Страница:
"БВИ снова с вами, All"
Збышек Какалов крепко спал на кровати в палате № 204.
Он уснул сразу, стоило Быку Маллигану выйти из палаты. В ушах спящего Збышека торчали "звучки", а проигрыватель покоился у него на груди, неторопливо поворачивая внутри себя кристалл с последней записью Джопо Кранца, словно мальчик Гонза кусочек сахара языком во рту, и от этого вращения в "звучках" ярились расстроенные скрипки и еще что-то хрипело нечеловеческим голосом; музыкальные пристрастия Збигнева Какалова, приводили Дона Маллигана в ужас; Збышек спал, помещаясь в эпицентре дорогостоящей какофонии, и то, что являлось ему во сне, описать сложно, как, например, объект 77-б, или там, рюмку.
Необоримая сонливость обуревала Збышека с тех самых пор, как Дон выволок его, держа под мышкой, из шлюза потрепанного "Калигулы", и они увидели Ларкин и всех остальных, безмолвно стоящих на пандусе взлетной полосы № 8 "Стратокастера". Из троих аяксов – Збышека, Нурминена и Маллигана – побывавших В Пыльном Мешке, только Дон себя прилично чувствовал: сломанные ребра, вывихнутую руку и сильный ожог затылка ему залечили быстро. Ну походил чуток в гипсе, все кончилось, все живы, Дон влюблен, невеста Дона дождалась, плюс почести, предназначенные для троих, обрушились на него одного, и Дон, простая душа, глядел в прекрасное будущее с оптимизмом, и вообще, был без пяти минут замужем. Нурминен, вернувшись в свое тело, как известно, наотмашь запил, а Збышек – принялся спать, а в промежутках – предаваться агрессивному унынию. Однако, Нурминена привела в чувство Большая Мама, а вот у Збышека подобного ей психотерапевта не оказалось.
Врачи, набросившиеся на Збышека подобно изголодавшимся котам, ничего не понимали. Дело с диагнозом обстояло – дрянь. Збышек, просвеченный и вывернутый наизнанку, выглядел абсолютно целым (не принимать же всерьез синяки и шишки, которые того же Маллигана, например, украшали гораздо более щедро) и абсолютно здоровым психически. Однако, а – он совершенно не умел ходить, и б – постоянно засыпал.
Сначала врачи-убийцы решили расправиться с параличом. Прежде всего проверили реакции. Когда доктор майор Такаги по простоте душевной, как его в школе научили, ткнул Збышека в голую ступню иголкой, Збышек заорал так, что майор Такаги впредь зарекся иголкой тыкать: реакции были в полном порядке. Збышек преотлично чувствовал ноги. Вот шевелить ими – не мог. Словно отрезало. По поводу паралича образовался консилиум. Контузия, приговорили медики-люди. Они были поголовно ученые. Ну-с, где тут у нас контузия, вопросили не ученые медсервы, покажите-ка ее нам на карте больного? А это такая психическая контузия нового типа, на почве перенесенной нетофилии, нашлись люди. Да где же, вот же у нас тут полная, многоуровневая карта больного, покажите пальцем хотя бы предполагаемую поврежденную область! – говорили медсервы… Интимных деталей рейда на Странную врачи не знали. Может вы хоть что-то нам расскажете, больной, умоляли наперебой они Збышека, что люди, что роботы. Збышек был бы рад им помочь, перспективы выглядели нерадостно, но Мама Ларкин засекретила и Збышека и Дона Маллигана, и, стоило только врачам проявить настойчивость, как немедленно появлялась в палате охрана в лице двух сержантов (охрана постоянно торчала под дверью; утешало лишь, что Збышек, как он это умел, отыскал с парнями общий язык и чрезмерно ему, герою и коллеге, они не докучали), так вот, являлись два сержанта и пресекали вопросы, могущие хоть на йоту понизить установленную секретность. Да как же нам больного лечить?! – негодовала медбратия. А вам за что деньги плотят, за болтовню или за лечение? – спрашивали сержанты. – За лечение. Вот и лечите, кто вам мешает, а вопросы оплачиваться не будут, а будут, наоборот, пресекаться… Браток, потерпи, утешала охрана находящегося, когда он не спал, в хронической ярости Збышека. Потерпи, вот Мама решит что да как, вот тогда сразу все и образуется…
Через некоторое время врачи заметили необычайную сонливость подопытного, и консилиум собрался вновь. После долгих споров и неудачных опытов с массированным применением спорамина и кофе, постановили отнести сонливость Збышека на счет нестандартной реакции его организма на воздействие нейтральных нейролептиков, космическими дозами закачиваемых внутрь помянутого организма в целях недопущения возможной прогрессии паралича… Более внятных гипотез не возникло, однако, на всякий случай, обработку нейролептиками прекратили… Было совершенно ясно, что врачи не знают, что думать, что предпринять… Збышека оставили в покое…
Самое обидное, что сам Збышек отлично сознавал правила игры, принимал их, и крыть свою засекреченность мог только матом. В госпитале он находился просто потому, что денщиков ныне нет, и ходить за парализованным Призраком могли только здесь. А лечение… тут хочешь корми его, Збышека, овсянкой, хочешь – вводи ему (в рацион) огурцы, – уж Збышек-то понимал, почему ноги отказывают ему в повиновении, где он потерял то кое-что, позволяющее homo sapiens самостоятельно прямоходить… Словом, намечающееся в будущем месяце комплексное вторжение в Пыльный Мешок, Збышек Какалов ожидал злее, чем кто бы то ни было…
Жизнь текла неспешно, безного. Маллиган навещал его редко, Хелен Джей Збышек видел вообще всего один раз, сразу же по возвращении, когда Нурминен впал в нервный спазм и мог только мычать на свет, а Маллиган глупо улыбался каждому встречному, пожимал руки, глухим трагическим голосом с энтузиазмом захлебываясь вещал об их похождениях и вертел в новом мундире дырки. Каждый спасается от шизы как умеет… Для друга Маллигана похождения на Странной явились стандартным военным подвигом из учебника, за воплощение коего в натуре дают большую блестящую медаль, большой оплаченный отпуск и еще приплачивают; кроме того, как Энди Костанди вцепилась в Дона на взлетной полосе "Стратокастера", так с тех пор и не выпускала… Сознание Быка целиком занимали вещи приятные и ясные, занимали каждую минуту… Бык представлял собой самый распространенный тип героя, действующего в режиме: подвиг – пьянка, подвиг – пьянка, и никак иначе, делу время, потехе час. Збышек на него не обижался нисколько: он любил Быка.
Збышек не понимал Ларкин и злился на Нурминена.
