Томас Денбро, равно как и остальные участники несостоявшейся операции, 14 человек в общей сложности, был уничтожен немедленно после амбаркации с Амальгамы на орбиту.
   Президент Корпорации немедленно вызвал к себе Коммерческого Директора и задал ему ряд неприятных вопросов. Вопросы касались предполагаемых крупных финансовых вливаний в бюджет Корпорации, а точнее, возможной отмене этих вливаний, в связи с создавшимся странным положением. А доходы уже внесены в смету. И что теперь делать с пошатнувшейся репутацией? Которая всех денег в мире дороже, но и смета уже составлена, что ж теперь, Брыло, конкретно нам с тобой делать? Короче, решай вопрос. Коммерческий Директор пообещал немедленно прояснить ситуацию, провести тщательное расследование.
   Однако, как показали дальнейшие события, беспокоились бандиты, во-первых, зря, а во-вторых, немного не о том. Но это уже другая история.

Глава 2
 
ТРИШКИН СКАФАНДР

   Сикорски вдруг упал на землю, зарыдал и забил по ней кулаками. Все было очень хорошо.
А. Лазарчук
Опять в небе

   – Смотри, вон-вон-вон – взвизгнула Манятка, показывая грязным пальцем. Аришка и Парашка перегнулись через борт глайдера и уставились вниз с замершими сердцами… Точно так же Манятка визжала тогда, на "Страннике".
   Горбовского, Сикорски и Каммерера вывели из машины и повели к сараю, у стены которого уже стояли Майя Тойвовна и Попов.
   – Ста-а-ась! – крикнула Парашка, ветер высоты отнес мягкий знак прочь. Попов поднял голову, прищурился и помахал в ответ рукой.
   – Здравствуйте, Леонид Андреевич, – сказала Майя Тойвовна Горбовскому, подчеркнуто не замечая Сикорски и Максима, которых ненавидела. Горбовский кивнул. Его прожгло необъясненное чувство… От Глумовой разило потом.
   Они построились у стены, Каммерер попытался прикрыть Майю Тойвовну собой, но она с ненавистью сказала: "Отлезь, гнида!"
   – Сейчас врежут, – с удовлетворением пропела Манятка, наблюдая за тем, как андроиды устанавливают напротив сарая скорчер на треноге.
   – Ничего им не сделается, – наморщила лоб Аришка. – Они всё-таки бессмертны…
   – А мы что, не бессмертны?
   – И мы… немного. Не очень.
 
   Ночь с 14 на 15 марта Президент спал плохо, выпил много дорогой воды и выкурил табачную сигарету. Из постели он выбрался в пять, отчаявшись отдохнуть, искупался в водопаде, тут же, у водопада, на берегу позавтракал салатами и яблоками, в купальном халате прошел по галерее в свой кабинет, вызвал на стол документы и стал их просматривать, делая немногочисленные марки на экране настольной папки. Время то ползло, то делало рывок, – всякий раз, посмотрев на часы, Президент видел, что опять не угадал время. Однако, к семи утра нервозность отступила: Президент увлекся работай. Ждать он умел, как умеют немногие: занимаясь другими делами, думая о другом, с аппетитом завтракая, со тщанием просматривая спецпрессу, внимательно выслушивая мнения советников по разным поводам; ждал нечувствительно; дурацкая полусонная ночь забылась. И он ждал сообщения все утро.
   Внешне утро прошло под девизом "Выборы Верховного Рыбаря на Марине и как их выиграть". Претендент Наалимм активно Чандрагуптой поддерживался, финансирование его кампании вела – незримо – Демократическая Партия Центра, – партия, созданная Чандрагуптой-Сенатором для Чандрагупты-Президента в триста четырнадцатом, во имя идеалов и всеобщего счастья и беспредельной справедливости… Рейтинг Наалимма на момент "сегодня" (до второго тура, куда Наалимм вышел голова в голову с правым демократом Муурсским, оставались считанные дни) стоял достаточно и высоко, шансы аналитиками оценивались как два к полуединице, проблем никаких не предвиделось, кроме, разве что, незначительной утечки информации в прессу Марины (и в Меганет, естественно) о неформальных отношениях Наалимма с независимым демократом Вооддослем, известным на Марине трепачом и несерьезным человеком; сколь-либо заметно повредить Наалимму это не могло, но было излишним; впрочем, посовещавшись с советником по имиджу, Чандрагупта решил все же оставить утечку без последствий. С вероятностью ноль запятая девяносто два никто ее и так не заметит; комментарии привлекли бы больше внимания. Спросят – ответишь, не спросят – молчи, – примерно такое сообщение отправили Наалимму, а тут и второй завтрак подоспел. Ко второму завтраку Президент переоделся, сменил халат, подсохший на теле, на толстовку, мягкие широкие, подчеркнуто немодные штаны, сандалии…
   Чандрагупта продолжал заниматься делом Наалима и за ленчем, не глядя беря с подноса тосты с яйцом и запивая прожеванное крепким чаем без сахара – как любил. Он увлекся, читая последний отчет первого вице-президента Дука Пяарта. Пяарт, в прошлом журналист-популяризатор науки, ксенолог, ученик доктора Верховцева, так за десять лет работы в Администрации и не научился писать отчеты скучно и обезличенно. Чандрагупта в самом деле увлекся до степени отстраненного философствования над текстом отчета; поразительно, думал он, пусто глядя на плоскость включенной папки, человечество за триста лет создало сорок девять негуманоидных цивилизаций. По-настоящему негуманоидных: те же протоноиды, сформированные (как раз триста лет назад) Китайским Космическим Союзом (безвременно канувшая в Лету организация) для добычи обогащенного золота с туннельных гор Атолла-9, эволюционировали от исходной биоформы так, что научники только руками разводят… а вот политикой занимаются совершенно по-людски. Политикой занимаются совершенно одинаково, что люди, что нелюди, – по старинке, с рейтингами, институтами прогнозирования общественного мнения, сенатскими дрязгами и, разумеется, всенародным голосованием по любому мало-мальски серьезному поводу… Любопытно, а чем голосуют, например, те же рыбообразные с Марины? Икру в урны наваливают? Надо будет у Пяарта спросить, может, он знает…
   Политика… Странно, что никто не удосужился дать такое название планете новооткрытой… а жили бы на ней политикане. Чандрагупта засмеялся – смеялся он, будто кашлял – кха-кха-кха; классический индус, сухой, оливковый, неистовый Радетель и верный Слуга, без напряжения выигравший год назад третий пятилетний срок. На стене кабинета его висел портрет Великого Советника Джоана Оливера де Алвиса Шри Раджасинхга, и когда Президент вдруг словно впервые увидел его, смех оборвался: Президент вспомнил, ЧТО сегодня за утро. Он посмотрел на часы. Девять тридцать. Президент поежился. Президент сильно потер повлажневшими ладонями лицо, отодвинул, внезапно раздражившись, от себя папки с делами и стал просто ждать.
   В десять ноль шесть телефон зазвонил.
   – Да, – сказал Чандрагупта, прижав кнопку.
   – Господин Президент, к вам Министр Обороны. С ним его начальник службы безопасности. Сообщаю согласно вашему распоряжению.
   – Просите. Советник фон Марц ждет?
   – Да, господин Президент, советник господин фон Марц также в приемной.
   – Просите и его. И отключите меня от сети на время совещания.
   – Сделано, господин Президент.
   Чандрагупта достал из-за пазухи белую шапочку, надел ее и надел на нос круглые очки. В стене кабинета образовался проем, и показались идущие цепочкой люди.
   – Серв, лесную поляну, сиденья, стол, – приказал Президент, с кряхтением вылезая из-за стола. Кабинет видоизменился, как было велено. Трое остановились у плетенных кресел, расставленных проекционной аппаратурой вокруг преогромного пня, и ждали, пока Президент с приличествующей неторопливостью приблизится и сядет. Встреча была конкретная, деловая, хотя и как бы неназначенная, поэтому обошлись без нарочитого пожимания рук и скаления в камеры.
