Трэн Агори буркнул:
   – Я не моряк. Точно не могу знать. Разрушить... нет. Но могла сильно потрепать.
   Экуни вновь повернулся к начальнику порта:
   – А наш флот?
   – Он цел, ваше величество, – с готовностью откликнулся толстяк.
   – Где сейчас командор Харселл?
   – Обычно он ночует в своем, то есть не в своем, а...
   – В домике на южном краю Зигзагов, который купил своей молодой любовнице, – перебил Рон. – Это недалеко отсюда. Он скоро будет здесь, если уже не прибыл. Передайте ему мой приказ... не рекомендацию, господин Корли, на этот раз – королевский приказ. Два шержня, драйер и моя скайва, полностью укомплектованные командой, провизией на длительное путешествие и боеприпасами, должны сегодня же обогнуть Да Морана и встать у северного берега. Когда будут там, пусть пришлют во дворец матроса с сообщением. Еще до вечера мы отплывем в направлении Тхая. Если командор будет спрашивать, скажете, что я не назвал точный срок, сколько продлится плавание.
   – Три больших эфироплана и королевская яхта... – Корли, пытаясь скрыть удивление, покосился на короля, затем вопросительно махнул рукой в сторону океана и купеческого флота. Начальник порта не сказал ни слова, но Экуни понимал, что он имеет в виду: суладарский флот невелик, даже если считать частные эфиропланы; отсутствие двух шержней, драйера и хорошо вооруженной скайвы Рона сильно ослабит его.
   – Не важно, – твердым голосом произнес король и начал спускаться. – Если Влад решит атаковать, мы все равно не сможем противостоять ему.
   Охранники заторопились следом. Не обращая больше внимания на начальника порта, Экуни Рон достиг улицы и быстро направился обратно к карете, оставленной на краю порта.
   И услышал тяжелые шаги за спиной.
   Он не стал оборачиваться, поэтому Трэну Агори пришлось, придерживая у бедра рукоять сабли, оббегать Рона слева. Кажется, чернокожий вознамерился преградить своему повелителю дорогу – в последнее время имаджин вел себя не то чтобы нагло, но слишком уж смело, откровенно высказывал свои чувства и мысли, так как приобрел при дворе изрядный вес: теперь он не только руководил охраной, но и выполнял другие, зачастую тайные задания Экуни.
   И все же Трэн не решился остановить короля. Он нагнал Рона только возле кареты, когда слуга уже распахнул дверцу.
   – Вы тоже собираетесь плыть! – объявил Трэн Агори.
   – Да. – Забираясь внутрь, Экуни не оглянулся. – Останься здесь, проследи, чтобы командор Харселл не медлил. Мы должны отправиться сегодня же.
   – Плыть самому! Зачем?!
   Усевшись, король наконец посмотрел на имаджина. Глаза Рона блестели, щеки пылали.
   – Потому что я в ярости, – отрезал он и захлопнул дверцу.
* * *
   – Могло быть и хуже, – объявил Тео Смолик, осматривая рыбацкую розалинду, напоровшуюся корпусом на покореженный настил. – Могло вообще все к Марлоке снести, это говорю я, человек, который навидался всяких бурь...
   – Когда это ты успел? – спросила Арлея. – В здешних облаках бурь почти не бывает.
   Она, Смолик, Тулага, управляющий Краг и Траки Нес, в сопровождении двух капитанов принадлежащих торговому дому кораблей, осматривали порт в туземной половине Да Морана.
   – Ошибаешься, сухопутная хозяйка, – возразил Тео. – На западе Коралла, в Бескае и Сне вправду почти всегда тихо. Но на Таитах мелкие злые волны, они часто создают такую как бы дрожь и могут корпус расшатать сильно. Именно по этой причине флот правителя Тхая состоит по большей части из этих ракушек, не из обычных эфиропланов. Ну а возле Груэр-Конгруэра случаются иногда сильные бури...
   Капитан не закончил рассказ: Траки Нес, взобравшийся на старый бочонок возле настила и оглядывающий бухту Наконечника в подзорную трубу Арлеи, взволнованно заговорил:
   – Вижу его! Ваш клиргон, капитан де Смол, кажется, он в полном порядке, и то существо, которое мы доставили с Гвалты, лежит в облаках за кормой... надеюсь, оно тоже цело.
   – С Беская буря пришла, – произнес Аблер Гер, высокий, широкоплечий уроженец Бултагари. Несмотря на возраст – ему было около пятидесяти – на лице почти отсутствовали морщины. Когда-то Аблер был военным моряком, с тех пор его выправка и манера говорить почти не изменились. Неофициально он считался старшим среди капитанов торгового дома Арлеи. – Сам я не видел этого, но говорят, сначала эфир закипел, а после от Тхая набежала большая волна. Потому она мимо Наконечника и прошла – северный берег Да Морана защитил бухту.
   Траки Нес, опершись на плечо второго капитана, тхайца по имени Иманка, неловко слез на землю, чуть не разбив при этом трубу, которую Арлея поспешно у него отобрала.
   – Надо плыть на «Даль», – заявил бултагарец, обращаясь одновременно к Арлее, Смолику и Аблеру Геру. – Я должен осмотреть кальмара, а еще...
   Девушка не слушала: делая вид, что рассматривает бухту, она искоса поглядывала на Гану, который стоял чуть в стороне, прикрыв глаза, будто о чем-то размышляя. Преторианец все еще волновал ее. После того, что произошло в старом сарае, когда Тулага ушел посреди ночи во дворец... она думала, что навсегда забыла его, вымарала из своего сердца. Весть о его смерти вызвала смешанные чувства: сожаление и мстительную радость, боль и облегчение, и обиду... Увы, она осознавала, что и сейчас пират возбуждает все те же переживания: страсть пополам с ненавистью. А он, казалось, вообще позабыл, что произошло между ними, целиком сосредоточившись на спасении Гельты Алие. Главное, что поняла Арлея, – ему были безразличны ее чувства, он не думал, даже не пытался думать о том, что она испытывает к нему. И желание заставить Тулагу обратить на себя внимание, желание заставить его страдать все сильнее охватывало девушку.
   Гана повернулся к ней и сказал:
   – Мне нужен корабль и команда. Я куплю...
   – Да ничего ты не купишь, пират! – перебил Тео. – Ты совсем дикий, а? Или забыл, что находишься не в Претории? Эфироплан – это тебе не телега, их не продают первому встречному. Во всяком случае здесь, на Суладаре, потому что тогда любой пират... Короче, чтобы купить его, необходима лицензия на торговлю или рыболовство. Подписанная дворцовым администратором и первым городским нотариусом.
   – Значит, достану лицензию, – сказал Гана.
   – Да? И сколько времени это займет? А потом еще выправить документы на корабль... Три дня? Пять? Думаю, больше.
   Тулага несколько мгновений думал, затем повернулся к Арлее.
   – Дай мне корабль. В аренду, я оставлю тебе столько, что сможешь потом купить три. Но только вместе с командой, чтобы...
   – Мы плывем на север, – перебила она.
   Все, кроме Смолика, посмотрели на Арлею. Впервые она четко определила свою позицию.
   – Хорошо! – воскликнул Траки Нес, потирая руки и близоруко щурясь. – Очень рад, что вы согласны. Господа, есть ли на этом острове оптические мастерские? Мой... мои глаза... Нужен монокль, понимаете, а лучше – очки. Ведь делают у вас подзорные трубы, значит...
   – Линзы завозные, – возразил Смолик рассеянно. – Не думаю, что торговцы с востока доставляют сюда и такие, которые подошли бы для этих ваших очков.
   – Куда плывем, мисс? – спросил Аблер Гер.
   Арлея махнула рукой.
   – На север. Отправимся на двух кораблях. Один – клиргон де Смола. Второй... это решите вы. Нужен быстроходный эфироплан. По возможности – хорошо вооруженный. Я не могу... в этом случае я не могу приказывать вам. Можете остаться, тогда Краг будет управлять наземными делами торгового дома, а вы – облачными. Но ваш опыт, в том числе военный, пригодился бы нам... В общем, я буду очень благодарна, если вы согласитесь плыть с нами и поведете второй корабль.
   – Но куда именно? – повторил капитан. – И с какой целью?
   Арлея вздохнула. Как убедительно объяснить Аблеру Геру то, во что она сих пор не поверила сама?
   – К Преторианским Таитам. А дальше я не...
   – Мой дорогой господин! – вскричал Смолик и подхватил капитана под локоть, увлекая его прочь. Гер вырвал руку – не слишком резко, но так, что стало понятно: терпеть прикосновения бывшего пирата он не намерен. Вообще Арлея заметила, что ни Тео, ни Гана не нравятся Аблеру. Он ничего не знал об их прошлом, но быстро догадался, что раньше оба были отнюдь не добропорядочными рыбаками или торговцами.
   Смолик, ничуть не смущенный, сделал шаг назад и произнес, улыбаясь:
   – Вы видите, капитан, перед вами стоят двое белых людей, я и наш дорогой ученый Нес, вы также видите юношу-метиса и свою работодательницу... Поверите ли вы нам, всем четверым?
   – Чему я должен верить? – холодно спросил Аблер.
   – Да вот хотя бы тому, что нашему миру угрожает опасность. Она... судя по всему, она непосредственно связана с этим толчком, произошедшим ночью, с бурей в облаках, с волной... В общем, господин Гер, знайте: мы плывем спасать мир – и это не шутка. Напротив, все очень, очень серьезно.
   – Спасать мир? – недоуменно повторил Гер и поглядел на Арлею.
   Она пожала плечами. Потом кивнула.
   Сборы заняли весь день. Как ни спешил Тулага, как ни подгонял моряков и слуг Смолик, «Даль» и хорошо вооруженный драйер «Быстрый» покинули Наконечник, лишь когда светило уже стало гаснуть. Боцман Лиг, сильно захворавший после приключений на Гвалте, отлеживался дома под присмотром жены и трех дочерей. Эрланга, ставший теперь матросом, сиял белозубой улыбкой и везде ходил за Арлеей, так что в конце концов, посовещавшись с ней, Тео назначил здоровяка личным охранником хозяйки и отпустил на драйер капитана Гера. Арлея видела: бывший юнга влюблен в нее. Эрланга ей нравился, хотя и был слишком глупым. Ночевать он устроился, свернувшись, будто пес, под дверями ее каюты.
   Арлея намеренно поплыла на драйере: во-первых, в присутствии Аблера Гера, спокойного человека с властными манерами, девушка чувствовала себя в большей безопасности, чем возле Тео Смолика. Во-вторых, Гана был на «Дали», а она желала как можно меньше видеть его.
   На клиргоне отправился и Траки Нес, для которого все же смогли раздобыть очки. Бултагарец хотел быть рядом с живым дирижаблем. Тот почти пришел в себя: туша страшилы вновь надулась, по бокам расправились два треугольных крыла, снизу гладкие, а сверху заросшие не то бледно-зелеными волосками, не то мхом, который едва заметно светился в темноте. Крылья эти появились ближе к закату, а когда светило погасло, они свернулись, прижавшись к надутым бокам. Траки объявил, что отростки на самом деле никакие не крылья и не уши, как предположил, ухмыляясь, Тео, – но своеобразные листья, посредством которых существо питается.
   Поплыл с ними и Фавн Сив. Арлея была занята, отдавая последние указания управляющему Крагу, и лишь позже узнала про это от бултагарца и Смолика. Раненый коротышка каким-то образом сумел дать понять, что также должен отправиться на север, невзирая на то что плавание может доконать его.
   – Этот чудак молча говорит, – так объявил Смолик. – От него может быть польза. Наш пиратик рассказывал, что это Молчун дал ему крон, то есть живой пистолет, и он же показал путь к дыре, сквозь которую видно наружное пространство. А коротышка на самом деле ситэк. Да-да, он из братства Живой Мечты, это и облачному ежу понятно. Так пусть плывет. А умрет в дороге – его проблемы.
   Меч Тео заинтересовал всех, и он долго хвастался новым оружием перед матросами.
   – Я назвал его Стерх, – объявил капитан. – В честь Стерха, да.
   Но на вопрос о том, кто такой был этот Стерх, он отвечать отказался. Арлея видела, что благодаря удивительному мечу с глазами репутация Тео среди моряков укрепилась еще больше.
   А вот Нахаку он брать с собой отказался, хотя из прекрасных, огромных и глупых очей бывшей наложницы при этом просыпались изумруды слез.
   – Нет уж, – сказал Тео, подталкивая туземку ладонью ниже спины и заставляя войти обратно в дверь торгового дома. – Женщине не место на эфироплане в таком походе.
   – А я? – спросила Арлея, как раз садившаяся в свою двуколку, нагруженную вещами.
   – Ну какая же ты женщина! – вскричал он.
   – Красивая? – предположила она, научившаяся с некоторых пор при случае использовать манеру общения Смолика.
   Капитан мотнул головой, и пальма на ней закачалась.
   – Ты – хозяйка, потому бесполая.
   – Я запомню это, – сказала девушка, дергая поводья.
   Сива положили в самой маленькой каюте клиргона. Поздно ночью, когда эфиропланы уже миновали пролив между Атуем и Да Морана, когда Арлея на «Быстром» уже легла спать и Эрланга свернулся под ее дверью, Траки Нес, закончивший наконец осмотр кальмара, парящего позади кормы, капитан Смолик и Гана посетили Фавн Сива. Молчун лежал, до подбородка укрытый тяжелым стеганым одеялом, и улыбался. Он будто светился в полутьме – лицо его казалось круглым пятном мерцания. В присутствии коротышки-метиса гости чувствовали себя спокойнее, тревоги отступали, и казалось, что в этом мире все всегда заканчивается хорошо. Поэтому, чтобы подольше остаться в компании ситэка, они поставили возле кровати низкий столик и стулья, зажгли свечу, после чего Тео приказал коку принести стаканы с бутылкой вина.
   Он самолично поднес стакан к губам Молчуна, который отпил и благодарно прикрыл глаза.
   Некоторое время они разговаривали, сидя у кровати, а Сив слушал их, тихо улыбаясь.
   – Вскоре это существо станет для нас как... как летающий корабль, понимаете меня? – рассказывал Нес. – Мне необходимо лишь разобраться с управлением.
   – Так надо дать ему имя! – объявил Тео, кладя ладонь на торчащую из ножен хитиновую рукоять. – Вот этот мой меч – я назвал его Стерхом, в честь Стерха. Пистолет нашего пирата – его зовут крон. Ну пусть не зовут, пусть это название, а не имя – все равно у той мягкой лоханки, что болтается за кормой моего корабля, нет даже названия. Кальмар? Пфе! Не годится, тут нужно...
   Фавн Сив открыл глаза и пошевелился. Высвободив из-под одеяла тонкую руку, он сложил пальцы щепоткой, подвигал ими... Вскоре они поняли: Молчун хочет что-то написать. Траки принес из своей каюты бумагу и перо с чернильницей. Голову Молчуна приподняли, сунули перо в пальцы, под руку подложили лист бумаги.
   Неразборчивыми каракулями он вывел:
   БРОНГ
   – Что? – спросил Нес, растерянно моргая. – Что это...
   – Название, – сказал Гана, и Смолик кивнул.
   – Точно! Название для этой летающей свиньи со щупальцем на морде. Бронг... ладно, пусть будет бронг. А ты, Говорун, не хочешь ли написать нам что-нибудь еще? Ты знаешь многое, чего не знаем мы. Глупо, имея на борту человека, который может рассказать что-то важное, не разузнать у него, что к чему...
   – Но он не умеет говорить, – возразил Траки Нес. – И слишком слаб сейчас, чтобы писать. Глядите, рука дрожит.
   – Дрожит... – проворчал Тео. – И что с того? Вот у нас, рядом, лежит некто, кто, быть может, знает все тайны, а мы даже не пытаемся... Ну хотя бы источник этого странного возмущения, этой облачной волны, – что оно такое, а? Ведь мы плывем к нему, приближаемся...
   Рука Фавн Сива шевельнулась, запястье приподнялось. Видно было, с каким трудом дается ему каждое движение. Тонкие пальцы взялись за перо, которое Нес перед этим успел макнуть в чернильницу.
   – Ро... – прочитал Смолик, склоняясь над столом. – Мистер Нес, а ну отодвиньтесь, вы загораживаете свет! Что ты там пишешь, смуглый? Ро... Рой...
   Затаив дыхание, они наблюдали, как мучительно медленно двигаются пальцы, слушали, как перо скребет бумагу. Чернила на нем закончились, Фавн просительно улыбнулся. Тео забрал перо, макнул в чернильницу и опять вставил в руку Молчуна.
   – Рой Джа... – прочитал Гана то, что уже было написано.
   – А, так ты умеешь читать, мой пират? – спросил Тео, не отрывая взгляда от бумаги. – Никогда бы не подумал, судя по твоей умной роже...
   После этого вновь наступила тишина. Наконец пальцы разжались, перо упало, оставив на бумаге чернильный развод. Фавн Сив прикрыл глаза. Улыбка его стала утомленной и жалкой.
   – Рой Джайрини, – прочел Траки Нес недоуменно. – Что это значит?
   Все трое поглядели на Молчуна. Веки того дрогнули, глаза приоткрылись, но сразу же закрылись вновь.
   – Эй, мистер Улыбка! Что ты хочешь сказать нам? – спросил Тео.
   Фавн Сив не шевелился.
   – Какой еще рой? Что такое Джайрини? Или – кто это такой?
   Тишина в ответ.
   – Он потерял сознание, – сказал Гана.
   Вскоре эфиропланы вышли на просторы Бескайского моря. Намного восточнее, но примерно тем же курсом двигались четыре корабля – два шержня, драйер и скайва, – входящие в королевский флот архипелага. На скайве, которая называлась «Высь», плыли Экуни Рон Суладарский и капитан дворцовой охраны Трэн Агори.
   Глава 2
   С раннего утра то, во что превратился Уги-Уги, охотилось на людей.
   Оно покинуло провал, неся в щупальцах головы трех безкуни и двух рабов, которых поймало и растерзало по дороге вверх.
   Монарх все еще был монархом.
   Но стал и пауногом.
   К тому же он был и другими пауногами. Пока что они ощущались смутно, но внутренним взором монарх видел их лишенные эмоций сознания, витающие далеко вокруг. Все они были связаны; по мере того как преображенный рассудок осваивался в новом теле, связь эта становилась отчетливей.
   Конечно, разум той твари, с которой он слился, Уги-Уги ощущал яснее всего. Разум этот отличался своеобразием и простотой. Вобрав монарха, тварь наполнила человеческий рассудок своим опытом, а после растворилась в нем, сделав сознание Уги-Уги одновременно и примитивнее и изощреннее, более механическим – и более злобным. Пауног стер многие воспоминания, добавив пока не очень понятные знания и умения; значительная часть личности монарха исчезла, оставшиеся черты характера обострились до нечеловеческой, чудовищной силы.
   Разум твари не исчез окончательно. Ядро чужого рассудка, цитоплазма которого уже стала частью монарха, находилось где-то рядом. Почему-то Уги-Уги казалось, что ядро это железное. Тяжелое черное железо с шершавой поверхностью, неровной и крошащейся... Иногда оно пыталось перехватить управление телом – если Уги-Уги желал лететь вверх, ядро требовало полета вниз, или наоборот. В таких безмолвных ментальных дуэлях монарх неизменно побеждал, но они мешали, отвлекали от охоты.
   Он не знал, сколько пролежал на дне провала, в памяти остались только желто-красная пелена и боль. Теперь она почти прошла, хотя плечи и ребра ныли. Нижняя половина тела изменилась безвозвратно, поток ощущений, идущий оттуда, был крайне необычен. Впрочем, Уги-Уги быстро привык. Он понимал, что пребывал в беспамятстве не одни сутки... скорее три, а может, пять или даже семь дней.
   Взлетев над провалом, он резким движением расправил щупальца, превратив их в лучи звезды, и швырнул головы в разные стороны – все, кроме одной. Ощутив какое-то движение в теле, скосил глаза и увидел, как по бокам сами собой разворачиваются два поросших зеленым мхом крыла... И тут же почувствовал нечто приятное. Лучи светила, только начавшего разгораться в небе, еще слабые и прохладные, ласкали мох и впитывались в него, насыщали – он ел свет! Пройдя сквозь мох, лучи становились капельками тепла, которое поглощалось, уходя в глубь нового тела, распространяя по нему сытость и удовлетворение. Сообразив, что происходит, Уги-Уги прикрыл глаза и отдался этому фантастическому световому чревоугодию.
   А ведь он хотел позавтракать головой раба-метиса, не зная даже, сможет ли сделать это, – собирался высосать из нее мозг. Теперь щупальце разжалось, и голова упала в бездну.
   Утренние лучи насыщали слабо. Долго-долго висел монарх Суладара на краю провала, млея в утреннем свете, тая, расплываясь в нем, с закрытыми глазами купаясь в озере новых ощущений, улавливая далекие сознания других тварей и неторопливо пытаясь разобраться в хитросплетении мысленных связей, протянувшихся между ними.
   Осознав, что голод отступил, он свернул питающие крылья. Для полета они были не нужны. Передвижение над землей происходило благодаря газовому пузырю, едва заметным клапанам-щелям, тянувшимся по периметру вдоль всего тела, способным выпускать струи газа в разные стороны, и благодаря небольшому органу, притаившемуся в подбрюшье, монарх ощущал его как сгусток пульсирующего тепла внутри себя.
   Он начал очень медленно всплывать. Удовольствие от еды постепенно ослабевало, и ярость вновь переполнила монарха. Сдерживаясь из последних сил, он наскоро проинспектировал тело, сосредоточившись на механизме полета. Сознание паунога железным ядром перекатывалось где-то рядом, пыталось вмешиваться в мысли и поступки. Все же Уги-Уги сумел разобраться. Газ попадал в пузырь через особый клапан, проходя сквозь тончайшую мембрану, которая пропускала воздух лишь в одну сторону. Мембрана тянулась над брюхом, а дальше было что-то странное – мягкие наросты, будто водоросли, извивающиеся плоские языки. Они росли внутри тела и были пронизаны кровеносными сосудами, свет из питающих крыльев попадал в них, а уж потом в пузырь... Судя по всему, мясистые водоросли эти впитывали воздух и тут же выделяли его обратно, но успев изменить, что-то из него поглотив для своих нужд, а что-то добавив, – в результате он и становился летучим газом.
   Вдруг, уловив чужую мысль, Уги-Уги понял: когда-то водоросли жили отдельно, сами по себе, а после хозяева объединили их с телом паунога, который тогда еще не умел летать...
   Хозяева! Надо найти их, немедленно, подчиниться, они управляют, они знают, что делать!
   Хозяева были где-то там, в джунглях Гвалты. Железное ядро тяжело закружилось, пустив волну команд, которые передались щупальцам и клапанам... Тело дернулось, пытаясь взлететь выше, чтобы миновать ограду вокруг провала и устремиться к ним – к хозяевам, – быстрее, быстрее, ведь они приказывают, с ними спокойно, они всегда знают, как поступить...
   С некоторым усилием монарх подавил чужие приказы.
   Хозяева? Нет. Теперь хозяин он.
   И он собирается кого-нибудь убить.
   Набрав полное брюхо газа, Уги-Уги воспарил над оградой, затем выпустил мощные струи из обоих задних клапанов и рванулся вперед. Покрытые мхом крылья затрепетали, когда он немного развернул их, чтобы точнее направлять полет. Он пронесся над настилом, миновал ворота. Он желал отомстить – ведь значительная часть старого сознания, смешавшегося с рассудком твари, осталась жива; Уги-Уги помнил, что сделали Лен Алоа с Бромом Бомом, и ярость разогрела газ в брюхе так, что там заклокотало и забулькало.
   Еще только взлетев над провалом, он заметил, как исказилось окружающее. Небо теперь напоминало плоскость из тусклого железа с круглой дырой в центре, позади которой горел холодный бледно-желтый огонь. Ландшафт казался искривленным, выпуклым.
   Он увидел, что поселок вокруг провала сгорел почти дотла. Увидел дым и пепелища.
   И людей.
   Расправляя щупальца, Уги-Уги понесся к ним.
   Лен Алоа захрипел, пытаясь вырваться, но он слишком ослаб после ранения, к тому же у него теперь была лишь одна рука, вместо второй – замотанный тряпьем обрубок. Крепко сжимая щупальцами гончего Верхних Земель, Уги-Уги полетел над крышами к двухэтажному дому. Метис бился, как рыба в сети, извивался, дергал ногами и молотил схватившее его чудище по надутому брюху, но поделать ничего не мог. Уги-Уги приблизился к своему дворцу. Проломленный навес, распахнутое окно... Он влетел внутрь.
   Знакомая спальня выглядела теперь иначе. У монарха осталась лишь часть человеческого зрения, зато он видел мысли. Они были словно нити, веревочки и жгуты – живые, извивающиеся в голове каждого человека. Самые яркие, зримые – наверное, наиболее острые переживания, вроде страха смерти, – даже выходили за пределы черепа, отделялись от него, улетали прочь, постепенно тускнея и пропадая из виду. Мысли в головах тех, кого он убил, быстро стирались и пропадали.
   В голове Лен Алоа царил огненный хаос, тугие спирали пламени сплелись там, под черепной коробкой метиса все кипело и бушевало: ведь он был безумцем, самым помешанным обитателем этого сумасшедшего мирка посреди Проклятого острова.
   – В преисподнюю! – донесся до монарха надломленный, исполненный страха и ненависти голос. – Изыди туда, откуда восстал!
   В помещении двигаться стало сложнее. Припомнив, что сделал Лен Алоа, перед тем как отправить его в провал, монарх поволок пленника по полу – тот пытался зацепиться за что-нибудь скрюченными пальцами и скреб ногтями по ковру, – обогнул кровать, задев ее боком, но не ощутив боли, и наконец увидел свой ларец.
   Пока еще руки слушались лучше, чем щупальца. Подтянув метиса ближе, Уги-Уги схватил его за шею, приподнял. Глаза Алоа вылезли из орбит и налились кровью, напоминая две очищенные от шкурок спелые мягкие сливы. Он впился в мягкую складку на боку чудовища, терзая покрытую зеленоватыми пятнышками лиловую шкуру, не в силах повредить ее. Потом плюнул в лицо Уги-Уги. Тот облизнулся и сказал (собственный голос показался незнакомым, словно принадлежал какому-то чужаку, который говорил, в то время как монарх беззвучно разевал рот, лишь изображая речь):
   – В преисподнюю? Сейчас сам увидишь ее, лад?
   Он обвил щупальцем жилистое тело, прижав целую и обрубленную конечности к ребрам, развернул спиной к себе. Удерживая Лен Алоа в воздухе, одной рукой схватил его за волосы, а второй сжал челюсть, вдавил пальцы в скулы так, что рот врага раскрылся.
   И сунул его голову в ларь.
   Лицо метиса погрузилось в гношиль. Он засипел, попытался извернуться, но Уги-Уги держал крепко и давил все сильнее.
   – Жри! – выдохнул он, вновь переисполняясь яростью, которая почти оставила его после того, как он убил всех, кроме Лен Алоа, оставшихся в поселке людей. – Жри, пей!! Дыши им!!!