Мишель Жеро
Жаркая ночь
Пролог
12 сентября 1832 года.
Янгстаун, штат Огайо
О, как я мечтаю о том, чтобы поскорее наступил мир, пришел конец гнетущей неизвестности! Помогите найти нашего сына, сэр! Успокойте разбитое горем материнское сердце, верните моего мальчика домой».
Из письма миссис Августины Хадсон полковнику Закари Тейлору
13 апреля.
Ферма Блэкхок-Холлоу,
Магнуссон-роуд,
Уорфилд, штат Висконсин
Уважаемый мистер Магнуссон!
Мы с вами незнакомы, но я искренне надеюсь, что вы найдете минутку, чтобы прочесть мое письмо и обдумать ответ на нижеследующее предложение. Как вы поймете из прилагаемой книги, я работаю фотографом и пишу документальные повести.
Последние десять лет я тружусь над книгой о военных действиях в штате Висконсин в 1832 году, известных под названием «война Черного Ястреба». Меня интересует один эпизод, произошедший – о чем мне достоверно известно – на принадлежащей вам территории, которая сейчас носит название Блэкхок-Холлоу[1]. И я прошу у вас разрешения обследовать и сфотографировать это место. Работа моя не займет много времени. Я сделаю серию снимков, посещу местные музеи и пороюсь в библиотеках.
Мне очень хочется закончить эту книгу. Я запланировала свою поездку на июль, поэтому буду вам чрезвычайно признательна, если вы мне ответите как можно скорее.
Искренне ваша,
Аннора Бекетт, автор и фотограф книги
«Романтика маршрута 66», издательство
«Хэннеман-Пресс».
24 апреля.
85, Честерфилд-стрит, 3В.
Колумбус, штат Огайо
Уважаемая мисс Бекетт!
Я и в самом деле владею парой акров леса в поместье под названием Блэкхок-Холлоу, однако старый вождь Черный Ястреб никогда здесь не был, что бы там ни утверждалось в легендах. Поездка в наши края станет пустой тратой времени, так что не стоит беспокоиться. Отсылаю назад вашу книгу – дельная работа.
С уважением, Р. Магнуссон.
30 апреля
Уважаемый мистер Магнуссон!
Приношу свои извинения за то, что ввела вас в заблуждение. Я пишу книгу не о вожде, которого звали Черный Ястреб, а о молодом офицере, принимавшем участие в той войне. Поскольку в первоначальных источниках несколько раз упоминалось о Блэкхок-Холлоу, я бы очень хотела посетить ваши земли. Посылаю вам еще одну книгу, на сей раз посвященную истории конноспортивных состязаний, чтобы вы смогли воочию убедиться, что моя работа носит лишь исследовательский характер и не может вам помешать.
Прошу вас еще раз обдумать мою просьбу.
Искренне ваша, Аннора Бекетт.
10 мая
Мисс Бекетт!
Благодарю за то, что сначала просите разрешения вторгнуться в мои владения, однако Блэкхок-Холлоу то место, где я обычно пасу своих коров, и я не желаю, чтобы незнакомые люди мне мешали. И вообще июль мне не подходит. Возвращаю и эту вашу книгу. Похоже, она неплохая, однако у меня нет времени ее читать, а я взял себе за правило никогда не принимать подарков от людей, которым от меня что-то нужно.
Р. Магнуссон.
30 мая
Уважаемый мистер Магнуссон!
Извините за то, что припозднилась с ответом, но в последнее время мне приходится много разъезжать. Ничего не поделаешь, работа! Кроме того, я не знала, как ответить на ваше письмо. По роду своей деятельности мне доводилось общаться и с погонщиками скота, и с водителями-дальнобойщиками, и с проводниками поездов. Помимо того, я писала статьи для журналов, а для сбора материала мне приходилось проезжать по самым разнообразным историческим маршрутам. Так что я буду пытаться убедить вас сотрудничать со мной до тех пор, пока мы не договоримся о приемлемых для вас условиях.
Жаль, что вы сочли книги, которые я вам послала, чем-то вроде взятки. Я всего лишь стремилась убедить вас в серьезности моих намерений. Единственная моя цель – это сделать снимки, которые дополнят текст моей книги.
Обещаю, что ни вы, ни ваши коровы даже не заметите, что я нахожусь поблизости. Взамен книг предлагаю вам денежную компенсацию: половину по приезде в Холлоу, а оставшуюся часть – после завершения моей работы. Я обычно плачу, если мне приходится отнимать у людей время. Не думайте, что я пытаюсь вас подкупить, мистер Магнуссон. Считайте, что мы заключили контракт и я наняла вас помочь завершить проект.
Если июль вам не подходит, я могу приехать в августе, однако предпочла бы не откладывать поездку на более поздний срок. Уверяю вас в искренности своих намерений. С нетерпением жду ответа.
Искренне ваша, Аннора Бекетт.
10 июня
Мисс Бекетт!
А вы, однако, настырная особа. Что ж, считайте, вам удалось меня убедить. Что касается денег, то даже не знаю... Откровенно говоря, смахивает на взятку. Сколько времени вы собираетесь пробыть в Холлоу? Дела на ферме отнимают массу времени, и не хочется, чтобы мне мешали.
Рик.
15 июня
Рик!
Письмо это будет коротким, поскольку мне нужно срочно уезжать по делам. Прочитав ваше последнее письмо, я от души посмеялась. Надо же, вы сочли меня настырной! А я совсем не такая, просто мне очень хочется закончить свою работу, над которой я самозабвенно трудилась долгие годы. Очередное упоминание о взятке убеждает меня в том, что не я одна упряма. Так вот, предлагаю денежную компенсацию за причиненные неудобства. Если хотите, мы можем обсудить это позднее. Теперь относительно сроков моего пребывания в Холлоу; думаю, для завершения работы мне потребуется шесть – восемь недель. Я всегда работаю добросовестно. Вещей у меня будет не много: чемодан да фотоаппаратура. Кстати, поскольку вы разрешаете приехать в Холлоу, то мне потребуется пристанище. Есть ли в самом Уорфилде или в его окрестностях приличные гостиницы или места, где можно получить ночлег и завтрак?
Полагаю, у вас все в порядке. Слышала по радио, что в последнее время на Среднем Западе часто идут дожди. Надеюсь, они не причиняют вам слишком много неприятностей.
Прошу вас ответить как можно скорее, чтобы я могла начать подготовку к отъезду.
С наилучшими пожеланиями, Энни Бекетт.
23 июня
Мисс Бекетт!
