Берроуз Эдгар Райс. Тарзан (Сборник рассказов)

   — Она не живая.
   — Но я своими ушами слышал, как она ворчала, — упорствовал сагот, не в состоянии понять, что эта диковинная штука, столь похожая на синдара, не живая.
   Они прошли немного вдоль цепочки следов и увидели теранодона с разбитой головой. Неподалеку валялся сломанный пропеллер. Причина катастрофы стала ясна.
   Спустя некоторое время они обнаружили парашют, а невдалеке четырех мертвых гиенособак и трупы двух волосатых мужчин.
   Осмотр показал, что две гиенособаки и оба мужчины были убиты из огнестрельного оружия. На земле явственно виднелись следы борьбы и отпечатки маленьких сандалий. Бросалось также в глаза, что оба мужчины были из одного племени.
   — Из нижней страны Фели, — пояснил Таор, — а девушка из племени Зорама.
   — Как ты догадался?
   — Люди горного племени шьют сандалии из другого материала и не так, как в низине.
   — При первой встрече ты говорил, что ты из Зорама?
   — Да, это моя родина.
   — Так может быть ты знаешь девушку, которой принадлежат следы?
   — Да. Это моя сестра.
   Тарзан с удивлением взглянул на него.
   — Как ты определил?
   — По отпечаткам. Ее сандалии не перевиты лианами, а таких больше ни у кого нет.
   — Что же она делает так далеко от дома и каким образом оказалась вместе с моим другом?
   — Это легко объяснить. Видимо, мужчины из Фели выкрали ее, но появился твой друг и убил гиенособак и двух фелианцев. Наверное, моя сестра не сумела от него убежать, и он захватил ее.
   Тарзан улыбнулся.
   — Судя по следам, она и не собиралась от него убегать.
   Таор согласно кивнул головой.
   — Верно. Но я ничего не могу понять. Женщины моего народа никогда не согласятся жить с мужчиной из другого племени. Я знаю Джану. Она скорее умрет, чем спустится с гор Синдара. Она постоянно твердила об этом и, думаю, не лгала.
   — Мой друг не мог применить силу, — сказал Тарзан. — Если она пошла с ним, то только по своей воле. Надеюсь, мы их найдем. По-моему, он лишь провожает ее в Зорам: это добрый человек и не может оставить женщину в беде.
   — Там видно будет, — ответил Таор. — Но если он захватил ее силой, его ждет смерть.
   Тарзан, Тар-гуш и Таор продолжали свой путь, а в то же самое время милях в пятидесяти восточное в обход великих гор Синдара продвигался отряд, состоящий из десяти чернокожих и одного белого. Казалось, в мире не было более унылых и растерянных людей. Мувиро и его воины едва спаслись от обезумевших животных и теперь брели по равнине, не приближаясь к зарослям и надеялись на спасательную экспедицию с корабля. Они понимали, что заметить их можно только на открытом пространстве.
   На корабле же волнение, связанное с исчезновением на сей раз Гридли, достигло апогея.
   Запнер послал второй отряд спасателей, но через несколько часов люди вернулись ни с чем. Они прошли по тропе до большой поляны, но не обнаружили ни малейших следов пропавших.
   Дорф предположил, что растерявшихся людей могли запросто растерзать те огромные кошки, которые во множестве бродили по округе.
   — Как бы то ни было, мы обязаны найти их. Живых или мертвых, — ответил Запнер.
   Откладывать взлет больше не имело смысла — заработали двигатели, и корабль взмыл в воздух. В журнале Роберт Джонс сделал запись: «Стартовали днем».
   Когда Сирак и его соплеменник бросились наутек и скрылись за выступом скалы, Гридли, опустив кольт, повернулся к девушке.
   — Ну-с, что же дальше? Девушка покачала головой.
   — Я не понимаю тебя. Ты не владеешь языком гилаков.
   — Да-а, ситуация, — пробормотал Джейсон. — Думаю, надо осмотреть местность и попытаться разыскать мой самолет. Будем молиться всем богам, чтобы от него хоть что-то осталось.
   Джана внимательно вслушивалась в слова Джейсона, затем тряхнула головой.
   — Пошли, — сказала она на своем языке, подкрепляя слово жестом. Гридли двинулся в том направлении, в котором, как ему казалось, должен был находиться самолет.
   — Нет, не туда, — воскликнула Джана и, подбежав, попыталась остановить его, указывая рукой в противоположную сторону — на зубчатые вершины гор, где лежал Зорам.
   Гридли прекрасно понимал, что все попытки хоть что-то объяснить ей, обречены на неудачу. Поэтому он нежно взял ее за руку и осторожно потянул за собой в нужном направлении.
   И вновь его располагающая улыбка сыграла свою роль. Даже понимая, что незнакомец уводит ее от родного племени, от любимого Зорама, Джана потихоньку пошла следом, раздумывая, почему она не боится его, а наоборот, идет рядом. Вероятно, он не был гилаком, он не знал их языка.
   После получаса поисков Гридли обнаружил останки самолета. К сожалению, аппарат был поврежден так сильно, что не поддавался ремонту.
   Джана с живейшим любопытством лазила по обломкам. Ей хотелось задать тысячу вопросов, все было новым и непонятным, однако единственный на свете человек, который мог бы на них ответить, не знал ее языка.