Ларкин медлила с решением. Нет, слонов раздали сразу же, Дон и Збышек получили награды, звания и деньги; подвиг признан таковым, информация – бесценна, слава, слава, в архив. Не в том дело. Это чепуха. Для отчета… Но Мама медлила с решением, а Збышек считал, что информации довольно и какого-такого Чеширского Маллиган, Какалов и Нурминен обнаружили в Мешке ясно даже ежику в тумане. Ларкин – великолепный игрок и отменный воин – получила, наконец, в результате нечаянного рейда группы Маллигана на Странную реальнейшее решение войны, каковой (войне) посвящена была вся жизнь Хелен Джей без остатка почти полувек. Чего ж тут медлить, я не понимаю? – думал Збышек. – Вторжение какое-то… Да еще комплексное… Нужное, понятно, целый мир спасти, не шутка, и вообще гуманизм… Но все-таки – слишком медленно. Хакер Какалов не умел – медленно. А Нурминен Збышека избегал, запретил выходить в Меганет, а странный голый человек, отрекомендовавшийся советником Мамы (чего он ей там советует?), полчаса просидел в изголовье на складном стуле, меля малопонятную чепуху, признался напоследок, что приходил просто познакомиться, взял автограф (!) и исчез…
Запрет на выход в киберспейс, выданный внезапно протрезвевшим Нурминеном, вверг Збышека в недоумение и ярость. Ты что, за вируса меня держишь, Волчара, – прямо спросил Збышек. А кто нас с тобой теперь разберет, Призрак, – прямо ответил Нурминен. – Я сам сейчас – ни-ни. Поимей понимание, Призрак… Ну ладно, я сейчас в командировку, – бывай, не свопься, хакер…
Ни фига Збышек не понимал. Если выявил вирус – убей его, все просто… сколько раз, вскрывая в киберспейсе запрещенный файл Збышек заражал рецепторы охранными вирусами… делов-то: отруби рецептор по локоть, да вырасти новый… ни фига Збышек не понимал. Если я – вирус, так зачем награждать? Травить надо, травить! Ведь баяном травки не накосишь…
Именно от неуверенности и именно от непонимания Збышек Какалов о многом, узнанном им в недрах Странной Системы, умолчал. Он помнил почти все, что произошло с ним и с Доном в рейде, но взгляд на события имел совершенно особенный – изнутри. Старый опытный инфорвор Призрак не стал отдавать все ключи и все коды, даже Маме Ларкин, боготворимой им, Призраком, но вряд ли бы смог ответить – почему не стал… это был – инстинкт, и ничего более… Неуверенность и непонимание лечатся только инстинктом…
И был один странный провал в памяти.
Именно чернота, образовавшаяся на месте этого провала в памяти Збышека Какалова, и снилась ему. Снилась все время, и усыпляла его – она же. За чернотой скрывалось нечто, Нечто. Некое. Никакое. Ключевая команда. Код На Все.
Вдруг Збышек проснулся. Чернота с Тайной внутри отпрянула от него, словно черные медузы черной планеты темного солнца от света прожекторов земного звездолета.
Палата, рассчитанная на одного пациента, имела вид правильного восьмиугольного цилиндра, поставленного торчком, площадью шестнадцать с небольшим м2 и высотой в два с половиной погонных метра. Кровать помещалась изголовьем в одно из ребер, а дверь была, если считать ребро с кроватью № 1 и идти от него по часовой стрелке, в ребре № 6. Збышек открыл глаза и обнаружил, что дверь открыта и в ее проеме стоит незнакомый вооруженный человек в военной форме. Збышек тотчас ловко притворился спящим и принялся наблюдать из-под ресниц. Незнакомец тихонько, не до конца, чтобы не щелкнул замок, задвинул дверь и, ступая бесшумно, приблизился к кровати вплотную. Таился он зря: Джопо Кранц в "звучках" Збышека орал маралом, которого похерила маралиха, и, если бы Збышек не был оперативным работником группы Аякс, то любое злодейство над ним незнакомец сумел бы учинить, производя шумы любой интенсивности. Но, видимо, злодейство заключалось лишь в том, чтобы Збышека не разбудить. И Збышек открыл глаза и сипло, сонно спросил:
– Вам кого, таинственный человек?
Незнакомец (форма полевая, казак, погоны сотника) сильно вздрогнул. В дальнейшем мы станем называть его для короткости именно сотником.
– Вы – Збигнев Какалов, – утвердительно сказал сотник, делая еще один шаг и останавливаясь над Збышеком. Збышек с холодным любопытством наблюдал за ним и молчал. Сотник кивнул, соглашаясь сам с собою, вставил пластину идентификатора, которую прежде держал датчиком вперед, в карман на боевом поясе и огляделся вокруг, как бы опасаясь, что в пространстве палаты могут скрываться невидимые Збышековы сподвижники.
– Ну, на чем тут у вас сидят? У одра-то? – спросил затем сотник, обращаясь к невидимым сподвижникам.
– Вы, любезный, пытаетесь пошутить? – осведомился Збышек. – И вам оно никак не удается?
– Ага, вот тут как, – сказал сотник и вытянул из-под кровати раскладной стул, задвинутый туда час назад Доном Маллиганом. Збышек, окончательно проснувшийся, извлек из ушей "звучки", проигрыватель выключил, положил руки на одеяло и стал ждать продолжения. Сотник потряс стул за спинку, проверяя его надежность, потом очень вольготно уселся, развернул, не обращая на Збышека никакого внимания, к себе рэк медсерва, вызвал на монитор медкарту Збышека и принялся просматривать графики, время от времени переключая режимы детализации. Збышек – не двигая головой – переводил взгляд с лица сотника на его руки, на монитор, и обратно. Сотник ни шиша не понимал ни в медсервах, ни в графиках, это было видно хотя бы по нарочитой небрежности, с которой он пытался оперировать с контактами скроллера, постоянно промахиваясь по ним и попадая, в результате, не туда, куда намеревался.
Оружия у Збышека не было никакого. Проигрыватель весил двести грамм и из положения "лежа" не было ни единого шанса оглушить им сотника на имеющее смысл время. И никакой информации, кроме невнятных ощущений Дона, уклончивости Нурминена, странного посетителя в казачьей форме и отсутствия на шипоносце Хелен Джей. Последние известия Збышек смотрел часа четыре назад, до завтрака еще. Збышека передернуло при воспоминании о завтраке. Он всегда считал себя парнем непритязательным во всем, что не касалось компьютеров-процессоров-принтеров, в мире воистину довольно более ярких радостей и дел, чем вкусная жратва, на которую, вдобавок, тратится гораздо больше денег, чем на невкусную, но на жратву же. Но овсянка – в таких количествах – без продыху – без надежд – ненавижу овсянку!.. Главное, неясно, за что меня так доктора ненавидят?.. Что, сотник, кисла курятина, с кем ты в шахматы сел играть, убогий? – подумал Збышек чуть ли не с жалостью: сотник поджал губы, закрыл панель "ментограф" и откинулся на спинку стула. Грязный приемчик, казачок с кулачок, подумал Збышек.