Надеюсь, дела ваши идут успешно. Дождя бы нам не помешало, однако, похоже, пока его не предвидится. Поскольку вы настаиваете на своем приезде и поскольку июль ничуть не хуже любого другого месяца, даю свое согласие на то, чтобы вы поработали в Холлоу и дописали свою книгу, при условии, что это не будет меня беспокоить. Что касается денег, думаю, они никогда не бывают лишними. Насчет гостиниц ничего не могу вам сказать. Я вырвал для вас несколько страниц из телефонной книги. Дайте мне знать, когда приедете. Дверь в доме всегда открыта, но я должен буду привязать собаку. Она кусается. Каждое утро с шести часов я нахожусь в коровнике и часто не появляюсь дома дотемна. Так что, если я вам понадоблюсь, оставьте записку у кофеварки. Я вас разыщу.
Рик,
28 июня
Рик!
Я просто счастлива, что мы договорились. Мой самолет прибывает в Мадисон 20 июля. Пожалуйста, привяжите свою собаку. Мне приходилось спасаться бегством от этих животных бессчетное количество раз. Обещаю, я не причиню вам беспокойства. Честное слово! Что касается денег, то предлагаю вам компенсацию в 3000 долларов. Надеюсь, этого будет достаточно. Я снова уезжаю по делам и вернусь в город только 19 июля, так что это мое последнее письмо. И вы не сможете изменить своего решения!
Да, большое вам спасибо за список гостиниц. Не густо, почти не из чего выбрать, ну да ничего. Надеюсь, скоро у вас пойдут дожди.
Энни.
Янгстаун, штат Огайо
О, как я мечтаю о том, чтобы поскорее наступил мир, пришел конец гнетущей неизвестности! Помогите найти нашего сына, сэр! Успокойте разбитое горем материнское сердце, верните моего мальчика домой».
Из письма миссис Августины Хадсон полковнику Закари Тейлору
13 апреля.
Ферма Блэкхок-Холлоу,
Магнуссон-роуд,
Уорфилд, штат Висконсин
Уважаемый мистер Магнуссон!
Мы с вами незнакомы, но я искренне надеюсь, что вы найдете минутку, чтобы прочесть мое письмо и обдумать ответ на нижеследующее предложение. Как вы поймете из прилагаемой книги, я работаю фотографом и пишу документальные повести.
Последние десять лет я тружусь над книгой о военных действиях в штате Висконсин в 1832 году, известных под названием «война Черного Ястреба». Меня интересует один эпизод, произошедший – о чем мне достоверно известно – на принадлежащей вам территории, которая сейчас носит название Блэкхок-Холлоу[1]. И я прошу у вас разрешения обследовать и сфотографировать это место. Работа моя не займет много времени. Я сделаю серию снимков, посещу местные музеи и пороюсь в библиотеках.
Мне очень хочется закончить эту книгу. Я запланировала свою поездку на июль, поэтому буду вам чрезвычайно признательна, если вы мне ответите как можно скорее.
Искренне ваша,
Аннора Бекетт, автор и фотограф книги
«Романтика маршрута 66», издательство
«Хэннеман-Пресс».
24 апреля.
85, Честерфилд-стрит, 3В.
Колумбус, штат Огайо
Уважаемая мисс Бекетт!
Я и в самом деле владею парой акров леса в поместье под названием Блэкхок-Холлоу, однако старый вождь Черный Ястреб никогда здесь не был, что бы там ни утверждалось в легендах. Поездка в наши края станет пустой тратой времени, так что не стоит беспокоиться. Отсылаю назад вашу книгу – дельная работа.
С уважением, Р. Магнуссон.
30 апреля
Уважаемый мистер Магнуссон!
Приношу свои извинения за то, что ввела вас в заблуждение. Я пишу книгу не о вожде, которого звали Черный Ястреб, а о молодом офицере, принимавшем участие в той войне. Поскольку в первоначальных источниках несколько раз упоминалось о Блэкхок-Холлоу, я бы очень хотела посетить ваши земли. Посылаю вам еще одну книгу, на сей раз посвященную истории конноспортивных состязаний, чтобы вы смогли воочию убедиться, что моя работа носит лишь исследовательский характер и не может вам помешать.
Прошу вас еще раз обдумать мою просьбу.
Искренне ваша, Аннора Бекетт.
10 мая
Мисс Бекетт!
Благодарю за то, что сначала просите разрешения вторгнуться в мои владения, однако Блэкхок-Холлоу то место, где я обычно пасу своих коров, и я не желаю, чтобы незнакомые люди мне мешали. И вообще июль мне не подходит. Возвращаю и эту вашу книгу. Похоже, она неплохая, однако у меня нет времени ее читать, а я взял себе за правило никогда не принимать подарков от людей, которым от меня что-то нужно.
Р. Магнуссон.
30 мая
Уважаемый мистер Магнуссон!
Извините за то, что припозднилась с ответом, но в последнее время мне приходится много разъезжать. Ничего не поделаешь, работа! Кроме того, я не знала, как ответить на ваше письмо. По роду своей деятельности мне доводилось общаться и с погонщиками скота, и с водителями-дальнобойщиками, и с проводниками поездов. Помимо того, я писала статьи для журналов, а для сбора материала мне приходилось проезжать по самым разнообразным историческим маршрутам. Так что я буду пытаться убедить вас сотрудничать со мной до тех пор, пока мы не договоримся о приемлемых для вас условиях.
Жаль, что вы сочли книги, которые я вам послала, чем-то вроде взятки. Я всего лишь стремилась убедить вас в серьезности моих намерений. Единственная моя цель – это сделать снимки, которые дополнят текст моей книги.
Обещаю, что ни вы, ни ваши коровы даже не заметите, что я нахожусь поблизости. Взамен книг предлагаю вам денежную компенсацию: половину по приезде в Холлоу, а оставшуюся часть – после завершения моей работы. Я обычно плачу, если мне приходится отнимать у людей время. Не думайте, что я пытаюсь вас подкупить, мистер Магнуссон. Считайте, что мы заключили контракт и я наняла вас помочь завершить проект.
Если июль вам не подходит, я могу приехать в августе, однако предпочла бы не откладывать поездку на более поздний срок. Уверяю вас в искренности своих намерений. С нетерпением жду ответа.
Искренне ваша, Аннора Бекетт.
10 июня
Мисс Бекетт!
А вы, однако, настырная особа. Что ж, считайте, вам удалось меня убедить. Что касается денег, то даже не знаю... Откровенно говоря, смахивает на взятку. Сколько времени вы собираетесь пробыть в Холлоу? Дела на ферме отнимают массу времени, и не хочется, чтобы мне мешали.
Рик.
15 июня
Рик!
Письмо это будет коротким, поскольку мне нужно срочно уезжать по делам. Прочитав ваше последнее письмо, я от души посмеялась. Надо же, вы сочли меня настырной! А я совсем не такая, просто мне очень хочется закончить свою работу, над которой я самозабвенно трудилась долгие годы. Очередное упоминание о взятке убеждает меня в том, что не я одна упряма. Так вот, предлагаю денежную компенсацию за причиненные неудобства. Если хотите, мы можем обсудить это позднее. Теперь относительно сроков моего пребывания в Холлоу; думаю, для завершения работы мне потребуется шесть – восемь недель. Я всегда работаю добросовестно. Вещей у меня будет не много: чемодан да фотоаппаратура. Кстати, поскольку вы разрешаете приехать в Холлоу, то мне потребуется пристанище. Есть ли в самом Уорфилде или в его окрестностях приличные гостиницы или места, где можно получить ночлег и завтрак?
Полагаю, у вас все в порядке. Слышала по радио, что в последнее время на Среднем Западе часто идут дожди. Надеюсь, они не причиняют вам слишком много неприятностей.
Прошу вас ответить как можно скорее, чтобы я могла начать подготовку к отъезду.
С наилучшими пожеланиями, Энни Бекетт.
23 июня
Мисс Бекетт!
Надеюсь, дела ваши идут успешно. Дождя бы нам не помешало, однако, похоже, пока его не предвидится. Поскольку вы настаиваете на своем приезде и поскольку июль ничуть не хуже любого другого месяца, даю свое согласие на то, чтобы вы поработали в Холлоу и дописали свою книгу, при условии, что это не будет меня беспокоить. Что касается денег, думаю, они никогда не бывают лишними. Насчет гостиниц ничего не могу вам сказать. Я вырвал для вас несколько страниц из телефонной книги. Дайте мне знать, когда приедете. Дверь в доме всегда открыта, но я должен буду привязать собаку. Она кусается. Каждое утро с шести часов я нахожусь в коровнике и часто не появляюсь дома дотемна. Так что, если я вам понадоблюсь, оставьте записку у кофеварки. Я вас разыщу.
Рик,
28 июня
Рик!
Я просто счастлива, что мы договорились. Мой самолет прибывает в Мадисон 20 июля. Пожалуйста, привяжите свою собаку. Мне приходилось спасаться бегством от этих животных бессчетное количество раз. Обещаю, я не причиню вам беспокойства. Честное слово! Что касается денег, то предлагаю вам компенсацию в 3000 долларов. Надеюсь, этого будет достаточно. Я снова уезжаю по делам и вернусь в город только 19 июля, так что это мое последнее письмо. И вы не сможете изменить своего решения!
Да, большое вам спасибо за список гостиниц. Не густо, почти не из чего выбрать, ну да ничего. Надеюсь, скоро у вас пойдут дожди.
Энни.
Глава 1
«27 июня 1832 года.
Диксон, штат Иллинойс, на переправе
Мы готовимся выступать, так что я должен быть краток, чтобы успеть отправить вам весточку. Я прочел ваше последнее письмо и прошу вас, дорогая матушка, не беспокоиться о моем здоровье. Погода стоит теплая и ясная, зверья вокруг полно – вот бы отцу здесь поохотиться! – и настроение у меня превосходное. Места эти красивы настолько, что просто дух захватывает. Посылаю вам несколько рисунков, чтобы вы смогли моими глазами увидеть голубые реки и высокие колышущиеся травы. Передайте сестренкам, что я их очень люблю, а Эмили скажите, что рубашка просто великолепна и я ношу ее с гордостью. Надеюсь вернуться домой к Рождеству, и тогда исполнятся самые сокровенные мечты моей ненаглядной.
С любовью, ваш послушный сын Льюис».
Из письма Льюиса Хадсона своей матери Августине
– Ох!
У Рика Магнуссона даже дыхание перехватило от острой боли, пронзившей большой палец ноги. Он резко выпрямился, и горячий кофе выплеснулся из чашки прямо ему на руку.
– Черт!
Его резкий возглас нарушил тишину рассвета и вспугнул двух голубков, ворковавших на перилах крыльца. Взмахнув крыльями, они шумно взмыли ввысь. Стукнувшись голым пальцем об оторвавшуюся от крыльца доску, Рик еще не до конца проснулся – как-никак всего половина шестого утра, – но уж когда огненная жидкость обожгла ему руку, сна как не бывало.
Вытерев руку о джинсы, Рик с отвращением посмотрел на пол и в десятый раз в течение этого лета напомнил себе, что нужно будет поправить проклятую доску, как только у него появится немного свободного времени и денег.
Напоследок чертыхнувшись себе под нос, Рик похромал в самый дальний угол широкого крыльца и, подпрыгнув, уселся на перекладину. Облокотившись о резной столбик, он принялся прихлебывать кофе, глядя, как лучи восходящего солнца заливают нежным золотистым светом все двести двадцать акров его владений.
В зыбком мареве выжженные солнцем проплешины на поле были не так заметны, но все равно было видно, что пшеница в этом году почти на фут ниже, чем обычно бывает в этом месяце, и что она сухая, как порох. Не приведи Господи, упадет какая-нибудь искра – весь урожай сгорит дотла.
По деревянному настилу застучали коготки, и Рик, глянув вниз, увидел, что к нему направляется Бак – собака породы колли.
– И все-таки ты должен признать, – проговорил он, отставив чашку и потрепав собаку по холке, покрытой густой длинной шерстью, – что во всем мире не сыскать такой красоты, как у нас.
Бак, однако, был глубоко безразличен к красотам природы. Для него поля были не чем иным, как отличным местом для охоты на мышей. Сейчас же он сидел, высунув язык, и смотрел своими блестящими глазами на хозяина, явно намекая на то, что неплохо бы положить в миску еды, а потом, по пути к коровнику, побросать ему палочку.
– Может, позже, приятель, – пообещал Рик, и Бак ответил восторженным лаем. Рик глубоко вдохнул в себя знакомый сладковатый запах сена, который принес с собой легкий утренний ветерок. Тот же ветерок донес до него и протяжное мычание из коровника. Все ясно. Пора отрывать задницу от перекладины и начинать утреннюю дойку своего стада в сорок голов, после этого починить крышу гаража, потом установить на «Джоне Дире» радиатор – трактора нынче делают ни к черту, – а после быстрого ленча накормить лошадей бельгийской породы, вывести их, как обычно, поразмяться, а потом снова подоить коров.
Обычный рабочий день на ферме Блэкхок-Холлоу.
Сейчас же он наслаждался редкими минутами отдыха, попивая кофе и жуя кислое яблоко, сорванное с собственной яблони, предварительно нарезав его перочинным ножиком на ломтики.
Вот это жизнь! Ни тебе дурацкого нормированного рабочего дня, ни идиотов начальников, которые постоянно будут тебя доставать. Занятие сельским хозяйством не для тех, кому нужны быстрая прибыль и мгновенный результат, и не для тех, кто боится испортить потом шикарную рубашку, но в нем, несомненно, есть своя прелесть.
Как, например, сейчас. Даже состарившись, он будет обозревать свои земли, чувствуя в душе глубокое удовлетворение. Прав был отец, когда говорил: «Все, что заработаешь, – твое, и никто этого у тебя не отнимет». Во всяком случае, ты этого не отдашь без борьбы. А если вдруг почувствуешь, что грядут какие-то невзгоды, будешь работать еще усерднее, чтобы их предотвратить. Так уже бывало.
Это навело Рика на мысль о настырной писательнице и ее дурацком предложении. Не следовало соглашаться, он это с самого начала чувствовал.
Рик решительно выпрямился.
– Не нужны нам, черт побери, ее деньги, – сказал он Баку, и собака насторожила уши. – Среди Магнуссонов никогда не было попрошаек.
Собака забила своим пушистым хвостом по крыльцу, потом перекатилась на спину, скрестила лапы и жалобно заскулила, прося подачку. Усмехнувшись, Рик покачал головой и почесал Бака по животу.
– Разве что среди их собак они были.
Приласкав пса в последний раз, Рик взглянул на небо: оно из серого постепенно становилось голубым. Похоже, уже около шести, пора приниматься за работу.
Но сначала нужно позвонить, чтобы все расставить по своим местам.
О Господи! Что за жизнь!
Подавив зевок – угораздило же подняться в такую рань, – Энни Бекетт направилась на кухню, аккуратно лавируя между раскиданными по полу гостиной коробками и чемоданами.
Вчера вечером, вернувшись из Санта-Фе, она не стала распаковывать чемоданы. Зачем? Ведь утром ей снова предстояло ехать в международный аэропорт Колумбуса. Половина чемоданов стояли открытыми: предстояла обязательная проверка оборудования, которую Энни проводила перед каждой поездкой. Процедура нудная, однако без нее не обойтись. Вдруг посчастливится сделать какой-нибудь потрясающий снимок, а он не получится, потому что поцарапаны линзы или сели батарейки. Нет, ничего подобного Энни допустить не могла.
Очутившись в крохотной кухоньке, Энни поставила на плиту чайник, после чего вытащила из буфета кружку и еще не начатый пакет ароматизированного чая. Открыла его – и сразу же помещение наполнилось острым запахом апельсина и корицы.
Еще раз зевнув, Энни быстро просмотрела лежавшую на подоконнике стопку корреспонденции. Обычные счета, которые нужно будет оплатить за несколько месяцев вперед и отослать; несколько писем – их Энни отложила, с тем чтобы ответить на них в аэропорту или в самолете – и письма от фермера из штата Висконсин, написанные корявым почерком на почтовой бумаге, купленной в магазине Доу «Корма и семена».
Рюрик Магнуссон...
Такое имя больше подходит парню, который наверняка носит грязные джинсы, щеголяет темным загаром и любит жевать табак, а не деревенскому простаку преклонных лет, который, как явствует из его коротких и не слишком вежливых писем, живет один и ревностно охраняет свое одиночество и удобный для него распорядок дня.
Дожидаясь, пока закипит чайник, Энни отправилась в гостиную, прихватив с собой корреспонденцию, и уселась, скрестив ноги, на полу рядом со столом. Пододвинув к себе кожаный дипломат, она сунула бумаги в первое отделение, после чего открыла свою картотеку и принялась сортировать карточки, на которых записывала информацию, имевшую отношение к лейтенанту Хадсону.
Если повезет, она делает это в последний раз.
Какая ирония судьбы – разыскивать родную мать, а найти лейтенанта Льюиса Хадсона! Льюис оказался ее дальним родственником. Августина Хадсон не прекращала разыскивать сына в течение тридцати лет. Жаль, что мать Энни не унаследовала от своей прародительницы ее великолепного материнского инстинкта.
Послышался свист чайника, и одновременно раздался телефонный звонок. Энни ошеломленно взглянула на часы. Тот, кто звонит в такую рань, либо ошибся номером, либо человек, с которым ей не хочется общаться.
Энни направилась на кухню, предоставив автоответчику разбираться со звонком. Едва она успела выключить газ, как из маленькой комнатки донесся незнакомый низкий мужской голос:
– Мисс Бекетт, это Рик Магнуссон с фермы Блэкхок-Холлоу.
Энни замерла, вцепившись в ручку чайника.
– Я звоню по поводу вашего визита. Обстоятельства изменились, и я не смогу вас принять. Сожалею, что сообщаю об этом так поздно. Если вдруг не сможете сдать билет, я... гм... вам за него заплачу, если, конечно, ваше издательство не возместит вам убытки. – Поколебавшись, мужчина решительно добавил: – До свидания.
Пленка пикнула и начала перематываться. Тихонько выругавшись, Энни плюхнула чайник обратно на плиту.
Ах сукин сын! Да как он смеет так с ней поступать после титанических усилий, которые она приложила, чтобы его умаслить!
Ну уж нет! Так просто он не отделается.
Диксон, штат Иллинойс, на переправе
Мы готовимся выступать, так что я должен быть краток, чтобы успеть отправить вам весточку. Я прочел ваше последнее письмо и прошу вас, дорогая матушка, не беспокоиться о моем здоровье. Погода стоит теплая и ясная, зверья вокруг полно – вот бы отцу здесь поохотиться! – и настроение у меня превосходное. Места эти красивы настолько, что просто дух захватывает. Посылаю вам несколько рисунков, чтобы вы смогли моими глазами увидеть голубые реки и высокие колышущиеся травы. Передайте сестренкам, что я их очень люблю, а Эмили скажите, что рубашка просто великолепна и я ношу ее с гордостью. Надеюсь вернуться домой к Рождеству, и тогда исполнятся самые сокровенные мечты моей ненаглядной.
С любовью, ваш послушный сын Льюис».
Из письма Льюиса Хадсона своей матери Августине
– Ох!
У Рика Магнуссона даже дыхание перехватило от острой боли, пронзившей большой палец ноги. Он резко выпрямился, и горячий кофе выплеснулся из чашки прямо ему на руку.
– Черт!
Его резкий возглас нарушил тишину рассвета и вспугнул двух голубков, ворковавших на перилах крыльца. Взмахнув крыльями, они шумно взмыли ввысь. Стукнувшись голым пальцем об оторвавшуюся от крыльца доску, Рик еще не до конца проснулся – как-никак всего половина шестого утра, – но уж когда огненная жидкость обожгла ему руку, сна как не бывало.
Вытерев руку о джинсы, Рик с отвращением посмотрел на пол и в десятый раз в течение этого лета напомнил себе, что нужно будет поправить проклятую доску, как только у него появится немного свободного времени и денег.
Напоследок чертыхнувшись себе под нос, Рик похромал в самый дальний угол широкого крыльца и, подпрыгнув, уселся на перекладину. Облокотившись о резной столбик, он принялся прихлебывать кофе, глядя, как лучи восходящего солнца заливают нежным золотистым светом все двести двадцать акров его владений.
В зыбком мареве выжженные солнцем проплешины на поле были не так заметны, но все равно было видно, что пшеница в этом году почти на фут ниже, чем обычно бывает в этом месяце, и что она сухая, как порох. Не приведи Господи, упадет какая-нибудь искра – весь урожай сгорит дотла.
По деревянному настилу застучали коготки, и Рик, глянув вниз, увидел, что к нему направляется Бак – собака породы колли.
– И все-таки ты должен признать, – проговорил он, отставив чашку и потрепав собаку по холке, покрытой густой длинной шерстью, – что во всем мире не сыскать такой красоты, как у нас.
Бак, однако, был глубоко безразличен к красотам природы. Для него поля были не чем иным, как отличным местом для охоты на мышей. Сейчас же он сидел, высунув язык, и смотрел своими блестящими глазами на хозяина, явно намекая на то, что неплохо бы положить в миску еды, а потом, по пути к коровнику, побросать ему палочку.
– Может, позже, приятель, – пообещал Рик, и Бак ответил восторженным лаем. Рик глубоко вдохнул в себя знакомый сладковатый запах сена, который принес с собой легкий утренний ветерок. Тот же ветерок донес до него и протяжное мычание из коровника. Все ясно. Пора отрывать задницу от перекладины и начинать утреннюю дойку своего стада в сорок голов, после этого починить крышу гаража, потом установить на «Джоне Дире» радиатор – трактора нынче делают ни к черту, – а после быстрого ленча накормить лошадей бельгийской породы, вывести их, как обычно, поразмяться, а потом снова подоить коров.
Обычный рабочий день на ферме Блэкхок-Холлоу.
Сейчас же он наслаждался редкими минутами отдыха, попивая кофе и жуя кислое яблоко, сорванное с собственной яблони, предварительно нарезав его перочинным ножиком на ломтики.
Вот это жизнь! Ни тебе дурацкого нормированного рабочего дня, ни идиотов начальников, которые постоянно будут тебя доставать. Занятие сельским хозяйством не для тех, кому нужны быстрая прибыль и мгновенный результат, и не для тех, кто боится испортить потом шикарную рубашку, но в нем, несомненно, есть своя прелесть.
Как, например, сейчас. Даже состарившись, он будет обозревать свои земли, чувствуя в душе глубокое удовлетворение. Прав был отец, когда говорил: «Все, что заработаешь, – твое, и никто этого у тебя не отнимет». Во всяком случае, ты этого не отдашь без борьбы. А если вдруг почувствуешь, что грядут какие-то невзгоды, будешь работать еще усерднее, чтобы их предотвратить. Так уже бывало.
Это навело Рика на мысль о настырной писательнице и ее дурацком предложении. Не следовало соглашаться, он это с самого начала чувствовал.
Рик решительно выпрямился.
– Не нужны нам, черт побери, ее деньги, – сказал он Баку, и собака насторожила уши. – Среди Магнуссонов никогда не было попрошаек.
Собака забила своим пушистым хвостом по крыльцу, потом перекатилась на спину, скрестила лапы и жалобно заскулила, прося подачку. Усмехнувшись, Рик покачал головой и почесал Бака по животу.
– Разве что среди их собак они были.
Приласкав пса в последний раз, Рик взглянул на небо: оно из серого постепенно становилось голубым. Похоже, уже около шести, пора приниматься за работу.
Но сначала нужно позвонить, чтобы все расставить по своим местам.
О Господи! Что за жизнь!
Подавив зевок – угораздило же подняться в такую рань, – Энни Бекетт направилась на кухню, аккуратно лавируя между раскиданными по полу гостиной коробками и чемоданами.
Вчера вечером, вернувшись из Санта-Фе, она не стала распаковывать чемоданы. Зачем? Ведь утром ей снова предстояло ехать в международный аэропорт Колумбуса. Половина чемоданов стояли открытыми: предстояла обязательная проверка оборудования, которую Энни проводила перед каждой поездкой. Процедура нудная, однако без нее не обойтись. Вдруг посчастливится сделать какой-нибудь потрясающий снимок, а он не получится, потому что поцарапаны линзы или сели батарейки. Нет, ничего подобного Энни допустить не могла.
Очутившись в крохотной кухоньке, Энни поставила на плиту чайник, после чего вытащила из буфета кружку и еще не начатый пакет ароматизированного чая. Открыла его – и сразу же помещение наполнилось острым запахом апельсина и корицы.
Еще раз зевнув, Энни быстро просмотрела лежавшую на подоконнике стопку корреспонденции. Обычные счета, которые нужно будет оплатить за несколько месяцев вперед и отослать; несколько писем – их Энни отложила, с тем чтобы ответить на них в аэропорту или в самолете – и письма от фермера из штата Висконсин, написанные корявым почерком на почтовой бумаге, купленной в магазине Доу «Корма и семена».
Рюрик Магнуссон...
Такое имя больше подходит парню, который наверняка носит грязные джинсы, щеголяет темным загаром и любит жевать табак, а не деревенскому простаку преклонных лет, который, как явствует из его коротких и не слишком вежливых писем, живет один и ревностно охраняет свое одиночество и удобный для него распорядок дня.
Дожидаясь, пока закипит чайник, Энни отправилась в гостиную, прихватив с собой корреспонденцию, и уселась, скрестив ноги, на полу рядом со столом. Пододвинув к себе кожаный дипломат, она сунула бумаги в первое отделение, после чего открыла свою картотеку и принялась сортировать карточки, на которых записывала информацию, имевшую отношение к лейтенанту Хадсону.
Если повезет, она делает это в последний раз.
Какая ирония судьбы – разыскивать родную мать, а найти лейтенанта Льюиса Хадсона! Льюис оказался ее дальним родственником. Августина Хадсон не прекращала разыскивать сына в течение тридцати лет. Жаль, что мать Энни не унаследовала от своей прародительницы ее великолепного материнского инстинкта.
Послышался свист чайника, и одновременно раздался телефонный звонок. Энни ошеломленно взглянула на часы. Тот, кто звонит в такую рань, либо ошибся номером, либо человек, с которым ей не хочется общаться.
Энни направилась на кухню, предоставив автоответчику разбираться со звонком. Едва она успела выключить газ, как из маленькой комнатки донесся незнакомый низкий мужской голос:
– Мисс Бекетт, это Рик Магнуссон с фермы Блэкхок-Холлоу.
Энни замерла, вцепившись в ручку чайника.
– Я звоню по поводу вашего визита. Обстоятельства изменились, и я не смогу вас принять. Сожалею, что сообщаю об этом так поздно. Если вдруг не сможете сдать билет, я... гм... вам за него заплачу, если, конечно, ваше издательство не возместит вам убытки. – Поколебавшись, мужчина решительно добавил: – До свидания.
Пленка пикнула и начала перематываться. Тихонько выругавшись, Энни плюхнула чайник обратно на плиту.
Ах сукин сын! Да как он смеет так с ней поступать после титанических усилий, которые она приложила, чтобы его умаслить!
Ну уж нет! Так просто он не отделается.
Глава 2
«20 июля 1832 года. Территория Мичиган
Если бы эта земля принадлежала мне, я бы тоже яростно за нее сражался. Сайрус называет меня философствующим идиотом, но я симпатизирую нашему противнику».
Из письма лейтенанта Льюиса Хадсона своей матери Августине
Энни дважды свернула не туда, прежде чем выехала на Магнуссон-роуд, и теперь, тащась за ползущим посередине дороги трактором, за рулем которого восседал облаченный в рабочий комбинезон коротышка, читала фамилии на почтовых ящиках, установленных вдоль узкой ухабистой дороги.
– Ну слава Богу! – с облегчением вздохнула она, углядев фамилию Магнуссон, начертанную корявыми черными буквами.
Прищурившись – вечернее солнце било прямо в глаза, – Энни прочитала надпись пониже: «Ферма Блэкхок-Холлоу».
Она свернула на покрытую гравием, тряскую дорогу. Дом и надворные постройки располагались примерно в полумиле от нее. Большая часть дома была скрыта высоченными, как мачты, соснами и огромными дубами, создавалось впечатление, что они стоят здесь еще с мелового периода.
– Вот это да! – восхищенно пробормотала Энни, останавливая взятую напрокат малолитражку перед самым большим домом викторианской эпохи, который ей когда-либо доводилось видеть.
Это было просторное строение с облупившейся белой краской, возведенное еще в те времена, когда разраставшиеся се-мьи селились вместе под одной крышей. От него так и веяло седой стариной. Казалось, что вот сейчас из дома на крыльцо выйдет, вытирая о передник выпачканные мукой руки, полногрудая, с пышными бедрами женщина и пригласит ее на чашечку кофе с куском яблочного пирога.
Энни выключила двигатель. Что ж, если повезет, фермер Магнуссон окажется дома. Энни решила не звонить ему заранее, по опыту зная, что проще добиться своего, если разговариваешь с человеком глаза в глаза.
Выйдя из машины, она обвела взглядом аккуратно подстриженную лужайку, бельевую веревку, на которой болтались, лениво развеваясь на ветру, полотенца, поля, сладко пахнувшие люцерной.
Стояла потрясающая, наполненная негой тишина.
– Ну вот, Льюис, – тихо проговорила Энни, – я и приехала.
Здесь, по этому самому месту, жарким июлем 1832 года проходили пограничные рубежи армии Соединенных Штатов. Тогда не было ни фермерских домов, ни живописных конюшен из красного кирпича. Лишь дикие прерии, крутые утесы и девственные леса. Здесь Льюис написал свое последнее письмо, пронизанное горечью и тоской. Здесь провел последние часы своей жизни и здесь – если ее догадки верны – его убили.
Энни непроизвольно вздрогнула, но тут же взяла себя в руки и повернулась к дому. В глаза ей бросилось широкое, уютное крыльцо, на котором стояло кресло-качалка и висели качели.
После многих часов, проведенных в аэропортах и самолетах, ужасно захотелось сбросить босоножки, сесть на качели, поджав под себя ноги, со стаканом холодного лимонада в руке и, покачиваясь, прислушиваться к тому, как постукивают о стенки стакана кубики льда. Как было бы приятно приложить к разгоряченному лбу холодный, запотевший стакан!
В Висконсине в июле так же жарко, как и в заболоченных местах Луизианы. Тонкая шелковая блузка без рукавов и воротника цвета слоновой кости и темно-синяя хлопковая юбка взмокли от пота и прилипли к телу. Однако жара оказалась не в силах растопить неприятный холодок страха, притаившийся в животе.
Впрочем, отступать поздно.
Открыв багажник, Энни извлекла из него 35-миллиметровую камеру фирмы «Никон» – старого верного друга – и надела ее на шею, с удовольствием ощутив привычную тяжесть.
Поднявшись по ступенькам крыльца, она подняла было руку, намереваясь постучать в старомодную, затянутую сеткой дверь, но в этот момент за спиной раздался громкий лай.
Собака! О Господи! Взвизгнув, Энни мгновенно открыла дверь и, юркнув в дом, захлопнула ее за собой. Золотисто-белая пушистая ракета, щелкнув зубами, затормозила перед дверью и зашлась в истошном лае.
Дело дрянь! Магнуссон вряд ли горит желанием видеть ее вообще, а уж в собственном доме – и подавно.
– Тихо! – крикнула она собаке, хотя та лишь честно выполняла свой собачий долг. – Перестань лаять! О Господи, если ты будешь продолжать в том же духе, у тебя глаза из орбит вылезут! Где твой чертов хозяин, а?
Собака зарычала и исступленно заколотила хвостом об пол.
– Не пойму я тебя, – со вздохом проговорила Энни и, повернувшись, обвела взглядом свое временное убежище.
Внутри дом был точно таким же, как и снаружи. Старомодным и добротным, выстроенным в соответствии с архитектурой прошлой эпохи, отдававшей предпочтение деревянным изыскам. Чересчур много дерева, на ее вкус, однако впечатляет.
Полы из сосновых досок не мешало бы натереть мастикой, чтобы придать им теплый, золотистый блеск. Окна так и хочется расшторить и распахнуть настежь, чтобы солнечный свет ворвался в дом, залил холл ярким светом, прикоснулся к прохладному деревянному полу своими теплыми пальцами.
Собака, рычавшая и лаявшая не переставая, замолчала так внезапно, что стало слышно, как стучат по деревянным доскам крыльца ее когти. Что там еще? Послышались шаги, захрустел гравий, и Энни в ужасе попятилась от двери.
– Бак, фу!
Услышав резкий низкий голос, Энни отступила от двери подальше. На крыльце послышалась какая-то возня, зазвенела цепочка, и дверь распахнулась.
– Кто вы, черт подери?
Энни открыла рот, однако в горле так пересохло, что из него не вылетело ни звука.
В проеме двери стоял высокий мужчина. Яркое солнце освещало его сильные, широкие голые плечи. Рыжие волосы, казалось, полыхали огнем. Он сделал шаг вперед, и Энни встретилась взглядом с холодными, как льдинки, голубыми глазами на загорелом лице, украшенном рыжеватой щетиной и усами, которые, равно как и волосы, давно не мешало бы подстричь.
Ни дать ни взять – языческий бог, вышедший из Валгаллы.[2]
Энни почувствовала, как у нее неистово забилось сердце, и причиной тому был не только страх.
– Я задал вам вопрос, леди. Даю пять секунд, чтобы на него ответить, после чего вышвырну вас отсюда.
Его джинсы и ботинки были в грязи. Он стоял, сверля Энни мрачным взглядом и вытирая рубашкой грязь и пот с лица и груди – широкой груди, на которой поигрывали мощные мышцы. О Господи, неужели это тот самый старый упрямый деревенский простофиля, каким она его себе вообразила?
– Я приехала к Рику Магнуссону, – наконец пробормотала Энни.
– Он перед вами. – Воцарилась гнетущая тишина. Наконец в замечательных глазах Рика вспыхнуло понимание. Окинув ее быстрым взглядом, он снова посмотрел ей прямо в глаза. – А вы, должно быть, та самая настырная писательница?
– Да, – ответила Энни, подавляя желание поправить прилипшую к телу шелковую блузку. – Я вам писала о своем приезде. Помните?
– А я оставил вам на автоответчике сообщение, что не могу вас принять. Вы должны были...
– Я его не получала. Меня не было дома, – непринужденно соврала Энни. – Не так-то просто было организовать эту поездку. И потом, мы же с вами договорились, мистер Магнуссон. Я свое обещание выполнила и жду того же от вас.
Рик сердито прищурился:
– Мне очень жаль, но, как я уже сказал, мне сейчас не до гостей. И без того хлопот хватает.
Ну естественно! Может, нужно постричь усы? Или наточить топор?
Энни вытащила из сумки конверт:
– Но я уже приехала и привезла вам чек на полторы тысячи долларов.
Рик бросил быстрый взгляд на конверт и перевел его на Энни.
– На нем стоит ваше имя, мистер Магнуссон, так что можете смело взять.
Рик не пошевелился.
Прекрасно! Если его не волнуют деньги, попробуем сменить тактику.
Энни опустила руку с конвертом.
– Послушайте, все не заладилось с самого начала, и мне очень жаль. Я приехала сюда поработать и, как только закончу, тотчас же уеду. Не знаю, какой вы меня представляли, но, как видите, я обыкновенная женщина с маленьким чемоданом и большим фотоаппаратом.
Энни рассмеялась над собственной шуткой. Рик же даже не улыбнулся в ответ.
Отлично. У него, помимо всего прочего, еще чувство юмора отсутствует. Собрав все свое мужество, Энни шагнула вперед и почувствовала тепло, исходившее от его обнаженной груди, поросшей рыжевато-золотистыми волосами.
Вздохнув поглубже, она протянула ему руку:
– Давайте попробуем еще раз. Здравствуйте, меня зовут Энни Бекетт. Рада с вами познакомиться, мистер Магнуссон. Мне необходимо сделать в Холлоу несколько снимков. Пожалуйста, помогите мне, давайте работать вместе.
Несколько секунд, показавшихся Энни вечностью, Магнуссон выжидал, но наконец взял ее руку в свою, шероховатую и мозолистую, и, крепко пожав, тотчас же выпустил. Несмотря на то что рукопожатие оказалось очень быстрым, Энни успела почувствовать, что стоит перед полуголым мужчиной с горячей кожей и холодными, как Северное море, глазами.
Наступило короткое неловкое молчание, нарушавшееся только неистовым собачьим лаем. Энни первой прервала его:
Если бы эта земля принадлежала мне, я бы тоже яростно за нее сражался. Сайрус называет меня философствующим идиотом, но я симпатизирую нашему противнику».
Из письма лейтенанта Льюиса Хадсона своей матери Августине
Энни дважды свернула не туда, прежде чем выехала на Магнуссон-роуд, и теперь, тащась за ползущим посередине дороги трактором, за рулем которого восседал облаченный в рабочий комбинезон коротышка, читала фамилии на почтовых ящиках, установленных вдоль узкой ухабистой дороги.
– Ну слава Богу! – с облегчением вздохнула она, углядев фамилию Магнуссон, начертанную корявыми черными буквами.
Прищурившись – вечернее солнце било прямо в глаза, – Энни прочитала надпись пониже: «Ферма Блэкхок-Холлоу».
Она свернула на покрытую гравием, тряскую дорогу. Дом и надворные постройки располагались примерно в полумиле от нее. Большая часть дома была скрыта высоченными, как мачты, соснами и огромными дубами, создавалось впечатление, что они стоят здесь еще с мелового периода.
– Вот это да! – восхищенно пробормотала Энни, останавливая взятую напрокат малолитражку перед самым большим домом викторианской эпохи, который ей когда-либо доводилось видеть.
Это было просторное строение с облупившейся белой краской, возведенное еще в те времена, когда разраставшиеся се-мьи селились вместе под одной крышей. От него так и веяло седой стариной. Казалось, что вот сейчас из дома на крыльцо выйдет, вытирая о передник выпачканные мукой руки, полногрудая, с пышными бедрами женщина и пригласит ее на чашечку кофе с куском яблочного пирога.
Энни выключила двигатель. Что ж, если повезет, фермер Магнуссон окажется дома. Энни решила не звонить ему заранее, по опыту зная, что проще добиться своего, если разговариваешь с человеком глаза в глаза.
Выйдя из машины, она обвела взглядом аккуратно подстриженную лужайку, бельевую веревку, на которой болтались, лениво развеваясь на ветру, полотенца, поля, сладко пахнувшие люцерной.
Стояла потрясающая, наполненная негой тишина.
– Ну вот, Льюис, – тихо проговорила Энни, – я и приехала.
Здесь, по этому самому месту, жарким июлем 1832 года проходили пограничные рубежи армии Соединенных Штатов. Тогда не было ни фермерских домов, ни живописных конюшен из красного кирпича. Лишь дикие прерии, крутые утесы и девственные леса. Здесь Льюис написал свое последнее письмо, пронизанное горечью и тоской. Здесь провел последние часы своей жизни и здесь – если ее догадки верны – его убили.
Энни непроизвольно вздрогнула, но тут же взяла себя в руки и повернулась к дому. В глаза ей бросилось широкое, уютное крыльцо, на котором стояло кресло-качалка и висели качели.
После многих часов, проведенных в аэропортах и самолетах, ужасно захотелось сбросить босоножки, сесть на качели, поджав под себя ноги, со стаканом холодного лимонада в руке и, покачиваясь, прислушиваться к тому, как постукивают о стенки стакана кубики льда. Как было бы приятно приложить к разгоряченному лбу холодный, запотевший стакан!
В Висконсине в июле так же жарко, как и в заболоченных местах Луизианы. Тонкая шелковая блузка без рукавов и воротника цвета слоновой кости и темно-синяя хлопковая юбка взмокли от пота и прилипли к телу. Однако жара оказалась не в силах растопить неприятный холодок страха, притаившийся в животе.
Впрочем, отступать поздно.
Открыв багажник, Энни извлекла из него 35-миллиметровую камеру фирмы «Никон» – старого верного друга – и надела ее на шею, с удовольствием ощутив привычную тяжесть.
Поднявшись по ступенькам крыльца, она подняла было руку, намереваясь постучать в старомодную, затянутую сеткой дверь, но в этот момент за спиной раздался громкий лай.
Собака! О Господи! Взвизгнув, Энни мгновенно открыла дверь и, юркнув в дом, захлопнула ее за собой. Золотисто-белая пушистая ракета, щелкнув зубами, затормозила перед дверью и зашлась в истошном лае.
Дело дрянь! Магнуссон вряд ли горит желанием видеть ее вообще, а уж в собственном доме – и подавно.
– Тихо! – крикнула она собаке, хотя та лишь честно выполняла свой собачий долг. – Перестань лаять! О Господи, если ты будешь продолжать в том же духе, у тебя глаза из орбит вылезут! Где твой чертов хозяин, а?
Собака зарычала и исступленно заколотила хвостом об пол.
– Не пойму я тебя, – со вздохом проговорила Энни и, повернувшись, обвела взглядом свое временное убежище.
Внутри дом был точно таким же, как и снаружи. Старомодным и добротным, выстроенным в соответствии с архитектурой прошлой эпохи, отдававшей предпочтение деревянным изыскам. Чересчур много дерева, на ее вкус, однако впечатляет.
Полы из сосновых досок не мешало бы натереть мастикой, чтобы придать им теплый, золотистый блеск. Окна так и хочется расшторить и распахнуть настежь, чтобы солнечный свет ворвался в дом, залил холл ярким светом, прикоснулся к прохладному деревянному полу своими теплыми пальцами.
Собака, рычавшая и лаявшая не переставая, замолчала так внезапно, что стало слышно, как стучат по деревянным доскам крыльца ее когти. Что там еще? Послышались шаги, захрустел гравий, и Энни в ужасе попятилась от двери.
– Бак, фу!
Услышав резкий низкий голос, Энни отступила от двери подальше. На крыльце послышалась какая-то возня, зазвенела цепочка, и дверь распахнулась.
– Кто вы, черт подери?
Энни открыла рот, однако в горле так пересохло, что из него не вылетело ни звука.
В проеме двери стоял высокий мужчина. Яркое солнце освещало его сильные, широкие голые плечи. Рыжие волосы, казалось, полыхали огнем. Он сделал шаг вперед, и Энни встретилась взглядом с холодными, как льдинки, голубыми глазами на загорелом лице, украшенном рыжеватой щетиной и усами, которые, равно как и волосы, давно не мешало бы подстричь.
Ни дать ни взять – языческий бог, вышедший из Валгаллы.[2]
Энни почувствовала, как у нее неистово забилось сердце, и причиной тому был не только страх.
– Я задал вам вопрос, леди. Даю пять секунд, чтобы на него ответить, после чего вышвырну вас отсюда.
Его джинсы и ботинки были в грязи. Он стоял, сверля Энни мрачным взглядом и вытирая рубашкой грязь и пот с лица и груди – широкой груди, на которой поигрывали мощные мышцы. О Господи, неужели это тот самый старый упрямый деревенский простофиля, каким она его себе вообразила?
– Я приехала к Рику Магнуссону, – наконец пробормотала Энни.
– Он перед вами. – Воцарилась гнетущая тишина. Наконец в замечательных глазах Рика вспыхнуло понимание. Окинув ее быстрым взглядом, он снова посмотрел ей прямо в глаза. – А вы, должно быть, та самая настырная писательница?
– Да, – ответила Энни, подавляя желание поправить прилипшую к телу шелковую блузку. – Я вам писала о своем приезде. Помните?
– А я оставил вам на автоответчике сообщение, что не могу вас принять. Вы должны были...
– Я его не получала. Меня не было дома, – непринужденно соврала Энни. – Не так-то просто было организовать эту поездку. И потом, мы же с вами договорились, мистер Магнуссон. Я свое обещание выполнила и жду того же от вас.
Рик сердито прищурился:
– Мне очень жаль, но, как я уже сказал, мне сейчас не до гостей. И без того хлопот хватает.
Ну естественно! Может, нужно постричь усы? Или наточить топор?
Энни вытащила из сумки конверт:
– Но я уже приехала и привезла вам чек на полторы тысячи долларов.
Рик бросил быстрый взгляд на конверт и перевел его на Энни.
– На нем стоит ваше имя, мистер Магнуссон, так что можете смело взять.
Рик не пошевелился.
Прекрасно! Если его не волнуют деньги, попробуем сменить тактику.
Энни опустила руку с конвертом.
– Послушайте, все не заладилось с самого начала, и мне очень жаль. Я приехала сюда поработать и, как только закончу, тотчас же уеду. Не знаю, какой вы меня представляли, но, как видите, я обыкновенная женщина с маленьким чемоданом и большим фотоаппаратом.
Энни рассмеялась над собственной шуткой. Рик же даже не улыбнулся в ответ.
Отлично. У него, помимо всего прочего, еще чувство юмора отсутствует. Собрав все свое мужество, Энни шагнула вперед и почувствовала тепло, исходившее от его обнаженной груди, поросшей рыжевато-золотистыми волосами.
Вздохнув поглубже, она протянула ему руку:
– Давайте попробуем еще раз. Здравствуйте, меня зовут Энни Бекетт. Рада с вами познакомиться, мистер Магнуссон. Мне необходимо сделать в Холлоу несколько снимков. Пожалуйста, помогите мне, давайте работать вместе.
Несколько секунд, показавшихся Энни вечностью, Магнуссон выжидал, но наконец взял ее руку в свою, шероховатую и мозолистую, и, крепко пожав, тотчас же выпустил. Несмотря на то что рукопожатие оказалось очень быстрым, Энни успела почувствовать, что стоит перед полуголым мужчиной с горячей кожей и холодными, как Северное море, глазами.
Наступило короткое неловкое молчание, нарушавшееся только неистовым собачьим лаем. Энни первой прервала его: