Страница:
Ровно через месяц Ленин вынужден был признать всю вздорность реабилитации Малиновского, которого он покрывал в течение лет, вопреки всем данным и наперекор здравому смыслу.
Николай Веселаго ЕРЕМИНСКИЙ ДОКУМЕНТ ВЫЗЫВАЕТ СОМНЕНИЯ1
Многоуважаемый господин главный редактор!
За последнее время появился ряд статей и заметок, посвященных вопросу, является ли письмо заведывавшего Особым отделом Департамента полиции, фотокопия коего помещена в
1 Новое русское слово. 1956. 10 июня. С. 7. -- Примеч. Ю Ф.
Вашей газете от 19 апреля и в журнале "Лайф" от 23 апреля, подлинным документом.
Я совершенно согласен с Вами, что пользование сомнительными документами может принести больше вреда, чем пользы, не говоря уже о том, что этот документ опубликовывается теперь, в тот момент, когда в Советском Союзе началось развенчание Сталина, а не был объявлен ранее, когда были еще живы лица, которые могли многое подтвердить или опровергнуть.
В то время, к которому относится этот документ, я служил в Департаменте полиции и скажу откровенно, что это письмо вызывает во мне большие сомнения.
Департамент полиции был в министерстве как бы центром всей работы, как политической, так и уголовной в Империи.
Департамент полиции был разделен на определенное число делопроизводств. Кроме того, в Департаменте полиции был секретариат, главный архив, имевший особо секретный отдел, и журнальная часть, через которую проходила без исключения вся почта Департамента, через главные входящий и исходящий журналы. А затем -- Особый отдел, как центр всей работы губернских жандармских отделений, Охранных отделений, розыскных и пропускных пунктов и крепостных жандармских команд.
Это было особо секретное отделение, в которое обычным служащим Департамента полиции доступа не было, а все справки делались через специального дежурного чиновника Особого отдела и то только письменно. Во главе Особого отдела был в то время Отдельного Корпуса жандармов полковник Еремин, человек строгий, требовательный и большой формалист. Просто невозможно даже предположить, чтобы он выпустил из Особого отдела подобное письмо. Каждому, кто хоть немного знаком с системой письмоводства в Департаменте полиции, это совершенно ясно.
Самая стилистика письма вызывает сомнения. Полковник пишет ротмистру, связанному с ним служебными взаимоотношениями, при чем тут Милостивый Государь? И почему подписано Еремин, а не полковник Еремин, как делал он обычно при служебных сношениях с жандармскими учреждениями. В то время в деловой переписке так обращались лишь к лицам, не имеющим чина и не занимающим никакого служебного положения.
Адресовка с левой стороны вообще неправильна. В Департаменте полиции так писали только лицам старшим по положению, с соответствующим титулованием и указанием положения и чина.
В данном случае адресовка должна была быть наверху: Начальнику Енисейского Охранного отделения ротмистру тако
му-то. Ведь это письмо служебного характера от старшего к младшему.
Теперь концовка -- в частной жизни у нас было принято закачивать официальные письма: "Примите уверения в уважении и совершенной преданности", а что касается "почтения", это было лишь в торговом мире, а для казенного учреждения это просто недопустимо.
Почему вообще написано это письмо, когда в нем ясно сказано, что Сталин был агентом С. -Петербургского Охранного отделения и, следовательно, вся переписка должна была исходить от этого отделения, -- так как вообще технической стороной высылки никогда не ведал Особый отдел?
Одновременно с высылаемым лицом все необходимые сведения посылались тому учреждению, в распоряжение которого направлялось данное лицо.
Почему в этом письме упомянут Джугашвили-Сталин, а не Джугашвили, он же Коба, что было бы правдоподобнее?
Что касается Сталина, то, независимо от письма Еремина, он, безусловно, был секретным сотрудником. Но благодаря его двойственной игре был разоблачен и выслан в Туруханский край.
Между прочим, секретные сотрудники у нас были, и меня крайне удивляет, что в письме Еремина он назван агентом -- так назывались лишь штатные сотрудники.
Если мне память не изменяет, в то время в Енисейске был розыскной пункт, но утверждать этого я не могу, так как 43 года слишком большой срок, чтобы помнить это.
Судя по фотокопии, это письмо прошло через исходящий журнал под номером 2898, что не соответствует самой работе Особого отдела, из которого ежедневно исходило не менее 50 номеров, большинство, или даже почти все, секретные, а это была вторая половина года.
В распоряжении Чрезвычайной следственной комиссии при Временном правительстве, конечно, был весь секретный архив Особого отделения Департамента полиции, но Сталин в то время был слишком незначительным лицом для того, чтобы им особенно интересовались.
Полковник Еремин был потом произведен в генерал-майоры и был начальником Финляндского жандармского управления, но в пятницу 12 июля 1913 года он еще находился в Особом отделе Департамента полиции. Это время связано с одним моим личным делом, а потому память мне в этом изменить не может.
Но вот что еще интересно во всем этом вопросе: письмо датировано 12 июля, но письмо должно было в Департаменте полиции пройти через главный журнал, главный почтамт, куда
по разносной книге сдавалась вся почта, а особенно секретная, и почтовым поездом дойти до Красноярска, там перегрузиться на пароход, приняв во внимание, что это летнее время, быть вручено ротмистру Железнякову и после того получить входящий номер.
Было ли для этого достаточно одиннадцать дней? На этот вопрос может ответить только специалист.
А. Байкалов
БЫЛ ЛИ СТАЛИН АГЕНТОМ ОХРАНКИ?1 (письмо из Лондона)
Мое предыдущее письмо на эту тему, напечатанное в номере "Русской мысли" от 8 мая, судя по полученным мною письмам, заинтересовало как русские эмигрантские, так и некоторые иностранные круги, и это дает мне основание дополнить мое предыдущее сообщение некоторыми данными, которые я нашел с своем архиве.
Прежде всего -- небольшая поправка. Фамилия начальника Енисейского Губернского жандармского управления в 1913--1914 гг. была не Белов (или Беляев), как я писал, а полковник Иванов. Арестован он был ночью 3 марта [1917 г. ] на железнодорожном вокзале в г. Красноярске при возвращении из служебной поездки в г. Ачинск. Днем 3 марта я лично допрашивал его в помещении жандармского управления.
