Страница:
– Заметано, – сказал Збышек. – Чему обязан? Шестерка ваш тут нес что-то, да невнятно, губами в усах запутывался. Слушаю вас, и выметайтесь.
– Я быстренько, – сказал Полугай. – И вместе выметемся. Мне только планшетку открыть, и всех делов.
И войсаул сделал это. И подал – вежливо – Збышеку пластину. Со всеми онерами и причиндалами, реквизитами и печатями на ней высвечивался ордер на арест Какалова Збигнева, гражданский номер такой-то, по подозрению в государственной измене. Збышек очень внимательно прочел ордер.
– Вот это другое дело! – удовлетворенно сказал он, возвращая пластину войсаулу. – А то пихают тут скорчером больного человека, не имея никакого права. И вообще, нарушают права. Вы согласны, товарищ Полугай?
– А мы его в батоги, – заговорщицки сказал Полугай. – Плетьми возьмем. Накажем, чтоб впредь устав чтил и права человека блюл, на что и поставлен. Но и служба у нас нервная, а все мы человеки, да, подозреваемый Какалов? Ну так что ж, – оружие имеется?
– А вон у вас парень с датчиком, – ответил Збышек, – его и спрашивайте. А я уже начал ждать адвоката. Сколько там мне его ждать по закону? Двое суток. На вопросы, касающиеся моей работы в Аяксе, я отвечать не буду. Из соображений национальной безопасности. Военная тайна, гражданин начальник! – округлив глаза, страшным шепотом сказал Збышек.
– Да вы веселый человек! – воскликнул Полугай. – Ну а с обвинением-то вы согласны? – спросил Полугай, ничуть не обескураженный.
– Нет. Я не виновен. Вздор, гражданин начальник. Исполняйте свой долг. С этого момента я молчу.
– У нас, помню, говаривали: кошка сдохла, хвост облез, кто промолвит, тот и съест, – сказал Полугай.
– Верно! – сказал Збышек, восхищенный.
– Л-лады. Ребята, взяли арестованного. На крейсер его. Аккуратнее. Обыскать.
Полугай хлопнул Збышека по плечу, как доброго друга и пружинисто поднялся.
– Так поговорим, полковник? – спросил Полугай Крекеборга, словно они уже остались в палате одни. – О мно-огом следует поговорить. Пошли, устроим собрание.
Крекерборга передернуло.
– Господин войсаул, – сказал вдруг один из конвойных, прижимая к уху "звучок". – Непорядок, каже. У шлюза госпиталя. Несколько человек, вооружены. Пытаются пройти внутрь. Микроненко сообщает. Стрелять ему?
Збышек привстал на руках. Крекерборг снова дернулся. Полугай захохотал.
– А?! – крикнул он. – Тва-йю мать. Полковник?! Дела-то! Что посоветуешь? Стрелять?
– Если фи таже помыслитте о чем-то потопном, – сказал Крекерборг, – фи испыттаете сересный утифление! Этто корапль Аякс!
– Вон ты какой, полковник! – сказал Полугай. – А я думал – инженеришка полугражданский, вакса с медом! А ты – о как!
– Я опязан потчиняттся распоряшениям Наппольшефо Шефа Ссухоручко, коспотин Полукай. Но если фы…
– Ладно, ладно, развоевался полковник, – сказал Полугай примирительно. – Что я предлагаю? Пойдем мы с вами сейчас, господин Крекерборг, да и объясним доблестным нашим аяксам, в чем дело, какую они змеюку под спецкостюмом носили! Годидзе?
– Я фас не понимаю прафилльно… что фи сказалль?!
– Убирай своих подчиненных по казармам, Крекерборг, – сказал Полугай. Тона он не выдержал. Вряд ли даже и сотне казаков повезло бы против десятков озверевших – наших бьют! – аяксов. Полугай отлично это знал. – Не с арестованным же мне договариваться! Или статус мятежника схлопотать хочешь?
– Не нато раскофарифать с нами с поситций групой сила, – тихо сказал Крекерборг. – Тем полее, сейшас, кокта нет кенерала Ларкин. Мои люти – и йа тоше – люпил Маму. Осторошшней, коспотин Полукай. А то фасс путут спросить – как покипла Мама.
– Да я с тобой и вовсе не хочу разговаривать, – произнес Полугай проникновенно. – Мне дело надо сделать. А как она погибла – меня-то чего спрашивать? Ты, полковник, вон его спроси! – и Полугай показал на Збышека. Крекерборг сказал:
– Я пы спросил. И он пы мне скасалль.
– Так спроси! – обрадовался Полугай. – А я запись включу!
– Это не есть клавное неметленно. Неметленно ми с фами пройтем к шльюсу коспиталль. Какалов! – сказал Крекерборг. – Штать меня секотня. Я корапельный нотарус, йа путу с топой секотня. Какк атфокатт.
– Спасибо, Франц Карлович, – сказал Збышек.
Полугай молчал.
– Касаки! – сказал Крекерборг таким голосом, что конвой вытянулся по стойке "смирно". – Исполнятте свой толк. Фойсаулль Полукай! Слеттутте са мной!
Крекерборг прошел сквозь расступившихся казаков. Полугай оглянулся на Збышека.
– Вот так, начальник, – сказал Збышек наставительно. Полугай прищурился.
– Взять арестованного, евреи! – заорал Полугай.
Казаки кинулись, едва Полугая не сбив с ног. Збышеку стало очень тесно, перед глазами мелькали подбородки, начинавшиеся вроде бы сразу под касками, один подбородок только отделяли от каски усы, мелькали части спецкостюмов, один раз мелькнула рукоять скорчера, с покачивающимся над ней отстегнутым ремешком кобуры… можно было успеть схватится за эту рукоять… Збышек подавил в себе первый порыв, расслабился. Ему не сделали больно ни разу, обыскивая. Приблизился потолок и Збышека понесли на плечах – как братья-витязи спящую красавицу. Спать хотелось. Чудовищно хотелось спать.
А проигрыватель – сопрут, подумал Збышек. Обязательно. Войсаул и сопрет, непременно.
Полугай остался в палате № 204 один. Он перевернул постель, поднял с пола упавший проигрыватель, открыл его, заглянул внутрь, изъял кристалл, снова закрыл и бросил проигрыватель на панель медсерва. Затем осмотрел тумбочку, нашел яблоко – последнее из тех, что принес Збышеку Маллиган. Наскоро обкусывая его, вытряс из отработанного герметика на пол какие-то цветочки вместе с полулитром воды, в верхнем ящике тумбочки обнаружил бумажный конверт с приглашением на помолвку. Поднял брови: натуральная бумага, чернильная цветная печать! Конверт отправился в планшетку. Войсаул уронил огрызок, оглядел опустевшую палату, пробормотал что-то под нос и вышел в коридор.
(Документ 10)
СИРОТА КСАВЕРИУС – СИРОТЕ КРЕКЕРБОРГУ. ВСЕМ МОИМ: «ВСЕ ВРАССЫПНУЮ», «СТРАУС НА АСФАЛЬТЕ». ВСЕМ ЖМЕРИНЦАМ И ПЕРВЫМ ПИЛОТАМ, ПРОШЕДШИМ ОБУЧЕНИЕ НА ШТАБНОЙ ПЛАНЕТЕ – «ВЫ УВОЛЕНЫ, ДЕТИ». ЖДАТЬ И НАДЕЯТЬСЯ. ГРАНИЦА – ВЕЗДЕ. ПОЛКОВНИК КРЕКЕРБОРГ, ПРИНЯТЬ ОТСТАВКУ У ВСЕХ НАШИХ, ПРИКРЫВАТЬ ОТХОД ДО ПОСЛЕДНЕГО ПАТРОНА. ОТВЕТА НЕ ЖДУ.
