Жуков Максим. П-М-К

Максим Жуков
П — М — К

ПЛЕШ — МУДЕ — КРОНШТЕЙН
Проза

Poznakomlu.ru

   Зашел. Зарегистрировался. Загрузил пару фотографий: я на Эйфелевой башне и я на ступеньках Рейхстага. Жизнерадостный, счастливый (понты сплошные).
   В анкете, в разделе «О себе» написал: ВЛАСТИТЕЛЬ ДУМ.
   В графе «Профессия»: ИНЖЕНЕР ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ДУШ.
   Не помогло: каждая потом, вне зависимости от полученного образования, переспрашивала, чем я все-таки занимаюсь:
   Психоаналитик? Астролог? Экстрасенс? Журналист?
   Писателем ни одна так и не назвала…
 
   Не помню, не то я ей пару строк черканул, не то она мне подмигнула…
   Рыжая, миниатюрная, 23 года, фото на фоне кирпичной стены в городе Волжском.
   Зовут ДЕБОРА. Псевдоним? Хотя могли и родители назвать: я эту склонность к словесной экзальтации давно за нашим народом примечаю, особенно на периферии.
   Еще там: рост, вес, цвет глаз — как обычно, не вчитывался… Сразу же серьезный вопрос: «Не педофил ли я?»
   С чего бы это?…Ах, ну да! Рост у нее «метр с кепкой».
   — Нет, — отвечаю, — просто люблю маленьких женщин…
   Почти сразу дает телефон (рабочий).
   Звоню — голос слегка взволнованный, тембр довольно приятный; правда, какой-то полудетский… Станция метро «Октябрьская», середина платформы, завтра в 19:00.
   Я никогда не опаздываю, но тут задержался на пятнадцать минут. Выхожу из вагона, осматриваюсь:
   БЛЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯТЬ!
   Не перепутаешь: рыжая, миниатюрная, вот только насчет роста наврала, конечно, — и метра нет…
 
   Я мужчина высокий, выше среднего, вырос в столице: осуждающих взглядов не боюсь.
   К людям на улице отношусь с легким презрением, но в общении обычно прост, раскован (правда, не до такой степени, как один мой приятель, который проехал на спор в вагоне метро
   совершенно голым
   три остановки.
   За три упаковки «Бадвайзера»:
   ровно по упаковке
   за остановку).
 
   Прошли к эскалатору, стали подниматься наверх. Ходила она почти правильно, не так, как карлики. Карлики и ходят-то особым образом — как будто дети, которые недавно научились передвигаться на своих двоих. Хотя что-то семенящее в походке было, конечно…
   В остальном выглядела она прилично: длинные ухоженные волосы, маникюр, аккуратно со вкусом накрашена.
   Мы прошли через переход и вышли в «Сад Искусств» — место на редкость безлюдное для центральной части города.
   Чувствовал я себя как дядя, выведший на променад свою маленькую племянницу.
   Ощущение, прямо скажем, асексуальное, родительское какое-то…
   Свидание называется.
 
   В «Саду Искусств», неподалёку от изваяния «Железного Феликса», перенесенного сюда от здания КГБ с Лубянки, я внезапно почувствовал прилив сил и уверенности: прокрутил в памяти старый анекдот про минет, при котором оба партнера могут стоять в полный рост и получать удовольствие, так сказать, «не сгибая колен»…
   Иногда вовремя вспомненный анекдот может очень сильно повлиять на вашу решимость.
 
   Мы присели на лавочку, разговорились: зовут на самом деле ДЕБОРА (можно сокращенно — ДЕБИ), в Москве она недавно, работает «оператором на телефоне» в одном креативном (Господи, когда они перестанут употреблять это слово?!) Интернет— магазине. С мужиками как-то не очень у нее складывается — и дома, и здесь.
   Представляю себе уровень отторжения любой социальной среды, тем более там, на периферии, сохранившей все морфологические признаки большой деревни, с ее средневековым отношением к любому отклонению от «общепринятой нормы».
   Была у неё, правда, одна БОЛЬШАЯ ЛЮБОВЬ, но все кончилось одноразовым контактом, в результате которого она — наконец-таки! — «может считать себя женщиной».
 
   Вообще, в ряду всяческих половых извращений, эпизод под названием «Секс с лилипуткой» занимал в моём сознании не самое первое место. Но коль скоро так сложились обстоятельства — почему бы ни попробовать?
   Но тут к нашей скамейке подошла кошка, противная, помоечная, и стала тереться о ее ноги. ДЕБИ (о, господи!), не прерывая беседы, достала из дамской сумочки микроскопический бутерброд и на раскрытой ладони бережно поднесла его к кошачьей морде. Кошка выгнула спину и, вытаращив ярко-голубые глаза, — вернее один глаз — второй отсутствовал, видимо, по причине слишком бурной жизни, — стала осторожно, с завидным аристократизмом поедать предложенное.
   В этот момент, увидев, как одно ущербное существо кормит другое ущербное существо,
   я понял — Я НЕ СМОГУ! Ни при условии возникновения анекдотической ситуации — «не сгибая колен»,
   ни при возникновении какой бы то ни было ситуации вообще! -
   не смогу и все.
   Надо давать задний ход. Закругляться. Сматывать удочки. Пока во мне окончательно не погиб
   и так
   в последнее время
   еле живой,
   придавленный
   повседневным московским цинизмом
   гуманист.
 
   Закругляться — так закругляться, но как?
   Я ей понравился.
   Сразу.
   Видно это было невооруженным глазом. Я это понял — мгновенно, еще до начала нашей беседы в «Саду Искусств». Был у меня, конечно, в запасе один способ — не совсем приличный, но… чего уж там!
   Дело в том, что на сайте, где мы с ней познакомились, в графе «кого хочу найти» обычно пишут следующее:
   Неженатого. Состоявшегося. Без эмоциональных и материальных проблем. Без претензий на оригинальность. С членом от 16 сантиметров. Того, кто носит костюм.
   Целеустремленного. Человека, с которым просто остаешься собой. С чувством юмора. С трезвым умом. Желательно с местом для встреч. С которым будет легко. Со своим авто. Ответственного. Делающего куннилинг. По ОБРАЗУ и ПОДОБИЮ МОЕМУ… Милого, внимательного. Для рождения и воспитания ребенка. С загородным домом. Способного помочь деньгами и связями в шоу-бизнесе. Интеллигентного, общительного. Разностороннего. С хорошей потенцией. Любящего кататься на горных лыжах. Готового полюбить меня и моего двухлетнего сына. Работящего.
   Прааативного мужчинку, с крепкой мошонкой и ухоженным анальным…(простите — это, кажется, из другого раздела). Одинокого. С отдельной квартирой. Для дружбы и переписки, во всех смыслах и проявлениях: доброго, щедрого, единственного. И, наконец, — настроенного на длительные и серьезные отношения.
   Между тем -
   подмигивающим и без фотографий,
   а также
   ущербным, женатым, с психическими отклонениями, непонятливым, употребляющим наркотики, ищущим секс на один-два раза, альфонсам и малолетним онанистам
   не отвечу!
 
   Как видите, такого, как я — со средним достатком и пишущего стихи, — в сети, похоже, не ищут.
 
   Я тут же признался, что женат, живу с женой, склонен к промискуитету, но жену свою люблю и расставаться с ней не планирую. Стал мямлить что-то про возраст — вот, мол, «седина в бороду, бес в ребро», а пора уже и о душе подумать; и по ресторанам водить не буду, и длительных перспектив со мной никаких…
   Все это не помогло.
   Пришлось, провожая ее до метро, пообещать встретиться с ней в конце недели, естественно, у меня, благо жена в отъезде, стало быть — имею возможность, как одинокий и единственный, с чувством юмора, без эмоциональных и материальных проблем, с трезвым умом (правда, пишущий стихи и иногда кропающий прозу), без особых претензий на оригинальность, надев для приличия костюм, с членом от 16 сантиметров (?), малоспособный помочь деньгами, но с хорошей потенцией и отдельной квартирой; во всех смыслах и проявлениях, без авто, но с крепкой мошонкой и ухоженным анальным… (еще раз извините!), будучи добрым, щедрым и понятливым,
   короче:
   Созвонимся, и обговорим время! Уффф.
   … и говорил: Авва Отче! всё возможно Тебе;
   пронеси эту чашу
   мимо Меня;
   но не чего Я хочу,
   а чего Ты …(это вообще с другого сайта — но тоже, кстати…) В общем,
   я так и не перезвонил.
 
   Примерно через неделю, увидев меня в сети, она написала:
   — Ну что, ВСЕ отменяется?
   Я сидел и думал, что ей ответить.
   Я думал, где она покупает себе такие маленькие вещи. Модные туфли, ремни,
   белье? Раньше,
   во времена, когда «Железный Феликс» стоял на своем прежнем месте, все
   «маленькие люди» одевались в детских секциях магазинов. Выглядели они зачастую
   ужасно, что, должно быть, понижало их и так не очень-то высокую (простите за каламбур) самооценку. Дело даже не в этом. Дело в другом. Дело, как ни странно, во мне…
 
   Я написал ей, что вернулась жена, что «закрутился», что много работы…
 
   Эх, Деби, Деби. Да пошлет тебе Бог в этом большом и равнодушном городе НОРМАЛЬНОГО мужика, способного полюбить тебя за твою доброту, за твое трогательное отношение к голодным кошкам, за твой золотой характер, который так мучительно и ярко проявился в последнем полученном от тебя письме:
   — Я не обижаюсь. Я все поняла… Ничего. Всего тебе самого наилучшего.
   Счастливой тебе охоты,
   Поэт.
 
   …счастливой охоты…

Мухомор

   Может быть, просто климат не тот -
   Мало сосен, березок, болотца.
   Ну, а может быть, он не растет,
   Потому что ему не растется.

Георгий Иванов

   То, что я ханжа и ретроград, я понял окончательно совсем недавно. Накануне своего сорокалетия. Это было как озарение. Меня стали раздражать РАЗГОВАРИВАЮЩИЕ матом уличные подростки (мы-то в их возрасте матом только ругались, причем, как мне сейчас кажется, не прилюдно). Мне буквально начали бросаться в глаза посторонние металлические предметы в пупках, носах, бровях и розовых губках… представительниц противоположного пола (о мужчинах я уже не говорю!), а также вытатуированные, над вечно торчащими из штанов стрингами, разноцветные псевдовосточные орнаменты.
   Я даже намедни написал гневное письмо нашему вороватому мэру, когда чуть было
   не проколол себе ногу валяющимся на «детской площадке» использованным шприцем. Знаете, таким одноразовым тоненьким шприцем для диабетиков. Их как-то особенно полюбили нынешние наркоманы.
   Где ханжество, там и вполне закономерный: «стук-стук-стук…»
   Да, в наше время мата было меньше, детские площадки убирали лучше, шприцы были толще, а иглы приходилось много раз кипятить в домашних услов…
   Извините, что-то я не о том…

* * *

   Мы учились с ним в одной школе. Звали его Денис Ширшиков. Класса так до четвертого. Потом, видимо, матушка его сменила фамилию на Дыбенко, и он, соответственно, стал однофамильцем одного репрессированного в 38-м матроса, — ставившего раком — на законном основании! — бабушку российской революции Коллонтай, так как являлся не только ее официальным мужем, но и товарищем по партии.
   Дыбенко, конечно, лучше звучит, чем Ширшиков, но называли его все равно либо Ширшик (чуть ли не по-детсадовски), либо Денис, до того самого момента, пока не произошла в нём серьезная личностная перемена…
   Но об этом ниже.
 
   Я в те времена еще не был ханжой и ретроградом.
   Я только что вернулся из армии и активно приобщался к «прелестям гражданской жизни».
   Ширшика я сразу не узнал… Он стоял на выходе из кинотеатра босиком (был конец сентября), ровно посередине покидающего зрительный зал людского потока и виртуозно стрелял у выходящих мужиков сигареты, беззастенчиво засовывая их в завязанную на груди хиппейским узлом рубаху.
   Времена «детей цветов» закончились в нашем городе, когда нам c ним было лет по шестнадцать…
   Но судя по длинным русым волосам, густой копной спадающих на ворот его рубахи, босым ногам и обрезанным «по самое некуда» шортам (повторяю, — был конец сентября!) Ширшик свято хранил в памяти завет того «потерянного поколения»:
   ЖИВИ БЫСТРО,
   УМРИ МОЛОДЫМ.
 
   Мы обнялись. Потом прошли к автобусной остановке, где я купил у недоверчивого таксиста пару бутылок водки (был разгар горбачевской борьбы с пьянством и
   алкоголизмом) и завалились ко мне домой.
   Он говорил преимущественно о наркотиках. Вспоминая его рассказы, я давлюсь от смеха, когда в криминальных новостях по телевизору слышу бравые отчеты наших ментов об уничтожении «плантаций конопли» в Подмосковье и о ликвидации посевов мака в огородах мирных жителей окрестных деревень. Реляции эти я слышу каждый год, между тем большинство обывателей даже и не догадывается, что подмосковная конопля и жалкий пищевой мак, растущий у заборов наших дачников, — это «беспонтовая ботва», не содержащая ни грамма кайфа, так как в условиях средней полосы «трава», а уж тем более мак — не вызревают.
   «Трава» просто не успевает вобрать в себя нужного количества солнца и влаги, чтобы, будучи собранной бережной рукой наркоторговца, высушенной и перетертой в мелкую «шалу», — по настоящему торкнуть придирчивого и искушенного московского растамана.
   С маком дела обстоят еще хуже. Во-первых, у нас выращивают не тот сорт.
   Для получения, скажем так, истинного удовольствия — необходимо высевать мак сонник (не помню, как это по латыни… головки у него, между прочим, в момент созревания с человеческий кулак!), а не ту херню, что еле-еле пробиваясь через пыльные сорняки, буколически покачивает своими чахлыми цветочками среди достающих почти до колен и разросшихся по всем окрестностям, одуванчиков. Во-вторых, если даже срезать не успевшие созреть маковые головки (а только такие и нужны) и сделать из них
   достаточно концентрированный раствор, то все равно «бодяга» эта может послужить только для того, чтобы ненадолго облегчить мучения закоренелого «торчка» в часы тяжелой и, как правило, неминуемой ломки. Так что серьезные люди, если и собирают за городской чертой мак и коноплю, то делают это для того, чтобы приготовив их должным образом, добавлять в хороший и суперкачественный «товар», привезенный из Средней Азии или Афганистана.
   Потом он долго и смешно рассказывал, как собирал в лесу галлюциногенные поганки и учил меня варить какую-то дрянь — «крутой стимулятор!» — из капель в нос (восемь копеек за пузырек…), которую, к моему глубокому изумлению, можно было купить в любой аптеке без всяких трудностей и рецептов от врача.
   Я же придерживался тогда и придерживаюсь сейчас мнения, что «вотка — лучшая отвертка»; Ширшик на этом основании называл меня люмпеном и потенциальным «синяком», однако водку мою пил, и сигареты мои, никакой «травкой» не приправленные, курил с видимым удовольствием. На мой прямо поставленный вопрос «где ботинки потерял?» он ответил как-то туманно и загадочно: мол, муж рано вернулся… пришлось сваливать…обосоножил совсем, а на новые — денег нет, ну в общем, как всегда…
   Я выдал ему свои старые «доармейские» мокасины, поношенный свитер и еще, как ни странно, он попросил почитать двухтомник Блока, который он листал, когда я повторно ходил за водкой или отлучался на пару минут в туалет.
 
   Прошло около полугода. Мы хоть и обитали с Ширшиком в одном районе, но пути-дорожки у нас по жизни были разные. Я уже начал жалеть, что дал ему почитать двухтомник (все-таки подписное издание, подаренное мне горячо любимым дедом на совершеннолетие), — ищи-свищи теперь этого грибника-любителя по всей Москве.
 
   Он завалился ко мне домой по-простецки, без предварительного телефонного звонка. На голове его красовалась панама темно-красного или, скорее, — бордового цвета в мелкую белую крапинку…Ниспадавшие полгода назад на ворот рубахи патлы, отсутствовали напрочь. После кратковременной поездки в Крым в составе небольшой группы таких же, как он реликтовых маргиналов, Ширшик был «радушно» принят вокзальными ментами: жестоко отпизжжен без объяснения причин и побрит наголо. После чего, отсидев пятнадцать суток, был выпущен на свободу, где и познакомился с одной «неформальной» художницей, подарившей ему эту «заебательскую», по его словам, панамку.
   Панама эта, носимая им зимой и летом, послужила впоследствии основанием для возникновения самой яркой и самой популярной клички в жизни Ширшика: все знакомые в нашем районе стали звать его МУХОМОР.
   Но это было потом, а тогда мы просто загуляли. Сильно. Не по-детски. На третий день мы вызвонили «неформальную» художницу по имени Галя и по фамилии Боганова (очень хотелось на нее посмотреть) и приступили к доскональному изучению личностных перемен, произошедших с Ширшиком-Дыбенко-Мухомором за минувшие полгода.
   А перемены были, и весьма существенные: он влюбился.
 
   Влюбился Мухомор в поэзию Александра Александровича Блока.
   Влюбленность эта имела почти патологический характер. Он выучил все стихи из моего двухтомника наизусть и даже мог цитировать целые предложения из писем и критических статей.
   Я сам люблю Блока.
   Но чтобы вот так — наизусть да еще в таком неимоверном количестве…
   Зависть моя не имела границ.
   Несмотря на душившую меня «жабу», слушал я его очень внимательно. Знаете, бытует такое мнение, что артисты читают стихи ПРАВИЛЬНО, а поэты читают так, как их НУЖНО читать. Мухомор не был ни артистом, ни, слава богу, поэтом, потому чтение его походило на что-то среднее между «правильным» и «нужным»…
   Впечатление было охуительное. После зацитированных до метафорических дыр духов и туманов «Незнакомки»
   стремительно и неизбежно,
   почти без всякой паузы
   прямо передо мной,
   выныривая из едкого дыма тлеющей у меня под носом сигареты,
   возникали
   «Елагин мост
   и два огня»,
   где «две тени, слитых в поцелуе,
   неслись у полости саней», и тут же,
   без остановки,
   появлялся
   из нагроможденья
   плохо освещенных храмовых колонн
   отрок, зажигающий свечи и
   медленно уходящий на задний план,
   уступая место
   девочке,
   которая, — помните? -
   «пела в церковном хоре
   о всех погибших
   в чужом краю»…
   …и мой заставленный пустыми банками из-под консервированного минтая и засыпанный хлебными крошками кухонный стол
   мистическим образом
   преображается
   в залитую липким кабацким вином
   стихотворную поверхность:

 
Я пригвожден к трактирной стойке.
Я пьян давно. Мне всё равно.
Вон счастие мое — на тройке
В сребристый дым унесено…
 

   И там, где только что проступала «вселенная пустая», глядящая в нас мраком глаз, повинуясь безудержному порыву фантазии и глуховатому голосу Мухомора, на нас с Галей обрушивалась «фирменная» блоковская метель, в самой глубине которой таинственно мерцала отравленная шпага Лаэрта и мелькали разноцветные цыганские юбки стремительно убегающей в предрассветный сумрак Кармен.
 
   Эстетика поэзии Блока, виртуозно озвученная Мухомором, была совершено нестерпима.
   Я, чтобы как-то смягчить, разбавить ее воздействие, пытался делать замечания, возражал:

 
— «На кресло у огня уселся гость устало,
И пес у ног его разлегся на ковер.
Гость вежливо сказал: «Ужель еще вам мало?
Пред Гением Судьбы пора смириться, сÖр».
 

   — Ну что это за СЁР такой? Во дает Сан Саныч! Хотя оно и понятно: «ковер» и «сэр» особо не зарифмуешь…
 
   Или после:

 
— «Я сидел у окна в переполненном зале.
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе чёрную розу в бокале
Золотого, как небо, аи».
 

   — Северянин какой-то в одном флаконе с Вертинским…
 
   Все это выглядело как-то бледно и неубедительно.
   Гораздо серьезней были замечания и откровенные придирки со стороны Гали Богановой, никакой литературно-критической ценности, впрочем, не имевшие…
 
   Галя являлась художницей лишь отчасти. Она совсем недавно закончила какой-то «текстильно-вышивальный» техникум и, выйдя оттуда дипломированным дизайнером по одежде, пыталась позиционировать себя прежде всего как любительница литературы вообще, и поэзии Сергея Александровича Есенина в частности.
 
   Поэзия Блока и поэзия Есенина соотносятся друг с другом, как бескрайнее небо, усыпанное огромными ледяными звездами, и полоска земли, вспаханная под озимые на краю оврага, где два дня назад местные мужики устроили пьяную драку с поножовщиной из-за несправедливо, на их взгляд, проложенной межи.
 
   Блок — это космос, вселенная, охваченная резким и пронизывающим снежным ветром, под порывами которого качается исполненный высочайшего философского значения тусклый околоаптечный фонарь. Есенин же — это районный краеведческий музей, где среди пустых водочных бутылок и выцветших фотографий, за рядами выставленных на всеобщее обозрение кокошников и косовороток валяется в темном углу забытый финский нож и поблескивает над входной дверью криво прибитая на счастье подкова.
 
   Галя читала Есенина по книжке. Это обстоятельство в сочетании с ее внешностью — низкорослая полная девушка с массивной задней частью, крупными ляжками и круглым лицом, — на фоне гладкой, почти без запинки, декламации Мухомора делало ее подачу есенинского текста серой и маловпечатляющей. Тем более что женщина, читающая чужие стихи, уместна, в моем понимании, только на новогоднем детском утреннике, скачущая в костюме Зайки-однояйки или Хрюши-отхерауши, с обязательным появлением по ходу пьесы поддатого деда Мороза и не отошедшей «после вчерашнего» бледно-зеленой Снегурочки.
   В общем, имажинист и почвенник Есенин сильно проигрывал символисту и мистику Блоку.
   Прочитанный мной «Черный человек» на Мухомора впечатления не произвел.
   Зато Галя стала подсаживаться ко мне все ближе и ближе, предупредительно (слишком предупредительно) пододвигала ко мне пепельницу, да и вообще всяческие оказывала мне скрытые (и не очень) знаки своего странноватого женского внимания.
 
   Порочная мысль отодрать Галю, объединившись с Мухомором, посетила меня на третью неделю нашего знакомства. Мухомор, правда, на первых порах отнекивался и сопротивлялся, говорил, что она толстая и страшная, но… чего только не сделаешь исходя из чисто гуманистических соображений.
 
   Сразу хочу заметить: групповой секс, вопреки весьма распространенному мнению
   (— Люблю, групповуху!
   — Почему?
   — Можно сачкануть…), — дело сложное, ответственное и требующее не только полнейшей физической отдачи от всех участников, но и полной согласованности и единодушия внутри, так сказать, задействованного коллектива.
   Тут не сачканешь.
   Но дело даже не в этом: чтобы получить от группенсекса ИСТИННОЕ удовольствие, необходимо подготовиться персонально, т. е. настроить себя на совершенно особый, альтруистический лад, плохо совместимый в человеческом сознании с нашим собственническим и крайне эгоцентричным образом мышления.
   Я где-то читал, что при групповом сексе у мужчин (если их двое и больше…) количество спермы в момент эякуляции увеличивается чуть ли не в полтора раза. Это, по мнению некоторых «продвинутых» сексопатологов, бесспорно доказывает тот факт, что репродуктивная функция человека напрямую связана с соревновательным началом, заложенным в нас самой природой. Конкуренция, мол, сказывается: у кого из самцов больше спермы выделится, от того самка, вроде как, и «залетит»… Фигня конечно, но что-то в этом есть.
   Если даже внутри вашей группы царят мир, любовь и взаимопонимание, все равно элемент соперничества на каком-то зверином, подсознательном уровне скажется всенепременно, и самое трудное — элемент этот целиком и полностью исключить только уступая другому, отдавая самые «лакомые» куски, не стараясь занять «первое место» во рту или во влагалище вашей партнерши, вы сможете погрузиться в полную нирвану и обрести наивысшую гармонию, ради которой люди преимущественно и занимаются этим грязным и греховным делом, положив «с прибором» на этические нормы и морально-нравственные комплексы.
   Уговорить Галю не составило особого труда. Тем более, что я уже имел с ней кое-какие контакты в ванной комнате, правда — в основном орально-мануального характера.
 
   Наше совместное ползание по моему полутораспальному дивану с непременными неувязками и заваливанием на пол я описывать не стану, ибо нарочито вельми и нецеломудренно (ведь я, насколько вы помните, с недавних пор ханжой заделался и ретроградом, так что — не пристало…).
   Могу сказать одно: Галя оказалась на высоте.
   На практически недосягаемой высоте. Видимо бог, обделив ее красотой, даровал ей изощренный эротический ум и гиперсексуальность, как бы извиняясь за причиненное по недосмотру неудобство.
   Мухомор же, напротив, оказался сачком «еще тем».
   Похоже, последняя его фамилия оставила на нем свою совершенно определенную «непритязательную» печать: по слухам, у профессиональных революционеров (каковыми, без всякого сомнения, являлись и Дыбенко, и Коллонтай) в ходу была свободная форма сексуальных взаимоотношений, легко определяемая понятием «стакана воды»: захотел пить — налил и выпил, соответственно — захотел трахаться — поймал пробегающего мимо товарища по партии и без лишних разговоров засадил ему под хвост…
   В общем, Мухомор все делал по необходимости и без творческого энтузиазма.
 
   Короче говоря, наше треугольное сообщество, будучи явлением случайным и неустойчивым, в прочный и долговременный союз так и не оформилось.
   Остались только Галя, которая на высоте, и я, которому это было просто выгодно: позвонил — приехала, перепехнулись — свалила. Меня такой формат вполне устраивал, чего, как выяснилось впоследствии, нельзя было сказать о Гале.
   Я быстро погрузился в пучину мимолётных половых связей и стал обрастать разнообразными похотливыми похождениями, как мерзкая прожорливая гусеница обрастает коконом, состоящим из оставленных в прихожей чужих перчаток, рассыпанных по всему дому заколок-невидимок, забытых в ванной комнате помад и резинок для волос вперемежку с гигиеническими прокладками, а также завалившимися за мой диван женскими трусиками, сильно отличающимися друг от друга фасоном и размерами.