Потом разразилась Вторая мировая война. Доктор Л. отпечатал на машинке письмо на семнадцати страницах. В этом письме он объяснял, почему его следует призвать в армию в чине генерала: он будет заботиться о душевном здоровье других генералов. Из армии прислали отписку: «В настоящий момент у нас нет возможности использовать человека с вашими талантами». (Смеется.)
Конечно, доктор Л. не пользовался популярностью в своей конторе. Один из клерков взял черновую копию подлинного письма доктора Л. и ответ из армии и послал их в газету «Херст», с которой доктор Л. уже успел испортить отношения. Газета вышла с заголовком «Армия говорит, что не нуждается в услугах доктора Л.».
Его секретарша стала моей секретаршей. Когда газета вышла, она прочитала заголовок и предложила: «Давайте позвоним крошке доктору Л. (а он был весьма тучен) и прольем крокодиловы слезы». Я сказал: «Если хотите, я могу позвонить ему, потому что, когда я нанесу ему удар, рана окажется смертельной. Не знаю, когда и как это произойдет, но пусть над этим поработает мое бессознательное. И крошка доктор Л. действительно почувствует удар».
Это был конец июля или начало августа, точно не помню. В ноябре я пошел на медицинский совет. Я сидел в боковой комнате, попивая пунш с другими докторами и беседуя с ними. Вошел крошка доктор Л. и сказал: «Привет, Милт. Что тебе известно?»
А я сказал: «Мне известно лишь то, что я вычитываю из газет» (любимое присловье Уилла Роджерса).
Зейг. Ага.
Эриксон. Вы не можете вообразить себе более удачный ответ. Было слышно, как на стол падали стаканы. Многие бросились к телефону. Газета «Херст» вышла с заголовком: «Эриксон говорит доктору Л., что ему известно лишь то, что он вычитывает из газет». И доктору Л. пришлось перебраться во Флориду.
Сознательно я не смог бы ответить так резко и метко. Сработало мое бессознательное. Оно хранит такое, о чем я даже не подозреваю. Вот как работает бессознательное. Я внезапно припомнил знаменитую фразу Уилла Роджерса, и это действительно оскорбило доктора Л. в Мичигане.
Теперь о Джоне. Обучение его тому, что я — человек, вылилось в медленный процесс. Я не устаю повторять одну маленькую фразу: «Миссис Эриксон Домоправительница, а я — Старикашка». Барни пишет письма о своих сражениях со Старикашкой. И Маффин Ву-Ву из Пуэрто-Рико пишет Барни про Старикашку. Фриц и Дженни пишут про Старикашку.
(Эриксон начинает говорить мягко.) А теперь представьте, что у вас есть бессознательное, и вам нет нужды беспокоиться о чем-то. И подбирая верный ответ, положитесь на свое бессознательное — это окажется правильным в нужный момент времени.
Я обучал стрелковую команду меткой стрельбе. (Сокращенная версия этого случая содержится в Rosen, 1982a.) Личного опыта в этом деле у меня было немного. Мне лишь довелось пару раз пальнуть из ружья на ферме, когда я был ребенком. Тренер стрелковой команды где-то прочитал обо мне. Во время одной из своих поездок с командой он остановился в Фениксе. Он представил меня своей команде и спросил, не могу ли я применить гипноз, потому что в состязании стрелков одна из главных проблем — напряжение. Ты стреляешь в сорока турах, ты впервые поражаешь мишень. Потом думаешь: «Попаду ли я в нее третий, четвертый, пятый, шестой, седьмой раз?» Когда добираешься до тридцатого, внутреннее напряжение достигает предела. Он обсудил со мной эту проблему.
Я согласился: «Да, я могу потренировать вашу команду». Пригласил для примера гипнотического субъекта и произвел демонстрацию. Команда согласилась, что я свое дело знаю. Я отправился в Форт-Беннинг, Джорджия, однако в армии не были вполне уверены, что я знаю свое дело. Ко мне приписали двух человек, которые в течение двух лет пытались попасть в команду. Из ста очков они выбивали лишь сорок, тогда как проходной балл составлял шестьдесят. Итак, двух этих «сороковиков» привлекли к тренировкам.
Я тренировал команду. Они отправились на международные соревнования в Москву и впервые победили русских. А два армейских «неудачника» заняли призовые места. Единственное, чему я их обучал, состояло в следующем: «Сначала вы вызываете ощущение комфорта в подошвах своих ступней, в щиколотках, в коленях, бедрах, пояснице, торсе, руках, плечах. Потом вы чувствуете, как ваша рука удобно лежит на ложе ствола, а приклад очень удобно покоится на вашем плече. Потом вы наслаждаетесь прикосновением своей щеки к ложу. И вы можете очень удобно двигать стволом, назад и вперед, вниз и вверх, вслед за целью. Когда комфорт ощущается абсолютно во всем, вы нежно нажимаете на курок». Вот как я их тренировал. Я предоставил им пространство, чтобы они могли развивать свою собственную манеру стрельбы.
Один из них, впоследствии национальный чемпион по стрельбе, выработал уникальную манеру. Последнее, что он делал, это сжимал зубы. Когда появлялось чувство, что зубы сжаты правильно, он нажимал курок. (Смеется.) Его кличка была Блинки.
Блинки уволился несколько месяцев спустя. Покинув армейскую команду, он попробовал свои силы в национальном чемпионате по стрельбе. Пока он входил в армейскую команду, то обсуждал со мной свое будущее. Я заметил, что стрелковое мастерство вынужденно ограничено возрастом и ему на что-то придется жить еще лет 50. Компания «Винчестер Райфл» предложила Блинки заняться продажей винчестеров. Я сказал: «У этого занятия нет будущего. Грядет новый чемпион». Я думал, что ему надлежит заниматься делом, которое было бы для него значимым. Сейчас Блинки ветеринар. Он как-то навещал меня, приехав в Феникс на встречу ветеринаров.
В своем родном городе он был избран в городской совет, побывал мэром — не знаю, кем еще. Там он самый популярный человек. Таков склад его личности. Приехав ко мне, Блинки вспоминал армейские дни — дни чемпионата — и свой опыт в ветеринарной области. Все сложилось так, как я и ожидал.
Возможно, еще один член стрелковой команды станет чиновником Американского общества клинического гипноза.
Когда ты знаешь, что у тебя есть бессознательное, то полагаешься на него. Один из моих пациентов, адвокат, однажды пришел ко мне и заявил:"Завтра утром мне нужно ехать в Туксон и сдавать экзамен по специальности. Я проваливал его пять раз. Я приехал из
Висконсина. Мне не нравится там жить, моей жене тоже. Мы хотим перебраться в Аризону и строить там свою семью". Он спросил: «Не могли бы вы загипнотизировать меня, чтобы я сдал экзамен?»
(Звонит телефон, Эриксон берет трубку. Это междугородный звонок. Обращается к своему телефонному собеседнику.) Я не вылезаю из инвалидной коляски с 1965 года. У меня совсем немного сил, а ваш мальчик потребует огромных усилий, и я не готов к этому физически. (Вешает трубку.)
(Обращается к Зейгу.) Это человек из Нью-Йорка. Его 16-летний сын сидит на наркотиках и спиртном с 12-летнего возраста. Мать отреклась от парня. Отец и мать боролись за него годами. Наконец, отец недавно развелся с матерью. Этот мальчик — трагедия. Теперь отец пытается помочь ему. Он водил своего сына ко многим психиатрам — фрейдистам, юнгианцам, райхианцам, — пытаясь исправить его.
Не люблю теоретических формулировок. Потому что теоретические формулировки… Какой в них смысл? Есть ли что-нибудь более абсурдное, чем европеец, выросший и получивший воспитание в Европе, а потом приехавший в Соединенные Штаты и пытающийся понять прошлое американца?
Я припоминаю тот опыт, который я получил в Вустере, Массачусеттс. Опытный психолог русско-немецкого происхождения, работавший в лаборатории Вундта, приехал в Вустер, чтобы познакомиться с американской психологией. Он показался мне интересным. Он проделал великолепное исследование. Однажды вечером он предложил поехать в Сан-Франциско и поужинать там. Из Вустера, Массачусеттс, в Сан-Франциско, чтобы поужинать! Неплохо, не правда ли? (Смеется.) Каково же было его представление о Соединенных Штатах?
(Раздается стук в дверь. Входит пациент. Позже мы возобновляем беседу.)
Эриксон. На чем я остановился?
Зейг. Вы начали говорить об использовании бессознательного. Вы рассказывали об адвокате, которому нужно было ехать в Туксон, чтобы сдать экзамен по специальности.
Поскольку этот случай обсуждается в Zeig, 1980a, здесь мы лишь кратко на нем останавливаемся. Техника Эриксона была проста. Он посоветовал адвокату наслаждаться пейзажем по пути в Туксон и «испытывать счастье от того, что такой пейзаж будет сопровождать его и в будущем». На обратном пути ему нужно было наслаждаться пейзажем в обратной перспективе.
На экзамене он прочтет вопросы, и все они покажутся ему бессмысленными. Затем ему следует прочитать первый вопрос второй раз, и из его ручки вытечет «тоненькая струйка информации». Когда струйка подсохнет, он должен перейти к следующему вопросу.
Эриксон не мог мгновенно проверить, сработало ли его воздействие. Тем не менее, год спустя к нему пришла женщина, готовая вот-вот разрешиться от бремени. Она пришла к нему по поводу родов под гипнозом. Это была жена того адвоката. Терапия Эриксона для рожениц состояла в том, что он гипнотически внушал, что нижняя половина их тела принадлежит акушерке, а верхняя остается их собственной. Во время схваток и разрешения от бремени женщина должна думать о поле ребенка, придумывать ему имя, представлять, как она будет его нянчить и т.д.
Несколько лет спустя, после рождения третьего ребенка, адвокат вернулся и Эриксон провел с ним удачную гипнотерапию, снявшую боли в спине.
Далее Эриксон продолжает.
Эриксон. Так вот, бессознательное гораздо мудрее, чем вы можете себе представить. (Меняет интонацию голоса.) Жарким летом ты страдаешь от страшной жажды, берешь напиток Ичзнаешь, что он хорош. Ты узнаешь— это еще задолго до того, как жидкость попадает в кровь. Если ты испытываешь жажду холодным зимним днем, ты берешь хороший напиток. И знаешь, что он хорош, задолго до того, как жидкость поглощается. Ты не подсчитываешь количество глотков, однако в летнем и зимнем напитке оно значительно различается.
Впервые приехав в Аризону, я попросил миссис Эриксон совсем не солить пищу. Потребность в соли в жаркой пустыне гораздо выше, чем в Мичигане. Мы позволяли детям солить свою пищу. Я подсчитывал, сколько раз они трясут солонкой — столько-то раз летом, столько-то раз зимой. Как маленькие дети могут знать, как им удовлетворять свою потребность в соли? Если в пище недостаточно соли, у нее ухудшается вкус.
Люди приезжают в Аризону из Миннесоты, Мичигана, Висконсина и из других местностей. Взрослые могут ужасно страдать от жары, потому что здесь они продолжают солить пищу так же, как они делали это на Востоке. В пустыне приходится увеличивать потребление соли. Я знал это. У меня было множество пациентов, которым мне приходилось говорить: «Идите и немного посолите свою пищу».
Бессознательное знает, сколько нужно соли, сколько глотков воды, а сознанию ни черта об этом не известно.
Зейг. Летом глотков больше.
Эриксон. Больше жидкости. Видите ли, при ПО градусах (по Фаренгейту) вы обильно потеете, и жидкость испаряется немедленно благодаря влажности 11%, 10%, 8%, 13%. Если вы откидываетесь на спинку автомобильного кресла, то потеете. Однако вы распрямляетесь, и меньше чем через минуту ваша рубашка абсолютно суха. Это означает, что вам следует пить больше жидкости. Вы не можете перегрузить тело жидкостью, не истощив при этом запасы натрия. Поэтому вы просто увеличиваете потребление соли.
А как вы изменяете свое дыхание, когда сидите спокойно, а потом сжимаете кулаки? Вы действительно изменяете свое дыхание. А как насчет вашего кровяного давления? Так называемый детектор лжи сообщает это, когда с вами кто-то говорит. Ваше бессознательное извлекает эти знания из повторяющегося опыта.
Вы сидите в закрытой машине, мчитесь по шоссе, и вдруг в лобовое стекло врезается пчела. Вы понимаете, что она не попадет вам в лицо, однако невольно моргнете и отпрянете назад. Вы не можете это контролировать. Ваше бессознательное говорит: когда некий объект приближается к вам, вы смутно его различаете и быстро отклоняетесь в сторону.
Зейг. Верно.
Эриксон. И ваше бессознательное обусловлено вашими телесными нуждами.