При занятии управления мы с В. Я. Гуревичем нашли в кабинете полковника Иванова нераспечатанную еще почту. В числе находившихся в конвертах бумаг было предписание Департамента полиции об аресте руководителей Енисейского союза потребительных обществ, включая и меня.
В следственную комиссию по разбору архива жандармского управления входили член партии социалистов-революционеров Е. Е. Колосов, впоследствии член Учредительного собрания, и г. Тугаринов, беспартийный хранитель Красноярского краеведческого музея. Фамилий других членов комиссии я в своих бумагах не нашел. Во всяком случае, персональный состав комиссии был таков, что полная добросовестность ее была вне сомнений.
В числе названных жандармскими офицерами и обнаруженных комиссией агентов Охранки только двое были сравнительно крупными жандармскими сотрудниками. Остальные были рабочими и служащими красноярских железнодорожных
1 Русская мысль. 1956. 12 июня. -- Примеч. Ю. Ф.
мастерских, которые не могли давать жандармам сколько-нибудь ценных для целей разведки сведений.
Одним из видных агентов был некто Базаров, в прошлом член партии социалистов-революционеров, отбывавший по приговору суда ссылку на поселение в Сибири по какому-то политическому процессу. Он служил конторщиком в Енисейском союзе потребительских обществ и потому имел возможность "освещать" деятельность руководящих работников союза. Приказ Департамента полиции об аресте кооператоров был дан на основании тех сведений, которые Базаров представлял ведавшему розыскным отделом ротмистру Оболенскому.
Другой агент, машинист Красноярского паровозного депо, был птицей весьма высокого полета. К сожалению, фамилию я его забыл и в своих бумагах не нашел.
Из доставленных мне, как общественному обвинителю, материалов я узнал, что сей милостивый государь присутствовал на созванной Лениным летом 1913 года в деревне близ Зако-пане (Галиция) конференции Центрального комитета большевистской партии в качестве представителя сибирского областного комитета партии. Удостоверяющие его личность и полномочия документы были весьма искусно подделаны специалистами Департамента полиции. Как известно, из 22 большевиков, присутствовавших на этой конференции, пятеро, включая члена 4-й Государственной думы Малиновского, были агентами Охранки.
Найденные в архиве Енисейского жандармского управления документы по делу этого незаурядного полицейского агента представляли большой интерес. В числе их были копии подробных донесений, которые он посылал в Департамент полиции с конференции и после нее. В мельчайших деталях передавались не только произносившиеся на конференции речи и принятые решения, но также и отчеты о встречах и разговорах агента с Лениным и другими большевистскими вожаками. Часть этих документов была опубликована в одной из выходивших в Красноярске газет, а потом, если не ошибаюсь, воспроизведена в изданном в Москве в начале 20-х годов сборнике под заглавием "Большевики по документам московской Охранки".
На судебном разбирательстве дела этого агента было установлено, что в 1911 г. он предал жандармам группу большевиков, пытавшихся организовать в Красноярске подпольный комитет партии. Арестованные по этому делу лица были преданы суду и приговорены к нескольким годам каторги.
Агент Охранки был приговорен общественным судом к трехмесячному тюремному заключению. Он вышел из тюрьмы в начале ноября 1917 г. Что с ним сталось потом, я не знаю, ибо в марте 1918 г. уехал из Красноярска за границу.
Факт обнаружения в архиве Енисейского жандармского управления указанных документов (они датированы были 1913 г. ) свидетельствует, с какой тщательностью провела свою работу следственная комиссия. Если бы она нашла какие-либо компрометирующие Сталина или другое лицо документы, она бы их никогда не скрыла, особенно от меня, официального общественного обвинителя по делам агентов Охранки.
И с Е. Е. Колосовым, и с Тугариновым я был очень хорошо знаком и часто беседовал с ними об обнаруженных в жандармских архивах шпионских историях. О Сталине ни тот, ни другой не обмолвились ни одним словом. Это я утверждаю категорически.
Возможность похищения жандармских документов может почитаться исключенной. В первые дни Февральской революции жандармское управление было под военной Охраной, а потом архив был перевезен в помещение Красноярского музея, где за его сохранностью смотрел хранитель музея.
А. Жерби ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ1
Не откажите в любезности напечатать ответ на письмо г. И. Дон Левина в номере от 31 мая по поводу моих статей о пресловутом "Ереминском" документе.
Охотно признаю ошибку, допущенную мной в статье от 24 апреля: не документ был передан г. Дон Левиным А. Л. Толстой для предъявления его на конференции печати 18 апреля, а его фотостат, тогда как сам документ давно находится в сейфе Толстовского фонда. Конференция была назначена на пять часов, а затем перенесена на более ранний час, чего я не знал. Прибыв туда в пять часов, в разгар споров о том, не фальшивка ли документ, и торопясь послать срочный отчет, я не имел времени навести точные справки. Каюсь! Но ведь эта мелочь абсолютно не имеет значения для определения достоверности документа. Зачем же писать о ней?
Никогда я не утверждал, что документ принадлежит г. Дон Левину. Наоборот, уже в первой статье, от 24 апреля, я точно указал, что документ "является собственностью Толстовского фонда".
Нигде я не упоминал о никого не интересующем гонораре, уплаченном журналом "Лайф". К чему же г. Дон Левин упоминает о нем в письме, направленном против меня? Упрек, почему я передал полностью письмо Д. Ю. Далина в номере
1 Русская мысль 1956. 12 июня. С. 4. -- Примеч. Ю. Ф.
"Лайф" от 14 мая, а письмо Дон Левина привел лишь кратко? Очень просто. Будучи ограничен размерами газетной статьи, я не передал даже очень интересной статьи американского писателя Бертрама Вольфа, помещенной рядом со статьей Далина в том же номере "Лайф" и также оспаривавшей достоверность документа. А из краткого письма Дон Левина в том же номере я привел самое главное: "Через неделю появится его книга, которая все разъяснит". К чему же мне было приводить напечатанные в том же номере очень краткие возражения Далину, уже раньше появлявшиеся в печати? Я и закончил свою статью логически вытекающими словами, не понравившимися Дон Левину: "Поживем, увидим, почитаем, напечатаем".
