Берроуз Эдгар Райс. Тарзан (Сборник рассказов)

   С этими словами он стал спускаться в ущелье, но, не достигнув дна, понял, что силы его иссякли. Он сорвался и покатился вниз. Увидев перед собой стену, по которой предстояло взбираться, он обнажил белые клыки и зарычал. Целый час он отдыхал, приходя в себя в прохладной тени у подножья скалы. Вокруг царила гробовая тишина. Ни пения птиц, ни жужжания насекомых, ни шуршания змей; ничто не оживляло эту мертвящую тишину. Тарзан понял, что попал в самую настоящую долину смерти, и ощутил угрожающе-гнетущее воздействие местности на свою психику. Тарзан рывком вскочил на ноги и встряхнулся, словно грозный лев. Ведь он — Тарзан, великий Тарзан из племени обезьян и останется таковым до последнего удара своего сердца!
   Пересекая дно ущелья, он увидел на земле нечто, резко выделявшееся на окружающем фоне и в то же время вполне гармонировавшее с этим мрачным местом.
   Подойдя поближе, Тарзан увидел белеющий череп и кости, прикрытые остатками одежды; рядом валялись предметы снаряжения. Человек-обезьяна настолько заинтересовался увиденным, что на время забыл про свои невзгоды. Перед ним лежало безмолвное свидетельство человеческой драмы из далекого прошлого.
   Кости сохранились хорошо, их, очевидно, никто не трогал, мясо же, видимо, склевали грифы. Несчастный погиб, сорвавшись со скалы, на это указывали переломанные кости, а остатки снаряжения свидетельствовали о давности произошедшего. В этом защищенном месте, на дне ущелья, где не водились львы, никем не потревоженные кости могли лежать веками.
   Рядом со скелетом валялся шлем из кованой бронзы и ржавая передняя часть стального панциря, по другую сторону — длинная рапира в ножнах и древняя аркебуза.
   Судя по костям, человек этот был крупный, недюжинной силы, иначе не смог бы проникнуть в глубь Африки с таким громоздким и в то же время бесполезным вооружением.
   Человек-обезьяна испытал невольное восхищение перед этим безымянным путешественником из прошлого. Какое мужество! Какая сила воли! Узнать бы еще его историю…
   Тарзан нагнулся, осматривая останки. Ни кусочка кожи Ска не оставил. Обувь исчезла, если человек вообще был обут. На земле лежало несколько пряжек, подтверждающих, что большая часть амуниции была сделана из кожи. Под костями одной из рук Тарзан обнаружил металлический цилиндр дюймов восемь в длину и два в диаметре. Подняв находку, он увидел, что цилиндр, покрытый густым слоем лака, прекрасно сохранился, будто не пролежал рядом с владельцем в течение столетий.
   Конец цилиндра закрывался вращающейся крышкой. Внутри оказался свиток пергамента. Развернув свиток, Тарзан обнаружил несколько потемневших от времени листков, густо исписанных каллиграфическим почерком на языке, похожем на испанский. На последнем листке была грубо набросана карта с многочисленными знаками и сносками, разъясняющими эти знаки. Тарзан ровным счетом ничего не понял и после беглого осмотра вложил листки обратно и хотел было бросить на землю рядом с безмолвными останками их прежнего владельца, однако в последний миг передумал и сунул цилиндр к себе в колчан.
   Бросив прощальный взгляд на кости, Тарзан начал штурмовать западную стену ущелья. Медленно, с частыми передышками, он подтягивал вверх свое ослабевшее тело, чудом не срываясь вниз.
   Сколько времени продолжался изнурительный подъем, Тарзан не знал, а когда наконец выбрался наверх, то, обессилев, рухнул на землю в нескольких дюймах от края бездны, но отползти уже не мог.
   Наконец, ценой неимоверных усилий он встал на колени, уперся руками о землю, поднялся, пошатываясь, в полный рост, расправил плечи, решительно тряхнул головой и двинулся вперед нетвердой походкой, чтобы продолжить свою геркулесову борьбу за существование. Он искал глазами очередное ущелье, где можно было бы укрыться от немилосердно палящего солнца. Западные горы несколько приблизились, хотя и казались нереальными при ярком солнечном свете. Они как бы дразнили его своей близостью в тот момент, когда его охватило изнеможение, из-за которого они могли навсегда остаться недоступными.
   За горами лежала местность, богатая дичью. Если не появится ущелье, он погибнет от палящих лучей. Над Тарзаном по-прежнему кружил Ска, и ему казалось, что зловещая птица спускается все ниже и ниже, как бы угадывая в его слабеющей походке приближение конца, и с потрескавшихся губ Тарзана сорвалось грозное рычание.
   Движимый исключительно силой воли, Тарзан преодолевал милю за милей, яростно сопротивляясь судьбе. Человек менее выносливый давно бы уже лег на землю, чтобы умереть и тем самым избавиться от мучений. Тарзан шел чисто механически. Его шатало, в голове стучала лишь одна мысль — вперед, вперед, вперед!
   Горы виделись ему туманно-расплывчатым пятном, Время от времени он начисто забывал про них, мучимый вопросом, к чему все эти страдания, а иной раз его охватывала ненависть. В воспаленном мозгу возникали галлюцинации, в которых горы представлялись ему невидимками, убившими дорогого ему человека. Вот только он никак не мог вспомнить, кого же, и зачем он преследует их?
   Чтобы отомстить?
   Мысль эта укреплялась, придавая ему силы. Возникла новая цель, вдохнувшая в него второе дыхание, и походка Тарзана на какое-то время сделалась увереннее. Но вот он споткнулся, упал, а когда попытался встать, оказалось, что это ему не под силу. Он смог проползти на четвереньках несколько ярдов, затем ткнулся лицом в землю и затих.
   Вскоре послышалось тяжелое хлопанье крыльев. Перевернувшись отчаянным рывком на спину, он увидел Ска, резко взмывшего ввысь. Сознание Тарзана мгновенно прояснилось.
   «Неужели конец? — подумал он. — Неужели гриф чует, что я скоро умру, и поэтому перестал бояться?»
   И тогда мрачная улыбка тронула распухшие губы человека-обезьяны, которому пришла в голову неожиданная спасительная мысль. Он прикрыл глаза рукой, чтобы защитить их от мощного клюва Ска, замер, затаив дыхание, и стал выжидать.
   Солнце зашло за тучи, и Тарзан наслаждался покоем. Вдруг он почувствовал, что засыпает, а этого нельзя было допустить. Тарзан боялся, что, заснув, он уже никогда не проснется. Мобилизовав всю свою волю, он боролся со сном. Ни один мускул распростертого тела не дрогнул, и кружившийся над человеком Ска решил, что тот умер. Наконец-то он будет вознагражден за долготерпение!
   Круг за кругом спускался он к мертвецу, держась настороженно. А вдруг человек спит? Или же прав он, Ска, и смерть получила возможность распоряжаться этим могучим телом? Неужели сердце великого дикаря умолкло навеки? Невероятно!
   Осторожно кружа, Ска дважды едва не садился на обнаженную грудь человека, но в последний миг пролетал мимо. Но на третий раз когти его коснулись смуглой кожи, и в ту же секунду последовала молниеносная реакция. Мертвое тело внезапно ожило. Рука сорвалась с изможденного лица, и не успел Ска сообразить, что произошло, как оказался в плену.
   Ска отчаянно сопротивлялся, однако человек одержал верх, и через мгновение Тарзан сомкнул челюсти на горле пожирателя падали. Мясо грифа оказалось жестким, с неприятным запахом, но все же это была еда, а кровь — питье. Тарзан из племени обезьян, обладавший привычками человека, испытывал отвращение к подобной пище, но совсем другое дело — умирающая от голода обезьяна.
   Человек-обезьяна утолил первый голод, припрятал остальное мясо, повернулся на бок и, чувствуя себя в безопасности, уснул.
   Разбудили его потоки дождя. Тарзан ловил ладонями драгоценную влагу и отправлял ее в пересохшее горло. Несколько кусков мяса вместе с кровью и дождевой водой хорошо подкрепили его, влив новые силы в его усталые мускулы.
   Он снова отчетливо мог видеть горы, и, хотя было пасмурно, мир выглядел ярче и веселее, ибо Тарзан знал, что спасен. Стервятник и дождь спасли его в тот самый момент, когда смерть казалась неизбежной.
   Подкрепившись мясом Ска, человек-обезьяна почувствовал в себе прежнюю силу и твердой походкой направился к заветным горам. Между тем сгустилась тьма, однако он продолжал движение, пока не почувствовал, что дорога круто пошла вверх. Итак, он добрался до подножья гор.
   Тарзан лег на землю. Оставшееся до утра время нужно было использовать для отдыха. Небо оставалось затянутым тучами, и зоркие глаза Тарзана не видели в темноте дальше нескольких футов. Затем, доев остатки мяса, он уснул и проснулся от солнечных лучей с ощущением новых сил и бодрости духа.
   Без особого труда он перевалил через горы, вырвавшись из плена долины смерти и оказался в красивейшей местности. Перед ним простиралась широкая долина, покрытая густыми джунглями, что указывало на наличие полноводных рек. Первобытный лес тянулся на многие мили вокруг. Тарзан никогда ранее не бывал здесь, да и вряд ли сюда вообще ступала нога белого человека, разве только давным-давно прошел этой стороной тот самый путешественник, на чей скелет он наткнулся в глубоком ущелье.

VIII. ТАРЗАН И МАНГАНИ

   В течение трех дней Тарзан отдыхал, восстанавливая силы. Питался фруктами, орехами и мелкими животными, которых отлавливал без труда. На четвертый день человек-обезьяна отправился на поиски великих обезьян. Время не имело для него никакого значения, он мог распоряжаться им по своему усмотрению. Он был полновластным хозяином как времени, так и пространства. Прервались последние узы, связывавшие его с цивилизованным миром, и теперь Тарзан был абсолютно свободным. Одиночества он не ощущал, ибо находился в привычной среде. Общение с людьми не породило в его душе презрительного отношения к обитателям джунглей, со многими из которых он дружил, хотя у него были и заклятые враги, привносившие в его жизнь разнообразие и повышавшие жизненный тонус.
   Итак, Тарзан отправился на поиски своих сородичей обезьян. Пройдя небольшое расстояние, он почуял запах Гомангани, чернокожего человека. Судя по запаху, негров было много и среди них находилась самка Тармангани.
   Тарзан перебрался на деревья и приблизился к людям, не заботясь о направлении ветра, поскольку знал, что обоняние у людей слабое, и обнаружить его можно лишь при помощи зрения или слуха, да и то в непосредственной близости. Другое дело — Нума или Шита. Подкрадываясь к ним, он держался подветренной стороны и тем самым имел преимущество перед ними. Подходя же к человеку, существу глуповатому, он почти не таился. В итоге все в джунглях знали о его появлении, все, кроме людей.
   Сквозь густую листву Тарзан увидел отряд негров, одетых кто во что горазд. На одних была немецкая форма туземных войск Восточной Африки, на других — лишь ее отдельные фрагменты, большинство же предпочло незатейливую одежду предков — набедренную повязку. В хвосте колонны шло немало негритянок, весело смеющихся и переговаривающихся между собой. Весь отряд был вооружен немецкими винтовками.
   Белых офицеров в колонне не было, и Тарзан догадался, что эти люди дезертировали, убив офицера и прихватив с собой своих женщин, либо похитили их из окрестных деревень. Тарзан сразу понял, что беглецы уходят от побережья в глубь материка, чтобы обосноваться там и жить за счет грабежа местного населения.
   Бок о бок с негритянками шагала стройная белая девушка с непокрытой головой, одетая в жалкие лохмотья. Время от времени негритянки принимались осыпать ее бранью и награждать тумаками. В порыве негодования Тарзан едва не набросился на них, желая отбить девушку, но стоило ему узнать ее, как он передумал.
   Какое дело Тарзану из племени обезьян до судьбы вражеской шпионки? Сам он оказался не в состоянии учинить над ней жестокую расправу, так пусть это сделают другие. Она заслуживает самой страшной кары.
   И Тарзан не стал ничего предпринимать, а позволил отряду беспрепятственно пройти мимо.
   Колонна отошла примерно на четверть мили, как вдруг под деревом, где скрывался Тарзан, показался негр, судя по всему, отставший от отряда и теперь спешивший догнать своих спутников.
   Не раздумывая ни секунды, Тарзан накинул на шею негру петлю. Тот дико закричал. Услышав крик, шедшие в хвосте колонны оглянулись и увидели, как тело солдата взвилось ввысь и исчезло в густой листве.
   Ошарашенные чернокожие словно в землю вросли, пока их предводитель сержант Усанга не отдал приказ следовать за ним. Очнувшись, они бросились спасать своего товарища. По команде Усанги они разделились и окружили дерево.
   Усанга окликнул исчезнувшего солдата и, не получив ответа, медленно двинулся к дереву, устремив взгляд наверх. Однако ни он, ни пятьдесят его подчиненных ровным счетом ничего не увидели. Наконец негр похрабрее вызвался слазить на дерево и посмотреть там. Через минуту-другую он спрыгнул на землю и поклялся, что среди ветвей нет ни души.
   Встревоженные негры вернулись к своим и возобновили движение, испытывая при этом необъяснимый ужас. Теперь им было не до веселья. А через некоторое время, в миле от места происшествия, идущие впереди неожиданно увидели пропавшего солдата, поджидавшего их за деревом и выглядывавшего из-за ствола. Они подбежали к нему с криками радости, но тут же отскочили назад при виде страшного зрелища.
   Голова их товарища была насажена на сломанную ветку таким образом, что создавалось впечатление, будто человек выглядывает из-за ствола.
   Негры не на шутку испугались. Они требовали немедленно повернуть назад, с пеной у рта доказывая, что это — месть демона джунглей, которого они чем-то обидели. Усанга принялся вразумлять людей, объясняя, что если они вернутся, то немцы сурово всех накажут. Аргументы подействовали, и вскоре отряд покорно двинулся вперед, словно стадо овец. Желающих остаться не нашлось.
   Подобно детям, негры не склонны долго пребывать в подавленном состоянии. И действительно, не прошло и получаса, как к людям Усанги вернулось былое безмятежное настроение, впрочем, ненадолго — за поворотом отряд наткнулся на обезглавленный труп их товарища, лежащий посреди дороги. Негров вновь обуял безмерный ужас и мрачные предчувствия.
   Увиденное не произвело столь сильного впечатления на белую девушку, которая предпочла бы внезапную смерть ожидавшей ее страшной участи. До сих пор все ограничивалось бранью и тычками женщин, что спасало ее от жестокости мужчин, особенно от свирепого сержанта Усанги. Жена Усанги, ревнивая и сварливая великанша, шла вместе с отрядом. Она больше всех измывалась над девушкой, но, несмотря на это, Берта Кирчер верила, что та не позволит Усанге никаких пошлых вольностей по отношению к белой пленнице. Сожительница сержанта держала его в ежовых рукавицах.
   В полдень отряд дезертиров вышел к небольшой деревушке, обнесенной частоколом. При их появлении из крытых тростником хижин высыпали местные жители. Усанга с двумя адъютантами отправился на переговоры с вождем. Пережитое волнение настолько подкосило его моральный дух, что он не решился с ходу атаковать деревню, полагая, что на этой территории властвует все тот же таинственный и мстительный демон, обладающий сверхъестественной силой. Прежде всего необходимо было выяснить, в каких взаимоотношениях находятся жители деревни с этим демоном. Если демон расположен к ним благожелательно, то и Усанга постарается произвести на них хорошее впечатление.
   В ходе переговоров выяснилось, что местные жители занимаются разведением коз и домашней птицы и готовы обменять продукты питания на винтовки и патроны. Усангу это не устраивало, и он начал подумывать, а не применить ли силу и таким образом запастись провизией.
   Наконец сошлись на том, что наутро гости отправятся на охоту со своими ружьями и в знак благодарности за оказанное гостеприимство обеспечат хозяев свежим мясом. После уточнения деталей предстоящего обмена, что заняло целый час, прибывших разместили по хижинам.
   Берту Кирчер поселили одну на отшибе. К ней даже не приставили охрану, просто Усанга предупредил, что в джунглях видимо-невидимо огромных львов, а это означало, что бегство исключается.
   — Будь поласковей с Усангой, — сказал он напоследок, — и ты не пожалеешь. Я загляну к тебе попозже, когда все уснут.
   Дождавшись ухода ненавистного сержанта, девушка, рыдая, повалилась на пол. Теперь понятно, почему ее не охраняют. Хитрый Усанга все продумал. Но неужели его сожительница ни о чем не догадывается? Ведь она отнюдь не дура, а, кроме того, ревнива, как черт, и только ждет, когда же «черный лорд» начнет подкатываться к Берте Кирчер. Девушка поняла, что ее спасение связано с этой женщиной, но как сообщить ей?
   Оказавшись впервые за долгое время в одиночестве, Берта прежде всего проверила сохранность бумаг, которые она взяла с трупа Фрица Шнайдера. Увы! Наверное, документы не представляют уже никакой ценности. И все же агент Берта Кирчер не теряла надежды передать их своему командованию.
   Туземцы, казалось, забыли о ее существовании. Никто не приходил, не приносил пищу. С другого конца деревни долетали взрывы хохота и крики — там пировали негры. Берте Кирчер стало не по себе. Она оказалась пленницей в туземной деревне в самом центре неисследованного пространства Центральной Африки, единственной белой женщиной среди ватаги пьяных негров. Уже одна эта мысль пугала ее, однако в душе теплилась надежда, что сейчас им не до нее, а скоро они и вовсе напьются до бесчувствия.
   Наступила темнота. Никто Берту Кирчер так и не побеспокоил. И тогда девушка решила сама найти Нарату, жену Усанги, ведь тот мог забыть об обещании. Девушка осторожно выскользнула из хижины, огляделась и направилась туда, где вокруг костра шло веселье.
   Берта Кирчер издалека увидела деревенских жителей и гостей, расположившихся широким кругом вокруг огня. Перед костром полдюжины воинов прыгали в диком танце. Горшки с едой и бутыли с пивом передавались по кругу. Люди залезали в горшки грязными пальцами, выхватывали куски мяса и пожирали с такой жадностью, будто находились на грани голодной смерти. Рывком запрокидывалась бутыль, выдолбленная из тыквы, пиво стекало по подбородку, и вот уже бутыль вырывалась нетерпеливым соседом. Действие алкоголя начало сказываться. Языки развязались, движения стали суетливыми и беспорядочными.
   Берта Кирчер встала в тени хижины и стала выискивать глазами Нарату. Вдруг ее заметила огромная негритянка, сидевшая позади других. Она вскочила и с негодующими воплями бросилась к белой девушке с явным намерением растерзать ее. От неожиданности Берта Кирчер растерялась, и ей пришлось бы худо, не вмешайся в последний момент воины. Усанга направился к ним шаткой походкой выяснить, в чем дело.
   — Что тебе, женщина? — обратился он к Берте Кирчер. — Выпить захотелось? Пошли!
   Обняв белую девушку за плечи, Усанга повел ее к костру.
   — Нет, — запротестовала она. — Мне нужна Нарату. Где она?
   Упоминание имени своей дражайшей половины охладило пыл Усанги. Воровато оглянувшись на Нарату, он заметил, что та ничего не подозревает. Усанга быстро приказал воину отвести Берту назад в хижину и охранять ее там.
   Воин сперва приложился к бутыли, затем жестом приказал девушке следовать за ним. Пропустив ее в хижину, он устроился на пороге и вновь припал к бутыли.
   Берта Кирчер забилась в дальний угол, едва ли понимая, что чудом избежала смерти. Девушке не спалось. Она строила самые фантастические планы побега, но вынуждена была отвергнуть их как неосуществимые. Спустя полчаса охранник подсел к ней, прислонив копье к стене, и завел неспешный разговор, придвигаясь все ближе и ближе. Девушка отпрянула.
   — Не смей прикасаться ко мне! — вскричала она. — Иначе я пожалуюсь Усанге, и тебе непоздоровится!
   Пьяный солдат рассмеялся и, протянув руку, схватил ее и привлек к себе. Девушка стала вырываться и звать на помощь. На пороге вырос темный силуэт.
   — В чем дело? — раздался грубый голос сержанта. Берта Кирчер понимала, что приход Усанги может обернуться против нее самой, если только она не сыграет на страхе сержанта перед его свирепой сожительницей.
   Разобравшись, что происходит, Усанга вышвырнул солдата за дверь, затем, недовольно ворча, приблизился к девушке, не скрывая своих намерений. Усанга был сильно пьян, и Берте Кирчер поначалу удавалось уворачиваться от его приставаний. Пару раз она толкнула сержанта, а потом это получилось так резко, что тот потерял равновесие и упал. Выведенный из себя, он набросился на девушку и обхватил ее своими лапами. Она замолотила его по лицу сжатыми кулаками, грозя ему гневом Нарату. Тогда Усанга сменил тактику и перешел к увещеваниям. Но пока он сулил ей безопасность и полную свободу, протрезвевший охранник побежал за Нарату.
   В конце концов, видя, что ни угрозы, ни просьбы не приносят желаемого результата, Усанга решил действовать нахрапом. Он повалил Берту на пол, но в этот момент в хижину ворвалась взбешенная, охваченная ревностью Нарату.
   Женщина обрушилась на Усангу, пустив в ход ногти и зубы, и пинками вытолкала возлюбленного за порог, начисто забыв в порыве гнева о предмете вожделения своего неверного супруга и повелителя.
   Берта Кирчер слышала вопли Нарату, гнавшейся за своим суженым, и дрожала при мысли о том, что не позднее как завтра праведный гнев негритянки обрушится и на нее.
   Через минуту в хижину заглянул охранник. — Вот теперь мне никто не помешает, — прошипел он и двинулся к Берте Кирчер.

x x x

   Тарзан из племени обезьян лакомился сочной ляжкой оленя Бары. Казалось бы, ничто не должно было тревожить его душевный покой, пока он наслаждался своей излюбленной пищей. Однако Тарзана не переставало преследовать видение хрупкой молодой девушки… как ее толкали и били шедшие рядом негритянки. Мысленно он сочувствовал ее положению в этой дикой стране, положению пленницы среди примитивных чернокожих с их расшатанными нервами.
   Что за напасть! Опять он думает о ней не как о ненавистной немке и шпионке, а как о белой женщине! И это несмотря на то, что он продолжал ненавидеть ее, как ненавидел всех, подобных ей.
   Наступила ночь, и Тарзан устроился на ночлег в дупле огромного дерева, однако сон не шел. Невольно он продолжал думать о Берте Кирчер и о ее мытарствах в темных джунглях среди враждебных негров.
   Тарзан в сердцах обругал себя, встал, выбрался из дупла и двинулся по следам банды Усанги. Через час-другой он уловил запах туземной деревни и понял, что достиг цели. Скоро он отыщет ту, которую искал.
   Крадучись, Тарзан обошел частокол, прислушиваясь и втягивая в себя запахи. Наконец, он уловил слабый аромат духов, тянувшийся из хижины вкупе с запахом Гомангани. В селении царила тишина. Отупевшие от чрезмерной еды и выпивки чернокожие погрузились в мертвецкий сон.
   Тарзан подошел ко входу в хижину. Внутри было тихо, не слышалось даже дыхания спящих, но, тем не менее, Тарзан не сомневался, что девушку поселили здесь. Он бесшумно скользнул внутрь. Девушки не было, но на полу просматривалось очертание человеческого тела.
   Тарзан присмотрелся и увидел труп охранника, из груди которого торчало древко короткого копья. Дюйм за дюймом человек-обезьяна исследовал пол, затем вернулся к убитому и обнюхал древко. Повелитель джунглей улыбнулся и понимающе кивнул головой.
   Пройдя по деревне, он окончательно убедился, что Берта Кирчер бежала, и почувствовал облегчение. Ему и в голову не пришло побеспокоиться о том, что девушка находится в джунглях одна, ибо, по мнению Тарзана, в лесу гораздо безопаснее, нежели в ночном Лондоне.
   За оградой Тарзан перебрался на деревья, и тут до его ушей издалека донесся знакомый звук. Человек-обезьяна замер, балансируя на ветке, прислушался, испустил протяжный призывный клич обезьян и помчался сквозь джунгли на шум барабанной дроби к месту собрания человекообразных обезьян. Проснувшиеся чернокожие скукожились от страха. Отныне они будут связывать его жуткий крик с исчезновением белой женщины и смертью ее охранника.
   Берта Кирчер торопливо шла по охотничьей тропе, опасаясь преследования. Куда ведет тропа, она не знала, да и какое это имело значение, раз уж ей суждено было умереть поздно или рано.
   В ту страшную ночь ей здорово повезло — она избежала встречи со львами. Берта Кирчер шла по местности, не разведанной белым человеком, причем, по местности богатейшей — здесь водились олени и антилопы, зебры и жирафы, слоны и буйволы, мирно соседствующие друг с другом.
   Спустя несколько часов быстрой ходьбы, девушка услышала впереди себя движение каких-то животных. В той стороне раздавалось глухое ворчание. Девушка решила, что отошла от деревни на достаточное расстояние и, не опасаясь погони, взобралась на высокое дерево.
   Со своего нового наблюдательного пункта она вдруг обнаружила, что перед ней раскинулась обширная поляна, по которой расхаживали двадцать огромных обезьян. Освещенные лунным светом, от которого тронутая сединой шерсть их блестела и серебрилась, косматые самцы ходили взад-вперед на задних лапах. Через несколько минут к ним стали подходить вновь прибывшие, пока их не набралось штук пятьдесят. Среди них виднелись и почтенные вожаки, и самки с детенышами.
   Вскоре группа рассредоточилась, образовав кольцо вокруг небольшого плоского возвышения посреди поляны. Присевшие на корточки три старые самки принялись колотить по гладкой поверхности земли тяжелыми дубинками. Под звуки глухих ударов обезьяны беспокойно задвигались, стремительно сходясь и расходясь.