У магазина "Россия" встретил однокурсника Кенжика Тахира
   Избакиева. Он работает в КГБ, как на местах работают с жалобами знает.
   – В газеты писать бесполезно. Что они могут? – сказал Тахир. -
   Надо писать в ЦК.
   – Яков Михайлович, Владимир Ильич просил передать… Фракцию левых эсеров на съезде арестовать.
   – Уже…
   – Что уже?
   – Уже арестована…
   Я с Кочубеем у ТЮЗа, в цветочных рядах. Пантелей сказал, что вчера видел Соскина. Доктора не видел. В том, что Доктор знает обо всем, Пантелей не сомневается: "Все, кому надо и не надо, знают, значит и Доктор знает". Знает, но домой не идет. Из-за Надьки?
   – Ты Мастер? – я вплотную подошел к парнише тридцати пяти – сорока годков.
   – Мастер.
   – Уголовный розыск, – сказал я. – Пошли.
   – Парни, вы меня зря забираете. – Мастер шел между мной и
   Кочубеем. – Я на вас работаю.
   – На кого ты работаешь? – я притормозил.
   – На Аблезова.
   – Разберемся.
   Мы подошли к выходу из сквера. Куда вести Мастера? Кочубей предложил: "Может здесь ему п… дадим?".
   – Ладно, – я повернулся к Мастеру. – Мы не из уголовного розыска.
   – Кто вы? – Мастер остановился.
   – Я брат Нуртаса. Сейчас ты мне расскажешь, что тебе обо всем этом известно.
   – Нуртаса? Я ничего не знаю. – Мастер бросил удивленный взгляд на
   Кочубея. – Я откинулся месяц назад.
   – Какие-то разговоры в цветочном ты слышал. Рассказывай.
   – Да никто ни о чем не говорит. Слышал, что ты и без меня знаешь.
   Убил Мурик… Все. А Нуртасу я благодарен.
   – За что?
   – Когда я сидел, он мою жену спасал.
   Я повернулся к Кочубею.
   – От него толку нет.
   Нужен Соскин. Я знаю, где он живет. Сходить к нему домой не догадался.
   Сэм свел меня с Борей Питерским, Муржуком. Боря с виду мужик серьезный, но и он ничего не знает. Муржук бродовский вор, живет, как и Потап, в доме двадцатого магазина. Тоже ничего не знает.
   Загадочного в убийстве Шефа, я это хорошо осознавал, ничего нет.
   И как бы я не злился на людей, но окружающие справедливо видели в убийстве только бытовуху, пьянку. Они не в курсе подоплеки. Только к чему людям подоплека? Подтекст интересен только родным.
   Безжалостно лгут люди, когда убеждают других, что ищут правду.
   Что делать с правдой? Она никому не нужна. Если люди заняты поисками не правды, а лишь – самооправдания ради, тогда что я ищу?
   Вчера на Джамбулке мне с Кочубеем повстречался Сарым Салыков.
   Кочубей прошел немного вперед и остановился, пока я поговорю с соседом по старому двору. Тухлоротый с серьезной миной на лице согнулся: "Что там с Нуртасом случилось?".
   – Что спрашиваешь? – я нахмурился. – Ты же знаешь.
   – Знаю, – Салыков выпрямился. – Замочили? И правильно сделали! А то я видел Нуртаса с такими шарамыгами… – Сарым вновь согнулся. -
   Как отец?
   Что я за человек? Мне бы только крикнуть Кочубею и мы бы в два счета утопили тухлоротого в арыке. Но у меня опустились руки, подогнулись ноги, и я отпустил его без слов. Салыков одним махом раздавил меня, всех нас.
   Салыков знает меня с детства, потому и бояться ему нечего. Я и за себя постоять не могу, а уж до того, чтобы за брата ответить, то здесь и подавно никуда не гожусь.
   А тучи как люди…
   Следователь Рыбина вызвала маму ознакомиться с делом.
   Следовательша молодая, Иоська говорил, что муж у нее кореец, и что она отъявленная взяточница и ходит на цырлах перед прокурором района
   Мухамеджановым.
   Кто в наше время не берет на лапу? Тот, кому не дают. А что пресмыкается перед начальством, так на то оно и начальство, чтобы перед ним пресмыкаться.
   – Вы кто будете? – спросила меня Рыбина.
   – Мой сын, – ответила за меня мама.
   – Нуртаса брат… Но с делом разрешено знакомиться только потерпевшей.
   – Мама неграмотная. Она ничего не поймет, – сказал я. – Вы специально меня удаляете?
   – Хорошо. Читать будете в моем кабинете.
   "Из показаний свидетеля В. Каратлеувова (Короти): "27 февраля 1980 года утром, где-то в 10 часов, Н. Ахметов приехал ко мне на работу с М. Бисембаевым и еще одним, которого до этого я не знал. Я дал Нуртасу десять рублей…".
   Из показаний свидетеля Н. Котова: "27 февраля Н.Ахметов,
   М.Бисембаев, А. Шматко (Соскин) около 12 часов дня пришли к нам домой с тремя бутылками вина. Я был с братом Василием. Ахметов надел боксерскую перчатку и один раз ударил по лицу Бисембаева.
   Потом Ахметов, за ним Шматко ушли. Вскоре ушел и Бисембаев…После обеда снова пришел Бисембаев…Он ничего не сказал и жил у нас несколько дней. 5-го марта утром пришел М. Омаров. Он и
   Бисембаев обнялись и отошли к забору. Разговаривали они минут десять. Потом Омаров ушел и через час или полтора приехала милиция".
   Из показаний свидетеля А. Шматко: "Н. Ахметов надел боксерскую перчатку и нанес несколько ударов по лицу М.Бисембаева. Я ушел домой… Н.Ахметова я знаю с детства. Могу характеризовать его только с отрицательной стороны, как пьяницу и дебошира. М.Бисембаева я тоже знаю. Человек он не драчливый, спокойный, уравновешенный…".
   Из показаний свидетеля Н.Аблезова: "Н.Ахметова я знаю…
   Тунеядец, пьяница и известный в городе хулиган".
   Из показаний подследственного М. Бисембаева: "Н.Ахметов надел боксерскую перчатку и жестоко избил меня… Обзывал козлом вонючим и другими нехорошими словами. Жил я в квартире М. Омарова после освобождения два месяца… Н. Ахметов три или четыре месяца нигде не работал, пил, знал я и том, что у него имелся пистолет системы
   "Вальтер".
   Из акта вскрытия в присутствии студентов медицинского института: "Нам предстоит установить степень тяжести ранений потерпевшего, их прижизненность; находился ли потерпевший на момент убийства в состоянии опьянения… Прижизненность травм очевидна и не вызывает сомнения… В моче убитого обнаружено присутствие спирта содержанием… промилле…".
   Из акта судебно-психиатричекой экспертизы: " М. Бисембаев показал, что нанес удары газовым ключом в затылочную часть…
   Удары ножом нанесены в область груди он нанес, с его слов, потому что боялся мести со стороны потерпевшего. Сомнений вменяемости М. Бисембаева на момент совершения убийства и на момент совершения экспертизы нет".
   Я листал дело, мама сидела рядом молча и вертела головой. Сейчас я открою листы с фотографиями. Может не надо ей показывать? Нет, надо.
   – Мама, вот Нуртас… – я придвинул к ней скоросшиватель.
   Матушка глядела на фото и молчала.
   Я захлопнул дело. Она спросила: "Узнал, что-нибудь новое?".
   – Все они, кроме Короти, с ног до головы обосрали Нуртаса.
   Соскин… Ну и… Что с ним сделать? Не выходи из себя, не торопись. Для начала надо заставить его изменить показания на суде.
   С сабантуем для него пока подожду. Кто покалечит Соскина? Пожалуй, только Коротя. Вовка заводится медленно, но если заведется, то ухайдокает любого. Нет, так не пойдет. С Соскиным должен разобраться я сам. Уделать его легко. Круглосуточно пьяный, напою его в сраку, возьму трубу и переломаю на кусочки. Сядет у меня он на веки вечные в инвалидную коляску. Или… Не-ет… Убить его я не смогу.
   Я перестал доверять Большому. Что-то темнит взрывник. На кого можно положиться? На Мурку Мусабаева и Коротю. Больше никого у нас и не осталось. Мурка, хоть и помнит, кем был для него Нуртасей, но он не воин. Коротя воин, но воин открытого боя. Боя по правилам.
   Кук совершил три кругосветных путешествия… В каком его съели?
   Иржи Холик Большого знает давно, с тех пор как прибился в начале
   60-х в компанию Бека и Сани Баша. Ближе с Большим по кизовским делам общались Валей и Кирилл. Валей и Кирилл кенты Иржика, живут по соседству. Тот и другой по разу сидели в тюрьме и сейчас у них на хвосте все тот же участковый. Местный деловар Кук строит коровники в
   Петропавловской области и обещает со дня на день забрать их с собой.
   На бутылку Валей и Керя (Кирилл) деньги находят случайными заработками. Кому-то во дворе сарай починить, побелить квартиру – для них пара пустяков. Случаи такие выпадают редко, потому чаще они отсиживаются дома, и если прибегают к Иржику, то непременно с банкой краски, или ящиком кафеля, которые Магда тут же идет предлагать по соседям.
   Валей рекомендует не яшкаться с Большим.
   – Эдька скользкий… – говорит друг Иржика.
   Земля, поклонись человеку…
   Мама ходит не только по инстанциям. Зашла пожаловаться на милицию и к Олжасу Сулейменову.
   – Зачем ты ходила к Олжасу? – возмутился я.
   – Олжас твоему отцу не посторонний человек. И ты Олжаса совсем не знаешь… Мен барлык оган айтпердим… Олжастын козынан жас шыкты. У него великое сердце…
   – Ты врешь! На фиг мы ему нужны?
   – Э-э… Олжас любит твоего отца.
   Как оказалось, насчет Олжаса мама если и преувеличивала, то не сильно. Сулейменов сходил в ЦК и имел разговор с заведующим административным отделом Шаловым, в котором поведал, что прокурор
   Советского района Мухамеджанов день и ночь берет взятки и потребовал строго наказать Сайтхужинова с Аблезовым. При разговоре Шалова и
   Сулейменова присутствовал министр внутренних дел Платаев.
   Спустя несколько дней матушка была на приеме у Платаева.
   – Вы ввели в заблуждение Олжаса Омаровича, – сказал министр. -
   Знаете, как он кричал? Вы голословно обвиняете милицию в вымогательстве. Сулейменов сказал нам, что берет взятки и прокурор
   Советского района. Вывалил все ваши сплетни и не пожелал выслушать нас. Кто дал вам право настраивать на прокуратуру и милицию
   Сулейменова?
   Я совершенно не знал, что за человек поэт Олжас Сулейменов.
   – Я имею право. Я – мать. – ответила матушка.
   – Прошу вас, успокойтесь и не мешайте работать.
   – Вы накажете милицию?
   – Обстоятельства засады в вашем дом расследуются, – сказал министр. – Все будет по закону.
   По-хорошему, за наговоры на прокурора и милицию полагается заводить дело. С мамы однако что возьмешь? Но Олжасу, хоть он и поэт, негоже принимать близко к сердцу досужую болтовню домохозяйки.
   Бей барабан…
   Хорошим мальчикам не перевестись от века.
   Позвонил Кемпил.
   – Устрой на работу.
   Куда бы его устроить? Я зашел к заведующему лаборатории котельных агрегатов Сподыряку.
   – Николай Тимофеевич, вам лаборант нужен?
   – У тебя кто-то есть?
   – Есть. Он здесь.
   – Зови.
   Кемпил зашел в комнату.
   – Как тебя зовут?
   – Серик.
   – В колхоз поедешь?
   – Поеду.
   Долговязый Кемпил стоял перед Сподыряком со скрещенными к низу руками. Он был тих и скромен, в глазах чистота и ясность. В лаборатории котельных агргатов в лучшие времена работало не больше десяти человек. На тот момент кроме Серика Касенова под началом
   Сподыряка работали мэнээсы Володя Логвиненко, Рахимжан Орумбаев,
   Ермек Кокеев, инженер Витя Коченгин и сэнээсы Наталья Баумгартнер и
   Наталья Шалварова. Люди пытливые, работящие и они не могли знать, какое ценное приобретение получили в лице мальчика с кинотеатра
   "Алатау".
   Прибыло пополнение и в нашу лабораторию. Две девицы, Марадона и
   Тереза Орловски. Обе после декретного отпуска. Первая окончила
   Алма-Атинский энергетический институт, вторая пришла после Плешки
   (нархоза им. Плеханова).
   Марадона оформляется заочной аспиранткой к Аленову, мечтает вступить в партию, сделать карьеру. Терезу Орловски в миру зовут
   Наташей, и до прихода к нам не подозревала, что отдаленно, особенно носиком, напоминает порнозвезду 80-х. О карьере и науке помышляет мало, больше думает о своей маленькой дочке и о том, где раздобыть сырокопченой колбаски и сгущенки.
   Расскажи мне о себе… Кто и что в твоей судьбе…?
   Марадона – она же Мара – легко сходится с людьми, всегда на виду.
   Секретарю комитета комсомола Головину нравится активность Мары и он, минуя комсомольское собрание института, кооптировал Марадону в члены комитета.
   В глазах Терезы Орловски постоянный блеск. Еще зовем мы ее
   Черепом, Черепком, Черепушечкой, княжной Таркановой. Как и Марадона,
   Наташа тоже общительная девица. Часто ее общительность перетекает в вертлявость, за что помимо Терезы Орловски получила, в довесок ко всем имеющимся, от народа и кличку Живчик.
   "На проводах в аэропорту Леонида Ильича я вспомнил его предыдущие приезды в республику. В августе 70-го на 50-летний юбилей
   Казахстана и в марте 74-го на 20-летие целины. В первое посещение
   Брежнев был другим. Нельзя сказать, что тогда он держался уверенно.
   И как помню, именно на юбилейном заседании Кунаев открыл дорогу славословиям генсеку, отметив, что "несмотря на огромную загруженность делами большой важности, к нам, на торжества прибыл выдающийся деятель мирового коммунистического и рабочего движения товарищ Леонид Ильич Брежнев". Зал отозвался бурной овацией. Брежнев немного потупил глаза, но опытный наблюдатель мог заметить: дифирамбы Динмухаммеда Ахмедовича расстрогали генсека.
   С этого, пожалуй, по стране и началось восхваление заслуг
   Леонида Ильича. Все прекрасно видели, что на выдающегося наш генсек едва ли тянет. Простоватый мужик, понимавший чужие слабости, имел привычку по-свойски обращаться с соратниками. Другое дело, что за безмятежным выражением лица, какое имел обыкновение принимать генсек, скрывались потаенные страсть и желение быть особо отмеченным в истории ХХ века. И утоление желания быть отмеченным составляет смысл предательства Хрущева, безжалостной отправки на пенсию тех соратников Никиты Сергеевича, какие, по его мнению, могли составить о нем (Леониде Иличе) независимое суждение, а то и оспорить в будущем право на власть.
   Это как надо было глубоко таить в себе заветную мечту, как мастерски сыграть роль радетеля и ратоборца за народ, чтобы легко, играючи, без шума и возни обставить соратников заговора против
   Хрущева – они и не думали всерьез и надолго оставлять Брежнева в преемниках Хрущева.
   …А сейчас Брежнев, страхуемый охранником, поднимался по трапу. Это был его последний приезд в Алма-Ату. Нам, провожавшим, оставалось только мысленно пожелать ему еще долго сохранять себя хоть в нынешнем расположении здоровья и духа. Для нас он оставался хорошим мужиком, крепким защитником интересов Казахстана.То, что он питал слабость к Казахстану, это надо признать, значительно сказалось на том, какой вес приобрела республика за последние 10-15 лет. Подспудно мы чувствовали, что с уходом из жизни Брежнева, приоритеты Кремля внутри страны поменяются. И Казахстану и Кунаеву придется худо. И это совершенно не зависело от того, кто придет на его место. Сама сложившаяся обстановка в Союзе потребует от нового генсека сделать это. Завистников у Кунаева хватало…
   Брежнев тяжело, с усилием над собой, поднимался по трапу, а мы, оставшиеся в аэропорту, не знали, что видим его на нашей земле в последний раз. Не знали мы, какие перемены вызовет кончина
   Леонида Ильича. Не знали, что смена власти коснется не только
   Казахстана, но и затронет распределение сил во всем мире.
   Брежнев сохранил империю. Но какой ценой! В Чехословакии неизвестно насколько долго обосновались советские оккупационные войска. В Польше ПОРП еле-еле отбивалась от ропщущего народа. В
   Афганистане, куда совсем неизвестно по какому праву вторглась
   Советская Армия, никто не знал сроков конца войны. В самом СССР народ посмеивался над властью и над самим собой, делал вид, что усердно работал. Газеты и телевидение дружно врали, партия и правительство совместными постановлениями в очередной раз обещали, что-то улучшить, усилить".
   Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
   На плато Расчумвор
   В цветочном наконец поймал Соскина. Схватил его за шкварник и припер к пустому газетному киоску.
   – Ты че, Бек?
   – Что ты написал в показаниях про Нуртаса?
   Соскин огляделся по сторонам.
   – Я все по уму написал.
   – Читал я твои показания. Что теперь скажешь, падаль?
   Соскин потупил глаза.
   – Надо было Мурика выручать.
   – Что-о?!
   – Да… – Соскин попытался сдернуть мою руку. – Мурика.
   Я крепче прежнего вцепился в Соскина, дернул его на себя.
   – Подонок, я тебе выручу! Так выручу, что… Слушай, мразь! На суде ты выступишь так, как я тебе скажу. Не сделаешь, – по частям изнахрачу. – Я намотал воротник его рубашки на кулак до упора и вдавил кулак в шею Соскина. – Веришь?
   – Верю, – прохрипел Соскин. – Отпусти… Пожалуйста…
   – Гляди, падаль…
   Муржук сказал, что видел Доктора здесь же, в цветочном, и не далее как вчера. Был он с Надькой.

Глава 38

   Прошло два месяца. Со дня на день матушке должна прийти повестка в суд.
   Ландыши. Первого Мая привет…
   Я вновь пришел в цветочный. В тире встретил Пантелея.
   – Доктор не приходил?
   – Вон он сидит.
   Доктор сидел на кортах спиной к торговкам цветами.
   – Ты что? Пошли домой.
   – Не пойду.
   Догадка, почему Доктор до сих пор не пришел домой, подтвердилась.
   – Я тебе говорю, пошли.
   – Сказал, не пойду.
   – Что ты делаешь? Ты разве не соображаешь, как нам… Без тебя…
   – Не пойду.
   Уговаривал я минут десять. Под конец он поставил условие.
   – Без Надьки не пойду.
   Видеть ее не могу. Но ладно.
   – Хорошо. Бери ее с собой и поехали.
   Папа десять дней как дома. На кухне мама, Надька, Доктор и я помолчали с минуту. Матушка покачала головой и тихо сказала: "Штенке ойламайсын… Ининде айырвалдын".
   Доктор затрясся в рыданиях.
   Темная ночь, только пули свистят по степи…
   Повестка пришла в первый день после первомайского праздника. Дело слушается в городском суде под председательством Макирдинова. Зять тети Раи Какимжановой Тунгуш член горсуда и сидит в одном кабинете с
   Макирдиновым. Тунгуш ознакомился с делом и сказал тете Рае: "Вашего племянника прокуратура сделала ответчиком".
   Грустные сказки тоже нужны…
   За два дня до процесса мама зашла к судье и сказала, что собирается нанять для себя адвоката. Макирдинов посоветовал ей обратиться к услугам адвоката Жолановой, сказав, что это добросовестный и сильный юрист. Мама так и сделала.
   Из свидетелей пришли Коротя, Меченый, один из братьев Котовых и
   Иоська Ким. Меченый пришел с родственницами, двумя женщинами предпенсионного возраста. Боится? Наверное. Не пришел Соскин. По поверхностному знанию порядков я думал, что явка важного свидетеля обязательна, и будто бы суд сам в том заинтересован, потому гарантированно и обеспечивает принудительный привод оного на процесс.
   Бисембаев пару раз мельком взглянул на нас, так все больше смотрит на судью. Адвокат у него назначенный. Десять лет прошло с эпизода у "Кооператора", он все тот же. Того же, как и тогда, черного, цвета на нем рубашка и брюки. И взгляд. Те же невидящие глаза. Первая ходка у него была в Ангарске по 206-й УК РСФСР – статья за хулиганство, две другие отсидел за воровство. Отца и матери нет, старший брат помер в тюрьме, квартиру забрало государство. Как будто не за что любить жизнь, ан нет, защищается, на что-то надеется.
   "Играем с жизнью, поливаем, на чем свет стоит, ментов, власть, – думал я, – а сами ничего не можем. Знал бы Шеф, от чьей руки суждено ему умереть, враз бы на всю жизнь обездвижил этого зверька. Теперь только на государство и остается надеяться".
   Боря Ураган назвал милицейскую засаду в нашем доме анекдотом.
   Объективно, без засады, 27 февраля предстает обыденной бытовухой: на почве пьянства – зэк убил тунеядца. О том, что предшествовало убийству молчит Бисембаев, помалкивают Меченый, Доктор и я. Драка спровоцирована появлением в квартире Доктора с Надькой. Убили Шефа из-за Нади. На стадии следствия, да и сейчас в суде, думал я, ни в коем случае нельзя поднимать вопрос о первопричине.
   О том, что никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя впрягаться за козлов, тогда я еще не до конца понимал, но все равно эпизод у "Кооператора" нет-нет, да всплывал из памяти.
   Получалось, все трое, – я, Доктор и Шеф накоротке, ни с того ни сего завязались на Бисембаеве.
   Иоська продолжал рекомендовать завалить Меченого как организатора притона. Притон притоном, но Шефа на веревке никто туда не тянул.
   Родственникам потерпевшего свойственно собственные упущения сваливать на посторонних.
   – Свидетель Омаров, расскажите как вы приняли убитого Ахметова за
   Бисембаева. – судья допрашивает Меченого.
   – Лампочка была тусклая… Потом я испугался.
   – Как это так? Свидетель Ким утверждает, что освещение было нормальное, лицо потерпевшего не было залито кровью.
   Иоська сказал на суде еще одну важную вещь: "Для того, чтобы прибежать к нам в опорный пункт с криком "убили человека!", Омаров должен был, как минимум, подойти поближе, хорошенько посмотреть и убедиться, что человек мертв. Подумайте, откуда он узнал, что
   Бисембаев мертв, если обознался, как утверждает".
   В этом месте тетки Меченого зашипели на Иоську.
   – Бисембаев, – судья поднял с места подсудимого, – почему после того, как вы ударили потерпевшего газовым ключом по затылку, нанесли еще и удары ножом?
   – Потому что я знал: Ахметов убьет меня.
   Окончился первый день заседания и я пошел с судебной повесткой к
   Соскину. Дома у него никого не было. Прождал часа два и оставил повестку в почтовом ящике.
   На второй и третий день ни Соскин, ни второй из братьев Котовых в суде не появились.
   Судья спросил у мамы разрешения огласить показания на предварительном следствии Соскина и второго Котова. Матушка не знала, как поступить. Наш адвокат промолчала. Я кивнул головой: пусть зачитывает.
   Это было ошибка.
   Макирдинов огласил и показания соседок Меченого. Одна из них видела Шефа на лестничной площадке у запертой двери квартиры
   Омарова. Ключ был у Бисембаева. Последний от Котовых пошел следом за
   Нуртасеем, якобы потому, что ему некуда было идти. Минут десять, рассказала на следствии соседка, через стену было слышно, как будто кто-то передвигал мебель в квартире Омарова.
   Прокурор Реденков, как и наш адвокат, все три дня отмалчивался.
   Когда дошла выступать очередь до него, сказал:
   – Что касается наказания… Потерпевший сравнительно молод. Но у него в моче обнаружено содержание алкоголя… Это свидетельствует о высокой степени опьянения. Поэтому… Прошу назначить для Бисембаева
   13 лет лишения свободы с отбытием наказания в колонии строгого режима.
   Наш адвокат попросила строго наказать Бисембаева. Понимай, как хочешь. Сами виноваты. Додумались взять адвоката с подачи судьи.
   Назначенный адвокат Сахаутдинов защищал Бисембаева бесплатно и говорил, так, будто отстаивал свободу близкого родственника:
   – Дело, которое мы рассматриваем, вызвало большой общественный интерес… У меня чувство, что перед нами пролистали страницы бульварного романа… Потерпевший последние месяцы нигде не работал, пил… Мой подзащитный только недавно освободился и по воле убитого
   Ахметова вновь за решеткой. Кто из нас способен понять, сколько он перенес? Кто во всем виноват? Ахметов! Довел человека, и опять тюрьма…
   – Сахаутдинов! – прервал адвоката судья. – Не забывайтесь!
   С последним словом поднялся Бисембаев:
   – Потерпевший вел праздный образ жизни… С учетом личности потерпевшего я рассчитываю на справедливый приговор.
   Любой убийца, в том числе и лютейший из душегубов, предоставь ему возможность с самого начала, подробно, в деталях, рассказать, как он дошел до жизни такой, вправе рассчитывать на сочувствие. Вопрос в том, кто отважится выслушать до конца историю его преступления, где найти человека, способного до самых потаенных глубин проникнуться болью убийцы? Если убит посторонний тебе человек, то все конечно так.
   Кто лучше меня знал кто такой Шеф? Пожалуй, никто. То, что собралось, скопилось во мне за последние два месяца требовало выхода, а внутри себя я беспомощно хлюпал.
   Утром позвонила тетя Рая Каимжанова:
   – Тунгуш сказал, что убийце дадут 15 лет.
   Конечно, зять тети Раи оказался кстати в одном кабинете с
   Макирдиновым. Но даже и он не смог бы повлиять на приговор, не устрой менты засаду на Шефа.
   В адрес Меченого и уголовного розыска суд вынес частные определения.
   Коротя, Мурка Мусабаев, Боря Ураган и я вышли из суда.
   – Володя, – я придержал за локоть Коротю, – надо убить Соскина.
   У Короти заблестели глаза.
   – Бек, я не могу…
   – Володя, ты разве еще не понял, что они с Нуртасеем сделали?
   – Да все я понял. За Нуртасея я любого измордую, но убить не смогу.
   О чем поет Валерия…
   В Алма-Ате говорят о разбившемся в логу по дороге в аэропорт самолете.Ту-154 направлялся в Симферополь, на нем летело дети на отдых в "Артек". Самолет загорелся и рухнул спустя пять минут после взлета.
 
   Тумба ла, тумба ла, тум балалайка…
   Эдуард Мацкевич, собственный корреспондент "Известий" по
   Казахстану и Ида Борисовна Красильщикова, заместитель директора
   Агентства по авторским правам – люди разные, но они понимали, что
   Бисембаев получил потолок и расстрела нам никак не добиться. Еще они понимали, что дело не в исключительной мере наказания.
   Мама ждала иного удовлетворения.
   По просьбе Черноголовиной Мацкевич занимается нашим делом, переправляет через корпункт жалобы, говорит с Москвой. Эдуард
   Олегович на год моложе Ситки Чарли, мужик с понятиями.
   Мы шли по улице и разговаривали.
   – Эдуард Олегович, если бы вы знали, как мы вам благодарны, – сказал я.
   – Зачем вы так? Меня попросила Галина Васильевна, она рассказала, как вы остались один на один со своей бедой.