Зевако Мишель. Последняя схватка

   — Да вы богач, черт возьми! — восхитился Пардальян и больше не настаивал. Повернувшись к мадам Николь, которая последовала за ними и наблюдала за этой сценой, с трудом сдерживая смех, он предложил: — Мадам Николь, в этом мешочке осталось семьсот семьдесят пять пистолей. Возьмите их и схороните в надежном месте… Премного вам благодарен, милочка моя.
   Хозяйка взяла мешочек и, не мешкая, ушла. Тогда Пардальян вытащил из-за пояса записку, сломал печать и равнодушно произнес:
   — А теперь посмотрим, чего от меня надо мадам Фаусте.
   Шевалье старался казаться безразличным, но на самом деле это послание чрезвычайно занимало его. Он углубился в записку, потом еще раз внимательно проштудировал ее, взвешивая каждое слово и пытаясь прочесть между строк то, что было скрыто в тексте.
   Наконец Пардальян молча протянул бумагу Вальверу и погрузился в глубокую задумчивость.
   А Вальвер прочел следующее:
   «Пардальян, пришло время сдержать обещание, которое я дала Вам в Сен-Дени.
   В деревне Монмартр Вам известна небольшая площадь, на которой стояла виселица Дам, разрушенная взрывом лет пять назад. Обугленные обломки этого сооружения находятся у дороги, ведущей к фонтану Бю. На краю площади расположена ферма птичника Дам, через которую и проложена эта дорога. Вот на эту ферму я и приведу завтра, в субботу, в десять часов утра, маленькую Лоизу и крестьянку, которая ухаживает за девочкой с тех пор, как та попала ко мне.
   Не появляйтесь раньше времени, я смогу быть на месте лишь в указанный час.
   Можете взять с собой кого угодно. Клянусь Вам, что я буду одна, без всякой охраны. А Вы знаете, Пардальян, что я никогда не опускалась до того, чтобы Вам врать».
   Прочитав записку, Вальвер посмотрел на Пардальяна, который стоял с отсутствующим видом, словно не замечая графа. Тогда Вальвер легонько прикоснулся к плечу шевалье и спросил:
   — И что же вы собираетесь делать? Отправитесь на это сомнительное свидание?
   Пардальян вздрогнул и вернулся к действительности. Он механически взял протянутую Вальвером записку, разорвал ее на мелкие кусочки и отбросил обрывки в сторону. На губах у шевалье снова заиграла насмешливая улыбка.
   — Я еще не знаю, встречаться ли мне с Фаустой или нет… — задумчиво произнес он. — Одно знаю точно: мы немедленно отправляемся во владения госпожи настоятельницы Монмартрского аббатства… И по дороге захватим наших компаньонов… Знаете, что я вам скажу… Я буду крайне удивлен, если мы не столкнемся там с самой мадам Фаустой… или с идальго д'Альбараном… или с кем-нибудь из его людей…
   Не пройдя и пятидесяти шагов по улице Сен-Дени, шевалье и граф повстречались с Ла Горель. И не обратили на нее внимания. А она их узнала, остановилась и долго смотрела им вслед с двусмысленной улыбкой.
   Они вышли на улицу Фуражек. А Ла Горель продолжила свой путь и вскоре очутилась в таверне «Золотой ключ». Как видите, старуха сдержала слово и честно отрабатывала истинно королевское вознаграждение, полученное накануне из рук Флоранс. К несчастью, мадам Николь была занята, а мегера — то ли не догадавшись, то ли осторожничая — не сказала слугам, кто ее послал, и потому ей пришлось немного подождать.
   Ну совсем чуть-чуть: каких-нибудь две-три минуты. Но еще две-три минуты Ла Горель потеряла, пытаясь выпросить у появившейся трактирщицы несколько монет, прежде чем объяснить ей, кто и откуда прислал письмо. Но мадам Николь сообразила, кому в действительности адресована записка, и бросила карге один экю. Алчная старуха, не мешкая, сунула его в карман, хозяйка таверны со всех ног кинулась за Одэ де Вальвером, который, как она полагала, еще не успел уйти далеко.