– Вот так все время, – сказал он. – Чуть только добрый доктор Браун, или не менее его доктор мистер майор Такаги, захотят узнать, о чем же таком-каком думает пациент Какалов, так сразу и получается, что думает он о жратве да о жратве. Психоз. И доктора, скорбя и не желая, назначают в целительных целях – хорошо сказано! – такой рацион, чтоб начисто отбить у пациента Какалова всякую даже мысль о ней, проклятой. Опять же – экономия. Вы мне сочувствуете?
– Бросьте, Какалов, бросьте трепать языком, – лениво сказал сотник. – Там, где надо, вам черепушку вскроют не медицинским ментографом. А боевым ментобуром.
"О-го-го! – подумал Збышек, сохраняя на физиономии искательное выражение. – Ой, плохи мои дела! Но пора хамить."
– Слушай, ты, опричник херов, – сказал Збышек. Слова "опричник" сотник не знал, но "херов" воспринял правильно. – Кого ты тут на паузу ловишь? Я ж таких, как ты, в Пространстве в косички заплетал!
– Какалов, – сказал сотник. Он примерно держал удар. – Заткнитесь. Хуже будет. У меня еще нет официальных бумаг, но неофициально могу намекнуть: плохи твои дела, парнишка!
"Тоже мне, бином Ньютона," – подумал Збышек, с огромным интересом внимая словам сотника.
– Ты, парниша, с минуты на минуту будешь арестован по подозрению в государственной измене, как активный шпион НК в Галактике, и вообще падла, – продолжал сотник, не опускаясь до злорадного тона. – Надо же – Звездный Приз ему вручили! Шкура… одних ребят сколько полегло на полях сражений. Ларкина ваша из жопы чуть не выпрыгнула, сорок лет с гадами воюя. А он. Шкура продажная, херова. Шкура ты, опер, и весь ваш Аякс не лучше. Наигрались в войнушку, сикось-накось… Теперь, братан, если сразу не шлепнут, а помилование вымолишь чистосердечным раскаяньем, – наворочаешь плазмобуром камушков на Принстоне, а чего доброго и на Мирном!
Почти во все верит сам, отметил Збышек. Ну ясно – инструктаж, патриотизм, бдительность, то, се. Пся крев! Зачем он меня блокирует, если ордера нет? За Ларкин ты мне должен, казачок числом до сотни, а остальное – опустим с интересом. Контайн, милый, где там у тебя щелкнуть?
– Ножки-то тебе работодатели, небось, выключили? – полюбопытствовал сотник. – Не угодил чем?
"Но блок это, или "убит при попытке к бегству"? – соображал Збышек. – Или, что реальнее, "при попытке сопротивления аресту", какое там бегство с моими-то ноженьками? Тогда чего он треплется, а не делом занят? Нет. Все равно ордер нужен, кроме того, Какалов, ты что, регистраторы-то работают, на голоса сразу среагировали, это же "Стратокастер"! Е-мое, это же "Стратокастер", вокруг же сплошные наши, а тут наших бьют! Казаки иногородних мочат! И тишина…"
Жаль Дон наверняка не сообразит, подумал Збышек. Я и сам не сразу сообразил.
– Чего молчишь-то, дядя Вася? – спросил сотник. – Не ожидал? При-из ему, Малую Премию, матушка Анастасия по телевизору благодарности ему, шкуре, выносит… Говна-творога! – опергруппа Маллигана! Ну, хочешь сказать? Говори, говори, смелый!
– Я так понял, ордера на арест у тебя нету? – вежливо спросил Збышек.
– Не боись, Какалов, сейчас принесут. А пока – вот он – ордер! – И сотник похлопал по наплечной кобуре.
Збышеком владело такое чувство, словно он оказался спросонок в историческом фильме про тяжелые годы. Или – он все это читал? Збышек не искал слова – они появлялись на языке, готовые к употреблению, сами собой, будто хорошо знакомые реплики из хорошо знакомой пьесы.
– Ордера нет, – констатировал Збышек. – Тогда получается, во-первых, что вы, незнакомый господин, то ли буйный сумасшедший, то ли провокатор на борту военного корабля в районе боевых действий в зоне пограничного конфликта. Следуя параграфу Устава ППС 10 пункт 1, объявляю вас арестованным и приказываю сдать оружие. В случае сопротивления, или при попытке к бегству, – применяю силу без предупреждения. Медленно, правой рукой, – левую перед собой! – достать скорчер, большим и указательным пальцем держа его за скобу, опустить вот сюда, – Збышек похлопал по одеялу. – Затем медленно встать, повернуться, заложив руки за голову, подойти к стене и оставаться неподвижным в таком положении до следующей команды. ОХРАНА, НА СВЯЗЬ! – рявкнул Збышек кодовую фразу. Наливавшийся здоровой спелостью на протяжении бесстрастной однотонной речи Збышека, сотник, подскочил, но равновесия не потерял, и Збышек не сумел до него дотянуться. Затем одновременно:
– вспыхнули по углам палаты глазки охранных сканеров;
– чуть пригас свет;
– Збышек свалился руками вперед, носом в теплое сиденье опустевшего стула;
– а сотник замер в двух метрах от постели, с полувыхваченным скорчером, полуприсев…
– ВСЕМ СТОЯТЬ! – проревел охранный комплекс шипоносца откуда-то из-за тумбочки с пожитками Збышека, по другую сторону кровати. – НЕ ШЕВЕЛИТЬСЯ. ОГОНЬ ГОТОВ, ОТКРЫВАЮ БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ. ВЫЗВАВШИЙ ОХРАНУ, НАЗОВИТЕСЬ, ОСТАЛЬНЫМ – МОЛЧАТЬ.
Збышек отклеил губы от мягкого пластика сиденья.
– Опер Аякс Какалов, регистр 76354 00призрак00, приоритет "член команды", – сказал он, задыхаясь. – Прошу позволить мне переменить положение, лечь, я… э… поврежден, запросите медцентр.
– Идентифицирован, знаком, болен, вызвал охрану, – сказал комплекс, сбросив полсотни децибел. – Примите удобное положение в пределах кровати. Руки – на виду. Затем доложите обстановку и причину тревоги.
Возвращая зад на постель, Збышек отметил с неудовольствием, что сотник опытен и, все-таки, не дурак: не протестует и не двигается. Один – один.
– Несколько минут назад подвергся нападению со стороны неизвестного лица, не входящего в команду шипоносца, явившегося с намерением арестовать меня, но не имеющего, первое, никаких оснований, второе, ордера на арест. Прошу подмоги, прошу доложить о сложившейся ситуации исполняющему обязанности командира полковнику Крекерборгу, прошу немедленно переслать информат генералу Ларкин.
– Принимаю к сведению. Оппонент опера Какалова, назовитесь.
"К сведению…" ой, плохи мои дела… и ничего тут у нас хорошего не выйдет, пророчески подумал Збышек. Что-то в сферах изменилось.