Г. Дон Левин пишет в письме, направленном против меня, о "племени так называемых русских экспертов". Как это понять? До сих пор я не знал, что уважаемые американские и русские публицисты, писатели, журналисты, историки, специально занимающиеся весь мир гнетущим русским вопросом, являются племенем. Каким? Какого происхождения? К слову сказать, я считаю и г. Дон Левина большим знатоком русского вопроса. Значит, и он входит в состав этого племени? Не плохо. В хорошей компании пусть будет "племя".
В заключение скажу, что охотно принимаю его предложение, высказанное в его письме в редакцию, поговорить с ним о разных вопросах. Но обращаю его внимание, что после опубликования знаменитой речи Хрущева перед съездом все шансы на признание документа достоверным исчезли: не будь он заведомой фальшивкой, наверно, Хрущев не упустил бы случая заклеймить своего покойного властелина и агентом Охранки.
Петр Ковалевский ЕЩЕ О РАЗОБЛАЧЕНИЯХ ЖУРНАЛА "ЛАЙФ"1
В июньском номере журнала "Восток и Запад" ("Эст е Уест"), издающегося в Париже, помещена очень интересная и обстоятельная статья по поводу "сенсационных разоблачений" журнала "Лайф" о службе Сталина в Охранном отделении.
В статье дается подробный анализ "документа", который приводится целиком в переводе. Р. Врага в письме в редакцию дает исчерпывающий очерк возникновения и дальнейшей судьбы фальшивки. Б. Суварин анализирует его с точки зрения его содержания, ссылаясь на множество документов и книг и
1 Русская мысль. 1956. 12 июня. С. 4. -- Примеч. Ю. Ф.
доказывая, бесспорно, невозможность существования "письма". Статья цитирует также мнения С. П. Мельгунова и А. Бай-калова. Заявления последнего особенно ценны, так как он после революции разбирал бумаги Охранного отделения в Красноярске.
Попутно журнал "Восток и Запад" указывает еще на ряд менее сенсационных разоблачений и фальшивых цитат, которые, как многие никогда не произнесенные "исторические слова", вошли в обиход, хотя явно были созданы с целью рекламы.
Восстанавливая истину, журнал "Восток и Запад" оказывает большую услугу будущим историкам.
Е. Л. Янковский
0 ПОДЛИННОСТИ СТАЛИНСКОГО ДОКУМЕНТА1
Многоуважаемый Марк Ефимович!
В связи с полемикой по поводу подлинности сталинского документа, в которой неоднократно указывалось, что как министерство внутренних дел, так и Департамент полиции пользовались положением о письмоводстве военного ведомства, позвольте мне, как бывшему полковому адъютанту мирного времени, по долгу службы знакомому с письмоводством военного ведомства, уточнить некоторые положения.
Не собираясь доказывать подлинность или фальшивку данного документа, я хочу лишь пояснить характер и общий вид бумаг, установленных Положением о письмоводстве военного ведомства.
Помимо приказов, приказаний и служебных записок, не имеющих никакого отношения к данному случаю (документов совершенно особой формы), существовали еще: предписание (своего рода индивидуальный приказ) начальника подчиненному; сношение -- переписка равного с равным, и рапорт -- донесение младшего -- старшему. Вид всех этих бумаг был следующий. В левом верхнем углу -- бланк. По верхнему краю бумаги -- кому таковая адресована, и внизу -- подпись.
В зависимости от сути бумаги, бланк мог быть 1) учреждения (штаб... дивизии), тогда перед подписью фамилии ставилась должность и чин пишущего. 2) Должностной бланк (командир... полка). В этом случае при подписи указывался лишь чин. И, наконец, 3) именной бланк (командующий... ротой, шт. капитан... ), с подписью чина и фамилии.
1 Новое русское слово. 1956. 13 июня. С. 4. -- Примеч. Ю. Ф.
Таковые же указания о Положении о письмоводстве были и в отношении адреса по верхнему краю бумаги, т. е. бумага адресовалась или учреждению, или определенному должностному лицу, иногда даже и с указанием чина и фамилии адресата, что обозначало, что данная бумага направлена для исполнения определенному лицу (а не его заместителю), каковой и может только вскрыть ее, в особенности же когда наверху стояла надпись: "не подлежит оглашению", "секретно" или "в собственные руки".
Помимо вышеуказанного вида бумаг существовали еще и официальные письма, каковые начинались -- Милостивый Государь, чин, имя и отчество. В этих случаях адрес ставился в левом нижнем углу, на уровне конца письма, в каковом указывались должность, чин и фамилия адресата. Официальные письма подписывались с абзацем: Примите уверение в совершенном почтении... и фамилия.
Эти правила письмоводства существовали до 1910 года, когда было введено новое Высочайше утвержденное положение, более упрощенное, главным образом, в смысле экономии бумаги и упрощения высокопарности выражений. Согласно этому положению, при направлении официального письма равного к равному или младшему установлено было выражение "уважающий Вас" -- вместо, "примите уверение... " Когда же письмо адресовалось старшему, к выражению -"уважающий Вас" добавлялось еще "покорный слуга".
В заключение, помня мудрую народную пословицу "не ошибается лишь тот, кто ничего не делает", могли быть ошибки и халатности в переписке с низшими инстанциями. В виде иллюстрации могу привести известный мне случай, когда в рапорте, даже на Высочайшее Имя, было как-то раз допущено небольшое отступление, которое прошло незамеченным. В конце 1912 или в начале 1913 года, т. е. на третьем году действия нового Высочайше утвержденного положения, было подано на подпись начальнику официальное письмо с установленным в Положении выражением "уважающий Вас". Старому служаке эта форма выражения показалась малопочтительной, и он приказал, вопреки правилам, переделать подпись по старому, уже отмененному положению: Примите уверение и т. д.
Все это, как мне кажется, лишний раз доказывает, что правила о письмоводстве не могут являться окончательным критерием при выяснении подлинности сталинского документа.
Исаак Дон Левин СТАЛИН КАК ПОЛИЦЕЙСКИЙ ШПИОН1
Учитывая возрастающий поток публикуемой о Сталине полемической литературы, открытое обсуждение вопроса о связях Сталина с царской тайной полицией назрело уже давно. Если я помог ускорить это обсуждение путем публикации в "Лайфе", наряду с важными разоблачениями Александра Орлова, вводной главы моей книги "Величайший секрет Сталина", я могу только приветствовать появление в "Нью лидере" 20 августа рецензии Григория Аронсона. Однако я возражаю против применяемой им методологии. Эта методология станет очевидной по мере того, как я пункт за пунктом буду рассматривать его анализ имеющего решающее значение документа Еремина, характеризующего Сталина как полицейского агента.