ПАМЯТЬЮ МАМЫ. ФЛАГ.
Только через два часа на "Стратокастере", возбужденном и перемешанном неожиданной и недостойной смертью Хелен Джей, арестом Збышека, историей с Маллиганом и невнятностью положения вообще, установилось спокойствие. Спокойствие в том смысле, что аяксы разошлись по каютам и ресторанам, перестали бросаться на каждого встреченного в коридоре казака; охрипший от непрерывного орания по ста возможным каналам охранный комплекс шипоносца получил возможность отдохнуть, а войсаул Полугай перевел дух. Ему пришлось здорово понервничать. Увещевания пополам с предъявлением на каждом шагу приказа Министра Обороны о беспрекословном подчинении, на аяксов действовали очень слабо. У них было, кому подчиняться, не та баба Хелен Джей, чтоб вот так запросто и глупо свернуть себе шею по пути на пляж; убили, гады! Но, так или иначе, через два часа шаткое спокойствие установилось, Полугай, честное слово, не понимая, почему оно установилось, от усталости просто обрадовался.
В рубке "Коня Белого" с самого начала инспекторской деятельности Полугая (начавшейся еще над Пыльным Мешком, к январским событиям Полугай опоздал всего на день) установили здоровенный ситуационный комбайн, работавший синхронно с большинством следящих и регистрационных систем шипоносца. Большую часть времени Полугай проводил за центральным монитором комбайна, наблюдал за жизнью "Стратокастера", читал отчеты патрулей и так далее. Сюда же он пришел отдохнуть после ареста Какалова и ораторского марафона в коридорах шипоносца, на всю жизнь возненавидевший хитрого лиса Крекерборга и его псов-заместителей, явно хотевших бунта. На провокацию псы не решились, слишком явно, но Крекерборг постоянно намекал на чье-то высокое неудовольствие и какие-то санкции… ладно, подумал Полугай, лает, лает – не укусит.
– Господин войсаул! – браво сказали за спиной. – К связи!
Войсаул вздрогнул. Посмотрел на часы. Да, время отведенное на этап миссии вышло, надо делать доклад. Войсаул встал и наткнулся на обожающий взгляд младшего урядника связиста Ряхлова, мальчишки, нежноусого и кареглазого, однако весьма шустрого и правильного.
– Прошу вас, господин войсаул! – со звоном воскликнул Ряхлов, пропуская командира мимо себя четкими строевыми фрикциями. Войсаул прошел в кабину секретной связи. Проектор был уже включен, над полом покачивался, живо напоминая Полугаю вурдалака в церкви, войсаул Кребень.
– Говори! – сказал Кребень, не теряя времени на приветствия и не дожидаясь, пока Полугай замкнет дверь.
– Очень сложно, Матвей. Непростое задание – сотней взять флагмана. Здесь серьезные бойцы. Добрая школа.
– Так, – сказал Кребень. – Мозги трахать тебе, Кирьян, не стану. Ты воин опытный, сам сообразишься. Попробуй лаской… О главном давай.
– Погоди, Матвей. Подтверди лично – генерал Ларкин точно мертва?
– Ей-богу. Точно. Видел труп, сам опознал. Черепно-мозговая травма несовместимая с жизнью. Мгновенно. Кстати, информат с подробностями я тебе переслал с егерем, скоро жди. Объявишь на "Стратокастере", на общем сборе.
– Ясно. Значит, так. Какалова я взял. А Маллигана – нет.
– Как так? ЧТО?!
– А то, что надо было делать, как я предлагал!!! – заорал Полугай, не глядя начальнику в глаза. – Не здесь их брать, а вызвать куда-нибудь с шипоносца! Еще одну медаль дать – и вызвать!
– Полугай, – сказал Кребень тихо, – окрути ротовую полость. А потом доложи толком, – что произошло, и где мне теперь искать Маллигана? Я уж тебя про Нурминена и Баймурзина не спрашиваю, здесь все виноваты, то есть никто, но группу Маллигана ты должен был взять в полном составе! С тебя спрос, Кирьян!
– Я, Матюша, спроса не боюсь, – сказал Полугай. – И перед кем угодно отвечу, не испугаюсь. Ушел Маллиган, и все тут. Это ж не военный корабль, а проходной двор! Ипподром какой-то! Здесь, оказывается, есть несколько частных взлетных площадок, кемпингов, для дальнобойщиков. Вот он и ушел от конвоя – не знаю, пока, как, и с дальнобойщиком усвистал. В неизвестном, на хер, направлении. Полчаса назад.
Кребень выругался.
– А не знаю, как он ушел от конвоя, потому как тут чуть мятеж не начался! – продолжал Полугай, сдерживаясь. – Крекерборг – сука… Матвей! Немедленно нужен мне приказ о смещении командования шипоносца. Немедленно. А Маллиган будет за мной. Присылай сюда казака командиром, а я уж музыкантишку твоего достану.
– Хоть номер грузовика выяснил?
– Выясню, блин. Полчаса прошло, дай время!
– Ладно… эх, все как дерьмо из-под копыта брызгами…
– Как там в Штабе?
– Да тут все в мыле. Лады, Кирьян, похвалить тебя не похвалишь, но я тебя знаю – лучше, значит, сделать было не можно. Мазу подержу. Сейчас я к Президенту. Понюхаю, что, как. Давай-ка через три часика снова встретимся, я разберусь с кадрами и вышлю подмогу. Держись. Какалова под охраной передашь моему курьеру. Он будет у тебя в шестнадцать двадцать две. Флаг.
– Какалов требует адвоката. И к нему рвется Крекерборг, он корабельный нотариус.
– Хрен по рылу! Именем Министра Обороны.
– Понял. Флаг.
Проектор выключился. Полугай вышел в рубку и немедленно наткнулся на того же урядника Ряхлова. На круглом лице урядника, реющим над великоватой ему кирасой спецкостюма, было написано что произошло нечто и все любимому и родному он тотчас и обскажет – как на духу.
– Что, урядник? – неласково спросил Полугай.
– Непорядок, господин войсковой есаул! – крикнул Ряхлов. – Извольте сами взглянуть!
– Где?
– А все вот на мониторчике у меня, господин войсковой есаул!
На мониторчике у Ряхлова и вправду был еще какой непорядок. Целую минуту Полугай взирал на непорядок молча, потом минуты две взирал, матерясь, а потом принялся шарить руками вокруг, позабыв, что шлем с коммуникатором он оставил у комбайна, на полу подле кресла. Урядник сообразил, метнулся и доставил шлем. Полугай криво насадил шлем на голову, ногтем выковырнул из ушка-захвата микрофон и прокашлялся. Надлежало все-таки держать себя в руках.
– Господин полковник Крекерборг, ответьте, будьте ласковы, инспектору Министерства Обороны войсковому есаулу Полугаю. И, если можно, по приватной связи.
Полугаю пришлось повторить вызов дважды, и он один знает, чего стоило ему еще раз выдержать спокойный, где-то даже и будничный, тон. Крекерборг все-таки ответил.
– Слушаю фас.
– Полковник! – сказал Полугай. – А что я тут у себя наблюдаю, вы не объясните?