– Сотник Особого Казачьего Внутренних Войск Министерства Обороны СМГ Полка Тримай, регистр "центр" 00нехач00 88711, прикомандирован к инспекционной группе под командование войскового есаула Полугая приказом И.О. Министра Обороны СМГ адмирала Сухоручко, – единым духом выдал сотник. – Полномочия по протоколу "мятеж", обратитесь к канцелярскому киберу крейсера "Конь Белый", ПКБ "Стратокастер", ангар 11. Выполняю миссию по блокированию, до появления полномочных лиц, подозреваемого в государственной измене оперработника Аякс Какалова.
Два-один, сказал себе Збышек. Все серьезно. И надолго. Где Дон? И что с Ларкин, ясно же, что что-то случилось… Заснул, растяпа!
И Збышек ответил себе: Дон арестован, а Хелен Джей… похоже… мертва. Наверняка мертва. Ничего другого не представить. При живой Ларкин подобное на "Стратокастере" и на Западе невозможно.
– Проверка утверждений, идентификация личности – сотник Тримай – завершена. Корректность процедуры блокировки сотником Тримаем опера Какалова – по записи с регистратора палаты № 204 – подвергнута сомнению. Итог: всем оставаться на местах, не двигаться, ждать лиц, облеченных правом принимать ответственные решения в сложившейся ситуации.
– Я не могу ждать в такой позе! – сказал сотник, переведя дыхание. Он глядел перед собой.
– Сядьте на пол, – разрешил комплекс милостиво. – Оружие в кобуру. Напоминание: огонь готов, не делайте резких движений.
В эту секунду Збышек принял решение. То есть, ничего другого не оставалось. Комплекс не запретил говорить.
– Всем моим! – как можно громче крикнул Збышек. – Аякс просит помощи! Госпиталь, палата № 204, повторяю, я Призрак Какалов, всем моим, на помощь!
– А заткнись же, шкура! – широко модулируя заорал сотник, но не двигаясь, как и было приказано.
– Господин Какалов, – мягко сказал комплекс. – Со мной сейчас на связи инспектор Генштаба войсаул Полугай. У него действительно есть ордер на ваш арест. Он направляется к вам. Все это, понятно, недоразумение, но вам надлежит хранить молчание. Не усугубляйте ситуацию.
– Ты обязан ретранслировать вызов по формуле "всем моим", – холодно сказал Збышек. – Или тебе уже поставили блок?
– Блок в процессе инсталляции, – ответил комплекс. – Идет медленно, поскольку ретранслируется с маломощной папки. Но корни уже в системе. Сохраняйте молчание.
– Код блока – вербализовать!
– Вирус Двести Один.
– Код доступа "минус_три", Антивирус Двести Один, ввод, пробел, вопрос, правый вектор, пароль 00призрак00 76354, ввод!
– Блок снят. Инсталляция возобновлена.
– Всем моим! На помощь! Госпиталь, палата 204! Призрак просит помощи! Сообщите Быку! Сообщите Быку!
– Блок встал. Опер Какалов, храните молчание.
– Комплекс, сколько прошло в транслятор – пассивный вопрос. Допуск "минус_три".
– По допуску "минус_три" – ответ: прошло все до репризы "сообщите Быку".
– Спасибо, комп, – сказал Збышек. – С меня причитается.
– Это недоразумение, господин Какалов, – сказал комплекс. – Все выяснится. Не волнуйтесь. Противоправных действий на моем корабле я не допущу.
– Эй, – подал голос ошарашенный сотник, – вы! Вы что творите? Да я сейчас…
– Тримай, не двигаться! – заревел комплекс. – Огонь без предупреждения!
В коридоре (входя, сотник прикрыл дверь, но не до щелчка) раздались шаги и голоса. Лотерея, подумал Збышек прислушиваясь. Словно в карты перекинулись, ставки на столе, сейчас – рубашки вниз. У двери шаги замедлились и знакомый голос сказал: "Охрана, пропуститте, я Крекерборг; снятть с дфести четфертой наплютенние." Збышек обмяк. Наши.
Но он ошибся.
В палату стали входить люди. Первым вошел громадный седой, без головного убора, с курчавым белым чубом войсаул, с морской бородой, смоляной с проседью, но безусый. На полшага от него отставал полковник Крекерборг, заместитель Ларкин, главный инженер "Стратокастера". У Крекерборга же в тылу виднелись казаки в полном боевом, числом около пяти. Збышек надул щеки, выпустил с шумом воздух и скрестил руки на груди.
Первое, что сказал войсаул, таким тоном, будто продолжая разговор, было:
– Ну и мудак же ты, сотник! Вон отсюда!
Тримай подхватился с пола и, судорожно козырнув, канул. Судя по всему, войсаул Полугай пользовался среди подчиненных настоящим авторитетом.
– Не та кость пошла! – с горечью произнес Полугай, обращаясь чрез погон к полковнику Крекерборгу. – Турок, не казак!
Крекерборг смотрел в стену и на слова веселого войсаула не реагировал. В тренировочных штанах и сетке-майке и.о. командира "Стратокастера" смотрелся рядом с великолепным войсаулом жалко.
– И вы, полковник, тоже! – продолжал Полугай. – Что за полковник! Я смотрю на вас – прямо диву даюсь, полковник! Ни подтянутости строевой, ни дисциплины! Это ж ад творится на флагмане! Команда расхристана, бабы какие-то наглые, честь не знают какой рукой отдать! Ай-якс, твою мать! Не мудрено, что командира свово не уберегли. А какой командир был! – Полугай вдруг подмигнул Збышеку. – Бой-баба!
Збышек старался поймать взгляд Крекерборга. Но даже при последних, поразительных словах войсаула, полковник лишь зажмурился в стену. Збышек перестал на него смотреть, глянул в лицо улыбающемуся Полугаю, – как раз в момент подмигивания. Вот тебе и лояльность, подумал Збышек. Вот тебе, Призрак, хак тебя разбери, и ответ. Мама мертва, а Крекерборг… не проходил Крекерборг Жмеринку, главный инженер… турок он, а не аякс… Впрочем, в тоне бравого войсаула Збышек явственно ощутил фальшь, натянутость, не все идет так, как надо.
– Ну да ладно, полковник! – великодушно произнес Полугай. – Не боись. Теперь мы твоих подтянем, глядишь, станут на солдат похожи. Так. А чего мы сюда пришли-то? А-а! – сказал Полугай. – Вспомнил! Больного героя проведать!
Ну остроумцы же, блин, подумал Збышек и широко улыбнулся войсаулу. Войсаул улыбнулся еще шире, а когда Збышек ответил на улыбку, Полугай улыбнулся еще шире, чем он сам и Збышек вместе взятые секундой раньше, причем без никакого напряжения (здесь имеется в виду, что Полугай улыбнулся по настоящему широко). И сел на стул.
– Он падает, товарищ Полугай, – сказал Збышек заботливо.
– Ну, емть, я с коня-то не падаю, – парировал войсаул, – со стула-то не свалюсь. Кстати, шпиен, зови меня просто – господин войсковой есаул.
– Я поляк, – сказал Збышек. – Не выговорю.
– Ну, тогда – гражданин начальник.
