Берроуз Эдгар Райс. Тарзан (Сборник рассказов)

   Нога, которая побывала в крокодильей пасти, была сильно разорвана, но кости остались целы. Мышцы и сухожилия были тоже не настолько повреждены, чтобы нельзя было пользоваться раненой ногой. Тарзан ощущал мучительную боль и только.
   Но Тарзан из племени обезьян умел стойко переносить страдания, а потому, исследовав ногу и убедившись в ее относительной целости, он больше не думал о ней.
   Быстро пролез и проплыл он через проход, выходивший на илистое дно реки. Вынырнув на поверхность реки, он увидел недалеко от себя головы двух крокодилов. Они быстро приближались к нему… С нечеловеческими усилиями Тарзану удалось уйти от этой погони и, приплыв к берегу, он схватился здесь за свешивающийся сук большого дерева.
   Он успел сюда вовремя! Две огромные пасти защелкали под ним зубами, но он был уже в безопасности. От пережитых волнений и усталости он ослабел и прилег на берег, чтобы отдохнуть. Но он не спал: его глаза зорко всматривались в даль… Он искал и ждал Рокова. Но ни лодки, ни Рокова нигде не было видно.
   Отдохнув и перевязав свою раненую ногу большим пальмовым листом, Тарзан снова пустился преследовать своего врага. Он оказался теперь не на том берегу, на который он вышел из джунглей, а на противоположном, но это ему показалось безразличным.
   Вскоре он с огорчением заметил, что его нога была повреждена гораздо сильнее, чем это ему показалось сначала. Она очень мешала быстроте его передвижения. По земле он еще мог двигаться довольно быстро, хотя и с большим трудом и страданиями. Но прыгать с дерева на дерево во «втором этаже» джунглей оказывалось прямо невозможным. А между тем этот способ передвижения всегда был у Тарзана излюбленным и самым быстрым.
   От старой негритянки, Тамбуджи, Тарзан узнал, что белая женщина, хоть и была опечалена смертью ребенка, но будто бы говорила, что этот ребенок не ее, а чужой. Тарзан не видел причины, почему Джэн стала бы отрекаться от своего ребенка. Единственным объяснением могло быть, что женщина, сопровождавшая вместе со шведом его сына, была вовсе не Джэн.
   Чем больше он думал об этом, тем больше он приходил к убеждению, что его сын умер, а жена находится в Лондоне и ничего не знает о судьбе своего Джека. В таком случае, он неверно понял намек Рокова и напрасно все это время так беспокоился за Джэн.
   Но мысль о смерти сына повергла его опять в уныние. Несмотря на свою привычку к жестокостям и страданиям, Тарзан содрогался при мысли о страшной судьбе, постигшей ни в чем не повинного ребенка.
   В продолжение всего путешествия к океану Тарзан думал о том, сколько зла и горя принес ему и его семье Роков, и широкая багровая полоса, обозначавшая всегда моменты его наивысшей животной ярости, не сходила с его лба. Время от времени он издавал невольный рев или такое свирепое рычание, что мелкие животные джунглей прятались от испуга в свои норы. О если бы ему суждено было схватить этого негодяя!
   В пути воинственные туземцы дважды пытались напасть на него, но, услышав страшный обезьяний крик и увидев яростно набрасывавшегося на них белого великана, немедленно обращались в бегство.
   Тарзан привык передвигаться с быстротой самых проворных обезьян; ему казалось поэтому, что он движется очень медленно; на самом же деле он двигался почти с такой же скоростью, как Роков. Он подошел к океану в один день с Джэн и с Роковым, но только поздним вечером, когда уже наступила густая темнота. Над черной рекой и прибрежными джунглями навис такой мрак, что даже Тарзан, глаза которого привыкли различать в темноте, едва мог видеть на несколько сажен перед собой.
   Он собирался исследовать морской берег в надежде найти следы Рокова и женщины, которая, по его мнению, шла впереди Рокова. Он, конечно, и представить себе не мог, что «Кинкэд» или вообще какой-либо пароход стоит на якоре в нескольких саженях от него. Не единый огонек не выдавал присутствия парохода. Внезапно внимание его было привлечено шумом весел: кто-то ехал в лодке на недалеком расстоянии от берега. Вскоре этот шум прекратился, и послышались звуки ног, подымавшихся по веревочной лестнице и ударявшихся о стенки корабля. Что бы это могло значить?
   Тарзан стоял на самом берегу, напряженно всматриваясь в густой мрак, но нигде не мог обнаружить присутствия парохода. Вдруг грянули выстрелы, и зазвенел отчаянный женский крик. Тарзан из племени обезьян забыл про свою усталость и раны. Не колеблясь ни секунды, он бросился в воду и поплыл в непроницаемой тьме туда, где стреляли и кричала женщина.