– Утошните, фойсаул, о шем фы?
– Утошняю, полковник. Вот у меня тут просто исход евреев из Египта на мониторе. Прямо эвакуация идет на "Стратокастере". Что случилось? На айсберг налетели, а я и не заметил? Девять патрульников запрашивают разрешения на вылет, какие-то грузовики, – кстати, вроде бы я приказал опечатать частные терминалы? – два транспорта с прошедшей командой "Ключ на старт"? Что скажете?
– Йа не тумалль, как фы садатите потому фопрос. Это шасное тело. Намеренные покинутть порт "Страттокастерр" есть ныне шасные лицца. Мне потано польше семиттесяти рапортоф оп отстафке от рапотникк аякс, я их поттписалль. Они покитают порт флагман. Фот и фсе.
– Господин полковник! – сказал Полугай, сдерживаясь. – Приказываю вам задержать вылет всех кораблей.
– Йа не ослышалль? Фы – мне? Коспотин фойсаулль, йа фроте пы комантир "Стратокастерр", тейстфую такк какк считаю прафилльно, и йа не сопираюс опсуштатть с кем пы то ни пыло сфой решения. Настоллько-то я устаф снаю. Никакие отмен ни етиноко старта не путет. У фас фсе, коспотин Полукай?
Полугай зажмурился и выключил коммуникатор. Никаких инструкций по поводу такого поворота событий у него не было. Крекерборг, действительно, как и.о. командира и старший аякс на корабле, был в своем праве, а стандартный трудовой договор каждого оперработника Аякс позволял одностороннее расторжение его с любой стороны немедленно, как только душа пожелает. Как это не парадоксально, хорошо осведомленный Полугай, знал, что за последние пятнадцать лет ни одного расторжения не было. Да, подумал Полугай, и Ларкин, как живая, предстала перед ним. Похоже вы, госпожа Навь, настоящий командир, безо всяких. Хоть и баба. Но что же мне делать? Расхищение материальных ценностей, принадлежащих ППС!
– Коспотина фойскофого есаулль Полукай просит на сфясь полкофникк Крекерборг!
– Очень хорошо, полковник! – сказал, готовый кусать и рвать, Полугай. – Я как раз хотел вам звонить…
– Я претфителль фопросы о матценность ППС. У фас на канцелярский кипер долшно сейшас припыть опретеленныйе токумент. Прошу фас, просмотретть их. Фсе саконно, уферяй фас. Транспортные сретстфа принатлежатт шасттным лиссам. Прошу не препяттстфофать краштанским лиссам, покитающим порт флакманн на принатлешащим им транспортным сретсттфам. Охранный комплекс флакманн оттан мой прикасс о поттержанийи порятка. Как фы скасалль мне ранее – не усукупляйтте, коспотин Полукай.
– Ну ты и сволочь! – только и сказал Полугай. – Просто ты сфолотчь, Крекерборг! Ах ну ты и огребешь баранок, полковник!
– Коспотин Полукай, прафо ше, не стоитт такк перешифат. Йа тоше сейчас шасттное лиссо, йа тоше потал в штап Массашусетсс рапорт о расторшеннии трутового соклашения. Оно вступит в саконную силу черес шесттесят фосемь шасоф, как мне ответилль штап. А пока я намерефаюсь санятться телом Сбикнефа Какалофа. Я намеренн тотшас припыть на порт "Конь Плет", фы посфолите?
– Нет, господин полковник, не позволю, – испытывая острое удовольствие, ответил Полугай. – Никаким образом. Обращайтесь выше. Прямиком на Столицу. В Генштаб ППС. То есть, встречаться с вами нам, господин полковник Шестьдесят Восемь, конечно, придется, но не по поводу Какалова. Какалова я незамедлительно отправляю в другое место, где у него другой адвокат найдется. А вот нам с вами – решать что здесь делать.
Крекерборг молчал.
– Молчите, полковник, – констатировал Полугай. – Ну, молчите.
– Какк мне фас пониматть, коспотин Полукай? – спросил Крекерборг.
– А как хотите, так и понимайте. Извините, я занят. Запишитесь на прием, – сказал Полугай и выключил связь. Внутри у него было холодно. И он весь трясся. Нервы, казак, нервы, приструни нервы. Как из-под копыта брызгами… Как мыло из руки… Ах ты, боже мой, Аякс! Ну и шарашка! Ну и работенка! Полугай посмотрел на часы. Так. Со своими надо разбираться, с ловцами призраков.
– Ряхлов!
– Слушаю, господин войсковой есаул!
– Всех наших – на борт "Коня". Крейсер перевести в автономный от всех систем порта пребывания режим. Закрыть все шлюзы, под охрану. Любая связь – только через меня, в том числе и техническая связь. Арестованного охранять строго по протоколу "мятеж". Срок исполнения приказа – десять минут. И доложить. Так. Штабс-капитана Мон-Зуда, хорунжего Трепета и хорунжего Климова, а также урядников… что с Трепетом сегодня были… ко мне в канцелярию. Выполняйте.
– Осмелюсь доложить, господин войсковой есаул, следовательская группа сотника Епифанова выполняет задание и за десять минут не успеет вернуться на крейсер. Продолжать им, или…
– Так, – сказал Полугай. – Хорошо, что напомнил. Да, им – продолжать выполнять задание. А соедините-ка меня, Ряхлов, с Епифановым. На мой коммуникатор. Сами выполняйте приказ.
– Слушаю!
– Сотник Епифанов, господин войсаул.
– Будь здоров, сотник! Что там у тебя, сотник, интересного?
– Да, в общем-то, и ничего, господин войсаул. Свидетелей согнал в холле: пятеро дальнобойщиков, вахтенный техник пьяный, да вот прибежал хозяин кемпинга, бортинженер 1 класса Рудек. Регистраторы кемпинга я опечатал, диск-храны изъял. Закрыть, как вы распорядились, кемпинг не могу: с диспетчером "Стратокастера" мне никак не договориться, я уж вам хотел докладывать, да вы сами позвонили. Я ему про ваш приказ, – а он мне по матушке, какой такой Полугай. Бардак, господин войсаул. Дикий Запад.
– Ладно, не по радио, Епифанов. Заканчивай осмотр места происшествия и назад. Задержанные не бузят?
– Свидетели-то? Нет. Ну, шумят, как без этого. Справлюсь. Ничего. Обычный шум. Как мне с ними быть, вот что вы мне скажите, господин войсаул. На крейсер их доставить, отпустить, – как? Они тут совсем ни при чем, никто.
– Это точно?
– Абсолютно. Ментографированы. Опешили, но поскольку ментосрез точечный и короткосрочный – согласились. Хозяин кемпинга, я говорю, только что прибег, аж вспотел, а космонавты – не вмешивались, да и не видели ничего: они в карты играли, в баре, под коньячок. Вход-выход кемпинга стоял на автомате, подозреваемый открыл шлюз сам, спецсигналом. А вахтенный техник – вяка не лыжет, у него дочка родилась.
– Да… – сказал Полугай. – Хлопнули ягодицами, ничего не скажешь… Бог с ними, отпусти. Проверь документы, выдай свидетельские карточки – пусть валят. Ну, понятно, грузовики просканируй. Заканчивай и возвращайся. За диск-храны головой отвечаешь, мне этот таинственный грузовик о как нужен. Флаг.
– Рудек расписку требует. Лицо материально ответственное.
– Ну и дай ему расписку.
– Слушаю. Флаг.
– Флаг.
Полугай дослушивал Епифанова уже на ходу. Расстегивая амуницию, он направился к себе в канцелярию, в которую превратил гостиную своей корабельной квартиры. Он с лязгом свалил портупею на диван, стянул с себя спецкостюм и немедленно залез под душ. Перепонку в ванную он за собой не зарастил и стук в дверь услышал сразу.
– Ждите, я вызову! – прокричал Полугай, намыливая голову. Он подбрил верхнюю губу, расчесал бороду, надел свежую сорочку, натянул мундир, не подпоясываясь, закатав рукава, уселся за рабочий стол и пригласил горе-конвой войти.
В канцелярии было тесно, трое вполне помещались в ряд перед столом Полугая по стойке "смирно", но четверо уже жались нестроевым манером, а пятеро – никак не помещались. Поэтому преступный конвой построился в две шеренги. Урядники тихо стояли во второй, надеясь, что про них забудут. Полугай осмотрел подчиненных. "Хороши!" – пробормотал он. Он набрал на встроенном в стол серве заказ, получил его и стал обедать. Казаку надлежит быть сыту, чтобы думалка думала, а шашка – рубила. Мон-Зуд, Трепет и заляпанный пластырем Климов смотрели, как он ест. Ели начальство глазами. Мон-Зуд непроизвольно сглатывал набегающую слюну.
– Вот я сало жую, – сказал Полугай, – и думаю: мать же вашу так! Ну ты – ладно! – Он махнул рукой на Мон-Зуда. – Навязали тебя на мою голову. Тебя пластать – клинок позорить. Но вы-то, казаки! Трепет, старый друг, ветеран-вояка, а! – Полугай замолчал, жуя. – Оплошали! Обгадились! – горько сказал он и налил из чаеварки в чашку чай. – Эх, други!
Стоящие на ковре, обреченные, ждали. Полугай допил чай, закрыл одноразовый картонный поднос с одноразовой пустой посудой и спровадил поднос в утилизатор под стол.
– Ладно. Десять суток ареста и по звезде с плеч долой, фигурально выражаясь. Мон-Зуда я, с чувством глубокого удовлетворения, отдаю под трибунал, как ответственное лицо, утратившее секретный документ в пользу противника. Молчать, еврей! – заорал Полугай, заметив что Мон-Зуд тщится что-то сказать. – Оружие сдать начальнику гауптвахты подхорунжему Миролюбу. А пока – докладывайте. Трепет.
– Получивши ваш приказ, господин войсковой есаул, и ордер на арест Маллигана Дональда, около десяти утра среднего времени выдвинулись на выполнение задания группой в составе: старший группы штабс-капитан Мон-Зуд, конвойные – хорунжий Трепет, урядники Гермобой и Пискунов. Направились по адресу, означенному в приказе и отождествленному информ-бюро АХС "Стратокастера" как личный адрес упомянутого Маллигана, корпус G шипоносца, уровень 9, квартира номер 21. Сканинг квартиры, произведенный лично мной из коридора, показал, что Маллиган дома, прямо за дверью. Вооружен.
– Так, – сказал Полугай. – Стоп раз. Почему не прикрыли коридор? Стоп два. Почему пошли только вчетвером, ежели приказ был по протоколу "мятеж"?
– Виноват, господин войсковой есаул! – молвил Трепет печально. – Думали чего там, задержать человека… – Он покосился на Мон-Зуда. Полугай все понял: накомандовал Мон-Зуд. Трепет не хотел стучать. Похвально. И глупо. – Тем более – королевский ордер… Ну и вот.
– Ну и вот, – повторил Полугай. – Думали. Так. Дальше.
– Слушаю. Поскольку датчик выявил при Маллигане оружие, я принял совместно со старшим группы решение – входить после стука. Постучал, вошел, зафиксировал Маллигана на месте. Слово за слово. Маллиган потребовал предъявить ордер. Штабс-капитан Мон-Зуд ордер не предъявил, – Трепет покосился на красного, как рак, штабс-капитана и не сдержался: – мудак.
– Верно, верно, мудак, продолжай, Трепет, а ты помалкивай себе, еще наговоришься, – сказал Полугай Мон-Зуду.
– Слушаю. Возникла нештатная ситуация, уставом не предусмотренная. Принял решение: связаться с вами, господин войсковой есаул.
– И правильное же, видать, решение! – одобрил Полугай. – И что же?
Трепет вздохнул.
– Связаться с вами я не успел. Возник непредвиденный фактор в лице некоего Светосранова, Антуана, бизнесмена, владельца "ЛИКСТАРА". Я растерялся, господин войсковой есаул. Виноват.
– Так. Значит, все-таки, Светосранов. Ну, кто не знает Светосранова… Настаиваешь, хорунжий, что Светосранов?
– Так точно. Настаиваю. Несомненно. Его спутать ни с кем не можно. Светосранов, Антуан. Мон Шер Великолепный. Ребята скажут.
– Скажете, ребята? – осведомился войсаул у урядников. Выглядывая из-за спин Климова и Трепета, урядники закивали, а Гермобой, самый шепелявый казак на свете, так тот даже перекрестился, сделав истовое лицо.
– Добро, раз так. Говори дальше, Трепет.
– Замешкались мы, господин войсковой есаул… Светосранов – чудо известное… В глазах заблестело аж. Он кричать, руками размахивать, деньги сулить, то, се, адвокат, суд… ну, тут нас Маллиган и положил. Красиво положил, господин войсковой есаул! Развел руками, как неживых, и добил из иглокола. – Трепет потрогал сильно опухшую щеку. – В глаза не целил, – добавил он одобрительно. – А очнулись мы уж тут, на крейсере…
– Так, – сказал Полугай. – А регистраторы, значит, сами собой испортились?
– Так неизвестно! – сказал Трепет решительно. – Мой, например, крутился до самой двери квартиры. И хронометр в порядке, и магазин полный… Мы уж и кримнабором по им, по регистраторам, прошлись – только наши отпечатки пальцев, и все тут, а запись стерта… Ничего не могу сказать. Господин войсковой есаул.
– Так. Так. Так… Так! Ну, Мон-Зуд, теперь ты мне расскажи историю своей жизни. Где ордер, паразит!!! – заорал Полугай, вскочил, сбросил со стола все, что на нем было, перескочил стол, сграбастал одеревенелого Мон-Зуда за щеки и принялся трясти. Потом врезал по морде. Снова схватил. – Говори, сволочь, говори, хуже будет, не дай бог осерчаю, как в триста сорок седьмом, погоны сниму, а выведаю, куда ты ордер дел, падла, сыночек енеральский, Ряхлов, врезать этому полста плетей – при мне, твою в креста гроба душу впересвист, ГДЕ ОРДЕР, ХРЯК КАЗЕННЫЙ!!!
Это, конечно, было помутнение. Ничего добавить к делу Мон-Зуд не мог. Кейс был на замке, а как Мон-Зуд помещал в кейс папку с ордером, видели все, в том числе и сам Полугай. Ордер пропал волшебно. Как волшебно и добрался Маллиган до кемпинга, не оставив нигде следов, во всяком случае, найти их не удалось. Как черт ему помог, и все тут. Полугай опомнился, отшвырнул воющего носом Мон-Зуда от себя (урядники жались к стенам), развернулся и перед ним оказался хорунжий Климов. Тяжело глядя Климову, закатившему глаза под пластырь на лбу, в переносицу, Полугай медленно, раздельно сказал:
– Я быстренько, – сказал Полугай. – И вместе выметемся. Мне только планшетку открыть, и всех делов.
