Жеро Мишель. Жаркая ночь

   – Ты все еще скучаешь по ней?
   – Иногда, – ответил Рик, не глядя на нее. – Я был еще мальчишкой, когда она умерла.
   Ласково поцеловав его в щеку, Энни прошептала:
   – У тебя есть ее фотография?
   Рик обернулся и указал пальцем на стену:
   – Вон там висит. На ней и мама, и папа.
   Энни подошла поближе и взглянула на фотографию: приятный молодой человек и крепкая молодая женщина, с гладко зачесанными волосами, в туго накрахмаленном платье. Оба светловолосые, симпатичные. И необыкновенно счастливые.
   – Очаровательная пара. Как их звали?
   – Джон и Лаура.
   – А это, должно быть, твои братья и сестра... У твоих родителей получились красивые дети. Наверное, они гордились тобой?
   Рик отвернулся и снова пробежал пальцами по желтоватым клавишам.
   – Знаешь, я должен кое-что сделать, – сказал он, переводя разговор на другую тему. – Мне нужно позвонить Хизер. Мы с ней договорились, что она будет давать имена всем новорожденным жеребятам, и если я не скажу ей, что Венера ожеребилась, она ужасно разозлится. А потом возьму инструменты и вернусь сюда. Никуда не уходи.
   – Ладно, – пообещала Энни. Глядя, как он направляется к лестнице, горделиво расправив плечи, не желая выносить наружу чувства, бушевавшие у него внутри, Энни вдруг захотелось вновь увидеть на его лице улыбку. – Если ты сумеешь настроить это старое пианино, мы выключим свет и будем танцевать в темноте всю ночь напролет, – бросила она Рику вдогонку.
   Обернувшись, Рик ухмыльнулся, чего Энни и добивалась.
   – Ты меня в гроб вгонишь, но я умру счастливым человеком.
   Рик спустился в кухню, зевая и чувствуя в теле приятную усталость, как бывало всегда после занятий любовью с Энни, и, сняв телефонную трубку, набрал номер.
   – Алло, – послышался голос Декера, и благодушное настроение Рика мигом улетучилось.
   – Позови Хизер, – холодно проговорил он.
   – Одну минуту. Мне нужно знать, давно ли ты видел Энни. Рик молчал. Декер тоже.
   – Да будет тебе, – бросил он наконец. – Она ведь живет в твоем доме. Должно быть, приятно снова видеть в доме хорошенькую женщину.
   – Позови мою дочь.
   – Сейчас. Только сначала передай Энни кое-что от меня. Запиши.
   – Слушаю.
   И Рик карандашом нацарапал в блокноте несколько фамилий и номеров. Нет, ни за что он не доставит этому подонку удовольствия и не скажет ему, что душу готов из него вытрясти за то, что Энни обращается к нему за помощью.
   После этого он поговорил с Хизер и закончил разговор тем, что разрешил ей приехать в пятницу и привезти с собой своих развеселых подружек.
   Повесив трубку, Рик взял набор инструментов, отнес его на второй этаж и следующий час провел, лежа на полу на спине перед старым пианино или ползая перед ним на карачках, копаясь в его пыльном нутре. Он настраивал его, а Энни в это время, весело щебеча, убирала второй этаж. И впервые с тех пор, как умер отец и ушла Карен, этот этаж показался Рику залитым солнечным светом.
   – Как здесь здорово! – восторгалась Энни и, подойдя к Рику, поцеловала его так быстро, что он не успел ответить ей тем же. – Сколько старых, милых безделушек! Как бы мне хотелось все их получше рассмотреть! Ты хоть представляешь себе, что в них заключена жизнь нескольких поколений твоих предков?
   Рик лишь хмыкал в ответ. До появления в его доме Энни он считал все эти безделушки старым, ненужным хламом. Теперь же он на все смотрел ее глазами.
   К тому времени как они закончили свои дела, поужинали и опробовали все четыре кровати и один плетеный коврик, стемнело и можно было приступать ко второй части намеченной на сегодня программы – танцам, что они и сделали, даже не удосужившись одеться.
