Берроуз Эдгар Райс. Тарзан (Сборник рассказов)

   — Я не намерен оставлять белую женщину, — сказал Китембо. — Она пойдет со мной.
   И только теперь белые впервые поняли, что вожди окружили их и взяли на прицел.
   Во время разговора Китембо подошел ближе к Звереву, рядом с которым стояла Зора Дрынова, и теперь чернокожий вождь протянул руку и схватил девушку за запястье.
   — Пошли! — сказал он, и в тот же миг что-то пропело над их головами, и Китембо, вождь племени базембо, схватился за стрелу, вонзившуюся в его грудь.
   — Наверх не глядеть, — раздался голос в вышине. — Смотреть на землю, а кто поднимет глаза, тот умрет. Послушайте внимательно, что я вам скажу, черные люди. Расходитесь по домам, а белых оставьте здесь. Не трогайте их. Они принадлежат мне. Я все сказал.
   Выпучив глаза и дрожа, чернокожие вожди отшатнулись от белых, оставив Китембо корчиться на земле. Они поспешили через лагерь к своим товарищам, которые обезумели от ужаса, и прежде чем вождь племени базембо испустил дух, чернокожие туземцы похватали заранее распределенную меж собой поклажу и, толкаясь, поспешили выбраться на звериную тропу, которая вела из лагеря на запад.
   Белые в ошеломлении наблюдали за бегством воинов, храня молчание до тех пор, пока не скрылся последний чернокожий, и они остались одни.
   — Как вы полагаете, что имел в виду голос, говоря, что мы принадлежим ему? — хрипловато спросил Ивич.
   — Откуда мне знать, — проворчал Зверев.
   — Может, это привидение — людоед? — предположил, улыбнувшись, Ромеро.
   — Он нам так уже навредил, — сказал Зверев, — что мог бы на время оставить нас в покое.
   — Не такой уж он и злой, — произнесла Зора, — ведь он спас меня от Китембо.
   — Спас, чтобы самому попользоваться, — возразил Ивич.
   — Ерунда! — воскликнул Ромеро. — Намерение этого таинственного голоса столь же очевидно, как и тот факт, что это голос человека. Кто-то хочет расстроить планы нашей экспедиции, и я думаю, что Зверев был близок к истине вчера, когда сказал, что за этим стоят англичане или итальянцы, которые пытаются задержать нас, пока не соберут достаточно сил.
   — И это доказывает то, что я давно уже подозревал, — заявил Зверев. — Среди нас есть предатель и не один.
   Он многозначительно посмотрел на Ромеро.
   — Это означает лишь то, что сумасбродные идиотские теории всегда терпят крах на практике, — сказал Ромеро. — Вы полагали, что все негры Африки сбегутся под ваше знамя и сбросят всех иностранцев в океан. Теоретически вы, возможно, были правы, а на практике же вашу мечту, словно мыльный пузырь, разрушил один-единственный человек, знающий то, чего не знаете вы — психологию туземцев. Любая идиотская теория обречена на провал. Такова реальность.
   — Ты рассуждаешь, как предатель, — угрожающе произнес Ивич.
   — Ну и что вы сделаете? — спросил мексиканец. — Я по горло сыт всеми вами и вашим мерзким корыстным планом. Ни у тебя, ни у Зверева нет ни капли чести. Насчет Тони и сеньориты Дрыновой я склонен сомневаться, так как не могу представить себе, что они мошенники. Их ввели в заблуждение, как и меня, а обманули нас вы и вам подобные, морочащие головы миллионам людей.
   — Ты не единственный предатель среди нас, — вскричал Зверев, — и не один поплатишься за свою измену.
   — Ни к чему сейчас об этом, — сказал Мори. — Нас и так слишком мало. Если мы начнем выяснять отношения и убивать друг друга, то не выберемся из Африки живыми. А если вы убьете Мигеля, то вам придется убить и меня и я не уверен, что вам это удастся. Может, я убью вас.
   — Тони прав, — сказала девушка. — Давайте заключим перемирие, пока не выберемся к цивилизации.
   Итак, достигнув некоего вооруженного перемирия, все пятеро отправились на следующее утро назад в базовый лагерь, а тем временем Тарзан и его воины вазири, обогнав их на целый день пути, двигались кратчайшей дорогой к Опару.
   — Может, Лэ там и нет, — объяснил Тарзан Мувиро, — но я намерен наказать Оу и Дуза за их предательство и тем самым подготовить почву для безопасного возвращения верховной жрицы, если она еще жива.
   — А как насчет белых врагов, которые остались в джунглях? — поинтересовался Мувиро.
   — Никуда они не денутся, — ответил Тарзан. — Они слабы и плохо знают джунгли. Передвигаются медленно. Мы можем нагнать их в любой момент, когда захотим. Больше всего сейчас меня волнует Лэ, потому что она — друг, а те — всего лишь враги.
   Во многих милях от Тарзана предмет его дружеской заботы приближался к поляне в джунглях, — поляне, вырубленной человеком и предназначавшейся для стоянки многочисленного отряда, но сейчас несколько грубых хижин были заняты горсткой негров.
   Рядом с женщиной шел Уэйн Коулт, полностью восстановивший свои силы, а за ними по пятам — Джад-бал-джа, Золотой Лев.
   — Наконец-то мы нашли лагерь, — сказал Коулт. — Благодаря вам.
   — Да, но он покинут, — ответила Лэ. — Все ушли.
   — Нет, — возразил Коулт. — Вон там, справа, возле хижин сидят негры.
   — Очень хорошо, — сказала Лэ. — А теперь я должна покинуть вас.
   В ее голосе прозвучала нотка сожаления.
   — Не хочется прощаться, — сказал мужчина, — но я знаю, что ваше сердце далеко отсюда и что ваша доброта задержала ваше возвращение в Опар. При всем желании я не могу словами выразить мою благодарность, но думаю, вы понимаете, что у меня на душе.
   — Да, — ответила женщина, — и этого достаточно, чтобы знать, что я нашла себе друга, я, у которой так мало верных друзей.
   — Позвольте мне пойти с вами в Опар, — предложил Коулт. — Вас там поджидают враги, и моя скромная помощь может вам пригодиться.
   Лэ покачала головой.
   — Нет, это невозможно, — ответила она. — Кое-кто из моего народа стал относиться ко мне с недоверием и даже ненавистью из-за дружбы с человеком из другого мира. Если вы вернетесь со мной и поможете мне завладеть троном, это еще больше усилит их подозрительность. Если Джад-бал-джа и я не сможем добиться успеха вдвоем, то и втроем мы вряд ли способны на большее.
   — Но тогда хотя бы останьтесь на день, будьте моей гостьей, — попросил Коулт. — Правда, я не смогу предложить вам особого гостеприимства, — добавил он, грустно улыбаясь.
   — Нет, друг мой, — сказала она. — Я рискую остаться без Джад-бал-джа, а вы без негров. Боюсь, что им нельзя находиться вместе в одном лагере. До свидания, Уэйн Коулт. Но не говорите, что я иду одна. Со мной Джад-бал-джа.
   Лэ знала дорогу из базового лагеря в Опар, и Коулт глядел ей вслед с комком в горле, ибо прекрасная девушка и огромный лев казались ему воплощением красоты, силы и одиночества.
   Он со вздохом вернулся в лагерь и пошел к неграм, которые тем временем улеглись спать на полуденной жаре. Он разбудил их, и они опешили, так как участвовали в походе с побережья и немедленно его узнали. Давно считая Коулта погибшим, они сначала испугались, пока не убедились, что это действительно он, а не привидение.
   Со времени гибели Дорского у них не было хозяина, и они признались Коулту, что всерьез подумывали покинуть лагерь и пробираться домой, поскольку не в состоянии забыть те таинственные и сверхъестественные происшествия, свидетелями которых им довелось стать в этой чужой местности, где они чувствовали себя одинокими и беспомощными без руководства и защиты белого хозяина.