И войсаул сделал это. И подал – вежливо – Збышеку пластину. Со всеми онерами и причиндалами, реквизитами и печатями на ней высвечивался ордер на арест Какалова Збигнева, гражданский номер такой-то, по подозрению в государственной измене. Збышек очень внимательно прочел ордер.
– Вот это другое дело! – удовлетворенно сказал он, возвращая пластину войсаулу. – А то пихают тут скорчером больного человека, не имея никакого права. И вообще, нарушают права. Вы согласны, товарищ Полугай?
– А мы его в батоги, – заговорщицки сказал Полугай. – Плетьми возьмем. Накажем, чтоб впредь устав чтил и права человека блюл, на что и поставлен. Но и служба у нас нервная, а все мы человеки, да, подозреваемый Какалов? Ну так что ж, – оружие имеется?
– А вон у вас парень с датчиком, – ответил Збышек, – его и спрашивайте. А я уже начал ждать адвоката. Сколько там мне его ждать по закону? Двое суток. На вопросы, касающиеся моей работы в Аяксе, я отвечать не буду. Из соображений национальной безопасности. Военная тайна, гражданин начальник! – округлив глаза, страшным шепотом сказал Збышек.
– Да вы веселый человек! – воскликнул Полугай. – Ну а с обвинением-то вы согласны? – спросил Полугай, ничуть не обескураженный.
– Нет. Я не виновен. Вздор, гражданин начальник. Исполняйте свой долг. С этого момента я молчу.
– У нас, помню, говаривали: кошка сдохла, хвост облез, кто промолвит, тот и съест, – сказал Полугай.
– Верно! – сказал Збышек, восхищенный.
– Л-лады. Ребята, взяли арестованного. На крейсер его. Аккуратнее. Обыскать.
Полугай хлопнул Збышека по плечу, как доброго друга и пружинисто поднялся.
– Так поговорим, полковник? – спросил Полугай Крекеборга, словно они уже остались в палате одни. – О мно-огом следует поговорить. Пошли, устроим собрание.
Крекерборга передернуло.
– Господин войсаул, – сказал вдруг один из конвойных, прижимая к уху "звучок". – Непорядок, каже. У шлюза госпиталя. Несколько человек, вооружены. Пытаются пройти внутрь. Микроненко сообщает. Стрелять ему?
Збышек привстал на руках. Крекерборг снова дернулся. Полугай захохотал.
– А?! – крикнул он. – Тва-йю мать. Полковник?! Дела-то! Что посоветуешь? Стрелять?
– Если фи таже помыслитте о чем-то потопном, – сказал Крекерборг, – фи испыттаете сересный утифление! Этто корапль Аякс!
– Вон ты какой, полковник! – сказал Полугай. – А я думал – инженеришка полугражданский, вакса с медом! А ты – о как!
– Я опязан потчиняттся распоряшениям Наппольшефо Шефа Ссухоручко, коспотин Полукай. Но если фы…
– Ладно, ладно, развоевался полковник, – сказал Полугай примирительно. – Что я предлагаю? Пойдем мы с вами сейчас, господин Крекерборг, да и объясним доблестным нашим аяксам, в чем дело, какую они змеюку под спецкостюмом носили! Годидзе?
– Я фас не понимаю прафилльно… что фи сказалль?!
– Убирай своих подчиненных по казармам, Крекерборг, – сказал Полугай. Тона он не выдержал. Вряд ли даже и сотне казаков повезло бы против десятков озверевших – наших бьют! – аяксов. Полугай отлично это знал. – Не с арестованным же мне договариваться! Или статус мятежника схлопотать хочешь?
– Не нато раскофарифать с нами с поситций групой сила, – тихо сказал Крекерборг. – Тем полее, сейшас, кокта нет кенерала Ларкин. Мои люти – и йа тоше – люпил Маму. Осторошшней, коспотин Полукай. А то фасс путут спросить – как покипла Мама.
– Да я с тобой и вовсе не хочу разговаривать, – произнес Полугай проникновенно. – Мне дело надо сделать. А как она погибла – меня-то чего спрашивать? Ты, полковник, вон его спроси! – и Полугай показал на Збышека. Крекерборг сказал:
– Я пы спросил. И он пы мне скасалль.
– Так спроси! – обрадовался Полугай. – А я запись включу!
– Это не есть клавное неметленно. Неметленно ми с фами пройтем к шльюсу коспиталль. Какалов! – сказал Крекерборг. – Штать меня секотня. Я корапельный нотарус, йа путу с топой секотня. Какк атфокатт.
– Спасибо, Франц Карлович, – сказал Збышек.
Полугай молчал.
– Касаки! – сказал Крекерборг таким голосом, что конвой вытянулся по стойке "смирно". – Исполнятте свой толк. Фойсаулль Полукай! Слеттутте са мной!
Крекерборг прошел сквозь расступившихся казаков. Полугай оглянулся на Збышека.
– Вот так, начальник, – сказал Збышек наставительно. Полугай прищурился.
– Взять арестованного, евреи! – заорал Полугай.
Казаки кинулись, едва Полугая не сбив с ног. Збышеку стало очень тесно, перед глазами мелькали подбородки, начинавшиеся вроде бы сразу под касками, один подбородок только отделяли от каски усы, мелькали части спецкостюмов, один раз мелькнула рукоять скорчера, с покачивающимся над ней отстегнутым ремешком кобуры… можно было успеть схватится за эту рукоять… Збышек подавил в себе первый порыв, расслабился. Ему не сделали больно ни разу, обыскивая. Приблизился потолок и Збышека понесли на плечах – как братья-витязи спящую красавицу. Спать хотелось. Чудовищно хотелось спать.
А проигрыватель – сопрут, подумал Збышек. Обязательно. Войсаул и сопрет, непременно.
Полугай остался в палате № 204 один. Он перевернул постель, поднял с пола упавший проигрыватель, открыл его, заглянул внутрь, изъял кристалл, снова закрыл и бросил проигрыватель на панель медсерва. Затем осмотрел тумбочку, нашел яблоко – последнее из тех, что принес Збышеку Маллиган. Наскоро обкусывая его, вытряс из отработанного герметика на пол какие-то цветочки вместе с полулитром воды, в верхнем ящике тумбочки обнаружил бумажный конверт с приглашением на помолвку. Поднял брови: натуральная бумага, чернильная цветная печать! Конверт отправился в планшетку. Войсаул уронил огрызок, оглядел опустевшую палату, пробормотал что-то под нос и вышел в коридор.
(Документ 10)
СИРОТА КСАВЕРИУС – СИРОТЕ КРЕКЕРБОРГУ. ВСЕМ МОИМ: «ВСЕ ВРАССЫПНУЮ», «СТРАУС НА АСФАЛЬТЕ». ВСЕМ ЖМЕРИНЦАМ И ПЕРВЫМ ПИЛОТАМ, ПРОШЕДШИМ ОБУЧЕНИЕ НА ШТАБНОЙ ПЛАНЕТЕ – «ВЫ УВОЛЕНЫ, ДЕТИ». ЖДАТЬ И НАДЕЯТЬСЯ. ГРАНИЦА – ВЕЗДЕ. ПОЛКОВНИК КРЕКЕРБОРГ, ПРИНЯТЬ ОТСТАВКУ У ВСЕХ НАШИХ, ПРИКРЫВАТЬ ОТХОД ДО ПОСЛЕДНЕГО ПАТРОНА. ОТВЕТА НЕ ЖДУ.
ПАМЯТЬЮ МАМЫ. ФЛАГ.
Только через два часа на "Стратокастере", возбужденном и перемешанном неожиданной и недостойной смертью Хелен Джей, арестом Збышека, историей с Маллиганом и невнятностью положения вообще, установилось спокойствие. Спокойствие в том смысле, что аяксы разошлись по каютам и ресторанам, перестали бросаться на каждого встреченного в коридоре казака; охрипший от непрерывного орания по ста возможным каналам охранный комплекс шипоносца получил возможность отдохнуть, а войсаул Полугай перевел дух. Ему пришлось здорово понервничать. Увещевания пополам с предъявлением на каждом шагу приказа Министра Обороны о беспрекословном подчинении, на аяксов действовали очень слабо. У них было, кому подчиняться, не та баба Хелен Джей, чтоб вот так запросто и глупо свернуть себе шею по пути на пляж; убили, гады! Но, так или иначе, через два часа шаткое спокойствие установилось, Полугай, честное слово, не понимая, почему оно установилось, от усталости просто обрадовался.
В рубке "Коня Белого" с самого начала инспекторской деятельности Полугая (начавшейся еще над Пыльным Мешком, к январским событиям Полугай опоздал всего на день) установили здоровенный ситуационный комбайн, работавший синхронно с большинством следящих и регистрационных систем шипоносца. Большую часть времени Полугай проводил за центральным монитором комбайна, наблюдал за жизнью "Стратокастера", читал отчеты патрулей и так далее. Сюда же он пришел отдохнуть после ареста Какалова и ораторского марафона в коридорах шипоносца, на всю жизнь возненавидевший хитрого лиса Крекерборга и его псов-заместителей, явно хотевших бунта. На провокацию псы не решились, слишком явно, но Крекерборг постоянно намекал на чье-то высокое неудовольствие и какие-то санкции… ладно, подумал Полугай, лает, лает – не укусит.
– Господин войсаул! – браво сказали за спиной. – К связи!
Войсаул вздрогнул. Посмотрел на часы. Да, время отведенное на этап миссии вышло, надо делать доклад. Войсаул встал и наткнулся на обожающий взгляд младшего урядника связиста Ряхлова, мальчишки, нежноусого и кареглазого, однако весьма шустрого и правильного.
– Прошу вас, господин войсаул! – со звоном воскликнул Ряхлов, пропуская командира мимо себя четкими строевыми фрикциями. Войсаул прошел в кабину секретной связи. Проектор был уже включен, над полом покачивался, живо напоминая Полугаю вурдалака в церкви, войсаул Кребень.
– Говори! – сказал Кребень, не теряя времени на приветствия и не дожидаясь, пока Полугай замкнет дверь.
– Очень сложно, Матвей. Непростое задание – сотней взять флагмана. Здесь серьезные бойцы. Добрая школа.
– Так, – сказал Кребень. – Мозги трахать тебе, Кирьян, не стану. Ты воин опытный, сам сообразишься. Попробуй лаской… О главном давай.
– Погоди, Матвей. Подтверди лично – генерал Ларкин точно мертва?
– Ей-богу. Точно. Видел труп, сам опознал. Черепно-мозговая травма несовместимая с жизнью. Мгновенно. Кстати, информат с подробностями я тебе переслал с егерем, скоро жди. Объявишь на "Стратокастере", на общем сборе.
– Ясно. Значит, так. Какалова я взял. А Маллигана – нет.
– Как так? ЧТО?!
– А то, что надо было делать, как я предлагал!!! – заорал Полугай, не глядя начальнику в глаза. – Не здесь их брать, а вызвать куда-нибудь с шипоносца! Еще одну медаль дать – и вызвать!
– Полугай, – сказал Кребень тихо, – окрути ротовую полость. А потом доложи толком, – что произошло, и где мне теперь искать Маллигана? Я уж тебя про Нурминена и Баймурзина не спрашиваю, здесь все виноваты, то есть никто, но группу Маллигана ты должен был взять в полном составе! С тебя спрос, Кирьян!
– Я, Матюша, спроса не боюсь, – сказал Полугай. – И перед кем угодно отвечу, не испугаюсь. Ушел Маллиган, и все тут. Это ж не военный корабль, а проходной двор! Ипподром какой-то! Здесь, оказывается, есть несколько частных взлетных площадок, кемпингов, для дальнобойщиков. Вот он и ушел от конвоя – не знаю, пока, как, и с дальнобойщиком усвистал. В неизвестном, на хер, направлении. Полчаса назад.
Кребень выругался.
– А не знаю, как он ушел от конвоя, потому как тут чуть мятеж не начался! – продолжал Полугай, сдерживаясь. – Крекерборг – сука… Матвей! Немедленно нужен мне приказ о смещении командования шипоносца. Немедленно. А Маллиган будет за мной. Присылай сюда казака командиром, а я уж музыкантишку твоего достану.
– Хоть номер грузовика выяснил?
– Выясню, блин. Полчаса прошло, дай время!
– Ладно… эх, все как дерьмо из-под копыта брызгами…
– Как там в Штабе?
– Да тут все в мыле. Лады, Кирьян, похвалить тебя не похвалишь, но я тебя знаю – лучше, значит, сделать было не можно. Мазу подержу. Сейчас я к Президенту. Понюхаю, что, как. Давай-ка через три часика снова встретимся, я разберусь с кадрами и вышлю подмогу. Держись. Какалова под охраной передашь моему курьеру. Он будет у тебя в шестнадцать двадцать две. Флаг.
– Какалов требует адвоката. И к нему рвется Крекерборг, он корабельный нотариус.
– Хрен по рылу! Именем Министра Обороны.
– Понял. Флаг.
Проектор выключился. Полугай вышел в рубку и немедленно наткнулся на того же урядника Ряхлова. На круглом лице урядника, реющим над великоватой ему кирасой спецкостюма, было написано что произошло нечто и все любимому и родному он тотчас и обскажет – как на духу.
– Что, урядник? – неласково спросил Полугай.
– Непорядок, господин войсковой есаул! – крикнул Ряхлов. – Извольте сами взглянуть!
– Где?
– А все вот на мониторчике у меня, господин войсковой есаул!
На мониторчике у Ряхлова и вправду был еще какой непорядок. Целую минуту Полугай взирал на непорядок молча, потом минуты две взирал, матерясь, а потом принялся шарить руками вокруг, позабыв, что шлем с коммуникатором он оставил у комбайна, на полу подле кресла. Урядник сообразил, метнулся и доставил шлем. Полугай криво насадил шлем на голову, ногтем выковырнул из ушка-захвата микрофон и прокашлялся. Надлежало все-таки держать себя в руках.
– Господин полковник Крекерборг, ответьте, будьте ласковы, инспектору Министерства Обороны войсковому есаулу Полугаю. И, если можно, по приватной связи.
Полугаю пришлось повторить вызов дважды, и он один знает, чего стоило ему еще раз выдержать спокойный, где-то даже и будничный, тон. Крекерборг все-таки ответил.
– Слушаю фас.
– Полковник! – сказал Полугай. – А что я тут у себя наблюдаю, вы не объясните?
– Утошните, фойсаул, о шем фы?
– Утошняю, полковник. Вот у меня тут просто исход евреев из Египта на мониторе. Прямо эвакуация идет на "Стратокастере". Что случилось? На айсберг налетели, а я и не заметил? Девять патрульников запрашивают разрешения на вылет, какие-то грузовики, – кстати, вроде бы я приказал опечатать частные терминалы? – два транспорта с прошедшей командой "Ключ на старт"? Что скажете?
– Йа не тумалль, как фы садатите потому фопрос. Это шасное тело. Намеренные покинутть порт "Страттокастерр" есть ныне шасные лицца. Мне потано польше семиттесяти рапортоф оп отстафке от рапотникк аякс, я их поттписалль. Они покитают порт флагман. Фот и фсе.
– Господин полковник! – сказал Полугай, сдерживаясь. – Приказываю вам задержать вылет всех кораблей.
– Йа не ослышалль? Фы – мне? Коспотин фойсаулль, йа фроте пы комантир "Стратокастерр", тейстфую такк какк считаю прафилльно, и йа не сопираюс опсуштатть с кем пы то ни пыло сфой решения. Настоллько-то я устаф снаю. Никакие отмен ни етиноко старта не путет. У фас фсе, коспотин Полукай?
Полугай зажмурился и выключил коммуникатор. Никаких инструкций по поводу такого поворота событий у него не было. Крекерборг, действительно, как и.о. командира и старший аякс на корабле, был в своем праве, а стандартный трудовой договор каждого оперработника Аякс позволял одностороннее расторжение его с любой стороны немедленно, как только душа пожелает. Как это не парадоксально, хорошо осведомленный Полугай, знал, что за последние пятнадцать лет ни одного расторжения не было. Да, подумал Полугай, и Ларкин, как живая, предстала перед ним. Похоже вы, госпожа Навь, настоящий командир, безо всяких. Хоть и баба. Но что же мне делать? Расхищение материальных ценностей, принадлежащих ППС!
– Коспотина фойскофого есаулль Полукай просит на сфясь полкофникк Крекерборг!
– Очень хорошо, полковник! – сказал, готовый кусать и рвать, Полугай. – Я как раз хотел вам звонить…
– Я претфителль фопросы о матценность ППС. У фас на канцелярский кипер долшно сейшас припыть опретеленныйе токумент. Прошу фас, просмотретть их. Фсе саконно, уферяй фас. Транспортные сретстфа принатлежатт шасттным лиссам. Прошу не препяттстфофать краштанским лиссам, покитающим порт флакманн на принатлешащим им транспортным сретсттфам. Охранный комплекс флакманн оттан мой прикасс о поттержанийи порятка. Как фы скасалль мне ранее – не усукупляйтте, коспотин Полукай.
– Ну ты и сволочь! – только и сказал Полугай. – Просто ты сфолотчь, Крекерборг! Ах ну ты и огребешь баранок, полковник!
– Коспотин Полукай, прафо ше, не стоитт такк перешифат. Йа тоше сейчас шасттное лиссо, йа тоше потал в штап Массашусетсс рапорт о расторшеннии трутового соклашения. Оно вступит в саконную силу черес шесттесят фосемь шасоф, как мне ответилль штап. А пока я намерефаюсь санятться телом Сбикнефа Какалофа. Я намеренн тотшас припыть на порт "Конь Плет", фы посфолите?
– Нет, господин полковник, не позволю, – испытывая острое удовольствие, ответил Полугай. – Никаким образом. Обращайтесь выше. Прямиком на Столицу. В Генштаб ППС. То есть, встречаться с вами нам, господин полковник Шестьдесят Восемь, конечно, придется, но не по поводу Какалова. Какалова я незамедлительно отправляю в другое место, где у него другой адвокат найдется. А вот нам с вами – решать что здесь делать.
Крекерборг молчал.
– Молчите, полковник, – констатировал Полугай. – Ну, молчите.
– Какк мне фас пониматть, коспотин Полукай? – спросил Крекерборг.
– А как хотите, так и понимайте. Извините, я занят. Запишитесь на прием, – сказал Полугай и выключил связь. Внутри у него было холодно. И он весь трясся. Нервы, казак, нервы, приструни нервы. Как из-под копыта брызгами… Как мыло из руки… Ах ты, боже мой, Аякс! Ну и шарашка! Ну и работенка! Полугай посмотрел на часы. Так. Со своими надо разбираться, с ловцами призраков.
– Ряхлов!
– Слушаю, господин войсковой есаул!
– Всех наших – на борт "Коня". Крейсер перевести в автономный от всех систем порта пребывания режим. Закрыть все шлюзы, под охрану. Любая связь – только через меня, в том числе и техническая связь. Арестованного охранять строго по протоколу "мятеж". Срок исполнения приказа – десять минут. И доложить. Так. Штабс-капитана Мон-Зуда, хорунжего Трепета и хорунжего Климова, а также урядников… что с Трепетом сегодня были… ко мне в канцелярию. Выполняйте.
– Осмелюсь доложить, господин войсковой есаул, следовательская группа сотника Епифанова выполняет задание и за десять минут не успеет вернуться на крейсер. Продолжать им, или…
– Так, – сказал Полугай. – Хорошо, что напомнил. Да, им – продолжать выполнять задание. А соедините-ка меня, Ряхлов, с Епифановым. На мой коммуникатор. Сами выполняйте приказ.
– Слушаю!
– Сотник Епифанов, господин войсаул.
– Будь здоров, сотник! Что там у тебя, сотник, интересного?
– Да, в общем-то, и ничего, господин войсаул. Свидетелей согнал в холле: пятеро дальнобойщиков, вахтенный техник пьяный, да вот прибежал хозяин кемпинга, бортинженер 1 класса Рудек. Регистраторы кемпинга я опечатал, диск-храны изъял. Закрыть, как вы распорядились, кемпинг не могу: с диспетчером "Стратокастера" мне никак не договориться, я уж вам хотел докладывать, да вы сами позвонили. Я ему про ваш приказ, – а он мне по матушке, какой такой Полугай. Бардак, господин войсаул. Дикий Запад.
– Ладно, не по радио, Епифанов. Заканчивай осмотр места происшествия и назад. Задержанные не бузят?
– Свидетели-то? Нет. Ну, шумят, как без этого. Справлюсь. Ничего. Обычный шум. Как мне с ними быть, вот что вы мне скажите, господин войсаул. На крейсер их доставить, отпустить, – как? Они тут совсем ни при чем, никто.
– Это точно?
– Абсолютно. Ментографированы. Опешили, но поскольку ментосрез точечный и короткосрочный – согласились. Хозяин кемпинга, я говорю, только что прибег, аж вспотел, а космонавты – не вмешивались, да и не видели ничего: они в карты играли, в баре, под коньячок. Вход-выход кемпинга стоял на автомате, подозреваемый открыл шлюз сам, спецсигналом. А вахтенный техник – вяка не лыжет, у него дочка родилась.
– Да… – сказал Полугай. – Хлопнули ягодицами, ничего не скажешь… Бог с ними, отпусти. Проверь документы, выдай свидетельские карточки – пусть валят. Ну, понятно, грузовики просканируй. Заканчивай и возвращайся. За диск-храны головой отвечаешь, мне этот таинственный грузовик о как нужен. Флаг.
– Рудек расписку требует. Лицо материально ответственное.
– Ну и дай ему расписку.
– Слушаю. Флаг.
– Флаг.
