Страница:
Декер снова наклонился вперед и, сцепив руки, тихо спросил:
– А ты бы мог убить меня?
– Ну, не убить, конечно, но каким-то образом отомстить. – Улыбка Рика погасла. Он взглянул вдаль, на едва заметную полоску деревьев в Холлоу. Декер молчал, и Рик добавил: – Да ты и сам этого хотел.
Услышав это, Декер поднял голову:
– Может быть. Может быть, мне и в самом деле хотелось, чтобы ты хоть раз дал мне сдачи.
– О Господи... – прошептал Рик, жалея, что их дружбу уже не вернуть.
На сей раз молчание длилось дольше. Дождь все не прекращался, а они с Декером сидели, погруженные каждый в свои мысли.
– Ты ведь так и не понял, – заговорил наконец Декер. – Энни уехала, потому что хотела быть с тобой.
– Как такое может быть, Оуэн?
Декер склонил голову набок и мрачно усмехнулся, из . рассеченной губы потекла кровь.
– Ты ведь не дурак, сам догадайся.
Рик поднялся, не обращая внимания на то, что каждая косточка в теле ныла, горло саднило, а голова раскалывалась от боли. До него постепенно начало доходить, что имел в виду Декер.
– Значит, ты считаешь, что я должен перестать быть хорошим мальчиком? – спросил он, и в голосе его зазвучала холодная ярость. – Что ж, наверное, ты прав. Мне и самому уже это надоело. И я устал ждать. Она не имела права меня бросать. И я ей этого не позволю.
Рик протянул Декеру руку. Тот, правда, не сразу, ухватился за нее и встал.
– Спасибо, – поблагодарил он, поморщившись. – Ты меня здорово отделал. Никогда меня еще так не избивали. Либо ты научился драться, либо я старею.
Рик выпустил руку Декера из своей.
– А может, и то и другое.
– Ты знаешь, куда поехала Энни? – спросил Декер.
– Нет, но отыскать женщину с останками человека, погибшего сто шестьдесят лет назад, думаю, будет несложно.
Декер улыбнулся:
– Удачи тебе, Рик. Надеюсь, она тебя не оставит.
– Прибереги немного и для себя. – Дождь перестал, над головой начали рассеиваться тучи. Робкий лучик солнца просочился сквозь влажную дымку. – Поверь мне, Оуэн, я говорю совершенно искренне. Не оставляй Карен одну, как это делал я. А если ваша семейная жизнь даст трещину, клянусь, я из тебя снова душу вытрясу.
– Спасибо за предупреждение, – сухо проговорил Декер. – А теперь убирайся отсюда ко всем чертям исправлять собственные ошибки.
Глава 21
Глава 22
– А ты бы мог убить меня?
– Ну, не убить, конечно, но каким-то образом отомстить. – Улыбка Рика погасла. Он взглянул вдаль, на едва заметную полоску деревьев в Холлоу. Декер молчал, и Рик добавил: – Да ты и сам этого хотел.
Услышав это, Декер поднял голову:
– Может быть. Может быть, мне и в самом деле хотелось, чтобы ты хоть раз дал мне сдачи.
– О Господи... – прошептал Рик, жалея, что их дружбу уже не вернуть.
На сей раз молчание длилось дольше. Дождь все не прекращался, а они с Декером сидели, погруженные каждый в свои мысли.
– Ты ведь так и не понял, – заговорил наконец Декер. – Энни уехала, потому что хотела быть с тобой.
– Как такое может быть, Оуэн?
Декер склонил голову набок и мрачно усмехнулся, из . рассеченной губы потекла кровь.
– Ты ведь не дурак, сам догадайся.
Рик поднялся, не обращая внимания на то, что каждая косточка в теле ныла, горло саднило, а голова раскалывалась от боли. До него постепенно начало доходить, что имел в виду Декер.
– Значит, ты считаешь, что я должен перестать быть хорошим мальчиком? – спросил он, и в голосе его зазвучала холодная ярость. – Что ж, наверное, ты прав. Мне и самому уже это надоело. И я устал ждать. Она не имела права меня бросать. И я ей этого не позволю.
Рик протянул Декеру руку. Тот, правда, не сразу, ухватился за нее и встал.
– Спасибо, – поблагодарил он, поморщившись. – Ты меня здорово отделал. Никогда меня еще так не избивали. Либо ты научился драться, либо я старею.
Рик выпустил руку Декера из своей.
– А может, и то и другое.
– Ты знаешь, куда поехала Энни? – спросил Декер.
– Нет, но отыскать женщину с останками человека, погибшего сто шестьдесят лет назад, думаю, будет несложно.
Декер улыбнулся:
– Удачи тебе, Рик. Надеюсь, она тебя не оставит.
– Прибереги немного и для себя. – Дождь перестал, над головой начали рассеиваться тучи. Робкий лучик солнца просочился сквозь влажную дымку. – Поверь мне, Оуэн, я говорю совершенно искренне. Не оставляй Карен одну, как это делал я. А если ваша семейная жизнь даст трещину, клянусь, я из тебя снова душу вытрясу.
– Спасибо за предупреждение, – сухо проговорил Декер. – А теперь убирайся отсюда ко всем чертям исправлять собственные ошибки.
Глава 21
«6 июня 1862 года.
Янгстаун, штат Огайо
О Эмили! Даже по прошествии тридцати лет горе мое не утихло, и я по-прежнему вглядываюсь в лица всех без исключения встречных мужчин. Вдруг это мой сын? Наверное, я буду тосковать по нему до последнего вздоха».
Из письма Августины Хадсон миссис Эмили Лэсситер (Оглторп)
Все позади.
Десять лет работы закончились здесь, в этом гостиничном номере, ничем не отличавшемся от десятков других, в которых ей доводилось останавливаться. Завтра утром она со своим багажом поспешит в другой аэропорт и затеряется в море пассажиров. Да, жизнь вернется на круги своя.
Энни стояла у окна номера гостиницы, расположенной в шумном деловом районе Янгстауна. Долго смотрела она, как лучи заходящего солнца окутывают призрачным светом громады современных офисов и старинных элегантных зданий, как спешат куда-то пешеходы и автомобили, а потом зашторила окно.
Сегодня днем останки Льюиса были погребены со всеми воинскими почестями, его доброе имя восстановлено и обвинение в дезертирстве снято. Это согревало Энни душу. Хоть немного, но согревало.
– Я привезла его домой, Гасси, – прошептала она в тиши номера и подумала, как было бы хорошо, если бы Льюис знал, что погиб не напрасно.
Но призраков не существует. В противном случае эти непреходящие грусть и тоска покинули бы ее. Энни опустилась на кровать. Зная, что это бесполезно, тем не менее позвонила вниз, дежурной.
– Это Энни Бекетт из номера 432. Простите, не звонил ли мне в мое отсутствие Рик Магнуссон? А... понятно. Что ж, спасибо.