x x x

   Через равнину Опара к разрушенному городу шла девушка и лев, а позади них, на вершину скалы, с которой они спустились, поднялся мужчина и, глядя на равнину, заметил их вдали.
   За ним на скалистый утес вскарабкалась сотня воинов. Они окружили высокого человека, и тот показал пальцем и сказал: «Лэ!»
   — И Нума! — добавил Мувиро. — Странно, бвана, что он не нападает.
   — Он и не нападет, — ответил Тарзан. — Почему, не знаю, но уверен, что не нападет, потому что это Джад-бал-джа.
   — Глаза Тарзана, как глаза орла, — сказал Мувиро. — Мувиро видит только женщину и льва, а Тарзан видит Лэ и Джад-бал-джа.
   — Мне не нужны глаза, — сказал человек-обезьяна. — У меня есть нос.
   — У меня тоже есть нос, — возразил Мувиро, — но это лишь кусок плоти, торчащий на моем лице. Толку от него никакого.
   Тарзан улыбнулся.
   — В детстве тебе не приходилось полагаться на чутье, чтобы спасти свою жизнь или добыть пищу, — объяснил он, — а мне приходилось всегда, тогда и теперь. Пойдемте, дети мои. Лэ и Джад-бал-джа обрадуются, когда увидят нас.
   Джад-бал-джа первым уловил слабые звуки сзади. Он остановился и обернулся. Огромная голова его величественно поднялась, уши напряглись, кожа на носу наморщилась, чтобы помочь обонянию. Лев издал низкий рык. Лэ остановилась и поглядела назад, чтобы выяснить причину его недовольства.
   Увидев приближающуюся колонну, Лэ почувствовала, как сердце у нее сжалось. Даже Джад-бал-джа не смог бы защитить ее от такого количества врагов. Тогда она решила попытаться раньше их достигнуть города, но когда снова взглянула на разрушенные стены на краю долины, поняла, что это бесполезно. У нее не хватит сил пробежать такое расстояние, а среди этих черных воинов наверняка немало тренированных бегунов, которые с легкостью настигнут ее. Поэтому, покорившись судьбе, она стояла и ждала, между тем как Джад-бал-джа, пригнув голову и подрагивая хвостом, медленно двинулся навстречу людям, и по мере приближения, его злобное рычание перерастало в оглушительный рев, от которого дрожала земля. Так он пытался отвести опасность от своей любимой хозяйки.
   Но люди продолжали идти, и вдруг Лэ заметила, что шедший впереди человек был светлее остальных, и сердце ее затрепетало. А когда она узнала его, то на глаза дикарки, верховной жрицы Опара, навернулись слезы.
   — Это Тарзан! Джад-бал-джа, это Тарзан! — крикнула она, и ее прекрасные черты озарились светом великой любви.
   В тот же миг лев также, видимо, узнал своего хозяина, ибо его рычание стихло, глаза перестали сверкать, и, вскинув голову, он потрусил навстречу Тарзану и, словно большая собака, встал перед ним на задние лапы. Малыш Нкима с криком ужаса спрыгнул с плеча человека-обезьяны и, пронзительно визжа, задал стрекача назад, к Мувиро, так как нутром чуял, что Нума есть Нума. Положив громадные лапы на плечи Тарзана, Джад-бал-джа лизнул бронзовую щеку, а затем Тарзан отстранил его и быстро подошел к Лэ. Нкима же, чей страх уже улегся, неистово скакал на плече Мувиро, награждая льва множеством бранных кличек за пережитое волнение.
   — Наконец-то! — воскликнул Тарзан, глядя в глаза Лэ.
   — Наконец-то, — повторила девушка, — ты вернулся со своей охоты.
   — Я вернулся в тот же день, — ответил Тарзан, — но ты уже ушла.
   — Вернулся? — переспросила девушка.