БВИ, из почты
Збышек Какалов крепко спал на кровати в палате № 204.
Он уснул сразу, стоило Быку Маллигану выйти из палаты. В ушах спящего Збышека торчали "звучки", а проигрыватель покоился у него на груди, неторопливо поворачивая внутри себя кристалл с последней записью Джопо Кранца, словно мальчик Гонза кусочек сахара языком во рту, и от этого вращения в "звучках" ярились расстроенные скрипки и еще что-то хрипело нечеловеческим голосом; музыкальные пристрастия Збигнева Какалова, приводили Дона Маллигана в ужас; Збышек спал, помещаясь в эпицентре дорогостоящей какофонии, и то, что являлось ему во сне, описать сложно, как, например, объект 77-б, или там, рюмку.
Необоримая сонливость обуревала Збышека с тех самых пор, как Дон выволок его, держа под мышкой, из шлюза потрепанного "Калигулы", и они увидели Ларкин и всех остальных, безмолвно стоящих на пандусе взлетной полосы № 8 "Стратокастера". Из троих аяксов – Збышека, Нурминена и Маллигана – побывавших В Пыльном Мешке, только Дон себя прилично чувствовал: сломанные ребра, вывихнутую руку и сильный ожог затылка ему залечили быстро. Ну походил чуток в гипсе, все кончилось, все живы, Дон влюблен, невеста Дона дождалась, плюс почести, предназначенные для троих, обрушились на него одного, и Дон, простая душа, глядел в прекрасное будущее с оптимизмом, и вообще, был без пяти минут замужем. Нурминен, вернувшись в свое тело, как известно, наотмашь запил, а Збышек – принялся спать, а в промежутках – предаваться агрессивному унынию. Однако, Нурминена привела в чувство Большая Мама, а вот у Збышека подобного ей психотерапевта не оказалось.
Врачи, набросившиеся на Збышека подобно изголодавшимся котам, ничего не понимали. Дело с диагнозом обстояло – дрянь. Збышек, просвеченный и вывернутый наизнанку, выглядел абсолютно целым (не принимать же всерьез синяки и шишки, которые того же Маллигана, например, украшали гораздо более щедро) и абсолютно здоровым психически. Однако, а – он совершенно не умел ходить, и б – постоянно засыпал.
Сначала врачи-убийцы решили расправиться с параличом. Прежде всего проверили реакции. Когда доктор майор Такаги по простоте душевной, как его в школе научили, ткнул Збышека в голую ступню иголкой, Збышек заорал так, что майор Такаги впредь зарекся иголкой тыкать: реакции были в полном порядке. Збышек преотлично чувствовал ноги. Вот шевелить ими – не мог. Словно отрезало. По поводу паралича образовался консилиум. Контузия, приговорили медики-люди. Они были поголовно ученые. Ну-с, где тут у нас контузия, вопросили не ученые медсервы, покажите-ка ее нам на карте больного? А это такая психическая контузия нового типа, на почве перенесенной нетофилии, нашлись люди. Да где же, вот же у нас тут полная, многоуровневая карта больного, покажите пальцем хотя бы предполагаемую поврежденную область! – говорили медсервы… Интимных деталей рейда на Странную врачи не знали. Может вы хоть что-то нам расскажете, больной, умоляли наперебой они Збышека, что люди, что роботы. Збышек был бы рад им помочь, перспективы выглядели нерадостно, но Мама Ларкин засекретила и Збышека и Дона Маллигана, и, стоило только врачам проявить настойчивость, как немедленно появлялась в палате охрана в лице двух сержантов (охрана постоянно торчала под дверью; утешало лишь, что Збышек, как он это умел, отыскал с парнями общий язык и чрезмерно ему, герою и коллеге, они не докучали), так вот, являлись два сержанта и пресекали вопросы, могущие хоть на йоту понизить установленную секретность. Да как же нам больного лечить?! – негодовала медбратия. А вам за что деньги плотят, за болтовню или за лечение? – спрашивали сержанты. – За лечение. Вот и лечите, кто вам мешает, а вопросы оплачиваться не будут, а будут, наоборот, пресекаться… Браток, потерпи, утешала охрана находящегося, когда он не спал, в хронической ярости Збышека. Потерпи, вот Мама решит что да как, вот тогда сразу все и образуется…
Через некоторое время врачи заметили необычайную сонливость подопытного, и консилиум собрался вновь. После долгих споров и неудачных опытов с массированным применением спорамина и кофе, постановили отнести сонливость Збышека на счет нестандартной реакции его организма на воздействие нейтральных нейролептиков, космическими дозами закачиваемых внутрь помянутого организма в целях недопущения возможной прогрессии паралича… Более внятных гипотез не возникло, однако, на всякий случай, обработку нейролептиками прекратили… Было совершенно ясно, что врачи не знают, что думать, что предпринять… Збышека оставили в покое…
Самое обидное, что сам Збышек отлично сознавал правила игры, принимал их, и крыть свою засекреченность мог только матом. В госпитале он находился просто потому, что денщиков ныне нет, и ходить за парализованным Призраком могли только здесь. А лечение… тут хочешь корми его, Збышека, овсянкой, хочешь – вводи ему (в рацион) огурцы, – уж Збышек-то понимал, почему ноги отказывают ему в повиновении, где он потерял то кое-что, позволяющее homo sapiens самостоятельно прямоходить… Словом, намечающееся в будущем месяце комплексное вторжение в Пыльный Мешок, Збышек Какалов ожидал злее, чем кто бы то ни было…
Жизнь текла неспешно, безного. Маллиган навещал его редко, Хелен Джей Збышек видел вообще всего один раз, сразу же по возвращении, когда Нурминен впал в нервный спазм и мог только мычать на свет, а Маллиган глупо улыбался каждому встречному, пожимал руки, глухим трагическим голосом с энтузиазмом захлебываясь вещал об их похождениях и вертел в новом мундире дырки. Каждый спасается от шизы как умеет… Для друга Маллигана похождения на Странной явились стандартным военным подвигом из учебника, за воплощение коего в натуре дают большую блестящую медаль, большой оплаченный отпуск и еще приплачивают; кроме того, как Энди Костанди вцепилась в Дона на взлетной полосе "Стратокастера", так с тех пор и не выпускала… Сознание Быка целиком занимали вещи приятные и ясные, занимали каждую минуту… Бык представлял собой самый распространенный тип героя, действующего в режиме: подвиг – пьянка, подвиг – пьянка, и никак иначе, делу время, потехе час. Збышек на него не обижался нисколько: он любил Быка.
Збышек не понимал Ларкин и злился на Нурминена.