1. Когда документ был впервые опубликован, заявляет
Аронсон, Бертрам Д. Вольф в письме в "Лайф" категорически
объявил его подделкой. Вот что Вольф действительно написал
в "Лайф" 14 мая:
"Вы сделали большое дело, опубликовав статью Орлова и связанный с прошлым Сталина документ с комментариями Левина, и они теперь смогут стать предметом дальнейшей проверки... В 1952 году ко мне за консультацией обращался чиновник-эксперт по России из Госдепартамента США по поводу документа, являющегося, кажется, тем самым, который Вы теперь опубликовали. Мы пришли к заключению, что обвинение представляется правдоподобным, но труднодоказуемым... Если документ Левина и нуждается в дальнейшей проверке, то статья Орлова вполне убедительна".
"Борис Суварин, биограф Сталина, подверг документ
тщательному анализу", -- заявляет Аронсон. Вот как выглядит
тщательный анализ Суварина. Статья в "Лайфе" была опуб
ликована в номере от 23 апреля. Суваринская публикация в
парижском издании "Запад и Восток" спешно пошла в печать
1 мая с таким заявлением: "Этот псевдодокумент был пред
ставлен четыре года назад Б. Суварину, который тотчас и
категорически объявил его фальшивкой". В то же время Су
варин охарактеризовал статью Орлова как "набор нелепостей".
Аронсон заявил, что пропуск приставки "Санкт" в пись
ме Еремина был немыслим в 1913 году. Он впервые отметил
это в выходящей на русском языке газете "Новое русское сло
во", на что исключительно хорошо информированный коррес
пондент А. Михайловский ответил в номере от 6 мая, что
1 Пер. с англ. Опубл. в "New Leader", 1 октября 1956, с. 26--28. -- Примеч.. Ю. Ф.
некоторые лица не соблюдали эту формальность в письмах, не представляющих большой важности. Такого же мнения придерживаются многие царские офицеры, утверждающие, что слово "Петербург" часто применялось в неформальной официальной переписке.
Аронсон пишет: "Сталин упоминается не только его по
длинным именем -- Джугашвили, но также псевдонимом -
Сталин, хотя он принял его только недавно, что не было ши
роко известно". Это одно из самых серьезных возражений про
тив документа, датированного 12 июля 1913 года. Действи
тельно, фамилия Сталин впервые появилась в печати в газете
"Правда" 1 декабря 1912 года под статьей за подписью
"К. Сталин", причем "К. " означало "Коба". В то же время
подпись "К. Ст. " появилась в "Социал-демократе" 25 мая 1910
года. "Правда" опубликовала также статью с продолжениями
в трех номерах -- 19, 24 и 25 октября 1912 года.
По словам Аронсона, Охранка называла своих осведо
мителей "секретными сотрудниками", а не "агентами", т. е.
тем термином, который используется в письме Еремина. В до
несении от 20 августа 1913 года, направленном из департа
мента полиции генерал-губернатору Финляндии относительно
предотвращения контрабанды оружия (документ можно про
верить), говорится следующее: "В связи с обнаружением и сле
жением за контрабандой в распоряжение офицера было
придано 20 секретных агентов".
"Сталин подается как член Центрального комитета пар
тии, не уточняя какой партии", -- отмечает Аронсон. Отчасти
верно, но на документе есть запись "по С-Д. " (по социал-де
мократам). Кроме того, сама фамилия Сталина и известная
принадлежность к партии помогли бы определить Централь
ный комитет.
Документ, заявляет Аронсон, "был якобы послан в Ени
сейское отделение Охранки. Есть все основания, однако, счи
тать, что Охранка не имела отделения в Енисейске". Какие
на этот счет есть факты?
25 апреля газета Аронсона "Новое русское слово" опубликовала письмо вышеупомянутого Михайловского. В письме говорилось: "В городе Енисейске было Охранное отделение. Оно ведало делами нескольких уездов в бассейне реки Енисей".
30 апреля "Новое русское слово" поместило письмо В. И. Максимовича, заявившего:
"Енисейский уезд и прилегающий к нему Туруханский край были местом ссылки в административном порядке. Для распределения и наблюдения за ссыльным элементом в гор. Енисейске существовало Охранное отделение, во главе которого стоял ротмистр Железняков (ему адресовано письмо Ере
мина. -- И. Л. ). С ним я был лично знаком в продолжение нескольких лет. Последний раз я видел его в начале 1914 г. Дальнейшая судьба его мне неизвестна".
В одном из больших городов Канады живет сегодня бывший высший офицер Охранки В. С, служивший в 1912--1913 гг. в Енисейской губернии. Цитирую по его многочисленным письменным свидетельствам, находящимся в моем распоряжении: "В существовавшем Енисейском Охранном отделении было два штаба, возглавлявшихся жандармскими капитанами, и располагавшихся в Енисейске, а также в Красноярске, где я служил в 1912 и 1913 годах... Лично мне известные местные секции Охранного отделения находились в Ашхабаде, Красноярске, Енисейске, Никольск-Уссурийске. Они состояли из одного офицера в ранге капитана и одного чиновника. Эти небольшие отделения были введены недавно... Я знал всех офицеров жандармерии Енисейской губернии 1912--13 гг. персонально и поддерживал постоянную связь с ними... "
Мой корреспондент известен многим как человек с хорошей репутацией, и он готов представить свое конфиденциальное свидетельство любому беспристрастному расследованию.
Последним авторитетом Аронсона является А. Байкалов, который спешно направил из Лондона в "Новое русское слово" материал, даже не ознакомившись со статьями в журнале "Лайф", а основав этот материал на информации, полученной из Нью-Йорка из вторых рук. Его и цитирует Аронсон. Байкалов, в частности, категорически заявил, что "в г. Енисейске никакой Охранки никогда не было".
Обратимся теперь к Борису Николаевскому, хорошо известному читателям "Нью лидера", который также сомневается в подлинности документа Еремина. Находившийся в ссылке в Сибири Николаевский прибыл в Енисейск через пару дней после падения царского режима и был немедленно избран председателем Комитета общественной безопасности. Когда я сказал ему, что узнал о том, что жандармский полковник Руссиянов привез в Китай письмо Еремина из архивов сибирской Охранки, Николаевский заявил:
Николай Веселаго ЕРЕМИНСКИЙ ДОКУМЕНТ ВЫЗЫВАЕТ СОМНЕНИЯ1
Многоуважаемый господин главный редактор!