   – Господин Президент, – хором сказали ему навстречу.
   – Господа, – ответил Чандрагупта, усаживаясь. Фон Марц, действительный тайный советник, сел по правую руку от Президента, военные – напротив.
   – Как я понимаю, Иосиф, вы имеете сообщить что-то, – сказал Чандрагупта.
   – Президент! У нас чрезвычайная ситуация, – сказал Сухоручко. У него дергалась щека. – Только что на Амальгаме погибла генерал Ларкин. Несчастный случай.
   Президент опустил голову, чтобы не видеть страшного тика на страшном лице Сухоручки.
   – Несчастный случай. Вы не поверите, Президент, но, судя по всему Хелен Ларкин, оступившись на ровном месте, упала и раскроила себе череп. Извините. Насколько я понял, реанимация была невозможна, никакие мероприятия даже не проводились. Я просил бы избавить меня от необходимости описывать подробности состояния тела. Да и вам это вряд ли понравится, Президент. Воин не должен ТАК умирать.
   Кребень, впервые попавший в кабинет Президента Союза Миров Галактики, вдруг поймал на себе косой бешеный взгляд Сухоручки. "Ох ты, тох ты, – подумал Кребень, несказанно удивившись. – Так ты что ж, Иося, думаешь, это я спроворил таким макаром дело? Ну-ка, ну-ка…"
   – Невероятно! – сказал Чандрагупта спустя минуту. – Это… это… это большой удар. Даже сами НК не смогли бы ударить больнее… Встанем, господа.
   Минутой молчания почтили. Кребень с огромным любопытством смотрел и слушал. "Вот, значит, как оно дела делаются!" – думал он.
   – Напитки, господа, – приглушенным голосом сказал Президент. – И курите, прошу вас.
   Кребень немедленно полез за сигаретами. Ему казалось, что он в цирке. Сухоручко глянул на него совсем уж внятно, но войсаул вдруг ощутил приступ безудержной лихости и сигарету не спрятал обратно, а наоборот, прикурил от верной своей антикварной zippo. Чандрагупта вздохнул, поднялся и сходил к шкафу в кустах за пепельницей.
   – Не забывайся, Кребень, – негромко сказал Сухоручко. Кребень покосился на фон Марца. Тот сидел, как истукан, на лице его было написано ничего. Кребень сдержался, хотя на языке вертелось "никто старикана за язык не тянул". Однако, гасить теперь сигарету было уже глупо: Чандрагупта вернулся с пепельницей и поставил ее перед войсаулом.
   – Мне кажется, наступают очень сложные дни, – сказал Президент. – Ваше мнение, господа.
   – Это очевидно так, господин Президент. Полная консолидация сил сейчас нам необходима, – сказал, словно по бумажке читая, Сухоручко. – Армия Галактики в полной готовности. Хочу особо подчеркнуть, что на Западе, столь внезапно оставшемся без Большого Шефа погранвойск, по счастливому стечению обстоятельств находится инспекторская группа Генерального Штаба ППС. Это сейчас очень кстати, и даже если в эти тяжелые скорбные дни нагрянет очередная НК-армада, я совершенно уверен, мы справимся, атака будет отбита. Гарантирую. Громадной заслугой генерала Ларкин является в высшей степени отлаженная боеспособность флотов Западной ППС. При толковом и.о. Большого Шефа – проблем с охраной Западных рубежей Галактики не возникнет.
   – Да-да, – сказал Президент. – Это сейчас самое главное… Скорбь мы допустим в наши сердца позже… когда кризис будет преодолен… Ваши рекомендации, Иосиф?
   – Мой начальник службы безопасности войсковой есаул Кребень, пограничник со стажем, представляю вам, господин Президент, – сказал Сухоручко. Кребень вскочил и щелкнул каблуками. Сухоручко был зол, но Сухоручко держал слово: одно дело делали, одним фалом связаны.
   – Вот как, – сказал Президент, не удивляясь. – Не возражаю, полагая вашу рекомендацию, адмирал, достаточной. Насколько я знаю, в войсках генерала Ларкин царило нечто вроде казачьей вольницы, недопустимой, если бы генерал Ларкин каким-то необъяснимым образом, не обращала эту особенность во благо боевой подготовке войск… Судя по всему, – Чандрагупта очень выразительно глянул на прижатую к лампасу сигарету, – вы, господин войсковой есаул, придетесь ко двору на Западе.
   – Я абсолютно уверен в войсауле Кребне, господин Президент, – твердо, государственно произнес Сухоручко.
   – А не жалко казачка в люди отдавать, Иося? – спросил вдруг деревянным голосом фон Марц. Все уставились на него. – Вместе дела делали, честь воинскую блюли?
   Вопрос, вообще-то, вертелся на языке у Чандрагупты, вполне приличный вопрос, если задать его с соответствующей отеческой интонацией и другими словами… У фон Марца получилось очень резко и вызывающе – именно от деревянности тона, кроме того, все знали, как не терпит Сухоручко какого-либо уменьшения своего гордого имени. "Эге, – сообразил Кребень, – да они враги! А Сухоручко на столе фото держит, где они с фон Марцем в обнимку улыбаясь…" Встреча получалась очень поучительной для войсаула.
   – Конечно жалко, господин тайный советник, – после неуловимой паузы ответил Сухоручко. – Только дело требует.
   – Господа, – сказал Президент. – Спокойнее. Всем сейчас тяжело, а я не собираюсь растаскивать вас, как мальчишек, если вы опять сцепитесь. Извольте тогда выйти вон, господа…
   Неизвестно, что собирались ответить Сухоручко, побелевший, и фон Марц, внешне спокойный. Скорее всего, они извинились бы. Но тут в дверь кабинета раздался стук. Чандрагупта поднял брови.
   – Господин Президент, – пискнул женский голосок в приоткрывшуюся щель. – Извините, но к вам принцесса Элеонора… Она настаивает.
   Чандрагупта, известный своей терпимостью, сдержался.
   – Извините, господа… – начал он, и тут принцесса Элеонора Романова-Брюллова, ворвалась.
   Через две недели принцессе должно было исполниться пятнадцать. Элеонора была умная, добрая девочка, лишь в меру испорченная высоким происхождением и предстоящим царствованием. Более того, она была вполне симпатичный ребенок, счастливо избежавший как угловатой неправильности черт мамы, так и неземной истонченной красоты папы. При дворе ее любили, причем не за то, что она принцесса, – пока что просто так.
   – Дядя Чандра! – твердо сказала принцесса, приближаясь к столу и косясь на Кребня. – Простите, но у меня срочный вопрос. Доброе утро, господа. Можете сидеть. Дядя Чандра!
   – Да, дитя мое, ваше высочество? – бархатно сказал Чандрагупта и принял ручку, и вытянул губы, и коснулся ими нежной кожи, прямо под драгоценными часиками, отметив походя время – 10.20.
   – Дядя Чандра! – в третий раз произнесла принцесса Элеонора, но теперь голос дрожал, а за стеклами очков – точно таких же, как у Президента – текло с небольших хорошо очерченных глаз. – Во дворце слух, что погибла баба Лена Ларкин. Я звоню ей – автомат отвечает "Абонент недоступен". Я хочу все знать! Я требую! Пожалуйста, я вам приказываю мне все сказать! Ну что же вы молчите!
   Сухоручко, много раз предлагавший Президенту почистить двор от сплетников, как всегда в самый неподходящий момент, неведомо как заполучающих строго секретную информацию, ухмыльнулся про себя. Генерал Ларкин очень любила принцессу, и та любила Ларкин, так, что Королева испытывала иногда самую настоящую материнскую ревность. Сухоручко часто задумывался, о природе феномена Хелен Джей, ведь он сам сколько раз нечувствительно подпадал под ее невероятное обаяние, только жесткий разум политика мог противостоять наваждению, или предварительная серьезная подготовка, как было в случае с Президентом три дня назад: Сухоручке пришлось применить почти все свои придворные способности и, во-первых, заранее создать у Президента мнение, а потом, во-вторых, обставить доклад Хелен Джей не как доклад, а как допрос… Ларкин заметила это и оценила. Она ничего не могла сделать. Она была уже подозреваемая, неблагонадежная. Космонавт и воин в мыслях и делах, она не могла не проиграть опытному интригану Сухоручке в коридорных наземных войнах. Интрига – сложное искусство, это как стрельба в мишень, тренировка нужна постоянная; Ларкин проиграла и отправилась в отпуск.
   Тем временем, Чандрагупта решился.
   – Элеонора, девочка, ваше высочество, – сказал он, оливковый лоб его пошел скорбными морщинами, голос понизился и плечи упали. – Эти господа явились ко мне и сообщили мне скорбную весть только что… Да, Элеонора, девочка, генерал баба Лена Ларкин погибла на Амальгаме в результате несчастного случая… Скорбь и ужас ещё не успели даже поселиться в наших сердцах, так внезапно и необратимо это случилось… Мужайтесь, ваше высочество, ибо мы, слуги народов и миров Галактики не имеем права на… девочка моя, Элеонора, успокойтесь… Фон Марц, черт побери, дайте же какой-нибудь воды!
   Принцесса взахлеб рыдала на впалой сухой груди Президента. Фон Марц попытался сунуть ей в руку стакан, – она отпихнула его, стакан разбился. Чандрагупта по очереди посмотрел на посетителей, поджал губы и приподнял плечи. Сухоручко сказал:
   – Господин Президент, разрешите мне и войсковому есаулу Кребню идти и исполнять ваши приказания.
   – Идите и выполняйте, – ответил Чандрагупта. – И – адмирал! – тщательное расследование смерти нашей любимой Хелен Джей! Идите!.. Я вас вызову, встретимся через три часа, и первичные результаты расследования обстоятельств смерти генерала Ларкин должны уже у вас наличествовать! Идите!
   "И не грешите," – добавил про себя Кребень, щелкая каблуками и разворачиваясь через левое плечо к выходу. Он был рад уйти, явление сентиментальной принцессы неожиданно сильно на него подействовало, и он подумал, что ему и впрямь далеко ещё до Сухоручки, много нужно пройти порогов, подробно обстучав лбом и прочими частями тела каждый из них, чтобы приобрести подобную реакцию, точное знание сути дела и научиться точно оценивать соответствие данной сути своим собственным интересам… Однажды, не так давно, случился у них с адмиралом вечерок, штука редкая и невообразимо ценная для растущего карьериста, – вечерок с начальником… После третьей стопки "Казачьей Перцовой С Вишнями" Сухоручко сказал, сверля войсаула неопределимого наполнения взглядом, словно в стереоприцел разглядывал, то ли целясь, то ли просто заинтересовавшись… сказал: "Вижу я, Матвей, как ты иногда косишься на меня. Бывало, бывало, не юли… Это не страшно, вот не косился бы – хуже… Я тебе скажу сейчас, а ты запомни. Ведь очень просто! Да, я, адмирал Сухоручко, сукин сын. Но я – запомни, Матвей! – я сукин сын наш! Свой собственный, конечно, но и наш, правильный! Вот и думай. Я – тот, кто делает карьеру, одновременно делая историю… Наливай! И меня держись."
   Сухоручко был не очень умен, как и все карьеристы. Но он обладал неизмеримо более важным качеством – чутье и скорость реакции его были беспредельными. "Галактика – очень зыбкая вещь, – говорил Сухоручко. – Мир очень плохо плавает, если представить мир пловцом по божьему океану. Такие как я – нас немного – мы отмели, оказывающиеся под ногами пловца, когда он уже захлебывается. Просто я не отказываюсь от медалей за спасение утопающих, вот и все…"
   Кребень никогда никого не боялся. Но сейчас он испытывал неуверенность, ибо предстоял очень серьезный разговор.