   — Да, Лэ, — повторил он. — Я прошел долгий путь, прежде чем нашел добычу, но наконец добыл мясо и принес его тебе, а тебя уже не было, и дождь смыл твои следы, и хотя я искал тебя много дней, но найти не смог.
   — Знай я, что ты намерен вернуться, — произнесла она, — то дождалась бы тебя.
   — Тебе следовало бы знать, что я не оставляю друзей, — ответил Тарзан.
   — Лэ огорчена, — сказала она.
   — И в Опар ты с тех пор так и не возвращалась? — спросил он.
   — Мы с Джад-бал-джа как раз идем туда. Я долго плутала и лишь недавно нашла дорогу в Опар. А кроме того, мне встретился белый человек, который заблудился и был болен. Я оставалась с ним, пока у него не прошел жар и не восстановились силы, потому что думала, что он, наверное, друг Тарзана.
   — Как его имя? — спросил человек-обезьяна.
   — Уэйн Коулт, — ответила она. Человек-обезьяна улыбнулся.
   — Оценил ли он то, что ты сделала для него? — спросил Тарзан.
   — Да, он хотел пойти со мной в Опар и помочь мне вернуться на трон.
   — Значит, он тебе понравился, Лэ?
   — Очень понравился. Но совсем не так, как нравится мне Тарзан.
   Тарзан коснулся ее плеча, словно хотел погладить.
   — Верная Лэ! — пробормотал он, затем резко вскинул голову, словно желая прогнать грустные мысли, и повернулся лицом к Опару.
   — Пошли, — сказал он. — Королева возвращается на свой трон.
   Невидимые глаза Опара наблюдали за приближением колонны. Они узнали Лэ, Тарзана и вазири, а некоторые узнали Джад-бал-джа. Оу испугалась, Дуз задрожал, а юная Нао, которая ненавидела Оу, была почти счастлива, насколько может быть счастлив тот, у кого разбито сердце.
   Оу правила деспотически, а Дуз был слабовольным глупцом, которого никто уже не воспринимал всерьез. И сейчас среди руин пронесся шепот, который напугал бы Оу и Дуза, если бы они слышали его, и шепот распространился среди жриц и воинов-жрецов, вследствие чего, когда Тарзан и Джад-бал-джа провели вазири во двор храма, там не оказалось никого, кто оказал бы сопротивление. Вместо этого из темных арок галерей послышались голоса, молившие о пощаде и заверявшие в верности Лэ.
   Двинувшись дальше, они услышали в глубине храма внезапный взрыв шума. Высокие голоса прорывались громкими криками, затем наступила тишина. Когда же они вошли в тронный зал, стала очевидной и причина шума: в луже крови плавали трупы Оу и Дуза, а также нескольких жрецов и жриц, остававшихся им верными. Кроме трупов, в тронном зале никого не было.
   И тогда Лэ, верховная жрица Пламенеющего Бога, снова взошла на трон как королева Опара.
   В эту ночь Тарзан, Повелитель джунглей, снова ел из золотых тарелок Опара, а молодые девушки, готовившиеся в скором времени стать жрицами Пламенеющего Бога, подавали ему мясо и фрукты, а также вина, настолько старые, что никто из ныне живущих не знал, какой они выдержки и в каком забытом винограднике вызрели гроздья, из которых они были сделаны.
   Но подобные вещи мало занимали Тарзана, и он был рад, когда на следующий день смог сменить обстановку и повести воинов вазири через долину Опара к ограждавшим город скалам. На его бронзовом плече восседал Нкима, а рядом с человеком-обезьяной вышагивал золотой лев. Сзади строем маршировала сотня воинов вазири.

x x x

   Усталая и разочарованная, приближалась к базовому лагерю группа белых после долгого и утомительного перехода. Зверев и Ивич шли впереди, за ним следовала Зора Дрынова, а далеко позади бок о бок шагали Ромеро и Мори. В таком порядке они шли все эти долгие дни.
   Уэйн Коулт сидел в тени хижины, а негры лежали на земле неподалеку, когда показались Зверев и Ивич.
   Коулт поднялся и пошел им навстречу, и тут Зверев заметил его.
   — Проклятый предатель! — закричал он. — Сейчас я с тобой расправлюсь, даже если это будет последнее, что я сделаю на земле.
   С этими словами он выхватил револьвер и выстрелил в безоружного американца.
   Первый выстрел слегка задел бок Коулта, но второго выстрела Зверев сделать не успел, так как почти одновременно со звуком его выстрела раздался другой, и Питер Зверев, выронив оружие и схватившись за спину, зашатался на ногах, словно пьяный. Ивич обернулся.
   — Боже мой, Зора, что ты наделала? — вскричал он.
   — То, чего ждала двенадцать лет, — ответила девушка. — То, что хотела сделать, когда еще была почти ребенком.
   Уэйн Коулт подскочил и подхватил револьвер Зверева с земли, и тут же подбежали Ромеро и Мори.
   Зверев осел на землю и обвел людей бешеным взглядом.
   — Кто стрелял? — вопросительно прошептал он. — Я знаю, это сделала проклятая желтая обезьяна.
   — Это сделала я, — заявила Зора Дрынова.
   — Ты?! — выдохнул Зверев.
   Зора резко повернулась к Уэйну Коулту, словно он был здесь один.
   — Вам можно рассказать правду, — проговорила она. — Я не большевичка и никогда ею не была. Этот негодяй убил моего отца и мать, убил старшего брата и сестру. Мой отец был… Впрочем, неважно. Теперь он отомщен.
   Она гневно обратилась к Звереву:
   — Я могла бы много раз убить тебя за последние несколько лет, но я выжидала, поскольку хотела большего, чем твоя жизнь. Я хотела помочь сорвать гнусные планы, с которыми ты и тебе подобные стремятся разрушить счастье людей.
   Питер Зверев, сидя на земле, уставился на нее широко раскрытыми глазами, которые медленно стекленели. Вдруг он закашлялся, изо рта хлынула кровь, и он упал мертвым.
   Ромеро придвинулся вплотную к Ивичу и ткнул дулом револьвера в ребра русскому.
   — Бросай оружие, — приказал он. — Настал и твой черед.
   Ивич, побледнев, подчинился. Он увидел, как рушится его маленький мирок, и испугался.
   На противоположной стороне поляны, на опушке леса, возникла фигура, которой секунду назад там не было. Она появилась молча, как бы из воздуха. Первой человека заметила Зора Дрынова. Она удивленно вскрикнула, признав его, и когда остальные обратили взгляды в ту же сторону, то увидели шедшего к ним бронзовотелого человека, почти обнаженного, в одной лишь набедренной повязке из леопардовой шкуры. Он двигался с легкой величавой грацией льва, и многое в его облике говорило о том, что идет царь зверей.
   — Кто это? — спросил Коулт.
   — Я не знаю, кто это, — ответила Зора. — Но это тот самый человек, который спас мне жизнь, когда я заблудилась в джунглях.
   Человек остановился перед ними.
   — Кто вы? — спросил Уэйн Коулт.
   — Я — Тарзан из племени обезьян, — ответил тот. — Я видел и слышал все, что здесь произошло. План, задуманный этим человеком, — он кивнул на тело Зверева, — провалился, а сам он умер. Эта девушка призналась, кто она такая. Она не из вашей среды. Мои люди расположились недалеко отсюда. Я провожу ее к ним и позабочусь, чтобы она благополучно выбралась отсюда. До остальных же мне дела нет. Выбирайтесь из джунглей сами, если сумеете. Я все сказал.
   — Они не все такие, как вы думаете, друг мой, — возразила Зора.
   — Что вы имеете в виду? — спросил Тарзан.
   — Ромеро и Мори стали другими. Они открыто выступили против Зверева, когда нас покинули негры.
   — Я слышал их, — сказал Тарзан. Зора удивленно взглянула на него.
   — Слышали? — переспросила она.
   — Я слышал многое из того, что происходило во многих ваших лагерях, — ответил человек-обезьяна, — но не уверен, могу ли я верить всему, что слышал.
