Александрова Марина. Варяг

   – В чем дело, Свен? – удивленно спросил Эрик, хотя он уже догадывался о том, что произошло. – Кто тебя обидел, сиротинушку? Кто осмелился?
   – Господин, сделай милость, убери с глаз долой мерзкую старуху, что приехала с тобой сегодня утром!
   – Да чем же она тебе так не угодила?
   – Измучила совсем, все кишки вытянула, – начал жаловаться Свен, подумав, что хозяин целиком и полностью на его стороне. – Мало того, что она по всему терему прорыскала, все углы обнюхала, а потом твоих слуг начала поучать, так она и до меня добралась.
   – Как так? – посмеиваясь про себя, осведомился Эрик.
   – Требует у меня ключи от кладовых, от клетей и амбаров, говорит, что хочет запасы проверить. Господин, статное ли это дело, чтоб пришлая старуха везде свой нос совала, по кладовым шарила?
   – Да, с этим разобраться надо, – задумчиво протянул Эрик.
   – Вот и я говорю, что надо, – поддакнул обрадованный заступничеством хозяина Свен.
   – Только ключи ты ей все ж таки отдай...
   – Как так отдай? – опешил Свен. – Это что ж, она там все вверх дном перевернет, в каждую щелку заглянет?
   – А что, Свен, может ты боишься, что старуха что не то увидит, а? – уже сурово осведомился Эрик. – Так вот слушай и другим передай, что старуха эта с сегодняшнего дня моя ключница. Понял?
   Про себя Эрик подумал, что не удосужился даже узнать имени старухи, и теперь ему приходилось обходить этот момент стороной.
   – Ну, что стоишь? Иди, ты ее помощником остаешься... Но попробуй ей хоть слово против сказать – живо шкуру спущу и к госпоже в деревню отправлю.
   – Помилуй, хозяин! – загнусавил Свен, – Ничего худого я против этой бабушки и в мыслях не имел. Я ж не знал, что она ключница твоя, и никто не знал.
   – Ну, так теперь знаешь. Пошел прочь! Да позови мне... ключницу.
   Бабка явилась почти сразу. Была она вся какая-то всклокоченная и растрепанная – видно, нелегко ей дался бой за ключи.
   – Ну, что, старая, нагнала страху на моих холопов? – ухмыльнулся Эрик.
   – Дрянные, скажу я, у тебя холопы. Совсем от рук отбились, хозяйское добро не берегут, от работы отлынивают, только себе добра нахапать и норовят и...
   – Постой, постой, бабка. Я уже слышал, как ты моих слуг чихвостила, так что теперь знаю, каких подлецов все это время возле себя держал. Я тебе вот что скажу: раз ты так за мое добро радеешь, то уж бери ключи от кладовых и становись ключницей.
   – Я, ключницей? – голос бабки задрожал.
   – А что? Ты бабка еще справная, резвая, справишься, небось. Или нет?
   Бабка, раскрасневшаяся как девица, потупила глаза и скромно произнесла:
   – Думаю, что справлюсь, господин хозяин.
   – Только вот кое-что в тебе подправить следует, – продолжал Эрик.
   – Чего еще? – встрепенулась и ощетинилась старуха, готовая до конца отстаивать неповторимость своего характера.
   – Одежу тебе надобно новую справить, вот что, – ответил Эрик.
   Лицо старухи вытянулось. Потом она, по-видимому, решила все же протестовать, но поглядела на свою штопаную-перештопаную рубаху, и спорить не стала. Сказала только:
   – Спасибо, господин-хозяин, – и непривычно тихо исчезла за дверь.
   – Ключи сегодня же у Свена возьми и его у себя в помощниках оставь, – вслед ей крикнул Эрик.

ГЛАВА 15

   Прошло несколько дней с тех пор, как Эрик вернулся в Киев. Он уже привык заново к родному городу и теперь старался сделать так, чтобы его полюбила и Лаура. Страдала фряженка от холода, от чужих нравов незнакомой страны. Русская речь плохо давалась ей, и это тоже обижало – словечком перемолвиться она могла только с Эриком, только через него обратиться к слугам. А слуги за ее спиной смеются над ней!
   Постепенно угасал в Лауре тот свет, которым полны были ее глаза, исчезала радость жизни. Эрику казалось, что Лаура грустит по далекой родине. Вроде бы, что ей там – рабство, голод, чужая воля? А все равно – могла она там с любым человеком поговорить, да и от холода не мучалась.
   Эрик успокаивал Лауру, твердя, что за зимой обязательно придет весна. Но, глядя в окно, за которым во всю бушевал холодный осенний ветер, Лаура отказывалась в это верить.
   Тем временем Эрик засобирался в гости к матери. Лаура не знала об этом до того утра, когда господин попросил ее принарядиться, закутал в шубку беличьего меха и на руках снес на подворье, где уже ожидал возок.
   Санный путь еще не встал, но морозец сковал грязь. Лошади шли легко. Лаура, устроившаяся в возке, как птичка в гнездышке, укутанная в шкуры, крутила головой, рассматривала окрестности. Эрик ехал верхом, полной грудью вдыхая свежий воздух, тронутый легким морозом.
   Лаура глядела по сторонам и удивлялась про себя, как в этой стране вообще могут жить люди. В этом мире под свинцовым небом, где все деревья голы, где, кажется, не существует ничего, кроме ледяного ветра?
   Путь был неблизкий, и Лаура успела задремать, пригревшись под шкурами. Ей привиделся сон: будто так долго едут они, что уже кончилась зима, наступило лето и ей тепло, радостно. Тут они и приезжают к матери Эрика в прекрасный, огромный терем, и навстречу им выходят две молодые, красивые женщины. У одной на руках дитя, и смеется женщина, а дитя плачет. И вдруг слышит Лаура, словно не одно дитя плачет, а два. Глядь – а у нее на руках тоже младенец лежит и заливается слезами. Пораженная, хочет она сотворить крестное знамение, но Эрик подходит к ней, улыбаясь ласково, и берет дитя с ее рук. Она хочет на землю спрыгнуть, но возок трогается и едет все быстрей, быстрей... Лето сменяется зимой, холодные снежинки секут лицо и она кричит, оборачиваясь назад, но там уж все пропало за черной бурей. Обернулась вперед, а впереди разверзлась пропасть и кони мчат туда...
   С воплем проснулась Лаура, сотворила украдкой крест. А и правда, подходит к концу дорога. Деревня виднеется впереди, вон и терем – красивый, изукрашенный резьбой.
   Эрик без стука вошел в родной дом. Дверь здесь закрывалась только на ночь, а во дворе сидел огромный матерый волкодав, охраняющий дом гораздо лучше всякого замка. Эрика пес признал и дружелюбно махнул хвостом. Эрик взял Лауру на руки и внес в родительский дом, где осторожно поставил на пол.
   Тут же приехавших заметила одна из служанок и, запричитав во весь голос, кинулась в глубину дома, откуда также послышались приглушенные восклицания. Через несколько мгновений мать уже обнимала сына, не веря своему счастью. Подоспела и сестра, которая кинулась на шею Эрика, как дикая кошка, визжа от радости.
   Когда первый взрыв радости прошел и Эрику удалось вырваться из цепких объятий родных, он взял Лауру за руку и притянул к себе.
   Мать, прищурившись, оглядела девушку с ног до головы. На лице ее было написано удивление. Хельга, которая хотела что-то сказать брату, заметила наконец Лауру и остановилась в двух шагах от нее, забыв закрыть рот.
   – Кто это? – наконец не выдержав, спросила мать.
   – Моя будущая жена, – коротко ответил Эрик.
   Мать остолбенела, как громом пораженная.
   – Где, где ты ее взял? – запинаясь, произнесла она после некоторого замешательства.
   – Привез из Константинополя.
   – Будто у нас девушек красивых нет! – укоризненно воскликнула мать. – Нужно было ездить за сто верст киселя хлебать!
   Эрик про себя порадовался тому, что Лаура почти ничего не понимала по-русски. Она и сейчас вот-вот слезу пустит, а так вообще обревелась бы!
   – Как тебя зовут? – доброжелательно спросила Хельга.
   Эту фразу Лаура поняла и назвалась, прибавив к своему имени длинную греческую фразу.
   – Она не говорит по-русски, – повернувшись к сестре, сказал Эрик.
   – А на каком языке она говорит? – поинтересовалась Хельга.
   – Лаура знает греческий.
   – Она гречанка?
   – Нет, она фряженка, но выросла в Константинополе.
   Мать молча развернулась и направилась в глубину дома.
   Эрик подтолкнул Лауру вперед и сам пошел следом. В большой палате, где обычно, еще до смерти отца собиралась семья, он помог Лауре снять шубу и усадил ее на лавку, а сам пошел искать мать.
   К Лауре тут же подсела Хельга и начала что-то на пальцах ей втолковывать.
   Мать Эрик обнаружил в верхней светелке, где она и Хельга проводили немало времени за рукоделием. Она стояла возле окна, забранного затейливой решеткой, и глядела куда-то вдаль, в грязно-серое небо, усердно поливающее землю мелким дождем.
   – Мать, мне нужно поговорить с тобой, – произнес Эрик, подходя к ней.
   – Чего тебе? – не оборачиваясь, спросила та.
   – Не показалась тебе Лаура? – ответ Эрик уже знал, потому словно не спрашивал – утверждал.
   – Зачем ты привез ее сюда? Ты ведь знал, что она не придется мне по душе. Ведь знал?
   – Я догадывался, – признался Эрик. – Но я решил, что лучше будет привезти и показать ее, нежели хранить все от вас в тайне. Земля слухами полнится. Ты б узнала все от людей и хуже бы разобиделась...
   – Кто она? Где ты ее взял? – продолжала допытываться Ирина.
   – Я купил ее. Она невольница.
   – Только этого не хватало! – ужаснулась мать. – Жениться на рабыне! Позор!
   – Не вижу никакого позора, – оборвал ее Эрик. – А если ты не станешь говорить об этом всем и каждому, то никто и не узнает о том, что она невольница. Наш князь Владимир, говорят, тоже робичич...
   – Ну и что, отныне всем закон вышел на рабынях жениться?
   Эрик сжал зубы так, что желваки заиграли.
   – Ты вот что, мать... Любить ее, принимать – не неволю. Но и обижать не дам. Я в возраст вошел, сам могу решать свою судьбу. Раз я привез ее сюда, значит, это действительно было мне нужно, и хватит об этом. Скажи лучше, как вы тут жили, пока меня не было?
   По лицу Ирины пробежала тень. Она помолчала некоторое время, затем, видимо, решив не продолжать неприятный разговор, пожала плечами.
   – Как жили? Ничего, справлялись. Ты и так-то не больно часто к нам в гости наезжал. Так что мы уж привыкли сами обходиться. Все у нас ладно, все в достатке.
   – Я вам там подарков привез – тебе и Хельге, – вспомнил Эрик о позабытых сундуках.
   – И рабыню свою приодел... – не сдержалась мать.
   – А как же, – откликнулся Эрик. – Негоже моей невесте в отрепьях ходить. Или ты желаешь, чтобы люди нас на смех подняли?
   – Ничего я не желаю, – скороговоркой произнесла мать. – Только подумай, сын, крепко подумай! Не доведет она тебя до добра, помяни мое слово! Оставь ее невольницей. Кто тебе мешает с ней тешиться, а в жены девку из доброго рода взять?
   – Лаура ничем не хуже, – отрезал Эрик. – И хватит об этом.
   – Ладно, ладно, мое дело – сторона. Поступай, как знаешь, только потом не гневись, ежели все выйдет не так, как загадывал.
   – Жизнь покажет. Пойдем, мать, я вам гостинцы передам.
   Лаура сидела на том самом месте, где ее оставил Эрик и пыталась говорить о чем-то с Хельгой. Удивительно, но каким-то образом им удавалось понимать друг друга.