За последнее время появился ряд статей и заметок, посвященных вопросу, является ли письмо заведывавшего Особым отделом Департамента полиции, фотокопия коего помещена в
1 Новое русское слово. 1956. 10 июня. С. 7. -- Примеч. Ю Ф.
Вашей газете от 19 апреля и в журнале "Лайф" от 23 апреля, подлинным документом.
Я совершенно согласен с Вами, что пользование сомнительными документами может принести больше вреда, чем пользы, не говоря уже о том, что этот документ опубликовывается теперь, в тот момент, когда в Советском Союзе началось развенчание Сталина, а не был объявлен ранее, когда были еще живы лица, которые могли многое подтвердить или опровергнуть.
В то время, к которому относится этот документ, я служил в Департаменте полиции и скажу откровенно, что это письмо вызывает во мне большие сомнения.
Департамент полиции был в министерстве как бы центром всей работы, как политической, так и уголовной в Империи.
Департамент полиции был разделен на определенное число делопроизводств. Кроме того, в Департаменте полиции был секретариат, главный архив, имевший особо секретный отдел, и журнальная часть, через которую проходила без исключения вся почта Департамента, через главные входящий и исходящий журналы. А затем -- Особый отдел, как центр всей работы губернских жандармских отделений, Охранных отделений, розыскных и пропускных пунктов и крепостных жандармских команд.
Это было особо секретное отделение, в которое обычным служащим Департамента полиции доступа не было, а все справки делались через специального дежурного чиновника Особого отдела и то только письменно. Во главе Особого отдела был в то время Отдельного Корпуса жандармов полковник Еремин, человек строгий, требовательный и большой формалист. Просто невозможно даже предположить, чтобы он выпустил из Особого отдела подобное письмо. Каждому, кто хоть немного знаком с системой письмоводства в Департаменте полиции, это совершенно ясно.
Самая стилистика письма вызывает сомнения. Полковник пишет ротмистру, связанному с ним служебными взаимоотношениями, при чем тут Милостивый Государь? И почему подписано Еремин, а не полковник Еремин, как делал он обычно при служебных сношениях с жандармскими учреждениями. В то время в деловой переписке так обращались лишь к лицам, не имеющим чина и не занимающим никакого служебного положения.
Адресовка с левой стороны вообще неправильна. В Департаменте полиции так писали только лицам старшим по положению, с соответствующим титулованием и указанием положения и чина.
В данном случае адресовка должна была быть наверху: Начальнику Енисейского Охранного отделения ротмистру тако
му-то. Ведь это письмо служебного характера от старшего к младшему.
Теперь концовка -- в частной жизни у нас было принято закачивать официальные письма: "Примите уверения в уважении и совершенной преданности", а что касается "почтения", это было лишь в торговом мире, а для казенного учреждения это просто недопустимо.
Почему вообще написано это письмо, когда в нем ясно сказано, что Сталин был агентом С. -Петербургского Охранного отделения и, следовательно, вся переписка должна была исходить от этого отделения, -- так как вообще технической стороной высылки никогда не ведал Особый отдел?
Одновременно с высылаемым лицом все необходимые сведения посылались тому учреждению, в распоряжение которого направлялось данное лицо.
Почему в этом письме упомянут Джугашвили-Сталин, а не Джугашвили, он же Коба, что было бы правдоподобнее?
Что касается Сталина, то, независимо от письма Еремина, он, безусловно, был секретным сотрудником. Но благодаря его двойственной игре был разоблачен и выслан в Туруханский край.
Между прочим, секретные сотрудники у нас были, и меня крайне удивляет, что в письме Еремина он назван агентом -- так назывались лишь штатные сотрудники.
Если мне память не изменяет, в то время в Енисейске был розыскной пункт, но утверждать этого я не могу, так как 43 года слишком большой срок, чтобы помнить это.
Судя по фотокопии, это письмо прошло через исходящий журнал под номером 2898, что не соответствует самой работе Особого отдела, из которого ежедневно исходило не менее 50 номеров, большинство, или даже почти все, секретные, а это была вторая половина года.
В распоряжении Чрезвычайной следственной комиссии при Временном правительстве, конечно, был весь секретный архив Особого отделения Департамента полиции, но Сталин в то время был слишком незначительным лицом для того, чтобы им особенно интересовались.
Полковник Еремин был потом произведен в генерал-майоры и был начальником Финляндского жандармского управления, но в пятницу 12 июля 1913 года он еще находился в Особом отделе Департамента полиции. Это время связано с одним моим личным делом, а потому память мне в этом изменить не может.
Но вот что еще интересно во всем этом вопросе: письмо датировано 12 июля, но письмо должно было в Департаменте полиции пройти через главный журнал, главный почтамт, куда
по разносной книге сдавалась вся почта, а особенно секретная, и почтовым поездом дойти до Красноярска, там перегрузиться на пароход, приняв во внимание, что это летнее время, быть вручено ротмистру Железнякову и после того получить входящий номер.
Было ли для этого достаточно одиннадцать дней? На этот вопрос может ответить только специалист.
А. Байкалов
БЫЛ ЛИ СТАЛИН АГЕНТОМ ОХРАНКИ?1 (письмо из Лондона)
Мое предыдущее письмо на эту тему, напечатанное в номере "Русской мысли" от 8 мая, судя по полученным мною письмам, заинтересовало как русские эмигрантские, так и некоторые иностранные круги, и это дает мне основание дополнить мое предыдущее сообщение некоторыми данными, которые я нашел с своем архиве.
Прежде всего -- небольшая поправка. Фамилия начальника Енисейского Губернского жандармского управления в 1913--1914 гг. была не Белов (или Беляев), как я писал, а полковник Иванов. Арестован он был ночью 3 марта [1917 г. ] на железнодорожном вокзале в г. Красноярске при возвращении из служебной поездки в г. Ачинск. Днем 3 марта я лично допрашивал его в помещении жандармского управления.
При занятии управления мы с В. Я. Гуревичем нашли в кабинете полковника Иванова нераспечатанную еще почту. В числе находившихся в конвертах бумаг было предписание Департамента полиции об аресте руководителей Енисейского союза потребительных обществ, включая и меня.