   — Мне кажется, вы можете верить тому, что слышали от них, — уверила его Зора. — Я считаю, что они были искренними.
   — Очень хорошо, — согласился Тарзан. — Если хотят, они могут пойти со мной, но эти двое пусть позаботятся о себе сами.
   — Только не американец, — сказала Зора.
   — Нет? Почему же? — поинтересовался человек-обезьяна.
   — Потому что он секретный агент правительства Соединенных Штатов, — ответила девушка.
   Вся группа, включая Коулта, уставилась на нее в изумлении.
   — Откуда вы узнали? — требовательно спросил Коулт.
   — Записка, которую вы послали по прибытии в лагерь, попала к одному из агентов Зверева. Теперь вы понимаете, откуда мне это известно?
   — Да, — сказал Коулт. — Вполне ясно.
   — Вот почему Зверев назвал вас предателем и пытался убить.
   — А что с этим? — спросил Тарзан, указывая на Ивича. — Он что, тоже овца в волчьей шкуре?
   — Он — один из парадоксов, которых так много в жизни, — ответила Зора. — Он из числа тех красных, которые от трусости меняют окраску и блекнут.
   Тарзан повернулся к неграм, собравшимся в стороне и прислушивавшимся к разговору, которого не могли понять.
   — Я знаю, где ваша страна, — сказал он на их диалекте. — Она находится там, где кончается железная дорога, что ведет к побережью.
   — Да, бвана, — ответил один из негров.
   — Вы возьмете с собой этого белого человека и отведете к железной дороге. Смотрите, чтобы у него было достаточно еды и чтобы его никто не обижал, а потом скажете ему, чтобы он уходил. Отправляйтесь немедленно.
   Затем Тарзан обратился к белым:
   — Остальные пойдут со мной в лагерь. Повернувшись, он пошел по тропе, по которой явился в лагерь. За ним последовали четверо белых, которые еще плохо понимали, чем в действительности они обязаны его гуманности. Они также не понимали и даже не догадывались, что его великая терпимость, смелость, находчивость и защитный инстинкт, который часто оберегал их, происходят не от его человеческих прародителей, а от постоянной связи с дикими животными джунглей, у которых эти качества развиты гораздо сильнее, нежели у цивилизованных людей, утративших эти благородные свойства полностью или частично из-за алчности и борьбы за первенство.
   Позади других бок о бок шли Зора Дрынова и Уэйн Коулт.
   — Я думала, что вы погибли, — сказала она.
   — А я думал, что погибли вы, — отозвался Коулт.
   — Хуже того, — продолжала Зора, — я думала, что, мертвы вы или живы, я никогда не смогу рассказать вам, что у меня на сердце.
   — А я думал о той страшной пропасти, которая разделяла нас. Боялся, что не сумею перекинуть через нее мост и спросить вас о том, о чем хотел, — тихо ответил он.
   Зора повернулась к нему с глазами, полными слез. Губы ее дрожали.
   — А я думала, что никогда не смогу утвердительно ответить на этот вопрос, если бы вы мне его задали, — прошептала она.
   Поворот тропы скрыл их от глаз других, и тогда он заключил ее в объятия и крепко поцеловал.

Тарзан неукротимый

I. РАЗБОЙ И УБИЙСТВО

   Начальник особой экспедиции Фриц Шнайдер с трудом пробирался через завалы деревьев и темные проходы мрачного леса. По его голове струился пот, стекая на массивную нижнюю челюсть и бычий загривок. Лейтенант-заместитель ступал следом, а младший лейтенант фон Госс замыкал колонну. Чернокожие солдаты-аскари, подражая примеру белых офицеров, штыками и прикладами подгоняли носильщиков.
   Гауптман Шнайдер срывал свою прусскую злобу на идущих рядом носильщиках, помятуя при этом однако, что на плечах у них оружие, а трое белых одиноки в сердце Африки. Перед Шнайдером шагала половина отряда, за ним — вторая, так что опасности джунглей, грозившие командиру, сводились к минимуму.