Естественно, Рик не звонил. Куда он будет звонить, если она никак не может собраться с духом и сообщить ему о месте своего пребывания.
Чувствуя себя так, словно на нее наваливаются стены, Энни встала с кровати и подошла к столу, где лежали папки с документами и стоял компьютер. Рядом с компьютером примостилась аккуратная стопка бумаги.
Ранним утром, так и не сумев уснуть, Энни напечатала последнюю фразу своей книги. Теперь единственное, что оставалось, – это ощутить чувство удовлетворения от отлично выполненной работы. Но оно никак не приходило, как не приходило и чувство триумфа, которое она должна была бы испытывать после того, как от издательства «Айдлуайлд-Пресс» поступило предложение купить ее книгу. Они посулили куда больше денег, чем Энни рассчитывала, и тем не менее она ответила лишь: «Мне потребуется время, чтобы подумать».
Она приняла решение, но все никак не могла заставить себя позвонить. Ведь это означало бы, что она навсегда расстается с Льюисом. Вздохнув, Энни облокотилась о крышку стола, взяла исписанный лист бумаги и прочитала:
«Злясь и стыдясь того, что эта война сделала с ним и с его людьми, Льюис пытается привести свои мысли в порядок в письме, которое так никогда и не отправит. Многие пили виски, в том числе и Сайрус, и сейчас, видя, как он, нарушив приказ, отправляется к утесу, Льюис идет за ним следом.
Там сидят две женщины, одна из них сильно избита. Льюис, не мешкая, встает между Сайрусом и женщинами. Следует поток бранных слов, короткая борьба, в руках Сайруса появляется ружье, и Льюис впервые чувствует страх.
Но он не отступает. Ведь он офицер и джентльмен, его обязанность поддержать тех, кто слабее его, даже если после этого можно будет ставить крест на дружбе.
– Лейтенант, отойдите!
– Нет!
– Лейтенант Бун, положите оружие на землю! Это приказ! Конец наступает быстро. Металл вонзается в тело, пробивает кость. Раздается крик, полный боли и недоумения.
Удар настолько силен, что Льюиса отбрасывает к стройной сосне, и два друга остаются лицом к лицу в темной безлунной ночи. Льюис живет достаточно долго, чтобы понять, что произошло, достаточно долго, чтобы Сайрус успел заметить боль и гнев в его глазах, прежде чем смерть закроет их. Достаточно долго для того, чтобы Сайрус осознал, что он натворил, и решил, что никто об этом не узнает».
Одни лишь догадки и предположения, ничего нельзя доказать. В ее книге будут перечислены лишь голые факты, и вскоре историки, занимающиеся исследованием Гражданской войны, будут горячо дискутировать, виновен Бун или нет. Сама-то она знает, что виновен, чувствует, но то, что напечатано на листе бумаге, предназначено лишь для ее глаз.
И тем не менее Энни понимала, что последние мгновения жизни Льюиса принадлежат только ему, что они слишком личные, чтобы делиться ими с кем бы то ни было. Преисполненная решимости, она разорвала этот лист.
После этого, преисполненная этой новой решимости, Энни подошла к телефону, сняла трубку и набрала номер.
Рик был на сто процентов прав. Жизнь слишком коротка, чтобы растрачивать ее на страхи. Либо он захочет, чтобы она, Энни, вернулась, либо нет. Либо у нее хватит сил любить его так, как он того заслуживает, либо нет, но отмахиваться от того шанса, который посылает ей судьба, она больше не вправе.
Послышались долгие гудки, включился автоответчик. Каким зловещим кажется собственный голос.
– Привет, Рик. Это Энни. Я просто позвонила, чтобы с тобой поговорить... – Голос ее прервался. Несколько секунд помолчав в нерешительности, Энни продолжила: – Я попытаюсь позвонить еще раз, поскольку завтра уезжаю из Янгстауна. Надеюсь, у тебя все в порядке. Перезвони мне на номер... – Энни бросила взгляд на телефон и продиктовала номер. – Береги себя. Надеюсь скоро встретиться с тобой.
Задернув шторы и предупредив консьержку, чтобы ее ни с кем не соединяли, за исключением Рика Магнуссона, Энни прямо в одежде забралась в кровать, надеясь хоть немного поспать. Она так устала и так нуждалась в отдыхе! Но сна не было ни в одном глазу.
Проворочавшись с боку на бок в течение нескольких часов, Энни отказалась от попытки заснуть. Сварив себе маленькую чашечку кофе, она включила телевизор и начала переключать каналы.
– ... история лейтенанта Льюиса Хадсона, – привлек ее внимание торжественный голос репортера, – до глубины души тронула жителей Янгстауна.
Энни выпрямилась и бросила взгляд на часы. Неужели уже десять? Она снова посмотрела на экран. На нем группа людей стояла у витиеватой железной калитки кладбища. Камера вернулась к репортеру.
– И тронула не только потому, что повествует о злостном преступлении, произошедшем сто шестьдесят лет назад и приведшем к тому, что честный, порядочный молодой человек был оклеветан, а его доброе имя смешано с грязью, но оттого, что вселила в нас уверенность...
Камера выхватила высокого, стройного молодого военнослужащего примерно такого же возраста, как Льюис, несшего задрапированную флагом урну. Энни на секунду закрыла глаза, и в памяти всплыло воспоминание, которое она никогда не забудет: скромные каменные надгробия, запах свежескошенной травы, размеренное, четкое и ритмичное цоканье каблуков почетного эскорта по бетонному покрытию.
– ... уверенность в том, что добро всегда побеждает зло, – продолжал репортер, – независимо от того, сколько прошло лет или даже столетий. И хотя, быть может, нам не суждено узнать всю правду о том, что произошло той давней ночью, нам открылась другая ценная и неоспоримая правда: никогда не поздно вернуть домой тех, кто отдал свою жизнь за родину.
Камера выхватила из толпы уже немолодых ветеранов вьетнамской войны, которые стояли по стойке «смирно» и отдавали честь почетному эскорту, а по щекам их текли слезы, которых они не стыдились.
И Энни вновь почувствовала, что вот-вот заплачет. По крайней мере одно поколение знает, что такое война. Эти ветераны пришли сюда, чтобы почтить память не только Льюиса, но и своих верных друзей, погибших или без вести пропавших в джунглях, в чужой стране. Может быть, кто-то из них еще вернется домой.
– ... но нашлась женщина, которая много лет посвятила поискам без вести пропавшего лейтенанта Льюиса Хадсона, – продолжал голос репортера, и Энни увидела себя у урны.
Репортер продолжал монотонно бубнить, но Энни его больше не слушала. Она смотрела на экран, где показывали величественную старую гробницу семейства Хадсон, которую в последний раз открывали в 1919 году, чтобы опустить в нее самую младшую сестру Льюиса. Сегодня старший брат Шарлотты присоединился к ней.
Энни не могла не признать, что репортаж был сделан со вкусом и преисполнен духом уважения. Она выключила телевизор, и взгляд ее упал на сложенный треугольником государственный флаг, лежавший на прикроватной тумбочке. Ей подарили его скорее в знак признательности, чем потому, что она являлась дальней родственницей Льюиса. Сколько звезд было на этом флаге, когда Льюис погиб за свою страну? Намного меньше пятидесяти. – С флага взгляд Энни переместился на телефон. Почему не звонит Рик? Даже если он был в конюшне, когда она диктовала автоответчику сообщение, он уже давно должен был вернуться в дом.
В полночь, когда Рик так и не позвонил, Энни набрала номер дежурной отеля и спросила, не звонил ли ей кто-нибудь. Было несколько звонков, подтвердила та, но от Рика Магнуссона ни одного. Недоумевающая и взволнованная, Энни снова позвонила на ферму. И снова ей ответил автоответчик. Либо Рика нет дома, либо он не отвечает на ее звонки.
А если не отвечает, то почему? Ведь в своей последней записке, которую она ему оставила, она прощалась с ним не навсегда. В ней она ясно дала понять, что им нужно какое-то время побыть вдали друг от друга и хорошенько подумать. И внезапно Энни как громом поразило: Рик ни разу не сказал ей, что любит ее, что она ему нужна. А что, если он не испытывает к ней глубоких чувств? Что, если она их себе вообразила? Она практически ничего не знает о любви. Только из писем Льюиса к Эмили. Но Рик – не Льюис, а она – не Эмили.
А может быть, нужно было признаться ему? Сказать прямо в лицо, что любит его, а не тихим шепотом, когда он спал. Но она так боялась...
Так что же теперь делать?
Можно загрузить себя работой, начать новый проект. У нее полно дел. Нужно обдумать, продавать ли ей книгу, несколько недель уйдет на подготовку к поездке в Монреаль... Энни печально вздохнула: любое будущее без Рика казалось холодным, пустым, лишенным какого-либо смысла.
Откинувшись на мягкие подушки, Энни снова включила телевизор, чтобы разогнать гнетущую тишину, и уменьшила громкость, опасаясь разбудить постояльцев в соседних номерах. Было уже далеко за полночь, когда она наконец заснула.
Ей снилась ферма.
Она сидит на крыльце в кресле-качалке, прислушиваясь к веселому пению скворцов, козодоев и малиновок. Воздух напоен сладким ароматом сена, терпким – земли и свежим – дождя. Ласковый ветерок овевает лицо, а она все качается, качается, а полозья все поскрипывают...
Внезапно скрип превратился в громкий стук.
Ничего не соображая спросонья, Энни села и помотала головой, стряхивая с себя остатки сна. Снова послышался нетерпеливый стук в дверь.
Энни вскочила с кровати, бросила быстрый взгляд на часы – ого, нет еще и пяти! – и крикнула:
– Одну минутку!
Подойдя к двери, она взглянула в глазок и сразу отпрянула, чувствуя, как перехватило дыхание.
У двери стоял Рик!
Дрожащими руками Энни сняла цепочку и открыла дверь. Несколько секунд она была не в состоянии произнести ни слова, лишь молча смотрела на него. Вид у него был усталый. И злой.
– Привет, – наконец произнесла Энни.
Больше она никак не могла придумать, что сказать или сделать. Так и стояла, не в силах оторвать от Рика глаз, наслаждаясь созерцанием его облика, такого милого и родного: грубые рабочие башмаки, выцветшие, но чистенькие джинсы, красная хлопковая рубашка, мрачное лицо с однодневной щетиной и налитыми кровью глазами.
О Господи! Приехал! Как же она по нему соскучилась! Хотелось кинуться ему на шею, крепко прижаться и поцелуями снять следы усталости.
– Я тебя разбудил, – заметил Рик.
Голос его прозвучал хрипло, и Эйни почувствовала, как от жалости к нему сжалось сердце.
– Ничего страшного. Просто... я не ожидала тебя увидеть.
Он протянул ей лист бумаги. Энни узнала записку, которую она ему написала перед отъездом.
– А... – Она вздохнула. – Заходи.
Рик проследовал за ней в комнату, и Знни даже поежилась под его холодным пристальным взглядом. Стремясь нарушить мрачное молчание, она обернулась и спросила:
– Как ты себя чувствуешь?
– Лучше.
– У тебя хриплый голос. Но выглядишь ты хорошо. Ожоги...
– Пустяки, – перебил ее Рик. – Они меня не беспокоят.
– Ты приехал за мной, – прошептала Энни, облекая наконец чудо произошедшего в слова.
За ней еще никто и никогда не приезжал.
– Ты же знала, что я это сделаю.
Энни нахмурилась, открыла рот, чтобы возразить, но вместо этого спросила:
– Как ты меня нашел?
– Позвонил в газету и на телевидение. – Скомкав записку в кулаке, Рик швырнул ее на кровать. – Энни, я ехал всю ночь и слишком устал, чтобы ходить вокруг да около. Я приехал отвезти тебя домой. – И, помолчав, добавил: – И я это сделаю, даже если мне придется всю дорогу нести тебя на плече.
– Ты что, злишься на меня? – недоуменно спросила Энни.
– Ты совершенно права, черт побери! Злюсь!
– Так, значит... ты приехал затем, чтобы меня отругать, – заметила Энни, с беспокойством глядя на него и в то же время чувствуя, как в душе взметнулась отчаянная радость, – а не затем, чтобы сделать мне предложение?
Янгстаун, штат Огайо
О Эмили! Даже по прошествии тридцати лет горе мое не утихло, и я по-прежнему вглядываюсь в лица всех без исключения встречных мужчин. Вдруг это мой сын? Наверное, я буду тосковать по нему до последнего вздоха».
Из письма Августины Хадсон миссис Эмили Лэсситер (Оглторп)
Все позади.
Десять лет работы закончились здесь, в этом гостиничном номере, ничем не отличавшемся от десятков других, в которых ей доводилось останавливаться. Завтра утром она со своим багажом поспешит в другой аэропорт и затеряется в море пассажиров. Да, жизнь вернется на круги своя.
Энни стояла у окна номера гостиницы, расположенной в шумном деловом районе Янгстауна. Долго смотрела она, как лучи заходящего солнца окутывают призрачным светом громады современных офисов и старинных элегантных зданий, как спешат куда-то пешеходы и автомобили, а потом зашторила окно.
Сегодня днем останки Льюиса были погребены со всеми воинскими почестями, его доброе имя восстановлено и обвинение в дезертирстве снято. Это согревало Энни душу. Хоть немного, но согревало.
– Я привезла его домой, Гасси, – прошептала она в тиши номера и подумала, как было бы хорошо, если бы Льюис знал, что погиб не напрасно.
Но призраков не существует. В противном случае эти непреходящие грусть и тоска покинули бы ее. Энни опустилась на кровать. Зная, что это бесполезно, тем не менее позвонила вниз, дежурной.
– Это Энни Бекетт из номера 432. Простите, не звонил ли мне в мое отсутствие Рик Магнуссон? А... понятно. Что ж, спасибо.
Естественно, Рик не звонил. Куда он будет звонить, если она никак не может собраться с духом и сообщить ему о месте своего пребывания.
Чувствуя себя так, словно на нее наваливаются стены, Энни встала с кровати и подошла к столу, где лежали папки с документами и стоял компьютер. Рядом с компьютером примостилась аккуратная стопка бумаги.
Ранним утром, так и не сумев уснуть, Энни напечатала последнюю фразу своей книги. Теперь единственное, что оставалось, – это ощутить чувство удовлетворения от отлично выполненной работы. Но оно никак не приходило, как не приходило и чувство триумфа, которое она должна была бы испытывать после того, как от издательства «Айдлуайлд-Пресс» поступило предложение купить ее книгу. Они посулили куда больше денег, чем Энни рассчитывала, и тем не менее она ответила лишь: «Мне потребуется время, чтобы подумать».
Она приняла решение, но все никак не могла заставить себя позвонить. Ведь это означало бы, что она навсегда расстается с Льюисом. Вздохнув, Энни облокотилась о крышку стола, взяла исписанный лист бумаги и прочитала:
«Злясь и стыдясь того, что эта война сделала с ним и с его людьми, Льюис пытается привести свои мысли в порядок в письме, которое так никогда и не отправит. Многие пили виски, в том числе и Сайрус, и сейчас, видя, как он, нарушив приказ, отправляется к утесу, Льюис идет за ним следом.
Там сидят две женщины, одна из них сильно избита. Льюис, не мешкая, встает между Сайрусом и женщинами. Следует поток бранных слов, короткая борьба, в руках Сайруса появляется ружье, и Льюис впервые чувствует страх.
Но он не отступает. Ведь он офицер и джентльмен, его обязанность поддержать тех, кто слабее его, даже если после этого можно будет ставить крест на дружбе.
– Лейтенант, отойдите!
– Нет!
– Лейтенант Бун, положите оружие на землю! Это приказ! Конец наступает быстро. Металл вонзается в тело, пробивает кость. Раздается крик, полный боли и недоумения.
Удар настолько силен, что Льюиса отбрасывает к стройной сосне, и два друга остаются лицом к лицу в темной безлунной ночи. Льюис живет достаточно долго, чтобы понять, что произошло, достаточно долго, чтобы Сайрус успел заметить боль и гнев в его глазах, прежде чем смерть закроет их. Достаточно долго для того, чтобы Сайрус осознал, что он натворил, и решил, что никто об этом не узнает».
Одни лишь догадки и предположения, ничего нельзя доказать. В ее книге будут перечислены лишь голые факты, и вскоре историки, занимающиеся исследованием Гражданской войны, будут горячо дискутировать, виновен Бун или нет. Сама-то она знает, что виновен, чувствует, но то, что напечатано на листе бумаге, предназначено лишь для ее глаз.
И тем не менее Энни понимала, что последние мгновения жизни Льюиса принадлежат только ему, что они слишком личные, чтобы делиться ими с кем бы то ни было. Преисполненная решимости, она разорвала этот лист.
После этого, преисполненная этой новой решимости, Энни подошла к телефону, сняла трубку и набрала номер.
Рик был на сто процентов прав. Жизнь слишком коротка, чтобы растрачивать ее на страхи. Либо он захочет, чтобы она, Энни, вернулась, либо нет. Либо у нее хватит сил любить его так, как он того заслуживает, либо нет, но отмахиваться от того шанса, который посылает ей судьба, она больше не вправе.
Послышались долгие гудки, включился автоответчик. Каким зловещим кажется собственный голос.
– Привет, Рик. Это Энни. Я просто позвонила, чтобы с тобой поговорить... – Голос ее прервался. Несколько секунд помолчав в нерешительности, Энни продолжила: – Я попытаюсь позвонить еще раз, поскольку завтра уезжаю из Янгстауна. Надеюсь, у тебя все в порядке. Перезвони мне на номер... – Энни бросила взгляд на телефон и продиктовала номер. – Береги себя. Надеюсь скоро встретиться с тобой.
Задернув шторы и предупредив консьержку, чтобы ее ни с кем не соединяли, за исключением Рика Магнуссона, Энни прямо в одежде забралась в кровать, надеясь хоть немного поспать. Она так устала и так нуждалась в отдыхе! Но сна не было ни в одном глазу.
Проворочавшись с боку на бок в течение нескольких часов, Энни отказалась от попытки заснуть. Сварив себе маленькую чашечку кофе, она включила телевизор и начала переключать каналы.
– ... история лейтенанта Льюиса Хадсона, – привлек ее внимание торжественный голос репортера, – до глубины души тронула жителей Янгстауна.
Энни выпрямилась и бросила взгляд на часы. Неужели уже десять? Она снова посмотрела на экран. На нем группа людей стояла у витиеватой железной калитки кладбища. Камера вернулась к репортеру.
– И тронула не только потому, что повествует о злостном преступлении, произошедшем сто шестьдесят лет назад и приведшем к тому, что честный, порядочный молодой человек был оклеветан, а его доброе имя смешано с грязью, но оттого, что вселила в нас уверенность...
Камера выхватила высокого, стройного молодого военнослужащего примерно такого же возраста, как Льюис, несшего задрапированную флагом урну. Энни на секунду закрыла глаза, и в памяти всплыло воспоминание, которое она никогда не забудет: скромные каменные надгробия, запах свежескошенной травы, размеренное, четкое и ритмичное цоканье каблуков почетного эскорта по бетонному покрытию.
– ... уверенность в том, что добро всегда побеждает зло, – продолжал репортер, – независимо от того, сколько прошло лет или даже столетий. И хотя, быть может, нам не суждено узнать всю правду о том, что произошло той давней ночью, нам открылась другая ценная и неоспоримая правда: никогда не поздно вернуть домой тех, кто отдал свою жизнь за родину.
Камера выхватила из толпы уже немолодых ветеранов вьетнамской войны, которые стояли по стойке «смирно» и отдавали честь почетному эскорту, а по щекам их текли слезы, которых они не стыдились.
И Энни вновь почувствовала, что вот-вот заплачет. По крайней мере одно поколение знает, что такое война. Эти ветераны пришли сюда, чтобы почтить память не только Льюиса, но и своих верных друзей, погибших или без вести пропавших в джунглях, в чужой стране. Может быть, кто-то из них еще вернется домой.
– ... но нашлась женщина, которая много лет посвятила поискам без вести пропавшего лейтенанта Льюиса Хадсона, – продолжал голос репортера, и Энни увидела себя у урны.
Репортер продолжал монотонно бубнить, но Энни его больше не слушала. Она смотрела на экран, где показывали величественную старую гробницу семейства Хадсон, которую в последний раз открывали в 1919 году, чтобы опустить в нее самую младшую сестру Льюиса. Сегодня старший брат Шарлотты присоединился к ней.
Энни не могла не признать, что репортаж был сделан со вкусом и преисполнен духом уважения. Она выключила телевизор, и взгляд ее упал на сложенный треугольником государственный флаг, лежавший на прикроватной тумбочке. Ей подарили его скорее в знак признательности, чем потому, что она являлась дальней родственницей Льюиса. Сколько звезд было на этом флаге, когда Льюис погиб за свою страну? Намного меньше пятидесяти. – С флага взгляд Энни переместился на телефон. Почему не звонит Рик? Даже если он был в конюшне, когда она диктовала автоответчику сообщение, он уже давно должен был вернуться в дом.
В полночь, когда Рик так и не позвонил, Энни набрала номер дежурной отеля и спросила, не звонил ли ей кто-нибудь. Было несколько звонков, подтвердила та, но от Рика Магнуссона ни одного. Недоумевающая и взволнованная, Энни снова позвонила на ферму. И снова ей ответил автоответчик. Либо Рика нет дома, либо он не отвечает на ее звонки.
А если не отвечает, то почему? Ведь в своей последней записке, которую она ему оставила, она прощалась с ним не навсегда. В ней она ясно дала понять, что им нужно какое-то время побыть вдали друг от друга и хорошенько подумать. И внезапно Энни как громом поразило: Рик ни разу не сказал ей, что любит ее, что она ему нужна. А что, если он не испытывает к ней глубоких чувств? Что, если она их себе вообразила? Она практически ничего не знает о любви. Только из писем Льюиса к Эмили. Но Рик – не Льюис, а она – не Эмили.
А может быть, нужно было признаться ему? Сказать прямо в лицо, что любит его, а не тихим шепотом, когда он спал. Но она так боялась...
Так что же теперь делать?
Можно загрузить себя работой, начать новый проект. У нее полно дел. Нужно обдумать, продавать ли ей книгу, несколько недель уйдет на подготовку к поездке в Монреаль... Энни печально вздохнула: любое будущее без Рика казалось холодным, пустым, лишенным какого-либо смысла.
Откинувшись на мягкие подушки, Энни снова включила телевизор, чтобы разогнать гнетущую тишину, и уменьшила громкость, опасаясь разбудить постояльцев в соседних номерах. Было уже далеко за полночь, когда она наконец заснула.
Ей снилась ферма.
Она сидит на крыльце в кресле-качалке, прислушиваясь к веселому пению скворцов, козодоев и малиновок. Воздух напоен сладким ароматом сена, терпким – земли и свежим – дождя. Ласковый ветерок овевает лицо, а она все качается, качается, а полозья все поскрипывают...
Внезапно скрип превратился в громкий стук.
Ничего не соображая спросонья, Энни села и помотала головой, стряхивая с себя остатки сна. Снова послышался нетерпеливый стук в дверь.
Энни вскочила с кровати, бросила быстрый взгляд на часы – ого, нет еще и пяти! – и крикнула:
– Одну минутку!
Подойдя к двери, она взглянула в глазок и сразу отпрянула, чувствуя, как перехватило дыхание.
У двери стоял Рик!
Дрожащими руками Энни сняла цепочку и открыла дверь. Несколько секунд она была не в состоянии произнести ни слова, лишь молча смотрела на него. Вид у него был усталый. И злой.
– Привет, – наконец произнесла Энни.
Больше она никак не могла придумать, что сказать или сделать. Так и стояла, не в силах оторвать от Рика глаз, наслаждаясь созерцанием его облика, такого милого и родного: грубые рабочие башмаки, выцветшие, но чистенькие джинсы, красная хлопковая рубашка, мрачное лицо с однодневной щетиной и налитыми кровью глазами.
О Господи! Приехал! Как же она по нему соскучилась! Хотелось кинуться ему на шею, крепко прижаться и поцелуями снять следы усталости.
– Я тебя разбудил, – заметил Рик.
Голос его прозвучал хрипло, и Эйни почувствовала, как от жалости к нему сжалось сердце.
– Ничего страшного. Просто... я не ожидала тебя увидеть.
Он протянул ей лист бумаги. Энни узнала записку, которую она ему написала перед отъездом.
– А... – Она вздохнула. – Заходи.
Рик проследовал за ней в комнату, и Знни даже поежилась под его холодным пристальным взглядом. Стремясь нарушить мрачное молчание, она обернулась и спросила:
– Как ты себя чувствуешь?
– Лучше.
– У тебя хриплый голос. Но выглядишь ты хорошо. Ожоги...
– Пустяки, – перебил ее Рик. – Они меня не беспокоят.
– Ты приехал за мной, – прошептала Энни, облекая наконец чудо произошедшего в слова.
За ней еще никто и никогда не приезжал.
– Ты же знала, что я это сделаю.
Энни нахмурилась, открыла рот, чтобы возразить, но вместо этого спросила:
– Как ты меня нашел?
– Позвонил в газету и на телевидение. – Скомкав записку в кулаке, Рик швырнул ее на кровать. – Энни, я ехал всю ночь и слишком устал, чтобы ходить вокруг да около. Я приехал отвезти тебя домой. – И, помолчав, добавил: – И я это сделаю, даже если мне придется всю дорогу нести тебя на плече.
– Ты что, злишься на меня? – недоуменно спросила Энни.
– Ты совершенно права, черт побери! Злюсь!
– Так, значит... ты приехал затем, чтобы меня отругать, – заметила Энни, с беспокойством глядя на него и в то же время чувствуя, как в душе взметнулась отчаянная радость, – а не затем, чтобы сделать мне предложение?
Глава 22
«28 апреля 1832 года.
Форт Армстронг
Дождь, дождь и дождь... Неужели я никогда больше не увижу солнца?»
Из письма лейтенанта Льюиса Хадсона мисс Эмили Оглторп
Как это, черт побери, случилось, что речь зашла о предложении?
Почувствовав желание защищаться, Рик настороженно переспросил:
– Что?
– Ты слышал, что я сказала.
В глазах Энни мелькнул знакомый блеск, и Рик понял: сейчас она задаст ему жару. Откашлявшись и поморщившись от боли, он попытался повернуть разговор в другое русло:
– У нас есть одно незаконченное дело.
– Какое? – спросила Энни, встав по другую сторону кровати.
Кровать эта так и манила к себе, равно как и Энни. Только сейчас Рик понял, как сильно по ней скучал. Хотелось притянуть ее к себе, покрыть ее лицо поцелуями, но он смертельно устал. Однако не настолько, чтобы не почувствовать возникшей между ними напряженности.
По лицу Энни он бы не сказал, что она сердится на него, однако особой радости при виде его она тоже не выказала. Всю дорогу, пока Рик ехал, он тщательно продумывал каждое слово, которое ей скажет. И вот теперь эта безукоризненно отрепетированная речь, все эти вымученные романтические бредни испарились как дым.
– Ты меня бросила, – холодно констатировал он, – Пока я валялся на больничной койке, бездыханный, накачанный всякой дрянью, ты сбежала.
Энни отвернулась, на щеках ее вспыхнули два ярких пятна.
– Я знаю, прости.
– Почему ты сбежала? – спросил Рик, стараясь придать своему грубому голосу как можно больше мягкости. – При первой же подвернувшейся возможности. Почему, Энни?
Тяжело вздохнув, Энни опустилась на кровать.
– Я должна была отвезти Льюиса домой.
– Чепуха! – воскликнул Рик, садясь на кровать рядом с Энни и чувствуя, как его обволакивает знакомый запах. О Господи, оказывается, он даже по ее запаху соскучился! – Ты могла бы подождать. Я бы поехал с тобой. Хадсон был тебе очень дорог, значит, и мне небезразличен.
Не глядя на Рика, Энни прошептала:
– Я хотела остаться, но потом случился пожар, тебя отвезли в госпиталь, и я знала, что приедут твои родные. – Взглянув на него, она поспешно отвернулась. – Я боялась, что ты и твои братья не захотите видеть меня в вашем доме. С каждым часом моя уверенность в этом крепла, и я решила уехать, чтобы всем было спокойнее. И потом, мне все равно нужно было отвезти Льюиса домой, вот я и решила воспользоваться этим обстоятельством, уехать и хорошенько все обдумать.
– А что тебе требовалось обдумывать? Энни изумленно воззрилась на него:
– Мы с тобой очень разные, Рик.
– Да. Ну и что?
Изумление Энни сменилось яростью.
– Ты когда-нибудь задумывался о будущем? О нашем с тобой будущем? – сердито выкрикнула она.
– Да, – снова проговорил Рик, и голос его прозвучал настороженно.
– Помимо секса?
– Знаешь, мужчины не всегда думают только своими органами, иногда и головой.
– А почему это я должна верить, что между нами существует нечто большее? Я не собираюсь бросать работу, изменять свою жизнь ради того, чтобы с тобой спать! Ты даже ни разу не сказал мне, что любишь меня!
Ну вот! Теперь она еще и любовь приплела!
– Ты тоже, – отрезал Рик. – Я же тебе сказал, что у нас с тобой есть одно незаконченное дело. Нам нужно его закончить.
– Отлично, – бросила Энни, пожимая плечами. – Давай закончим, только порознь. Ты – в Висконсине, я – в Огайо. Может, и существуют женщины, которые способны жить с мужчиной, не сказавшим им ни слова о любви, но я не из таких. И вообще, Рик, я могу сама о себе заботиться. Мужчина для этого мне не нужен.
– Да знаю я, черт побери! И тем не менее ты поедешь со мной.
– Нет, не поеду!
Рик одарил Энни мрачным взглядом, однако эта вспышка гнева его смутила.
– Как же, так я и разрешу тебе, Энни, снова исчезнуть из моей жизни!
– И как же ты мне запретишь?
Рик открыл рот, и из него вылетели слова, поразившие его самого: он не думал, что когда-нибудь еще раз их произнесет:
– Хочешь выйти за меня замуж?
Энни отодвинулась, не спуская с него глаз:
– Это вопрос или предложение?
– Просто ответь.
На секунду Рик закрыл глаза. О Господи! Должно быть, он и впрямь в нее влюблен. И пяти минут не сидит с ней в одной комнате, а от ее близости уже голова идет кругом.
Но он понимал, чего она хочет.
– Потому что если это предложение, – тоненьким голосом проговорила Энни, – то не слишком-то оно романтичное.
А, к черту гордость!
Опустившись на одно колено, не обращая внимания на изумленный взгляд Энни, Рик взял ее за руку:
– Энни, ты сводишь меня с ума. Я в отличие от большинства других парней начисто лишен романтики. Единственное, что я могу сказать, – это то, что ты мне нужна, и я хочу, чтобы ты всегда была со мною рядом. Выходи за меня замуж, решай, детка. Все в твоих руках.
Внезапно Энни рассмеялась.
Рика будто обожгло огнем. Он тут стоит перед ней на коленях, распинается, а она смеется?!
– Энни...
– Да! – перебила она его. – Да! Я с радостью выйду за тебя замуж, упрямый, дикий, глупый викинг!
Рик не представлял, что можно так принимать предложение руки и сердца, и нахмурился:
– Могла бы ограничиться банальным «да», без всяких украшений.
Протянув руку, Энни коснулась его лица, провела пальцем по его губам. Рик замер. Он едва сдержался, чтобы не схватить Энни в объятия, не швырнуть на кровать и не заняться с ней любовью.
– Но мне нравятся все эти определения. Без них ты не был бы таким, какой ты есть. Ах, Рик, как же я по тебе скучала!
Последнее заявление Рику больше всего пришлось по душе.
– Я тоже, – буркнул он, вставая. – В доме без тебя так тоскливо, даже Бак захандрил. – Рик снова сел на кровать, решив еще немного подержать Энни за руку, и, пристально глядя на их переплетенные пальцы, признался: – Я тоже сильно по тебе скучал.
Энни застенчиво потупилась:
– Мне было необходимо, чтобы ты за мной приехал.
– Я знаю, – тихо заметил Рик. – Крошка, я никогда тебя не брошу, обещаю тебе это. Но и ты должна мне пообещать, что больше никогда от меня не сбежишь.
Щеки Энни вновь окрасились яркой краской.
– Я хочу... я все еще немного побаиваюсь, Рик.
– Ничего, это пройдет. Все у нас будет хорошо. – Тронутый ее признанием, Рик ласково погладил Энни по спине. Он не знал, поможет ли это успокоить страхи Энни, но почувствовал, что от его прикосновения она немного расслабилась. – Ты же хочешь быть со мной, правда?
Энни кивнула и придвинулась к нему.
«А вот это уже лучше», – подумал Рик. Больше похоже на то, о чем он мечтал во время долгого пути, проделанного в одиночестве.
– Ну вот видишь. А я никуда не собираюсь уезжать со своей земли. Мои предки жили на этой ферме в течение ста шестидесяти лет. И мы с тобой будем там жить. Вместе. Ты уже привезла своего Льюиса домой, проследила за тем, чтобы его положили в родную землю, теперь можешь заняться мной.
Энни рассмеялась, и Рик с облегчением вздохнул. Слава Богу! Он ненавидел, когда Энни пребывала в унынии, и обожал слушать ее заразительный смех, веселые шутки. По натуре она была девушкой общительной и жизнерадостной, на жизнь смотрела легко, что Рику очень нравилось.
Одарив его ленивой улыбкой, Энни заметила:
– А знаешь, вчера я сделала одно потрясающее открытие. Рик с некоторым беспокойством взглянул на нее:
– И какое же? Ты мне расскажешь?
– Думаю, что да. Я поняла, что всю свою жизнь искала счастье. Сначала я думала, что нашла его в своей работе, потом – в том, что наконец отыскала Льюиса и отвезла его домой. Но я ошибалась! Счастье – это ты. Это тебя я искала всю свою жизнь.
Наступила тишина. Рик молча смотрел на Энни, на ее теплые карие глаза, ласковую улыбку, а потом, обхватив ладонями ее лицо, наклонился и поцеловал.
– Может быть, это я тебя искал всю свою жизнь, – проговорил он и ничуть не удивился собственным словам.
– Это правда? – прошептала Энни, глядя на него широко раскрытыми глазами.
– Да. – Рик улыбнулся и провел пальцем по ее губам, щеке, потом по шее, вниз, до мягкой груди. – Но я страшно устал ждать, Энни. Поехали домой.
Внезапно он заметил, что на глаза Энни навернулись слезы.
– Вот черт, детка, прости. И зачем только я это сказал! Вот идиот! Я...
– Помолчи, Рик, – перебила его Энни смеясь и быстро поцеловала. – Когда ты сказал «домой», я кое о чем вспомнила, и мне просто стало немного грустно, вот и все.
Рик облегченно вздохнул.
– Хочешь рассказать мне об этом?
Склонив голову набок, Энни серьезно взглянула на него:
– Ты веришь в судьбу, Рик?
– Даже не знаю. А что?
– Ты понимаешь, что, если бы Льюиса не убили, мы бы с тобой никогда не встретились?
При одной мысли об этом Рик почувствовал, как у него тревожно забилось сердце. Заправив Энни за ухо выбившуюся прядь волос, Рик заметил:
– Наверное, ты ждешь, что я сейчас скажу: как жаль, что он погиб, но я не могу этого сделать. – Он поцеловал Энни в мягкие губы. – Потому что именно ему я обязан знакомством с тобой.
Он снова поцеловал ее и, уложив на мятые белые простыни, быстро снял с нее черное платье, лифчик и трусики. Через секунду Энни лежала перед ним совершенно голая.
– А сейчас я займусь с тобой любовью, – прошептал Рик, целуя теплую влажную кожу в ложбинке между ее грудями, в том месте, где, как Рику казалось, слышалось биение ее сердца. Оно бьется только для него одного. – И покажу тебе, что ты для меня значишь, самым лучшим из всех известных мне способов. А потом мы поедем домой.
После долгого путешествия через штаты Огайо, Индиану и Иллинойс Рик одним ранним вечером выехал наконец на подъездную аллею, ведущую к его дому.
– О Господи, – прошептала Энни, качая головой. Хотя она и отдавала себе отчет в том, что сейчас возникнет перед ее глазами, все равно, увидев обугленные остатки конюшни, не могла не содрогнуться. – Думаю, сейчас это место еще хуже, чем было, когда я уезжала.. Постой, что это? Стена?
Форт Армстронг
Дождь, дождь и дождь... Неужели я никогда больше не увижу солнца?»
Из письма лейтенанта Льюиса Хадсона мисс Эмили Оглторп
Как это, черт побери, случилось, что речь зашла о предложении?
Почувствовав желание защищаться, Рик настороженно переспросил:
– Что?
– Ты слышал, что я сказала.
В глазах Энни мелькнул знакомый блеск, и Рик понял: сейчас она задаст ему жару. Откашлявшись и поморщившись от боли, он попытался повернуть разговор в другое русло:
– У нас есть одно незаконченное дело.
– Какое? – спросила Энни, встав по другую сторону кровати.
Кровать эта так и манила к себе, равно как и Энни. Только сейчас Рик понял, как сильно по ней скучал. Хотелось притянуть ее к себе, покрыть ее лицо поцелуями, но он смертельно устал. Однако не настолько, чтобы не почувствовать возникшей между ними напряженности.
По лицу Энни он бы не сказал, что она сердится на него, однако особой радости при виде его она тоже не выказала. Всю дорогу, пока Рик ехал, он тщательно продумывал каждое слово, которое ей скажет. И вот теперь эта безукоризненно отрепетированная речь, все эти вымученные романтические бредни испарились как дым.
– Ты меня бросила, – холодно констатировал он, – Пока я валялся на больничной койке, бездыханный, накачанный всякой дрянью, ты сбежала.
Энни отвернулась, на щеках ее вспыхнули два ярких пятна.
– Я знаю, прости.
– Почему ты сбежала? – спросил Рик, стараясь придать своему грубому голосу как можно больше мягкости. – При первой же подвернувшейся возможности. Почему, Энни?
Тяжело вздохнув, Энни опустилась на кровать.
– Я должна была отвезти Льюиса домой.
– Чепуха! – воскликнул Рик, садясь на кровать рядом с Энни и чувствуя, как его обволакивает знакомый запах. О Господи, оказывается, он даже по ее запаху соскучился! – Ты могла бы подождать. Я бы поехал с тобой. Хадсон был тебе очень дорог, значит, и мне небезразличен.
Не глядя на Рика, Энни прошептала:
– Я хотела остаться, но потом случился пожар, тебя отвезли в госпиталь, и я знала, что приедут твои родные. – Взглянув на него, она поспешно отвернулась. – Я боялась, что ты и твои братья не захотите видеть меня в вашем доме. С каждым часом моя уверенность в этом крепла, и я решила уехать, чтобы всем было спокойнее. И потом, мне все равно нужно было отвезти Льюиса домой, вот я и решила воспользоваться этим обстоятельством, уехать и хорошенько все обдумать.
– А что тебе требовалось обдумывать? Энни изумленно воззрилась на него:
– Мы с тобой очень разные, Рик.
– Да. Ну и что?
Изумление Энни сменилось яростью.
– Ты когда-нибудь задумывался о будущем? О нашем с тобой будущем? – сердито выкрикнула она.
– Да, – снова проговорил Рик, и голос его прозвучал настороженно.
– Помимо секса?
– Знаешь, мужчины не всегда думают только своими органами, иногда и головой.
– А почему это я должна верить, что между нами существует нечто большее? Я не собираюсь бросать работу, изменять свою жизнь ради того, чтобы с тобой спать! Ты даже ни разу не сказал мне, что любишь меня!
Ну вот! Теперь она еще и любовь приплела!
– Ты тоже, – отрезал Рик. – Я же тебе сказал, что у нас с тобой есть одно незаконченное дело. Нам нужно его закончить.
– Отлично, – бросила Энни, пожимая плечами. – Давай закончим, только порознь. Ты – в Висконсине, я – в Огайо. Может, и существуют женщины, которые способны жить с мужчиной, не сказавшим им ни слова о любви, но я не из таких. И вообще, Рик, я могу сама о себе заботиться. Мужчина для этого мне не нужен.
– Да знаю я, черт побери! И тем не менее ты поедешь со мной.
– Нет, не поеду!
Рик одарил Энни мрачным взглядом, однако эта вспышка гнева его смутила.
– Как же, так я и разрешу тебе, Энни, снова исчезнуть из моей жизни!
– И как же ты мне запретишь?
Рик открыл рот, и из него вылетели слова, поразившие его самого: он не думал, что когда-нибудь еще раз их произнесет:
– Хочешь выйти за меня замуж?
Энни отодвинулась, не спуская с него глаз:
– Это вопрос или предложение?
– Просто ответь.
На секунду Рик закрыл глаза. О Господи! Должно быть, он и впрямь в нее влюблен. И пяти минут не сидит с ней в одной комнате, а от ее близости уже голова идет кругом.
Но он понимал, чего она хочет.
– Потому что если это предложение, – тоненьким голосом проговорила Энни, – то не слишком-то оно романтичное.
А, к черту гордость!
Опустившись на одно колено, не обращая внимания на изумленный взгляд Энни, Рик взял ее за руку:
– Энни, ты сводишь меня с ума. Я в отличие от большинства других парней начисто лишен романтики. Единственное, что я могу сказать, – это то, что ты мне нужна, и я хочу, чтобы ты всегда была со мною рядом. Выходи за меня замуж, решай, детка. Все в твоих руках.
Внезапно Энни рассмеялась.
Рика будто обожгло огнем. Он тут стоит перед ней на коленях, распинается, а она смеется?!
– Энни...
– Да! – перебила она его. – Да! Я с радостью выйду за тебя замуж, упрямый, дикий, глупый викинг!
Рик не представлял, что можно так принимать предложение руки и сердца, и нахмурился:
– Могла бы ограничиться банальным «да», без всяких украшений.
Протянув руку, Энни коснулась его лица, провела пальцем по его губам. Рик замер. Он едва сдержался, чтобы не схватить Энни в объятия, не швырнуть на кровать и не заняться с ней любовью.
– Но мне нравятся все эти определения. Без них ты не был бы таким, какой ты есть. Ах, Рик, как же я по тебе скучала!
Последнее заявление Рику больше всего пришлось по душе.
– Я тоже, – буркнул он, вставая. – В доме без тебя так тоскливо, даже Бак захандрил. – Рик снова сел на кровать, решив еще немного подержать Энни за руку, и, пристально глядя на их переплетенные пальцы, признался: – Я тоже сильно по тебе скучал.
Энни застенчиво потупилась:
– Мне было необходимо, чтобы ты за мной приехал.
– Я знаю, – тихо заметил Рик. – Крошка, я никогда тебя не брошу, обещаю тебе это. Но и ты должна мне пообещать, что больше никогда от меня не сбежишь.
Щеки Энни вновь окрасились яркой краской.
– Я хочу... я все еще немного побаиваюсь, Рик.
– Ничего, это пройдет. Все у нас будет хорошо. – Тронутый ее признанием, Рик ласково погладил Энни по спине. Он не знал, поможет ли это успокоить страхи Энни, но почувствовал, что от его прикосновения она немного расслабилась. – Ты же хочешь быть со мной, правда?
Энни кивнула и придвинулась к нему.
«А вот это уже лучше», – подумал Рик. Больше похоже на то, о чем он мечтал во время долгого пути, проделанного в одиночестве.
– Ну вот видишь. А я никуда не собираюсь уезжать со своей земли. Мои предки жили на этой ферме в течение ста шестидесяти лет. И мы с тобой будем там жить. Вместе. Ты уже привезла своего Льюиса домой, проследила за тем, чтобы его положили в родную землю, теперь можешь заняться мной.
Энни рассмеялась, и Рик с облегчением вздохнул. Слава Богу! Он ненавидел, когда Энни пребывала в унынии, и обожал слушать ее заразительный смех, веселые шутки. По натуре она была девушкой общительной и жизнерадостной, на жизнь смотрела легко, что Рику очень нравилось.
Одарив его ленивой улыбкой, Энни заметила:
– А знаешь, вчера я сделала одно потрясающее открытие. Рик с некоторым беспокойством взглянул на нее:
– И какое же? Ты мне расскажешь?
– Думаю, что да. Я поняла, что всю свою жизнь искала счастье. Сначала я думала, что нашла его в своей работе, потом – в том, что наконец отыскала Льюиса и отвезла его домой. Но я ошибалась! Счастье – это ты. Это тебя я искала всю свою жизнь.
Наступила тишина. Рик молча смотрел на Энни, на ее теплые карие глаза, ласковую улыбку, а потом, обхватив ладонями ее лицо, наклонился и поцеловал.
– Может быть, это я тебя искал всю свою жизнь, – проговорил он и ничуть не удивился собственным словам.
– Это правда? – прошептала Энни, глядя на него широко раскрытыми глазами.
– Да. – Рик улыбнулся и провел пальцем по ее губам, щеке, потом по шее, вниз, до мягкой груди. – Но я страшно устал ждать, Энни. Поехали домой.
Внезапно он заметил, что на глаза Энни навернулись слезы.
– Вот черт, детка, прости. И зачем только я это сказал! Вот идиот! Я...
– Помолчи, Рик, – перебила его Энни смеясь и быстро поцеловала. – Когда ты сказал «домой», я кое о чем вспомнила, и мне просто стало немного грустно, вот и все.
Рик облегченно вздохнул.
– Хочешь рассказать мне об этом?
Склонив голову набок, Энни серьезно взглянула на него:
– Ты веришь в судьбу, Рик?
– Даже не знаю. А что?
– Ты понимаешь, что, если бы Льюиса не убили, мы бы с тобой никогда не встретились?
При одной мысли об этом Рик почувствовал, как у него тревожно забилось сердце. Заправив Энни за ухо выбившуюся прядь волос, Рик заметил:
– Наверное, ты ждешь, что я сейчас скажу: как жаль, что он погиб, но я не могу этого сделать. – Он поцеловал Энни в мягкие губы. – Потому что именно ему я обязан знакомством с тобой.
Он снова поцеловал ее и, уложив на мятые белые простыни, быстро снял с нее черное платье, лифчик и трусики. Через секунду Энни лежала перед ним совершенно голая.
– А сейчас я займусь с тобой любовью, – прошептал Рик, целуя теплую влажную кожу в ложбинке между ее грудями, в том месте, где, как Рику казалось, слышалось биение ее сердца. Оно бьется только для него одного. – И покажу тебе, что ты для меня значишь, самым лучшим из всех известных мне способов. А потом мы поедем домой.
После долгого путешествия через штаты Огайо, Индиану и Иллинойс Рик одним ранним вечером выехал наконец на подъездную аллею, ведущую к его дому.
– О Господи, – прошептала Энни, качая головой. Хотя она и отдавала себе отчет в том, что сейчас возникнет перед ее глазами, все равно, увидев обугленные остатки конюшни, не могла не содрогнуться. – Думаю, сейчас это место еще хуже, чем было, когда я уезжала.. Постой, что это? Стена?