Знаете, вчера я получил письмо от разведенной женщины. Она собирается выйти замуж за бывшего заключенного. Это один из моих успехов. Проблема до сих пор заключается в ее детях. Они не могут понять, почему этот мужчина не хочет произносить слово «пожалуйста». Он вырос в семье, где это не было принято. Он провел много времени в тюрьме и в молодежном общежитии, где «пожалуйста» не услышишь. Лишь приказы. И вздрагиваешь. Он не знал этого слова довольно долго. Для него фраза «Передай масло» означает только «Передай масло», а не:"Пожалуйста, передай масло". Вот на таком языке он разговаривает с детьми, а те не могут понять, почему он не умеет произносить слово «пожалуйста». Мы с миссис Эриксон обсуждали эту проблему сегодня утром. Мне надо повидаться с этими ребятишками и объяснить, что к чему.
У меня были сестры, старшая и младшая, которые сделали мое детство невыносимым. Они, бывало, брали что-нибудь из моих вещей и заставляли говорить: «Пожалуйста, ну, пожалуйста, ну, ну, пожалуйста». Они заставляли меня говорить: «Ну, ну, ну, ну, ну — пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста». Я вырос, ненавидя это слово. И мои дети удивлялись: «Почему бы папе не сказать „пожалуйста“?» Я обычно замечаю, когда мне следует это сделать, но практически никогда не говорю «пожалуйста». Как бы то ни было, я вежлив, просто настроен против этого чертова слова. Но тон моего голоса вежлив, и это не слишком обижает людей.
Тон голоса этого бывшего заключенного весьма груб, поскольку другого он до сих пор не знал. Он пришел ко мне за советом. (Этот случай описан с некоторыми уточнениями в Zeig, 1980a.) Я дал ему хороший совет. В ответ он сказал: «Знаете, засуньте себе все это…» Так с людьми не разговаривают. Возвращаясь домой и пройдя 12 миль по 109-градусной жаре, он вернулся и спросил: «Что это вы мне такое сказали?» (Смеется.) Я повторил еще раз: «Вот помощь, которую я тебе предоставлю: на моем заднем дворе лежит матрас и одеяло. Там нависает край крыши, который защитит от любого дождя. Ты можешь подходить к задней двери; мы дадим тебе холодных бобов, которыми ты будешь питаться. На заднем дворе есть водопроводный кран, из которого ты можешь пить воду. Можешь остаться и обдумать, по плечу ли тебе пересилить себя и не стать алкоголиком. Если хочешь, чтобы я забрал у тебя ботинки, чтобы ты не сбежал, тебе придется попросить меня об этом».
Он провел пять дней и пять ночей на заднем дворе. Потом он вышел и подыскал себе работу. Он вступил в Общество Анонимных Алкоголиков и ходит туда дважды в неделю. Он взял туда свою девушку. Они собираются пожениться в День Св. Валентина.
Обсуждая с женой, почему я так редко говорю слово «пожалуйста», мы начали говорить о нашем сыне Роберте. Вам ведь приходилось с ним встречаться, не так ли?
Зейг. Мы с Рокси были в его доме, но не застали его. Эриксон. Иногда Роберт проявляет бесцеремонность по отношению к своей семье. Почему? Он был самый благовоспитанный из всех восьми детей. Нежный, мягкий. Кроме того, он был замкнутым мальчиком. Роберт попал под грузовик, когда ему было семь. Я нашел его в Больнице Доброго Самаритянина. Я спросил: «Какие повреждения?» Доктора из реанимационного отделения сказали: «Два бедра сломаны, трещины в тазе, ушибы тела, треснутый череп, а также контузия. Мы еще не исследовали внутренние повреждения». Я спросил: «Какой прогноз?» Они сказали: «Ну, если он проживет еще 48 часов, у него будет шанс выжить».
Я вернулся домой, собрал всю семью и сказал: «Все мы знаем Роберта. Когда он что-то делает, он делает это хорошо. Все мы можем зависеть от того, насколько хорошо он это делает. С ним только что произошел несчастный случай. Оба бедра сломаны, таз треснул, он перенес контузию, внутренних повреждений нет. Если Роберт выдержит еще 48 часов, у него будет шанс жить. Мы поможем ему. Поэтому воистину невежливо плакать. Вы ничем не можете помочь. Идите и возвращайтесь к вашей обыденной работе. Невежливо не спать: мы будем выполнять свою работу, а Роберт— свою. Спокойно ложитесь спать».
Мы легли спать, как если бы ничего не произошло. Это было действительно жуткое время для Роберта. Ему пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы выжить. Когда он вернулся из больницы, то был страшно возбужден. Он находился в гипсе, и его ожидало устройство для растягивания. Санитар, устанавливающий это устройство, чуть не уронил его, когда Роберт сказал: «Я так счастлив, что у меня такие родители. Все другие дети видели, как их родители приходят к ним каждый день, и это заставляло их плакать. Потом они приходили вечером и опять вызывали у них слезы. По воскресеньям было совсем ужасно: дети ревели весь день напролет. А вы ни разу меня не навестили». Я сказал: «Мы хотели, чтобы ты поправился. На самом деле мы действительно звонили в больницу и ходили в комнату для медсестер, смотрели оттуда сквозь стекло на тебя, но ты не мог нас видеть. И просили медсестер передавать тебе подарки».
Во времена моей интернатуры, когда наступали приемные дни, я измерял пульс, кровяное давление и частоту дыхания пациентов до, во время и после посещений. Посетители могут неумышленно нарушить процесс выздоровления своих больных родственников.
Зейг. Значит, это самая важная…
Эриксон (перебивая). Самая важная вещь на свете. Когда мы с Бетти были в Чикаго, Кристи оставалась с друзьями. Она каталась на ослике. Ей было десять лет. Ослик подошел к апельсиновому дереву и сбросил ее наземь. Бетти сломала локоть. Друзья потащили ее к семейному доктору, который облился кровавым потом, потому что перед ним была дочь врача. Оказалось, что треснул сустав. Это была плохая трещина. Доктор проделал огромную работу по правильному фиксированию сустава и наложению гипса. Но доктор допустил большую ошибку. Он похлопал Кристи по плечу и сказал: «Не волнуйся, девочка, все будет хорошо». Она воскликнула: «Конечно, будет! Это хороший локоть!»
Ну, так вот. Роберт был действительно подвергнут испытанию. Ему приходилось прилагать огромные усилия, и теперь это иногда проявляется в его отношениях с семьей. Его жена, Кэти, сейчас беременна, и он — самый озабоченный человек на свете. Он сходит с колеи от волнения.
Когда с Роберта сняли гипс, он лежал на койке. Вы не можете вообразить себе, что значит избавиться от гипса после того, как провел в нем с декабря по март. Он повернулся на бок, взглянул на пол и сказал: «Папа, ты знаешь, что до пола такое же расстояние, как и до потолка?» Пролежав на спине несколько месяцев, ты теряешь ориентацию в пространстве. Когда Роберт поглядел на пол, ему показалось, что он так же далек, как и потолок. Наконец он собрал все свое мужество и встал, чтобы пройти на кухню. Когда ты месяцами не ходишь, то теряешь множество физических ощущений, поэтому я ходил по комнате рядом с ним. Я знал, что должно было произойти. Первое: ты забываешь, как сгибать поясницу. Он согнулся дважды и тяжело упал на пол. Я сказал: «Не думаю, чтобы ты сильно повредил пол. Я полагаю, пол в порядке».