   Хельге Лаура понравилась сразу. У нее сроду не было подруги. Равных в округе не водилось, а деревенских девок мать к ней не допускала. Вот и сидела круглый год девушка в огромном, неуютном, опустевшем после смерти отца и отъезда брата тереме. Рукоделие, хозяйство, да бесконечные разговоры с матерью – вот и весь досуг. Скука!
   А Ирине до этого словно и дела нет. Да и не знает она, как иначе бывает. Ее забота – вырастить дочь, да выдать замуж, устроить в жизни поудобнее. Одна надежда у Хельги была – братец. Авось, возьмет он ее к себе. Там и посвободней будет, без материнского строгого ока, и мужа можно будет выбрать. Хоть и в строгости Хельга росла, да знала – по шепоткам служанок, по доносившихся из-за стен терема слухам – несладко жить с мужем постылым, нелюбимым. Вот коль Ладо сведет с молодым, горячим, милым другом... Да разве ж мать позволит?
   – А что, сестричка, не хочешь ли ты взглянуть на то, что привез я из далекого Константинополя? – лукаво прищурившись, спросил Эрик.
   Хельга тут же вскочила и поспешила к брату, забыв на время обо всем на свете, в том числе и о Лауре. А та сразу помертвела – в горницу вошла будущая свекровь.
   Эрик тем временем раскрыл один из внесенных слугами сундуков и начал вынимать подарки. У Хельги глаза заблестели, щеки вспыхнули румянцем. Выхватив из рук брата отрез, она закружилась по горнице в пляске.
   – Хельга, успокойся, – тут же одернула ее мать. – Невеста уж, а все как дитя малое держишься!
   Хельга прекратила кружиться по комнате и встала возле матери, являя собой пример покорности и смирения.
   – Ну вот, – довольно вздохнула Ирина, когда все подарки были осмотрены. – Приданое тебе знатное будет.
   Хельга сразу как-то вся сникла, будто побитая собачонка.
   – А что, сватался кто к Хельге? – спросил Эрик, поняв, что что-то произошло за время его отсутствия.
   – Нет пока, но скоро, думаю, сватов пришлет, – ответила мать.
   – Кто же это? – поинтересовался Эрик.
   – Боярин Хват, – коротко ответила мать.
   – Так он же Хельге в отцы годится!
   – Ну так и что? Зато он человек богатый да знатный. Чего еще надо?
   – Даже и не думай, мать! Хельге он не пара!
   – Ты, сын мой, о своей судьбе беспокойся, а о Хельге позволь мне позаботиться, – зло ответила Ирина.
   – Ты, мать, помни: без моего согласия Хельга замуж все равно не выйдет! – заявил Эрик и заметил, как загорелись надеждой глаза сестры.
   – Или, может быть, Хельга, по сердцу тебе боярин Хват?
   Девушка отчаянно замотала головой.
   – Нет, нет, не по сердцу, это мама настаивает, чтобы я за него шла!
   – За кого ж тебе идти? Да, в летах он. Зато богат, – фыркнула Ирина. – Оно конечно, братец твой тебя научит...
   Он вон на рабыне жениться собрался.
   – Ты, мать, думай, что говоришь! – не сдержался Эрик. – За что ты обижаешь нас? Но спорить я с тобой не хочу. Может, лучше мне уехать и не показываться больше в этом доме до конца своих дней?
   – Может быть, и лучше. Тогда злая молва о твоей неразумной женитьбе обойдет этот дом стороной!
   – Я забыл добавить, что Хельгу я забираю с собой, – добавил Эрик спокойно и увидел, как бледнеет лицо матери.
   – Ты не посмеешь! – взорвалась она. – Ты не сделаешь этого!
   – О, ты еще не знаешь, на что я способен! – холодно бросил Эрик. – Хельга, собирайся, ты едешь с нами.
   – Никуда ты не поедешь, – тут же повернулась к Хельге мать.
   Девушка стояла в полной растерянности, не зная, как ей поступать дальше.
   – Ну же, собирайся, – поторопил ее Эрик. – Мы уедем сейчас же, и до темноты нам нужно добраться до Киева.
   – Я сказала, что ты остаешься, – прошипела сквозь зубы Ирина.
   – Поубавь свой пыл, мать, и Хельгу с толку не сбивай! Раз я сказал, что она едет со мной, значит, так оно и будет. Не дашь своего разрешения – силой увезу!
   – Как сильно ты изменился, сын, – обиженно сказала мать. – Раньше ты не позволял себе таких вольностей по отношению к родной матери. Поездка не пошла тебе на пользу, впрочем, также, как связь с рабыней.
   – Твой язык, мама, хуже змеиного жала. Постарайся его не прикусить, – ответил Эрик. – Хельга, у тебя совсем мало времени на сборы. Ты же слышала, что я сказал? Ты в любом случае едешь с нами, хочешь этого или не хочешь.
   Только после этого девушка кинулась собирать вещи. Ирина же, поняв, что проиграла, круто развернулась и вышла из комнаты.
   Лаура вздохнула с облегчением. Из всего произошедшего она поняла только, что мать очень сердита на Эрика, и подумала, что единственной причиной ее раздражения является она.
   – Эрик, я совсем не понравилась твоей матери? – робко спросила Лаура, когда они остались в комнате одни.
   – Моей матери вообще редко кто нравится, – ответил Эрик.
   – Она была так сердита...
   – Не волнуйся, большей частью она сердилась на меня.
   – На тебя? – удивилась Лаура. – Чем же ты прогневал ее, мой господин?
   – Есть на то причины, моя радость.
   – Не будет ли слишком большой дерзостью с моей стороны спросить, какие причины ты имеешь в виду?
   – Ну, во-первых мать недовольна тем, что я собрался жениться на тебе, – откровенно признался Эрик. Ему неудобно было признаваться в этом Лауре, поэтому, произнося фразу, он смотрел в пол. Когда же Эрик наконец взглянул на Лауру, то увидел выражение крайнего изумления на ее лице.
   – Что с тобой? – спросил он.
   – Господин мой, я не ослышалась, ты действительно собираешься жениться на мне? – пролепетала Лаура.
   – Ну да, – подтвердил Эрик, запоздало вспомнив о том, что он ни слова не говорил Лауре ранее о своих намерениях.
   – Господин, я думаю, что с твоей стороны это будет большой ошибкой, – сказала Лаура.
   – Это еще почему?
   – Негоже тебе женится на рабыне. Ты богат и родовит, тебе нужно жениться на девушке, достойной тебя.
   – С чего ты взяла, что ты не достойна меня? – вскинулся Эрик.
   – Но это же очевидно, – спокойно ответила Лаура. – Женитьба на рабыне не принесет тебе ничего, кроме насмешек.
   – Да что вы все сговорились, что ли! – не выдержал Эрик. – А как же ты? Неужели тебе не хочется выйти за меня?
   – Поверь, господин, мне будет гораздо спокойнее оставить все как есть. Я все равно отныне и навеки принадлежу тебе душой и телом, и никуда до смерти от тебя не денусь, если только ты сам того не захочешь. А быть твоей женой – слишком большой труд. Я не смогу всю жизнь выносить насмешки твоих друзей и родных и знать, о чем шепчутся люди у меня за спиной.
   – Пусть только попробуют, – пробурчал Эрик.
   – И что же? Ты станешь драться с каждым, кто посмеет сказать обо мне дурное слово? Это смешно – тебя не хватит на всех.
   Эрик задумался. Тут в комнату ворвалась Хельга, одетая в синим бархатом крытую лисью шубку и алые сапожки, и сказала, что все вещи уложены.
   – Мы продолжим этот разговор позже, – повернувшись к Лауре, произнес Эрик.
   – Как тебе будет угодно, господин, – устало ответила она.
   Ирина не вышла попрощаться с отъезжающими. Хельга огорчилась, но радость от поездки в Киев ничем нельзя было затмить. Как козочка, вспрыгнула она в возок, и ясные ее глаза устремились вдаль, за окоем – туда, где ждало ее счастье.

ГЛАВА 16

   Дома Эрика ждало известие: князь Владимир желает его видеть. Поручив Лауру и Хельгу заботам своей новой ключницы, которую теперь все в доме величали только по имени, а имя у нее оказалось гордое, почитай что княжеское – Преслава, Эрик отправился к князю, размышляя по пути, что на роду ему написано посещать князя, вернувшись издалека и не отдохнув с дороги.
   Князь встретил Эрика радушно. Усадил за стол, налил меду, повелел пить.
   – Вернулся днесь последний из тех людей, что посылал я с тем же поручением, что и тебя, – начал Владимир, дождавшись, когда Эрик отхлебнет добрый глоток меда. – Привез он мне ответ, который меня не обрадовал. Был гонец у булгар. Просил я его выведать все о том, какому Богу они поклоняются, да какие обычаи чтят.
   Эрик оторвался от кубка и вопросительно посмотрел на князя, ожидая продолжения.
   – Многое мне пришлось по душе. Например, знаешь ли ты, что вера их разрешает иметь столько жен, сколько душа попросит? – князь улыбнулся, заметив недоумение в глазах Эрика. – Знаю, знаю, о чем ты мыслишь. Думаешь, что баб великий князь и так без счету имеет. И то, правда, да не вся. Ведь сам же ты мне и излагал, что по христианским законам такого допускать не должно.
   – Много я видел в Константинополе меж ихними людьми, чего по вере допускать не должно, – ответил Эрик. – И ничего, никто их за то не судит, что уж тут говорить о тебе, великий князь.
   – Твоя правда, – ухмыльнулся Владимир. – Не понравилась мне вера булгарская, и принимать ее я не стану. А не понравилась почему, тоже объяснить могу. Уж больно строга их вера. Ты представь себе, Варяг, вина они не пьют и мяса поросячьего не едят – на то запрет Божий, или, ежели по ихнему говорить, – Аллаха.
   – Что ж они едят? – искренне удивился Эрик.
   – Все остальное, стало быть. Я подробно о том не спрашивал.
   – А что ж пьют?
   – А вот про это я как раз спросил, – рассмеялся Владимир. – Посланец мой сказал, будто никакой браги, из той, что разум мутит, им в рот вообще брать не полагается.
   – Ну, дела, – протянул Эрик. – Бывают же чудеса на свете.
   – Вот и я говорю! Ну разве ж это вера! – горячо воскликнул князь. – Я им так и ответил: вино, дескать, для русских главное веселье, и без него никак нельзя! Хоть и рай у них зело прекрасен, а по раю гурии ходят табунами – веселые девки по-нашему, а все ж вера дурацкая, без винопития-то!
   Сам он уже принял добрую порцию меда, потому в настроении пребывал веселом.
   – Так что, Варяг, как ни крути, а более всего мне по душе христианство. Оно ведь чем хорошо? Никаких таких запретов не накладывает. Греши, сколько влезет, только каяться успевай. Так у них, что ль, положено?
   Эрик кивнул.
   – Да и обряды такие благолепные. Без членовредительства, главное. А то эти басурманы знаешь, что удумали?
   Наклонившись к Эрику, князь шепнул пару слов и захохотал сам.
   Эрик тоже засмеялся.
   – Зачем же это они делают, князь?
   – А пес их знает! Вроде как за лишнюю они эту плоть считают. Послы мне толковали, да я уж и не очень-то слушал. Нет, это ж надо такое над собой делать?
   Отсмеявшись, Владимир посерьезнел.
   – А более всего, знаешь, что мне по душе пришлось? Богов у нас слишком много, все могущественные. Жребием людским играют, как ребятишки, между собой согласия не имеют – тоже как дети малые. Кровавых жертв требуют... Оно, конечно, есть у нас и свои заветы: храбрость там, странноприимство, честность да щедрость... Будешь таков – будешь счастлив на земле. А сердцу чувствительному и уму неспокойному хочется знать... – Владимир близко склонился к варягу, заглянул ему в глаза. – ... потребно, видишь ли, знать, что человека за гробом ждет? Неужто зароют в землю, и кончится все? А Христос – Бог невидимый, великий, людям отец. Даст он нам всем при жизни – мир и покой, а за могильной доской, в светлом раю – вечную жизнь, непрестанное блаженство. Так что нужна нам позарез вера византийская, – неожиданно трезво окончил князь.
   – Чем же римская хуже? – спросил Эрик.
   – Да тем, что Рим далек, да и на что он нам сдался? Не сладим мы с ним.
   – Неужто великий князь решил на Византию войною идти? – воскликнул Эрик, пропустив мимо ушей последнее заявление Владимира.
   – Тише! – шикнул на него князь. – Чего раскричался? Не хватало еще, чтобы холопы услыхали и по всему Киеву растрезвонили! Так, да не так. Тут хитро нужно...
   – Не понимаю я, великий князь, к чему ты клонишь? – осторожно спросил Эрик.
   – А к тому клоню, что разгневали меня хитрые греки! – вскричал князь, позабыв о том, что недавно сам приказывал Эрику тишину блюсти.
   – Так что ж с того? Воевать теперь с ними из-за этого, что ли? – мед уже оказал свое действие, и язык Эрика начал заплетаться.
   – Я же сказал – не буду я с Византией воевать! – сказал не менее хмельной князь. – Я другое задумал.
   – Что же? – снова насторожился Эрик.
   – Хитрые греки решили с меня мзду за свою веру поиметь, а я думаю так сделать, чтобы они сами меня просили Русь крестить, да еще и с них за то мзду получить.
   – Как же это тебе, великий князь удастся? – удивился Эрик.
   – То уж моя забота, – таинственно заявил Владимир.
   – Думаю я взять ихний град Корсунь. Как падет этот град, так испугаются греки, а я их еще припугну. Тем, что и Византию всю покорю, и Константинополь возьму. Вот увидишь, греки – народ трусливый, испугаются до смерти, а там уж останется лишь просить чего моя душа пожелает за то, чтобы я веру христианскую принял и народ свой окрестил.
   – Великий князь, а уверен ли ты в том, что возьмем Корсунь? – спросил Эрик с сомнением.
   – Отчего ж не взять? – удивился князь.
   – Многие пробовали, – осторожно начал Эрик, – да всем он не по зубам оказался. Опять же, путь туда ох как долог, особо сейчас – зима ж на носу.
   – А кто говорит о том, чтобы на Корсунь сейчас идти? – пьяно ухмыльнулся Владимир. – Мы туда весной поплывем, по половодью. А насчет того, что никто этот город взять не мог, так ведь мы еще не пробовали! В том-то вся и штука! Или ты в наших воях сомневаешься?
   – В воях у меня сомнений нет, – ответил Эрик. – А вот, как быть, ежели греки на помощь своим корсунцам придут?
   – Не придут, – протянул князь, – кишка у них тонка, побоятся.
   Эрик тоже хотел бы быть так уверен в этом, как великий князь, но его практический ум не позволял ему надеяться на авось.
   Тем временем сосуд с медом опустел, а князь захмелел окончательно. Эрик понял, что разговор подошел к концу.
   – Позволь, великий князь, мне с тобой проститься.
   – Али не любо тебе с самим великим князем за одним столом сидеть? – обиделся Владимир.
   – Как не любо? Любо, да только устал я ныне с дороги – тело отдыха требует.
   – Куда ездил? – оживился князь, радуясь возможности отвлечься от уже порядком надоевших государственных проблем.
   – К матери, – коротко ответил Эрик.
   – Что ж не задержался у нее погостить? – удивился Владимир.
   Эрик замялся, и князь это узрел.
   – Али случилось что?
   – Побранился я с ней, – нехотя признался Эрик.
   – С чего ж? Али ты родителей не почитаешь? Волю их не блюдешь? – насмешливо продолжал вопрошать князь.
   – Была бы воля разумна, исполнял бы ее, а так глупость одна, – пробурчал Эрик.
   – Так что случилось-то? – шибко же утомили князя дела государственные, коль находил он интерес в семейных делах своего милостивца!