Джеффри К. Зейг
Испытание Эриксоном. Личность мастера и его работа
Ученик чародея в зеркале учителя
Эта книга окрашена интонацией удивления вчерашнего выпускника, который из университетских и академических картин попадает в скромный дом очень старого и больного человека, живущего в американской глубинке. Активный молодой человек, только окончивший формальное образование, ищет, чем ему заняться, как заработать на жизнь и как эту жизнь строить.
Книга начинается описаниями, насыщенными как личностными, так и терапевтическими и техническими деталями; часто они носят почти мифологический характер. Тайное и сокровенное знание, лишенное прикрас статуса, передается от того, кто, казалось бы, знает о профессии больше чем все, к тому, кто пока знает мало и только ищет. Молодой человек, готовый внимать с чистого листа, полный энергии и не обремененный предвзятыми формами, — и старец, главная цель которого — отдавать тем, кто в состоянии принять.
Казалось бы, это удача для обоих, воплощение мечты о кладе знания и мудрости, об избраннике, оказавшемся в нужное время в нужном месте. Остается ждать, как развернется тема испытания героя, передачи знания, силы и власти. Последние, важнейшие слова — заветы, благословения. Ошибки ученика и последние возможности учителя поправить их. И, наконец, прощание и путь юноши, становящегося мужем. Смерть старого короля и восхождение нового, явившегося ниоткуда и доказавшего подвигами право на трон знания.
Эпическая фигура Эриксона поневоле бросает отблеск на робкого и удивленного ученика, обязанного расти уже хотя бы в силу упавших в правильном ракурсе отблесков света учителя.
Передача наследства, возможно, займет еще немало лет, но здесь, в первичной сцене, очарование, соблазнение, присяга, жажда могущества разворачиваются как связный эпиграф ко всему последующему. «Ученик чародея» — Джеффри Зейг — сегодня вряд ли нуждается в подробном представлении.
Бросим взгляд на Милтона Эриксона. Вряд ли в этом предисловии нужны подробности его биографии. «Деревенщина», инвалид с молодости, бедный бескарьерный доктор, главный врач маленькой «психушки» — сельской районной больнички в богом забытых местах, частнопрактикующий специалист из глубокой провинции. В параллельной жизни — отец восьмерых детей, неунывающий создатель самобытного метода, активный лектор и путешественник, автор сотен страниц книг, статей, научных писем, известный частнопрактикующий терапевт и консультант.
Но есть и третий пласт его жизни — миф, созданный на глазах современников, десятков учеников и сотен последователей, множество текстов в соавторстве, по записям и стенограммам, по архивам и воспоминаниям. И этот пласт мифологического вторгается в простые с виду описания. Контраст между неподвижным, парализованным телом — и ловким жонглированием смыслами, виртуозным мастерством одним движением брови менять восприятие и состояние присутствующих. Лаконичными средствами проводимый практический оптимизм жизни: «многое возможно» — вместо «все или ничего». Филигранные узоры техник, расшифровываемых последователями. И в конце жизни переживание счастья от простых действий — выговорить фразу, побриться с удовольствием. Всю жизнь, как вспоминают очевидцы, Эриксон читал словари, и часто очень сложные, но говорил всегда очень просто. Запас прочности его техник и приемов — при их немыслимой простоте — также был поразительным.
И вот перед нами одна из первых книг об Эриксоне, написанная Джеффри Зейгом. Книга их соавторства. Ее стоит читать внимательно. И может быть, Вы почувствуете почву под ногами очень старого и очень молодого человека. И свежесть многих страниц этой книги, ее отчетливая неакадемичность и самобытность захватит Вас и, как хороший транс, неожиданно перенесет в новое состояние. Длинный путь Милтона Эриксона и успешная дорога «ученика чародея» Джеффри Зейга открываются перед нами.
Леонид Кроль
Книга начинается описаниями, насыщенными как личностными, так и терапевтическими и техническими деталями; часто они носят почти мифологический характер. Тайное и сокровенное знание, лишенное прикрас статуса, передается от того, кто, казалось бы, знает о профессии больше чем все, к тому, кто пока знает мало и только ищет. Молодой человек, готовый внимать с чистого листа, полный энергии и не обремененный предвзятыми формами, — и старец, главная цель которого — отдавать тем, кто в состоянии принять.
Казалось бы, это удача для обоих, воплощение мечты о кладе знания и мудрости, об избраннике, оказавшемся в нужное время в нужном месте. Остается ждать, как развернется тема испытания героя, передачи знания, силы и власти. Последние, важнейшие слова — заветы, благословения. Ошибки ученика и последние возможности учителя поправить их. И, наконец, прощание и путь юноши, становящегося мужем. Смерть старого короля и восхождение нового, явившегося ниоткуда и доказавшего подвигами право на трон знания.
Эпическая фигура Эриксона поневоле бросает отблеск на робкого и удивленного ученика, обязанного расти уже хотя бы в силу упавших в правильном ракурсе отблесков света учителя.
Передача наследства, возможно, займет еще немало лет, но здесь, в первичной сцене, очарование, соблазнение, присяга, жажда могущества разворачиваются как связный эпиграф ко всему последующему. «Ученик чародея» — Джеффри Зейг — сегодня вряд ли нуждается в подробном представлении.
Бросим взгляд на Милтона Эриксона. Вряд ли в этом предисловии нужны подробности его биографии. «Деревенщина», инвалид с молодости, бедный бескарьерный доктор, главный врач маленькой «психушки» — сельской районной больнички в богом забытых местах, частнопрактикующий специалист из глубокой провинции. В параллельной жизни — отец восьмерых детей, неунывающий создатель самобытного метода, активный лектор и путешественник, автор сотен страниц книг, статей, научных писем, известный частнопрактикующий терапевт и консультант.
Но есть и третий пласт его жизни — миф, созданный на глазах современников, десятков учеников и сотен последователей, множество текстов в соавторстве, по записям и стенограммам, по архивам и воспоминаниям. И этот пласт мифологического вторгается в простые с виду описания. Контраст между неподвижным, парализованным телом — и ловким жонглированием смыслами, виртуозным мастерством одним движением брови менять восприятие и состояние присутствующих. Лаконичными средствами проводимый практический оптимизм жизни: «многое возможно» — вместо «все или ничего». Филигранные узоры техник, расшифровываемых последователями. И в конце жизни переживание счастья от простых действий — выговорить фразу, побриться с удовольствием. Всю жизнь, как вспоминают очевидцы, Эриксон читал словари, и часто очень сложные, но говорил всегда очень просто. Запас прочности его техник и приемов — при их немыслимой простоте — также был поразительным.
И вот перед нами одна из первых книг об Эриксоне, написанная Джеффри Зейгом. Книга их соавторства. Ее стоит читать внимательно. И может быть, Вы почувствуете почву под ногами очень старого и очень молодого человека. И свежесть многих страниц этой книги, ее отчетливая неакадемичность и самобытность захватит Вас и, как хороший транс, неожиданно перенесет в новое состояние. Длинный путь Милтона Эриксона и успешная дорога «ученика чародея» Джеффри Зейга открываются перед нами.
Леонид Кроль
ПРЕДИСЛОВИЕ
«Эриксоновская психотерапия» — такое название получила совокупность техник, большинство из которых были заимствованы из лекций, семинаров и трудов Милтона Г. Эриксона, доктора медицины, одного из самых выдающихся практиков гипноза в Соединенных Штатах. Более важной, нежели реальные техники, представляется философия, стоящая за этими методами. Кроме того, важны тактические межличностные подходы к пациенту, призванные высвободить потенциалы для самопомощи как в гипнотическом, так и бодрствующем состоянии (Erickson & Rossi, 1980; Haley, 1973). Отметая мифы и анекдоты об Эриксоне, неизменно исходящие от поклонников и завистников любой харизматической фигуры, можно сказать, что «эриксоновская психотерапия» оказала значительное влияние на тысячи профессионалов. Она наложила отпечаток на саму американскую психотерапию. Свидетельство тому — многочисленные статьи и труды об Эриксоне, которые были опубликованы и продолжают публиковаться (Hammond, 1984; Rossi & Ryan, 1985; Rossi и др., 1983; Zeig, 1980, 1982, 1985а, 1985b).
Настоящая книга, представляющая по большей части личные впечатления автора от общения с Эриксоном, поможет лучше понять установки и методы, используемые Эриксоном в работе с пациентами. Некоторые из его воздействий явились результатом тех вспомогательных техник, которые он применял для облегчения боли и физических затруднений, возникших в результате перенесенного в детстве полиомиелита. Борьба с собственными изъянами привела к формированию уникальной комбинации изобретательности, гибкости, искусности и импровизации. Эти качества, соединившись с неортодоксальным стилем и склонностью к риску, создали модель психотерапии, описание которой волнует, но ее воплощение представляет трудности для среднего терапевта, воспитанного на традиционных приемах лечения. Есть, тем не менее, уроки, которые стоит извлечь не только из тех остроумных методов, которые Эриксон применял к себе и своим пациентам, но также из эффективных драматических аспектов терапии, разработанных этим талантливым инноватором.
Варьируя собственный подход к каждому пациенту, принимая на себя роль консультанта, аналитика, арбитра, адвоката, подсказчика, наставника, благосклонного авторитета или строгого родителя, Эриксон подчеркивал уникальность каждого индивида. Такому индивиду, мотивируемому своеобразными потребностями и особыми видами защиты, требовался оригинальный подход, но отнюдь не ортодоксальный, лишенный воображения, догматический стиль. Эриксон рассматривал себя, свои слова, интонации, манеру говорить и телесные движения как средства передачи влияния, способствующего изменению. Более заинтересованный в действии, нежели в теории, он считал традиционную теорию помехой, заставляющей терапевтов прибегать к безнадежным домыслам. Стремясь преодолеть это, он внушал, льстил и маневрировал, используя множество индивидуальных многоуровневых коммуникативных выпадов, вербальных и невербальных, — с тем, чтобы повлиять на пациента. Причем последний не должен был полностью осознавать, что им манипулируют. Иногда Эриксон терпел неудачи, но это лишь побуждало его преодолевать сопротивление пациента, использовать его скрытые ресурсы и потенциалы для изменения.
Нередко Эриксон поддерживал явное сопротивление и, казалось бы, вставал на сторону болезни и защиты пациента или предписывал ему эксцентричные, неуместные задания. Он часто предлагал «сермяжные» советы и здравые средства, которые использовали очевидное. И наоборот, прибегал к метафорам и приглушал те соображения, которые не были уместны наверняка. Он обычно создавал ситуации, «в которых люди могли спонтанно понять ранее неосознанные способности к изменению» (Zeig, 1985b). Однако замысел этих затей заключался лишь в том (и не более), чтобы ввести пациентов в замешательство, заставить их открыть свой разум для другого взгляда на вещи. Техники заранее не отбирались, но приспосабливались к непосредственной ситуации. Хотя Эриксон отказывался причислять себя к какой-либо из известных школ психотерапии, он часто использовал поведенческие, когнитивные, аналитические и другие методологии в рамках своих уникальных режимов работы. Гипноз использовался им в тех случаях, когда он считал, что это может облегчить терапию. Его непосредственной задачей становилось облегчение симптома и решение проблемы, хотя изменение личности и системы ценностей рассматривалось как идеальные и вполне достижимые цели.
Среди психотерапевтов находятся те, кто поклоняется Эриксону с почтением, граничащим с идолопоклонством. Считается, что каждое его слово, настроение, мнение или действие имеет скрытый смысл. Подобное обожествление, коренящееся в ожидании бесконечной силы и всемогущества, может в конечном счете привести к разочарованию. В равной степени подвержены предубеждениям и те, кто считают Эриксона сектантом, а его возмутительные методы — всего лишь преходящей забавой, которая, в конце концов, окажется в мусорной корзине устаревших схем. На самом деле это несправедливо по отношению к в высшей степени творческому, одаренному богатым воображением и оригинальному уму, развившему новаторские подходы к некоторым из наиболее затруднительных проблем в психотерапии. Эриксон создал великолепную машину влияния, усовершенствованную годами борьбы со своим физическим несовершенством. Его мужество, чувствительность, восприимчивость и уникальные методы преодоления проблем сделали его, по словам Хейли (1973), «необычным терапевтом». Однако подходы, используемые столь «необычайной» личностью, его удивительные стили работы, не могут быть легко модифицированы, усвоены и применены другими.
Острая критика стратегической терапии Эриксона вызвана тем, что его переоценивают те, кто полагает, что умная тактика может заменить дисциплинированное обучение. Технические режимы — лишь фрагмент гештальт-терапевтической программы. Как бы то ни было, нам следует знать, как обращаться с множеством параметров, связанных с системами защиты пациентов, их системами ценностей и характерологическими особенностями, которые могут отвергнуть или свести на нет эффект всех наших стратегических воздействий.
Отточив свой ум на преодолении жестких, фактически невозможных физических препятствий, Эриксон стал экспертом по использованию различных ухищрений, позволяющих преодолеть сопротивление. Я вспоминаю случай, когда, проездом в Нью-Йорк, Эриксон навестил меня как раз в тот момент, когда ко мне на сеанс пришел пациент. Это был молодой человек, страдающий неврозом навязчивых состояний. Его вызывающее поведение и навязчивые мысли о болезни, смерти и разрушении делали невыносимыми и его собственную жизнь, и существование окружающих. С раннего детства он находился под опекой впечатляющей шеренги психоаналитиков, бихевиористов и гипнотизеров, которых постепенно изматывал до предела, постоянно жалуясь на то, что их усилия скорее причиняют ему вред, чем приносят помощь. Наконец его отправили ко мне для гипнотического лечения, поскольку никто из других профессионалов, применяющих гипноз, не смог ввести его в транс. Я тоже испытал полный провал и после нескольких месяцев бесплодных сеансов уже предвкушал тот день, когда смогу передать его кому-нибудь другому и безропотно пополнить длинную шеренгу фрустрированных профессионалов, отказавшихся от попыток помочь пациенту.
Это был некий знак Провидения, когда Эриксон вошел ко мне как раз в начале очередного бесполезного сеанса. «Милтон, — спросил я его в шутку, — как ты полагаешь, смог бы ты загипнотизировать этого молодого человека?» Эриксон, любивший, когда ему бросали вызов, не мог упустить такой случай. Кроме того, пациент проявлял негативное отношение к дальнейшим попыткам ввести его в транс. Эриксон очень быстро убедил пациента пройти с ним в соседнюю комнату, где продержал его почти три часа. Я периодически заглядывал в комнату, чтобы увидеть то, что и ожидал, а именно: пациент был мощным противником, он находился в бодрствующем состоянии и ухмылялся бесплодным попыткам Эриксона. Однако Эриксон никогда не сдавался. Спустя два часа, к моему изумлению и (я уверен в этом) к изумлению пациента, Эриксону удалось ввести его в сомнамбулический транс, в течение которого пациент, под воздействием внушения, галлюцинировал предметы и животных. Я был поражен настойчивостью Эриксона перед лицом провала не менее, чем его мастерством наведения транса.
Вслед за этой демонстрацией у меня на руках оказался могучий больной парень, который, возможно, впервые уступив контроль над собой другому, впал в состояние повышенной тревожности. Это обеспокоило его родителей. Однако пример Эриксона дал мне возможность установить значимый контакт и проработать аспекты страха смерти пациента, позволяя ему достичь значительного облегчения симптомов. Я привожу этот случай как пример замечательной способности Эриксона настраиваться на сопротивление его целительному воздействию и преодолевать его.
Другие параметры относятся к особым талантам пациента или его неспособности использовать предписанные техники. Здесь Эриксон проявлял сверхъестественную способность ускорять обучение пациента. Многие терапевты не могут понять, что многие пациенты весьма специфически реагируют на некоторые воздействия, которые (даже если они и осуществлены с осторожностью) могут вызвать парадоксальные эффекты. Работа с этим измерением составляет важнейшую терапевтическую задачу, требующую значительного времени. Уникальный гений Эриксона покоился на его способности с необычайной легкостью различать не только области расстройств, требующих коррекции, но и те блоки, находящиеся внутри пациента, которые препятствуют его выздоровлению. Потом он с поразительной быстротой приспосабливал свои воздействия для устранения данных препятствий. Джеффри Зейг приводит множество иллюстраций того, как Эриксон осуществлял это. Таким образом, настоящая книга представляет собой ценное дополнение к растущему списку литературы об одной из самых интересных личностей в области психотерапии.
Льюис Р. Волберг, доктор медицины, основатель и почетный декан Аспирантского центра душевного здоровья Нью-Йорк-Сити
Справочная литература
Erickson, M.H., & Rossi, (Ed.). Innovative Hypnotherapy. Collected Papers of Milton H. Erickson on Hypnosis. New York: Irvington.
Haley, J. (1973). Uncommon Therapy: The Psychiatric Techniques of Milton H. Erickson, M.D. New York: W.W. Norton.
Hammond, D.C. (1984). Myths about Erickson and Ericksonian hypnosis. American Journal of Clinical Hypnosis, 26, 236-245.
Rossi, E., & Ryan, M. (Ed.). (1985). Life Refraining in Hypnosis: The Seminars, Workshops and Lectures of Milton H. Erickson, Vol. II. New York: Irvington.
Rossi, E., & Ryan, M. (Ed.). (1983). Healing in Hypnosis: The Seminars, Workshops and Lectures of Milton H. Erickson, Vol. I. New York: Irvington.
Zeig, J.K. (Ed.). (1980). A Teaching Seminar With Milton H. Erickson. New York: Brunner/Mazel.
Zeig, J.K. (Ed.). (1982). Ericksonian Approaches to Hypnosis and Psychotherapy. New York: Brunner/Mazel.
Zeig, J.K. (Ed.). (1985a). Ericksonian Psychotherapy, Vol. I. New York: Brunner/ \ Mazel.
Zeig, J.K. (Ed.). (1985b). Experiencing Erickson. New York: Brunner/Mazel.
Настоящая книга, представляющая по большей части личные впечатления автора от общения с Эриксоном, поможет лучше понять установки и методы, используемые Эриксоном в работе с пациентами. Некоторые из его воздействий явились результатом тех вспомогательных техник, которые он применял для облегчения боли и физических затруднений, возникших в результате перенесенного в детстве полиомиелита. Борьба с собственными изъянами привела к формированию уникальной комбинации изобретательности, гибкости, искусности и импровизации. Эти качества, соединившись с неортодоксальным стилем и склонностью к риску, создали модель психотерапии, описание которой волнует, но ее воплощение представляет трудности для среднего терапевта, воспитанного на традиционных приемах лечения. Есть, тем не менее, уроки, которые стоит извлечь не только из тех остроумных методов, которые Эриксон применял к себе и своим пациентам, но также из эффективных драматических аспектов терапии, разработанных этим талантливым инноватором.
Варьируя собственный подход к каждому пациенту, принимая на себя роль консультанта, аналитика, арбитра, адвоката, подсказчика, наставника, благосклонного авторитета или строгого родителя, Эриксон подчеркивал уникальность каждого индивида. Такому индивиду, мотивируемому своеобразными потребностями и особыми видами защиты, требовался оригинальный подход, но отнюдь не ортодоксальный, лишенный воображения, догматический стиль. Эриксон рассматривал себя, свои слова, интонации, манеру говорить и телесные движения как средства передачи влияния, способствующего изменению. Более заинтересованный в действии, нежели в теории, он считал традиционную теорию помехой, заставляющей терапевтов прибегать к безнадежным домыслам. Стремясь преодолеть это, он внушал, льстил и маневрировал, используя множество индивидуальных многоуровневых коммуникативных выпадов, вербальных и невербальных, — с тем, чтобы повлиять на пациента. Причем последний не должен был полностью осознавать, что им манипулируют. Иногда Эриксон терпел неудачи, но это лишь побуждало его преодолевать сопротивление пациента, использовать его скрытые ресурсы и потенциалы для изменения.
Нередко Эриксон поддерживал явное сопротивление и, казалось бы, вставал на сторону болезни и защиты пациента или предписывал ему эксцентричные, неуместные задания. Он часто предлагал «сермяжные» советы и здравые средства, которые использовали очевидное. И наоборот, прибегал к метафорам и приглушал те соображения, которые не были уместны наверняка. Он обычно создавал ситуации, «в которых люди могли спонтанно понять ранее неосознанные способности к изменению» (Zeig, 1985b). Однако замысел этих затей заключался лишь в том (и не более), чтобы ввести пациентов в замешательство, заставить их открыть свой разум для другого взгляда на вещи. Техники заранее не отбирались, но приспосабливались к непосредственной ситуации. Хотя Эриксон отказывался причислять себя к какой-либо из известных школ психотерапии, он часто использовал поведенческие, когнитивные, аналитические и другие методологии в рамках своих уникальных режимов работы. Гипноз использовался им в тех случаях, когда он считал, что это может облегчить терапию. Его непосредственной задачей становилось облегчение симптома и решение проблемы, хотя изменение личности и системы ценностей рассматривалось как идеальные и вполне достижимые цели.
Среди психотерапевтов находятся те, кто поклоняется Эриксону с почтением, граничащим с идолопоклонством. Считается, что каждое его слово, настроение, мнение или действие имеет скрытый смысл. Подобное обожествление, коренящееся в ожидании бесконечной силы и всемогущества, может в конечном счете привести к разочарованию. В равной степени подвержены предубеждениям и те, кто считают Эриксона сектантом, а его возмутительные методы — всего лишь преходящей забавой, которая, в конце концов, окажется в мусорной корзине устаревших схем. На самом деле это несправедливо по отношению к в высшей степени творческому, одаренному богатым воображением и оригинальному уму, развившему новаторские подходы к некоторым из наиболее затруднительных проблем в психотерапии. Эриксон создал великолепную машину влияния, усовершенствованную годами борьбы со своим физическим несовершенством. Его мужество, чувствительность, восприимчивость и уникальные методы преодоления проблем сделали его, по словам Хейли (1973), «необычным терапевтом». Однако подходы, используемые столь «необычайной» личностью, его удивительные стили работы, не могут быть легко модифицированы, усвоены и применены другими.
Острая критика стратегической терапии Эриксона вызвана тем, что его переоценивают те, кто полагает, что умная тактика может заменить дисциплинированное обучение. Технические режимы — лишь фрагмент гештальт-терапевтической программы. Как бы то ни было, нам следует знать, как обращаться с множеством параметров, связанных с системами защиты пациентов, их системами ценностей и характерологическими особенностями, которые могут отвергнуть или свести на нет эффект всех наших стратегических воздействий.
Отточив свой ум на преодолении жестких, фактически невозможных физических препятствий, Эриксон стал экспертом по использованию различных ухищрений, позволяющих преодолеть сопротивление. Я вспоминаю случай, когда, проездом в Нью-Йорк, Эриксон навестил меня как раз в тот момент, когда ко мне на сеанс пришел пациент. Это был молодой человек, страдающий неврозом навязчивых состояний. Его вызывающее поведение и навязчивые мысли о болезни, смерти и разрушении делали невыносимыми и его собственную жизнь, и существование окружающих. С раннего детства он находился под опекой впечатляющей шеренги психоаналитиков, бихевиористов и гипнотизеров, которых постепенно изматывал до предела, постоянно жалуясь на то, что их усилия скорее причиняют ему вред, чем приносят помощь. Наконец его отправили ко мне для гипнотического лечения, поскольку никто из других профессионалов, применяющих гипноз, не смог ввести его в транс. Я тоже испытал полный провал и после нескольких месяцев бесплодных сеансов уже предвкушал тот день, когда смогу передать его кому-нибудь другому и безропотно пополнить длинную шеренгу фрустрированных профессионалов, отказавшихся от попыток помочь пациенту.
Это был некий знак Провидения, когда Эриксон вошел ко мне как раз в начале очередного бесполезного сеанса. «Милтон, — спросил я его в шутку, — как ты полагаешь, смог бы ты загипнотизировать этого молодого человека?» Эриксон, любивший, когда ему бросали вызов, не мог упустить такой случай. Кроме того, пациент проявлял негативное отношение к дальнейшим попыткам ввести его в транс. Эриксон очень быстро убедил пациента пройти с ним в соседнюю комнату, где продержал его почти три часа. Я периодически заглядывал в комнату, чтобы увидеть то, что и ожидал, а именно: пациент был мощным противником, он находился в бодрствующем состоянии и ухмылялся бесплодным попыткам Эриксона. Однако Эриксон никогда не сдавался. Спустя два часа, к моему изумлению и (я уверен в этом) к изумлению пациента, Эриксону удалось ввести его в сомнамбулический транс, в течение которого пациент, под воздействием внушения, галлюцинировал предметы и животных. Я был поражен настойчивостью Эриксона перед лицом провала не менее, чем его мастерством наведения транса.
Вслед за этой демонстрацией у меня на руках оказался могучий больной парень, который, возможно, впервые уступив контроль над собой другому, впал в состояние повышенной тревожности. Это обеспокоило его родителей. Однако пример Эриксона дал мне возможность установить значимый контакт и проработать аспекты страха смерти пациента, позволяя ему достичь значительного облегчения симптомов. Я привожу этот случай как пример замечательной способности Эриксона настраиваться на сопротивление его целительному воздействию и преодолевать его.
Другие параметры относятся к особым талантам пациента или его неспособности использовать предписанные техники. Здесь Эриксон проявлял сверхъестественную способность ускорять обучение пациента. Многие терапевты не могут понять, что многие пациенты весьма специфически реагируют на некоторые воздействия, которые (даже если они и осуществлены с осторожностью) могут вызвать парадоксальные эффекты. Работа с этим измерением составляет важнейшую терапевтическую задачу, требующую значительного времени. Уникальный гений Эриксона покоился на его способности с необычайной легкостью различать не только области расстройств, требующих коррекции, но и те блоки, находящиеся внутри пациента, которые препятствуют его выздоровлению. Потом он с поразительной быстротой приспосабливал свои воздействия для устранения данных препятствий. Джеффри Зейг приводит множество иллюстраций того, как Эриксон осуществлял это. Таким образом, настоящая книга представляет собой ценное дополнение к растущему списку литературы об одной из самых интересных личностей в области психотерапии.
Льюис Р. Волберг, доктор медицины, основатель и почетный декан Аспирантского центра душевного здоровья Нью-Йорк-Сити
Справочная литература
Erickson, M.H., & Rossi, (Ed.). Innovative Hypnotherapy. Collected Papers of Milton H. Erickson on Hypnosis. New York: Irvington.
Haley, J. (1973). Uncommon Therapy: The Psychiatric Techniques of Milton H. Erickson, M.D. New York: W.W. Norton.
Hammond, D.C. (1984). Myths about Erickson and Ericksonian hypnosis. American Journal of Clinical Hypnosis, 26, 236-245.
Rossi, E., & Ryan, M. (Ed.). (1985). Life Refraining in Hypnosis: The Seminars, Workshops and Lectures of Milton H. Erickson, Vol. II. New York: Irvington.
Rossi, E., & Ryan, M. (Ed.). (1983). Healing in Hypnosis: The Seminars, Workshops and Lectures of Milton H. Erickson, Vol. I. New York: Irvington.
Zeig, J.K. (Ed.). (1980). A Teaching Seminar With Milton H. Erickson. New York: Brunner/Mazel.
Zeig, J.K. (Ed.). (1982). Ericksonian Approaches to Hypnosis and Psychotherapy. New York: Brunner/Mazel.
Zeig, J.K. (Ed.). (1985a). Ericksonian Psychotherapy, Vol. I. New York: Brunner/ \ Mazel.
Zeig, J.K. (Ed.). (1985b). Experiencing Erickson. New York: Brunner/Mazel.
ВВЕДЕНИЕ
Эта книга поможет лучше сориентироваться в гипнотической психотерапии Милтона Г. Эриксона. Она состоит из трех эссе и стенограммы диалога с Эриксоном в 1973 году. Этот труд — субъективный взгляд и личный отчет, он не претендует на объективный или критический анализ. Я не беру на себя смелость критиковать Эриксона. По отношению к нему вообще трудно быть объективным: он был человеком, пробуждавшим мощные реакции. Прежде чем пытаться глубоко вникнуть в стиль Эриксона, я полагаю, было бы полезно понять некоторые основные аспекты эриксоновских методов.
Эриксоновская терапия — прагматический, структурный подход, основанный на выявлении и модификации дезадаптивных паттернов. Побуждение к изменению играет более важную роль, чем прояснение прошлого или проникновение в смысл или функции симптомов. Чтобы способствовать изменению, ориентированному на пациента, терапевт встречается с пациентом в его системе измерений. Многоуровневая терапевтическая коммуникация индивидуализирована с тем, чтобы определить, извлечь, развить, перестроить и использовать ресурсы пациента. Хотя терапевтические техники основаны на мощных гипнотических методах, формальный гипноз используется не всегда. Применяются натуралистические техники (гипнотерапия без формальной процедуры наведения транса), так как в целом они более эффективны.
Подход должен быть гибким. Не существует установки на определенное количество требуемых сеансов. Тем не менее, лечение, как правило, краткосрочно и ориентировано на проблему. Если это возможно, то даже продолжительность сеанса обусловлена сроком выполнения задачи, а не положением часовой стрелки на циферблате.
Обычно цели определяются терапевтом, который часто представляет здравые понятия и совет таким образом, чтобы пациенты могли реагировать терапевтически. Как правило, для этого требуется использование косвенных техник.
Как вы сможете убедиться, косвенные техники заключаются в коммуникации элиминированием шага. Нередко это влечет за собой «параллельную коммуникацию». Вместо того, чтобы напрямую обращаться к проблемам и их разрешению, терапевт выстраивает параллель через применение таких техник, как драматические истории и аналогии. Кроме того, терапевт может сформулировать совет и представить его в виде элиминированного шага через использование связок и терапевтическую импликацию. При использовании косвенного подхода возникает меньшее сопротивление, и пациент привносит в терапию свою энергию, реагируя как осознанно, так и бессознательно.
Не разъясняя подробно технические аспекты методов Эриксона, настоящее издание представляет стиль Эриксона и его ориентацию в психотерапии. Это вполне соответствует собственной философии Эриксона: обучая, он принижал роль техники и теории, считая их ограничивающими. Психотерапевты, пытающиеся придать законную силу конкретной теории, или те, кто стремится использовать лишь конкретную технику, смогут достигнуть своей цели, даже если для этого им придется «приспособить» души пациента к предвзятой теории или методу. Если не ошибаюсь, Марк Твен отмечал, что если вы задумали применить молоток, то куча вещей будет выглядеть как гвозди.
Как будет видно далее, Эриксон учил ориентации. Джей Хей-ли (1982), один из главных сторонников Эриксона, отмечал: если бы он действительно смог понять ориентацию Эриксона, для него открылись бы новые терапевтические перспективы. Эта книга открывает новые перспективы понимания того, как терапевт может помочь пациенту жить более эффективно.
Я писал ее, имея в виду начинающих терапевтов. Значительная часть моего общения с Эриксоном происходила в те времена, когда я сам был начинающим терапевтом, и можно заметить, как Эриксон подходил к задаче обучения начинающего практика. Тем не менее, обманчивая легкость Эриксона заинтригует даже очень опытного практика.
Когда новичок или опытный терапевт впервые встречается с Эриксоном, нередко возникает следующее: 1) идея манипуляции; 2) трудность применения метода в собственной терапевтической работе; 3) Эриксон как культовая фигура. Каждый из этих вопросов будет обсужден отдельно. «Манипуляция» имеет негативное значение. Тем не менее, такой специалист по коммуникации, как Вацлавик, утверждает: невозможно не манипулировать. Межличностный обмен основан на манипуляции. Манипуляция неизбежна; вопрос состоит в том, как манипулировать конструктивно и терапевтично.
Одна из сложностей использования эриксоновского подхода в своей индивидуальной работе состоит в том, что это требует значительных усилий. Эриксон был вполне дисциплинирован в своих методах и работал над тем, чтобы развивать себя как эффективного коммуникатора. Его методы терапии можно проанализировать гораздо более тщательно, чем какие-либо другие практики. Вербальные и невербальные маневры тщательно подготавливались с тем, чтобы выявить максимум терапевтических реакций. Его эффективность основывалась на его развитой восприимчивости к нюансам. Эриксон совершенствовал себя в выявлении минимальных сигналов, которые отображают силы пациента — силы, способствующие разрешению проблем. В некотором смысле, он подходил к своим случаям как великий детектив. Когда преподносится решение Эриксона, становится ясно, что важные сигналы всегда были очевидны для того, кто к ним прислушивался и использовал здравый смысл.
Что касается культов, то изучающие психотерапию всегда искали истинного «отца-кудесника», воплощающего в себе лучшие человеческие ценности, к которым стремится психотерапия. Милтон Эриксон во многом соответствует такой фигуре: он последовательно боролся за то, чтобы выявить все лучшее и в себе, и в окружающих. В отношении сильных личностей проявляется как притяжение, так и отталкивание. Часто психотерапевтические движения концентрируются вокруг энергичной личности. Иногда завистники наклеивают на такие движения уничижительный ярлык «культ».
Подобный ярлык может служить удобным поводом для сведения на нет важной работы, при этом продуманная оценка будет отсутствовать. «Культы» заведомо считаются бессмысленными и близорукими, поэтому их надлежит избегать любой ценой.
Психотерапия традиционно служила питательной средой для сектантских движений. Начиная с Фрейда, легенды психотерапии обожествлялись. Вокруг их личности и теории формировались различные движения.
Эриксон не представлял себя лидером культа или движения. Он являлся в высшей степени уникальной личностью и способствовал развитию индивидуальности и в себе, и других. У него даже не было желания основать школу психотерапии.
Вам станет очевидно, насколько я уважал Эриксона. Он был впечатляющим инноватором, осторожно отошедшим от традиции.