   И всю ночь напролет в темноте дома звучали фальшивые звуки регтайма, тихий шепот и веселый смех.

Глава 14

   «17 июля 1832 года.
   Янгстаун, штат Огайо
   Не нужно, мой милый мальчик, просить меня не волноваться. Ведь я твоя мать и беспокоюсь за своего ребенка, особенно если этот ребенок, несмотря на то что уже намного перерос меня и стал высоким, сильным и красивым, находится сейчас в стране кровожадных дикарей и на каждом углу его подстерегает опасность».
   Из письма Августины Хадсон своему сыну Льюису
 
   – Знаешь, пока в доме будет Хизер, придется тебе держаться от меня подальше, – обратилась к Рику Энни.
   Был ранний вечер. Они только что поужинали. Ужин оказался самый что ни на есть скромный. Энни приготовила спагетти и салат, а Рику пришлось убирать со стола и ставить грязную посуду в посудомоечную машину.
   Рик посмотрел на Энни. Вязаное платье цвета слоновой кости выгодно подчеркивало ее стройную фигурку. Взгляд Рика скользнул ниже, на ее босые ноги. Ногти на ногах Энни накрасила ярко-розовым лаком Хизер. Чудо как хороша!
   – При виде хихикающих девчонок всякое желание пропадет, – заметил Рик и включил машину.
   – Это верно, – согласилась Энни, подходя к нему. – Но не переживай. Это всего на несколько часов. Думаю, в течение этого времени я смогу держаться от тебя подальше.
   – Если ты будешь продолжать так на меня смотреть, мы никогда не уйдем с кухни, – насмешливо проговорил Рик. От него не укрылось, куда смотрит Энни, и это было ему приятно. – Думаю, стол как раз той высоты и длины, какая нужна. Иди сюда, женщина.
   – Обожаю, когда в тебе пробуждаются первобытные инстинкты, – насмешливо бросила Энни и позволила Рику себя обнять.
   Но прежде чем Рик успел притянуть ее к себе, Бак восторженно взвизгнул, помчался к двери и зашелся в неистовом лае.
   Рик взглянул на часы и неохотно выпустил Энни из объятий.
   – Половина седьмого. Да, в пунктуальности этому подонку не откажешь. Бак, заткнись!
   Они с Энни вместе вышли на крыльцо. Темный седан вырулил на подъездную аллею и, подъехав к дому, остановился. Дверцы с обеих сторон открылись, и из машины во двор, громко хихикая, выскочили пятеро девчонок. Рик с трудом сдержался, чтобы не застонать. О Господи, дай силы пережить эти несколько часов!
   Посигналив, Декер опустил стекло со стороны водителя и крикнул:
   – Когда мне их забрать?
   – Я сам их привезу, – коротко бросил Рик.
   Декер кивнул:
   – Отлично. До встречи, Хизер.
   Хизер, делая вид, что целиком занята подружками, не ответила.
   – Хизер, к тебе обращаются, – громко заметил Рик. Вздрогнув, Хизер перевела взгляд с него на Энни.
   – Ой, прости, папа. Я не слышала.
   – Не я. – И Рик показал на Декера. Досадливо поморщившись, Хизер обернулась:
   – Спасибо, что довезли. Можете ехать обратно.
   Рик бросил на дочь взгляд, красноречиво свидетельствующий о том, что он с ней после разберется. Нахмурившись, Хизер отвернулась. Делая вид, что не заметил грубости падчерицы, Декер высунулся из окна и обратился к Энни:
   – Энни, я еще не закончил список людей, имевших какое-либо отношение к Буну, о котором вы просили. Он будет готов через пару дней.
   Чувствуя, что поступает глупо, что не должен так делать в присутствии девочек, Рик тем не менее не смог сдержаться. Подойдя к Энни поближе, он обнял ее рукой за талию. Декер, который явно собирался сказать что-то еще, закрыл рот. Энни не отстранилась, хотя Рик почувствовал, что она напряглась.
   – Спасибо, Оуэн, – вежливо проговорила Энни. – В таком случае я позвоню вам через несколько дней.
   Декер поднял затемненное стекло, вывел машину со двора и поехал по подъездной дорожке.
   Девчонки сбились в кучку и, призывно поглядывая на Рика, восторженно хихикали. Рик делал вид, что не замечает их многозначительных взглядов. Он давно к ним привык. Хизер как-то сообщила ему, что ее подружки считают его чрезвычайно сексапильным.
   – Папа, можно нам сразу пойти к Венере?
   – Ты порядок знаешь. Не визжать, не заходить в стойло, не делать резких движений. Венера еще не оправилась от ро-дов и беспокоится за жеребенка. – Он взглянул на Энни: – Хочешь тоже пойти?
   – Конечно, – ответила она, и девчонки, повернувшись, уставились на нее, даже не пытаясь скрыть любопытных, оценивающих взглядов. Вновь послышалось хихиканье, потом шепот.
   – Вовсе нет! – чуть громче, чем нужно, проговорила Хизер. – Она живет у нас в доме, и больше ничего.
   Рик бросил взгляд на Энни: губы ее кривились от смеха.
   – Эй, девочки! – крикнул он. – Я хочу познакомить вас с Энни Бекетт. Она писательница и фотограф. Энни, это подруги моей дочери: Мэгги, Эрин, Бетани и Тамара.
   Девчонки – все они были одинаково одеты и носили распущенные волосы – поздоровались с Энни и еще раз с любопытством переглянулись.
   – А о чем вы пишете? – спросила темноволосая Тамара. Рику она нравилась больше других. Он считал, что она умнее и выдержаннее остальных подружек Хизер.
   – Документальные повести, – ответила Энни.
   – Ну и скучища! – протянула Эрин.
   Эта, напротив, казалась Рику полной дурой.
   – Вовсе нет, – к его удивлению, вмешалась Хизер. – Она работает над одной клевой историей о солдате, который исчез в наших краях много лет назад. Видели бы вы его. Такой милашка!
   – Ну и ну! Льюис Хадсон – кумир молодежи, – прошептал Рик на ухо Энни и поспешно отстранился, заметив, что Энни собирается ткнуть его локтем в бок.
   На конюшне девчонки, как положено, поахали и поохали при виде смешного жеребенка женского пола с огромными глазищами, который неуклюже ковылял на длинных ножках, еще плохо умея с ними обращаться.
   – О Господи, – тихонько проговорила Энни, осторожно прижимаясь к Рику. – Всего несколько дней от роду, а смот-ои. как скачет.
   – Ты уже решила, как ее назовешь, принцесса? – громко обратился Рик к дочери.
   Подпрыгивая от возбуждения, Хизер ответила:
   – Мы говорили об этом по дороге сюда. Тамара советует назвать ее Титанией.
   – Какое красивое имя! Ты любишь Шекспира, Тамара? – спросила Энни.
   На лице девушки появилось недоуменное выражение.
   – Вообще-то я имела в виду пароход «Титаник». Ну, про него еще фильм поставили, знаете? Но Титаник – не женское имя, и мы придумали Титанию.
   – А... – протянула Энни.
   – А у Шекспира есть такое имя? – спросила Хизер.
   – Да, в комедии «Сон в летнюю ночь». Это королева эльфов.
   – По-моему, хорошее имя, принцесса. А ты как думаешь? Девчонки немного посовещались шепотом, после чего Хизер изрекла, обращаясь к жеребенку, с сильным британским акцентом:
   – Да. А посему нарекаю тебя Титанией. – И, хихикнув, добавила: – Красотка Титания. Вы только посмотрите на нее! Ну разве она не прелесть?!
   – Ну все, я больше не могу, – скорчив гримасу, прошептал Рик Энни и, обращаясь к Хизер, сказал: – Хизер, мы с Энни идем обратно домой. Вы с нами?
