Страница:
Он начал колотить кулаком по затылку метиса, вгоняя голову в пузырящуюся массу, будто деревянный шар в гору навоза. Лен Алоа изогнулся, кашляя и хрипя: наркотик забил рот и ноздри, проник в уши, облепил лицо сплошной черно-коричневой маской, будто густой жидкой грязью.
– Теперь видишь ее?! – орал Уги-Уги. – Видишь место, куда меня хотел отправить? Ты уже там!
И тогда Лен Алоа закричал. Он рванулся с неожиданной силой, опрокинул ларец на пол, рассыпав по ковру остатки гношиля. Монарх крепче ухватил свою жертву, повернул лицом к себе... и не увидел лица. Оно превратилось в маску демона Дорга, который посылал людям ночные кошмары, младшего из всех сынов Марлоки и самого ужасного среди ее отпрысков, – в маску того, кто повелевал всеми людскими страхами. Комки гношиля прилипли к искаженной ужасом нечеловеческой роже, представшей взгляду Уги-Уги. Глаза, готовые вот-вот вывалиться из черепа, беспрерывно вращались. Темно-синий, почти черный язык метался, дергался, будто распухший могильный червь, вылезший из земли между двумя рядами выкрашенных белой краской надгробий, – рот Лен Алоа стали кладбищем, от которого зев горла тянулся в глубины преисподней, полной разложения и смерти.
Уги-Уги направился к окну, но по дороге остановился, увидев большое медное зеркало на стене. Несколько мгновений монарх висел неподвижно, крепко сжимая глухо мычащего врага, рассматривал себя, а после воскликнул с исступленной радостью:
– Как много нас теперь! Каким ужасно красивым мы стали!
Растянув губы в ухмылке, он покинул спальню и полетел вверх.
И когда уже вознесся над крышей дворца, Лен Алоа закричал во второй раз.
Казалось, все демоны мира разрывают на части его душу и внутренности, и сама великая Марлока поднялась из глубин подмирья, приникла слюнявой пастью к наполненным темнотой глазам метиса и сосет его мозг. Лен Алоа мычал и выл, хлопал звериной пастью, пуская густую, коричневую от гношиля слюну, перемешанную с кровью: он откусил себе язык. Не обращая внимания на судороги жертвы, Уги-Уги поднимался все выше, и вокруг открывался яркий, пестрый пейзаж: засеянные поля, с которых теперь некому было собирать урожай, цепь мелких эфирных озер, рощи и облакопад, лохматой белой веревочкой вьющийся вдоль стены провала. Глаза Лен Алоа не видели всего этого: они смотрели внутрь иного пространства, того, куда наркотик отправил его рассудок.
Чем выше взлетал монарх, тем тяжелее становился полет. Во время охоты за людьми ядро чужого рассудка рассосалось, будто ядовитые миазмы сознания Уги-Уги сожгли его, растворили паунога в себе. И все же это тело пока не стало целиком его.
Воздух превратился в плотную среду, густую прозрачную субстанцию, сопротивляющуюся движению; в конце концов Уги-Уги остановился. Беспрерывно кричащий от ужаса Лен Алоа дернулся – и тогда монарх разжал щупальца.
Он висел чуть выше горных вершин, отсюда открывался вид на джунгли Проклятого острова. Извиваясь, будто рыбешка, которую выпустила чайка, метис полетел вниз. Уги-Уги накренился, провожая его взглядом: тело ударилось о конек дворцовой крыши, подскочило, сломавшись в пояснице, упало вновь, сползло по скату, оставляя широкий темный потек, на мгновение задержалось у края и рухнуло дальше, пропав из виду.
Море теплого воздуха, пронизанного лучами светила, окружало монарха. На высоте дул легкий ветер, едва слышный гул доносился со стороны облакопада. Сознание разгладилось, расплылось по всем пауногам Аквалона. Оно постепенно обучалось само собой проникать в ту реальность, куда раньше могло попасть лишь благодаря гношилю: Уги-Уги ощущал движение призрачных тел, какие-то фантастические ландшафты, фигуры людей и других существ, парящие вокруг предметы, а еще он видел идеи и образы. Это был... Канон? Он не знал точно, хотя уже понял, что пауноги использовали эту среду для связи, посылали через нее сигналы.
Монарх находился слишком высоко – его тянуло вниз, свет и воздух давили на плечи, принуждая опуститься. Преодолевая напор, он полетел к склону. Все дело в том, что он еще не умеет управляться с новым телом так, как со старым. Нужна тренировка. Джунгли вокруг... весь остров зарос ими. Там живут звери. И серапцы. Всех их можно убить. Всех, кого он сумеет найти. Охота в джунглях – хорошая тренировка.
А потом надо слетать на Атуй.
Его звали Оли Вырежглаз.
– Шмотри, – говорил он, сильно шепелявя и пришепетывая, отчего голос звучал забавно и зловеще одновременно. – Шмотри, девщонка, видишь? Кашдое беленькое колещко – это один щеловещек, которого я зарежал или заколол. Двадшать три, двадшать три! Понимаешь, девощка, девщеночка, двадщать трех убил Оли, понимаешь?
Эрзы и крелинг – то есть боевая звезда тхайцев – захватили Гельту, выдав себя за артистов парового цирка. Вырежглаза она впервые увидела в роли акробата, облаченного в обтягивающее трико цвета крови – он жонглировал, стоя на горизонтальной трубе, из которой бил поток пара, и образ этот врезался в память. С тех пор принцесса так и воспринимала его: кровавый акробат-убийца. Он часто снился ей в кошмарах.
Эфироплан, в каюте которого заперли Гельту, плыл на северо-запад. Он был необычен: узкая, очень длинная палуба, три мачты с парусами в форме широких серпов. Скорее всего, какой-то восточный корабль, решила принцесса. И угадала: айклит был построен в доках Имаджины.
Дважды в день, утром и после того как спадала дневная жара, ее выводили на палубу, и всегда вокруг были только облака, нигде на горизонте не виднелась суша. Гельта слышала, что бывалые моряки могут по оттенку эфира и особенностям пуховых перекатов определить, в какой части Аквалона находится корабль, но сама она в этом, конечно, не разбиралась. Она вообще мало в чем разбиралась... зато хорошо понимала мужчин.
Впрочем, сейчас это не слишком ей помогало. Во дворец проникло семеро тхайцев и пятеро эрзов, еще двое поджидали их на берегу. Все желтолицые выжили во время похищения, хотя двоих дворцовые стражники ранили. Один из эрзов был убит, так что их осталось шестеро. Матросы на айклите отсутствовали, преступники сами управлялись с парусами.
Соотечественники Гельты имели бледную кожу и старались не оставаться подолгу под прямыми лучами светила, иначе быстро сгорали. Гельта заключила, что они – обитатели Мусорных Садов, то есть глубинных этажей Большого Эрзаца, никогда не знавших дневного света. Там жили самые отъявленные головорезы плавучего города.
Там обитал Марич Алие, опальный брат принцессы.
Он дважды покушался на жизнь их отца и, после того как был изгнан, неоднократно пытался выкрасть сестру.
Бледных во главе с кровавым акробатом послал брат, тут уж девушка не сомневалась. Но тхайцы?
Это были низкорослые, бритые наголо желтокожие люди, тихие и вялые. Одевались они в черные штаны до колен и короткие черные халаты, подпоясанные широкими поясами, на которых висели шипастые метательные шарики, дротики-трезубцы и канурги, боевые палочки. Предводителя звали Хури Ага, внешне он мало чем отличался от остальных желтокожих – имена их Гельта так никогда и не узнала. Не знала она также имен четверых плывущих на айклите эрзов, навсегда оставшихся для нее жутковатыми бледными незнакомцами, хотя с двумя, Оли Вырежглазом и самым молодым среди убийц, познакомилась немного ближе. Юнца, руки которого украшало всего семь шрамов, звали Занар Песок. В Эрзаце, лишенном природных свойств суши, давно сложилась традиция давать детям вторые имена, напоминающие о твердойземле, как там именовали континенты и острова.
Занар Песок всегда ходил за принцессой, когда ее выпускали погулять, – следил, чтобы не бросилась за борт. У него было любимое оружие: короткая дубинка с закругленным концом, вся обмотанная черной, в пупырышках, кожей.
Выйдя утром на палубу, Гельта заметила вдалеке землю. Справа по курсу она была четче, темнее, а прямо и слева терялась из виду, изгибалась, образуя выемку, залив или пролив на пути корабля. Встав на носу, девушка закрыла глаза, пытаясь припомнить географические карты, которые висели на стенах в кабинете отца, в Большом Эрзаце, а также уроки своего учителя. Властитель Эрзаца видел, какая внешность у дочери, и понимал, что, удачно выдав ее замуж, сможет заключить выгодный торговый и военный союз. Понимал он и то, что Гельта должна уметь поддерживать беседу со знатными женихами. Поэтому у нее был учитель, сначала молодой просвещенный бултагарец, а после, когда повелитель заметил, что молодой человек смотрит на его дочь взглядом, который обычно приберегают не для учениц, – пожилой метис-ученый по имени Джудиган, раб, которого купили у имаджинских торговцев. Так что Гельта кое-что знала об окружающем мире, хотя знания эти были невелики. И теперь, припомнив карту западной половины Аквалона, она решила, что эфироплан приближается к Преторианским Таитам.
Она повернулась к сопровождающему. Занар Песок стоял в трех шагах позади и, кажется, все это время пожирал взглядом ее фигуру. Когда Гельта обернулась, он потупился. Занар был некрасив, с оттопыренными ушами и низким, в крупных веснушках, лбом. Но, в отличие от других эрзов, лицо его имело некий трудноуловимый налет благородства, будто среди убийц, насильников и воров, которые составляли череду его предков, случайно затесался кто-то знатный.
– Мы плывем к Претории? – спросила принцесса.
Глядя себе под ноги, Занар плюнул на палубу, затем посмотрел в лицо Гельты, при этом имея вид одновременно и робкий и наглый.
– Этого вам ненужно знать, – буркнул он. – Назад идемте.
– Но почему не нужно?
Она искоса наблюдала за убийцей. Девушка не попадала в подобные ситуации раньше и не знала, что ей делать. В двенадцать или тринадцать лет принцесса Эрзаца впервые поняла, что мужчины смотрят на нее не так, как обычно смотрят на красивую, будто дорогая кукла, девочку; чуть позже нянька, женщина-гаерак по имени Ра, и бойкие молодые служанки объяснили, что означают эти взгляды. Четырежды до объявления об их свадьбе с Роном Суладарским к ней сватались: двое местных богатеев, властитель Тхая и какой-то важный купеческий воитель с плота Скенци. Она привыкла, что многие мужчины глядят на нее с вожделением, подобные взгляды Гельта замечала сразу. И не задумываясь, инстинктивно чувствовала, как управлять такими мужчинами.
Сейчас она почти физически ощущала, почти видела его желание: схватить ее, обнять, потащить вниз, в каюту, или прямо здесь, на палубе... Но понимала и то, что Занар Песок, в отличие от того же Оли Вырежглаза, который иногда пялился на принцессу еще более откровенно, не способен на насилие по отношению к ней. Слишком велико было его почтение к дочери властителя, самой принцессе Большого Эрзаца.
– Ведь если мы плывем в Преторию, то скоро вокруг появятся острова, – произнесла Гельта тихим, просительным голосом. Она наклонилась, опершись локтем о планширь, зная, как при этом изогнулась ее спина. – Ведь тогда я все равно увижу их и все пойму, правда?
После паузы Занар проворчал:
– Ну да, к Таитам плывем.
– Я никогда там не была, – доверительно сказала Гельта. – А почему именно туда? С кем-то должны там встретиться?
– На острове там... – начал Песок и замолчал, когда сзади раздались шаги.
Они повернулись. По палубе шел Хури Ага с еще одним тхайцем, бритые головы их поблескивали в лучах светила.
Занар расправил плечи и для чего-то положил ладони на рукояти торчащих из-за ремня пистолетов. Гельта не понимала, что это значит. Эрзы с тхайцами не в ладах? Бледных убийц наверняка послал Марич, но желтокожие... Она подумала о том, что когда-то на ее руку претендовал повелитель Тхая, которого ни разу не видели ни принцесса, ни отец, ни вообще кто бы то ни было в Эрзаце. Получается, тхайцев отправил он, этот таинственный человек по имени Чиорана Третий? Что, если они с Маричем сговорились... Но зачем? Гельте было трудно думать обо всем этом. Принцесса не понимала политики, считая, что та является слишком мужской: пропиталась духом тысяч мужчин, которые правили землями Аквалона, водили торговые и военные эфиропланы, направляли армию в бесчисленные войны и решали Большие Дела, в то время как женщины довольствовались ролью жен, служанок, любовниц и рабынь.
– Что надо? – с вызовом спросил Занар Песок, когда тхайцы остановились перед ним.
Хури Ага, казалось, спал на ходу. Тонкие губы его шевельнулись, и командир крелинга произнес, коверкая слова:
– Эта плена девка пускай теперь в каюточку назад марширует. А те, Песок, хозяин зовет.
– Оли? – удивился Занар. – Что ему надо? Где он?
Тхаец пожал плечами.
– На кормухе вона сидит, туда топай. Подплываем к Узости. Иди к Вырежглазу, поговорите надо. Тока плену поначалу в комнатку ее спусти.
Занар повернулся к Гельте. Скользнув по убийце взглядом, в котором смешались испуг, просьба и едва заметный намек, обещание, она медленно прошла мимо него и тхайцев, направляясь в каюту, где ее обычно запирали.
Глава 3
– Теперь видишь ее?! – орал Уги-Уги. – Видишь место, куда меня хотел отправить? Ты уже там!
И тогда Лен Алоа закричал. Он рванулся с неожиданной силой, опрокинул ларец на пол, рассыпав по ковру остатки гношиля. Монарх крепче ухватил свою жертву, повернул лицом к себе... и не увидел лица. Оно превратилось в маску демона Дорга, который посылал людям ночные кошмары, младшего из всех сынов Марлоки и самого ужасного среди ее отпрысков, – в маску того, кто повелевал всеми людскими страхами. Комки гношиля прилипли к искаженной ужасом нечеловеческой роже, представшей взгляду Уги-Уги. Глаза, готовые вот-вот вывалиться из черепа, беспрерывно вращались. Темно-синий, почти черный язык метался, дергался, будто распухший могильный червь, вылезший из земли между двумя рядами выкрашенных белой краской надгробий, – рот Лен Алоа стали кладбищем, от которого зев горла тянулся в глубины преисподней, полной разложения и смерти.
Уги-Уги направился к окну, но по дороге остановился, увидев большое медное зеркало на стене. Несколько мгновений монарх висел неподвижно, крепко сжимая глухо мычащего врага, рассматривал себя, а после воскликнул с исступленной радостью:
– Как много нас теперь! Каким ужасно красивым мы стали!
Растянув губы в ухмылке, он покинул спальню и полетел вверх.
И когда уже вознесся над крышей дворца, Лен Алоа закричал во второй раз.
Казалось, все демоны мира разрывают на части его душу и внутренности, и сама великая Марлока поднялась из глубин подмирья, приникла слюнявой пастью к наполненным темнотой глазам метиса и сосет его мозг. Лен Алоа мычал и выл, хлопал звериной пастью, пуская густую, коричневую от гношиля слюну, перемешанную с кровью: он откусил себе язык. Не обращая внимания на судороги жертвы, Уги-Уги поднимался все выше, и вокруг открывался яркий, пестрый пейзаж: засеянные поля, с которых теперь некому было собирать урожай, цепь мелких эфирных озер, рощи и облакопад, лохматой белой веревочкой вьющийся вдоль стены провала. Глаза Лен Алоа не видели всего этого: они смотрели внутрь иного пространства, того, куда наркотик отправил его рассудок.
Чем выше взлетал монарх, тем тяжелее становился полет. Во время охоты за людьми ядро чужого рассудка рассосалось, будто ядовитые миазмы сознания Уги-Уги сожгли его, растворили паунога в себе. И все же это тело пока не стало целиком его.
Воздух превратился в плотную среду, густую прозрачную субстанцию, сопротивляющуюся движению; в конце концов Уги-Уги остановился. Беспрерывно кричащий от ужаса Лен Алоа дернулся – и тогда монарх разжал щупальца.
Он висел чуть выше горных вершин, отсюда открывался вид на джунгли Проклятого острова. Извиваясь, будто рыбешка, которую выпустила чайка, метис полетел вниз. Уги-Уги накренился, провожая его взглядом: тело ударилось о конек дворцовой крыши, подскочило, сломавшись в пояснице, упало вновь, сползло по скату, оставляя широкий темный потек, на мгновение задержалось у края и рухнуло дальше, пропав из виду.
Море теплого воздуха, пронизанного лучами светила, окружало монарха. На высоте дул легкий ветер, едва слышный гул доносился со стороны облакопада. Сознание разгладилось, расплылось по всем пауногам Аквалона. Оно постепенно обучалось само собой проникать в ту реальность, куда раньше могло попасть лишь благодаря гношилю: Уги-Уги ощущал движение призрачных тел, какие-то фантастические ландшафты, фигуры людей и других существ, парящие вокруг предметы, а еще он видел идеи и образы. Это был... Канон? Он не знал точно, хотя уже понял, что пауноги использовали эту среду для связи, посылали через нее сигналы.
Монарх находился слишком высоко – его тянуло вниз, свет и воздух давили на плечи, принуждая опуститься. Преодолевая напор, он полетел к склону. Все дело в том, что он еще не умеет управляться с новым телом так, как со старым. Нужна тренировка. Джунгли вокруг... весь остров зарос ими. Там живут звери. И серапцы. Всех их можно убить. Всех, кого он сумеет найти. Охота в джунглях – хорошая тренировка.
А потом надо слетать на Атуй.
* * *
...Но больше всего ее пугал высокий главарь эрзов, ходивший всегда в одной и той же одежде: серые домотканые штаны и грязная рубаха навыпуск с закатанными до самых предплечий рукавами. Ухмыляясь, он нависал над съежившейся Гельтой всем своим тощим длинным телом и показывал шрамы, тонкие белые кольца от запястий до локтей, словно надетые на его худые, как палки, лишенные волос руки.Его звали Оли Вырежглаз.
– Шмотри, – говорил он, сильно шепелявя и пришепетывая, отчего голос звучал забавно и зловеще одновременно. – Шмотри, девщонка, видишь? Кашдое беленькое колещко – это один щеловещек, которого я зарежал или заколол. Двадшать три, двадшать три! Понимаешь, девощка, девщеночка, двадщать трех убил Оли, понимаешь?
Эрзы и крелинг – то есть боевая звезда тхайцев – захватили Гельту, выдав себя за артистов парового цирка. Вырежглаза она впервые увидела в роли акробата, облаченного в обтягивающее трико цвета крови – он жонглировал, стоя на горизонтальной трубе, из которой бил поток пара, и образ этот врезался в память. С тех пор принцесса так и воспринимала его: кровавый акробат-убийца. Он часто снился ей в кошмарах.
Эфироплан, в каюте которого заперли Гельту, плыл на северо-запад. Он был необычен: узкая, очень длинная палуба, три мачты с парусами в форме широких серпов. Скорее всего, какой-то восточный корабль, решила принцесса. И угадала: айклит был построен в доках Имаджины.
Дважды в день, утром и после того как спадала дневная жара, ее выводили на палубу, и всегда вокруг были только облака, нигде на горизонте не виднелась суша. Гельта слышала, что бывалые моряки могут по оттенку эфира и особенностям пуховых перекатов определить, в какой части Аквалона находится корабль, но сама она в этом, конечно, не разбиралась. Она вообще мало в чем разбиралась... зато хорошо понимала мужчин.
Впрочем, сейчас это не слишком ей помогало. Во дворец проникло семеро тхайцев и пятеро эрзов, еще двое поджидали их на берегу. Все желтолицые выжили во время похищения, хотя двоих дворцовые стражники ранили. Один из эрзов был убит, так что их осталось шестеро. Матросы на айклите отсутствовали, преступники сами управлялись с парусами.
Соотечественники Гельты имели бледную кожу и старались не оставаться подолгу под прямыми лучами светила, иначе быстро сгорали. Гельта заключила, что они – обитатели Мусорных Садов, то есть глубинных этажей Большого Эрзаца, никогда не знавших дневного света. Там жили самые отъявленные головорезы плавучего города.
Там обитал Марич Алие, опальный брат принцессы.
Он дважды покушался на жизнь их отца и, после того как был изгнан, неоднократно пытался выкрасть сестру.
Бледных во главе с кровавым акробатом послал брат, тут уж девушка не сомневалась. Но тхайцы?
Это были низкорослые, бритые наголо желтокожие люди, тихие и вялые. Одевались они в черные штаны до колен и короткие черные халаты, подпоясанные широкими поясами, на которых висели шипастые метательные шарики, дротики-трезубцы и канурги, боевые палочки. Предводителя звали Хури Ага, внешне он мало чем отличался от остальных желтокожих – имена их Гельта так никогда и не узнала. Не знала она также имен четверых плывущих на айклите эрзов, навсегда оставшихся для нее жутковатыми бледными незнакомцами, хотя с двумя, Оли Вырежглазом и самым молодым среди убийц, познакомилась немного ближе. Юнца, руки которого украшало всего семь шрамов, звали Занар Песок. В Эрзаце, лишенном природных свойств суши, давно сложилась традиция давать детям вторые имена, напоминающие о твердойземле, как там именовали континенты и острова.
Занар Песок всегда ходил за принцессой, когда ее выпускали погулять, – следил, чтобы не бросилась за борт. У него было любимое оружие: короткая дубинка с закругленным концом, вся обмотанная черной, в пупырышках, кожей.
Выйдя утром на палубу, Гельта заметила вдалеке землю. Справа по курсу она была четче, темнее, а прямо и слева терялась из виду, изгибалась, образуя выемку, залив или пролив на пути корабля. Встав на носу, девушка закрыла глаза, пытаясь припомнить географические карты, которые висели на стенах в кабинете отца, в Большом Эрзаце, а также уроки своего учителя. Властитель Эрзаца видел, какая внешность у дочери, и понимал, что, удачно выдав ее замуж, сможет заключить выгодный торговый и военный союз. Понимал он и то, что Гельта должна уметь поддерживать беседу со знатными женихами. Поэтому у нее был учитель, сначала молодой просвещенный бултагарец, а после, когда повелитель заметил, что молодой человек смотрит на его дочь взглядом, который обычно приберегают не для учениц, – пожилой метис-ученый по имени Джудиган, раб, которого купили у имаджинских торговцев. Так что Гельта кое-что знала об окружающем мире, хотя знания эти были невелики. И теперь, припомнив карту западной половины Аквалона, она решила, что эфироплан приближается к Преторианским Таитам.
Она повернулась к сопровождающему. Занар Песок стоял в трех шагах позади и, кажется, все это время пожирал взглядом ее фигуру. Когда Гельта обернулась, он потупился. Занар был некрасив, с оттопыренными ушами и низким, в крупных веснушках, лбом. Но, в отличие от других эрзов, лицо его имело некий трудноуловимый налет благородства, будто среди убийц, насильников и воров, которые составляли череду его предков, случайно затесался кто-то знатный.
– Мы плывем к Претории? – спросила принцесса.
Глядя себе под ноги, Занар плюнул на палубу, затем посмотрел в лицо Гельты, при этом имея вид одновременно и робкий и наглый.
– Этого вам ненужно знать, – буркнул он. – Назад идемте.
– Но почему не нужно?
Она искоса наблюдала за убийцей. Девушка не попадала в подобные ситуации раньше и не знала, что ей делать. В двенадцать или тринадцать лет принцесса Эрзаца впервые поняла, что мужчины смотрят на нее не так, как обычно смотрят на красивую, будто дорогая кукла, девочку; чуть позже нянька, женщина-гаерак по имени Ра, и бойкие молодые служанки объяснили, что означают эти взгляды. Четырежды до объявления об их свадьбе с Роном Суладарским к ней сватались: двое местных богатеев, властитель Тхая и какой-то важный купеческий воитель с плота Скенци. Она привыкла, что многие мужчины глядят на нее с вожделением, подобные взгляды Гельта замечала сразу. И не задумываясь, инстинктивно чувствовала, как управлять такими мужчинами.
Сейчас она почти физически ощущала, почти видела его желание: схватить ее, обнять, потащить вниз, в каюту, или прямо здесь, на палубе... Но понимала и то, что Занар Песок, в отличие от того же Оли Вырежглаза, который иногда пялился на принцессу еще более откровенно, не способен на насилие по отношению к ней. Слишком велико было его почтение к дочери властителя, самой принцессе Большого Эрзаца.
– Ведь если мы плывем в Преторию, то скоро вокруг появятся острова, – произнесла Гельта тихим, просительным голосом. Она наклонилась, опершись локтем о планширь, зная, как при этом изогнулась ее спина. – Ведь тогда я все равно увижу их и все пойму, правда?
После паузы Занар проворчал:
– Ну да, к Таитам плывем.
– Я никогда там не была, – доверительно сказала Гельта. – А почему именно туда? С кем-то должны там встретиться?
– На острове там... – начал Песок и замолчал, когда сзади раздались шаги.
Они повернулись. По палубе шел Хури Ага с еще одним тхайцем, бритые головы их поблескивали в лучах светила.
Занар расправил плечи и для чего-то положил ладони на рукояти торчащих из-за ремня пистолетов. Гельта не понимала, что это значит. Эрзы с тхайцами не в ладах? Бледных убийц наверняка послал Марич, но желтокожие... Она подумала о том, что когда-то на ее руку претендовал повелитель Тхая, которого ни разу не видели ни принцесса, ни отец, ни вообще кто бы то ни было в Эрзаце. Получается, тхайцев отправил он, этот таинственный человек по имени Чиорана Третий? Что, если они с Маричем сговорились... Но зачем? Гельте было трудно думать обо всем этом. Принцесса не понимала политики, считая, что та является слишком мужской: пропиталась духом тысяч мужчин, которые правили землями Аквалона, водили торговые и военные эфиропланы, направляли армию в бесчисленные войны и решали Большие Дела, в то время как женщины довольствовались ролью жен, служанок, любовниц и рабынь.
– Что надо? – с вызовом спросил Занар Песок, когда тхайцы остановились перед ним.
Хури Ага, казалось, спал на ходу. Тонкие губы его шевельнулись, и командир крелинга произнес, коверкая слова:
– Эта плена девка пускай теперь в каюточку назад марширует. А те, Песок, хозяин зовет.
– Оли? – удивился Занар. – Что ему надо? Где он?
Тхаец пожал плечами.
– На кормухе вона сидит, туда топай. Подплываем к Узости. Иди к Вырежглазу, поговорите надо. Тока плену поначалу в комнатку ее спусти.
Занар повернулся к Гельте. Скользнув по убийце взглядом, в котором смешались испуг, просьба и едва заметный намек, обещание, она медленно прошла мимо него и тхайцев, направляясь в каюту, где ее обычно запирали.
Глава 3
Существо, которое Фавн Сив назвал бронгом, окончательно оправилось после ранения и парило в десятке локтей позади клиргона, вонзив в дерево зазубренные хитиновые крючки на конце торчащего из морды щупальца. Несколько раз Траки Нес заставлял бронга отцепляться от эфироплана и выполнять несложные воздушные маневры, которые, однако, с каждым разом становились все изощреннее. Двое матросов под руководством бултагарца соорудили длинную веревочную лестницу, один конец которой закрепили на палубе, а второй – на спине живого дирижабля. После этого Траки чуть ли не переселился на бронга, лишь ночевать спускался к себе – они делили каюту с Тулагой, хотя утверждал, что и ночи проводить вскоре станет наверху, так как там есть где спать.
– Есть каюты? – удивился Смолик, услыхав это. – Может, мы купили вам слишком слабые линзы для очков, мой дорогой господин Нес? Мерещится непонятное, э? Надо посмотреть!
В то утро, когда на горизонте показалось побережье Тхая, Смолик, Траки и Гана забрались на бронга. Ветер надувал паруса эфироплана, драйер Аблера Гера плыл на траверзе по левому борту. Он был раза в два крупнее «Дали», с высокой прямой кормой и носом, похожим на лезвие топора.
– Вот они! – Нес показал гостям узкую прореху на краю спины-палубы в задней части живого дирижабля. Та была затянута мутно-прозрачной пленкой, рядом имелся мягкий нарост, и когда бултагарец наступил на него, пленка беззвучно втянулась под горб. – Наш дорогой бронг, наш могучий летающий исполин странным образом сочетает внешний и внутренний скелеты, словно несет в себе свойства насекомого и э... какого-нибудь млекопитающего. Конечно, внутренний скелет его недоразвит в сравнении, к примеру, с человеческим, но все же он есть, и...
– К делу, милейший! – вскричал Смолик, садясь на корточки и заглядывая в прореху, озаренную рассеянным тусклым светом. – Что там у вас? Пахнет не очень. Можем спуститься? – И он полез вниз.
– Тут у нашего дорогого исполина нечто вроде дугообразного искривления ребра, – рассказывал Нес, пока гости спускались. – Или скорее ряд таких искривлений, так что можно говорить о волнообразном строении ребер. Ниже начинается газовый пузырь, но вот здесь... Вообще, господа, бронг является гибридом, в нем наличествуют также и, некоторым образом, растительные свойства... – Обнаружив, что говорит в пустоту, Траки щелкнул языком, поправил очки и улегся животом на палубу, свесив голову.
Гана огляделся. Натянутая на боку страшилы кожа здесь расслаивалась: полупрозрачные половины ее расходились, образуя нечто вроде узкого мешка, а вернее, ряда узких мешков – когда он спустился, Смолик стоял перед вертикальной прорехой, ведущей в соседнее «помещение». Дневной свет лился сквозь боковую «стенку». Толщина кожи, внутри которой угадывались извивы светло-коричневых кровяных сосудов, не позволяла толком разглядеть находящееся снаружи. Вторая «стена», за которой было нутро живого дирижабля, оставалась темной. Позади нее что-то шумело и глухо булькало.
– Каюты? – насмешливо спросил Тео, поднимая лицо к Несу, свесившему голову вниз. – По-вашему, это называется каютой?
– Недоразвитые каюты, – поправил бултагарец. – Они еще не выросли окончательно, понимаете меня, господин капитан? Тут, я полагаю, возможны два ответа. Либо наш дорогой бронг пока слишком мал и не успел вырастить свои каюты, каковые в полноразмерном виде напоминают этакие мешки, раздутые пазухи, горизонтальным рядом украшающие его бока. Либо это уже взрослая особь, но у данного вида, у данной модели каюты навсегда остаются недоразвитыми, а вот у крупных пассажирских образчиков...
– Крупные образчики! – Хохотнув, Смолик хлопнул Тулагу по плечу и полез обратно. – Значит, это у нас вроде лодки или вельбота, а есть и крупные образчики? Всякие? Транспортные и грузовые? Но где они есть?
Вслед за капитаном поднялся Гана. Он молчал и ни о чем не спрашивал, хотя слушал очень внимательно.
Траки Нес вновь поправил очки.
– Откуда мне знать? Я долгое время находился в провале и видел там много необычного... но не внешнее пространство. Почему-то Молчун не водил нас с вождем в описанные вами и этим юношей места. Почему? Я задавал этот вопрос, уже на Да Морана и здесь, на вашем корабле, задавал его Фавн Сиву, но он молчит.
Нес развел руками. Видно было, что он слегка обижен.
– Молчун из ситэков, – сказал Гана. – Они знают про Аквалон больше остальных. Думаю, Квази давно связалось с ними. Ей... ему нужен был кто-то среди людей, чтобы помогали. Может, чтобы лечили его? Следили за его овумами?
– Ага, овумы! – подхватил Тео. – Ну конечно, теперь все ясно. Ситэки смотрели за сохранностью внутренностей Аквалона. Я слышал, раньше Братство было куда больше, у него имелось даже свое войско... Но постепенно канструктианцы, еще до того как церковь раскололась, перебили большую часть ситэков. И теперь, когда оставшимся пришлось совсем туго, понадобились решительные люди, чтобы помочь. Молчун искал именно таких.
– Но я бы тоже мог помочь, я и вождь Опаки, – возразил бултагарец. – Мои знания...