 
   – Кребень! – сказал адмирал, проходя к своему креслу и попутно мельком указывая войсаулу на стул. – Ну-ка, сядь и, мать твою за ногу, объясни мне, что же произошло? Был выстрел, или нет, так его и так?
   – Мой человек утверждает, что не было. Там какая-то дикая случайность, господин адмирал.
   – То есть прогадили бандиты операцию?
   – А это, господин адмирал, вопрос сложный. Судите сами. Операция подготовлена, вероятность успеха громадная. За несколько секунд телохранитель явно что-то почуял, но Ларкин была перекрыта со всех сторон – она неминуемо погибала, в любом случае.
   – Кребень! – сказал Сухоручко. – Если ты ждешь разноса от дурака-начальника, то ты сам дурак. Цель поражена, все остальное – уже детали. Я тебя даже за службу готов поблагодарить, но! Детали деталями, но я тебя, как специалиста, спрашиваю: нет ли оснований для расторжения договора с бандитами? Очень уж огромные деньги.
   Кребень ждал этого. Ответ был готов, но явно не тот, которого хотел адмирал.
   – Как специалист, господин адмирал, могу рекомендовать одно: сполна и в срок расплатиться.
   – Твою мать! – заревел Сухоручко. – Но не стреляли же они!
   – Но они были готовы, и, без всякого сомнения, выстрел был бы точным. Господин адмирал, не то нынче время, чтобы затевать с Корпорацией склоку. Ей-богу.
   Сухоручко помолчал.
   – А, – сказал он, – я понял. Боишься, что, как ты выразился, склоку, я повешу на уши тебе? По принципу: начал – заканчивай?
   Кребень признался себе, что Сухоручко смотрит в корень. Основания не платить были налицо. Выстрела не было, клиент на встречу не явился. Никто заказ не перехватывал. Однако, Кребень ясно видел последствия: бандит, не получивший ожидаемого, – непредсказуем, тем более, когда речь идет о таких деньгах. Первое, что отказывает в подобной ситуации – здравый смысл. Ни в чем не виноватые непосредственные исполнители покушения сейчас, вероятно, уже мертвы, как прогадившие и не оправдавшие. Все так. Но Кребень действительно не хотел заниматься сейчас делом, не стоившим после смерти генерала Ларкин выеденного яйца. Сухоручко смотрел в самую тютельку.
   – Ты допустил ошибку, Матвей, – сказал Сухоручко. Кребень и сам уже это понимал. – Ты подвел меня. Я усомнился в тебе. Что теперь делать?
   – Я могу только повторить, что сказал, – произнес Кребень. – Возможно, я ошибаюсь.
   – На хрена мне специалист, дающий, возможно, ошибочные рекомендации?
   – Господин адмирал, разрешите мне говорить вольно?
   – Валяй. Выпутывайся.
   – Объективно моя рекомендация безошибочна. Поскольку нельзя терять времени. А любые торги с Корпорацией времени и сил займут – ого-го. Как я понял из беседы с Президентом, я назначен Большим Шефом Запада, правильно? Я – лично я – предпочел бы заниматься только этим. Считайте, что я беру у вас деньги в долг. Заплатите Корпорации, дайте мне год на освоение Запада, а потом я вам деньги верну – много больше.
   – Что ты имеешь в виду? – спросил Сухоручко, усмехаясь.
   – Дело в том, Шеф, что я подготовил ликвидацию Корпорации. Я вам ещё не докладывал, но план готов. Гарантия успеха – стопроцентная. Разумеется, если командовать операцией буду я. Но дело долгое. Некогда. Сейчас, господин адмирал, – некогда.
   – Ах ты лис степной, – сказал Сухоручко. – Некогда, говоришь… Выкрутился. Молодец. Что ж… Хорошо. Рекомендация принимается. Пиши отчет, вставляй туда пункт-обязательство… ну, что ты мне пообещал… кодируй, и ко мне на стол. С этим все. Что на "Стратокастере"?
   – Пока нет информации. Приказ об аресте участников рейда в Пыльный Мешок я отдал, Полугай подтвердил получение приказа. Сейчас я собираюсь ему звонить. Господин адмирал, не стало ли целесообразным довести до меня причины этого ареста?
   – Нет, Матюша. Пока что допуском ты не вышел, – ответил Сухоручко. – Однако – не дай бог их твой Полугай упустит…
   – Приказ не очень… корректен, – осторожно сказал Кребень. – Сотня казаков… На огромный звездолет… А эти Маллиган и Какалов – не последние люди там, у себя, в Аяксе. Всякое может.
   – А мне плевать. Взять и доставить. Пока кто иной не взял… Понял, Большой Шеф… войсковой атаман Кребень?
   – Слушаю, – не дрогнув, сказал Кребень. – Разрешите идти?
 
   Тотчас он переговорил с Кирьяном Полугаем. От разговора у него совершенно испортилось настроение. Побег Маллигана его не удивил. Странно было бы думать, что в хозяйстве генерала Ларкин не предусмотрены различные нештатные и даже невозможные ситуации. Попробовали бы, например, арестовать кого-нибудь из офицерского состава Собачьей Сотни, да ещё на базовом корабле… Кребень скорее был удивлен, что удалось захватить одного из аяксов и избежать широкомасштабного мятежа на "Стратокастере"… он даже предпочел бы мятеж… Кребень позвонил министру внутренних дел, с которым они за последний год сошлись коротко и по делу. Они поговорили недолго: расследование обстоятельств смерти Хелен Д.Ларкин порешили проводить всем скопом, и военная прокуратура, и МВД, да и Комитет ГБ – как забыть… Вот ещё что, сказал Кребень. Тут Генштаб пересматривает кое-какие решения Ларкин… Вызови-ка ты к себе, генерал, заторможенные дела аяксов… Выяснилось, что министр понятия не имеет, какие-такие аяксы? Генерал, сказал Кребень без нажима. Это ж совет… Я ж в твои дела не лезу… Ты вызови, посмотри, может и суетится тебе не придется… позже… это ж совет просто-напросто… Услуга. Министр помолчал, уставясь на Кребня. "Спасибо, Матвей Георгиевич, – сказал он. – Полагаешь, значит, пригодятся?" – "Предполагаю." – "Спасибо".
   Дело было сделано. Насколько Кребень мог быть в курсе, сразу после смерти Ларкин не могла не сработать сверхсекретная программа по прикрытию тех работников ее личного подразделения, которые являлись преступниками. По меньшей мере две сотни отъявленных, дьявольски умных и опытных, в высшей степени свободных, пристрастных, вооруженных и богатых мужиков и баб. В тылу. Увольте. Половина, как минимум, кинется копать вокруг смерти любимой Мамы. Возись потом.
   После разговора с министром Арвидом, Матвей Кребень позвонил в порт и повелел готовить "Коня Каурого" к старту.
 
   (Документ 4)
   НЕКИЙ БЕСПРЕДМЕТНЫЙ РАЗГОВОР ПО НЕЗАРЕГИСТРИРОВАННОМУ КАНАЛУ СВЯЗИ МЕЖДУ ДЭТЭЭСОМ ГЕНРИХОМ ФОН МАРЦЕМ И НЕИЗВЕСТНЫМ. РАЗГОВОР СОСТОЯЛСЯ 15 МАРТА 354 ГОДА В 14.47 СРЕДНЕГО ВРЕМЕНИ, ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ РАЗГОВОРА – 12 МИНУТ. ЗАПИСИ РАЗГОВОРА НЕ СОХРАНИЛОСЬ. ТЕКСТ:
   ФОН МАРЦ: У тебя там что, ночь?
   НЕИЗВЕСТНЫЙ: Просто я, ну, шторы опустил. Ну, ты по поводу, ну, всех дел? Ну, все, как бы, нормально. Как всегда.