Полугай дослушивал Епифанова уже на ходу. Расстегивая амуницию, он направился к себе в канцелярию, в которую превратил гостиную своей корабельной квартиры. Он с лязгом свалил портупею на диван, стянул с себя спецкостюм и немедленно залез под душ. Перепонку в ванную он за собой не зарастил и стук в дверь услышал сразу.
– Ждите, я вызову! – прокричал Полугай, намыливая голову. Он подбрил верхнюю губу, расчесал бороду, надел свежую сорочку, натянул мундир, не подпоясываясь, закатав рукава, уселся за рабочий стол и пригласил горе-конвой войти.
В канцелярии было тесно, трое вполне помещались в ряд перед столом Полугая по стойке "смирно", но четверо уже жались нестроевым манером, а пятеро – никак не помещались. Поэтому преступный конвой построился в две шеренги. Урядники тихо стояли во второй, надеясь, что про них забудут. Полугай осмотрел подчиненных. "Хороши!" – пробормотал он. Он набрал на встроенном в стол серве заказ, получил его и стал обедать. Казаку надлежит быть сыту, чтобы думалка думала, а шашка – рубила. Мон-Зуд, Трепет и заляпанный пластырем Климов смотрели, как он ест. Ели начальство глазами. Мон-Зуд непроизвольно сглатывал набегающую слюну.
– Вот я сало жую, – сказал Полугай, – и думаю: мать же вашу так! Ну ты – ладно! – Он махнул рукой на Мон-Зуда. – Навязали тебя на мою голову. Тебя пластать – клинок позорить. Но вы-то, казаки! Трепет, старый друг, ветеран-вояка, а! – Полугай замолчал, жуя. – Оплошали! Обгадились! – горько сказал он и налил из чаеварки в чашку чай. – Эх, други!
Стоящие на ковре, обреченные, ждали. Полугай допил чай, закрыл одноразовый картонный поднос с одноразовой пустой посудой и спровадил поднос в утилизатор под стол.
– Ладно. Десять суток ареста и по звезде с плеч долой, фигурально выражаясь. Мон-Зуда я, с чувством глубокого удовлетворения, отдаю под трибунал, как ответственное лицо, утратившее секретный документ в пользу противника. Молчать, еврей! – заорал Полугай, заметив что Мон-Зуд тщится что-то сказать. – Оружие сдать начальнику гауптвахты подхорунжему Миролюбу. А пока – докладывайте. Трепет.
– Получивши ваш приказ, господин войсковой есаул, и ордер на арест Маллигана Дональда, около десяти утра среднего времени выдвинулись на выполнение задания группой в составе: старший группы штабс-капитан Мон-Зуд, конвойные – хорунжий Трепет, урядники Гермобой и Пискунов. Направились по адресу, означенному в приказе и отождествленному информ-бюро АХС "Стратокастера" как личный адрес упомянутого Маллигана, корпус G шипоносца, уровень 9, квартира номер 21. Сканинг квартиры, произведенный лично мной из коридора, показал, что Маллиган дома, прямо за дверью. Вооружен.
– Так, – сказал Полугай. – Стоп раз. Почему не прикрыли коридор? Стоп два. Почему пошли только вчетвером, ежели приказ был по протоколу "мятеж"?
– Виноват, господин войсковой есаул! – молвил Трепет печально. – Думали чего там, задержать человека… – Он покосился на Мон-Зуда. Полугай все понял: накомандовал Мон-Зуд. Трепет не хотел стучать. Похвально. И глупо. – Тем более – королевский ордер… Ну и вот.
– Ну и вот, – повторил Полугай. – Думали. Так. Дальше.
– Слушаю. Поскольку датчик выявил при Маллигане оружие, я принял совместно со старшим группы решение – входить после стука. Постучал, вошел, зафиксировал Маллигана на месте. Слово за слово. Маллиган потребовал предъявить ордер. Штабс-капитан Мон-Зуд ордер не предъявил, – Трепет покосился на красного, как рак, штабс-капитана и не сдержался: – мудак.
– Верно, верно, мудак, продолжай, Трепет, а ты помалкивай себе, еще наговоришься, – сказал Полугай Мон-Зуду.
– Слушаю. Возникла нештатная ситуация, уставом не предусмотренная. Принял решение: связаться с вами, господин войсковой есаул.
– И правильное же, видать, решение! – одобрил Полугай. – И что же?
Трепет вздохнул.
– Связаться с вами я не успел. Возник непредвиденный фактор в лице некоего Светосранова, Антуана, бизнесмена, владельца "ЛИКСТАРА". Я растерялся, господин войсковой есаул. Виноват.
– Так. Значит, все-таки, Светосранов. Ну, кто не знает Светосранова… Настаиваешь, хорунжий, что Светосранов?
– Так точно. Настаиваю. Несомненно. Его спутать ни с кем не можно. Светосранов, Антуан. Мон Шер Великолепный. Ребята скажут.
– Скажете, ребята? – осведомился войсаул у урядников. Выглядывая из-за спин Климова и Трепета, урядники закивали, а Гермобой, самый шепелявый казак на свете, так тот даже перекрестился, сделав истовое лицо.
– Добро, раз так. Говори дальше, Трепет.
– Замешкались мы, господин войсковой есаул… Светосранов – чудо известное… В глазах заблестело аж. Он кричать, руками размахивать, деньги сулить, то, се, адвокат, суд… ну, тут нас Маллиган и положил. Красиво положил, господин войсковой есаул! Развел руками, как неживых, и добил из иглокола. – Трепет потрогал сильно опухшую щеку. – В глаза не целил, – добавил он одобрительно. – А очнулись мы уж тут, на крейсере…
– Так, – сказал Полугай. – А регистраторы, значит, сами собой испортились?
– Так неизвестно! – сказал Трепет решительно. – Мой, например, крутился до самой двери квартиры. И хронометр в порядке, и магазин полный… Мы уж и кримнабором по им, по регистраторам, прошлись – только наши отпечатки пальцев, и все тут, а запись стерта… Ничего не могу сказать. Господин войсковой есаул.
– Так. Так. Так… Так! Ну, Мон-Зуд, теперь ты мне расскажи историю своей жизни. Где ордер, паразит!!! – заорал Полугай, вскочил, сбросил со стола все, что на нем было, перескочил стол, сграбастал одеревенелого Мон-Зуда за щеки и принялся трясти. Потом врезал по морде. Снова схватил. – Говори, сволочь, говори, хуже будет, не дай бог осерчаю, как в триста сорок седьмом, погоны сниму, а выведаю, куда ты ордер дел, падла, сыночек енеральский, Ряхлов, врезать этому полста плетей – при мне, твою в креста гроба душу впересвист, ГДЕ ОРДЕР, ХРЯК КАЗЕННЫЙ!!!
Это, конечно, было помутнение. Ничего добавить к делу Мон-Зуд не мог. Кейс был на замке, а как Мон-Зуд помещал в кейс папку с ордером, видели все, в том числе и сам Полугай. Ордер пропал волшебно. Как волшебно и добрался Маллиган до кемпинга, не оставив нигде следов, во всяком случае, найти их не удалось. Как черт ему помог, и все тут. Полугай опомнился, отшвырнул воющего носом Мон-Зуда от себя (урядники жались к стенам), развернулся и перед ним оказался хорунжий Климов. Тяжело глядя Климову, закатившему глаза под пластырь на лбу, в переносицу, Полугай медленно, раздельно сказал: