Ахметов Бектас. Чм66 или миллион лет после затмения солнца

   – Ты зря смеешься над Жаркеном. – сказал Шеф. – Он правильно очкует. – Он потянулся за банкой. – А ты сам что?
   – Сам что? – переспросил я и ответил. – Ничего. Думаю добивать дисер.
   – Все же решил защищаться?
   – Надо.
   – Э-э… – Он отпил вино, причмокнул языком. – Самый цимес.
   Детскую Шеф называет пеналом. Всего-то размещались в комнате книжный шкаф с топчаном и пара стульев. У топчана разболтались крепежные болты. При каждом повороте набок Шефа лежак со звуком стукается о стену. Сейчас брат лежал, глядя перед собой с мечтательными глазами.
   Шеф вновь обхватил затылок руками.
   – Эх, какие у меня кенты! Таких кентов, как Коротя и Мурка, ни у кого нет…
   – Да…
   – Вчера съездил в больницу. Джон хороший. А Ситка… Ситка меня рассмешил. Опять целовал руки Людмиле Павловне.
   – Нуртасей, ты… Не могу я к Джону ходить.
   – А тебе и не надо к нему ходить. – сказал, потягиваясь, Шеф. -
   Джона с Ситкой я взял на себя. Подай-ка мне сигарету. – Он сделал две затяжки. – Только будь осторожен. Ты давно уже большой, но все равно будь осторожен.
   – Это ты будь осторожен. Ходишь и не смотришь себе под ноги.
   – Это я то не смотрю себе под ноги? – засмеялся он. – Э-э, дорогой… Я все кругом секу. Со мной никогда ничего не случится. Я за тебя боюсь.
   – Что за меня бояться? Из дома почти не выхожу.
   – Мы с тобой остались вдвоем.
   Что он говорит? Шеф и я остались вдвоем? А как же Ситка, Джон,
   Доктор? Нурлаха?
   Словно отвечая на мое немое удивление, Шеф растер сигарету о дно пепельницы, вновь откинулся на подушку и сказал:
   – Доктор говнит на каждом шагу. Лажает нас… Связался с этой коровой…
   – Ты его давно видел?
   – Неделю назад. Он приезжал с Надькой к Меченому. – Шеф прокашлялся. – Работает сторожем на эмвэдэвских дачах.
   – Он знает, что папа болеет?
   – Наверно знает. – Глаза у Шефа сузились. – Бисембаев п… ему дал.
   – Какой Бисембаев?
   – Ты его не знаешь. Мурик Бисембаев, щипач есть один.
   – Знаю я его.
   – Знаешь? – Шеф исподлобья взглянул на меня. – Откуда?
   – Видел, как он у "Кооператора" лет десять назад ошивался.
   – Точно он. – Шеф еще больше помрачнел. – Мне Меченый рассказал… Доктор побуцкал Надьку, а Бисембаев вступился за нее и дал ему п…
   Я молчал.
   – Доктор говно, но он мой брат. Вот я и отп…л Бисембаева. Так отп…л, что он надолго запомнит.
   – Что делает Бисембаев у Меченого?
   – Живет. Месяц назад откинулся, квартиру матери менты забрали себе.
   Бисембаев живет у Меченого? Что-то екнуло во мне, проняло изнутри холодом. Бисембаев опасен, ох, как опасен. Я вспомнил сцену на скамейке у памятника генералу Панфилову. Он коварный. Бисембаев – зверек. Сказать Шефу? Но как оформить предчувствие в слова?
   Я промолчал
   – За брата я п…л и напропалую буду п…ть этого Бисембаева. -
   Сказал он и оторвал голову от подушки. – Ты слышишь?
   – Нет. А что?
   – Кажется, Колобок зовет.
   – Послышалось тебе. Спит матушка.
   – Я тебя прошу… Ты когда поддашь, то запираешься на ключ, открываешь окно. Колобок понтуется… Боится, что простудишься.
   Пожалуйста, не открывай окно.
   – Хорошо.
   – Ладно. – Шеф поднял с пола газеты. – Иди к себе. Я почитаю.
   Сверхмаленькие люди не столь порочны, сколь дальнозорки. Я не предполагал насколько Шастри честолюбив. Сегодня он ждал меня с новостями.
   – С утра вызывал Ахмеров… – переминался шалунишка.- Сказал, что
   Каспаков п…й накрылся.
   – В каком смысле?
   – Ты не в курсе? Послезавтра партбюро разбирает персональное пьянство Каспакова.
   Персональное пьянство? Шастри юморист.
   – Что-то такое следовало ожидать.
   Шастри раздул ноздри.
   – Его и из завлабов попрут.
   Каспаков не может выйти из пике, боится показаться на работе.
   Совсем недавно его самого почти все боялись, боялись, вплоть до замдиректора. Только почему шалунишка сияет именинником? Неужели…?
   – Ахмеров обещал тебе его место?
   Шастри заулыбался.
   – Он сказал, что будет говорить обо мне с Чокиным.
   Ахмеров время не теряет, в открытую вербует пятую колонну.
   Напрасно Таня Ушанова в минувшую пятницу уговаривала главбухшу не возникать. Уговоры дали понять бухгалтерше, что, пригрозив разоблачением парторгу, она сломала Каспакова.
   – К приезду Чокина Жаркена освободят из парторгов, – Ушка подтвердила слова шалунишки.
   – Знаешь, что мне сказал Нурхан? – Я хочу вернуть Таню к реальности. – Ахмеров пообещал ему место Каспакова.
   – Брось чепуху городить.
   – Сама погляди, Ахмеров кроме Каспакова ненавидит в нашей лаборатории и Кула. Остается Нурхан.
   – Слышать ничего не хочу про Нурхана. Ты мне лучше скажи, как
   Жаркена из запоя вывести?
   – Коминтерн – это трудно.
   – Если он сейчас же не остановится, Жаркена за неделю и из партии выгонят.
   – Все-таки быстро Ахмеров положил его на лопатки.
   Я не мог не отдать должное напористости гидротехника. Примитивно и быстро. Причем, не вступая в открытое столкновение.
   Для Каспакова плохо, не только то, что он не показывается на работе. Вдвойне плохо, что в командировке Чокин. Будь директор на месте, он в два счета поставил на место главбухшу, шелбанул бы по устремлениям Ахмерова покончить с пьянством коммуниста Каспакова.
   Как все просто и быстро. Не мечтал директор о таком преемнике, но порядок есть порядок. К своему возвращению Чокин будет поставлен перед фактом.
   Я позвонил домой. Взял трубку Шеф.
   – Колобок поехала к отцу. – сказал он. – Ты когда придешь?
   – Скоро. Приду не один.
   Вот как бывает…
   Серик Касенов душевно здоровый человек и редко когда пьянеет.
   Если и наберется, то из себя не выходит, не портит другим настроение. Нет в нем второго дна, умеет слушать. Друзей у него много, к концу недели они наперебой звонят на работу, приглашают разделить застолье.
   Под руководством Сподыряка Серик смастрячил экономичный водогрейный котел. Котел он испытывает, но на напоминания Сподыряка о патентовании агрегата откликается вяло. Процедура регистрации изобретения длительная, но ее необходимо пройти. Серик Касенов понимает так, что новшества воруют только в книгах и кино и думает, что кроме него его котел никому не нужен.
   У него двое детей, заботливая жена. У жены в близких родственниках начальник управления кадров МВД, которого регулярно снабжают черной икрой, балыками товарищи из Гурьевского УВД. От рыбных щедрот кадровика перепадает семье Касеновых. Под водочку лопаем икру и мы с Хаки.
   Хаки, Серик Касенов, Шеф и я пили на кухне. О чем говорили, помню плохо. Не помню и то, как пошел спать.
   … С утра шел мелкий снежок. На кухне Шеф собирал передачу для
   Джона и Ситки.
   – Вчера Колобок выходила на лоджию, видела открытое окно в твоей комнате. Я же просил тебя не открывать. – Шеф складывал банки в портфель и ворчал. – Ты нажрался, но я тебя не заложил.
   На себя бы лучше посмотрел. Пил вместе с нами и еще делает одолжение, что не закладывал. Я разозлился и пошел к себе.
   Валялся в кровати часа два. В дверь позвонили. Матушка открыла дверь.
   – Он еще спит? – раздался голос Шефа.
   Не хочу его видеть. Я прошел в ванную. Плескался минут двадцать.