Я все ждал, 'когда он осмелится сойти вниз по парадной лестнице. Сойти вниз по лестнице было страшно — все равно что прыгнуть в Большой Каньон. Итак, Роберт вышел на веранду и уселся на перила. Он взглянул на землю внизу и на пол веранды. Я промолчал. Я ощутил себя на его месте: мне предстояло спуститься по этим ступенькам.
В один прекрасный день он спустился по ступенькам, сел на свой трехколесный велосипед и поехал прокатиться. Я недоумевал, как он будет пересекать улицу и что мне делать. Он проехал по Третьей Авеню, посмотрел в обе стороны улицы, оценивая дорожное движение, посмотрел вдоль улицы, оценил движение по обеим сторонам и вернулся. Для него это была совершенно ужасная вещь, но он справился.
Был еще один момент. Мать привела его к дантисту. Кабинет располагался на втором этаже. Лестница была сделана из мелких планок, сквозь которые проглядывала земля внизу. Он поднялся на лестницу и сказал матери: «Иди вперед. Я встречу тебя в кабинете дантиста». Роберт прошел весь путь самостоятельно. Могу заверить вас, что это был весьма страшный опыт. Он вышел из кабинета дантиста и сказал: «Мама, иди и садись в машину. Я встречу тебя на углу такой-то и такой-то улиц». Он сам спустился по лестнице, заставляя себя двигаться нормально. Вы представляете себе, какой ужасный опыт и какой самоконтроль ему требовались?
Когда я был маленьким мальчиком, на ферме, в полутора милях от нашего дома, в лесу, повесился человек. Все соседние фермеры говорили, что там бродит его привидение. Они, бывало, делали крюк в три мили, лишь бы не ехать по шоссе через лес.
Меня страшно напугали мои приятели: «Если один и тот же сон приснится тебе три раза подряд, он сбудется». Три ночи подряд мне снился тигр, пытающийся напасть на меня. Я действительно боялся, что однажды из темноты появится тигр. Когда я узнал об этом привидении, я дождался темной, ненастной ночи, медленно прошел по лесу полторы мили, потом повернулся и медленно пошел назад сквозь шелестящие листья и хлещущие ветки деревьев. Передо мной разбегались мелкие зверьки — скунсы, мыши и прочие. Я знал, что происходила борьба. После этого я никогда не испытывал такого ощущения страха.
Зейг. Вы говорили себе, что есть вещи, которые нужно сделать ради себя.
Эриксон (перебивая). …ради себя. Однако все это оставляет позади тебя всю напряженность.
Когда я работаю с пациентом, то, несомненно, напряжен. Это важно для пациента. В моей медицинской школе психиатрию преподавал хирург. В совершенно бессвязной манере он рассказывал о своем опыте хирурга. Он устраивал экзамен, принося две бутылки виски и стаканы и говоря: «Вот это и есть экзамен, ребята».
Когда я начал преподавать на медицинском факультете в Мичигане, на своей первой лекции я сказал:"Все вы, студенты, знаете, что каждый профессор колледжа думает, что его курс самый важный. Это, конечно, нелепо. Не думаю, что мой курс так уж важен; я знаю, что он таков". (Зейг и Эриксон смеются.)
Я действительно шокировал их, сказав: «Я знаю, что он таков». Затем я дал им список книг для чтения. Потом те, которые действительно интересовались психиатрией, получили дополнительный список. По окончании первого семестра многие студенты подписали прошение, прося декана уволить меня с факультета. Декан рассказал мне об этом. Я заметил: «Мне это не нравится. Я серьезно отношусь к преподаванию». Декан спросил: «Что я, по вашему мнению, должен сделать?» Тогда я сказал: «Отдайте мне это прошение. Я сам обо всем позабочусь». Примерно шесть недель спустя, когда студенты действительно полюбили меня и мой курс, я вывесил прошение на доску перед началом занятий. Я не сказал о нем ни слова. Никто не задал ни одного вопроса. А что они могли сделать? (Смеется.)
Старшие курсы всегда разыгрывают пародии на своих выпускных празднествах. Было выбрано четыре профессора. Одного они ненавидели особенно рьяно. Разыгрывая пародию, студенты поставили на стол ночной горшок. Они гуськом проходили мимо него и говорили: «Доброе утро, доктор X». (Смеется.)
Еще там был доктор Рейчел, из интернатуры. Он обладал необычной способностью. Шесть студентов могли окружить его и одновременно задавать вопросы, и он отвечал на все шесть вопросов. Он слышал каждый из шести одновременно задаваемых вопросов. Конечно, он был включен в розыгрыш. Вопросы, задаваемые человеку, который его имитировал, были очень сложными и длинными. И он декламировал правильные ответы на эти искусные вопросы.
Или другой преподаватель — Пит Джаспере. Я участвовал в совете по введению в должность, экзаменовал претендента и поставил в его форму красное"Р", отвергая кандидатуру. Претендентом оказался симпатичный, крепко сбитый молодой человек. Когда он проходил мимо кабины Джасперса, тот взглянул на него и увидел это красное"Р". Он сказал: «Какой идиот отверг такого парня? Присаживайтесь». Претендент присел. Джаспере очень внимательно проэкзаменовал его и вкатил ему второе красное"Р", подошел к моей кабине и сказал: «Знаешь, я такой же идиот, как и ты».
Джаспере проводил занятия по неврологии с моими врачами. Однажды он спросил Джо, очень способного парня: «Как правильно лечить…» и затем назвал сложную неврологическую болезнь. Джо выдал совершенно верное предписание. А Джаспере сказал: «Послушайте, яйцеголовый идиот, от какого чертова придурка вы получили эту дурную информацию?» Джо сказал: «Прочитал в одной статье». И назвал статью, опубликованную доктором Питером Джасперсом. Джаспере ответил:"С тех времен я кое-чему научился". (Смеется.) Идеальный ответ. Его всегда включали в розыгрыши.
Студенты изображали и меня. У меня был огромный пурпурный галстук-бабочка и пара манускриптов подмышкой. Они представили, как я делаю свое знаменитое заявление: «У меня есть минимальный список литературы для класса». Потом развернули свиток длиной примерно в 20 фунтов. «А для тех, кто слегка интересуется психиатрией…» Потом развернули еще один свиток. «А для тех, кто определенно интересуется психиатрией…» Тут в их руках оказался и третий свиток. (Смеется.) В первом списке было 40 книг, во втором — 20, и примерно 50 — в третьем.
Конечно, доктор Л. не пользовался популярностью в своей конторе. Один из клерков взял черновую копию подлинного письма доктора Л. и ответ из армии и послал их в газету «Херст», с которой доктор Л. уже успел испортить отношения. Газета вышла с заголовком «Армия говорит, что не нуждается в услугах доктора Л.».
Его секретарша стала моей секретаршей. Когда газета вышла, она прочитала заголовок и предложила: «Давайте позвоним крошке доктору Л. (а он был весьма тучен) и прольем крокодиловы слезы». Я сказал: «Если хотите, я могу позвонить ему, потому что, когда я нанесу ему удар, рана окажется смертельной. Не знаю, когда и как это произойдет, но пусть над этим поработает мое бессознательное. И крошка доктор Л. действительно почувствует удар».
Это был конец июля или начало августа, точно не помню. В ноябре я пошел на медицинский совет. Я сидел в боковой комнате, попивая пунш с другими докторами и беседуя с ними. Вошел крошка доктор Л. и сказал: «Привет, Милт. Что тебе известно?»
А я сказал: «Мне известно лишь то, что я вычитываю из газет» (любимое присловье Уилла Роджерса).
Зейг. Ага.
Эриксон. Вы не можете вообразить себе более удачный ответ. Было слышно, как на стол падали стаканы. Многие бросились к телефону. Газета «Херст» вышла с заголовком: «Эриксон говорит доктору Л., что ему известно лишь то, что он вычитывает из газет». И доктору Л. пришлось перебраться во Флориду.
Сознательно я не смог бы ответить так резко и метко. Сработало мое бессознательное. Оно хранит такое, о чем я даже не подозреваю. Вот как работает бессознательное. Я внезапно припомнил знаменитую фразу Уилла Роджерса, и это действительно оскорбило доктора Л. в Мичигане.
Теперь о Джоне. Обучение его тому, что я — человек, вылилось в медленный процесс. Я не устаю повторять одну маленькую фразу: «Миссис Эриксон Домоправительница, а я — Старикашка». Барни пишет письма о своих сражениях со Старикашкой. И Маффин Ву-Ву из Пуэрто-Рико пишет Барни про Старикашку. Фриц и Дженни пишут про Старикашку.
(Эриксон начинает говорить мягко.) А теперь представьте, что у вас есть бессознательное, и вам нет нужды беспокоиться о чем-то. И подбирая верный ответ, положитесь на свое бессознательное — это окажется правильным в нужный момент времени.
Я обучал стрелковую команду меткой стрельбе. (Сокращенная версия этого случая содержится в Rosen, 1982a.) Личного опыта в этом деле у меня было немного. Мне лишь довелось пару раз пальнуть из ружья на ферме, когда я был ребенком. Тренер стрелковой команды где-то прочитал обо мне. Во время одной из своих поездок с командой он остановился в Фениксе. Он представил меня своей команде и спросил, не могу ли я применить гипноз, потому что в состязании стрелков одна из главных проблем — напряжение. Ты стреляешь в сорока турах, ты впервые поражаешь мишень. Потом думаешь: «Попаду ли я в нее третий, четвертый, пятый, шестой, седьмой раз?» Когда добираешься до тридцатого, внутреннее напряжение достигает предела. Он обсудил со мной эту проблему.
Я согласился: «Да, я могу потренировать вашу команду». Пригласил для примера гипнотического субъекта и произвел демонстрацию. Команда согласилась, что я свое дело знаю. Я отправился в Форт-Беннинг, Джорджия, однако в армии не были вполне уверены, что я знаю свое дело. Ко мне приписали двух человек, которые в течение двух лет пытались попасть в команду. Из ста очков они выбивали лишь сорок, тогда как проходной балл составлял шестьдесят. Итак, двух этих «сороковиков» привлекли к тренировкам.
Я тренировал команду. Они отправились на международные соревнования в Москву и впервые победили русских. А два армейских «неудачника» заняли призовые места. Единственное, чему я их обучал, состояло в следующем: «Сначала вы вызываете ощущение комфорта в подошвах своих ступней, в щиколотках, в коленях, бедрах, пояснице, торсе, руках, плечах. Потом вы чувствуете, как ваша рука удобно лежит на ложе ствола, а приклад очень удобно покоится на вашем плече. Потом вы наслаждаетесь прикосновением своей щеки к ложу. И вы можете очень удобно двигать стволом, назад и вперед, вниз и вверх, вслед за целью. Когда комфорт ощущается абсолютно во всем, вы нежно нажимаете на курок». Вот как я их тренировал. Я предоставил им пространство, чтобы они могли развивать свою собственную манеру стрельбы.
Один из них, впоследствии национальный чемпион по стрельбе, выработал уникальную манеру. Последнее, что он делал, это сжимал зубы. Когда появлялось чувство, что зубы сжаты правильно, он нажимал курок. (Смеется.) Его кличка была Блинки.
Блинки уволился несколько месяцев спустя. Покинув армейскую команду, он попробовал свои силы в национальном чемпионате по стрельбе. Пока он входил в армейскую команду, то обсуждал со мной свое будущее. Я заметил, что стрелковое мастерство вынужденно ограничено возрастом и ему на что-то придется жить еще лет 50. Компания «Винчестер Райфл» предложила Блинки заняться продажей винчестеров. Я сказал: «У этого занятия нет будущего. Грядет новый чемпион». Я думал, что ему надлежит заниматься делом, которое было бы для него значимым. Сейчас Блинки ветеринар. Он как-то навещал меня, приехав в Феникс на встречу ветеринаров.
В своем родном городе он был избран в городской совет, побывал мэром — не знаю, кем еще. Там он самый популярный человек. Таков склад его личности. Приехав ко мне, Блинки вспоминал армейские дни — дни чемпионата — и свой опыт в ветеринарной области. Все сложилось так, как я и ожидал.
Возможно, еще один член стрелковой команды станет чиновником Американского общества клинического гипноза.
Когда ты знаешь, что у тебя есть бессознательное, то полагаешься на него. Один из моих пациентов, адвокат, однажды пришел ко мне и заявил:"Завтра утром мне нужно ехать в Туксон и сдавать экзамен по специальности. Я проваливал его пять раз. Я приехал из
Висконсина. Мне не нравится там жить, моей жене тоже. Мы хотим перебраться в Аризону и строить там свою семью". Он спросил: «Не могли бы вы загипнотизировать меня, чтобы я сдал экзамен?»
(Звонит телефон, Эриксон берет трубку. Это междугородный звонок. Обращается к своему телефонному собеседнику.) Я не вылезаю из инвалидной коляски с 1965 года. У меня совсем немного сил, а ваш мальчик потребует огромных усилий, и я не готов к этому физически. (Вешает трубку.)
(Обращается к Зейгу.) Это человек из Нью-Йорка. Его 16-летний сын сидит на наркотиках и спиртном с 12-летнего возраста. Мать отреклась от парня. Отец и мать боролись за него годами. Наконец, отец недавно развелся с матерью. Этот мальчик — трагедия. Теперь отец пытается помочь ему. Он водил своего сына ко многим психиатрам — фрейдистам, юнгианцам, райхианцам, — пытаясь исправить его.
Не люблю теоретических формулировок. Потому что теоретические формулировки… Какой в них смысл? Есть ли что-нибудь более абсурдное, чем европеец, выросший и получивший воспитание в Европе, а потом приехавший в Соединенные Штаты и пытающийся понять прошлое американца?
Я припоминаю тот опыт, который я получил в Вустере, Массачусеттс. Опытный психолог русско-немецкого происхождения, работавший в лаборатории Вундта, приехал в Вустер, чтобы познакомиться с американской психологией. Он показался мне интересным. Он проделал великолепное исследование. Однажды вечером он предложил поехать в Сан-Франциско и поужинать там. Из Вустера, Массачусеттс, в Сан-Франциско, чтобы поужинать! Неплохо, не правда ли? (Смеется.) Каково же было его представление о Соединенных Штатах?
(Раздается стук в дверь. Входит пациент. Позже мы возобновляем беседу.)
Эриксон. На чем я остановился?
Зейг. Вы начали говорить об использовании бессознательного. Вы рассказывали об адвокате, которому нужно было ехать в Туксон, чтобы сдать экзамен по специальности.
Поскольку этот случай обсуждается в Zeig, 1980a, здесь мы лишь кратко на нем останавливаемся. Техника Эриксона была проста. Он посоветовал адвокату наслаждаться пейзажем по пути в Туксон и «испытывать счастье от того, что такой пейзаж будет сопровождать его и в будущем». На обратном пути ему нужно было наслаждаться пейзажем в обратной перспективе.
На экзамене он прочтет вопросы, и все они покажутся ему бессмысленными. Затем ему следует прочитать первый вопрос второй раз, и из его ручки вытечет «тоненькая струйка информации». Когда струйка подсохнет, он должен перейти к следующему вопросу.
Эриксон не мог мгновенно проверить, сработало ли его воздействие. Тем не менее, год спустя к нему пришла женщина, готовая вот-вот разрешиться от бремени. Она пришла к нему по поводу родов под гипнозом. Это была жена того адвоката. Терапия Эриксона для рожениц состояла в том, что он гипнотически внушал, что нижняя половина их тела принадлежит акушерке, а верхняя остается их собственной. Во время схваток и разрешения от бремени женщина должна думать о поле ребенка, придумывать ему имя, представлять, как она будет его нянчить и т.д.
Несколько лет спустя, после рождения третьего ребенка, адвокат вернулся и Эриксон провел с ним удачную гипнотерапию, снявшую боли в спине.
Далее Эриксон продолжает.
Эриксон. Так вот, бессознательное гораздо мудрее, чем вы можете себе представить. (Меняет интонацию голоса.) Жарким летом ты страдаешь от страшной жажды, берешь напиток Ичзнаешь, что он хорош. Ты узнаешь— это еще задолго до того, как жидкость попадает в кровь. Если ты испытываешь жажду холодным зимним днем, ты берешь хороший напиток. И знаешь, что он хорош, задолго до того, как жидкость поглощается. Ты не подсчитываешь количество глотков, однако в летнем и зимнем напитке оно значительно различается.
Впервые приехав в Аризону, я попросил миссис Эриксон совсем не солить пищу. Потребность в соли в жаркой пустыне гораздо выше, чем в Мичигане. Мы позволяли детям солить свою пищу. Я подсчитывал, сколько раз они трясут солонкой — столько-то раз летом, столько-то раз зимой. Как маленькие дети могут знать, как им удовлетворять свою потребность в соли? Если в пище недостаточно соли, у нее ухудшается вкус.
Люди приезжают в Аризону из Миннесоты, Мичигана, Висконсина и из других местностей. Взрослые могут ужасно страдать от жары, потому что здесь они продолжают солить пищу так же, как они делали это на Востоке. В пустыне приходится увеличивать потребление соли. Я знал это. У меня было множество пациентов, которым мне приходилось говорить: «Идите и немного посолите свою пищу».
Бессознательное знает, сколько нужно соли, сколько глотков воды, а сознанию ни черта об этом не известно.
Зейг. Летом глотков больше.
Эриксон. Больше жидкости. Видите ли, при ПО градусах (по Фаренгейту) вы обильно потеете, и жидкость испаряется немедленно благодаря влажности 11%, 10%, 8%, 13%. Если вы откидываетесь на спинку автомобильного кресла, то потеете. Однако вы распрямляетесь, и меньше чем через минуту ваша рубашка абсолютно суха. Это означает, что вам следует пить больше жидкости. Вы не можете перегрузить тело жидкостью, не истощив при этом запасы натрия. Поэтому вы просто увеличиваете потребление соли.
А как вы изменяете свое дыхание, когда сидите спокойно, а потом сжимаете кулаки? Вы действительно изменяете свое дыхание. А как насчет вашего кровяного давления? Так называемый детектор лжи сообщает это, когда с вами кто-то говорит. Ваше бессознательное извлекает эти знания из повторяющегося опыта.
Вы сидите в закрытой машине, мчитесь по шоссе, и вдруг в лобовое стекло врезается пчела. Вы понимаете, что она не попадет вам в лицо, однако невольно моргнете и отпрянете назад. Вы не можете это контролировать. Ваше бессознательное говорит: когда некий объект приближается к вам, вы смутно его различаете и быстро отклоняетесь в сторону.
Зейг. Верно.
Эриксон. И ваше бессознательное обусловлено вашими телесными нуждами.
Знаете, вчера я получил письмо от разведенной женщины. Она собирается выйти замуж за бывшего заключенного. Это один из моих успехов. Проблема до сих пор заключается в ее детях. Они не могут понять, почему этот мужчина не хочет произносить слово «пожалуйста». Он вырос в семье, где это не было принято. Он провел много времени в тюрьме и в молодежном общежитии, где «пожалуйста» не услышишь. Лишь приказы. И вздрагиваешь. Он не знал этого слова довольно долго. Для него фраза «Передай масло» означает только «Передай масло», а не:"Пожалуйста, передай масло". Вот на таком языке он разговаривает с детьми, а те не могут понять, почему он не умеет произносить слово «пожалуйста». Мы с миссис Эриксон обсуждали эту проблему сегодня утром. Мне надо повидаться с этими ребятишками и объяснить, что к чему.
У меня были сестры, старшая и младшая, которые сделали мое детство невыносимым. Они, бывало, брали что-нибудь из моих вещей и заставляли говорить: «Пожалуйста, ну, пожалуйста, ну, ну, пожалуйста». Они заставляли меня говорить: «Ну, ну, ну, ну, ну — пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста». Я вырос, ненавидя это слово. И мои дети удивлялись: «Почему бы папе не сказать „пожалуйста“?» Я обычно замечаю, когда мне следует это сделать, но практически никогда не говорю «пожалуйста». Как бы то ни было, я вежлив, просто настроен против этого чертова слова. Но тон моего голоса вежлив, и это не слишком обижает людей.
Тон голоса этого бывшего заключенного весьма груб, поскольку другого он до сих пор не знал. Он пришел ко мне за советом. (Этот случай описан с некоторыми уточнениями в Zeig, 1980a.) Я дал ему хороший совет. В ответ он сказал: «Знаете, засуньте себе все это…» Так с людьми не разговаривают. Возвращаясь домой и пройдя 12 миль по 109-градусной жаре, он вернулся и спросил: «Что это вы мне такое сказали?» (Смеется.) Я повторил еще раз: «Вот помощь, которую я тебе предоставлю: на моем заднем дворе лежит матрас и одеяло. Там нависает край крыши, который защитит от любого дождя. Ты можешь подходить к задней двери; мы дадим тебе холодных бобов, которыми ты будешь питаться. На заднем дворе есть водопроводный кран, из которого ты можешь пить воду. Можешь остаться и обдумать, по плечу ли тебе пересилить себя и не стать алкоголиком. Если хочешь, чтобы я забрал у тебя ботинки, чтобы ты не сбежал, тебе придется попросить меня об этом».
Он провел пять дней и пять ночей на заднем дворе. Потом он вышел и подыскал себе работу. Он вступил в Общество Анонимных Алкоголиков и ходит туда дважды в неделю. Он взял туда свою девушку. Они собираются пожениться в День Св. Валентина.
Обсуждая с женой, почему я так редко говорю слово «пожалуйста», мы начали говорить о нашем сыне Роберте. Вам ведь приходилось с ним встречаться, не так ли?
Зейг. Мы с Рокси были в его доме, но не застали его. Эриксон. Иногда Роберт проявляет бесцеремонность по отношению к своей семье. Почему? Он был самый благовоспитанный из всех восьми детей. Нежный, мягкий. Кроме того, он был замкнутым мальчиком. Роберт попал под грузовик, когда ему было семь. Я нашел его в Больнице Доброго Самаритянина. Я спросил: «Какие повреждения?» Доктора из реанимационного отделения сказали: «Два бедра сломаны, трещины в тазе, ушибы тела, треснутый череп, а также контузия. Мы еще не исследовали внутренние повреждения». Я спросил: «Какой прогноз?» Они сказали: «Ну, если он проживет еще 48 часов, у него будет шанс выжить».
Я вернулся домой, собрал всю семью и сказал: «Все мы знаем Роберта. Когда он что-то делает, он делает это хорошо. Все мы можем зависеть от того, насколько хорошо он это делает. С ним только что произошел несчастный случай. Оба бедра сломаны, таз треснул, он перенес контузию, внутренних повреждений нет. Если Роберт выдержит еще 48 часов, у него будет шанс жить. Мы поможем ему. Поэтому воистину невежливо плакать. Вы ничем не можете помочь. Идите и возвращайтесь к вашей обыденной работе. Невежливо не спать: мы будем выполнять свою работу, а Роберт— свою. Спокойно ложитесь спать».
Мы легли спать, как если бы ничего не произошло. Это было действительно жуткое время для Роберта. Ему пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы выжить. Когда он вернулся из больницы, то был страшно возбужден. Он находился в гипсе, и его ожидало устройство для растягивания. Санитар, устанавливающий это устройство, чуть не уронил его, когда Роберт сказал: «Я так счастлив, что у меня такие родители. Все другие дети видели, как их родители приходят к ним каждый день, и это заставляло их плакать. Потом они приходили вечером и опять вызывали у них слезы. По воскресеньям было совсем ужасно: дети ревели весь день напролет. А вы ни разу меня не навестили». Я сказал: «Мы хотели, чтобы ты поправился. На самом деле мы действительно звонили в больницу и ходили в комнату для медсестер, смотрели оттуда сквозь стекло на тебя, но ты не мог нас видеть. И просили медсестер передавать тебе подарки».
Во времена моей интернатуры, когда наступали приемные дни, я измерял пульс, кровяное давление и частоту дыхания пациентов до, во время и после посещений. Посетители могут неумышленно нарушить процесс выздоровления своих больных родственников.
Зейг. Значит, это самая важная…
Эриксон (перебивая). Самая важная вещь на свете. Когда мы с Бетти были в Чикаго, Кристи оставалась с друзьями. Она каталась на ослике. Ей было десять лет. Ослик подошел к апельсиновому дереву и сбросил ее наземь. Бетти сломала локоть. Друзья потащили ее к семейному доктору, который облился кровавым потом, потому что перед ним была дочь врача. Оказалось, что треснул сустав. Это была плохая трещина. Доктор проделал огромную работу по правильному фиксированию сустава и наложению гипса. Но доктор допустил большую ошибку. Он похлопал Кристи по плечу и сказал: «Не волнуйся, девочка, все будет хорошо». Она воскликнула: «Конечно, будет! Это хороший локоть!»
Ну, так вот. Роберт был действительно подвергнут испытанию. Ему приходилось прилагать огромные усилия, и теперь это иногда проявляется в его отношениях с семьей. Его жена, Кэти, сейчас беременна, и он — самый озабоченный человек на свете. Он сходит с колеи от волнения.
Когда с Роберта сняли гипс, он лежал на койке. Вы не можете вообразить себе, что значит избавиться от гипса после того, как провел в нем с декабря по март. Он повернулся на бок, взглянул на пол и сказал: «Папа, ты знаешь, что до пола такое же расстояние, как и до потолка?» Пролежав на спине несколько месяцев, ты теряешь ориентацию в пространстве. Когда Роберт поглядел на пол, ему показалось, что он так же далек, как и потолок. Наконец он собрал все свое мужество и встал, чтобы пройти на кухню. Когда ты месяцами не ходишь, то теряешь множество физических ощущений, поэтому я ходил по комнате рядом с ним. Я знал, что должно было произойти. Первое: ты забываешь, как сгибать поясницу. Он согнулся дважды и тяжело упал на пол. Я сказал: «Не думаю, чтобы ты сильно повредил пол. Я полагаю, пол в порядке».
Я все ждал, 'когда он осмелится сойти вниз по парадной лестнице. Сойти вниз по лестнице было страшно — все равно что прыгнуть в Большой Каньон. Итак, Роберт вышел на веранду и уселся на перила. Он взглянул на землю внизу и на пол веранды. Я промолчал. Я ощутил себя на его месте: мне предстояло спуститься по этим ступенькам.
В один прекрасный день он спустился по ступенькам, сел на свой трехколесный велосипед и поехал прокатиться. Я недоумевал, как он будет пересекать улицу и что мне делать. Он проехал по Третьей Авеню, посмотрел в обе стороны улицы, оценивая дорожное движение, посмотрел вдоль улицы, оценил движение по обеим сторонам и вернулся. Для него это была совершенно ужасная вещь, но он справился.
Был еще один момент. Мать привела его к дантисту. Кабинет располагался на втором этаже. Лестница была сделана из мелких планок, сквозь которые проглядывала земля внизу. Он поднялся на лестницу и сказал матери: «Иди вперед. Я встречу тебя в кабинете дантиста». Роберт прошел весь путь самостоятельно. Могу заверить вас, что это был весьма страшный опыт. Он вышел из кабинета дантиста и сказал: «Мама, иди и садись в машину. Я встречу тебя на углу такой-то и такой-то улиц». Он сам спустился по лестнице, заставляя себя двигаться нормально. Вы представляете себе, какой ужасный опыт и какой самоконтроль ему требовались?
Когда я был маленьким мальчиком, на ферме, в полутора милях от нашего дома, в лесу, повесился человек. Все соседние фермеры говорили, что там бродит его привидение. Они, бывало, делали крюк в три мили, лишь бы не ехать по шоссе через лес.
Меня страшно напугали мои приятели: «Если один и тот же сон приснится тебе три раза подряд, он сбудется». Три ночи подряд мне снился тигр, пытающийся напасть на меня. Я действительно боялся, что однажды из темноты появится тигр. Когда я узнал об этом привидении, я дождался темной, ненастной ночи, медленно прошел по лесу полторы мили, потом повернулся и медленно пошел назад сквозь шелестящие листья и хлещущие ветки деревьев. Передо мной разбегались мелкие зверьки — скунсы, мыши и прочие. Я знал, что происходила борьба. После этого я никогда не испытывал такого ощущения страха.
Зейг. Вы говорили себе, что есть вещи, которые нужно сделать ради себя.
Эриксон (перебивая). …ради себя. Однако все это оставляет позади тебя всю напряженность.
Когда я работаю с пациентом, то, несомненно, напряжен. Это важно для пациента. В моей медицинской школе психиатрию преподавал хирург. В совершенно бессвязной манере он рассказывал о своем опыте хирурга. Он устраивал экзамен, принося две бутылки виски и стаканы и говоря: «Вот это и есть экзамен, ребята».
Когда я начал преподавать на медицинском факультете в Мичигане, на своей первой лекции я сказал:"Все вы, студенты, знаете, что каждый профессор колледжа думает, что его курс самый важный. Это, конечно, нелепо. Не думаю, что мой курс так уж важен; я знаю, что он таков". (Зейг и Эриксон смеются.)
Я действительно шокировал их, сказав: «Я знаю, что он таков». Затем я дал им список книг для чтения. Потом те, которые действительно интересовались психиатрией, получили дополнительный список. По окончании первого семестра многие студенты подписали прошение, прося декана уволить меня с факультета. Декан рассказал мне об этом. Я заметил: «Мне это не нравится. Я серьезно отношусь к преподаванию». Декан спросил: «Что я, по вашему мнению, должен сделать?» Тогда я сказал: «Отдайте мне это прошение. Я сам обо всем позабочусь». Примерно шесть недель спустя, когда студенты действительно полюбили меня и мой курс, я вывесил прошение на доску перед началом занятий. Я не сказал о нем ни слова. Никто не задал ни одного вопроса. А что они могли сделать? (Смеется.)
Старшие курсы всегда разыгрывают пародии на своих выпускных празднествах. Было выбрано четыре профессора. Одного они ненавидели особенно рьяно. Разыгрывая пародию, студенты поставили на стол ночной горшок. Они гуськом проходили мимо него и говорили: «Доброе утро, доктор X». (Смеется.)
Еще там был доктор Рейчел, из интернатуры. Он обладал необычной способностью. Шесть студентов могли окружить его и одновременно задавать вопросы, и он отвечал на все шесть вопросов. Он слышал каждый из шести одновременно задаваемых вопросов. Конечно, он был включен в розыгрыш. Вопросы, задаваемые человеку, который его имитировал, были очень сложными и длинными. И он декламировал правильные ответы на эти искусные вопросы.
Или другой преподаватель — Пит Джаспере. Я участвовал в совете по введению в должность, экзаменовал претендента и поставил в его форму красное"Р", отвергая кандидатуру. Претендентом оказался симпатичный, крепко сбитый молодой человек. Когда он проходил мимо кабины Джасперса, тот взглянул на него и увидел это красное"Р". Он сказал: «Какой идиот отверг такого парня? Присаживайтесь». Претендент присел. Джаспере очень внимательно проэкзаменовал его и вкатил ему второе красное"Р", подошел к моей кабине и сказал: «Знаешь, я такой же идиот, как и ты».
Джаспере проводил занятия по неврологии с моими врачами. Однажды он спросил Джо, очень способного парня: «Как правильно лечить…» и затем назвал сложную неврологическую болезнь. Джо выдал совершенно верное предписание. А Джаспере сказал: «Послушайте, яйцеголовый идиот, от какого чертова придурка вы получили эту дурную информацию?» Джо сказал: «Прочитал в одной статье». И назвал статью, опубликованную доктором Питером Джасперсом. Джаспере ответил:"С тех времен я кое-чему научился". (Смеется.) Идеальный ответ. Его всегда включали в розыгрыши.
Студенты изображали и меня. У меня был огромный пурпурный галстук-бабочка и пара манускриптов подмышкой. Они представили, как я делаю свое знаменитое заявление: «У меня есть минимальный список литературы для класса». Потом развернули свиток длиной примерно в 20 фунтов. «А для тех, кто слегка интересуется психиатрией…» Потом развернули еще один свиток. «А для тех, кто определенно интересуется психиатрией…» Тут в их руках оказался и третий свиток. (Смеется.) В первом списке было 40 книг, во втором — 20, и примерно 50 — в третьем.