Фауста действительно нанесла короткий визит королеве. После ее ухода Мария Медичи немедленно кинулась к королю. И без лишних слов перешла в наступление:
— Мне сообщили, Луи, что вчера вечером вы получили огромную сумму — четыре миллиона. Казна пуста, и нам приходится экономить буквально на всем… Вы понимаете, что эти деньги необходимо сдать в казну. Я распоряжусь, чтобы к вам прислали Барбена. А уж он обо всем позаботится. Уверяю вас, что эти миллионы появились очень кстати!
Королева не сводила с сына горящих глаз. И говорила властным тоном, не допускающим никаких возражений. Следует заметить, что, не сомневаясь в точности сведений, сообщенных Фаустой, регентша не спрашивала, нет, она уверенно утверждала.
Но она не застала короля врасплох: Вальвер успел его подготовить. Нисколько не смутившись, Людовик величественно поинтересовался:
— И кто же вам это сообщил, мадам?
— Хорошо осведомленные люди. Могу уточнить: эти миллионы доставил вам граф де Вальвер. В сорока бочонках. Могу даже указать, в каком они погребе.
— В самом деле, мадам? — насмешливо поднял бровь юноша. — Что ж, давайте посмотрим вместе.
Он был так уверен в себе, что Мария Медичи невольно заколебалась. Но Фауста расписала ей все очень подробно. Королева решила поймать сына на слове и воскликнула:
— Именно этого я и хочу, сир!
— Прошу, — просто сказал король: в его глазах вспыхнули лукавые огоньки.
Указанный королевой погреб был отперт. Там действительно стояли бочки. Но не с золотом, а с порохом.
Мария Медичи ушла ни с чем. И зачем только Фауста толкнула ее на этот глупый шаг? Королева никогда не думала, что ее могут так провести!
А Фауста сразу сообразила, что всему виной Пардальян. Шевалье предусмотрел все!
XXVII
НЕУДАЧА ЛАНДРИ КОКНАРА
У Фаусты были в городе тайные склады оружия. Пардальян дал себе слово выведать, где они находятся, и уничтожить их. А мы знаем, что шевалье свое слово держал…
Он был просто уверен, что одним из таких складов являлся дом в грязном тупике Барантен, куда накануне завернул отряд, доставивший в Париж испанское золото. И похоже, склады эти были своего рода небольшими крепостями, в которых могли укрываться довольно значительные гарнизоны.
Но Пардальян прекрасно понимал, что сейчас Фауста не могла держать там людей: это немедленно привлекло бы внимание парижан. И шевалье сразу заключил, что вошедшие в дом испанцы, вероятно, потихоньку покинут его рано утром.
Поэтому на рассвете шевалье уже был на улице Тисрандри, рядом с тупиком Барантен, намереваясь последовать за испанцами, куда бы они ни направились. Пардальян был убежден, что они выведут его на остальные склады. Напомним, что, по словам самой Фаусты, их было всего четыре: один в городе, один на острове Ситэ, один в районе Университета и еще один в окрестностях Парижа. Что касается последнего, то обостренное чутье подсказывало Пардальяну: этот склад находится где-то в деревне Монмартр.
Шевалье захватил с собой Вальвера, Эскаргаса и Гренгая, чтобы каждый мог идти по своему следу. Итак, их было четверо — на десяток испанцев. Но Пардальян был почти уверен, что те не станут разбредаться поодиночке, а разойдутся небольшими группами по два-три человека.
Только Ландри Кокнар остался на улице Фуражек, в доме герцога Ангулемского: особнячок этот по-прежнему казался необитаемым. Мы покинем на время Пардальяна и трех его спутников и займемся исключительно достойным оруженосцем Вальвера.
Накануне, после расспросов и рассказов, которые Пардальян, впрочем, свел до минимума, поскольку было уже поздно, а им предстояло встать ни свет ни заря, Вальвер отправился в свою комнату, знаком позвав Ландри с собой. Так господин и слуга возобновили разговор, начатый на набережной возле Лувра.
Вальвер хотел непременно написать перед сном письмо невесте, хоть Ландри и заверил графа, что сначала «все обмозгует» — и займет это день или два. Но Одэ все же написал письмо и вручил его Ландри.
Оставшись утром в одиночестве, Ландри стал думать, как бы передать записку по назначению. Это было непросто… К тому же Кокнар решил действовать наверняка, не рискуя собственной шкурой. Так или иначе, ему надо было проникнуть в особняк Кончини. Но там Ландри сразу узнают… А это для него — верная смерть.
Пролетел день, наступил вечер. Пардальян, Вальвер, Эскаргас и Гренгай вернулись домой. Все они были усталыми и угрюмыми, что означало: охота оказалась неудачной. А Ландри все еще не придумал, как быть.
Но это не помешало ему уверенно ответить хозяину:
— Я шевелю мозгами, сударь… Завтра что-нибудь измыслю.
На следующий день, ближе к вечеру, Кокнара вдруг осенило, и он воскликнул:
— Ла Горель! Как это я раньше не сообразил!.. Стоит дать ей немного золота, и она все для меня сделает!..
От радости он пустился было в пляс, но тут же подумал с досадой:
Он был просто уверен, что одним из таких складов являлся дом в грязном тупике Барантен, куда накануне завернул отряд, доставивший в Париж испанское золото. И похоже, склады эти были своего рода небольшими крепостями, в которых могли укрываться довольно значительные гарнизоны.
Но Пардальян прекрасно понимал, что сейчас Фауста не могла держать там людей: это немедленно привлекло бы внимание парижан. И шевалье сразу заключил, что вошедшие в дом испанцы, вероятно, потихоньку покинут его рано утром.
Поэтому на рассвете шевалье уже был на улице Тисрандри, рядом с тупиком Барантен, намереваясь последовать за испанцами, куда бы они ни направились. Пардальян был убежден, что они выведут его на остальные склады. Напомним, что, по словам самой Фаусты, их было всего четыре: один в городе, один на острове Ситэ, один в районе Университета и еще один в окрестностях Парижа. Что касается последнего, то обостренное чутье подсказывало Пардальяну: этот склад находится где-то в деревне Монмартр.
Шевалье захватил с собой Вальвера, Эскаргаса и Гренгая, чтобы каждый мог идти по своему следу. Итак, их было четверо — на десяток испанцев. Но Пардальян был почти уверен, что те не станут разбредаться поодиночке, а разойдутся небольшими группами по два-три человека.
Только Ландри Кокнар остался на улице Фуражек, в доме герцога Ангулемского: особнячок этот по-прежнему казался необитаемым. Мы покинем на время Пардальяна и трех его спутников и займемся исключительно достойным оруженосцем Вальвера.
Накануне, после расспросов и рассказов, которые Пардальян, впрочем, свел до минимума, поскольку было уже поздно, а им предстояло встать ни свет ни заря, Вальвер отправился в свою комнату, знаком позвав Ландри с собой. Так господин и слуга возобновили разговор, начатый на набережной возле Лувра.
Вальвер хотел непременно написать перед сном письмо невесте, хоть Ландри и заверил графа, что сначала «все обмозгует» — и займет это день или два. Но Одэ все же написал письмо и вручил его Ландри.
Оставшись утром в одиночестве, Ландри стал думать, как бы передать записку по назначению. Это было непросто… К тому же Кокнар решил действовать наверняка, не рискуя собственной шкурой. Так или иначе, ему надо было проникнуть в особняк Кончини. Но там Ландри сразу узнают… А это для него — верная смерть.
Пролетел день, наступил вечер. Пардальян, Вальвер, Эскаргас и Гренгай вернулись домой. Все они были усталыми и угрюмыми, что означало: охота оказалась неудачной. А Ландри все еще не придумал, как быть.
Но это не помешало ему уверенно ответить хозяину:
— Я шевелю мозгами, сударь… Завтра что-нибудь измыслю.
На следующий день, ближе к вечеру, Кокнара вдруг осенило, и он воскликнул:
— Ла Горель! Как это я раньше не сообразил!.. Стоит дать ей немного золота, и она все для меня сделает!..
От радости он пустился было в пляс, но тут же подумал с досадой: