Страница:
– Чиорана Третий, правитель Тхая, Облачное Дитя приветствует тебя и твою самку, шершавый Смол. Ты принес долг?
Когда прозвучало последнее слово, девушка, разглядывающая наложниц, подняла голову.
– Долг? – тихо повторила она.
Мальчик сидел, неподвижно глядя перед собой; глазастое лицо правителя и мертвые, застывшие лики наложниц были обращены к гостям. Правитель зачирикал. Смолк. Голосок прозвенел:
– Облачное Дитя видит, не принес. Что же, шершавый человек, заберем твои корабли.
И тут же три наложницы исчезли в облаках. Одна появилась вновь буквально через мгновение – в руке было короткое копье-трезубец.
– Мои корабли? – произнес Тео. – У меня нет кораблей... – Он замолчал, услыхав сзади шелест. Они с Арлеей оглянулись: две наложницы стояли на коленях, напоминая вырезанные из белого мрамора статуи, занеся трезубцы с тонкими, как иглы, наконечниками. Арлея заметила, как рука Тео немного сдвинулась, прижавшись ладонью к бедру. У нее самой не было оружия, но на ремне капитана висели двуствольный пистолет и меч.
Чиорана зачирикал. Замолчал. Мальчик сказал:
– Облачному Дитя донесли: два древесных корабля, большой и малый. Шершавый Теодор приплыл на них. Они...
– Это мои корабли, – перебила Арлея, шагнув вперед. Когда ее слова прозвучали, мальчик сморщился, как от сильнейшей боли, и едва слышно застонал.
Тео, взяв хозяйку за локоть, потянул назад.
Чиорана все это время оставался в прежней позе. Теперь, прижав затылок к груди сидевшей сзади рабыни, он выпрямился и чирикнул.
Мальчик сказал:
– Для чего эта самка говорит? Необходимо немедленно расплющить ее язык.
Еще раз оглянувшись на тхаек, Смолик произнес:
– Почему оружие не отобрали у входа? Не понимаю... Ладно, не важно. Так или иначе, оно у меня. Я могу его достать. – Арлея заметила, что теперь пальцы капитана сжимают рукоять. Судя по всему, он был готов выхватить пистолет в любое мгновение. – Достать и выстрелить в тебя. Твои самки, конечно, метнут копья, но... Выстрелить я успею. И я хорошо стреляю, ты знаешь. Попаду в лоб. Или в глаз, как захочу. Ты умрешь. Так почему твои моряки не отобрали оружие у входа, Чиорана?
Голова правителя повернулась, огромные нечеловеческие глаза скрылись под веками, тонкими полупрозрачными перепонками, которые тут же поднялись обратно. Он не то чихнул, не то пискнул. Потом еще раз. Еще. Повернулся на бок и засвиристел, быстро мигая. Арлея поняла: его превосходительство смеется.
Сквозь смех донеслось чириканье.
– Убить? – спросил мальчик.
Правитель чирикнул еще.
– Убить Дитя Облаков?
Чирик.
– Здесь?
Чирик.
– В моей спальне?
Чик-чирик.
– Ну так попробуй!
Краем глаз девушка заметила, как шевельнулись пальцы на рукояти, и тут сзади раздались звук быстрых шагов и шелест пуха.
Она обернулась. Из туннеля в эфирном холме – который за время разговора успел изменить форму, вытянуться в длину и сплющиться – вынырнул господин Кокачин.
– Повелитель! – закричал он издалека. – Мы рядом с громадой! Немедленно укройтесь, они налетели неожиданно, упали прямо с неба... – Его голос заглушил рев.
Все задрожало. Присевшая Арлея увидела в стеклянной глубине над спальней темное пятно, стремительно разрастающееся, чернеющее...
Пол под ногами сдвинулся, девушка упала на бок, целиком погрузившись в пух, а когда вынырнула, облака уже бушевали, и эфирный смерч закружил ее. Прозвучал выстрел, затем рука Смолика ухватила Арлею за плечо.
Сверху в белое пространство спальни вдвинулся тупой угол металлической плиты, крупными винтами прикрученной к изогнутой балке – первой в ряду других плит, опоясывающих широкий корпус, над которыми виднелись мачты и сеть канатов.
Большие куски стекла посыпались вместе с мелким крошевом. Механический остров опустился ниже, заполнив помещение клубами бьющего из трубы пара. В пух закапало что-то черное, остро пахнущее разогретым железом и машинным маслом, а после туда упали концы нескольких десятков канатов, и вниз заскользили фигуры, покрытые густой шерстью, с необычно длинными конечностями и полузвериными мордами – турмандилы, обитатели джунглей далекого Прадеша.
– Воздух рыжеет, ваше величество.
Экуни Рон отложил книгу, которую безуспешно пытался читать, поднялся из кресла и поспешил за моряком. Мысли Рона беспорядочно метались, с самого утра он не мог ни на чем сосредоточиться: тревога за Гельту Алие снедала его. Впервые с тех пор, как они познакомились, король признался самому себе, что влюблен в будущую жену. А ведь Рон полагал, что давно избыл юношеские страсти и неуместные вспышки чувствительности! В собственных глазах он являлся человеком холодноватым, жестким и не способным на любовь, даже на крепкую привязанность – новоявленному королю нравилось представлять самого себя именно таким. И что же? Он переживает, мучается, и не просто потому, что похищение принцессы, опасное политически, может привести к непредсказуемым последствиям, но потому, что мечтает увидеть Гельту, страстно желает, чтобы она осталась жива и чтобы гаераки не причинили ей вреда... он любит ее. Это ужасно! – но это так.
Между тем чем дольше они плыли, тем меньше оставалось шансов на то, что Гельта невредима. И потому Рон буквально взлетел на палубу скайвы, лишь на верхней ступени лестницы успев сообразить, что сейчас очутится перед взглядами множества людей, – и, чтобы не пошатнуть мнение о своей сдержанности, смерил шаг и постарался стереть тревогу с лица.
Очутившись наверху, он понял, что мистер Дорин, который сейчас стоял возле носа, рядом с Трэном Агори, был прав: воздух напитался блеклой, едва заметной пока рыжиной. Верный знак того, что Арки близко.
Подойдя к имаджину, король велел:
– Трэн, трубу!
– Вон они, – ответил чернокожий не оборачиваясь и протянул подзорную трубу. – Тот прайд, который принцессу с коршня забрал.
Экуни приник к окуляру. Большое облачное колесо, смутный силуэт которого он уже разглядел в облаках, открылось во всей своей громоздкой грозной красе. Сзади тянулась пара канатов и плыла лодка со стоящей на носу одинокой фигурой.
– А дальше – арка, – сказал мистер Дорин.
Рон поднял трубу выше и увидел его – проступающий в рыжей метели широкий приземистый полукруг, лохматый, будто поросший толстыми волосами, спутанная борода которых покачивалась на ветру.
Эти образования впервые открыл Гаррота Фуадин, капитан и помощник легендарного путешественника Артегая Гроша. Как и блуждающие острова, арки состояли из быстрого коралла, но особой породы, прораставшего в виде таких вот изогнутых образований. Кроме того, в отличие от обычного коралла, этот позволял расти на себе облачной лозе. Ее длинные, достигающие иногда сотен локтей в длину корни-сети, которыми лоза ловила креветок и прочих обитателей эфира, оставались в облаках; растение цеплялось за коралл, погружая в него кончики своих тонких, как волоски, стебельков. Рон слышал, что некоторые ученые полагают: лоза и блуждающий коралл Арок поддерживают друга, он является для нее своеобразным домом или каркасом, она же подкармливает его через ветви, напитывая растворенной в своем яде жидкой пищей.
– Надо возвращаться, – произнес Трэн Агори.
– Что? – Экуни показалось, что он ослышался. – Возвращаться... ты с ума сошел?
Чернокожее лицо с грубыми чертами повернулось к нему.
– А что еще делать? – проворчал Трэн. – Не нападать же на Арки двумя шержнями и драйером со скайвой. Нас потопят еще до вечера, а если нет – сдохнем от яда.
– Так для чего, по-твоему, мы вообще плыли сюда?! – Экуни воскликнул это и тут же сжал зубы, пообещав самому себе, что больше не будет повышать голоса.
– Ну, увидели, куда принцессу привезли, – и ладно. Теперь надо плыть за нашим флотом. Хотя там же еще Пиранья... – Трэн пожал плечами.
– Мы атакуем, немедленно, – отрезал Рон, оглядываясь. Несколько матросов, оставив дела, подошли к полубаку, вслушиваясь в разговор. Когда он посмотрел на них, моряки смущенно потупились.
– Невозможно, – произнес чернокожий, и король резко повернулся.
– Что ты сказал? – звенящим от напряжения голосом спросил он.
– Невозможно атаковать Арки на четырех кораблях.
– Сейчас мы займемся этим. Не так ли, господин Дорин?
Первый помощник неуверенно кивнул.
– Как это может быть невозможным, если мы откроем огонь по арке, а потом, подплыв ближе, нападем? Что тут «невозможного», капитан?
– Не получится победить прайды с такими силами.
Король вопросительно посмотрел на мистера Дорина. Опустив взгляд, тот сказал:
– Сражение со всеми прайдами, конечно, бессмысленно. Но эта арка выросла отдельно от других, в стороне. Она молодая еще, видите, узкая... Ее прайд невелик, а коралл пока не успел переползти ближе к остальным. Мы можем... можем, ну...
– Напасть внезапно, – заключил Экуни. – Внезапно и быстро: наскочить на эту арку, освободить принцессу и уплыть, пока остальные львы не сообразили, что к чему. Подплыть близко – в таком тумане нас долго не будут замечать, – в последний момент открыть огонь из пушек...
– Да это же львы! – Трэн Агори наконец вышел из себя, и король смолк. Мистер Дорин шумно вздохнул, переступив с ноги на ногу, – раньше при нем никто никогда не отваживался перебить Экуни Рона Суладарского. – Вы когда-нибудь видели львов вблизи?! – почти проорал имаджин в покрасневшее лицо короля. – Гаераки! С одним таким справиться еще тяжелее, чем с тем преторианцем на мелкооблачье! Они... их пули почти не берут! Нападать на арки четырьмя кораблями... Почему, как думаете, львов до сих пор не уничтожили?! К тому же там ядовитый туман... девка все равно что мертва уже! Надо разворачиваться...
– Арестовать его, – велел Рон, и чернокожий осекся. – Арестовать! – громко повторил король и, поскольку мистер Дорин растерялся, повернулся к морякам. – Эй, слышали приказ? Арестовать этого имаджина, запереть. До конца плавания, а там посмотрим.
Экуни подозревал, что, если бы они были на суше, а не в облаках, чернокожий мог оказать сопротивление. И тогда неясно, получилось бы схватить его. Но здесь, посреди Кораллового океана, борьба была бессмысленна – и Трэн молча снял перевязь с саблей, отдал ее матросам, после чего, сложив руки за спиной, покинул бак, так ни разу и не взглянув на своего короля.
Рон, чьи глаза все еще сверкали от бешенства, повернулся к первому помощнику.
– Ну так что?! – прорычал он, вновь забывая о необходимости блюсти королевское достоинство. Туман густел с каждым мгновением, лица моряков казались теперь расплывчатыми полузвериными масками, а корма вообще исчезла из вида.
– Мы можем с ними сладить, только если и вправду нападем очень быстро, ваше величество, – произнес Дорин. – Сейчас нужно всем раздать повязки, смоченные травяной настойкой, которая есть в лазарете. Чувствуете, как в горле першит? Это яд... до вечера если здесь останемся, большая часть из нас умрет, а другая обезумеет. Но настойка поможет...
– Надо связаться с остальными, пока они еще могут увидеть сигнал. – Рон посмотрел в подзорную трубу. Колесо уже подплыло к арке и теперь медленно разворачивалось, чтобы остановиться вплотную к ней.
– Я пошлю три лодки с приказом атаковать немедленно.
– Никаких лодок. Это займет слишком много времени. Дайте им сигнал: нападаем на арку. Прямо сейчас. Цель: спасти принцессу, больше ничего. Ну же, что вы стоите, мистер Дорин? Начинайте!
Даже убийцы Эрзаца, даже темный акробат Оли Вырежглаз – все они являлись людьми, их желания были понятны ей, а Зараном Песком она смогла управлять... Но львы с Арок Фуадино оставались для принцессы загадочными существами, их мотивы, психика, причины их поступков были скрыты от нее в рыжем ядовитом тумане, окутывающем густо заросшую лозой арку.
Она знала, что своих детенышей львы царапают колючкой лозы, занося под кожу крошечное количество яда. Три четверти младенцев – а те рождались с виду совсем обычными, ведь гаераки, по сути, были людьми, не иным видом существ, как, к примеру, серапионы, – умирали. Оставшиеся под действием яда преображались навсегда, и внешне и внутренне.
Когда воин поднял принцессу на руки и прижал ее голову к шершавой, как пергамент, сухой коже, Гельта, ощутив идущий от него запах, потеряла сознание – запах этот, хотя и не был вонью, слишком уж отличался от привычного человеческого. К тому же яд проникал в ноздри и рот, тысячами колючек покалывал гортань, стеснял грудь, впускал в рассудок клубящиеся дымные образы, страшные крылатые силуэты демонов с рыжими глазами и клыкастыми пастями. И потому все время, пока ее несли, сначала по сплетенному из лозы мостку, а после по арке, сознание девушки то уплывало куда-то в мутную глубину, тонуло в ней, то выныривало к поверхности, но и тогда взору открывалось что-то незнакомое и пугающее: искаженные потоками рыжих пылинок силуэты, приземистые мохнатые шатры, распорки с сетями, торчащие из щелей в коралле колья, на которые были насажены крупные черепа, а после – костер, где на вертеле висело освежеванное человеческое тело. При виде него обессиленное от ужаса сознание нырнуло в рыжую муть глубоко-глубоко и надолго затаилось в глухой тишине, припав к илистому дну. А когда оно всплыло вновь, Гельта поняла, что висит, привязанная за лодыжки и запястья, между двух длинных кольев, установленных в самой высокой части арки, там, где заросли лозы были гуще всего. Здесь из рыжих они становились густо-коричневыми, почти черными, и шевелились на ветру, сухо шурша. Сквозь мириады пор, крошечных отверстий на гибких стеблях, яд сочился тончайшими, как волоски, струйками, облаком смерти окутывая арку. И каждая струйка шипела – слишком тонкий, неслышный для человеческого уха, звук этот, сливаясь с шипением других потоков, становился громче и отчетливее, будто тысячи змей ползали в лозе под ногами пленницы. Помутненному рассудку они и представились змеями, шевелящимся клубком скользких тел. Не в силах вдохнуть глубоко, лишь слегка втягивая воздух ноздрями и тут же выпуская его обратно, Гельта окинула себя взглядом. Платье с нее сорвали, оставив лишь надетые под ним короткие кружевные штанишки и туфли.
Сквозь шипение донесся шелест. К пленнице приближались две женщины-львицы, несшие на плечах палку, на которой покачивался железный котел, – его, должно быть, когда-то забрали с ограбленного эфироплана. Позади львиц шел высокий старик-гаерак, и в руках его был нож с длинным изогнутым лезвием.
Процессия была уже близко, когда туман наполнился грохотом выстрелов.
Глава 12
Когда прозвучало последнее слово, девушка, разглядывающая наложниц, подняла голову.
– Долг? – тихо повторила она.
Мальчик сидел, неподвижно глядя перед собой; глазастое лицо правителя и мертвые, застывшие лики наложниц были обращены к гостям. Правитель зачирикал. Смолк. Голосок прозвенел:
– Облачное Дитя видит, не принес. Что же, шершавый человек, заберем твои корабли.
И тут же три наложницы исчезли в облаках. Одна появилась вновь буквально через мгновение – в руке было короткое копье-трезубец.
– Мои корабли? – произнес Тео. – У меня нет кораблей... – Он замолчал, услыхав сзади шелест. Они с Арлеей оглянулись: две наложницы стояли на коленях, напоминая вырезанные из белого мрамора статуи, занеся трезубцы с тонкими, как иглы, наконечниками. Арлея заметила, как рука Тео немного сдвинулась, прижавшись ладонью к бедру. У нее самой не было оружия, но на ремне капитана висели двуствольный пистолет и меч.
Чиорана зачирикал. Замолчал. Мальчик сказал:
– Облачному Дитя донесли: два древесных корабля, большой и малый. Шершавый Теодор приплыл на них. Они...
– Это мои корабли, – перебила Арлея, шагнув вперед. Когда ее слова прозвучали, мальчик сморщился, как от сильнейшей боли, и едва слышно застонал.
Тео, взяв хозяйку за локоть, потянул назад.
Чиорана все это время оставался в прежней позе. Теперь, прижав затылок к груди сидевшей сзади рабыни, он выпрямился и чирикнул.
Мальчик сказал:
– Для чего эта самка говорит? Необходимо немедленно расплющить ее язык.
Еще раз оглянувшись на тхаек, Смолик произнес:
– Почему оружие не отобрали у входа? Не понимаю... Ладно, не важно. Так или иначе, оно у меня. Я могу его достать. – Арлея заметила, что теперь пальцы капитана сжимают рукоять. Судя по всему, он был готов выхватить пистолет в любое мгновение. – Достать и выстрелить в тебя. Твои самки, конечно, метнут копья, но... Выстрелить я успею. И я хорошо стреляю, ты знаешь. Попаду в лоб. Или в глаз, как захочу. Ты умрешь. Так почему твои моряки не отобрали оружие у входа, Чиорана?
Голова правителя повернулась, огромные нечеловеческие глаза скрылись под веками, тонкими полупрозрачными перепонками, которые тут же поднялись обратно. Он не то чихнул, не то пискнул. Потом еще раз. Еще. Повернулся на бок и засвиристел, быстро мигая. Арлея поняла: его превосходительство смеется.
Сквозь смех донеслось чириканье.
– Убить? – спросил мальчик.
Правитель чирикнул еще.
– Убить Дитя Облаков?
Чирик.
– Здесь?
Чирик.
– В моей спальне?
Чик-чирик.
– Ну так попробуй!
Краем глаз девушка заметила, как шевельнулись пальцы на рукояти, и тут сзади раздались звук быстрых шагов и шелест пуха.
Она обернулась. Из туннеля в эфирном холме – который за время разговора успел изменить форму, вытянуться в длину и сплющиться – вынырнул господин Кокачин.
– Повелитель! – закричал он издалека. – Мы рядом с громадой! Немедленно укройтесь, они налетели неожиданно, упали прямо с неба... – Его голос заглушил рев.
Все задрожало. Присевшая Арлея увидела в стеклянной глубине над спальней темное пятно, стремительно разрастающееся, чернеющее...
Пол под ногами сдвинулся, девушка упала на бок, целиком погрузившись в пух, а когда вынырнула, облака уже бушевали, и эфирный смерч закружил ее. Прозвучал выстрел, затем рука Смолика ухватила Арлею за плечо.
Сверху в белое пространство спальни вдвинулся тупой угол металлической плиты, крупными винтами прикрученной к изогнутой балке – первой в ряду других плит, опоясывающих широкий корпус, над которыми виднелись мачты и сеть канатов.
Большие куски стекла посыпались вместе с мелким крошевом. Механический остров опустился ниже, заполнив помещение клубами бьющего из трубы пара. В пух закапало что-то черное, остро пахнущее разогретым железом и машинным маслом, а после туда упали концы нескольких десятков канатов, и вниз заскользили фигуры, покрытые густой шерстью, с необычно длинными конечностями и полузвериными мордами – турмандилы, обитатели джунглей далекого Прадеша.
* * *
Заглянув в каюту, мистер Дорин сказал:– Воздух рыжеет, ваше величество.