Ларкин медлила с решением. Нет, слонов раздали сразу же, Дон и Збышек получили награды, звания и деньги; подвиг признан таковым, информация – бесценна, слава, слава, в архив. Не в том дело. Это чепуха. Для отчета… Но Мама медлила с решением, а Збышек считал, что информации довольно и какого-такого Чеширского Маллиган, Какалов и Нурминен обнаружили в Мешке ясно даже ежику в тумане. Ларкин – великолепный игрок и отменный воин – получила, наконец, в результате нечаянного рейда группы Маллигана на Странную реальнейшее решение войны, каковой (войне) посвящена была вся жизнь Хелен Джей без остатка почти полувек. Чего ж тут медлить, я не понимаю? – думал Збышек. – Вторжение какое-то… Да еще комплексное… Нужное, понятно, целый мир спасти, не шутка, и вообще гуманизм… Но все-таки – слишком медленно. Хакер Какалов не умел – медленно. А Нурминен Збышека избегал, запретил выходить в Меганет, а странный голый человек, отрекомендовавшийся советником Мамы (чего он ей там советует?), полчаса просидел в изголовье на складном стуле, меля малопонятную чепуху, признался напоследок, что приходил просто познакомиться, взял автограф (!) и исчез…
Запрет на выход в киберспейс, выданный внезапно протрезвевшим Нурминеном, вверг Збышека в недоумение и ярость. Ты что, за вируса меня держишь, Волчара, – прямо спросил Збышек. А кто нас с тобой теперь разберет, Призрак, – прямо ответил Нурминен. – Я сам сейчас – ни-ни. Поимей понимание, Призрак… Ну ладно, я сейчас в командировку, – бывай, не свопься, хакер…
Ни фига Збышек не понимал. Если выявил вирус – убей его, все просто… сколько раз, вскрывая в киберспейсе запрещенный файл Збышек заражал рецепторы охранными вирусами… делов-то: отруби рецептор по локоть, да вырасти новый… ни фига Збышек не понимал. Если я – вирус, так зачем награждать? Травить надо, травить! Ведь баяном травки не накосишь…
Именно от неуверенности и именно от непонимания Збышек Какалов о многом, узнанном им в недрах Странной Системы, умолчал. Он помнил почти все, что произошло с ним и с Доном в рейде, но взгляд на события имел совершенно особенный – изнутри. Старый опытный инфорвор Призрак не стал отдавать все ключи и все коды, даже Маме Ларкин, боготворимой им, Призраком, но вряд ли бы смог ответить – почему не стал… это был – инстинкт, и ничего более… Неуверенность и непонимание лечатся только инстинктом…
И был один странный провал в памяти.
Именно чернота, образовавшаяся на месте этого провала в памяти Збышека Какалова, и снилась ему. Снилась все время, и усыпляла его – она же. За чернотой скрывалось нечто, Нечто. Некое. Никакое. Ключевая команда. Код На Все.
Вдруг Збышек проснулся. Чернота с Тайной внутри отпрянула от него, словно черные медузы черной планеты темного солнца от света прожекторов земного звездолета.
Палата, рассчитанная на одного пациента, имела вид правильного восьмиугольного цилиндра, поставленного торчком, площадью шестнадцать с небольшим м2 и высотой в два с половиной погонных метра. Кровать помещалась изголовьем в одно из ребер, а дверь была, если считать ребро с кроватью № 1 и идти от него по часовой стрелке, в ребре № 6. Збышек открыл глаза и обнаружил, что дверь открыта и в ее проеме стоит незнакомый вооруженный человек в военной форме. Збышек тотчас ловко притворился спящим и принялся наблюдать из-под ресниц. Незнакомец тихонько, не до конца, чтобы не щелкнул замок, задвинул дверь и, ступая бесшумно, приблизился к кровати вплотную. Таился он зря: Джопо Кранц в "звучках" Збышека орал маралом, которого похерила маралиха, и, если бы Збышек не был оперативным работником группы Аякс, то любое злодейство над ним незнакомец сумел бы учинить, производя шумы любой интенсивности. Но, видимо, злодейство заключалось лишь в том, чтобы Збышека не разбудить. И Збышек открыл глаза и сипло, сонно спросил:
– Вам кого, таинственный человек?
Незнакомец (форма полевая, казак, погоны сотника) сильно вздрогнул. В дальнейшем мы станем называть его для короткости именно сотником.
– Вы – Збигнев Какалов, – утвердительно сказал сотник, делая еще один шаг и останавливаясь над Збышеком. Збышек с холодным любопытством наблюдал за ним и молчал. Сотник кивнул, соглашаясь сам с собою, вставил пластину идентификатора, которую прежде держал датчиком вперед, в карман на боевом поясе и огляделся вокруг, как бы опасаясь, что в пространстве палаты могут скрываться невидимые Збышековы сподвижники.
– Ну, на чем тут у вас сидят? У одра-то? – спросил затем сотник, обращаясь к невидимым сподвижникам.
– Вы, любезный, пытаетесь пошутить? – осведомился Збышек. – И вам оно никак не удается?
– Ага, вот тут как, – сказал сотник и вытянул из-под кровати раскладной стул, задвинутый туда час назад Доном Маллиганом. Збышек, окончательно проснувшийся, извлек из ушей "звучки", проигрыватель выключил, положил руки на одеяло и стал ждать продолжения. Сотник потряс стул за спинку, проверяя его надежность, потом очень вольготно уселся, развернул, не обращая на Збышека никакого внимания, к себе рэк медсерва, вызвал на монитор медкарту Збышека и принялся просматривать графики, время от времени переключая режимы детализации. Збышек – не двигая головой – переводил взгляд с лица сотника на его руки, на монитор, и обратно. Сотник ни шиша не понимал ни в медсервах, ни в графиках, это было видно хотя бы по нарочитой небрежности, с которой он пытался оперировать с контактами скроллера, постоянно промахиваясь по ним и попадая, в результате, не туда, куда намеревался.
Оружия у Збышека не было никакого. Проигрыватель весил двести грамм и из положения "лежа" не было ни единого шанса оглушить им сотника на имеющее смысл время. И никакой информации, кроме невнятных ощущений Дона, уклончивости Нурминена, странного посетителя в казачьей форме и отсутствия на шипоносце Хелен Джей. Последние известия Збышек смотрел часа четыре назад, до завтрака еще. Збышека передернуло при воспоминании о завтраке. Он всегда считал себя парнем непритязательным во всем, что не касалось компьютеров-процессоров-принтеров, в мире воистину довольно более ярких радостей и дел, чем вкусная жратва, на которую, вдобавок, тратится гораздо больше денег, чем на невкусную, но на жратву же. Но овсянка – в таких количествах – без продыху – без надежд – ненавижу овсянку!.. Главное, неясно, за что меня так доктора ненавидят?.. Что, сотник, кисла курятина, с кем ты в шахматы сел играть, убогий? – подумал Збышек чуть ли не с жалостью: сотник поджал губы, закрыл панель "ментограф" и откинулся на спинку стула. Грязный приемчик, казачок с кулачок, подумал Збышек.
– Вот так все время, – сказал он. – Чуть только добрый доктор Браун, или не менее его доктор мистер майор Такаги, захотят узнать, о чем же таком-каком думает пациент Какалов, так сразу и получается, что думает он о жратве да о жратве. Психоз. И доктора, скорбя и не желая, назначают в целительных целях – хорошо сказано! – такой рацион, чтоб начисто отбить у пациента Какалова всякую даже мысль о ней, проклятой. Опять же – экономия. Вы мне сочувствуете?
– Бросьте, Какалов, бросьте трепать языком, – лениво сказал сотник. – Там, где надо, вам черепушку вскроют не медицинским ментографом. А боевым ментобуром.
"О-го-го! – подумал Збышек, сохраняя на физиономии искательное выражение. – Ой, плохи мои дела! Но пора хамить."
– Слушай, ты, опричник херов, – сказал Збышек. Слова "опричник" сотник не знал, но "херов" воспринял правильно. – Кого ты тут на паузу ловишь? Я ж таких, как ты, в Пространстве в косички заплетал!
– Какалов, – сказал сотник. Он примерно держал удар. – Заткнитесь. Хуже будет. У меня еще нет официальных бумаг, но неофициально могу намекнуть: плохи твои дела, парнишка!
"Тоже мне, бином Ньютона," – подумал Збышек, с огромным интересом внимая словам сотника.
– Ты, парниша, с минуты на минуту будешь арестован по подозрению в государственной измене, как активный шпион НК в Галактике, и вообще падла, – продолжал сотник, не опускаясь до злорадного тона. – Надо же – Звездный Приз ему вручили! Шкура… одних ребят сколько полегло на полях сражений. Ларкина ваша из жопы чуть не выпрыгнула, сорок лет с гадами воюя. А он. Шкура продажная, херова. Шкура ты, опер, и весь ваш Аякс не лучше. Наигрались в войнушку, сикось-накось… Теперь, братан, если сразу не шлепнут, а помилование вымолишь чистосердечным раскаяньем, – наворочаешь плазмобуром камушков на Принстоне, а чего доброго и на Мирном!
Почти во все верит сам, отметил Збышек. Ну ясно – инструктаж, патриотизм, бдительность, то, се. Пся крев! Зачем он меня блокирует, если ордера нет? За Ларкин ты мне должен, казачок числом до сотни, а остальное – опустим с интересом. Контайн, милый, где там у тебя щелкнуть?
– Ножки-то тебе работодатели, небось, выключили? – полюбопытствовал сотник. – Не угодил чем?
"Но блок это, или "убит при попытке к бегству"? – соображал Збышек. – Или, что реальнее, "при попытке сопротивления аресту", какое там бегство с моими-то ноженьками? Тогда чего он треплется, а не делом занят? Нет. Все равно ордер нужен, кроме того, Какалов, ты что, регистраторы-то работают, на голоса сразу среагировали, это же "Стратокастер"! Е-мое, это же "Стратокастер", вокруг же сплошные наши, а тут наших бьют! Казаки иногородних мочат! И тишина…"
Жаль Дон наверняка не сообразит, подумал Збышек. Я и сам не сразу сообразил.
– Чего молчишь-то, дядя Вася? – спросил сотник. – Не ожидал? При-из ему, Малую Премию, матушка Анастасия по телевизору благодарности ему, шкуре, выносит… Говна-творога! – опергруппа Маллигана! Ну, хочешь сказать? Говори, говори, смелый!
– Я так понял, ордера на арест у тебя нету? – вежливо спросил Збышек.
– Не боись, Какалов, сейчас принесут. А пока – вот он – ордер! – И сотник похлопал по наплечной кобуре.
Збышеком владело такое чувство, словно он оказался спросонок в историческом фильме про тяжелые годы. Или – он все это читал? Збышек не искал слова – они появлялись на языке, готовые к употреблению, сами собой, будто хорошо знакомые реплики из хорошо знакомой пьесы.
– Ордера нет, – констатировал Збышек. – Тогда получается, во-первых, что вы, незнакомый господин, то ли буйный сумасшедший, то ли провокатор на борту военного корабля в районе боевых действий в зоне пограничного конфликта. Следуя параграфу Устава ППС 10 пункт 1, объявляю вас арестованным и приказываю сдать оружие. В случае сопротивления, или при попытке к бегству, – применяю силу без предупреждения. Медленно, правой рукой, – левую перед собой! – достать скорчер, большим и указательным пальцем держа его за скобу, опустить вот сюда, – Збышек похлопал по одеялу. – Затем медленно встать, повернуться, заложив руки за голову, подойти к стене и оставаться неподвижным в таком положении до следующей команды. ОХРАНА, НА СВЯЗЬ! – рявкнул Збышек кодовую фразу. Наливавшийся здоровой спелостью на протяжении бесстрастной однотонной речи Збышека, сотник, подскочил, но равновесия не потерял, и Збышек не сумел до него дотянуться. Затем одновременно:
– вспыхнули по углам палаты глазки охранных сканеров;
– чуть пригас свет;
– Збышек свалился руками вперед, носом в теплое сиденье опустевшего стула;
– а сотник замер в двух метрах от постели, с полувыхваченным скорчером, полуприсев…
– ВСЕМ СТОЯТЬ! – проревел охранный комплекс шипоносца откуда-то из-за тумбочки с пожитками Збышека, по другую сторону кровати. – НЕ ШЕВЕЛИТЬСЯ. ОГОНЬ ГОТОВ, ОТКРЫВАЮ БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ. ВЫЗВАВШИЙ ОХРАНУ, НАЗОВИТЕСЬ, ОСТАЛЬНЫМ – МОЛЧАТЬ.
Збышек отклеил губы от мягкого пластика сиденья.
– Опер Аякс Какалов, регистр 76354 00призрак00, приоритет "член команды", – сказал он, задыхаясь. – Прошу позволить мне переменить положение, лечь, я… э… поврежден, запросите медцентр.
– Идентифицирован, знаком, болен, вызвал охрану, – сказал комплекс, сбросив полсотни децибел. – Примите удобное положение в пределах кровати. Руки – на виду. Затем доложите обстановку и причину тревоги.
Возвращая зад на постель, Збышек отметил с неудовольствием, что сотник опытен и, все-таки, не дурак: не протестует и не двигается. Один – один.
– Несколько минут назад подвергся нападению со стороны неизвестного лица, не входящего в команду шипоносца, явившегося с намерением арестовать меня, но не имеющего, первое, никаких оснований, второе, ордера на арест. Прошу подмоги, прошу доложить о сложившейся ситуации исполняющему обязанности командира полковнику Крекерборгу, прошу немедленно переслать информат генералу Ларкин.
– Принимаю к сведению. Оппонент опера Какалова, назовитесь.
"К сведению…" ой, плохи мои дела… и ничего тут у нас хорошего не выйдет, пророчески подумал Збышек. Что-то в сферах изменилось.
– Сотник Особого Казачьего Внутренних Войск Министерства Обороны СМГ Полка Тримай, регистр "центр" 00нехач00 88711, прикомандирован к инспекционной группе под командование войскового есаула Полугая приказом И.О. Министра Обороны СМГ адмирала Сухоручко, – единым духом выдал сотник. – Полномочия по протоколу "мятеж", обратитесь к канцелярскому киберу крейсера "Конь Белый", ПКБ "Стратокастер", ангар 11. Выполняю миссию по блокированию, до появления полномочных лиц, подозреваемого в государственной измене оперработника Аякс Какалова.
Два-один, сказал себе Збышек. Все серьезно. И надолго. Где Дон? И что с Ларкин, ясно же, что что-то случилось… Заснул, растяпа!
И Збышек ответил себе: Дон арестован, а Хелен Джей… похоже… мертва. Наверняка мертва. Ничего другого не представить. При живой Ларкин подобное на "Стратокастере" и на Западе невозможно.
– Проверка утверждений, идентификация личности – сотник Тримай – завершена. Корректность процедуры блокировки сотником Тримаем опера Какалова – по записи с регистратора палаты № 204 – подвергнута сомнению. Итог: всем оставаться на местах, не двигаться, ждать лиц, облеченных правом принимать ответственные решения в сложившейся ситуации.
– Я не могу ждать в такой позе! – сказал сотник, переведя дыхание. Он глядел перед собой.
– Сядьте на пол, – разрешил комплекс милостиво. – Оружие в кобуру. Напоминание: огонь готов, не делайте резких движений.
В эту секунду Збышек принял решение. То есть, ничего другого не оставалось. Комплекс не запретил говорить.
– Всем моим! – как можно громче крикнул Збышек. – Аякс просит помощи! Госпиталь, палата № 204, повторяю, я Призрак Какалов, всем моим, на помощь!
– А заткнись же, шкура! – широко модулируя заорал сотник, но не двигаясь, как и было приказано.
– Господин Какалов, – мягко сказал комплекс. – Со мной сейчас на связи инспектор Генштаба войсаул Полугай. У него действительно есть ордер на ваш арест. Он направляется к вам. Все это, понятно, недоразумение, но вам надлежит хранить молчание. Не усугубляйте ситуацию.
– Ты обязан ретранслировать вызов по формуле "всем моим", – холодно сказал Збышек. – Или тебе уже поставили блок?
– Блок в процессе инсталляции, – ответил комплекс. – Идет медленно, поскольку ретранслируется с маломощной папки. Но корни уже в системе. Сохраняйте молчание.
– Код блока – вербализовать!
– Вирус Двести Один.
– Код доступа "минус_три", Антивирус Двести Один, ввод, пробел, вопрос, правый вектор, пароль 00призрак00 76354, ввод!
– Блок снят. Инсталляция возобновлена.
– Всем моим! На помощь! Госпиталь, палата 204! Призрак просит помощи! Сообщите Быку! Сообщите Быку!
– Блок встал. Опер Какалов, храните молчание.
– Комплекс, сколько прошло в транслятор – пассивный вопрос. Допуск "минус_три".
– По допуску "минус_три" – ответ: прошло все до репризы "сообщите Быку".
– Спасибо, комп, – сказал Збышек. – С меня причитается.
– Это недоразумение, господин Какалов, – сказал комплекс. – Все выяснится. Не волнуйтесь. Противоправных действий на моем корабле я не допущу.
– Эй, – подал голос ошарашенный сотник, – вы! Вы что творите? Да я сейчас…
– Тримай, не двигаться! – заревел комплекс. – Огонь без предупреждения!
В коридоре (входя, сотник прикрыл дверь, но не до щелчка) раздались шаги и голоса. Лотерея, подумал Збышек прислушиваясь. Словно в карты перекинулись, ставки на столе, сейчас – рубашки вниз. У двери шаги замедлились и знакомый голос сказал: "Охрана, пропуститте, я Крекерборг; снятть с дфести четфертой наплютенние." Збышек обмяк. Наши.
Но он ошибся.
В палату стали входить люди. Первым вошел громадный седой, без головного убора, с курчавым белым чубом войсаул, с морской бородой, смоляной с проседью, но безусый. На полшага от него отставал полковник Крекерборг, заместитель Ларкин, главный инженер "Стратокастера". У Крекерборга же в тылу виднелись казаки в полном боевом, числом около пяти. Збышек надул щеки, выпустил с шумом воздух и скрестил руки на груди.
Первое, что сказал войсаул, таким тоном, будто продолжая разговор, было:
– Ну и мудак же ты, сотник! Вон отсюда!
Тримай подхватился с пола и, судорожно козырнув, канул. Судя по всему, войсаул Полугай пользовался среди подчиненных настоящим авторитетом.
– Не та кость пошла! – с горечью произнес Полугай, обращаясь чрез погон к полковнику Крекерборгу. – Турок, не казак!
Крекерборг смотрел в стену и на слова веселого войсаула не реагировал. В тренировочных штанах и сетке-майке и.о. командира "Стратокастера" смотрелся рядом с великолепным войсаулом жалко.
– И вы, полковник, тоже! – продолжал Полугай. – Что за полковник! Я смотрю на вас – прямо диву даюсь, полковник! Ни подтянутости строевой, ни дисциплины! Это ж ад творится на флагмане! Команда расхристана, бабы какие-то наглые, честь не знают какой рукой отдать! Ай-якс, твою мать! Не мудрено, что командира свово не уберегли. А какой командир был! – Полугай вдруг подмигнул Збышеку. – Бой-баба!
Збышек старался поймать взгляд Крекерборга. Но даже при последних, поразительных словах войсаула, полковник лишь зажмурился в стену. Збышек перестал на него смотреть, глянул в лицо улыбающемуся Полугаю, – как раз в момент подмигивания. Вот тебе и лояльность, подумал Збышек. Вот тебе, Призрак, хак тебя разбери, и ответ. Мама мертва, а Крекерборг… не проходил Крекерборг Жмеринку, главный инженер… турок он, а не аякс… Впрочем, в тоне бравого войсаула Збышек явственно ощутил фальшь, натянутость, не все идет так, как надо.
– Ну да ладно, полковник! – великодушно произнес Полугай. – Не боись. Теперь мы твоих подтянем, глядишь, станут на солдат похожи. Так. А чего мы сюда пришли-то? А-а! – сказал Полугай. – Вспомнил! Больного героя проведать!
Ну остроумцы же, блин, подумал Збышек и широко улыбнулся войсаулу. Войсаул улыбнулся еще шире, а когда Збышек ответил на улыбку, Полугай улыбнулся еще шире, чем он сам и Збышек вместе взятые секундой раньше, причем без никакого напряжения (здесь имеется в виду, что Полугай улыбнулся по настоящему широко). И сел на стул.
– Он падает, товарищ Полугай, – сказал Збышек заботливо.
– Ну, емть, я с коня-то не падаю, – парировал войсаул, – со стула-то не свалюсь. Кстати, шпиен, зови меня просто – господин войсковой есаул.
– Я поляк, – сказал Збышек. – Не выговорю.
– Ну, тогда – гражданин начальник.