В следственную комиссию по разбору архива жандармского управления входили член партии социалистов-революционеров Е. Е. Колосов, впоследствии член Учредительного собрания, и г. Тугаринов, беспартийный хранитель Красноярского краеведческого музея. Фамилий других членов комиссии я в своих бумагах не нашел. Во всяком случае, персональный состав комиссии был таков, что полная добросовестность ее была вне сомнений.
В числе названных жандармскими офицерами и обнаруженных комиссией агентов Охранки только двое были сравнительно крупными жандармскими сотрудниками. Остальные были рабочими и служащими красноярских железнодорожных
1 Русская мысль. 1956. 12 июня. -- Примеч. Ю. Ф.
мастерских, которые не могли давать жандармам сколько-нибудь ценных для целей разведки сведений.
Одним из видных агентов был некто Базаров, в прошлом член партии социалистов-революционеров, отбывавший по приговору суда ссылку на поселение в Сибири по какому-то политическому процессу. Он служил конторщиком в Енисейском союзе потребительских обществ и потому имел возможность "освещать" деятельность руководящих работников союза. Приказ Департамента полиции об аресте кооператоров был дан на основании тех сведений, которые Базаров представлял ведавшему розыскным отделом ротмистру Оболенскому.
Другой агент, машинист Красноярского паровозного депо, был птицей весьма высокого полета. К сожалению, фамилию я его забыл и в своих бумагах не нашел.
Из доставленных мне, как общественному обвинителю, материалов я узнал, что сей милостивый государь присутствовал на созванной Лениным летом 1913 года в деревне близ Зако-пане (Галиция) конференции Центрального комитета большевистской партии в качестве представителя сибирского областного комитета партии. Удостоверяющие его личность и полномочия документы были весьма искусно подделаны специалистами Департамента полиции. Как известно, из 22 большевиков, присутствовавших на этой конференции, пятеро, включая члена 4-й Государственной думы Малиновского, были агентами Охранки.
Найденные в архиве Енисейского жандармского управления документы по делу этого незаурядного полицейского агента представляли большой интерес. В числе их были копии подробных донесений, которые он посылал в Департамент полиции с конференции и после нее. В мельчайших деталях передавались не только произносившиеся на конференции речи и принятые решения, но также и отчеты о встречах и разговорах агента с Лениным и другими большевистскими вожаками. Часть этих документов была опубликована в одной из выходивших в Красноярске газет, а потом, если не ошибаюсь, воспроизведена в изданном в Москве в начале 20-х годов сборнике под заглавием "Большевики по документам московской Охранки".
На судебном разбирательстве дела этого агента было установлено, что в 1911 г. он предал жандармам группу большевиков, пытавшихся организовать в Красноярске подпольный комитет партии. Арестованные по этому делу лица были преданы суду и приговорены к нескольким годам каторги.
Агент Охранки был приговорен общественным судом к трехмесячному тюремному заключению. Он вышел из тюрьмы в начале ноября 1917 г. Что с ним сталось потом, я не знаю, ибо в марте 1918 г. уехал из Красноярска за границу.
Факт обнаружения в архиве Енисейского жандармского управления указанных документов (они датированы были 1913 г. ) свидетельствует, с какой тщательностью провела свою работу следственная комиссия. Если бы она нашла какие-либо компрометирующие Сталина или другое лицо документы, она бы их никогда не скрыла, особенно от меня, официального общественного обвинителя по делам агентов Охранки.
И с Е. Е. Колосовым, и с Тугариновым я был очень хорошо знаком и часто беседовал с ними об обнаруженных в жандармских архивах шпионских историях. О Сталине ни тот, ни другой не обмолвились ни одним словом. Это я утверждаю категорически.
Возможность похищения жандармских документов может почитаться исключенной. В первые дни Февральской революции жандармское управление было под военной Охраной, а потом архив был перевезен в помещение Красноярского музея, где за его сохранностью смотрел хранитель музея.
А. Жерби ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ1
Не откажите в любезности напечатать ответ на письмо г. И. Дон Левина в номере от 31 мая по поводу моих статей о пресловутом "Ереминском" документе.
Охотно признаю ошибку, допущенную мной в статье от 24 апреля: не документ был передан г. Дон Левиным А. Л. Толстой для предъявления его на конференции печати 18 апреля, а его фотостат, тогда как сам документ давно находится в сейфе Толстовского фонда. Конференция была назначена на пять часов, а затем перенесена на более ранний час, чего я не знал. Прибыв туда в пять часов, в разгар споров о том, не фальшивка ли документ, и торопясь послать срочный отчет, я не имел времени навести точные справки. Каюсь! Но ведь эта мелочь абсолютно не имеет значения для определения достоверности документа. Зачем же писать о ней?
Никогда я не утверждал, что документ принадлежит г. Дон Левину. Наоборот, уже в первой статье, от 24 апреля, я точно указал, что документ "является собственностью Толстовского фонда".
Нигде я не упоминал о никого не интересующем гонораре, уплаченном журналом "Лайф". К чему же г. Дон Левин упоминает о нем в письме, направленном против меня? Упрек, почему я передал полностью письмо Д. Ю. Далина в номере
1 Русская мысль 1956. 12 июня. С. 4. -- Примеч. Ю. Ф.
"Лайф" от 14 мая, а письмо Дон Левина привел лишь кратко? Очень просто. Будучи ограничен размерами газетной статьи, я не передал даже очень интересной статьи американского писателя Бертрама Вольфа, помещенной рядом со статьей Далина в том же номере "Лайф" и также оспаривавшей достоверность документа. А из краткого письма Дон Левина в том же номере я привел самое главное: "Через неделю появится его книга, которая все разъяснит". К чему же мне было приводить напечатанные в том же номере очень краткие возражения Далину, уже раньше появлявшиеся в печати? Я и закончил свою статью логически вытекающими словами, не понравившимися Дон Левину: "Поживем, увидим, почитаем, напечатаем".
Г. Дон Левин пишет в письме, направленном против меня, о "племени так называемых русских экспертов". Как это понять? До сих пор я не знал, что уважаемые американские и русские публицисты, писатели, журналисты, историки, специально занимающиеся весь мир гнетущим русским вопросом, являются племенем. Каким? Какого происхождения? К слову сказать, я считаю и г. Дон Левина большим знатоком русского вопроса. Значит, и он входит в состав этого племени? Не плохо. В хорошей компании пусть будет "племя".
В заключение скажу, что охотно принимаю его предложение, высказанное в его письме в редакцию, поговорить с ним о разных вопросах. Но обращаю его внимание, что после опубликования знаменитой речи Хрущева перед съездом все шансы на признание документа достоверным исчезли: не будь он заведомой фальшивкой, наверно, Хрущев не упустил бы случая заклеймить своего покойного властелина и агентом Охранки.
Петр Ковалевский ЕЩЕ О РАЗОБЛАЧЕНИЯХ ЖУРНАЛА "ЛАЙФ"1
В июньском номере журнала "Восток и Запад" ("Эст е Уест"), издающегося в Париже, помещена очень интересная и обстоятельная статья по поводу "сенсационных разоблачений" журнала "Лайф" о службе Сталина в Охранном отделении.
В статье дается подробный анализ "документа", который приводится целиком в переводе. Р. Врага в письме в редакцию дает исчерпывающий очерк возникновения и дальнейшей судьбы фальшивки. Б. Суварин анализирует его с точки зрения его содержания, ссылаясь на множество документов и книг и
1 Русская мысль. 1956. 12 июня. С. 4. -- Примеч. Ю. Ф.
доказывая, бесспорно, невозможность существования "письма". Статья цитирует также мнения С. П. Мельгунова и А. Бай-калова. Заявления последнего особенно ценны, так как он после революции разбирал бумаги Охранного отделения в Красноярске.
Попутно журнал "Восток и Запад" указывает еще на ряд менее сенсационных разоблачений и фальшивых цитат, которые, как многие никогда не произнесенные "исторические слова", вошли в обиход, хотя явно были созданы с целью рекламы.
Восстанавливая истину, журнал "Восток и Запад" оказывает большую услугу будущим историкам.
Е. Л. Янковский
0 ПОДЛИННОСТИ СТАЛИНСКОГО ДОКУМЕНТА1
Многоуважаемый Марк Ефимович!
В связи с полемикой по поводу подлинности сталинского документа, в которой неоднократно указывалось, что как министерство внутренних дел, так и Департамент полиции пользовались положением о письмоводстве военного ведомства, позвольте мне, как бывшему полковому адъютанту мирного времени, по долгу службы знакомому с письмоводством военного ведомства, уточнить некоторые положения.
Не собираясь доказывать подлинность или фальшивку данного документа, я хочу лишь пояснить характер и общий вид бумаг, установленных Положением о письмоводстве военного ведомства.
Помимо приказов, приказаний и служебных записок, не имеющих никакого отношения к данному случаю (документов совершенно особой формы), существовали еще: предписание (своего рода индивидуальный приказ) начальника подчиненному; сношение -- переписка равного с равным, и рапорт -- донесение младшего -- старшему. Вид всех этих бумаг был следующий. В левом верхнем углу -- бланк. По верхнему краю бумаги -- кому таковая адресована, и внизу -- подпись.
В зависимости от сути бумаги, бланк мог быть 1) учреждения (штаб... дивизии), тогда перед подписью фамилии ставилась должность и чин пишущего. 2) Должностной бланк (командир... полка). В этом случае при подписи указывался лишь чин. И, наконец, 3) именной бланк (командующий... ротой, шт. капитан... ), с подписью чина и фамилии.
1 Новое русское слово. 1956. 13 июня. С. 4. -- Примеч. Ю. Ф.
Таковые же указания о Положении о письмоводстве были и в отношении адреса по верхнему краю бумаги, т. е. бумага адресовалась или учреждению, или определенному должностному лицу, иногда даже и с указанием чина и фамилии адресата, что обозначало, что данная бумага направлена для исполнения определенному лицу (а не его заместителю), каковой и может только вскрыть ее, в особенности же когда наверху стояла надпись: "не подлежит оглашению", "секретно" или "в собственные руки".
Помимо вышеуказанного вида бумаг существовали еще и официальные письма, каковые начинались -- Милостивый Государь, чин, имя и отчество. В этих случаях адрес ставился в левом нижнем углу, на уровне конца письма, в каковом указывались должность, чин и фамилия адресата. Официальные письма подписывались с абзацем: Примите уверение в совершенном почтении... и фамилия.
Эти правила письмоводства существовали до 1910 года, когда было введено новое Высочайше утвержденное положение, более упрощенное, главным образом, в смысле экономии бумаги и упрощения высокопарности выражений. Согласно этому положению, при направлении официального письма равного к равному или младшему установлено было выражение "уважающий Вас" -- вместо, "примите уверение... " Когда же письмо адресовалось старшему, к выражению -"уважающий Вас" добавлялось еще "покорный слуга".
В заключение, помня мудрую народную пословицу "не ошибается лишь тот, кто ничего не делает", могли быть ошибки и халатности в переписке с низшими инстанциями. В виде иллюстрации могу привести известный мне случай, когда в рапорте, даже на Высочайшее Имя, было как-то раз допущено небольшое отступление, которое прошло незамеченным. В конце 1912 или в начале 1913 года, т. е. на третьем году действия нового Высочайше утвержденного положения, было подано на подпись начальнику официальное письмо с установленным в Положении выражением "уважающий Вас". Старому служаке эта форма выражения показалась малопочтительной, и он приказал, вопреки правилам, переделать подпись по старому, уже отмененному положению: Примите уверение и т. д.
Все это, как мне кажется, лишний раз доказывает, что правила о письмоводстве не могут являться окончательным критерием при выяснении подлинности сталинского документа.
Исаак Дон Левин СТАЛИН КАК ПОЛИЦЕЙСКИЙ ШПИОН1
Учитывая возрастающий поток публикуемой о Сталине полемической литературы, открытое обсуждение вопроса о связях Сталина с царской тайной полицией назрело уже давно. Если я помог ускорить это обсуждение путем публикации в "Лайфе", наряду с важными разоблачениями Александра Орлова, вводной главы моей книги "Величайший секрет Сталина", я могу только приветствовать появление в "Нью лидере" 20 августа рецензии Григория Аронсона. Однако я возражаю против применяемой им методологии. Эта методология станет очевидной по мере того, как я пункт за пунктом буду рассматривать его анализ имеющего решающее значение документа Еремина, характеризующего Сталина как полицейского агента.
1. Когда документ был впервые опубликован, заявляет
Аронсон, Бертрам Д. Вольф в письме в "Лайф" категорически
объявил его подделкой. Вот что Вольф действительно написал
в "Лайф" 14 мая:
"Вы сделали большое дело, опубликовав статью Орлова и связанный с прошлым Сталина документ с комментариями Левина, и они теперь смогут стать предметом дальнейшей проверки... В 1952 году ко мне за консультацией обращался чиновник-эксперт по России из Госдепартамента США по поводу документа, являющегося, кажется, тем самым, который Вы теперь опубликовали. Мы пришли к заключению, что обвинение представляется правдоподобным, но труднодоказуемым... Если документ Левина и нуждается в дальнейшей проверке, то статья Орлова вполне убедительна".
"Борис Суварин, биограф Сталина, подверг документ
тщательному анализу", -- заявляет Аронсон. Вот как выглядит
тщательный анализ Суварина. Статья в "Лайфе" была опуб
ликована в номере от 23 апреля. Суваринская публикация в
парижском издании "Запад и Восток" спешно пошла в печать
1 мая с таким заявлением: "Этот псевдодокумент был пред
ставлен четыре года назад Б. Суварину, который тотчас и
категорически объявил его фальшивкой". В то же время Су
варин охарактеризовал статью Орлова как "набор нелепостей".
Аронсон заявил, что пропуск приставки "Санкт" в пись
ме Еремина был немыслим в 1913 году. Он впервые отметил
это в выходящей на русском языке газете "Новое русское сло
во", на что исключительно хорошо информированный коррес
пондент А. Михайловский ответил в номере от 6 мая, что
1 Пер. с англ. Опубл. в "New Leader", 1 октября 1956, с. 26--28. -- Примеч.. Ю. Ф.
некоторые лица не соблюдали эту формальность в письмах, не представляющих большой важности. Такого же мнения придерживаются многие царские офицеры, утверждающие, что слово "Петербург" часто применялось в неформальной официальной переписке.
Аронсон пишет: "Сталин упоминается не только его по
длинным именем -- Джугашвили, но также псевдонимом -
Сталин, хотя он принял его только недавно, что не было ши
роко известно". Это одно из самых серьезных возражений про
тив документа, датированного 12 июля 1913 года. Действи
тельно, фамилия Сталин впервые появилась в печати в газете
"Правда" 1 декабря 1912 года под статьей за подписью
"К. Сталин", причем "К. " означало "Коба". В то же время
подпись "К. Ст. " появилась в "Социал-демократе" 25 мая 1910
года. "Правда" опубликовала также статью с продолжениями
в трех номерах -- 19, 24 и 25 октября 1912 года.
По словам Аронсона, Охранка называла своих осведо
мителей "секретными сотрудниками", а не "агентами", т. е.
тем термином, который используется в письме Еремина. В до
несении от 20 августа 1913 года, направленном из департа
мента полиции генерал-губернатору Финляндии относительно
предотвращения контрабанды оружия (документ можно про
верить), говорится следующее: "В связи с обнаружением и сле
жением за контрабандой в распоряжение офицера было
придано 20 секретных агентов".
"Сталин подается как член Центрального комитета пар
тии, не уточняя какой партии", -- отмечает Аронсон. Отчасти
верно, но на документе есть запись "по С-Д. " (по социал-де
мократам). Кроме того, сама фамилия Сталина и известная
принадлежность к партии помогли бы определить Централь
ный комитет.
Документ, заявляет Аронсон, "был якобы послан в Ени
сейское отделение Охранки. Есть все основания, однако, счи
тать, что Охранка не имела отделения в Енисейске". Какие
на этот счет есть факты?
25 апреля газета Аронсона "Новое русское слово" опубликовала письмо вышеупомянутого Михайловского. В письме говорилось: "В городе Енисейске было Охранное отделение. Оно ведало делами нескольких уездов в бассейне реки Енисей".
30 апреля "Новое русское слово" поместило письмо В. И. Максимовича, заявившего:
"Енисейский уезд и прилегающий к нему Туруханский край были местом ссылки в административном порядке. Для распределения и наблюдения за ссыльным элементом в гор. Енисейске существовало Охранное отделение, во главе которого стоял ротмистр Железняков (ему адресовано письмо Ере
мина. -- И. Л. ). С ним я был лично знаком в продолжение нескольких лет. Последний раз я видел его в начале 1914 г. Дальнейшая судьба его мне неизвестна".
В одном из больших городов Канады живет сегодня бывший высший офицер Охранки В. С, служивший в 1912--1913 гг. в Енисейской губернии. Цитирую по его многочисленным письменным свидетельствам, находящимся в моем распоряжении: "В существовавшем Енисейском Охранном отделении было два штаба, возглавлявшихся жандармскими капитанами, и располагавшихся в Енисейске, а также в Красноярске, где я служил в 1912 и 1913 годах... Лично мне известные местные секции Охранного отделения находились в Ашхабаде, Красноярске, Енисейске, Никольск-Уссурийске. Они состояли из одного офицера в ранге капитана и одного чиновника. Эти небольшие отделения были введены недавно... Я знал всех офицеров жандармерии Енисейской губернии 1912--13 гг. персонально и поддерживал постоянную связь с ними... "
Мой корреспондент известен многим как человек с хорошей репутацией, и он готов представить свое конфиденциальное свидетельство любому беспристрастному расследованию.
Последним авторитетом Аронсона является А. Байкалов, который спешно направил из Лондона в "Новое русское слово" материал, даже не ознакомившись со статьями в журнале "Лайф", а основав этот материал на информации, полученной из Нью-Йорка из вторых рук. Его и цитирует Аронсон. Байкалов, в частности, категорически заявил, что "в г. Енисейске никакой Охранки никогда не было".
Обратимся теперь к Борису Николаевскому, хорошо известному читателям "Нью лидера", который также сомневается в подлинности документа Еремина. Находившийся в ссылке в Сибири Николаевский прибыл в Енисейск через пару дней после падения царского режима и был немедленно избран председателем Комитета общественной безопасности. Когда я сказал ему, что узнал о том, что жандармский полковник Руссиянов привез в Китай письмо Еремина из архивов сибирской Охранки, Николаевский заявил: