Сверху сквозь доски доносился приглушенный гул голосов и звуки шагов. Там кипела обычная безалаберная жизнь Садов, полная голода, воровства, поножовщины – полная насилия. Но здесь, кроме Джудигана и Дука, никого не было. Они приблизились к узкой двери, старик толкнул ее, слуга поспешно сунулся вперед и разжег все четыре стоящие на полках лампы. Просторная комната кубической формы прилепилась ко внутренней стене коридора. Противоположная сторона куба состояла из стеклянных квадратов и железных штанг между ними. Стекло с большими трудами доставили сюда по приказу Хозяина, когда Джудиган заявил, что иначе ничего не получится.
Дук раздул угли в плите и поставил чайник с водой. Потом зачем-то опустился на колени, сунувшись в угол за плитой.
– Что там? – спросил Джудиган, подходя к нему.
– Сочится, ваша милость, – пояснил Дук, выпрямляясь. – Сейчас я смолки, смолки разогрею, да и замажем, замазюкаем...
Джудиган поморщился. У этого человека была неприятная манера коверкать слова и повторять их по многу раз. Кряхтя, старик присел, глянул за плиту. Небольшой участок смолы, закупорившей широкую щель, раскрошился, оттуда падала тончайшая струйка пуха. Покачав головой, старик выпрямился. Эфир был со всех сторон, но он не обладал достаточной текучестью, чтобы залить нижние кварталы, хотя Джудиган иногда гадал, что произошло бы, если бы вместо пуха Эрзац был погружен в воду. Возможно, в таком случае дерево вообще нельзя использовать? Пух действовал на древесину особым образом: она не успевала сгнить из-за присутствующей в нем влаги, деревянные поверхности затягивала тончайшая белесая пленка, предохраняющая их от дальнейшего разрушения. А вода... скорее всего, не удалось бы добиться достаточной герметизации, и смола не спасла бы. Нет, на воде подобное сооружение просто не могло бы возникнуть, но вот в облаках оно висело, подобно огромному поплавку, кишащему жизнью.
Пока Дук занимался чаем, Джудиган отошел к стеклянной стене. Перед ней стояли два кресла и длинный стол с парой мутно-белых вогнутых тарелок по бокам.
Старик вернулся к полкам возле плиты. На одной из них была шкатулка, Джудиган отпер ее ключом, который висел на шее. Второй ключ был у Хозяина. Внутри находился гношиль, и Джудиган привычно намазал десны.
На стол он улегся так, чтобы подвижно закрепленные на шарнирах тарелки оказались по бокам от головы. В последнее время он употреблял гношиль слишком часто, и тот действовал все слабее, приходилось увеличивать дозы. Старику это не нравилось, впрочем, он полагал, что и так вскоре умрет. Имелись и другие способы, но гношиль – самый легкий, а сейчас ему было не до экспериментов.
Он поправил тарелки так, чтобы они прижались к голове, закрывая одновременно и уши и лицо. Наркотик уже действовал. Глаза старика были распахнуты и не моргая смотрели в белую глубь тарелок. Сделанные из спрессованного и обработанного особым образом эфира, те казались нематериальными, словно внутри каждой распростерлась бездна. Пространство изгибалось, кружилось, меняя форму и цвет, распускаясь гигантским цветком, плывя, плывя, плывя...
Он погрузился в Канон и заскользил между островками смысла.
Понятийные сгустки, мелко дрожащие образы и картины парили вокруг, тихо гудя, захлестывая рассудок волнами напряжения. Где-то дрейфовали аморфные континенты и меняющие форму материки, но до них было не добраться: чем дальше, тем ментальная среда гуще и напряжение сильнее. Удаляться от окутывающего Аквалон облака нельзя, сожжет мозг. Джудиган видел тех ученых-исследователей, которые проникли слишком глубоко, – пускающие слюни идиоты, обитатели лечебниц для умалишенных.
Здесь старик был никем, не имел формы, и хотя все еще – правда, очень смутно – осознавал себя, но личность всякий раз наполовину стиралась, так что он лишь с трудом понимал, кем является, а собственное имя постоянно ускользало из памяти. Все же он мог двигаться в этом пространстве, пусть и прилагая немалые волевые усилия.
Мимо пролетело облачко, чья волнующаяся поверхность на мгновение стала прозрачной, распахнув перед умственным взором маленький светлый мирок. Он будто попал в шарик из белого стекла, где находилась лишь одна вещь – устройство, состоящее из шестерен, цепей и рычагов... блок для поднятия тяжестей? Понять это можно было, лишь задержавшись внутри образа, впитав его в себя, а после, вынырнув в реальный мир, поскорее перенести на бумагу. Но сейчас Джудигана интересовало другое. Выйдя из смыслового сгустка, он стал двигаться вперед – конечно, все направления здесь были условны, – туда, где различил клубящуюся стаю облачков.
Все это время он слышал угрюмый мощный глас, источник которого находился совсем близко. Как если бы некто, спящий в глубине облаков, угрожающе и злобно бормотал во сне. Старик уже видел Хозяина голоса, даже успел обследовать его – и через Канон, и в реальном мире.
Джудиган знал: Канон огромен. Возможно, даже бесконечен. Здесь была жизнь. И здесь были Они. В зависимости от настроения старик называл их по-разному: Силы, Боги, Друзья, Безымянные, Элементы... а потом откуда-то извне к нему пришло истинное имя: Eri. Это они создавали миры. Впрочем, изучать их Джудиган не мог; старик подозревал, что скорее Эры станут изучать его, если, конечно, заметят... К тому же они никогда не приближались к этой области. Между расположением Аквалона внутри Пангломерата и внутри Канона существовала некая связь, пусть и не прямая. Джудиган давно понял, что его родной мир попал на глухую мертвую окраину, в место, забытое Богами, и ни одной Эры – или ни одного Эра? – нет рядом.
Впрочем, тот, кто угрожающе бормотал во сне, не относился к Богам. Это было создание классом поменьше, хотя и оно обладало изрядным могуществом. К тому же, в отличие от Эров, существующих лишь психически, создание это было еще и материальным.
Но сейчас старик не собирался исследовать его: спешил к облаку хищных идей, клубящихся неподалеку. Хищные любили слетаться вместе, чтобы подраться; все идеи и образы могли пожирать друг друга, сливаться, набухая, переваривая чужие сведения, то есть чужую смысловую плоть, включая ее в себя и увеличиваясь.
Он заметил ту идею, которую вот уже несколько дней пытался поймать: вытянутый сгусток особой формы. Дважды Джудигану удавалось заглянуть в него, чтобы увидеть диковинное устройство, изящное и красивое, явно предназначенное для убийства. Конструкция отличалась необычностью, из-за этого пока что он не смог впечатать увиденное в рассудок, запомнить и вернуться в реал до того, как картинка сотрется из памяти.
При помощи этого устройства, если, конечно, удастся построить его, старик надеялся расправиться с Хозяином и его слугами.
Но и в этот раз ничего не вышло: его толкнули.
Вообще-то крайне опасно пытаться вытащить человека из Канона до того, как он сам пожелает вернуться. Можно нарушить тонкую связь между soma и ratio, так что первое останется в реальном мире – живое, но лишенное рассудка, – а второе навсегда заплутает в мягком изменчивом лабиринте и в конце концов растворится в нем, исчезнет.
Но Хозяину было наплевать на правила.
Прикосновение к телу показалось далеким, Джудиган ощутил его будто сквозь утренний сон. Надо возвращаться. Старик с сожалением посмотрел на хищный силуэт идеи... быть может, в следующий раз?
Он, наверное, был единственным в нижних кварталах, кто не боялся Марича Алие.
– Я старик, – сказал он Хозяину как-то. – Конечно, я все еще хочу жить, и потом, я очень любопытен. Только это и заставляет меня помогать тебе в твоих планах.
– Мне не важны причины, – отвечал на это Марич. – Важен лишь результат. Потому – работай. И не забывай: ты мой раб.
– Ваша милость, Хозяин! – Дук Жиото низко кланялся.
– Что у нас, Джуд? – спросил Марич Алие, отходя от стола. Трое его охранников остались под дверью.
Джудиган в который раз удивился, как худ этот человек. Казалось, на его теле вообще нет мяса: тонкая бледная кожа обтягивает кости, сцепленные высохшими сухожилиями. Высокий узкий лоб без единой морщины, темные поблескивающие глаза и редкие каштановые волосы, свисающие до плеч.
– Облачная одежда готова. – Старик кивнул в сторону трех необычных костюмов, лежащих на специально сделанных для них подставках. Нечто вроде комбинезонов с белыми стеклянными шарами возле каждого.
– Вчера ты испытывал их?
Об этом Хозяину, без сомнения, доложил Жиото. Впрочем, Джудиган, естественно, и не пытался скрыть то, что недавно, надев костюм, выходил в облака: утаить такое от Марича было бы попросту невозможно.
– Да, – подтвердил он. – Выходил.
Оба посмотрели на стеклянную стену. За нею был пух, а дальше – то, на чем покоился Большой Эрзац.
– Есть возможность проникнуть внутрь? – спросил Марич Алие.
Джудиган хотел бы соврать ему, но знал, что в этом нет смысла. Он сказал:
– Да. В Гельштате подобное назвали бы шлюзом. А у него это нечто вроде жабр. Шлюз-жабры, вот так. Но не для дыхания, а чтобы можно было входить и выходить.
– Ты обследовал... его рубку?
– Хотел заняться этим сейчас.
– Отлично. Пойду с тобой.
– Это может быть опасно, Хозяин. Костюмы пока еще не проверены до конца...
Лицо Марича исказилось – всего на мгновение, но гримаса, которая возникла на нем, была столь отвратительна, что Джудиган замолчал. Он знал: Хозяин не переносит, когда ему возражают.
– Пойдем вместе, – согласился старик.
– Отлично. Тогда одеваемся... А, Жиото! Что тебе надо?
– Чаю, ваша милость? – кланяясь, предложил слуга.
– Да, пожалуй. Джуд, скажи мне, ты сразу проник вовнутрь через эти... шлюз-жабры? Не пытался обследовать поверхность?
– Обследовать – слишком сильно сказано, Хозяин. Скорее слегка изучил.
– И что же?
– Шершавая. Нечто вроде чешуи. Всякие выступы и щели. Плавники... ну, как крылья.
– Крылья, э? – Тонкие, будто лезвия, черные брови приподнялись.
Джудиган устало кивнул.
– Понимаю, о чем вы. Не только плавать... Да. Возможно, он способен и на другое. Хотя не благодаря крыльям, конечно, они – лишь для маневров.
Хозяин негромко произнес:
– Овладеть женщиной, овладеть городом... овладеть миром!
Дук принес чай, они сели в кресла перед стеклянной стеной, глядя наружу, где были пух и скрытое за ним исполинское тело.
– До меня дошли какие-то слухи... – Старик неопределенно показал вверх.
– Что? А! Не обращай внимания. Всего лишь небольшой бунт. Старый король, мой отец, умер.
Джудиган не стал расспрашивать подробнее. Он принял чашку из рук подобострастно улыбающегося слуги, неторопливо отпил и сказал:
– И еще, Хозяин. Сделал лампу – особую, чтобы не гасла в пухе. Взял ее с собой. Когда ползал там, освещал себе путь. Видно очень плохо, но все же кое-что можно разобрать. Там были жирные синие линии, они складывались в узор. Стал срисовывать. Это уже после того, как выбрался из шлюз-жабр, перед возвращением. В общем, оказалось, что это надпись. Нечто вроде татуировки на коже... или названия на борту.
– И что написано? – осведомился Хозяин.
– Шесть слов на староканструктианском. Первые два крупными буквами, следующие четыре – ниже и более мелкими. Как бы... как бы в скобках. Первые два предвидел, ожидал именно их. Последние четыре... что-то странное, Хозяин. Непонятное.
Старик замолчал, приникнув к чашке, и в конце концов Марич недовольно поторопил:
– Так что там? Ну!
Джудиган наклонился, медленно поставил чашку на пол между своих ног, выпрямился и ответил:
– Я перевел их, записал. Вот, взгляните. – Он достал из кармана свернутый в трубочку лист бумаги, развернул и показал Хозяину. Оба посмотрели на черные буквы, выведенные старческим почерком, которые складывались в слова:
БЛУЖДАЮЩИЙ ЭРЗАЦ
любимый сын сознания Шантар
На этом заканчивается БЕШЕНСТВО НЕБЕС. Впереди ожидает нас
ПОРТ МИРОВ.
Дук раздул угли в плите и поставил чайник с водой. Потом зачем-то опустился на колени, сунувшись в угол за плитой.
– Что там? – спросил Джудиган, подходя к нему.
– Сочится, ваша милость, – пояснил Дук, выпрямляясь. – Сейчас я смолки, смолки разогрею, да и замажем, замазюкаем...
Джудиган поморщился. У этого человека была неприятная манера коверкать слова и повторять их по многу раз. Кряхтя, старик присел, глянул за плиту. Небольшой участок смолы, закупорившей широкую щель, раскрошился, оттуда падала тончайшая струйка пуха. Покачав головой, старик выпрямился. Эфир был со всех сторон, но он не обладал достаточной текучестью, чтобы залить нижние кварталы, хотя Джудиган иногда гадал, что произошло бы, если бы вместо пуха Эрзац был погружен в воду. Возможно, в таком случае дерево вообще нельзя использовать? Пух действовал на древесину особым образом: она не успевала сгнить из-за присутствующей в нем влаги, деревянные поверхности затягивала тончайшая белесая пленка, предохраняющая их от дальнейшего разрушения. А вода... скорее всего, не удалось бы добиться достаточной герметизации, и смола не спасла бы. Нет, на воде подобное сооружение просто не могло бы возникнуть, но вот в облаках оно висело, подобно огромному поплавку, кишащему жизнью.
Пока Дук занимался чаем, Джудиган отошел к стеклянной стене. Перед ней стояли два кресла и длинный стол с парой мутно-белых вогнутых тарелок по бокам.
Старик вернулся к полкам возле плиты. На одной из них была шкатулка, Джудиган отпер ее ключом, который висел на шее. Второй ключ был у Хозяина. Внутри находился гношиль, и Джудиган привычно намазал десны.
На стол он улегся так, чтобы подвижно закрепленные на шарнирах тарелки оказались по бокам от головы. В последнее время он употреблял гношиль слишком часто, и тот действовал все слабее, приходилось увеличивать дозы. Старику это не нравилось, впрочем, он полагал, что и так вскоре умрет. Имелись и другие способы, но гношиль – самый легкий, а сейчас ему было не до экспериментов.
Он поправил тарелки так, чтобы они прижались к голове, закрывая одновременно и уши и лицо. Наркотик уже действовал. Глаза старика были распахнуты и не моргая смотрели в белую глубь тарелок. Сделанные из спрессованного и обработанного особым образом эфира, те казались нематериальными, словно внутри каждой распростерлась бездна. Пространство изгибалось, кружилось, меняя форму и цвет, распускаясь гигантским цветком, плывя, плывя, плывя...
Он погрузился в Канон и заскользил между островками смысла.
Понятийные сгустки, мелко дрожащие образы и картины парили вокруг, тихо гудя, захлестывая рассудок волнами напряжения. Где-то дрейфовали аморфные континенты и меняющие форму материки, но до них было не добраться: чем дальше, тем ментальная среда гуще и напряжение сильнее. Удаляться от окутывающего Аквалон облака нельзя, сожжет мозг. Джудиган видел тех ученых-исследователей, которые проникли слишком глубоко, – пускающие слюни идиоты, обитатели лечебниц для умалишенных.
Здесь старик был никем, не имел формы, и хотя все еще – правда, очень смутно – осознавал себя, но личность всякий раз наполовину стиралась, так что он лишь с трудом понимал, кем является, а собственное имя постоянно ускользало из памяти. Все же он мог двигаться в этом пространстве, пусть и прилагая немалые волевые усилия.
Мимо пролетело облачко, чья волнующаяся поверхность на мгновение стала прозрачной, распахнув перед умственным взором маленький светлый мирок. Он будто попал в шарик из белого стекла, где находилась лишь одна вещь – устройство, состоящее из шестерен, цепей и рычагов... блок для поднятия тяжестей? Понять это можно было, лишь задержавшись внутри образа, впитав его в себя, а после, вынырнув в реальный мир, поскорее перенести на бумагу. Но сейчас Джудигана интересовало другое. Выйдя из смыслового сгустка, он стал двигаться вперед – конечно, все направления здесь были условны, – туда, где различил клубящуюся стаю облачков.
Все это время он слышал угрюмый мощный глас, источник которого находился совсем близко. Как если бы некто, спящий в глубине облаков, угрожающе и злобно бормотал во сне. Старик уже видел Хозяина голоса, даже успел обследовать его – и через Канон, и в реальном мире.
Джудиган знал: Канон огромен. Возможно, даже бесконечен. Здесь была жизнь. И здесь были Они. В зависимости от настроения старик называл их по-разному: Силы, Боги, Друзья, Безымянные, Элементы... а потом откуда-то извне к нему пришло истинное имя: Eri. Это они создавали миры. Впрочем, изучать их Джудиган не мог; старик подозревал, что скорее Эры станут изучать его, если, конечно, заметят... К тому же они никогда не приближались к этой области. Между расположением Аквалона внутри Пангломерата и внутри Канона существовала некая связь, пусть и не прямая. Джудиган давно понял, что его родной мир попал на глухую мертвую окраину, в место, забытое Богами, и ни одной Эры – или ни одного Эра? – нет рядом.
Впрочем, тот, кто угрожающе бормотал во сне, не относился к Богам. Это было создание классом поменьше, хотя и оно обладало изрядным могуществом. К тому же, в отличие от Эров, существующих лишь психически, создание это было еще и материальным.
Но сейчас старик не собирался исследовать его: спешил к облаку хищных идей, клубящихся неподалеку. Хищные любили слетаться вместе, чтобы подраться; все идеи и образы могли пожирать друг друга, сливаться, набухая, переваривая чужие сведения, то есть чужую смысловую плоть, включая ее в себя и увеличиваясь.
Он заметил ту идею, которую вот уже несколько дней пытался поймать: вытянутый сгусток особой формы. Дважды Джудигану удавалось заглянуть в него, чтобы увидеть диковинное устройство, изящное и красивое, явно предназначенное для убийства. Конструкция отличалась необычностью, из-за этого пока что он не смог впечатать увиденное в рассудок, запомнить и вернуться в реал до того, как картинка сотрется из памяти.
При помощи этого устройства, если, конечно, удастся построить его, старик надеялся расправиться с Хозяином и его слугами.
Но и в этот раз ничего не вышло: его толкнули.
Вообще-то крайне опасно пытаться вытащить человека из Канона до того, как он сам пожелает вернуться. Можно нарушить тонкую связь между soma и ratio, так что первое останется в реальном мире – живое, но лишенное рассудка, – а второе навсегда заплутает в мягком изменчивом лабиринте и в конце концов растворится в нем, исчезнет.
Но Хозяину было наплевать на правила.
Прикосновение к телу показалось далеким, Джудиган ощутил его будто сквозь утренний сон. Надо возвращаться. Старик с сожалением посмотрел на хищный силуэт идеи... быть может, в следующий раз?
Он, наверное, был единственным в нижних кварталах, кто не боялся Марича Алие.
– Я старик, – сказал он Хозяину как-то. – Конечно, я все еще хочу жить, и потом, я очень любопытен. Только это и заставляет меня помогать тебе в твоих планах.
– Мне не важны причины, – отвечал на это Марич. – Важен лишь результат. Потому – работай. И не забывай: ты мой раб.
– Ваша милость, Хозяин! – Дук Жиото низко кланялся.
– Что у нас, Джуд? – спросил Марич Алие, отходя от стола. Трое его охранников остались под дверью.
Джудиган в который раз удивился, как худ этот человек. Казалось, на его теле вообще нет мяса: тонкая бледная кожа обтягивает кости, сцепленные высохшими сухожилиями. Высокий узкий лоб без единой морщины, темные поблескивающие глаза и редкие каштановые волосы, свисающие до плеч.
– Облачная одежда готова. – Старик кивнул в сторону трех необычных костюмов, лежащих на специально сделанных для них подставках. Нечто вроде комбинезонов с белыми стеклянными шарами возле каждого.
– Вчера ты испытывал их?
Об этом Хозяину, без сомнения, доложил Жиото. Впрочем, Джудиган, естественно, и не пытался скрыть то, что недавно, надев костюм, выходил в облака: утаить такое от Марича было бы попросту невозможно.
– Да, – подтвердил он. – Выходил.
Оба посмотрели на стеклянную стену. За нею был пух, а дальше – то, на чем покоился Большой Эрзац.
– Есть возможность проникнуть внутрь? – спросил Марич Алие.
Джудиган хотел бы соврать ему, но знал, что в этом нет смысла. Он сказал:
– Да. В Гельштате подобное назвали бы шлюзом. А у него это нечто вроде жабр. Шлюз-жабры, вот так. Но не для дыхания, а чтобы можно было входить и выходить.
– Ты обследовал... его рубку?
– Хотел заняться этим сейчас.
– Отлично. Пойду с тобой.
– Это может быть опасно, Хозяин. Костюмы пока еще не проверены до конца...
Лицо Марича исказилось – всего на мгновение, но гримаса, которая возникла на нем, была столь отвратительна, что Джудиган замолчал. Он знал: Хозяин не переносит, когда ему возражают.
– Пойдем вместе, – согласился старик.
– Отлично. Тогда одеваемся... А, Жиото! Что тебе надо?
– Чаю, ваша милость? – кланяясь, предложил слуга.
– Да, пожалуй. Джуд, скажи мне, ты сразу проник вовнутрь через эти... шлюз-жабры? Не пытался обследовать поверхность?
– Обследовать – слишком сильно сказано, Хозяин. Скорее слегка изучил.
– И что же?
– Шершавая. Нечто вроде чешуи. Всякие выступы и щели. Плавники... ну, как крылья.
– Крылья, э? – Тонкие, будто лезвия, черные брови приподнялись.
Джудиган устало кивнул.
– Понимаю, о чем вы. Не только плавать... Да. Возможно, он способен и на другое. Хотя не благодаря крыльям, конечно, они – лишь для маневров.
Хозяин негромко произнес:
– Овладеть женщиной, овладеть городом... овладеть миром!
Дук принес чай, они сели в кресла перед стеклянной стеной, глядя наружу, где были пух и скрытое за ним исполинское тело.
– До меня дошли какие-то слухи... – Старик неопределенно показал вверх.
– Что? А! Не обращай внимания. Всего лишь небольшой бунт. Старый король, мой отец, умер.
Джудиган не стал расспрашивать подробнее. Он принял чашку из рук подобострастно улыбающегося слуги, неторопливо отпил и сказал:
– И еще, Хозяин. Сделал лампу – особую, чтобы не гасла в пухе. Взял ее с собой. Когда ползал там, освещал себе путь. Видно очень плохо, но все же кое-что можно разобрать. Там были жирные синие линии, они складывались в узор. Стал срисовывать. Это уже после того, как выбрался из шлюз-жабр, перед возвращением. В общем, оказалось, что это надпись. Нечто вроде татуировки на коже... или названия на борту.
– И что написано? – осведомился Хозяин.
– Шесть слов на староканструктианском. Первые два крупными буквами, следующие четыре – ниже и более мелкими. Как бы... как бы в скобках. Первые два предвидел, ожидал именно их. Последние четыре... что-то странное, Хозяин. Непонятное.
Старик замолчал, приникнув к чашке, и в конце концов Марич недовольно поторопил:
– Так что там? Ну!
Джудиган наклонился, медленно поставил чашку на пол между своих ног, выпрямился и ответил:
– Я перевел их, записал. Вот, взгляните. – Он достал из кармана свернутый в трубочку лист бумаги, развернул и показал Хозяину. Оба посмотрели на черные буквы, выведенные старческим почерком, которые складывались в слова:
БЛУЖДАЮЩИЙ ЭРЗАЦ
любимый сын сознания Шантар
На этом заканчивается БЕШЕНСТВО НЕБЕС. Впереди ожидает нас
ПОРТ МИРОВ.