   Впереди колонны брели два обнаженных негра, скованные цепью. Это были местные проводники, имевшие неосторожность поступить на службу германскому культурному фронту. Их тела покрывали многочисленные синяки и ссадины, свидетельствовавшие о том, что свет немецкой культуры и цивилизации начал проникать уже в самые глухие районы Африки. То же самое происходило и осенью 1914 года в Бельгии после драматического поражения в войне, когда победители почувствовали себя полновластными хозяевами и вели себя ничуть не лучше, чем в Восточной Африке.
   Как на грех проводники сбились с дороги. И хотя с их стороны в этом не было злого умысла, и подобные вещи частенько случаются с местными туземцами, Фриц Шнайдер, узнав, что они заблудились, впал в бешенство. Пытки и страдания, на которые он обрек несчастных проводников, не могли полностью удовлетворить его. Он не убил их сразу по двум причинам. Во-первых, в глубине души у него все еще теплилась надежда, что проводники смогут найти дорогу; во-вторых, пока они живы, можно было растянуть их страдания и пытки. Ведь мучать слабого и беззащитного — такое неописуемое наслаждение.
   Истерзанные жертвы все еще надеялись на спасительный шанс и уверяли, что знают дорогу, продолжая вести отряд по глубокой звериной тропе, протоптанной лапами диких обитателей джунглей. Здесь проходил слон Тантор, спеша на водопой, здесь Буто-носорог, могучий и слепой в ярости, прокладывал себе путь, в то время как огромные кошки бесшумно скользили по ветвям гигантских деревьев к полянам, где была лучшая охота.
   Вдруг перед глазами проводников, вышедших на опушку, открылась картина, наполнившая их сердца надеждой. Фриц Шнайдер вздохнул с облегчением. Кажется, дни безрезультатных скитаний по непроходимым джунглям закончились.
   Легкий ветерок пробегал волнами по густой траве, зеленые поляны перемежались зарослями кустарника, вдали блестела река. Открывшаяся панорама показалась европейцу райским уголком. Он удовлетворенно хмыкнул, перебросился шуткой с лейтенантом и поднес к глазам полевой бинокль.
   Оставив опушку леса за спиной, они добрались до центра долины и остановились на берегу реки.
   — Да мы везунчики, — сказал Шнайдер своим офицерам.
   Лейтенант Масторс, смотревший в бинокль в том же направлении, что и гауптман, согласно кивнул.
   — Да, — сказал он. — Это английская ферма. Должно быть, Грейстоков, ибо другой такой нет во всей Британской Восточной Африке. Само Провидение помогает нам, герр гауптман.
   — Мы вышли на этих свиней до того, как они узнают, что их страна находится с нами в состоянии войны, — заметил Шнайдер. — Так пусть же они станут первыми, кто почувствует на себе железную руку Германии!
   — Будем надеяться, что он дома, — отозвался лейтенант. — Для вас, герр гауптман, будет весьма кстати, если мы прихватим его с собой и предъявим генералу Крафту в Найроби знаменитого Тарзана из племени обезьян в качестве военнопленного.
   Шнайдер самодовольно улыбнулся и выпятил грудь.
   — Вы правы, друг мой. Это будет кстати для нас обоих. Но нужно еще много пройти, чтобы встретиться с генералом. Прежде чем он доберется до Момбаса, эти поганые английские свиньи и их поганая армия могут изрядно нас потрепать. Потребуется немало времени, чтобы достичь Индийского океана.
   Переговариваясь таким образом, хорошо вооруженная воинская группа направилась через открытое пространство к ферме Джона Клейтона, лорда Грейстока.
   Каково же было их разочарование, когда они обнаружили, что ни Тарзана, ни его сына не оказалось дома. Леди Джейн понятия не имела, что Великобритания и Германия находятся в состоянии войны, а потому приняла офицеров радушно и гостеприимно, приказав при этом своему верному вазири приготовить угощение для чернокожих солдат врага.