   Когда вышел, услышал матушкино: "Кашан келесын?".
   – Скоро.
   Хлопнула дверь, в квартире тишина.
   Наконец-то. Какой он все-таки лицемер.
   Матушка на кухне возилась с мясорубкой.
   – Ушел?
   – Ушел.
   – Не сказал куда?
   – Сказал: на улице какие-то друзья ждут.
   Ночевать домой Шеф не пришел. Рано утром пришел Ситка Чарли.
   – В отпуск выписали, – сказал он.
   В "Советском спорте" разбирают причины поражения наших хоккеистов, отклики спортсменов на бойкот московской Олимпиады. В
   "Известиях" тоже пишут про бойкот, в "Литературке" на всю полосу судебный очерк Ваксберга.
   После обеда пришел Большой.
   – Где Нуртас?
   – Со вчерашнего дня не приходил.
   Большой снял овчинный тулуп. Под ним он в тельняшке.
   – Эдька, где достал тельняшку? – спросила мама.
   – Из Одессы привезли.
   Большой сел за стол, взял из рук мамы пиалушку с чаем.
   – Все же где Нуртас?
   Что это он? Соскучился?
   – Не знаю.
   – Вчера днем он заходил ко мне. С какими-то спившимися мужиками… Одного звать Сашей. Сказал, что ваш бывший сосед.
   – Саша? – задумался я. – Понятия не имею.
   – Эдька, мне тоже достань тельняшку.
   – Тетя Шаку, зачем вам тельняшка?
   – Бектасу надо такую.
   – Это только в Одессе… В Одессе все можно купить.
   Большой повернулся ко мне.
   – Бека, давай все-таки поищем Нуртасика.
   Злость на Шефа еще не прошла и я про себя подумал: "Пошел он в жопу!", а вслух сказал: "Да ну его".
   – Так не говори. – Предостерег Большой, поднялся из-за стола и задержал внимание на книге, которую я держал в руке.
   – Что, до сих пор Гайдара читаешь?
   – От нечего делать. Вчера как раз по Алма-Ате показывали
   "Комендант снежной крепости".

Глава 36

   Капли абсента…
   Программа "Время" закончилась, я всбивал подушку и размечал программу на завтра. Хватит откладывать, надо садиться за методику.
   Для затравки с карандашом в руке почитаю Виленского, там, глядишь, какая-нибудь путная мыслишка и придет.
   Я засыпал.
   "Бим-бом".
   Наверное Шеф пришел. Я пошел открывать.
   Из столовой выскочила мама.
   – Срамай ашпа.
   – Кто там?
   – Милиция. – отозвался незнакомый голос за дверью.
   – Ашпа! – беспокойно крикнула мама.
   В дверь зазвонили беспорядочно и настойчиво: "Откройте! Милиция!".
   – Ашпа! – кричала матушка.
   С той стороны кто-то подергал дверную ручку и сказал: "Апай, вы меня знаете. Это Нуржан".
   – Какой Нуржан?
   – Аблезов.
   Нуржан Аблезов? Что ему нужно? В любом случае дверь надо открыть.
   Матушка теснила меня от двери и прислушивалась к тишине на площадке.
   Снова звонок в дверь и раздалось громкое:
   – С вами говорит начальник уголовного розыска Сайтхужинов! Откройте!
   – Ашпа!
   – Мама, это действительно милиция! – нервно крикнул я и открыл дверь.
   Первым в квартиру вбежал в коричневой, из кожзаменителя, куртке, упитанный, с белым лицом, рыжий, за ним тоже штатские – молодой узкоглазый в болоньевой куртке и шапке из нутрии узкоглазый здоровяк-казах, следом – в темно-сером пальто и ондатровой шапке лет тридцати пяти-сорока – русак. За ними вперемешку ввалились в милицейской форме и в штатском человек пять-шесть. Русак в темно-сером пальто проскочил в столовую, заглянул на лоджию. Рыжий шарил по другим комнатам. Быстро вошел в детскую, включил свет, сдернул одеяло со спящего Ситки Чарли. Ситка открыл глаза: "Что?".
   – Вы что себе позволяете? – срываясь на фальцет, пропикал я. -
   Как вы смеете? – Почему у меня вышло заискивающе? Нельзя с ними так.
   Но по иному у меня не получалось.
   Рыжий выскочил в коридор, огляделся.
   – Смею, – крикнул он, – потому что твой брат Нуртас убил человека!
   Кто-то невидимый двинул в бок. Я закачался, присел.
   "Самолеты противника вторглись в воздушное пространство
   Гельголландии и на бреющем полете бомбят объекты".
   – Что-о?!
   Вслед за мной вскрикнула и матушка
   – Кто это? – спросил про Ситку рыжий и зашел в ванную.
   – Брат. Он больной.
   – Где отец? – оперативник заглядывал в северную комнату.
   – В больнице.
   Меня знобило и шатало из стороны в сторону.
   – Мой сын не убийца! – с криком подошла мама к рыжему. – Вон из моего дома!
   Рыжий и ухом не повел
   – Где паспорт Нуртаса?
   – Он потерял его.
   В голове раздавался беспорядочный стук, во рту пересохло, я с трудом ворочал языком.
   – Может это ошибка? – жалобно выдавил я из себя.
   – Ошибки нет. Есть свидетели… Твой брат убил человека.
   – Вон отсюда! – истошно вопила мама.
   – Поздно кричите. – уже спокойней сказал рыжий. – Раньше надо было возмущаться. Сын ваш нигде не работал, дошел до убийства.
   – Я повторяю, мой сын никого не убивал.
   Не обращая внимания на матушку, рыжий прошел в холл и отдавал приказания:
   – Вы остаетесь здесь до утра. А ты, Нуржан, – Он ткнул пальцем в узкоглазого. – Поезжай в КПЗ и вытащи мне того… Я буду у себя.
   В засаде остались трое. Майор предпенсионного возраста, это был участковый из опорного пункта, дунганин лейтенант и русский в штатском.
   Мама спросила майора про рыжего: "Кто этот хам?".
   – Сайтхужинов.
   Дунганин и русский расположились у телефона, в холле на топчане.
   Ситка спал, я ходил по коридору и слышал обрывки разговора из столовой мама с участковым.
   – Скажите моему сыну, что это ошибка.
   Майор кивал головой и молчал.
   Я лежал и замерзал под одеялом из верблюжьей шерсти.
   Спал я часа два-три. За окном темень. В столовой на стуле дремал майор.
   – Иди сюда. – позвала меня мама. – Вот милиционер говорит, что еще неизвестно кто кого убил. Правда?
   Майор пробудился от дремы.
   – Вообще, даже если бы сын мой кого-то и убил, то вы не имеете права хозяйничать в доме моего мужа.
   Участковый пожал плечами. Его дело исполнять приказы.
   В начале девятого зазвенел телефон. Снял трубку русский мент.
   Говорил недолго. Положил трубку.
   – Вас вызывает Сайтхужинов.
   Районный уголовный розыск стоит отдельно от основного здания РОВД во дворе, в одноэтажном домике с верандой.
   На веранду вышел вчерашний узкоглазый.
   – Заходи.
   – Мы знаем, вы человек серьезный, занимаетесь научной работой, – заговорил Сайтхужинов. – Должны понимать… Вы можете помочь и нам и брату.
   – Простите, как вас зовут?
   – Ибрагим Гузаирович.
   – Ибрагим Гузаирович, Нуртас не мог убить человека. Подраться да… Он мог подраться. Но чтобы кого-то убить… И уж тем более, убежать. Нет… Он не такой.
   – Ошибка исключена, – не сводя с меня белесых глаз, сказал
   Сайтхужинов. – Вы не можете знать, что испытывает убийца и почему он скрывается с места преступления.
   Сидевший рядом Аблезов молчал.
   – Ваш брат в районе человек известный. Он дерзкий… – продолжал капитан.
   – А что… убитый этот… Он что, слабосильный? Не мог за себя постоять?
   – Да нет, – Сайтхужинов отвалился спиной на стену и оглянулся на
   Аблезова. Инспектор кивнул. – Убитый, как раз не производит впечатления слабосильного. Малый в плечах, да и развит неплохо.
   Зазвонил телефон.
   – Да, да! Минут через пять освобожусь. Хорошо. – капитан положил трубку. – Так вот. Было бы хорошо, если вы вдруг где-нибудь встретитесь с братом…
   – Где я с ним встречусь?
   – Я говорю – вдруг встретитесь. Было бы хорошо, если вы уговорите его прийти к нам с повинной.
   – Хорошо. Скажите только еще: кто убитый?
   – Убитый некий Мурат Бисембаев.
   У меня все опустилось. Сайтхужинов прав на все сто. Ошибка исключена.
   Я шел мимо Никольского базара. Ярко светило Солнце, почерневшие сугробы источались мелкими ручейками. Я обходил лужи и думал: "Где
   Шеф?". Почему-то кроме всего прочего с острой жалостью вспоминал я и о Докторе.
   Дверь открыла новая смена. Дневная засада состояла из оперативника Михаила Копелиовича, участковых опорного пункта
   Тлектеса Касенова и Иосифа Кима.
   Оперативник ходил по столовой и разглядывал фотографии за сервантным стеклом. Фотографий было две. На одной из них Шеф с друзьями по Казоргтехсельстрою, на другой – мама на чьей-то свадьбе.
   Рядом с ней ее родственник Мустахим и жена министра внутренних дел.
   – Этого Мустахима я знаю, – сказал Копелиович. – Работал у него.
   – Да. Мустахим мой племянник, работает в областной милиции.
   Копелиович вышел в коридор позвонить.
   Я тихо сказал матушке: "Мама, убил Нуртас".
   – Ты веришь милиции?
   – Ты ничего не знаешь. Мне Нуртас в воскресенье рассказал… Что убитый Бисембаев побил нашего Нуржана, а Нуртас за это вломил ему.
   Еще он говорил, что как следует даст этому Бисембаеву.
   – Никого не слушай, никому не верь.
   – Я тебе еще раз говорю, – Бисембаева убил Нуртас.
   В комнату зашел Копелиович, я замолчал.
   На кухне Касенов и Ким призывали не отчаиваться.
   – Пойми, – говорил Ким – судить будут только по показаниям Нуртаса.
   – Как это?
   – Терпилы то нет.
   – Ну да. А расстрел?
   – Смеешься? Какой расстрел?
   – Хороший ты мужик Иоська.
   – Чего там хороший? Ваша семья попала в беду. Я от матери слышал, что этот ногай вчера ей нахамил.
   – Какой ногай?
   – Татарин… – Ким улыбнулся. – Сайтхужинов.
   – А-а… Было… Но его можно понять. В районе ЧП.
   – Причем здесь ЧП? – возразил Иоська. – Надо понимать, с кем и как себя вести. Твой отец писатель?
   – Переводчик.
   – Все равно. – Ким оценивающе осматривал кухню. – Такую шикарную квартиру просто так никому не дадут.
   – Я позвоню другу Нуртаса.
   – Звони.
   Встал Ситка. Он еще несколько дней будет отходить от лекарств.
   СиткаЧарли выпил холодного чая и пошел обратно в детскую.
   В дверь позвонили. Из столовой на цыпочках выбежал Копелиович.
   – Это ко мне, – сказал я и открыл дверь.
   – Что? – Большой, не снимая тулуп, прошел на кухню.
   – Засада у нас. Нуртасей убил Мурика Бисембаева.
   – Этого щипача что ли?
   – Ты его знаешь?
   – Знаю. Туда ему и дорога.
   – Ты что Эдька?
   – Я недавно видел его на трамвайной остановке. Дерганный весь…
   Гнилушка…
   – Три ходки у него, – сказал Ким.
   – А эти ребята… – Большой повел взглядом на Тлектеса и Иоську.
   – Тоже менты?
   – Менты мы. – сказал Ким.
   – Ну-ка расскажите.
   К разговору прислушивался, бродивший по коридору, Копелиович.
   – Иоська, перестань!
   – Пошел ты! – прикрикнул на него Ким. – Они все равно узнают. -
   Он наклонился над столом и показал головой на коридор. – Мент есть мент.
   – Говори тише, – сказал Большой.
   – Вчера вечером в опорный пункт прибежал хозяин квартиры Омаров,
   – начал Иоська.
   – Кто это? – спросил Большой.
   – Меченый.
   – Меченый?
   – Кличка Омарова.
   – Рассказывай дальше, – попросил Большой.
   – Омаров сказал: "У меня на квартире убили Бисембаева". Мы побежали к нему. Терпила лежал на полу, у него оторван воротник от рубашки. На стене, на полу – кровь, везде следы борьбы. Видно, что он до последнего бился за жизнь.
   – Чем убили Бисембаева?
   – Рядом нашли газовый ключ. Разможжен затылок. Ударили так, что у терпилы один сапог слетел с ноги. Экспертиза будет готова завтра.
   – Омаров где?
   – В КПЗ. Он сказал, что весь день был на работе, пришел домой, а там труп.
   – Нуртасик не мог убить. – Большой покачал головой. – Позавчера с ним был какой-то Саша. Вот он мог убить. А Нуртас… Нет…
   – Что за человек Нуртас? – спросил Ким.
   – Он ласковый. Обнимет тебя, расцелует, наговорит добрых слов. Но злить его не советую. Так что, если он вдруг придет, стволы не вынимайте.
   – Что, сопротивляться будет?
   – Сопротивляться может и не будет, но стволы лучше спрячьте подальше.
   По коридору взад-вперед не продолжал ходить часовым Копелиович.
   – Иосиф, что делать? – спросил Большой.
   – У терпилы родственников нет. Можно быстро обрубить все хвосты на стадии уголовного розыска.
   – С чего начать?
   – Сунуть бабки Сайтхужинову.
   – Сколько?
   – Не знаю, – Ким наморщил лоб. – Надо с ним поговорить.
   Большой посмотрел на меня.
   – В этом доме деньги есть.
   Я прошел в столовую, закрыл за собой поплотнее дверь.
   – Мама, нужны деньги.
   – Какие деньги?
   – Дадим ментам на лапу…
   – Это они тебя научили?
   – Никто меня не научил. Не жидись.
   – За что? Никаких денег я не дам.
   На кухне тем временем разговор не прекращался. Когда вышел из столовой, услышал.
   – Пока речь идет о девяносто третьей статье.
   – Что это? – спросил я.
   – Нанесение тяжких телесных повреждений со смертельным исходом.
   Так что… Если сунуть бабки, то можно запросто переделать в убийство по неосторожности, а после что-нибудь еще придумать.
   – Ладно, я пойду, – Большой поднялся.
   – Эдик, о том, что здесь узнал, никому ни слова.
   – Само собой.
   Ситка с утра ничего не ел, да и Иоську с Тлектесом не мешало бы покормить. Я поставил размораживаться мясо и стал чистить морковь.
   – Обед готовишь? – поинтересовался Ким.
   – Плов в темпе сварганю.
   – Хорошо, – сказал Иоська и полез в карман, – Тлек, сбегай в магазин. Купи три пузыря вина. Больших.
   Вечером позвонила тетя Альмира.
   – У вас все нормально? – спросила жена Есентугелова.
   – Да. А что?
   – Ничего.
   Большой проболтался отцу, тот по эстафете передал Есентугеловым.
   "Нуртас, где ты?" – спрашивал я раз за разом себя и ничего не соображал. "Где ты мерзнешь?". Нет, нет… Ничего, ровным счетом ничего не сходится. Откуда-то издалека доносился приглушенный расстоянием лай дворовых собак, перед глазами плыла темная, мерзлая ночь, черные, слежавшиеся сугробы, ледяные тротуары. Что-то помимо рваного, точущего ожидания накрывало меня. И то, что накрывало, было намного сильнее и тревожнее воцарившегося во мне хаоса. При всем этом ощущение, что 27 февраля произошло событие разом и верх ногами опрокинувшее прежние представления, самое жизнь, усиливалось и крепло.
   Рано утром позвонил дяде Боре и попросил зайти.
   В девять утра сменилась засада. Вновь пришли Ким, Касенов и
   Копелиович. Я позвонил Большому.
   – Плохо дело, – сказал Ким. – Экспертиза нашла ножевые ранения в области груди.
   – Это прямое убийство. – нахмурился Большой.
   – Да. – кивнул Ким и добавил. – Все равно, если не терять время, то еще можно что-то сделать.
   Снявши голову, по волосам не плачут. Раз Есентугеловы в курсе, матушка позвонила к ним.
   – Аблай, – сказала она, – сходи к Тумарбекову. Потребуй, чтобы он выгнал из нашего дома милицию.
   Тумарбеков заместитель министра внутренних дел, хоть и по общим вопросам, но из всех руководящих ментов самый авторитетный. Он уважает заслуги Есентугелова, но вряд ли станет вмешиваться.
   Матушка позвонила и Жарылгапову.
   Дядя Ислам увидел засаду и, узнав в чем дело, занял принципиальную позицию:
   – Тунеядец стал убийцей! И вы еще просите выгнать милицию?!
   Дядя Боря подошел к обеду. Я провел его к себе в комнату.
   – Это что за люди? – спросил он.
   – Милиция. Ищут Нуртаса.
   – Нуртаса?
   Я рассказал. Дядя Боря посидел с полчасика и ушел.
   Засаду сняли в пятницу. По моему звонку пришли Хаки и Серик
   Касенов. Хаки разговаривал с матушкой, Серик молча сидел в моей комнате.
   – Такие дела, Серик, – Я кончил рассказывать и выпалил то, что сверлило меня последние двое суток: "Лучше бы его самого убили!".
   – Ты что! – вздрогнул Серик Касенов.
   Откуда-то из глубины опять пробилось неясное предчувствие: "Не здесь ищешь". Не успев оформиться, ощущение покидало, возвращалось и я вновь думал том, что сообразить не в силах только от того, что случай настолько незнаком мне, что, пожалуй, лучше и не пытаться найти правдоподобное объяснение, выстроить логику в событиях минувших дней.
   В субботу поехал в центр. На Броду, у перехода стоял Сэм.
   – Ты слышал?
   – Слышал, – сказал Сэм. – Надо было этого Бисембаева технически сделать.
   – Что народ здесь говорит?
   – Старшие мужики тишину поют.
   Сэма зовут Самат. Окончил на год раньше меня энергофак нашего политеха. С Шефом видел я его пару раз.
   Я вернулся домой. На кухне Ситка рубил мясо. Мама пересыпала куски солью и складывала в большой тазик.
   Все последние дни Ситка Чарли не донимал расспросами, не интересовался, что происходит в доме. Как будто его это не касалось.
   В понедельник мама от тети Марьям привела домой маляршу Веру. В руках малярши игральные карты.
   – Вот смотри, – Вера раскладывала перед мной карты. – Нигде в плохом его нет.
   – Мама, – взмолился я, – не морочьте мне голову.
   … Пошел восьмой день. Хоть и немного времени прошло, но напряжение спадало. Сумятица мало-помалу сменялась надеждой: Шеф тут ни при чем, менты нашли истинного убийцу и сообщать нам об ошибке полагают зазорным.
   Но куда пропал Шеф?
   Товарищ Сталин, вы большой ученый…
   "Бим бом!" короткий и приглушенный. Я открыл дверь.
   Вошли Сайтхужинов и Аблезов. Капитан смотрел на меня так, как будто узнал во мне родственника.
   – Как здоровье?
   – Нормально.
   – Кто? – крикнула из столовой матушка.
   – Апай, это мы. – Сайтхужинов с Аблезовым зашли в комнату.
   – Что?
   – Апай, простите… – оперативник говорил спокойно, негромко. -
   Произошла ошибка. Кажется, в морге находится ваш сын Нуртас.
   А-а… Вот оно как. Что-то такое мелькало внутри, но, не развертывая предчувствие, я гнал его от себя прочь. Все очень просто. Просто и легко сошлось воедино несходимое.
   Кто-нибудь задумывался, почему и откуда берутся первые порывы?
   Именно они то и выдают тебя с головой. Первым делом меня посетила мысль о том, что все же лучше оказаться в жертвах. Второе, о чем я подумал, было: "Кто теперь будет ходить к Джону?".
   Мама не ошарашена и тоже несет чепуху. Только уже вслух.
   – Почему вы не поверили матери?
   – Нас запутал свидетель Омаров.
   – Где он?
   – В машине. – ответил Сайтхужинов и, повернувшись ко мне, сказал.
   "Апай, нам нужно провести опознание. Бектас с нами не поедет в морг?".
   – Я не поеду.
   – А-а… ну да. Тогда кто поедет? – Начальник ОУР испытующе посмотрел на маму. – Может Софью Искаковну позвать?