– Ну вы сравнили, мой дорогой. – Тео снисходительно усмехнулся. – Себя и меня. Старика-туземца и этого пусть юного, но сильного и кровожадного пирата. Ладно, господин Нес, что вы там еще обещали нам показать? Пульт... пульт управления?
– Да-да, пульт! – с вновь пробудившимся энтузиазмом подхватил Траки, кивая в сторону кормы, где над палубой возвышался горб. – Я назвал его так по аналогии с соответствующими устройствами, при помощи которых управляют дирижаблями и паровыми составами на востоке... Смотрите-ка, Тхай виден все отчетливее. А вот это – Претория?
Они остановились у борта, глядя вдаль, и Смолик подтвердил:
– Да, Таиты.
– Но почему мы поплыли не прямиком к Тхаю, а взяли на северо-запад? Откуда вы можете знать, что это... то, о чем говорило Квази, опустившееся на Аквалон, – откуда можете знать точное место? И похитители принцессы Гельты? Откуда известно, что они поплыли сюда, к Таитам, а не самым прямым путем к тхайскому побережью?
– Там везде скалы, портов нет, – возразил Тео. – А у капитана Аблера имеется какой-то план. Сегодня мы должны обсудить все это.
– Покажите, как управлять бронгом, – напомнил Тулага, и они направились к корме.
– Между прочим, господа, идем мы сейчас по базальной мембране, которая накрыта гиподермой, – разъяснял по дороге Траки Нес. – В нижней части находится эндокутикула, придающая необходимую гибкость...
Гана уже видел костяной штурвал и рычаги, но все равно подошел ближе, внимательно слушая Неса. То и дело прищелкивая языком, потирая переносицу и кивая своим словам, тот затараторил:
– Так вот, это я называю пультом управления, аналогичные есть на некоторых восточных дирижаблях. Бронг питается светом, да. Как растения. Наша наука...
В этот миг хитиновый панцирь, или, по словам бултагарца, накрытая гиподермой базальная мембрана под ногами вздрогнула, из-под нее донесся протяжный гулкий звук, и весь корпус-тело слегка качнулся: дирижабль будто сглотнул.
– Вот, вот, вы видели, вернее, вы чувствовали? – вскричал Траки почти с восторгом, хватаясь за штурвал и поправляя очки. – У него так называемое гулярное дыхание, понимаете? Нет? Он не... не засасывает воздух, как мы с вами, но проглатывает большими порциями через отверстие под... под гибким мордальным отростком.
– Вы, конечно же, говорите о щупальце на харе этого монстра? – серьезно уточнил Тео.
– Вот именно, вот именно. – Нес вдруг дернулся, отшатнулся и махнул рукой, сжав пальцы перед своим лицом, затем осторожно раздвинул их и потер друг о друга.
– Кого это вы ловите все время? – поинтересовался Смолик, с любопытством наблюдая за ним.
– А, да... существа, – проговорил Траки неразборчиво и тут же, вновь преисполняясь энтузиазмом, вскричал: – Но продолжим, продолжим! Я предполагаю, что бронги умеют, в некотором роде, генерировать броню: то есть быстро наращивать ее там, где необходимо. На пульте управления есть множество бородавок... э, кнопок, назначение которых я пока не вполне уразумел. Хотя то, что они не задействованы в управлении, уже понял. Ну а эти боковые плоскости, похожие на крылья, которые вы имели счастье лицезреть, глядя на бронга с палубы, они покрыты веществом, впитывающим свет. В теле наверняка есть паренхима наподобие той, что составляет растения, она участвует в газообмене и...
Тулага слушал, хотя мало что понимал, а Смолик, которому великоученая, но занудная болтовня Неса быстро надоела, взял да и потянул за матовую кость-рычаг, закругленная головка которой торчала из пульта управления.
Бронг завалился набок. Потом выровнялся.
Пока они с Ганой подымали на ноги свалившегося под бортовым ограждением Неса, тот почему-то молчал, даже не охал, хотя сильно ударился плечом. Когда же он вновь оказался на ногах, стало видно, что глаза бултагарца под перекосившимися очками задумчиво прикрыты, будто он углубился в какие-то свои мысли.
Смолик хотел было толкнуть его кулаком в бок, чтобы ученый дорассказал, как управляться с бронгом, но тут Гана, доставший что-то из-под ворота рубахи, издал громкий шипящий звук.
Бронг вновь качнулся, затем носовая часть его начала приподниматься, конец изогнувшегося щупальца взметнулся над палубой и замер – он будто прислушивался.
– Ты что делаешь, пират? – У Тео внезапно заболели уши, и он удивленно дотронулся до них ладонями. – Это что за свисток?
Гана пояснил:
– Манок для пауногов. Мне дал его Молчун, еще в провале. Звук слишком тонкий для наших ушей. Но бронги, выходит, слышат его.
Они повернулись к Несу, который будто не заметил происходящего: стоял все так же с прикрытыми глазами, о чем-то размышляя.
– А вы знаете, я вот подумал... надо дать ему имя! – наконец объявил бултагарец.
– Что? – удивился Смолик.
– Имя, – с некоторым смущением повторил Нес. – Ведь есть имена, допустим, у кораблей. Ваш клиргон, капитан, зовется «Далью». И я слышал, что даже ваш меч... Да вы и сами говорили...
Тео кивнул:
– Ну да, я назвал его Стерхом. В честь Стерха. Имя необходимо, правильно. Ну что же, ну что же... И какое имя вы хотите дать?
– Джонатан.
– Как? Э... Ну хорошо, пусть будет... а почему, собственно?
Но Траки не успел ответить на этот вопрос: с палубы драйера взвилась сигнальная ракета.
Тео шагнул к борту, всматриваясь. Стоящий на шканцах «Быстрого» высокий моряк сделал несколько жестов.
– Лодка, – произнес капитан. – Они высылают к нам лодку. На ней Гер и Арлея... Ладно, спускаемся. Будем совещаться.
В небольшой каюте Смолика пятеро разместились с трудом. Гане сесть оказалось некуда, так что он остался подпирать плечами переборку. Аблер Гер, положив тяжелые кулаки на колени, выпрямив спину и расправив широкие плечи, говорил:
– Мы приближаемся к Узости, а там Цепь, возле которой придется задержаться. Теперь надо решить, что делать дальше.
Ни Арлея, ни Смолик, ни бултагарец не успели раскрыть рот – в разговор вмешался Гана.
– Куда повезли Гельту, мы не знаем, – произнес он. – Могли сюда, могли высадиться где-то на берегу восточнее. В ваших интересах помочь мне спасти принцессу. Вы заслужите благодарность короля Суладара.
– Заслужим благодарность, если вернем ее королю, а не отдадим тебе, – хмыкнул Тео.
– Я лучше, чем правитель Тхая или Марич Алие, король это поймет. Возьму бронга, полечу вдоль побережья. Имаджинские айклиты редко заплывают в эти облака. Южное побережье Тхая скалистое, там мало таких мест, где эфироплан может бросить якорь. Поэтому смогу найти айклит...
– Что, если тот высадил пассажиров и уплыл? – возразил Аблер Гер.
– Да не важно! – вскричал Смолик. – Кто даст ему бронг? Нашего Джонатанчика? Вы ведь еще не знаете, господа? Господин Нес дал бронгу имя – Джонатан. Так вот, мы не собираемся отдавать его пирату! Арлея, то есть наша смелая хозяйка, старалась, спасала меня, своего верного капитана, заодно добыла это чудо-юдище... так с чего теперь вдруг нам отдавать его?
– Есть каюты? – удивился Смолик, услыхав это. – Может, мы купили вам слишком слабые линзы для очков, мой дорогой господин Нес? Мерещится непонятное, э? Надо посмотреть!
В то утро, когда на горизонте показалось побережье Тхая, Смолик, Траки и Гана забрались на бронга. Ветер надувал паруса эфироплана, драйер Аблера Гера плыл на траверзе по левому борту. Он был раза в два крупнее «Дали», с высокой прямой кормой и носом, похожим на лезвие топора.
– Вот они! – Нес показал гостям узкую прореху на краю спины-палубы в задней части живого дирижабля. Та была затянута мутно-прозрачной пленкой, рядом имелся мягкий нарост, и когда бултагарец наступил на него, пленка беззвучно втянулась под горб. – Наш дорогой бронг, наш могучий летающий исполин странным образом сочетает внешний и внутренний скелеты, словно несет в себе свойства насекомого и э... какого-нибудь млекопитающего. Конечно, внутренний скелет его недоразвит в сравнении, к примеру, с человеческим, но все же он есть, и...
– К делу, милейший! – вскричал Смолик, садясь на корточки и заглядывая в прореху, озаренную рассеянным тусклым светом. – Что там у вас? Пахнет не очень. Можем спуститься? – И он полез вниз.
– Тут у нашего дорогого исполина нечто вроде дугообразного искривления ребра, – рассказывал Нес, пока гости спускались. – Или скорее ряд таких искривлений, так что можно говорить о волнообразном строении ребер. Ниже начинается газовый пузырь, но вот здесь... Вообще, господа, бронг является гибридом, в нем наличествуют также и, некоторым образом, растительные свойства... – Обнаружив, что говорит в пустоту, Траки щелкнул языком, поправил очки и улегся животом на палубу, свесив голову.
Гана огляделся. Натянутая на боку страшилы кожа здесь расслаивалась: полупрозрачные половины ее расходились, образуя нечто вроде узкого мешка, а вернее, ряда узких мешков – когда он спустился, Смолик стоял перед вертикальной прорехой, ведущей в соседнее «помещение». Дневной свет лился сквозь боковую «стенку». Толщина кожи, внутри которой угадывались извивы светло-коричневых кровяных сосудов, не позволяла толком разглядеть находящееся снаружи. Вторая «стена», за которой было нутро живого дирижабля, оставалась темной. Позади нее что-то шумело и глухо булькало.
– Каюты? – насмешливо спросил Тео, поднимая лицо к Несу, свесившему голову вниз. – По-вашему, это называется каютой?
– Недоразвитые каюты, – поправил бултагарец. – Они еще не выросли окончательно, понимаете меня, господин капитан? Тут, я полагаю, возможны два ответа. Либо наш дорогой бронг пока слишком мал и не успел вырастить свои каюты, каковые в полноразмерном виде напоминают этакие мешки, раздутые пазухи, горизонтальным рядом украшающие его бока. Либо это уже взрослая особь, но у данного вида, у данной модели каюты навсегда остаются недоразвитыми, а вот у крупных пассажирских образчиков...
– Крупные образчики! – Хохотнув, Смолик хлопнул Тулагу по плечу и полез обратно. – Значит, это у нас вроде лодки или вельбота, а есть и крупные образчики? Всякие? Транспортные и грузовые? Но где они есть?
Вслед за капитаном поднялся Гана. Он молчал и ни о чем не спрашивал, хотя слушал очень внимательно.
Траки Нес вновь поправил очки.
– Откуда мне знать? Я долгое время находился в провале и видел там много необычного... но не внешнее пространство. Почему-то Молчун не водил нас с вождем в описанные вами и этим юношей места. Почему? Я задавал этот вопрос, уже на Да Морана и здесь, на вашем корабле, задавал его Фавн Сиву, но он молчит.
Нес развел руками. Видно было, что он слегка обижен.
– Молчун из ситэков, – сказал Гана. – Они знают про Аквалон больше остальных. Думаю, Квази давно связалось с ними. Ей... ему нужен был кто-то среди людей, чтобы помогали. Может, чтобы лечили его? Следили за его овумами?
– Ага, овумы! – подхватил Тео. – Ну конечно, теперь все ясно. Ситэки смотрели за сохранностью внутренностей Аквалона. Я слышал, раньше Братство было куда больше, у него имелось даже свое войско... Но постепенно канструктианцы, еще до того как церковь раскололась, перебили большую часть ситэков. И теперь, когда оставшимся пришлось совсем туго, понадобились решительные люди, чтобы помочь. Молчун искал именно таких.
– Но я бы тоже мог помочь, я и вождь Опаки, – возразил бултагарец. – Мои знания...
– Ну вы сравнили, мой дорогой. – Тео снисходительно усмехнулся. – Себя и меня. Старика-туземца и этого пусть юного, но сильного и кровожадного пирата. Ладно, господин Нес, что вы там еще обещали нам показать? Пульт... пульт управления?
– Да-да, пульт! – с вновь пробудившимся энтузиазмом подхватил Траки, кивая в сторону кормы, где над палубой возвышался горб. – Я назвал его так по аналогии с соответствующими устройствами, при помощи которых управляют дирижаблями и паровыми составами на востоке... Смотрите-ка, Тхай виден все отчетливее. А вот это – Претория?
Они остановились у борта, глядя вдаль, и Смолик подтвердил:
– Да, Таиты.
– Но почему мы поплыли не прямиком к Тхаю, а взяли на северо-запад? Откуда вы можете знать, что это... то, о чем говорило Квази, опустившееся на Аквалон, – откуда можете знать точное место? И похитители принцессы Гельты? Откуда известно, что они поплыли сюда, к Таитам, а не самым прямым путем к тхайскому побережью?
– Там везде скалы, портов нет, – возразил Тео. – А у капитана Аблера имеется какой-то план. Сегодня мы должны обсудить все это.
– Покажите, как управлять бронгом, – напомнил Тулага, и они направились к корме.
– Между прочим, господа, идем мы сейчас по базальной мембране, которая накрыта гиподермой, – разъяснял по дороге Траки Нес. – В нижней части находится эндокутикула, придающая необходимую гибкость...
Гана уже видел костяной штурвал и рычаги, но все равно подошел ближе, внимательно слушая Неса. То и дело прищелкивая языком, потирая переносицу и кивая своим словам, тот затараторил:
– Так вот, это я называю пультом управления, аналогичные есть на некоторых восточных дирижаблях. Бронг питается светом, да. Как растения. Наша наука...
В этот миг хитиновый панцирь, или, по словам бултагарца, накрытая гиподермой базальная мембрана под ногами вздрогнула, из-под нее донесся протяжный гулкий звук, и весь корпус-тело слегка качнулся: дирижабль будто сглотнул.
– Вот, вот, вы видели, вернее, вы чувствовали? – вскричал Траки почти с восторгом, хватаясь за штурвал и поправляя очки. – У него так называемое гулярное дыхание, понимаете? Нет? Он не... не засасывает воздух, как мы с вами, но проглатывает большими порциями через отверстие под... под гибким мордальным отростком.
– Вы, конечно же, говорите о щупальце на харе этого монстра? – серьезно уточнил Тео.
– Вот именно, вот именно. – Нес вдруг дернулся, отшатнулся и махнул рукой, сжав пальцы перед своим лицом, затем осторожно раздвинул их и потер друг о друга.
– Кого это вы ловите все время? – поинтересовался Смолик, с любопытством наблюдая за ним.
– А, да... существа, – проговорил Траки неразборчиво и тут же, вновь преисполняясь энтузиазмом, вскричал: – Но продолжим, продолжим! Я предполагаю, что бронги умеют, в некотором роде, генерировать броню: то есть быстро наращивать ее там, где необходимо. На пульте управления есть множество бородавок... э, кнопок, назначение которых я пока не вполне уразумел. Хотя то, что они не задействованы в управлении, уже понял. Ну а эти боковые плоскости, похожие на крылья, которые вы имели счастье лицезреть, глядя на бронга с палубы, они покрыты веществом, впитывающим свет. В теле наверняка есть паренхима наподобие той, что составляет растения, она участвует в газообмене и...
Тулага слушал, хотя мало что понимал, а Смолик, которому великоученая, но занудная болтовня Неса быстро надоела, взял да и потянул за матовую кость-рычаг, закругленная головка которой торчала из пульта управления.
Бронг завалился набок. Потом выровнялся.
Пока они с Ганой подымали на ноги свалившегося под бортовым ограждением Неса, тот почему-то молчал, даже не охал, хотя сильно ударился плечом. Когда же он вновь оказался на ногах, стало видно, что глаза бултагарца под перекосившимися очками задумчиво прикрыты, будто он углубился в какие-то свои мысли.
Смолик хотел было толкнуть его кулаком в бок, чтобы ученый дорассказал, как управляться с бронгом, но тут Гана, доставший что-то из-под ворота рубахи, издал громкий шипящий звук.
Бронг вновь качнулся, затем носовая часть его начала приподниматься, конец изогнувшегося щупальца взметнулся над палубой и замер – он будто прислушивался.
– Ты что делаешь, пират? – У Тео внезапно заболели уши, и он удивленно дотронулся до них ладонями. – Это что за свисток?
Гана пояснил:
– Манок для пауногов. Мне дал его Молчун, еще в провале. Звук слишком тонкий для наших ушей. Но бронги, выходит, слышат его.
Они повернулись к Несу, который будто не заметил происходящего: стоял все так же с прикрытыми глазами, о чем-то размышляя.
– А вы знаете, я вот подумал... надо дать ему имя! – наконец объявил бултагарец.
– Что? – удивился Смолик.
– Имя, – с некоторым смущением повторил Нес. – Ведь есть имена, допустим, у кораблей. Ваш клиргон, капитан, зовется «Далью». И я слышал, что даже ваш меч... Да вы и сами говорили...
Тео кивнул:
– Ну да, я назвал его Стерхом. В честь Стерха. Имя необходимо, правильно. Ну что же, ну что же... И какое имя вы хотите дать?
– Джонатан.
– Как? Э... Ну хорошо, пусть будет... а почему, собственно?
Но Траки не успел ответить на этот вопрос: с палубы драйера взвилась сигнальная ракета.
Тео шагнул к борту, всматриваясь. Стоящий на шканцах «Быстрого» высокий моряк сделал несколько жестов.
– Лодка, – произнес капитан. – Они высылают к нам лодку. На ней Гер и Арлея... Ладно, спускаемся. Будем совещаться.
В небольшой каюте Смолика пятеро разместились с трудом. Гане сесть оказалось некуда, так что он остался подпирать плечами переборку. Аблер Гер, положив тяжелые кулаки на колени, выпрямив спину и расправив широкие плечи, говорил:
– Мы приближаемся к Узости, а там Цепь, возле которой придется задержаться. Теперь надо решить, что делать дальше.
Ни Арлея, ни Смолик, ни бултагарец не успели раскрыть рот – в разговор вмешался Гана.
– Куда повезли Гельту, мы не знаем, – произнес он. – Могли сюда, могли высадиться где-то на берегу восточнее. В ваших интересах помочь мне спасти принцессу. Вы заслужите благодарность короля Суладара.
– Заслужим благодарность, если вернем ее королю, а не отдадим тебе, – хмыкнул Тео.
– Я лучше, чем правитель Тхая или Марич Алие, король это поймет. Возьму бронга, полечу вдоль побережья. Имаджинские айклиты редко заплывают в эти облака. Южное побережье Тхая скалистое, там мало таких мест, где эфироплан может бросить якорь. Поэтому смогу найти айклит...
– Что, если тот высадил пассажиров и уплыл? – возразил Аблер Гер.
– Да не важно! – вскричал Смолик. – Кто даст ему бронг? Нашего Джонатанчика? Вы ведь еще не знаете, господа? Господин Нес дал бронгу имя – Джонатан. Так вот, мы не собираемся отдавать его пирату! Арлея, то есть наша смелая хозяйка, старалась, спасала меня, своего верного капитана, заодно добыла это чудо-юдище... так с чего теперь вдруг нам отдавать его?