Берроуз Эдгар Райс. Тарзан (Сборник рассказов)

   Звуки приближались и довольно быстро. Теперь к ним прибавился еще один, заглушающий все остальные: треск автоматных очередей. Наконец он увидел стадо мчащихся зебр и легковую машину, прижимающую их с фланга. Один мужчина сидел за рулем, другой поливал свинцом обезумевших животных. Зебры падали, одни убитые, другие раненые. Но машина только увеличивала скорость — ее седоки не обращали внимания на мучения животных.
   Тарзан, не имея возможности прекратить бойню, в холодном гневе наблюдал за происходящим. Ему и раньше приходилось сталкиваться с жестокой кровожадностью подобных «охотников», но с такой — никогда. Его оценка людей вообще была не слишком высокой, сейчас же она упала до самой низкой отметки. Тарзан вышел на равнину и из сострадания прекратил мучения тех животных, которым уже ничем нельзя было помочь. Что ж, когда-нибудь он еще встретиться с этими людьми!
   Далеко впереди остатки охваченного ужасом стада нырнули в каменистый овраг и, взбежав по противоположному склону, скрылись из виду. Малларган остановил машину, не доезжая дна оврага.
   — Вот это я понимаю! — вскричал он. — Вот это по мне! Когда я развешу эти головы по стенам, тот жлоб с Парк-авеню загнется от зависти.
   — Здорово ты их, малыш, — сказал Маркс. — Охота — что надо!
   — Не зря же я служил в морской пехоте, Джоуи. Эх, попадись мне сейчас стая львов…
   Лес спускался вниз по склону и стоял сплошной стеной в сотне ярдов от машины. Среди деревьев возникло легкое движение, но ненаблюдательная пара не обратила на него никакого внимания. Они раскурили сигары и расслабились, наслаждаясь отдыхом.
   — Думаю, пора возвращаться и собрать добычу, — сказал Малларган. — Не хотелось бы потерять ни одной зебры. Пожалуй, если мы здесь задержимся на месячишко и дело пойдет таким же образом, я привезу домой не меньше тысячи голов. Вот уж задам работенку этим газетным задницам. Попрошу, чтобы меня сфотографировали на куче голов в разных позах. Я не я буду, если эти фотки не появятся во всех газетах Штатов!
   — Конечно, малыш, — согласился Маркс, — мы прибавим этой Африке немножко популярности.
   Когда он говорил это, он поднял глаза наверх и внезапно нахмурился.
   — Эй, малыш, глянь-ка, что там?
   Малларган посмотрел и осторожно взялся за автомат.
   — Т-с-с-с, — предупреждающе прошипел он, — это слон, вот так удача!
   Он поднял ствол и нажал на курок. Слон затрубил и, пошатываясь, вывалился на открытое пространство. За ним последовал еще один и еще… пока семь огромных животных не вышло из зарослей. Вдруг автомат заклинило.
   — Черт возьми, — заорал Малларган, — они уйдут до того, как я налажу эту машинку!
   — Они и не собираются уходить, — прошептал Маркс, — они идут на нас.
   Близорукие животные наконец-то заметили автомобиль. Их уши и хоботы поднялись, они затрубили и бросились в атаку. К этому моменту Малларган устранил неисправность и вновь принялся поливать их свинцом. Один слон упал, остальные дрогнули и отступили. С них было достаточно. Но громадный самец, ослепленный болью от множества ран, помчался на людей.
   Автомат смолк. Малларган в ярости отшвырнул оружие.
   — Смываемся, Джоуи, — крикнул он. — Трещотка пуста!
   Мужчины успели выскочить из дверцы, когда самец нанес ужасный удар, опрокинувший машину вверх колесами. После этого самец зашатался, качнулся, упал поперек шасси и испустил дух.
   Охотники молча вернулись к машине.
   — Ничего себе, — пробормотал Малларган, — глянь-ка, что он учудил с нашей тачкой. Генри вряд ли узнает ее.
   Он опустился на четвереньки и попытался заглянуть под раздавленную машину.
   Маркс дрожал, как осиновый лист.
   — А если бы он не отдал концы? Что бы с нами было? И что теперь делать?
   — Будем ждать грузовик. Наше оружие запрессовано в тачке. Может, грузовик оттащит эту толстую задницу, ведь без винтовок мы как без рук.
   — Боже, как бы я хотел сейчас оказаться на Бродвее, — воскликнул Маркс, чихая непрерывно. — Там нет ни слонов, ни сенной лихорадки.
   Малыш Нкима был сильно взволнован. Автоматные выстрелы настолько напугали его, что он покинул свое традиционное убежище — плечо хозяина и повелителя и в мгновение ока вознесся на верхушку высокого дерева. Но когда Тарзан вышел на равнину, пришлось спуститься, хотя Нкима и не любил находиться на равнине под палящими лучами жаркого африканского солнца. Кроме того, его пугал нервирующий звук, доносившийся как раз с той стороны, в направлении которой они шли. Ковыляя следом, он бранил своего хозяина, поскольку малыш Нкима не видел смысла в том, чтобы искать опасность, когда она сама подстерегает тебя.
   Тарзан слышал выстрелы, стоны раненых слонов и трубный рев разъяренных животных. Перед его мысленным взором, словно воочию вставала картина разыгравшейся трагедии. Его охватил такой гнев, что он забыл законы белого человека: ведь слон Тантор был лучшим его другом. Теперь Тарзан больше походил на зверя, убийцу, мчавшегося быстрой рысью в том направлении, откуда доносились звуки.
   Звуки, дошедшие до ушей Тарзана и Нкимы, донеслись и до других ушей. Обладатели этих ушей двинулись бесшумной крадущейся поступью на разведку.
   Подобные звуки могли означать только одно — присутствие белого человека. Но они же свидетельствовали о том, что белые люди вооружены, а оружие, как известно, — плохая приправа даже для самой лакомой пищи. Правда, оставалась надежда, что их не так уж много.
   В то время, как Тарзан, добравшийся до склона оврага, рассматривал открывшуюся его взору жуткую картину, за ним самим наблюдали другие глаза. Среди густой листвы их невозможно было заметить, да и ветер дул Тарзану в спину, и запах наблюдавших не достигал его ноздрей.
   Из двух людей, находившихся на дне оврага, первым заметил Тарзана Маркс. Он ткнул Малларгана, и теперь оба смотрели на человека-обезьяну, медленно спускавшегося к ним. Нкима, почуяв опасность, заверещал и принялся браниться. Тарзан молча приближался.
   — Что надо? — спросил Малларган, положив руку на кобуру, висевшую на правом бедре.
   — Ты убил? — спросил Тарзан, указывая на слона. Гнев переполнял человека-обезьяну, и он перешел на простейшие фразы, напомнившие то время, когда он только-только овладевал английским языком.
   — Да. Ну и что? — грубо ответил Малларган.
   — Тарзан убивать! — сказал человек-обезьяна, приближаясь.
   Он находился футах в пяти от Малларгана, когда тот выхватил пистолет из кобуры и выстрелил. Но как ни быстр был Малларган, Тарзан оказался быстрее. Он ударил снизу по руке, державшей пистолет, и пуля, пролетев мимо, не причинила ему вреда. Он вырвал пистолет и отбросил его далеко в сторону.
   Малларган презрительно осклабился.
   «Болван, — подумал он. — Много себе позволяет. Что ж, я научу его уважать чемпиона мира в тяжелом весе».
   — Значит, ты и есть эта задница Тарзан? — сказал он и тут же провел свой коронный удар прямой правой, целясь в подбородок.
   Он был очень удивлен, когда вдруг осознал, что промахнулся. Он был удивлен еще больше, когда человек-обезьяна нанес ему ужасную оплеуху ладонью в область виска — удар, повергший его наземь наполовину оглушенным. Маркс приплясывал рядом в паническом ужасе.
   — Поднимайся, задница, — кричал он Малларгану. — Поднимись и убей его.
   Нкима прыгал на краю оврага, осыпая Тармангани язвительной бранью. Малларган медленно поднялся на ноги. Машинально он сосчитал про себя до девяти. Теперь его сердце наполнилось жаждой смерти. Он бросился на Тарзана, но человек-обезьяна снова ускользнул. Тогда Малларган вошел в клинч и, сковав правую руку Тарзана, принялся наносить ему ужасные удары по почке, стараясь измотать противника и причинить ему боль.
   Свободной рукой Тарзан оторвал Малларгана от себя, с силой швырнул на землю и бросился на него сверху. Тот попытался высвободиться, но это было бесполезно. Из глотки лежащего на нем человека вырвалось низкое рычание. Это было рычание дикого зверя, и душа чемпиона наполнилась доселе незнакомым ему чувством ужаса.
   — Помоги, Джоуи! Помоги! — закричал он. — Эта сволочь убьет меня.
   Маркс выглядел воплощением беспомощности. Он мог только бестолково метаться, выкрикивая: «Поднимайся, задница! Поднимись и убей его!»
   Нкима тоже метался и тоже кричал, но совсем по другой причине, нежели Маркс, поскольку он увидел то, что не могли видеть трое мужчин, захваченных дракой. А увидел он толпу дикарей, спускавшихся из леса по противоположному склону оврага.
   Бабанго, понимая, что люди внизу заняты своими делами и не замечают их присутствия, спускались молча, намереваясь захватить их живыми и невредимыми. Они шли быстро и бесшумно — сотня крепких и мускулистых воинов с лоснящейся кожей. Сотня прекрасных опровержений теории, согласно которой каннибализм ведет к деградации человека, у него выпадают волосы и портятся зубы.
   Маркс заметил их первым. Он предостерегающе крикнул, но было уже поздно — дикари бросились в атаку. Дюжина лоснящихся тел навалилась на Тарзана и Малларгана. Но через мгновение человек-обезьяна поднялся, стряхнув с себя нападавших. Малларган видел, как он схватил темнокожего воина и швырнул его в соплеменников. Чемпион ужаснулся подобному проявлению физической силы, неизмеримой по сравнению с его собственной.
   Однако эта победа оказалась кратковременной — бабанго было многовато даже для Тарзана. Двое чернокожих схватили его за лодыжки, трое придавили к земле. Но прежде, чем им удалось связать Тарзана, он убил одного воина голыми руками.
   Малларгана взяли с меньшими трудностями, а Маркса вообще без оных. Бабанго крепко связали им руки за спиной и, подталкивая сзади копьями, погнали по крутому склону оврага вверх.
   Маленький Нкима недолго наблюдал за происходящим. Повернувшись, он бросился назад по равнине.
   Мрак леса окутал их, что окончательно сломило дух обоих американцев. Мириады сомкнувшихся деревьев, чьи переплетающиеся кроны с густой листвой застилали небо и солнце, вселяли в их сердца ужас. Деревья, деревья, деревья! Деревья различных размеров и высоты — некоторые поднимались почти на двести футов над ковром из фирний, амом и низкорослого кустарника, выстилавших землю. Петли лиан провисали между деревьями или змеились вдоль стволов. Некоторые лианы свисали с верхних веток, чуть не касаясь почвы. Их спутанные концы едва заметно покачивались в неподвижном воздухе. Другие же, в форме тонких шнуров, были похожи на кисти с бахромой — воздушные корни эпифитов.
   — Что они собираются с нами сделать? Как ты думаешь? Потребуют выкупа? — спросил Маркс.
   — Почем я знаю. И кто будет платить? Да и как они собираются его получить? Маркс покачал головой.
   — Что же тогда они сделают с нами?
   — Почему бы тебе не спросить об этом у той большой задницы? — Малларган кивнул в сторону Тарзана.
   — Задница?! — Маркс сделал презрительную гримасу. — Это он из тебя сделал задницу, оболтус. Хотел бы я иметь такую задницу в Нью-Йорке. Тогда у меня был бы настоящий чемпион. Он почти нокаутировал тебя голой ладошкой. Хорошую плюху он тебе выдал!
   — Удачный удар, — ответил Малларган, — но это простое стечение обстоятельств.
   — Ну да… Он тебя уделал так, будто ты выступаешь в весе «петуха», зато грохнулся ты как настоящий тяжеловес. Ладно! Будем считать, что ему повезло.
   — Но он не человек. Слышал, как он рычал? Как лев или другая зверюга.
   — И все же, что они собираются с нами сделать?
   — Не думаю, что они собираются убить нас. Если бы они хотели сделать это, они кокнули бы нас на том же самом месте, где схватили. Какой смысл тащить нас с собой, чтобы убить?
   — Надеюсь, в этом ты прав.
   Пешеходная тропа, по которой бабанго вели своих пленников, причудливо вилась по лесу. Она едва достигала восемнадцати дюймов в ширину — узкий глубокий желобок, вытоптанный ногами бесчисленного количества людей и лапами животных за бесчисленное количество лет. В конце концов тропа привела их к некоему подобию лагеря, раскинувшемуся на обоих берегах ручья в месте его впадения в реку. Некогда здесь стояла деревня, в которой жили люди. Тогда она располагалась на вырубке, теперь же этот участок был почти полностью вновь отвоеван джунглями.