Он мог сказать новое слово в психотерапии. Многие выдающиеся профессионалы находились под впечатлением Эриксона и искали путей сотрудничества с ним как в личной, так и в профессиональной областях. Здесь можно назвать имена Маргарет Мид, Грегори Бейтсона, Джея Хейли, Джона Уикленда, Эрнеста Росси, Стивена Лэнктона и Джозефа Барбера.
В отличие от «Семинара с Милтоном Г. Эриксоном» (1980), где я описывал, как Эриксон обучает группу студентов, эта книга показывает, как Эриксон работал со мной как с индивидом. Я описываю свои личные реакции. Это взгляд на Милтона Эриксона, исходящий из круга его сподвижников. Многие пытались представить Эриксона в объективном свете. Большинство пытается вынести личность автора за пределы своих работ. Не в этом состоит моя цель.
Большая часть книги посвящена живому, конфиденциальному общению Эриксона со мной. Поэтому она глубоко лична и предоставляет терапевтам шанс лично определиться и профессионально обучиться.
Мне хотелось бы выразить свою благодарность некоторым людям. Мой редактор, Дебора Лааке, и мой административный помощник, Барбара Беллами, в высшей степени способствовали написанию этой книги. Я также благодарен миссис Элизабет Эриксон, Шер-рон С. Питере, Кристине К. Эриксон, Стивену Лэнктону, Джону Морану, Лэрри Джиндхарту и Майклу Япко. Они прочитали отдельные разделы книги. Благодаря им была обеспечена та необходимая обратная связь, результат которой был использован в рукописи.
Джеффри К. Зейг Феникс, Аризона Август 1985
Эриксоновская терапия — прагматический, структурный подход, основанный на выявлении и модификации дезадаптивных паттернов. Побуждение к изменению играет более важную роль, чем прояснение прошлого или проникновение в смысл или функции симптомов. Чтобы способствовать изменению, ориентированному на пациента, терапевт встречается с пациентом в его системе измерений. Многоуровневая терапевтическая коммуникация индивидуализирована с тем, чтобы определить, извлечь, развить, перестроить и использовать ресурсы пациента. Хотя терапевтические техники основаны на мощных гипнотических методах, формальный гипноз используется не всегда. Применяются натуралистические техники (гипнотерапия без формальной процедуры наведения транса), так как в целом они более эффективны.
Подход должен быть гибким. Не существует установки на определенное количество требуемых сеансов. Тем не менее, лечение, как правило, краткосрочно и ориентировано на проблему. Если это возможно, то даже продолжительность сеанса обусловлена сроком выполнения задачи, а не положением часовой стрелки на циферблате.
Обычно цели определяются терапевтом, который часто представляет здравые понятия и совет таким образом, чтобы пациенты могли реагировать терапевтически. Как правило, для этого требуется использование косвенных техник.
Как вы сможете убедиться, косвенные техники заключаются в коммуникации элиминированием шага. Нередко это влечет за собой «параллельную коммуникацию». Вместо того, чтобы напрямую обращаться к проблемам и их разрешению, терапевт выстраивает параллель через применение таких техник, как драматические истории и аналогии. Кроме того, терапевт может сформулировать совет и представить его в виде элиминированного шага через использование связок и терапевтическую импликацию. При использовании косвенного подхода возникает меньшее сопротивление, и пациент привносит в терапию свою энергию, реагируя как осознанно, так и бессознательно.
Не разъясняя подробно технические аспекты методов Эриксона, настоящее издание представляет стиль Эриксона и его ориентацию в психотерапии. Это вполне соответствует собственной философии Эриксона: обучая, он принижал роль техники и теории, считая их ограничивающими. Психотерапевты, пытающиеся придать законную силу конкретной теории, или те, кто стремится использовать лишь конкретную технику, смогут достигнуть своей цели, даже если для этого им придется «приспособить» души пациента к предвзятой теории или методу. Если не ошибаюсь, Марк Твен отмечал, что если вы задумали применить молоток, то куча вещей будет выглядеть как гвозди.
Как будет видно далее, Эриксон учил ориентации. Джей Хей-ли (1982), один из главных сторонников Эриксона, отмечал: если бы он действительно смог понять ориентацию Эриксона, для него открылись бы новые терапевтические перспективы. Эта книга открывает новые перспективы понимания того, как терапевт может помочь пациенту жить более эффективно.
Я писал ее, имея в виду начинающих терапевтов. Значительная часть моего общения с Эриксоном происходила в те времена, когда я сам был начинающим терапевтом, и можно заметить, как Эриксон подходил к задаче обучения начинающего практика. Тем не менее, обманчивая легкость Эриксона заинтригует даже очень опытного практика.
Когда новичок или опытный терапевт впервые встречается с Эриксоном, нередко возникает следующее: 1) идея манипуляции; 2) трудность применения метода в собственной терапевтической работе; 3) Эриксон как культовая фигура. Каждый из этих вопросов будет обсужден отдельно. «Манипуляция» имеет негативное значение. Тем не менее, такой специалист по коммуникации, как Вацлавик, утверждает: невозможно не манипулировать. Межличностный обмен основан на манипуляции. Манипуляция неизбежна; вопрос состоит в том, как манипулировать конструктивно и терапевтично.
Одна из сложностей использования эриксоновского подхода в своей индивидуальной работе состоит в том, что это требует значительных усилий. Эриксон был вполне дисциплинирован в своих методах и работал над тем, чтобы развивать себя как эффективного коммуникатора. Его методы терапии можно проанализировать гораздо более тщательно, чем какие-либо другие практики. Вербальные и невербальные маневры тщательно подготавливались с тем, чтобы выявить максимум терапевтических реакций. Его эффективность основывалась на его развитой восприимчивости к нюансам. Эриксон совершенствовал себя в выявлении минимальных сигналов, которые отображают силы пациента — силы, способствующие разрешению проблем. В некотором смысле, он подходил к своим случаям как великий детектив. Когда преподносится решение Эриксона, становится ясно, что важные сигналы всегда были очевидны для того, кто к ним прислушивался и использовал здравый смысл.