   – А можно еще немножко здесь побыть?
   – Конечно. Только не очень долго, а то Венера будет нервничать.
   И Рик с Энни не спеша направились к дому. Бак бежал за ними следом.
   У калитки Энни остановилась и, с наслаждением вздохнув, сказала:
   – Мне здесь ужасно нравится. Такой чистый воздух и такая тишина. Просто благодать... Даже для такой типичной горожанки, как я.
   Рик открыл калитку.
   – Я бы не смог жить в другом месте, здесь мой родной дом. А когда я умру, не возражал бы, чтобы меня похоронили на заднем дворе, под большим старым дубом.
   При этих словах улыбка Энни погасла. Она отвернулась.
   – Что случилось, Энни? – встревожился Рик.
   – Твои слова навели меня на одну мысль... Не скажу, на какую. Ты подумаешь, что я болтаю всякую чепуху.
   Взяв Энни за руку, Рик притянул ее к себе:
   – Ну что ты, Энни. Скажи.
   На лице Энни отразилось смущение.
   – Я просто подумала, как было бы хорошо, если бы Льюис погиб, будучи мужчиной. То есть, я хочу сказать, ужасно, если он умер, так и не узнав, какие чувства испытываешь, когда занимаешься любовью, как, например, мы. – Покраснев, она отвернулась. – Вот видишь? Я же говорила, что ничего умного не скажу.
   Рик помолчал, не зная, что ответить.
   – Но у него же была девушка, – заметил он наконец.
   – Их никогда не оставляли наедине настолько, чтобы они успели. – Взяв Рика за руку, Энни зашагала к дому. – Кроме того, Льюис был настоящим джентльменом и не стал бы ее компрометировать. Он подождал бы до свадьбы.
   – Но он был солдатом, а рядом с фортом наверняка обретались женщины, охочие до развлечений, – выдвинул предположение Рик. По правде говоря, ему было все равно, умер Хадсон девственником или нет, но видеть Энни такой грустной он не мог. – Так что не переживай. Твой солдатик как пить дать пару раз с кем-нибудь переспал.
   – Какой ты грубый! – воскликнула Энни, легонько стукнула Рика по руке и расхохоталась, а тому только того и надо было.
   Однако слова Энни заставили его задуматься над тем, что жизнь быстротечна и нужно наслаждаться каждым прожитым мгновением. А иначе какой в ней смысл? Да, Энни на многое открыла ему глаза.
   Поднявшись на крыльцо, они стали смотреть на солнце, висевшее над лесистым обрывом Холлоу. Прислонившись к несущей колонне, Энни обвела пальцем сердечко и инициалы, вырезанные на дереве много лет назад. В развевающемся светлом платье, залитая солнечным светом, она напоминала ангела.
   Рик подошел ближе, и она одарила его отнюдь не ангельским взглядом из-под полуопущенных ресниц. В ту же секунду Рика охватило такое страстное желание, что он поразился самому себе. О Господи! Нужно держать себя в руках, а то еще, чего доброго, займется с ней любовью прямо на крыльце. Он понимал, что страсть, которую он испытывает к Энни, в немалой степени объясняется чувством новизны, и все же никогда еще он ничего подобного не испытывал.
   – Кто этот пылкий поклонник? – спросила Энни, постукивая пальцем по неровно вырезанным буквам.
   – Мой прапрадед Джон. Он сделал прапрабабушке Ильзе предложение на том самом месте, где ты стоишь.
   – В самом деле? – восторженно воскликнула Энни и улыбнулась.
   – Да, это традиция. Дедушка Эдвард тоже сделал здесь предложение бабушке Элис, а папа – маме.
   – И ты тоже?
   Улыбка Рика погасла.
   – Я – нет. Может быть, поэтому моя семейная жизнь и не задалась. Я нарушил традицию.
   Энни бросила взгляд в сторону Холлоу:
   – Какое красивое и романтичное место!
   Рик придвинулся к Энни близко-близко, пока не почувствовал исходящий от нее сладкий ванильный запах, тепло ее тела, пока шаловливый ветерок не швырнул ему в лицо шелковистые пряди ее волос.
   – Думаю, стоя на этом месте, я ничем не рискую, – заметила Энни. – Ты ведь не станешь делать мне предложение.
   Она произнесла эти слова игривым тоном, однако Рику показалось, что тон ее несколько нарочитый, что его ответ для Энни очень важен. А впрочем, может быть, ему это только кажется.
   – Я подумываю кое над каким предложением, – проговорил Рик, и Энни, круто обернувшись, испуганно уставилась на него широко раскрытыми глазами.
   – Я предлагаю хорошенькой девушке поцеловать ее, если она ничего не имеет против.
   – А как же девчонки? – улыбнулась Энни. Рик огляделся:
   – Никого.
   – Значит, мы в безопасности.
   Повернувшись к Рику лицом, она обняла его и прижалась к нему всем телом, такая мягкая, теплая. Как же от нее всегда приятно пахнет, подумал Рик, какая она красивая, милая. Он поцеловал ее крепко-крепко, надеясь, что она поймет: чувства, которые он к ней испытывает, – это не только страсть, а нечто большее.
   Однако уже через секунду Энни отстранилась. Глаза ее были полузакрыты, щеки пылали. Она коснулась рукой его лица, провела пальцем по щеке, носу, губам.
   – Ты замечательный мужчина, Рюрик Магнуссон, – произнесла она и легонько стукнула его по заду, немало тем самым удивив. – Но с тобой я совершенно забываю, зачем сюда приехала. А надо бы помнить. А сейчас я должна идти: Льюис ждет, и нужно еще поработать.
   Рик кивнул. Энни повернулась и вошла в дом, а Рик так и остался стоять, глядя ей вслед.
   Вот черт! Она снова бросила его ради своего солдатика, которого давным-давно нет в живых...
 
   Работая в темной комнате – вообще-то это была крошечная ванная комната, расположенная на чердаке, – Энни слышала, как час назад или около того в дом вернулись девчонки. Не услышать их было невозможно: они топали, как стадо слонов.
   Энни окунула снимки в ванночки с химическим раствором и стала смотреть, как на них медленно начинает проступать изображение, сначала смутное, белесое, потом все более отчетливое. Это была последняя пленка, которую она отсняла в Холлоу, и проявить ее следовало уже давным-давно.
   Вздохнув, Энни принялась прикалывать готовые снимки прищепками к веревке, чтобы они просохли. Хотя ей нужно было быть в Монреале к октябрю – подвернулась работа пофотографировать для рекламного проспекта о путешествиях, – она никак не могла заставить себя заняться проявлением снимков, делом несложным, не требующим большой сообразительности. Не говоря уж о том, чтобы вплотную приступить к поискам Льюиса.
   Энни понимала, что, закончив работу над этой книгой, распрощается с Льюисом, а ей этого очень не хотелось, поскольку, несмотря на все разговоры о поисках правды и восстановлении истины, ее интерес к Льюису был в основном корыстным. И она прекрасно понимала почему. В жизни Энни все было преходящим. Она постоянно переезжала с места на место, быстро знакомилась с людьми и так же быстро с ними расставалась. Но в последние десять лет она чувствовала искреннюю привязанность и любовь к Льюису, его матери и его невесте Эмили. Эти чувства помогали ей заполнить царившую в ее душе пустоту, которую до настоящего времени невозможно было заполнить ничем.
   Но вот сейчас...
   Внезапно на глаза Энни навернулись слезы.
   – Дура! – выругала она себя, но это не помогло.
   В этот момент снизу, несмотря на закрытую дверь и два лестничных пролета, до нее донеслись громкие голоса, низкий мужской и истошный женский. Энни так и подмывало спуститься вниз, однако она себя пересилила.
   Ее эти разборки не касаются, кроме того, Рику вряд ли интересно знать, какого она мнения о его дочери. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что взбрыкивания Хизер вызваны в основном тем, что она до сих пор переживает из-за разрыва, произошедшего между ее родителями много лет назад.
   Внезапно на лестнице послышались торопливые шаги, и Энни поняла: сражение переместилось к ее двери. Поспешно приколов к веревке последний снимок, она перешла из темной комнаты в свою.
   Спустя секунду в комнату ворвалась Хизер и с размаху приземлилась на кровать, прямо на желтое ворсистое покрывало.
   – Ой! – взвизгнула Энни, а потом сделала то, чего от нее, собственно, и ждала Хизер, то есть спросила: – Что случилось?
   – Он меня ненавидит! Он не хочет видеть меня у себя в доме!
   – Полагаю, «он» – это твой отец?
   – Он даже выслушать меня не желает! Ничего мне не разрешает и...
   – Хизер! А ну-ка сейчас же спускайся вниз! Нечего надоедать Энни всякой чепухой!
   – Все в порядке, Рик! – крикнула Энни, услышав, как под ногами Рика скрипнула первая ступенька. – Можешь не подниматься. Хизер мне нисколько не мешает. Мы с ней немного поболтаем.
   – Пять минут, – бросил Рик, помолчав секунду. – А потом пусть спускается.
   Энни повернулась к Хизер. Та сидела, гордо вскинув голову. В голубых глазах блестели злые слезы.
   – Фюрер отдал приказ, – съязвила она.
   Не обращая внимания на ее тон, Энни спросила:
   – Чем он тебя так расстроил?
   – Не разрешил моим подружкам остаться на ночь. Говорит, у него слишком много работы. Все работа, работа, работа! А на меня у него ни минуты нет! Неудивительно, что мама от него сбежала. Даже Оуэн находит для меня время. Я ему так и сказала!
   «О Господи! « – ужаснулась Энни.
   Она уселась на кровать рядом с девочкой.
   – А ты спросила у отца заранее, можно ли твоим подружкам остаться на ночь?
   – Нет, но какое это имеет значение? Нам же в школу завтра не идти. Мы не хотим возвращаться домой. Мы хотим остаться. Я не буду ему мешать. – Хизер умоляюще взглянула на Энни. – Может, вы с ним поговорите?
   Только этого ей не хватало!
   – Хизер, постарайся встать на место своего отца. Четверо посторонних девчонок, свалившихся невесть откуда ему на голову, наверняка будут ему мешать, хотя ты и обещаешь, что вы будете вести себя тихо, как мышки.
   – Я хотела, чтобы он покатал нас на грузовике с сеном, как катал меня, когда я была маленькая, а он сказал, что у него нет времени. – Из глаз Хизер брызнули слезы. – Отлично! Если он не желает меня видеть, я больше к нему никогда не приеду!
   – Ну что ты, он хочет тебя видеть.
   – Нет, не хочет, и никогда не хотел. Он был вынужден жениться на маме. Вы об этом знаете?
   – Знаю. – Энни ласково стиснула Хизер руку. – Твой отец любит тебя, но ты своими претензиями мешаешь ему это показать. Тебе повезло. Хотела бы я иметь отца, с которым вот так могла бы спорить и ссориться. Хизер изумленно уставилась на нее:
   – А вы что, сирота?
   – Не совсем. Я из тех детей, которых посадили на шею государству.
   Энни произнесла последние слова деловым тоном, как ни в чем не бывало, однако душа ее привычно заныла. Как могла мать отказаться от собственного ребенка? Может быть, она посчитала ее слишком тупой или уродливой? Или слишком писклявой? Кто был ее отцом? Почему он тоже от нее отказался?
   – Вот это да! – воскликнула Хизер, по-прежнему глядя на Энни широко раскрытыми глазами. – И вы жили в сиротском приюте?
   – Нет. В разных семьях, согласившихся принять меня на воспитание. Я была не ребенок, а сущее наказание. Поскольку я не могла выместить злость на своей матери, я вымещала ее на других людях, тех, которые оказывались поблизости. Так что подолгу нигде не задерживалась.
   Со временем боль от того, что от нее отказались родители, немного поутихла, а детские фантазии о том, что родители потеряли ее и никак не могут найти, улетучились. Энни примирилась с тем, что она никому не нужна, хотя и сомневалась, что до конца сумеет подавить ярость при мысли о том, что ее предали.
   – А когда я училась в средней школе, ребята единодушно решили, что для меня самое лучшее – побыстрее умереть, – прибавила Энни.
   – Да вы что? – поразилась Хизер и шепотом спросила: – А вы пробовали наркотики и все прочее?
   – Да. Я баловалась наркотиками до тех пор, пока добрые люди не объяснили мне, что я могу загнать себя в могилу, но лучше чувствовать себя не стану и не накажу свою мать за то, что она меня бросила. А потом мне повезло. Когда мне исполнилось пятнадцать, одна работница сферы социальных проблем познакомила меня с общественницей, которая помогла мне изменить свою жизнь.
   Хизер внимательно слушала, ее гладкий лоб прорезала морщинка.
   – Люси Кантор занималась фотографией на любительском уровне, и она помогла мне сосредоточиться на чем-то еще, помимо моей злости, – продолжала Энни. – Я прошла курс лечения от наркозависимости, потом меня приняли на воспитание хорошие люди, дела в школе пошли на лад, а на последнем году обучения мне даже стали выдавать стипендию. Я навела порядок в своей жизни и никогда не оглядывалась назад.
   – Но все это так грустно!
   – Хизер, в жизни происходит множество вещей, над которыми дети не властны, как, например, ситуация с твоими родителями. Тебе может не нравиться то, что они разошлись, но, даже если ты будешь всю жизнь на них злиться, ты ничего не изменишь. А если сумеешь преодолеть свой гнев, тебе станет легче.
   Девочка отвернулась, пытаясь скрыть слезы.
   – Но это так трудно! Я пытаюсь забыть всю эту историю, но людям ведь рот не заткнешь. Они до сих пор судачат о том, что мама бросила папу, а он даже не попытался за нее постоять. Просто взял и отпустил ее.
   – Но из-за того, что ты будешь сердиться на своих родителей, они не станут жить вместе. Они по-прежнему будут в разводе, твоя мама будет жить с другим мужчиной, а твой отец по-прежнему будет трудиться дни напролет. Он не может иначе.
   – Но раньше у него находилось для меня время, – тихо заметила Хизер.
   – Оно и сейчас у него есть, но ты уже не маленькая и не имеешь права донимать его своими капризами. Ничего хоро-шего из этого не выйдет, отец только расстроится. Можешь мне верить, можешь нет, но иметь родителей, которые любят так сильно, что порой этой любовью выводят тебя из себя, – это здорово. – Заметив, что у Хизер глаза на мокром месте, Энни шутливо подтолкнула ее локтем. – А теперь иди. По-моему, пять минут, которые нам дали, давно истекли.
   Хизер спрыгнула с кровати. Энни тоже встала, глядя в пол.
   – Ну, папа, я уже собиралась спускаться! Тебе вовсе незачем было за мной приходить.
   Энни посмотрела на дверь – на пороге стоял Рик. Как зто она раньше не догадалась, что он может неслышно подкрасться? Он ведь не хуже ее знает все скрипучие ступеньки лестницы. Интересно, давно он тут стоит?
   – Я и не слышала, как ты поднялся, – спокойно произнесла она.
   – Похоже, вы слишком увлеченно болтали.
   Чувствуя, что между взрослыми что-то происходит, Хизер нахмурилась.
   – Марш в машину, юная леди, и перестань капризничать. Я этого не потерплю, и тебе это отлично известно.
   Хизер открыла было рот, однако возражать не стала, лишь тяжело вздохнула.
   – А можно, я у тебя переночую со своими подружками? Не в следующую пятницу, потому что мне придется сидеть с Джейсоном, а через одну?