   Когда троих мужчин вели через лагерь, их окружили вопящие женщины и дети. Женщины плевались, дети бросали палки в пленников до тех пор, пока конвоиры не отогнали их. На шеи пленников набросили петли из веревок, концы которых привязали к небольшому деревцу.
   Маркс, окончательно выбившийся из сил, рухнул на землю. Малларган сел, прислонившись спиной к дереву. Тарзан продолжал стоять, внимательно осматривая все вокруг и явно сосредоточившись на мысли о побеге.
   — Черт возьми, — простонал Маркс, — я совсем выдохся.
   — Ты никогда не напрягал свои ходули, — безжалостным тоном ответил Малларган. — Заставлял меня пробегать каждый день по шесть миль, а сам колесил за мной в автомобиле.
   — Что это? — внезапно спросил Маркс.
   — Что именно?
   — Разве ты не слышишь эти стоны? Звуки доносились со стороны ручья, который они не могли видеть из-за разросшейся растительности.
   — У кого-то болит живот, — буркнул Малларган.
   — Ужасные звуки, — поморщился Маркс. — Как я хотел бы вернуться в цивилизованную страну. Да, прекрасная мысль пришла тебе в голову — съездить в Африку… Хотелось бы все-таки знать, что они собираются с нами сделать?
   Малларган взглянул на Тарзана.
   — Этому хоть бы хны, — сказал он. — А ему должно быть известно, что они собираются с нами сделать. Он ведь и сам дикарь.
   Хотя они разговаривали шепотом, Тарзан слышал весь разговор.
   — Вы хотите знать, что они с вами сделают? — спросил он.
   — Ну да, — ответил Маркс.
   — Они собираются съесть вас. Маркс рывком сел. Почувствовав внезапную сухость во рту, он облизнул губы.
   — Съесть нас? — поперхнулся он. — Шутите, мистер? Людоеды бывают только в книжках…
   — В книжках? Вы слышите стоны, доносящиеся с реки?
   — Конечно.
   — Есть вещи похуже, чем просто быть съеденным. Они вымачивают мясо, чтобы было помягче. То, что вы слышите — голоса мужчин, или женщин, или детей. Там их несколько человек. Дня два-три назад им дубиной перебили руки и ноги в трех-четырех местах и опустили в реку, оставив над поверхностью воды лишь головы. В таком положении их держат три-четыре дня. Затем свежуют и готовят.
   Малларган покрылся мертвенной бледностью, Маркс повалился набок в приступе тошноты. Тарзан смотрел на них без жалости.
   — Испугались, — произнес он. — Вы боитесь страданий. А там, на равнине и в лесу остались зебры и слоны, которых вы обрекли на мучения. И мучения эти продлятся не один день.
   — Но ведь они всего лишь звери, — возразил Малларган, — а мы — люди.
   — Вы тоже звери, — сказал человек-обезьяна, — и когда вам причиняют боль, страдаете так же, как другие звери. Я рад, что бабанго заставят вас пострадать прежде, чем съедят. Вы хуже их. У вас не было причин охотиться на зебр и слонов. Вы не смогли бы съесть все, что убили. Бабанго же убивают только ради пищи и убивают ровно столько, сколько могут съесть. Они лучше вас, находящих в убийстве удовольствие.
   Долгое время они молчали, погруженные в свои мысли. Шум лагеря заглушали вопли с реки, становящиеся все более отчетливыми. Маркс начал всхлипывать — выдержка изменила ему. Малларган тоже не выдержал, но его реакция была иной.
   Он взглянул на Тарзана, спокойно возвышающегося над ним.
   — Я обдумал ваши слова, мистер. Раньше я никогда не задумывался над тем, что убивать животных ради удовольствия — отвратительно, и теперь сожалею об этом.
   Маленькая обезьянка мчалась по раскаленной равнине. Она сделала круг, чтобы обогнуть грузовик, ползущий по следам охотников. Вскоре она забралась на дерево и продолжила путь по веткам, придерживаясь границы между равниной и лесом. Нкима был маленькой обезьянкой, испытывающей постоянный страх перед многими существами, для которых обезьянье мясо являлось особым деликатесом. Самое печальное заключалось в том, что исконный житель леса вынужден был бояться его, ибо и Шита-пантера, и Гиста-змея тоже обитали на деревьях. А еще здесь жили большие обезьяны, отличающиеся весьма скверным характером, и их тоже следовало избегать. Так что малыш Нкима двигался предельно тихо и осторожно. Но никогда в жизни он не действовал с такой целеустремленностью; сегодня ни сочные гусеницы, ни соблазнительные плоды, ни даже птичьи яйца в гнездах не вводили его в искушение и не отвлекали внимания. Малыш Нкима торопился…
   Мелтон увидел трупы зебр, указывающие путь, по которому прошли охотники. Он выругался про себя — гнев и отвращение переполняли его.
   Добравшись до склона оврага, он обнаружил изувеченную машину, покоящуюся под огромной тушей слона, но следов двух мужчин не было нигде. Он вышел из кабины и спустился в овраг.
   Мелтон был опытным следопытом. Примятая травинка или сломанная ветка могли рассказать ему о многом. Беглый осмотр почвы вокруг поверженного автомобиля наполнил его беспокойством за себя самого. Взяв винтовку наперевес, он пустился в обратный путь вверх по склону оврага, поглядывая на лес на противоположной стороне. Добравшись до грузовика, он облегченно вздохнул, развернулся и тронулся в обратном направлении.
   «Поделом им, — подумал он. — Мне не остается ничего другого, как доложить обо всем произошедшем, а к тому времени все будет кончено».
   В эту ночь бабанго пировали, и из обрывков разговоров Тарзан понял, что в следующий вечер они примутся за него и двух американцев. Но перспектива оказаться с переломанными руками и ногами мало устраивала его. Он прилег на землю рядом с Малларганом.
   — Ляг на бок и придвинься ко мне спиной к спине, — прошептал он. — Попробую развязать узлы на твоих запястьях. Потом ты развяжешь меня.
   — О'кей, — отозвался Малларган.
   Со стороны равнины из леса раздался львиный рык, и мгновенная реакция бабанго обнаружила их страх перед царем зверей. Они подбросили хворост в костры, зажженные для защиты лагеря, и принялись бить в барабаны, чтобы отогнать мародера. Эти охотники на людей не отличались львиной храбростью, но через некоторое время, не слыша более рычания, они, позабыв про бдительность, продолжили свой пир, и Тарзан получил возможность несколько часов работать без помех. Дело продвигалось медленно, поскольку руки его были связаны столь крепко, что он мог шевелить только пальцами одной руки. Но в конце концов настойчивость была вознаграждена, и один узел удалось распутать. Дело пошло веселей, и через полчаса руки Малларгана оказались свободными.
   Тарзан считал, что двумя руками Малларган мог бы работать и побыстрее: время шло. Было уже за полночь, и оргия должна была вот-вот закончиться. Тарзан знал, что тогда к ним приставят охрану. Наконец он освободился. Путы Маркса поддались куда легче.
   — Ползком за мной! — шепотом скомандовал Тарзан. — И не звука!
   То, что Малларган признал свою вину и выразил сожаление по поводу расправы над зебрами, позволило Тарзану дать обоим американцам шанс на спасение, к тому же Малларган помог ему освободиться. Однако он не чувствовал ни признательности, ни ответственности за них. Он не считал их собратьями по крови, а существами, более далекими, нежели дикие звери, с которыми он общался с детства, — они были его родственниками и друзьями.
   Тарзан осторожно крался через прогалину к лесу. Если бы он был один, он во весь дух пустился бы к спасительным деревьям, где ни один бабанго не посмел бы преследовать его по высоким тропам, пользоваться которыми его научил Керчак. Но те двое, что ползли за ним следом, могли рассчитывать в лесу лишь на свои ноги.
   Они проползли всего лишь сотню с небольшим футов, как Маркс громко чихнул. Видимо, его аллергия на пыль или пыльцу растений дала о себе знать. Он чихал, как заведенный, и ответом на его чихание были крики, донесшиеся из лагеря.
   — Поднимайтесь и бегите! — крикнул Тарзан, вскакивая на ноги. Все трое бросились к лесу, преследуемые толпой вопящих дикарей.
   Первым бабанго схватили Маркса — результат пренебрежения бегом во время спортивных занятий. Но им удалось захватить и Малларгана, не успевшего добежать до леса. Они поймали его потому, что он на мгновение замешкался, чему причиной был, вероятно, первый в его жизни героический порыв — попытка спасти Маркса. Когда его окружили, надежды на побег и спасение растаяли, как дым. «Железный кулак» Малларган рассвирепел.
   — Ну-ка, задницы! — кричал он, проводя свои знаменитые правые боковые по черным челюстям. Все остальное отошло для него на задний план — только серии ужасных быстрых ударов правой и левой.
   — Я покажу вам, — ревел Малларган, — как связываться с чемпионом мира в тяжелом весе!
   Тут один из воинов подкрался к нему сзади и изо всех сил ударил Малларгана дубиной по голове. «Железный кулак» оказался в нокауте впервые в жизни.
   Тарзан, оседлавший высокую ветку на границе прогалины, был заинтересованным зрителем и правильно истолковал причину задержки Малларгана.
   Это был второй положительный штрих, замеченный им в поведении одного из Тармангани и заставивший его более активно осмыслить нависшую над ними угрозу.
   Смерть ничего не значила для него — если это не была смерть друга — ибо она являлась ежечасной реальностью джунглей; его психология была психологией зверя, живущего со смертью бок о бок и не очень задумывающегося над ней.
   Но героическое самопожертвование не характерно для дикого зверя. Оно принадлежит исключительно людям. Это качество Тарзан мог понять и оценить. Оно образовало связь между этими двумя столь непохожими людьми и подняло Малларгана в глазах Тарзана выше бабанго, которых он считал своими естественными врагами. А ведь совсем недавно Малларган был рангом ниже бабанго, ниже Унго-шакала, ниже Данго-гиены.
   Тарзан по-прежнему не чувствовал никаких обязательств перед этими людьми, которых он чуть было не бросил на произвол судьбы, однако теперь, принимая во внимание оказанную помощь, а может, желая позлить бабанго и разрушить их планы, он решил помочь Малларгану и Марксу.
   Нкима в очередной раз пересек равнину, но теперь уже на широком смуглом плече Мувиро — вожде отряда вазири. Он опять верещал и бранился, и сердце у него было как у Нумы-льва. С высоты плеча Мувиро так же, как и с плеча Тарзана Нкима мог послать весь мир к черту, что он и делал.
   Из медленно двигающегося грузовика Мелтон заметил вдали большую группу людей. Он остановился и взял бинокль.
   Сфокусировав прибор на интересующем его объекте, он присвистнул.
   «Будем надеяться, что они настроены дружелюбно», — подумал он. Один из слуг рассказал ему, что где-то в этих краях бесчинствуют бабанго, и то, что он увидел возле поверженного автомобиля, казалось, подтверждало эти предположения. Убедившись, что слуга, сидящий рядом с ним, держит карабин наготове, он включил двигатель.
   Подъехав, он увидел, что отряд состоит из нескольких сот воинов, украшенных белыми плюмажами. Они изменили направление движения, чтобы перехватить его. Мелтон подумал, что ему следует разогнать грузовик и попытаться прорваться сквозь отряд. Ситуация нравилась ему все меньше. Отряд был явно экипирован для ведения боевых действий. Он приказал слугам приготовить оружие и в случае чего стрелять по его команде.
   — Не стреляй в них, бвана, — сказал один из слуг, — иначе они перебьют нас. Они прекрасные воины.
   — Кто это? — поинтересовался Мелтон.
   — Вазири. Они не тронут нас. Мувиро встал перед грузовиком и поднял руку. Мелтон остановился.
   — Откуда вы? — спросил вождь вазири. Мелтон рассказал об овраге и о том, что он обнаружил на его дне.
   — Не видели ли вы других белых людей, кроме ваших друзей? — поинтересовался Мувиро.
   — Вчера я видел белого человека, назвавшегося Тарзаном.
   — Был ли он с теми двумя, когда их схватили?
   — Не знаю.
   — Следуйте за нами, — приказал Мувиро, — и разбейте лагерь на опушке. Если ваши друзья живы, мы вернемся вместе с ними.
   Поведение Нкимы подсказало Мувиро, что Тарзан попал в беду. А полученная только что информация подсказывала, что его могли захватить или даже убить те же самые людоеды, которые захватили и двух американцев.
   Мелтон наблюдал, как вазири удалялись быстрой походкой, затем завел двигатель и поехал следом…
   Бабанго отсыпались в лагере после оргии и очнулись только в полдень. Настроение у них было отвратительное. Они не досчитались одной из жертв, многие потирали поврежденные челюсти и сломанные носы — результаты деятельности Малларгана.
   Белые выглядели ненамного лучше. У Малларгана раскалывалась голова, у Маркса болело абсолютно все, и всякий раз, когда он вспоминал, что с ним сделают прежде, чем предадут смерти, ему становилось дурно.
   — Они перебьют нам руки и ноги в четырех местах, — шептал он, — и будут вымачивать три дня, чтобы мы стали помягче!.. Гады!..