   Но Пардальян и Вальвер лишь на секунду задержались под окнами своего дома. Оглядев закрытые ставни, Пардальян издал условный свист — и такой же донесся в ответ из особнячка. Тогда шевалье и граф отправились дальше и остановились на углу улицы Коссонри, прямо напротив знаменитой таверны «Бегущая свинья».
   А в это время мадам Николь примчалась на улицу Фуражек. Если бы женщина сообразила добежать до Свекольного ряда, она бы сразу увидела тех, кого искала. А она вытащила из кармана ключ, быстро осмотрелась, чтобы убедиться, что за ней не следят, отперла дверь и шмыгнула в дом.
   И в этот же самый миг Ландри Кокнар, Гренгай и Эскаргас — в плащах и при шпагах — выходили из особнячка на улицу Коссонри. Пардальян знаком велел сей троице следовать за ним и Вальвером и, подхватив графа под руку, широко зашагал к улице Монмартр.
   Достигнув предместья Монмартр, шевалье пошел быстрее. Трое приятелей следовали за Пардальяном, сохраняя дистанцию в несколько шагов и даже не задумываясь над тем, куда шевалье ведет свой маленький отряд. Перебравшись по мосту через сточную канаву, Пардальян разглядел вдалеке портшез, медленно поднимавшийся по дороге, взбегавшей на крутой холм. Рядом с портшезом гарцевал на коне человек богатырского сложения. За ним ехали восемь всадников. Все они были вооружены до зубов.
   — Посмотрите-ка, — усмехнулся Пардальян. — Узнаете этого великана?
   — Д'Альбаран! — вскричал Вальвер.
   — Он самый! — кивнул шевалье. — С неделю назад вы его ранили, и вот он снова на ногах.
   — Он сопровождает мадам Фаусту? — спросил Одэ.
   — А кого же еще! Я же говорил, что мы встретим ее здесь!.. А знаете ли вы, что там, за холмом? — покосился шевалье на Вальвера. — Там монастырь… А дальше — то самое место, где находится интересующая нас ферма.
   — И вы полагаете, что она направляется именно туда? — полюбопытствовал граф.
   — Голову на отсечение даю, что это так… — воскликнул Пардальян. — Только не надо думать, что она появится там среди бела дня! Не так она проста, эта мадам Фауста!
   И Пардальян тихо засмеялся. Если бы мадам Фауста слышала этот смех, ей стало бы не по себе.
   Потом шевалье обернулся и жестом подозвал к себе трех приятелей. Те вытянулись перед Пардальяном, как солдаты на параде. Прежде всего он вручил им тысячу ливров. Под радостные восклицания деньги были поделены по-братски. Все расчеты были произведены с быстротой и точностью, которые доказывали, что друзья глубоко усвоили арифметическое действие, называемое делением.
   — Эскаргас, пойдешь с Ландри, — скомандовал затем Пардальян. — Вот что вам предстоит сделать.
   И Кокнар с Эскаргасом выслушали удивительно точные и четкие инструкции шевалье, после чего немедленно двинулись за портшезом, держась на приличном расстоянии от него. Они выполняли распоряжение Пардальяна со сноровкой, изобличавшей их богатейший опыт в такого рода делах.
   А Пардальян с Вальвером и Гренгаем свернули на поперечную тропу и устремились вперед, Прошло немало времени, прежде чем они вышли к холму, на котором стояло пять мельниц. У его подножия зияло отверстие заброшенной каменоломни. Немного дальше к северу крутился еще один ветряк.
   По дороге Пардальян, видимо, успел проинструктировать своих спутников, поскольку теперь просто указал Одэ на эту одинокую мельницу и произнес:
   — Гренгай отведет вас.
   И Вальвер с Гренгаем припустили бегом. В нескольких сотнях шагов от мельницы находился фонтан Бю. Между фонтаном и мельницей зияло отверстие еще одного заброшенного карьера. Туда-то и спустились Вальвер и Гренгай.
   Мы оставим их и последуем за Пардальяном.

XXXII
ФАУСТА ГОТОВИТСЯ К ВСТРЕЧЕ

   Пардальян нырнул в первый карьер. Там было темно, но шевалье продвигался уверенно, словно при свете дня. Шел Пардальян довольно долго. И остановился только один раз — в просторной гипсовой пещере, набитой всякой всячиной. Прекрасно здесь ориентируясь, он направился в угол, взял какую-то вещь и спрятал ее под плащом, а затем продолжил свой путь.
   Пройдя еще немного, Пардальян уперся в стену. И без особого труда сдвинул ее с места, как поступил уже с двумя или тремя стенами в этом подземелье. Закрыв за собой образовавшееся отверстие, он устремился вперед по довольно узкому коридору. Свернув направо, шагов через десять шевалье снова оказался перед стеной. В ней тоже была потайная дверь.
   Толкнув эту дверь, Пардальян извлек из-под плаща прихваченный по дороге предмет. Это была лампа. Пардальян высек огонь, зажег лампу и переступил через порог.
   Шевалье очутился в небольшом подвале. Там валялись разбитые ящики и негодные инструменты. Впереди он увидел каменную лестницу, ведущую наверх. Других дверей в этом помещении не было.
   Но Пардальян не пошел к лестнице. Шагнув к левой стене, он поднес к ней слабо мерцавшую лампу и пробормотал себе под нос:
   — Монастырь расположен с этой стороны… Значит, если я правильно понимаю, Фауста появится отсюда… Подумать только! Я был здесь больше двадцати раз и ни разу не подумал о том, чтобы присмотреться к этой стене!.. Ничего удивительного… Только записка Фаусты натолкнула меня на эту мысль… А теперь и голову нечего ломать: скоро Фауста сама покажет мне, где здесь дверь и как она открывается!.. А вдруг она уже пришла? Черт, это усложнило бы все дело!..
   Потушив лампу, шевалье сунул ее под плащ и шагнул на первую ступеньку лестницы. Бесшумно поднимаясь, он увидел слабый свет. Тогда Пардальян подумал:
   «Похоже, дверь в верхний погреб открыта.»
   Действительно, лестница привела шевалье к распахнутой настежь двери — настоящей дубовой двери с отверстием в форме сердца. А за ней был настоящий погреб, в два раза больше нижнего подвала. Здесь хранилось все то, что крестьяне всегда держат в погребах. С одной стороны он был разделен на три небольших кладовки, запертых на простые задвижки. Эти чуланчики освещались и проветривались с помощью обычных отдушин.
   Это подземелье — точнее, верхний и нижний подвалы — и выбрала Фауста для встречи с Пардальяном; встреча эта должна была состояться на следующий день в десять часов утра.
   В верхнем погребе было намного светлее, чем внизу. Шевалье заметил винтовую лестницу, ведущую в дом. Пардальян подошел к ней и начал осторожно подниматься. Похоже, и следующая дверь была открыта: с каждым шагом шевалье приближался к сиянию дня. Вскоре до Пардальяна донеслись мужские голоса.
   Да, и эта дверь была распахнута настежь. Пардальян двигался теперь с удвоенной осторожностью. Оказавшись на верхней ступеньке, он прислушался и выглянул наружу.
   Шевалье увидел нищую кухню бедной крестьянской лачуги. В центре стоял грубо сколоченный, но довольно чистый стол. А на нем — початая бутылка, две оловянные кружки и два потушенных фонаря. За столом сидели на табуретах двое крестьян.
   Крестьян? Судя по одежде, да. Но при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что только эти обноски и придают им некоторое сходство с сельскими жителями. Пардальян понял это с первого взгляда. Оба мужчины пили и вели беседу на изысканном французском языке. В одном из этих людей Пардальян узнал надменного офицера, который любезно вручил Вальверу миллионы, доставленные из Испании.
   Господам прислуживал пожилой крестьянин — не ряженый, настоящий. Это был птичник, хозяин сей хижины, переданной ему недавно женским монастырем.
   Из разговоров, которые велись в кухне, Пардальян скоро узнал, что все трое ждут Фаусту. Та должна была появиться из подземелья. Через несколько минут один из дворян извлек из кармана большие часы — уже одного этого было довольно, чтобы понять, что никакой он не крестьянин, — и изрек:
   — Пора встречать госпожу герцогиню.
   Оба встали, взяли фонари и направились к очагу, чтобы зажечь их.
   Пардальян, не мешкая, спустился в нижний подвал. Осмотревшись, шевалье обнаружил, что под лестницей стоят полусгнившие ящики. Притаившись за этими ящиками, он сказал себе.
   «Отсюда все прекрасно видно. Сейчас пойму, где эта дверь и как она открывается. Но если им придет в голову заглянуть сюда, меня заловят как лису в собственной норе! А, ерунда! Испанцы ничего не заподозрили, и Фауста тоже ничего не заметит».
   Оставив птичника на кухне, испанцы с зажженными фонарями в руках спустились по лестнице и замерли в центре подвала. Пролетело несколько минут… Из своего укрытия Пардальян видел лишь стену, откуда, по его расчетам, и должна была появиться Фауста. Вдруг эта стена действительно раздвинулась, и через узкий проход в погреб вступила герцогиня де Соррьентес. За ней следовал д'Альбаран. В руке у великана был фонарь, а под мышкой — объемистый мешочек.
   Оба испанца приветствовали даму изящными поклонами, словно были облачены в бархат и атлас и находились в Лувре, на приеме у короля Франции. Фауста слегка кивнула головой и своим серебристым голоском торжественно произнесла:
   — Здравствуйте, господа!
   А Пардальян в это время не сводил глаз с д'Альбарана. Тот закрывал дверь. Стена почти мгновенно обрела прежний вид, но Пардальян успел заметить все, что его интересовало, и на губах у него появилась довольная улыбка.
   Заперев вход в подземный коридор, д'Альбаран первым поднялся по лестнице, освещая ступени фонарем. За великаном следовала Фауста. Потом — испанский офицер, тоже с фонарем в руке. Замыкал шествие второй испанец, оставивший свой фонарь внизу…
   А вскоре на лестнице оказался и Пардальян, улыбавшийся в седые усы…
   Но на сей раз шевалье остановился где-то на полпути, чтобы в случае чего успеть спрятаться. Пристроившись на ступеньке, он уже не мог заглянуть в кухню — но отлично слышал все, что там говорилось.
   Очутившись на кухне, Фауста опустилась на грубый табурет и застыла в величественной позе, словно восседала на троне. Д'Альбаран замер у нее за спиной. Оба испанских дворянина в живописных лохмотьях стояли перед женщиной навытяжку, как на службе в особняке герцогини. Старый птичник согнулся в низком поклоне, едва не упав на колени.
   Им-то прежде всего и занялась Фауста. Она жестом подозвала крестьянина к себе. Он приблизился, не разгибая спины, почти ползком.
   — Д'Альбаран, вручите этому достойному человеку те десять тысяч ливров, что я ему обещала, — сладчайшим голосом произнесла красавица.
   Гигант выступил вперед и вложил старику в руки туго набитый мешочек, который до этого держал под мышкой. Хозяин лачужки выпучил глаза, открыл рот и, не найдя слов, чтобы выразить свою радость и признательность, преклонил колени, как делал, когда проходил мимо часовни Святых мучеников. Фауста ободряюще улыбнулась и отпустила старика со словами:
   — Ступайте, добрый человек, и помните, что за услугу, которую вы мне оказали, я всегда готова прийти вам на помощь.
   Старик снова преклонил колени, а потом, пятясь, покинул кухню. По знаку Фаусты его проводил один из переодетых дворян.
   — Ну что? — осведомилась герцогиня, когда тот вернулся обратно.
   — Ушел, мадам, — ответил мужчина. — Он просто не верит собственному счастью.
   — А двери? — спросила Фауста без тени улыбки.
   — Заперты на два оборота — и одна, и другая. А вот и ключи, — сообщил дворянин, кладя на стол два больших ключа.
   — Раз так — за дело, господа, — распорядилась Фауста. — Д'Альбаран, проводишь их в пещеру. Поможешь им там. Доложишь, когда закончите. Мне важно убедиться, что все идет так, как я задумала. Ступайте!
   — Пойдемте, господа, — в свою очередь, скомандовал Д'Альбаран.
   Пардальян не стал слушать дальше и резво спустился вниз. Но не юркнул под лестницу, а скользнул в ту дверь, которой недавно воспользовалась Фауста, и отошел по коридору шагов на двадцать. Вжавшись в какую-то нишу, шевалье подумал:
   «Какого черта она отправила их сюда?.. Как именно решила покончить со мной? Ведь она явилась на ферму по мою душу, и все эти приготовления затеяны лишь ради того, чтобы завтра я уже не вышел из этого дома живым».
   Пожав плечами, Пардальян беззаботно сказал себе:
   «А-а, сейчас все узнаем…»
   Потайная дверь, которую он закрыл за собой, снова распахнулась. В коридоре показались д'Альбаран и его помощники. Они оставили дверь открытой. Первым шагал д'Альбаран, освещая дорогу. Оба дворянина следовали за ним, перебрасываясь шутками и смеясь. Теперь они говорили исключительно по-испански. Но это не смутило Пардальяна: итальянским и испанским он владел не хуже, чем французским.
   Не дойдя шагов десяти до Пардальяна, вжавшегося в стену, д'Альбаран остановился у другой потайной двери; она вела в ту пещеру, откуда шевалье совсем недавно позаимствовал фонарь. Великан открыл дверь и уже собрался двинуться вперед, когда знакомый Пардальяну офицер удержал д'Альбарана за плечо и, указав рукой в сторону затаившегося шевалье, с фамильярной почтительностью спросил:
   — А куда ведет этот ход, сеньор д'Альбаран?
   — Никуда, граф, — ответил тот. — Как видите, он довольно узкий. И длинный. А кончается тупиком.
   — Тупиком! — разочарованно повторил офицер, которого только что назвали графом. — Да, похоже на то… Мы пробрались в подвал фермы по другому подземелью. Но что, если все эти коридоры как-то сообщаются между собой?
   «Да, он соображает, этот граф! — подумал Пардальян. — Гм, граф… Эти благородные идальго, все они величаются графами или маркизами, а у самих ни кола ни двора».
   — Не волнуйтесь, граф, — успокоил своего помощника д'Альбаран. — Этот ход мы обследовали дюйм за дюймом. Будь здесь хоть какой-нибудь лаз, мы обязательно обнаружили бы его.
   «Плохо, значит, обследовали!» — усмехнулся про себя Пардальян.
   Испанцы вошли в пещеру — но долго там не задержались. Оба дворянина выкатили в коридор по бочонку. Не жалея великолепного колета из бархата и атласа, великан тащил в руках два бочонка, поставленных один на другой.
   Узнав бочонки, Пардальян немало удивился:
   «Порох! Пули!.. Какого черта они их перетаскивают?»
   Тут он хлопнул себя по лбу: «Какой же я дурак! Это ведь они из-за меня суетятся! Для Фаусты не секрет, что я знаю об этой пещере… И герцогиня решила, что я могу взорвать этот склад, как и три остальных… вот и распорядилась… Все правильно… Но она и не подозревает, что я сумел проникнуть и в подвалы фермы! Так что зря она старается… Точно, точно!.. Все так и есть!»
   Однако на самом деле Пардальян не был до конца уверен, что «все так и есть»: шевалье начал смутно догадываться об истинной причине всей этой возни. Но его подозрение было таким чудовищным, таким невероятным, что Пардальян гнал от себя эту страшную мысль.
   Но она постоянно возвращалась, и ему захотелось выбраться из укрытия, подкрасться поближе, присмотреться…
   К несчастью, д'Альбаран после первого же похода в пещеру распорядился:
   — Выкатывайте сюда бочонки, а я буду поднимать их по лестнице и размещать наверху.
   И Пардальяну пришлось остаться в нише. В результате он слышал голоса обоих подручных д'Альбарана и видел, как благородные идальго таскают бочонки, но не мог следить за тем, что происходило у него над головой.
   Шевалье не придал этому особого значения. Однако…
   Трудясь в поте лица, испанцы шутили и смеялись. И болтали как сороки… Из их разговора Пардальян и узнал о том, чем занимался великан в верхнем погребе. Так шевалье убедился, что его страшная догадка была верной.
   Его охватило холодное бешенство.
   «Мерзавцы! Они минируют дом!.. Чтобы утром я взлетел на воздух!.. Вот что придумала Фауста!.. Минируют и веселятся… Им, видите ли, смешно, что взрывом человека разорвет на части!.. Какие же они негодяи! Поразбивать бы им головы о стену… А Фаусте надо бы шею свернуть! Ногой бы раздавить эту гадину ядовитую…»
   Было похоже, что он так и сделает. А негодяи тащили вдвоем бочонок, дно которого нечаянно проломили, и даже не подозревали, что оба они — на волосок от смерти. То же можно было сказать о д'Альбаране и Фаусте. Никто из них даже не догадывался, какая страшная опасность им грозит.
   Но Пардальян остался на месте. Совладав с собой, он пожал плечами, вжался в стену и спокойно продолжал наблюдать.
   Приступ бешенства длился лишь одно короткое мгновение, но в этот миг случилось нечто такое, что прошло мимо внимания задыхавшегося от гнева шевалье. Впрочем, будь Пардальян спокоен, он бы все равно ничего не увидел и не услышал, поскольку находился слишком далеко от места событий.
   А произошло вот что.
   Д'Альбаран поднялся на кухню. Мрачная Фауста неподвижно восседала на табурете, погрузившись в глубокую задумчивость.
   — Мадам, погреб заминирован, — доложил великан. — Все забито до отказа… Но внизу осталось несколько бочонков. Отнести их назад?
   — Ни в коем случае, — встрепенулась Фауста. И пояснила: — Ты забываешь, что Пардальян знает об этой пещере. Он нашел и взорвал все другие склады. Записку мою он, верно, уже получил… А вдруг он вспомнил и про это укромное местечко? Вдруг заявится сюда сегодня, прямо сейчас? Пороха там быть не должно!
   — А что же делать? — недоуменно уставился на герцогиню д'Альбаран.
   — Я спущусь с тобой, — решила Фауста, вставая с табурета.
   Они сошли вниз. Возле лестницы стояло четыре бочонка. В это время испанцы подтащили бочонок с пробитым дном.
   — Сколько там еще осталось? — спросила Фауста.
   — Еще один, мадам, — доложил идальго.
   — Несите его сюда, — распорядилась герцогиня.
   Двое дворян отправились выполнять приказ.
   Фауста двинулась за ними, но не вошла в подземный коридор, а скользнула вдоль стены погреба, почти в самый его угол. Тут нажала на какую-то пружину. Открылась маленькая дверка, за которой был небольшой подвальчик, не имевший вроде бы другого выхода.
   Великан внес туда шесть оставшихся бочонков. Он управился с этим делом за одну минуту.
   Фауста закрыла дверь, о существовании которой Пардальян, похоже, даже не подозревал. Потом женщина распорядилась:
   — Пойди закрой дверь в пещеру.
   Д'Альбаран молча повиновался. И тут же вернулся назад.
   Пардальян осторожно последовал за ним, он понял, что испанцы закончили работу и теперь, скорее всего, поднимутся наверх. А шевалье хотелось быть в курсе того, что творится на ферме. И вскоре до Пардальяна донесся облегченный вздох Фаусты.
   — Пусть теперь шевалье роется в пещере!.. — весело проговорила женщина. — Закрой эту дверь, д'Альбаран, пойдем посмотрим на твою ловушку.
   И герцогиня двинулась к лестнице.
   Мы уже сказали, что Пардальян услышал эти слова. Выждав несколько секунд, он открыл дверь. Погреб был еще освещен, и шевалье увидел спину дворянина, замыкавшего процессию. Пардальян быстро прикрыл за собой дверь и осторожно ступил на лестницу. Но тут раздался голос Фаусты, и шевалье замер. А она сказала:
   — Прекрасная работа! Сколько времени будет гореть фитиль?
   — Минут пять, — ответил д'Альбаран.
   — Тебе его зажигать… До пещеры добежать успеешь? — озабоченно спросила герцогиня.
   — Не сомневайтесь, мадам, — ухмыльнулся великан. — Я успею даже оставить ее позади… Как вы понимаете, я не собираюсь отдыхать по дороге.
   — Это было бы некстати, — прыснул офицер.
   Все замолчали. Потом Фауста властно распорядилась:
   — Идемте наверх, господа. Там получите последние инструкции… Д'Альбаран, прикрой на всякий случай дверь в этот погреб.
   В наступившей тишине раздался шум удалявшихся шагов.
   Пардальян поднялся по лестнице и проскользнул в погреб. Он невольно посмотрел в сторону чуланчиков. Их двери были закрыты. Невозможно было поверить, что одна из кладовок начинена пулями и взрывчаткой, от которых мог серьезно пострадать целый квартал… К счастью, заминированный дом стоял отдельно, и по пустынной дороге проходило человек десять в день, никак не больше. Поравнявшись с чуланчиками, шевалье невольно содрогнулся.
   Вот он вступил на вторую лестницу. И опять замедлил шаг, услышав голос Фаусты. Она говорила:
   — Господа, вы снова будете крестьянами. Оставайтесь снаружи и наблюдайте за площадью. Вы знаете господина де Пардальяна. Если он появится — вы помните, что ему сказать: птичника нет, он будет только завтра. А вы его слуги, вам ничего не известно… И никаких тайн. Сразу откройте дверь и пригласите его войти. Делайте, как я сказала, и все будет хорошо, вот увидите… Когда стемнеет, замкнете все двери, как делал хозяин дома… На рассвете все откроете… Около десяти утра запрете на два оборота переднюю дверь… Ключ оставите в замке. Закройте и заднюю дверь, а ключ от нее заберете с собой… В десять часов вы уйдете… Вот и все. Ступайте, господа.
   — Позвольте одно замечание, мадам?
   — Говорите, — кивнула Фауста.
   — Господин де Пардальян видел меня… Это он довел меня ночью почти до ратуши. Боюсь, что, несмотря на этот наряд…
   — Конечно же, он вас узнает!.. Память у него отменная… Не показывайтесь ему на глаза… с вами, маркиз, он раньше не встречался, вот вы с ним и поговорите… А лучше вот что… Вам больше не нужно обоим сидеть здесь… Останетесь вы, маркиз… А вы, граф, немедленно отправляйтесь в Париж, возвращайтесь в мой особняк — и делу конец. Ступайте.
   Снова наступила тишина. Потом опять раздался голос Фаусты:
   — Нам нечего здесь больше делать. Вернемся в монастырь. Посветите мне, д'Альбаран.
   — Погодите, мадам, прошу вас, — взмолился великан.
   После короткой паузы Фауста очень мягко спросила:
   — Что с тобой?.. Ты взволнован…
   — Да, мадам!.. Мне не по себе! — воскликнул д'Альбаран.
   — Ну, выкладывай… Что тебя волнует, мой верный слуга? — так же мягко осведомилась Фауста.
   — Дело вот в чем, мадам… — неуверенно начал великан. — Вы проведете ночь в монастыре… А я, оставив вас у аббатисы мадам де Бовилье, вернусь в Париж… Утром я вновь проникну сюда через карьер у фонтана Бю… А вы проберетесь по подземному ходу и приведете девочку с нянькой… А господин де Пардальян останется с вами… И вот это кажется мне странным… Да просто в голове не укладывается… Я уверен, мадам, что, заполучив ребенка, он уйдет, и все наши старания пойдут прахом.