***

   Шлюпка, привлекшая внимание Джэн, была также замечена Роковым с одного берега и Мугамби с другого.
   Роков подозвал шлюпку и в ней направился к «Кинкэду». Но не прошла она и половины расстояния, как выстрел из ружья, грянувший в темноте, уложил одного из матросов на носу шлюпки. Шлюпка начала двигаться медленнее, ехавшие повернули к берегу и там остановились. Они ровно ничего не могли различить в быстро наступившей темноте.

***

   Дикая команда Тарзана находилась на противоположном берегу под предводительством Мугамби.
   Этот преданный человек знал все обстоятельства, приведшие Тарзана на остров джунглей. Он знал, что его господин искал жену и ребенка, знал, что они были украдены злым белым человеком, которого они преследовали вверх по Угамби, далеко внутрь страны, а теперь обратно до океана. Он полагал, что этот же самый человек убил и белого великана, которого Мугамби почитал и любил преданнее и горячее, чем кого-либо из величайших предводителей своего племени. И Мугамби твердо решил настигнуть злого человека и достойно отомстить ему за убийство своего господина.
   Мугамби сообразил, что имея в своем распоряжении небольшое судно, он мог бы быстро расправиться со всеми врагами Тарзана, которые, как он знал, находились на «Кинкэде». Но как добыть это судно?

***

   Роков и его спутники отступили перед выстрелами Джэн, темнота укрывала их где-то на реке. И Джэн решила использовать темноту и эту временную передышку для последней и решительной попытки к своему спасению. С этой целью она вступила в переговоры с двумя матросами, которых она заперла в каюте; и под угрозой смерти они согласились повиноваться ей.
   Становилось уже темно, когда Джэн выпустила их. С револьвером в руках она выводила их по очереди, заставляя поднять руки вверх и тщательно обыскивая их. Удостоверившись, что они безоружны, она приказала им поднять якорь и пустить пароход свободно по волнам океана.
   Она считала безопаснее довериться стихии, чем мстительному и жестокому Рокову. Можно было надеяться, что «Кинкэд» будет замечен каким-нибудь встречным кораблем.
   Притом на пароходе имелось достаточное количество съестных припасов и воды — так по крайней мере ее уверили матросы — потому Джэн имела некоторые основания надеяться на успех ее замысла.
   Надвигалась ночь… Тяжелые тучи нависли над джунглями и морем, только на западе, на горизонте безбрежного океана, еще виднелась светлая полоса. Темнота ночи благоприятствовала исполнению задуманного ей плана. В темноте враги не заметят, что на пароходе что-то происходит и не смогут определить направление, по которому быстрое течение унесет «Кинкэд» в океан. К рассвету отлив увлечет «Кинкэд» в Бенгуэльское течение, которое направляется вдоль берегов Африки к северу. Так как дул сильный южный ветер, то Джэн надеялась скрыться из бухты Угамби раньше, чем Роков заметит исчезновение парохода.
   Джэн с револьвером в руках стояла около работающих матросов и торопила их — и у нее вырвался вздох облегчения, когда якорь был, наконец, поднят к бушприту… Она знала, что теперь она скоро выберется из дикой Угамби.
   Все еще угрожая револьвером двум пленникам, Джэн приказала им идти в каюту с намерением опять их запереть. Но они стали так горячо клясться честно и верно служить ей, что она сдалась на их просьбы и разрешила им остаться на палубе. Между тем «Кинкэд» незаметно, но быстро несся по течению. На минуту пароход застрял на мели, но затем, повернувшись носом к берегу, медленно тронулся вновь.
   Джэн Клейтон уже поздравляла себя с удачей. Все шло хорошо. Вдруг она услышала трескотню ружей и крик женщины — громкий, пронзительный, перепуганный… Стреляли и кричали в том месте, где перед этим стоял на якоре «Кинкэд». Джэн вся превратилась во внимание: что такое происходило там?
   Матросы на «Кинкэде» были убеждены, что выстрелы обозначают появление их командира. Им совершенно не нравился план Джэн носиться по океану по воле ветра и волн. Тихонько — за спиной Джэн — они сговорились арестовать эту женщину и позвать Рокова и его спутников на помощь. Судьба им благоприятствовала: звук выстрелов отвлек внимание Джэн Клейтон от матросов. Они, крадучись, подошли к ней сзади, схватили ее и связали. Когда матросы вели ее по палубе, Джэн увидела силуэт мужчины, который перелезал через борт «Кинкэда».
   После долгих трудов, мук и испытаний ее героическая борьба за свободу потерпела опять неудачу.

XVII
НА ПАЛУБЕ «КИНКЭДА»

   Мугамби повернул со своей командой обратно в джунгли не зря: у него была определенная цель. Он хотел раздобыть челн, чтобы переправить зверей Тарзана на борт «Кинкэда». К вечеру он действительно нашел лодку, оставленную кем-то на берегу небольшого рукава Угамби. Не теряя времени, он согнал в лодку всю звериную команду и отчалил от берега. Впотьмах Мугамби не заметил, что на дне лодки спала какая-то женщина.
   Не успели они отплыть от берега, как одна из обезьян дико и злобно зарычала и пришла в беспокойство. Мугамби наклонился, чтобы узнать, на кого она рычит, и увидел лежавшую женщину. С трудом ему удалось удержать обезьяну и успокоить женщину. К удивлению Мугамби, это была негритянка. Оказалось, что она бежала из своей деревни, не желая быть выданной замуж за ненавистного ей старого человека, и спряталась на ночь в челне, найденном ей на берегу реки. Она была большой помехой Мугамби, но делать было нечего. Он не хотел терять времени на высаживание ее на берег и позволил ей остаться.
   Со всей скоростью, на которую они были только способны, страшные спутники Мугамби мчали лодку ударами своих весел к устью реки и «Кинкэду». Мугамби с большим трудом различал в темноте неясные силуэты парохода.
   Чернокожий вождь был крайне удивлен, когда заметил, что пароход движется вниз по течению. Он стал уговаривать свою команду налечь на весла, чтобы нагнать пароход. В этот момент, на расстоянии сажени от его лодки, неожиданно вынырнула из темноты другая шлюпка. Экипаж этой шлюпки заметил ладью Мугамби, но не успел рассмотреть ее страшных пассажиров. Человек, сидящий на носу чужой шлюпки, крикнул им, желая предупредить столкновение.
   В ответ послышалось угрожающее ворчание пантеры, и человек на шлюпке увидел перед собой горящие глаза Шиты. Пантера, положив передние лапы на борт, готовилась прыгнуть на пассажиров шлюпки. Роков (это он был в шлюпке) понял, какая опасность угрожает ему и его спутникам. И он приказал стрелять по встречной лодке.
   Эти-то ружейные залпы и крик перепуганной негритянки и слышали в темноте Джэн и Тарзан.
   Раньше, чем неповоротливые и неискусные гребцы Мугамби сумели использовать свое преимущество, чужая шлюпка быстро повернулась, и матросы, что было силы, налегли на весла, направляясь к «Кинкэду». Пароход, толкнувшись об отмель, попал в полосу медленного течения, и его относило к южному берегу Угамби. Таким образом «Кинкэд» предавал Джэн Клейтон прямо в руки ее врагов.
   В это время Тарзан бросился в воду и поплыл наугад к невидимой цели. Он не видел в темноте парохода, и ему в голову не могло прийти, что совсем близко от него находится большое судно. Плывя во мраке, он руководствовался только звуками, доносившимися к нему с обеих лодок.
   В его памяти живо встала его последняя встреча с крокодилом в водах Угамби, и он невольно содрогнулся. Два раза он чувствовал чье-то прикосновение к своим ногам, но никто не схватил его. В темноте перед ним неожиданно выросла бесформенная высокая масса, и, к его удивлению, он нащупал просмоленный борт корабля. С ловкостью обезьяны он ухватился за якорную цепь, перелез через бортовую сетку и выскочил на палубу. На противоположной стороне палубы — он это ясно слышал — происходила какая-то борьба. Тарзан бесшумно побежал туда, спотыкаясь о канаты.
   Теперь не было уже так темно, как прежде. Взошла луна. И, хотя во многих местах небо все еще было обложено тучами, мрак не был так непроницаем, как раньше. Зоркие глаза Тарзана увидели на корме фигуры двух мужчин, боровшихся с женщиной.
   На пароходе появилась новая неведомая сила… Матросы, тащившие молодую женщину, первые узнали об этом… Эта сила прежде всего обрушилась на них: чьи-то могучие руки схватили их за плечи. Еще мгновение — и оба матроса были отброшены в сторону с такой легкостью, с какой могучее маховое колесо швыряет в воздух мелкие щепки.
   — Джэн!
   Молодая женщина сразу узнала своего мужа и с радостным криком бросилась к нему. Развязать ей руки, поднять ее, как ребенка, прижать к груди, расцеловать, было для Тарзана делом одной минуты. Громадное, ослепительное счастье засияло в его сердце…
   — Джэн! Джэн! Дорогая, любимая жена!
   Но радость свидания была слишком коротка. Не успели оба супруга опомниться, как увидели, что через борт «Кинкэда» лезут какие-то люди. Тучи разошлись, и луна ярко осветила палубу. Перед Тарзаном стояли Роков и его товарищи.
   Тарзан быстро втолкнул Джэн в каюту, около которой они стояли, а сам, не тратя ни секунды, бросился на Рокова. Двое матросов, стоявших позади Рокова, прицелились в Тарзана и выстрелили.
   А в полутьме позади них по веревочной лестнице на борт парохода поднимались еще какие-то фигуры. Это была страшная звериная команда Тарзана! Сначала появились и грозно рычали пять громадных обезьян с оскаленными клыками и покрытыми пеной мордами, а за ними перепрыгнул через борт чернокожий гигант; его длинное копье сверкало при лунном свете. Позади них карабкался еще один зверь, и из всей этой странной команды он был самый страшный. Это была Шита, пантера, с разинутой пастью и свирепыми глазами, горящими ненавистью и кровожадностью.
   Тарзан был жив. Матросы промахнулись: у них дрожали руки при виде приближавшихся свирепых обезьян. Объятый паническим страхом, весь экипаж «Кинкэда» попрятался по разным углам. Четыре матроса кинулись в кубрик и пытались забаррикадироваться.
   Там, в темной каюте, сидел, скорчившись, Роков. Возмущенные тем, что он первый убежал и покинул их в минуту опасности, матросы набросились на него с руганью и вышвырнули его обратно на палубу.
   Тарзан и его заклятый враг встретились лицом к лицу…
   Еще минута — и Тарзан бросился бы на Рокова… Но Шита, следившая за Роковым, предупредила своего хозяина. С оскаленными зубами могучий зверь бесшумно подкрался к объятому ужасом человеку. Отчаянные крики о помощи огласили воздух, когда Роков увидел, что к нему крадется свирепая пантера.
   Тарзан подскочил к Рокову. Его сердце горело яростным огнем мести. Наконец-то убийца его сына в его руках!
   Однажды Джэн остановила его руку, когда он хотел покарать Рокова своей властью. Теперь никто не остановит его — он приговорил преступника к давно заслуженной смерти и сам казнит его! Но тут он внезапно увидел Шиту, готовившуюся отнять у него законную жертву его мщения. Тарзан громко прикрикнул на зверя и приказал Шите отойти.
   Роков воспользовался удобной минутой и бросился бежать на нос парохода. Шита, не обращая внимания на голос своего господина, бросилась за ним. Тарзан в свою очередь кинулся за ними, но вдруг почувствовал легкое прикосновение к руке. Обернувшись, он увидел испуганную Джэн.
   — Не оставляй меня одну, — прошептала она. — Я боюсь твоих зверей.
   Тарзан оглянулся. За Джэн стояло несколько обезьян. Две или три из них подкрадывались к молодой женщине с оскаленными клыками и с угрожающим рычанием. Обезьяна-человек отогнал их. Он совершенно упустил из вида, что они не знают Джэн и вообще не умеют различать его врагов от друзей.
   Роков забрался на капитанский мостик. Там он стоял у штурвала, дрожа всем телом, и широко раскрытыми глазами глядел на зверя, медленно подкрадывающегося к нему. Пантера ползла, глухо ворча. Роков стоял как окаменелый — его глаза были готовы выскочить из орбит, и холодный пот выступил у него на лбу. Под ним на палубе стояли огромные антропоиды и, словно выжидая момента, высматривали его снизу. Роков потерял всякую надежду на спасение. Его колени дрожали. С его уст срывались какие-то нечленораздельные звуки.
   Пантера прыгнула на Рокова и повалила его на спину. Джэн Клейтон невольно отвернулась в ужасе; громадные клыки Шиты разрывали несчастному грудь и шею. Но Тарзан из племени обезьян не отвернулся. Торжествующая улыбка трепетала на его губах. Багровая полоса на его лбу бледнела и, наконец, совсем исчезла.
   Роков отбивался, как мог, от рычащей, яростной пантеры, но все было тщетно! Пантера мучила свою жертву, как кот мышонка! Все свои злодеяния он искупил этой страшной смертью.
   Когда борьба кончилась, Тарзан, по просьбе Джэн, хотел вырвать тело Рокова из когтей пантеры для погребения; но раздраженная, опьяненная кровью и борьбой, Шита, рыча, встала с ногами на свою добычу и готова была кинуться на своего господина, и Тарзан должен был отказаться от своего намерения.
   При свете луны зверь предавался кровавому пиршеству до утра, и когда солнце встало, от злейшего врага Тарзана остались лишь обглоданные кости…

***

   Из партии Рокова все были налицо, кроме Павлова. Четверо были пленниками на «Кинкэде». Остальные погибли.
   С помощью этих четырех уцелевших матросов Тарзан на «Кинкэде» решил отправиться на поиски Острова Джунглей. Случайно остался в живых помощник капитана. Он мог оказать Тарзану большую помощь в плавании.
   На рассвете поднялся сильный западный ветер, и помощник не решился выйти в море. Весь день пароход стоял на якоре в устье реки под прикрытием берега. Хотя к вечеру ветер стих, решено было ждать следующего утра для отплытия.
   Звериная команда Тарзана днем беспрепятственно расхаживала по палубе парохода — Тарзан и Мугамби внушили ей, что они не смеют трогать никого на «Кинкэде», но на ночь, из предосторожности, их запирали в трюм.
   Радость Тарзана была безгранична, когда Джэн сказала ему, что ребенок, умерший в деревне Ваганвазам, был не его сыном. Кто был этот ребенок и что стало с их сыном, они не могли узнать, так как ни Рокова, ни Павлова не было… Но уже надежда на то, что их сын остался в живых, была большим утешением. Очевидно, маленький Джек вовсе не был привезен на борт «Кинкэда», иначе Андерсен знал бы это. Он не переставал уверять Джэн перед своей смертью, что ребенок, переданный им Джэн, был единственным ребенком на борту «Кинкэда».

XVIII
ЗАМЫСЕЛ МЩЕНИЯ

   Джэн и Тарзан, сидя на палубе, рассказывали друг другу свои приключения, пережитые каждым из них с того времени, когда они расстались в Лондоне. В это время с берега за ними следила пара злобных глаз.
   Пока билось сердце Алексея Павлова, ни один человек, возбудивший к себе его неприязнь, не мог считать себя в безопасности. В мозгу этого человека уже рождались планы, каким образом помешать отъезду Тарзана и его жены на родину!
   Он придумывал один план за другим, но ни один не удовлетворял его: то он считал его невыполнимым, то слишком мягким для своей мести. Но при каждом новом плане Павлов приходил к заключению, что он ничего не сможет сделать, пока не попадет сам на пароход, где находятся будущие жертвы его мести. Но как добраться до корабля? Он мог достать лодку только в негритянской деревушке, а Павлов не был уверен, что «Кинкэд» будет все еще стоять здесь на якоре, пока он вернется на лодке.
   Однако другого выхода не было. И, погрозив на прощанье Джэн и Тарзану кулаком, Павлов скрылся в густых джунглях. Но по дороге в его уме возник новый план, по его мнению, наиболее целесообразный. Он решил забраться ночью на борт «Кинкэда», отыскать кого-либо из команды, кто остался живым после той страшной ночи, и уговорить их вырвать пароход из рук Тарзана. В его прежней каюте было оружие и патроны, а в одном потайном отделении даже была спрятана адская машина, которую Павлов смастерил еще в то время, когда он был анархистом.
   Если бы только добраться до нее! В этом маленьком деревянном ящике было достаточно разрушительной силы, чтобы в одну секунду превратить в прах всех врагов на борту «Кинкэда».
   Павлов решительно остановился на этом плане и уже предвкушал сладость мести. И, несмотря на свою усталость, ускорил шаги, чтобы не опоздать и застать «Кинкэд» еще на рейде. Конечно, все зависело от того, когда «Кинкэд» отплывет. Павлов знал, что он ничего не сможет сделать днем, при свете. Только ночью можно рискнуть на такой шаг. Если только Тарзан или леди Грейсток его увидят, ему ни за что не попасть на судно.
   Он догадывался, что «Кинкэд» задержался из-за сильного ветра. Если ветер не стихнет до вечера, то все шансы будут на его стороне. Было слишком мало вероятности, что Тарзан решится отплыть в темноте, так как извилистый рукав Угамби отличался дурным фарватером и в нем было много мелей и островков.
   Поздно вечером Павлов добрался до деревушки на берегу Угамби. Чернокожий предводитель встретил его подозрительно и недружелюбно. У него было слишком мало оснований симпатизировать этому белому человеку: он так же, как и все, кто так или иначе приходил в соприкосновение с Роковым или Павловым, пострадал от их алчности, жестокости и распутства.
   Павлов обратился к нему с просьбой дать ему челн. Но предводитель угрюмо отказал. А в ответ на дальнейшие просьбы и увещания попросту предложил белому человеку покинуть деревню. Предводитель был окружен свирепыми воинами, которые, казалось, только и ждали повода, чтобы проткнуть незваного гостя копьями. При таких условиях Павлову не оставалось ничего другого, как уйти…
   Человек десять вооруженных туземцев проводили его за деревню и на прощанье предложили ему не показываться больше в их соседстве.
   Подавив свою злобу, Павлов скрылся в джунглях, но там остановился и стал выжидать, когда уйдут его конвоиры. Он напряженно прислушивался; слышал удалявшиеся голоса чернокожих и, убедившись, что они действительно ушли и никто не следит за ним, пробрался через кусты к берегу реки. Он решил во что бы то ни стало добыть нужный ему челн.
   Для него было вопросом жизни попасть на «Кинкэд» и уговорить остаток экипажа перейти на его сторону. Оставаться здесь, среди опасностей африканских джунглей, где он успел возбудить против себя всех туземцев, было равносильно смертному приговору. А к этому присоединялась еще неутолимая жажда мести.
   Ему не пришлось долго ждать. Вскоре на поверхности реки показался один из тех небольших неуклюжих челнов, которые мастерят туземцы. Какой-то чернокожий парень выехал на нем из деревушки и, гребя одним веслом, неторопливо направил его к середине реки. Там он пустил челн плыть по течению, а сам беспечно улегся на дно своего челна.
   Не подозревая о том, что с берега жадно следят за ним чьи-то жестокие глаза, молодой негр медленно плыл вниз по течению. А в это время по берегу шел, не отставая от него, Павлов. Чернокожий юноша проехал небольшое расстояние, а затем направил лодку к берегу, где таился Павлов, к большой радости последнего. Павлов спрятался в кустарнике и следил, куда причалит челнок. В этом месте течение реки было очень медленное. Так же медленно приближался и челнок. Парень, не торопясь, направил свою лодку под небольшое, свешивающееся над водой дерево.
   Павлов уподобился пресмыкающемуся: он лежал на траве. Жестокие, хитрые глаза были устремлены на желанный челн; он оценивал взглядом фигуру юноши, взвешивал свои шансы на успех в случае возможного столкновения. У него оставалось уже очень мало времени, чтобы попасть на «Кинкэд» до рассвета. Оставит ли когда-нибудь этот чернокожий болван свой челн? Павлов выходил из себя. А юноша, не торопясь, с ленивой медлительностью осмотрел стрелы в колчане, попробовал лук, вынул охотничий нож… Затем он потянулся и зевнул. Посмотрел на берег, передернул плечами и опять улегся на дно, чтобы вздремнуть до заката солнца.
   Павлов слегка приподнялся. Он не отрывал глаз от своей жертвы. Чернокожий парень закрыл глаза; он заснул. Павлов встал на ноги. Желанная минута наступила…
   Павлов подкрался поближе. Ветка захрустела под тяжестью его ног, и юноша беспокойно повернулся во сне. Павлов вытащил револьвер и нацелился в чернокожего. Он застыл в ожидании, но тот уже опять крепко спал. Белый человек подполз еще ближе. Он знал, что необходимо выстрелить без промаха. Близко наклонившись над спящим, Павлов приставил дуло револьвера к его груди. Молодой негр продолжал безмятежно спать; нежный пушок лежал на его темных щеках; он улыбался во сне.
   Рука Павлова не дрогнула при виде картины счастливой безмятежной молодости. С усмешкой на губах надавил он на курок. Послышался негромкий сухой треск, слабо прозвучавший в сыром воздухе. Тело немного приподнялось. Улыбавшиеся губы конвульсивно передернулись, и безвестный чернокожий мальчик погрузился в глубокий, вечный сон.
   Убийца быстро вскочил в челн, схватил мертвого мальчика и без зазрения совести перебросил его за борт в темную, кишевшую крокодилами реку…
   Отвязать веревку было делом одной минуты. И, схватив весло, Павлов стал лихорадочно грести по направлению к бухте Угамби. Уже наступила ночь, когда челн выехал из притока на реку Угамби. Павлов напрягал свое зрение, стараясь пронизать быстро сгустившуюся темноту.