Экуни Рон отложил книгу, которую безуспешно пытался читать, поднялся из кресла и поспешил за моряком. Мысли Рона беспорядочно метались, с самого утра он не мог ни на чем сосредоточиться: тревога за Гельту Алие снедала его. Впервые с тех пор, как они познакомились, король признался самому себе, что влюблен в будущую жену. А ведь Рон полагал, что давно избыл юношеские страсти и неуместные вспышки чувствительности! В собственных глазах он являлся человеком холодноватым, жестким и не способным на любовь, даже на крепкую привязанность – новоявленному королю нравилось представлять самого себя именно таким. И что же? Он переживает, мучается, и не просто потому, что похищение принцессы, опасное политически, может привести к непредсказуемым последствиям, но потому, что мечтает увидеть Гельту, страстно желает, чтобы она осталась жива и чтобы гаераки не причинили ей вреда... он любит ее. Это ужасно! – но это так.
Между тем чем дольше они плыли, тем меньше оставалось шансов на то, что Гельта невредима. И потому Рон буквально взлетел на палубу скайвы, лишь на верхней ступени лестницы успев сообразить, что сейчас очутится перед взглядами множества людей, – и, чтобы не пошатнуть мнение о своей сдержанности, смерил шаг и постарался стереть тревогу с лица.
Очутившись наверху, он понял, что мистер Дорин, который сейчас стоял возле носа, рядом с Трэном Агори, был прав: воздух напитался блеклой, едва заметной пока рыжиной. Верный знак того, что Арки близко.
Подойдя к имаджину, король велел:
– Трэн, трубу!
– Вон они, – ответил чернокожий не оборачиваясь и протянул подзорную трубу. – Тот прайд, который принцессу с коршня забрал.
Экуни приник к окуляру. Большое облачное колесо, смутный силуэт которого он уже разглядел в облаках, открылось во всей своей громоздкой грозной красе. Сзади тянулась пара канатов и плыла лодка со стоящей на носу одинокой фигурой.
– А дальше – арка, – сказал мистер Дорин.
Рон поднял трубу выше и увидел его – проступающий в рыжей метели широкий приземистый полукруг, лохматый, будто поросший толстыми волосами, спутанная борода которых покачивалась на ветру.
Эти образования впервые открыл Гаррота Фуадин, капитан и помощник легендарного путешественника Артегая Гроша. Как и блуждающие острова, арки состояли из быстрого коралла, но особой породы, прораставшего в виде таких вот изогнутых образований. Кроме того, в отличие от обычного коралла, этот позволял расти на себе облачной лозе. Ее длинные, достигающие иногда сотен локтей в длину корни-сети, которыми лоза ловила креветок и прочих обитателей эфира, оставались в облаках; растение цеплялось за коралл, погружая в него кончики своих тонких, как волоски, стебельков. Рон слышал, что некоторые ученые полагают: лоза и блуждающий коралл Арок поддерживают друга, он является для нее своеобразным домом или каркасом, она же подкармливает его через ветви, напитывая растворенной в своем яде жидкой пищей.
– Надо возвращаться, – произнес Трэн Агори.
– Что? – Экуни показалось, что он ослышался. – Возвращаться... ты с ума сошел?
Чернокожее лицо с грубыми чертами повернулось к нему.
– А что еще делать? – проворчал Трэн. – Не нападать же на Арки двумя шержнями и драйером со скайвой. Нас потопят еще до вечера, а если нет – сдохнем от яда.
– Так для чего, по-твоему, мы вообще плыли сюда?! – Экуни воскликнул это и тут же сжал зубы, пообещав самому себе, что больше не будет повышать голоса.
– Ну, увидели, куда принцессу привезли, – и ладно. Теперь надо плыть за нашим флотом. Хотя там же еще Пиранья... – Трэн пожал плечами.
– Мы атакуем, немедленно, – отрезал Рон, оглядываясь. Несколько матросов, оставив дела, подошли к полубаку, вслушиваясь в разговор. Когда он посмотрел на них, моряки смущенно потупились.
– Невозможно, – произнес чернокожий, и король резко повернулся.
– Что ты сказал? – звенящим от напряжения голосом спросил он.
– Невозможно атаковать Арки на четырех кораблях.
– Сейчас мы займемся этим. Не так ли, господин Дорин?
Первый помощник неуверенно кивнул.
– Как это может быть невозможным, если мы откроем огонь по арке, а потом, подплыв ближе, нападем? Что тут «невозможного», капитан?
– Не получится победить прайды с такими силами.
Король вопросительно посмотрел на мистера Дорина. Опустив взгляд, тот сказал:
– Сражение со всеми прайдами, конечно, бессмысленно. Но эта арка выросла отдельно от других, в стороне. Она молодая еще, видите, узкая... Ее прайд невелик, а коралл пока не успел переползти ближе к остальным. Мы можем... можем, ну...
– Напасть внезапно, – заключил Экуни. – Внезапно и быстро: наскочить на эту арку, освободить принцессу и уплыть, пока остальные львы не сообразили, что к чему. Подплыть близко – в таком тумане нас долго не будут замечать, – в последний момент открыть огонь из пушек...
– Да это же львы! – Трэн Агори наконец вышел из себя, и король смолк. Мистер Дорин шумно вздохнул, переступив с ноги на ногу, – раньше при нем никто никогда не отваживался перебить Экуни Рона Суладарского. – Вы когда-нибудь видели львов вблизи?! – почти проорал имаджин в покрасневшее лицо короля. – Гаераки! С одним таким справиться еще тяжелее, чем с тем преторианцем на мелкооблачье! Они... их пули почти не берут! Нападать на арки четырьмя кораблями... Почему, как думаете, львов до сих пор не уничтожили?! К тому же там ядовитый туман... девка все равно что мертва уже! Надо разворачиваться...
– Арестовать его, – велел Рон, и чернокожий осекся. – Арестовать! – громко повторил король и, поскольку мистер Дорин растерялся, повернулся к морякам. – Эй, слышали приказ? Арестовать этого имаджина, запереть. До конца плавания, а там посмотрим.
Экуни подозревал, что, если бы они были на суше, а не в облаках, чернокожий мог оказать сопротивление. И тогда неясно, получилось бы схватить его. Но здесь, посреди Кораллового океана, борьба была бессмысленна – и Трэн молча снял перевязь с саблей, отдал ее матросам, после чего, сложив руки за спиной, покинул бак, так ни разу и не взглянув на своего короля.
Рон, чьи глаза все еще сверкали от бешенства, повернулся к первому помощнику.
– Ну так что?! – прорычал он, вновь забывая о необходимости блюсти королевское достоинство. Туман густел с каждым мгновением, лица моряков казались теперь расплывчатыми полузвериными масками, а корма вообще исчезла из вида.
– Мы можем с ними сладить, только если и вправду нападем очень быстро, ваше величество, – произнес Дорин. – Сейчас нужно всем раздать повязки, смоченные травяной настойкой, которая есть в лазарете. Чувствуете, как в горле першит? Это яд... до вечера если здесь останемся, большая часть из нас умрет, а другая обезумеет. Но настойка поможет...
– Надо связаться с остальными, пока они еще могут увидеть сигнал. – Рон посмотрел в подзорную трубу. Колесо уже подплыло к арке и теперь медленно разворачивалось, чтобы остановиться вплотную к ней.
– Я пошлю три лодки с приказом атаковать немедленно.
– Никаких лодок. Это займет слишком много времени. Дайте им сигнал: нападаем на арку. Прямо сейчас. Цель: спасти принцессу, больше ничего. Ну же, что вы стоите, мистер Дорин? Начинайте!
* * *
Когда гаерак схватил ее за волосы и принудил встать, Гельта, все еще связанная, чуть не потеряла сознание от боли и зашаталась.Даже убийцы Эрзаца, даже темный акробат Оли Вырежглаз – все они являлись людьми, их желания были понятны ей, а Зараном Песком она смогла управлять... Но львы с Арок Фуадино оставались для принцессы загадочными существами, их мотивы, психика, причины их поступков были скрыты от нее в рыжем ядовитом тумане, окутывающем густо заросшую лозой арку.
Она знала, что своих детенышей львы царапают колючкой лозы, занося под кожу крошечное количество яда. Три четверти младенцев – а те рождались с виду совсем обычными, ведь гаераки, по сути, были людьми, не иным видом существ, как, к примеру, серапионы, – умирали. Оставшиеся под действием яда преображались навсегда, и внешне и внутренне.
Когда воин поднял принцессу на руки и прижал ее голову к шершавой, как пергамент, сухой коже, Гельта, ощутив идущий от него запах, потеряла сознание – запах этот, хотя и не был вонью, слишком уж отличался от привычного человеческого. К тому же яд проникал в ноздри и рот, тысячами колючек покалывал гортань, стеснял грудь, впускал в рассудок клубящиеся дымные образы, страшные крылатые силуэты демонов с рыжими глазами и клыкастыми пастями. И потому все время, пока ее несли, сначала по сплетенному из лозы мостку, а после по арке, сознание девушки то уплывало куда-то в мутную глубину, тонуло в ней, то выныривало к поверхности, но и тогда взору открывалось что-то незнакомое и пугающее: искаженные потоками рыжих пылинок силуэты, приземистые мохнатые шатры, распорки с сетями, торчащие из щелей в коралле колья, на которые были насажены крупные черепа, а после – костер, где на вертеле висело освежеванное человеческое тело. При виде него обессиленное от ужаса сознание нырнуло в рыжую муть глубоко-глубоко и надолго затаилось в глухой тишине, припав к илистому дну. А когда оно всплыло вновь, Гельта поняла, что висит, привязанная за лодыжки и запястья, между двух длинных кольев, установленных в самой высокой части арки, там, где заросли лозы были гуще всего. Здесь из рыжих они становились густо-коричневыми, почти черными, и шевелились на ветру, сухо шурша. Сквозь мириады пор, крошечных отверстий на гибких стеблях, яд сочился тончайшими, как волоски, струйками, облаком смерти окутывая арку. И каждая струйка шипела – слишком тонкий, неслышный для человеческого уха, звук этот, сливаясь с шипением других потоков, становился громче и отчетливее, будто тысячи змей ползали в лозе под ногами пленницы. Помутненному рассудку они и представились змеями, шевелящимся клубком скользких тел. Не в силах вдохнуть глубоко, лишь слегка втягивая воздух ноздрями и тут же выпуская его обратно, Гельта окинула себя взглядом. Платье с нее сорвали, оставив лишь надетые под ним короткие кружевные штанишки и туфли.
Сквозь шипение донесся шелест. К пленнице приближались две женщины-львицы, несшие на плечах палку, на которой покачивался железный котел, – его, должно быть, когда-то забрали с ограбленного эфироплана. Позади львиц шел высокий старик-гаерак, и в руках его был нож с длинным изогнутым лезвием.
Процессия была уже близко, когда туман наполнился грохотом выстрелов.
Глава 12
– Так вот какая она, – пробормотал Траки Нес, вместе с Ганой и Тланчем останавливаясь перед Энтропийной Пушкой. – Но это насекомое? Или животное? Напоминает сороконожку и краба одновременно.
Теперь стало понятно, что торчащая из дна Кавачи труба является на самом деле хвостом громоздкого зелено-коричневого тела, лежащего на краю пещеры. Ширина отверстия была много больше, так что там оставалась обширная прореха, сквозь которую далеко-далеко внизу виднелась поверхность Аквалона.
Тело Пушки состояло из нескольких сегментов – каждый следующий больше предыдущего – и заканчивалось безглазой сплюснутой башкой с похожими на широко разинутую клешню челюстями. Голова и тело были слишком тяжелыми, чтобы двигаться; судя по всему, Пушка не могла не только ходить, но даже шевелиться. Хотя челюсти иногда подрагивали, как и три пары длинных многосуставчатых ножек, а твердые бока то немного раздувались, то опадали. Увидев на правом жирные темно-синие линии, Гана шагнул ближе, приглядываясь. Он прочитал, шевеля губами:
ARMA
amabilis filia conscientiae Shantar
– Это сестренка, она ест! – объявил спрятавшийся за его спиной коротышка. – А где синий?
Гана чувствовал что-то странное в этой пещере: будто нечто невидимое беспрерывно двигалось в воздухе вокруг, а пространство мелко дрожало, извивалось, прогибаясь и вспучиваясь – но так, что человеческий глаз не мог заметить этого.
– Как же ею управлять? – Траки Нес шагнул вперед и воскликнул: – Юноша, смотрите! Эти овалы мы видели снаружи!
Тулага, еще раз внимательно оглядевшись и убедившись, что Уги-Уги поблизости нет, обошел Пушку. Тланч Сив, держась за его локоть, семенил сзади.
По бокам от влажно поблескивающего тела в полу были овальные отверстия, накрытые шершавым стеклом. За ними открывалось нечто странное. Удивленный Тулага сделал еще шаг, и картина в стекле мгновенно сдвинулась, что-то мелькнуло за ним...
– Линзы! – объявил Траки Нес. – Вернее, э... Гиперлинзы.
Ощущая беспорядочное движение в воздухе вокруг себя и пока не понимая, что является его причиной, Гана сел на корточки, присматриваясь. За овалом открывались облака, край острова... и все это он видел с высоты шагов в сто. Он мог различить даже листья на торчащей откуда-то сбоку ветке.
– Вроде подзорной трубы? – спросил Гана, поднимая голову.
– Или прицела! – подхватил Нес. – Во второй линзе другая картина. Наверное, оружие нацелено на то, что находится между двумя этими участками.
Тулага выпрямился, продолжая то и дело настороженно оглядываться – Уги-Уги мог в любое мгновение вынырнуть откуда-нибудь, – обошел Пушку и посмотрел в другую гиперлинзу.
И увидел Да Морана.
– Он нацелил ее на Суладар.
– Точно! – подтвердил Нес. – Э... малыш. Когда она выстрелит?
– Когда нажрется, – ответил Тланч-Кавачи, опасливо косясь на прижатое к полу пещеры длинное тело.
– Но она же не ест. Челюсти иногда двигаются и царапают пол, но я не вижу, чтобы они отправляли что-то в рот. И как ею управлять? Да, и где... Юноша, э, Гана... А что, если она выстрелит прямо сейчас?
Тулага поднял голову. Все вокруг неслышно гудело, пространство мелко дрожало. Казалось, в воздухе медленно накапливается напряжение, и когда величина его достигнет предела, произойдет взрыв, землетрясение, ураган... или выстрел.
– Прямо сейчас и плюнет, – заверил Сив.
– Но... А если бронг? Его щупальца достаточно сильны и...
– Поднимайтесь! – велел Гана, услышав это. – Быстрее. Облетите гору снизу и щупальцами сдвиньте ее хвост. Направьте его куда-нибудь в сторону, за Орбитиум или в океан...
– Да-да! – вскричал Нес. – Правильно. Я бегу!
Он поспешил в другой конец пещеры, где было отверстие коридора, по которому они спустились сюда, и быстро исчез из виду.
Сидящий на корточках подальше от сестры Тланч Сив с любопытством и страхом наблюдал за происходящим. Когда стих топот ног, Тулага, стоя на гиперлинзе, прислушался. Источником непонятного напряжения была, без сомнения, Пушка. Он достал крон, оглядел – пистолет все так же подергивался – и приложил к уху. Сунув обратно в кобуру, замер. Монотонный глухой голос говорил что-то – в нем присутствовали вздорные, истеричные интонации, он будто жаловался на жизнь и одновременно кому-то угрожал, иногда принимался плакать, а иногда визгливо покрикивать... Гана уставился на подрагивающие челюсти. Говорила Пушка. Но происходило это будто в иной реальности, хотя занимающей тот же объем пространства, что и пещера.
Были и другие голоса. Тихие, просительные или требовательные, они, казалось, принадлежали существам куда более мелким и слабым – словно подданным королевы муравейника...
Все, кроме одного. Глухой угрюмый мощный глас доносился откуда-то снизу, издалека, будто кто-то спал, повиснув в глубине облаков, и бормотал во сне нечто угрожающее. Он был самым сильным – единственный, который не подчинялся Энтропийной Пушке.
Гана вновь достал пистолет, положил его на ладонь, вытянув руку, встал лицом к Арме.
Он закрыл глаза. Постояв так немного, прищурился, глядя в дальний конец пещеры... На ладони, почти повторяя контуры крона, но все же не полностью совпадая с ними, проступило что-то полупрозрачное: там лежал зверек с жабрами на спине, чье сознание теплилось мягким блеклым светом. Он что-то жалобно говорил. А на месте Пушки, вытянув длинный хвост, возникла огромная не то ящерица, не то чешуйчатая птица, с большой, необычайно странной мордой. И еще дальше, полускрытые витающими в пространстве световыми сгустками – клочьями смысла, образами и картинами, населяющими Канон, – появились другие существа, совсем маленькие или побольше, и все они обменивались сигналами, все были подчинены Королеве Арме. Кроме того огромного, мощного, злобного, что неподвижно висел в облаках, придавленный каким-то грузом...
Подняв крон, Тулага выстрелил в свод пещеры. И увидел: за мгновение до того, как извергнуть из горла световую спицу, зверек в его руке втянул пастью пространство, засосав в себя несколько пролетавших мимо световых клочков, а после выстрела, когда дротик ушел вверх, жабры на его спине шелохнулись, выпустив наружу другие клочки – алые и кроваво-красные, с хищными очертаниями.
Затем видение поблекло, голоса смолкли, стены и своды пещеры потеряли прозрачность.
– Муравейник, – сказал Гана, пряча крон в кобуру.
Тланч Сив вопросительно поднял голову, и он повторил:
– Это как муравейник. Только... ну, разбросанный по всему пространству. Все это живое оружие, которое создало... Как ты сказал? Сознание Шантар?
– Шантар, да-да, – закивал Сив.
– Все живое оружие, созданное в мире Шантара, связано друг с другом. Или почти все. Но... как они разговаривают? Через Канон? И Пушка – что она ест? Мне показалось...
– Она идеи сосет, – ответил Тланч-Кавачи. – Из Канона, из него. Вытягивает оттуда их эту... Энергию их – и в себя... Жрет. А потом выпускает другие идеи, когда выстрелит. Но меньше. И злые. Сожрет десять, выплюнет две или три. Опасные такие, сердитые.
– А чей это голос? Который снизу идет?
Сив испуганно всплеснул руками.
– Это братец!
– Еще один братец?
– Нет, он самый большой! Он даже сильнее Пушки. Она его боится, его все боятся! Он любимый сын Шантара. Он – старшенький.
Гана вернулся к гиперлинзе, встал возле нее на колени. Если смотреть строго сверху, она показывала один из островов Суладара – Пушка была нацелена на него, – но если наблюдатель хоть немного двигал головой, внизу все сползало на сотни или тысячи шагов, там проносились земли и облака, картина смазывалась и замирала вновь, показывая совсем другой ландшафт.
Перемещаясь вокруг гиперлинзы, то ложась на нее, то выпрямляясь во весь рост, Гана сумел разглядеть Цепь – увидел даже головы тхайцев на Командирском острове, – Таиты, Салион. Нашел портовую бухту, где они обнаружили айклит похитителей. Затем усиленный гиперлинзой взгляд скользнул дальше: пролив Боранчи, южная оконечность Змеедана... Тулага замер, вглядываясь. Медленно, чтобы не сместить картину в стекле, опустился на колени и сощурился.
Вдруг он ощутил, что висящее в воздухе напряжение достигло предела, словно большая тяжелая глыба, которую кто-то с неимоверными усилиями вкатывал на гору, наконец очутилась на вершине и застыла там, перед тем как с грохотом устремиться вниз по второму, почти отвесному склону. Пушка насытилась.
И приготовилась выстрелить.
В призрачной реальности, где обитали сознания живого оружия, будто всколыхнулась волна, зазвучал хор голосов – но тут же смолк, когда Королева истерично выкрикнула что-то повелительное. В том мире она повернулась, хвост ее дрогнул, и в этом мире пространство вокруг Ганы – стены, своды и пол, и сам воздух – все вокруг мелко задрожало.
А потом из отверстия вокруг хвоста Армы взлетел Уги-Уги.
– Синий! – завопил Тланч Сив, в ужасе вскакивая и бросаясь прочь.
Гана схватился за пистолет, но выстрелить не успел: чудовищно изменившийся монарх был уже рядом. Уги-Уги, схватив его за ноги, рванул, и оба они провалились в пространство под Кавачи.
Прямо перед ней шипящий круговорот вынес из глубины мертвое тело, затем днищем кверху проплыла лодка. Дым от горящих кораблей стлался над облаками, в нем виднелись силуэты нескольких эфиропланов, плывущих неподалеку от раковины правителя, – все они пылали. В небе летел, оставляя шлейф густого дыма, подбитый винтолет, из корзины которого несколько человек вели беспрерывный ружейный огонь по ближайшему острову.
Ее ухватили сзади; невольно вскрикнув, Арлея оглянулась: из эфира показалась голова Тео Смолика. Капитан отцепился от ее лодыжек и взялся за край обшивки. Она пододвинулась, Тео лег рядом, и оба замолотили ногами по пуху.
Они достигли каши из земли, обломков и эфира. Арлея кое-как встала, сделав два шага, поскользнулась и упала. Грязь жирно чавкнула под нею. Смолик придержал хозяйку за локоть, помог подняться и поволок между завалами веток, прочь от огня и дыма. Над ними прозвучал взрыв, сменившийся оглушающим, пронзительным шипением – это выстрел одной из корабельных пушек пробил трубу пролетавшего над берегом острова. Конец ее задергался из стороны в сторону, ломая крепежные скобы; мощная паровая струя выписывала восьмерки и запятые, окутывая все вокруг грязно-серыми клубами. Из парового облака вдруг упала «стрекоза»: моряк с емкостью на спине. Он головой врезался в склон, и тут же емкость лопнула, став причиной небольшой каменно-земляной лавины.
Теперь стало понятно, что торчащая из дна Кавачи труба является на самом деле хвостом громоздкого зелено-коричневого тела, лежащего на краю пещеры. Ширина отверстия была много больше, так что там оставалась обширная прореха, сквозь которую далеко-далеко внизу виднелась поверхность Аквалона.
Тело Пушки состояло из нескольких сегментов – каждый следующий больше предыдущего – и заканчивалось безглазой сплюснутой башкой с похожими на широко разинутую клешню челюстями. Голова и тело были слишком тяжелыми, чтобы двигаться; судя по всему, Пушка не могла не только ходить, но даже шевелиться. Хотя челюсти иногда подрагивали, как и три пары длинных многосуставчатых ножек, а твердые бока то немного раздувались, то опадали. Увидев на правом жирные темно-синие линии, Гана шагнул ближе, приглядываясь. Он прочитал, шевеля губами:
ARMA
amabilis filia conscientiae Shantar
– Это сестренка, она ест! – объявил спрятавшийся за его спиной коротышка. – А где синий?
Гана чувствовал что-то странное в этой пещере: будто нечто невидимое беспрерывно двигалось в воздухе вокруг, а пространство мелко дрожало, извивалось, прогибаясь и вспучиваясь – но так, что человеческий глаз не мог заметить этого.
– Как же ею управлять? – Траки Нес шагнул вперед и воскликнул: – Юноша, смотрите! Эти овалы мы видели снаружи!
Тулага, еще раз внимательно оглядевшись и убедившись, что Уги-Уги поблизости нет, обошел Пушку. Тланч Сив, держась за его локоть, семенил сзади.
По бокам от влажно поблескивающего тела в полу были овальные отверстия, накрытые шершавым стеклом. За ними открывалось нечто странное. Удивленный Тулага сделал еще шаг, и картина в стекле мгновенно сдвинулась, что-то мелькнуло за ним...
– Линзы! – объявил Траки Нес. – Вернее, э... Гиперлинзы.
Ощущая беспорядочное движение в воздухе вокруг себя и пока не понимая, что является его причиной, Гана сел на корточки, присматриваясь. За овалом открывались облака, край острова... и все это он видел с высоты шагов в сто. Он мог различить даже листья на торчащей откуда-то сбоку ветке.
– Вроде подзорной трубы? – спросил Гана, поднимая голову.
– Или прицела! – подхватил Нес. – Во второй линзе другая картина. Наверное, оружие нацелено на то, что находится между двумя этими участками.
Тулага выпрямился, продолжая то и дело настороженно оглядываться – Уги-Уги мог в любое мгновение вынырнуть откуда-нибудь, – обошел Пушку и посмотрел в другую гиперлинзу.
И увидел Да Морана.
– Он нацелил ее на Суладар.
– Точно! – подтвердил Нес. – Э... малыш. Когда она выстрелит?
– Когда нажрется, – ответил Тланч-Кавачи, опасливо косясь на прижатое к полу пещеры длинное тело.
– Но она же не ест. Челюсти иногда двигаются и царапают пол, но я не вижу, чтобы они отправляли что-то в рот. И как ею управлять? Да, и где... Юноша, э, Гана... А что, если она выстрелит прямо сейчас?
Тулага поднял голову. Все вокруг неслышно гудело, пространство мелко дрожало. Казалось, в воздухе медленно накапливается напряжение, и когда величина его достигнет предела, произойдет взрыв, землетрясение, ураган... или выстрел.
– Прямо сейчас и плюнет, – заверил Сив.
– Но... А если бронг? Его щупальца достаточно сильны и...
– Поднимайтесь! – велел Гана, услышав это. – Быстрее. Облетите гору снизу и щупальцами сдвиньте ее хвост. Направьте его куда-нибудь в сторону, за Орбитиум или в океан...
– Да-да! – вскричал Нес. – Правильно. Я бегу!
Он поспешил в другой конец пещеры, где было отверстие коридора, по которому они спустились сюда, и быстро исчез из виду.
Сидящий на корточках подальше от сестры Тланч Сив с любопытством и страхом наблюдал за происходящим. Когда стих топот ног, Тулага, стоя на гиперлинзе, прислушался. Источником непонятного напряжения была, без сомнения, Пушка. Он достал крон, оглядел – пистолет все так же подергивался – и приложил к уху. Сунув обратно в кобуру, замер. Монотонный глухой голос говорил что-то – в нем присутствовали вздорные, истеричные интонации, он будто жаловался на жизнь и одновременно кому-то угрожал, иногда принимался плакать, а иногда визгливо покрикивать... Гана уставился на подрагивающие челюсти. Говорила Пушка. Но происходило это будто в иной реальности, хотя занимающей тот же объем пространства, что и пещера.
Были и другие голоса. Тихие, просительные или требовательные, они, казалось, принадлежали существам куда более мелким и слабым – словно подданным королевы муравейника...
Все, кроме одного. Глухой угрюмый мощный глас доносился откуда-то снизу, издалека, будто кто-то спал, повиснув в глубине облаков, и бормотал во сне нечто угрожающее. Он был самым сильным – единственный, который не подчинялся Энтропийной Пушке.
Гана вновь достал пистолет, положил его на ладонь, вытянув руку, встал лицом к Арме.
Он закрыл глаза. Постояв так немного, прищурился, глядя в дальний конец пещеры... На ладони, почти повторяя контуры крона, но все же не полностью совпадая с ними, проступило что-то полупрозрачное: там лежал зверек с жабрами на спине, чье сознание теплилось мягким блеклым светом. Он что-то жалобно говорил. А на месте Пушки, вытянув длинный хвост, возникла огромная не то ящерица, не то чешуйчатая птица, с большой, необычайно странной мордой. И еще дальше, полускрытые витающими в пространстве световыми сгустками – клочьями смысла, образами и картинами, населяющими Канон, – появились другие существа, совсем маленькие или побольше, и все они обменивались сигналами, все были подчинены Королеве Арме. Кроме того огромного, мощного, злобного, что неподвижно висел в облаках, придавленный каким-то грузом...
Подняв крон, Тулага выстрелил в свод пещеры. И увидел: за мгновение до того, как извергнуть из горла световую спицу, зверек в его руке втянул пастью пространство, засосав в себя несколько пролетавших мимо световых клочков, а после выстрела, когда дротик ушел вверх, жабры на его спине шелохнулись, выпустив наружу другие клочки – алые и кроваво-красные, с хищными очертаниями.
Затем видение поблекло, голоса смолкли, стены и своды пещеры потеряли прозрачность.
– Муравейник, – сказал Гана, пряча крон в кобуру.
Тланч Сив вопросительно поднял голову, и он повторил:
– Это как муравейник. Только... ну, разбросанный по всему пространству. Все это живое оружие, которое создало... Как ты сказал? Сознание Шантар?
– Шантар, да-да, – закивал Сив.
– Все живое оружие, созданное в мире Шантара, связано друг с другом. Или почти все. Но... как они разговаривают? Через Канон? И Пушка – что она ест? Мне показалось...
– Она идеи сосет, – ответил Тланч-Кавачи. – Из Канона, из него. Вытягивает оттуда их эту... Энергию их – и в себя... Жрет. А потом выпускает другие идеи, когда выстрелит. Но меньше. И злые. Сожрет десять, выплюнет две или три. Опасные такие, сердитые.
– А чей это голос? Который снизу идет?
Сив испуганно всплеснул руками.
– Это братец!
– Еще один братец?
– Нет, он самый большой! Он даже сильнее Пушки. Она его боится, его все боятся! Он любимый сын Шантара. Он – старшенький.
Гана вернулся к гиперлинзе, встал возле нее на колени. Если смотреть строго сверху, она показывала один из островов Суладара – Пушка была нацелена на него, – но если наблюдатель хоть немного двигал головой, внизу все сползало на сотни или тысячи шагов, там проносились земли и облака, картина смазывалась и замирала вновь, показывая совсем другой ландшафт.
Перемещаясь вокруг гиперлинзы, то ложась на нее, то выпрямляясь во весь рост, Гана сумел разглядеть Цепь – увидел даже головы тхайцев на Командирском острове, – Таиты, Салион. Нашел портовую бухту, где они обнаружили айклит похитителей. Затем усиленный гиперлинзой взгляд скользнул дальше: пролив Боранчи, южная оконечность Змеедана... Тулага замер, вглядываясь. Медленно, чтобы не сместить картину в стекле, опустился на колени и сощурился.
Вдруг он ощутил, что висящее в воздухе напряжение достигло предела, словно большая тяжелая глыба, которую кто-то с неимоверными усилиями вкатывал на гору, наконец очутилась на вершине и застыла там, перед тем как с грохотом устремиться вниз по второму, почти отвесному склону. Пушка насытилась.
И приготовилась выстрелить.
В призрачной реальности, где обитали сознания живого оружия, будто всколыхнулась волна, зазвучал хор голосов – но тут же смолк, когда Королева истерично выкрикнула что-то повелительное. В том мире она повернулась, хвост ее дрогнул, и в этом мире пространство вокруг Ганы – стены, своды и пол, и сам воздух – все вокруг мелко задрожало.
А потом из отверстия вокруг хвоста Армы взлетел Уги-Уги.
– Синий! – завопил Тланч Сив, в ужасе вскакивая и бросаясь прочь.
Гана схватился за пистолет, но выстрелить не успел: чудовищно изменившийся монарх был уже рядом. Уги-Уги, схватив его за ноги, рванул, и оба они провалились в пространство под Кавачи.
* * *
Арлею спас кусок бортовой обшивки, который облачная волна поднесла прямо к ней. Захлебываясь кипящим пухом, девушка смогла ухватиться, а после залезла, улегшись на широкий квадрат грудью и животом, вцепившись в края. Небо потемнело: несколько больших островов повисло вверху, наполняя пространство над рекой-трещиной необычным темно-серым паром. Теперь Арлея видела, что под днищем каждого горизонтально вращается мощный решетчатый барабан, из которого летят снопы искр. Тяжелый гул лился с неба, а еще оттуда то и дело падали ядра. Флот Тхая отстреливался... впрочем, от флота этого уже мало что осталось.Прямо перед ней шипящий круговорот вынес из глубины мертвое тело, затем днищем кверху проплыла лодка. Дым от горящих кораблей стлался над облаками, в нем виднелись силуэты нескольких эфиропланов, плывущих неподалеку от раковины правителя, – все они пылали. В небе летел, оставляя шлейф густого дыма, подбитый винтолет, из корзины которого несколько человек вели беспрерывный ружейный огонь по ближайшему острову.
Ее ухватили сзади; невольно вскрикнув, Арлея оглянулась: из эфира показалась голова Тео Смолика. Капитан отцепился от ее лодыжек и взялся за край обшивки. Она пододвинулась, Тео лег рядом, и оба замолотили ногами по пуху.
Они достигли каши из земли, обломков и эфира. Арлея кое-как встала, сделав два шага, поскользнулась и упала. Грязь жирно чавкнула под нею. Смолик придержал хозяйку за локоть, помог подняться и поволок между завалами веток, прочь от огня и дыма. Над ними прозвучал взрыв, сменившийся оглушающим, пронзительным шипением – это выстрел одной из корабельных пушек пробил трубу пролетавшего над берегом острова. Конец ее задергался из стороны в сторону, ломая крепежные скобы; мощная паровая струя выписывала восьмерки и запятые, окутывая все вокруг грязно-серыми клубами. Из парового облака вдруг упала «стрекоза»: моряк с емкостью на спине. Он головой врезался в склон, и тут же емкость лопнула, став причиной небольшой каменно-земляной лавины.