Что касается культов, то изучающие психотерапию всегда искали истинного «отца-кудесника», воплощающего в себе лучшие человеческие ценности, к которым стремится психотерапия. Милтон Эриксон во многом соответствует такой фигуре: он последовательно боролся за то, чтобы выявить все лучшее и в себе, и в окружающих. В отношении сильных личностей проявляется как притяжение, так и отталкивание. Часто психотерапевтические движения концентрируются вокруг энергичной личности. Иногда завистники наклеивают на такие движения уничижительный ярлык «культ».
Подобный ярлык может служить удобным поводом для сведения на нет важной работы, при этом продуманная оценка будет отсутствовать. «Культы» заведомо считаются бессмысленными и близорукими, поэтому их надлежит избегать любой ценой.
Психотерапия традиционно служила питательной средой для сектантских движений. Начиная с Фрейда, легенды психотерапии обожествлялись. Вокруг их личности и теории формировались различные движения.
Эриксон не представлял себя лидером культа или движения. Он являлся в высшей степени уникальной личностью и способствовал развитию индивидуальности и в себе, и других. У него даже не было желания основать школу психотерапии.
Вам станет очевидно, насколько я уважал Эриксона. Он был впечатляющим инноватором, осторожно отошедшим от традиции.
Он мог сказать новое слово в психотерапии. Многие выдающиеся профессионалы находились под впечатлением Эриксона и искали путей сотрудничества с ним как в личной, так и в профессиональной областях. Здесь можно назвать имена Маргарет Мид, Грегори Бейтсона, Джея Хейли, Джона Уикленда, Эрнеста Росси, Стивена Лэнктона и Джозефа Барбера.
В отличие от «Семинара с Милтоном Г. Эриксоном» (1980), где я описывал, как Эриксон обучает группу студентов, эта книга показывает, как Эриксон работал со мной как с индивидом. Я описываю свои личные реакции. Это взгляд на Милтона Эриксона, исходящий из круга его сподвижников. Многие пытались представить Эриксона в объективном свете. Большинство пытается вынести личность автора за пределы своих работ. Не в этом состоит моя цель.
Большая часть книги посвящена живому, конфиденциальному общению Эриксона со мной. Поэтому она глубоко лична и предоставляет терапевтам шанс лично определиться и профессионально обучиться.
Мне хотелось бы выразить свою благодарность некоторым людям. Мой редактор, Дебора Лааке, и мой административный помощник, Барбара Беллами, в высшей степени способствовали написанию этой книги. Я также благодарен миссис Элизабет Эриксон, Шер-рон С. Питере, Кристине К. Эриксон, Стивену Лэнктону, Джону Морану, Лэрри Джиндхарту и Майклу Япко. Они прочитали отдельные разделы книги. Благодаря им была обеспечена та необходимая обратная связь, результат которой был использован в рукописи.
Джеффри К. Зейг Феникс, Аризона Август 1985
1. ТВОРЧЕСКИЕ СПОСОБНОСТИ ЭРИКСОНА
Понятие «гений» относят к некоему духу, присущему человеку. Помимо этого, гением принято называть личность, наделенную трансцендентными психическими способностями и изобретательностью. Гений Эриксона возник на перекрестке его интеллекта, человечности, любознательности и восприимчивости. Этот человек неустанно развивал и оттачивал свои способности.
Гениальность Эриксона проявилась в четырех областях: гипнотизера, психотерапевта, учителя и, наконец, индивида, превратившего физический изъян в преимущество. Взятые в совокупности, его достижения в этих четырех областях позволяют рассматривать его как незаурядную личность.
Гипнотизер
Приступая к изучению истории гипноза, вы, вероятно, начнете с практика XVIII века Месмера. А затем прочитаете о Шарко, Брэйде, Льебо и Бернгейме — все они работали с гипнозом в XIX веке.
Далее, переходя к XX веку, вы прочитаете об Эриксоне. Он стал отцом современного медицинского гипноза. Его созидательность в разработке новых методов наведения транса и утилизации была просто необычайной. Он был соавтором пяти книг по этому предмету и опубликовал более 130 профессиональных статей, в основном по гипнотерапии. Он был основателем и первым президентом Американского общества клинического гипноза, способствовал изданию официального органа этого общества, «Американского журнала клинического гипноза», и в течение десяти лет являлся его главным редактором. Эриксон много путешествовал, особенно по Соединенным Штатам, обучая гипнозу профессионалов. Его обычно называли «Мистер Гипноз» (Secter, 1982). Благодаря усилиям
Гениальность Эриксона проявилась в четырех областях: гипнотизера, психотерапевта, учителя и, наконец, индивида, превратившего физический изъян в преимущество. Взятые в совокупности, его достижения в этих четырех областях позволяют рассматривать его как незаурядную личность.
Гипнотизер
Приступая к изучению истории гипноза, вы, вероятно, начнете с практика XVIII века Месмера. А затем прочитаете о Шарко, Брэйде, Льебо и Бернгейме — все они работали с гипнозом в XIX веке.
Далее, переходя к XX веку, вы прочитаете об Эриксоне. Он стал отцом современного медицинского гипноза. Его созидательность в разработке новых методов наведения транса и утилизации была просто необычайной. Он был соавтором пяти книг по этому предмету и опубликовал более 130 профессиональных статей, в основном по гипнотерапии. Он был основателем и первым президентом Американского общества клинического гипноза, способствовал изданию официального органа этого общества, «Американского журнала клинического гипноза», и в течение десяти лет являлся его главным редактором. Эриксон много путешествовал, особенно по Соединенным Штатам, обучая гипнозу профессионалов. Его обычно называли «Мистер Гипноз» (Secter, 1982). Благодаря усилиям