   Гридли, конечно же, отлично понимал, что следует держаться открытого пространства для встречи с товарищами. Не исключено, что для поиска снарядят корабль и тогда его найдут гораздо быстрее. Будучи не в состоянии определить, где север или юг, запад или восток, он сознавал, что самому ему не выбраться. Тот длинный путь, что он проделал за несколько суток, корабль покроет за каких-нибудь полчаса.
   Гридли принялся жестикулировать, показывая рукой то в одну, то в другую сторону, не сводя с Джаны вопрошающего взгляда. Тем самым он давал ей понять, что готов пойти с ней, куда ей угодно. Девушка правильно поняла его и указала на горы Синдара.
   — Там мой дом. Это Зорам, родина моего народа.
   — Железная логика, — улыбнулся Гридли. — А мне остается только мечтать о том, чтобы еще и уяснить смысл ваших слов. Ручаюсь, что прелестное создание с такими восхитительными зубками не может не быть интересным собеседником.
   Джана не дала Гридли развить эту тему и двинулась по направлению к Зораму. Джейсону Гридли ничего не оставалось, как зашагать следом.
   Девушка лихорадочно пыталась сообразить, каким образом ей общаться с взволновавшим ее воображение незнакомцем. И она решила, что станет обучать его своему языку. Но как это осуществить на практике? Ведь не было еще такого случая, чтобы она сама или ее народ обучали бы какого-либо чужака своему языку. Она не имела даже понятия, с чего следует начать.
   И тогда Красный Цветок Зорама ткнула себя пальцем и сказала:
   — Джана.
   Так она повторила несколько раз, после чего подняла вопросительно брови и пристально посмотрела на Гридли.
   — Джейсон, — ответил он, догадавшись, что от него требуется.
   Итак, состоялся их первый диалог, послуживший началом постепенного преодоления языкового барьера.
   Шли они долго. Взбирались на холмы, пересекали ручьи и речушки. Джана собирала орехи и фрукты, готовила пищу да так, что у Гридли текли слюнки. Он не переставал любоваться своей спутницей, восхищаясь малейшим движением точеного бронзового тела, стройного, как кипарис. Джана олицетворяла собой гимн женской красоте.
   Каждая черточка ее прелестного лица — зубы, глаза, нос — дышала очарованием.
   Наблюдая за девушкой, когда та орудовала каменным ножом, готовила пищу и разводила огонь, играючи управляясь с громоздкими допотопными приспособлениями, Гридли силился понять, откуда у этого хрупкого создания берутся выносливость и сила.
   Страстно желая научиться ее языку, он с опаской думал о том, что, когда такой день настанет, не дай Бог обнаружится, что у Джаны мышление примитивной дикарки.
   Утомившись, Джана готовила себе под деревом ложе из травы и мгновенно засыпала. Гридли же бодрствовал, оберегая ее сон, готовый в любой момент отразить опасность. К огнестрельному оружию он прибегал редко, поскольку крупные звери пока не встречались.
   А когда Гридли все же засыпал, на вахту заступала Джана. Малейший шорох — и Джана предупреждала Джейсона об опасности.
   Джейсон не имел представления о том, как долго они идут, но считал, что дорога куда-нибудь да приведет. Они уже могли кое-как общаться и обменивались короткими фразами. Джейсон старался как можно скорее овладеть языком, который давался ему с трудом, особенно произношение, вызывавшее у Джаны веселый смех. Зная, что понятие времени на Пеллюсидаре не существует, Гридли ломал голову над тем, сколько времени им предстоит провести в пути — дней, недель или лет, прежде чем они доберутся до дома Джаны.
   Как-то раз на очередном привале девушка неожиданно спросила:
   — Почему ты все время на меня смотришь? Гридли покраснел и потупился. Он только сейчас сообразил, что неотрывно наблюдает за Джаной. Он начал было оправдываться, но тут же осекся и замолчал. Нелепо было бы объяснять ей, что он любуется ее красотой.
   — Что же ты молчишь, Джейсон? — допытывалась девушка.
   — Не знаю, что и сказать.
   — Расскажи, что ты видишь, когда глядишь на меня, — не унималась Джана.
   Гридли удивился словам девушки, однако понял, что от него ждут признания в любви. В любви? К этой полуголой дикарке, готовящей на примитивном костре еду и зубами разрывающей полусырое мясо? Не имеющей представления о цивилизации?
   При одной этой мысли Гридли содрогнулся.
   Ему вспомнилась Цинтия Френсис из Голливуда, дочь управляющего известной фирмой. Перед внутренним взором возникло аристократическое лицо Барбары Грин, дочери старого Джона Грина из Техаса, агента по продаже недвижимости, проживающего нынче в Лос-Анджелесе. Конечно, Цинтия — девица избалованная, как, впрочем, и Барбара, но его вдруг охватил страх, что он может оказаться отрезанным от привычной ему жизни. Отрезанным от цивилизации, в обществе девушки из каменного века.
   Он силился представить себе Джану на званом обеде в кругу своих знакомых. Джана, нельзя не отдать ей должное, отличная спутница в приключениях, но современный человек, то есть Гридли, не мог вообразить как бы она вписалась в цивилизованное общество.
   Если в его глазах временами и сквозило нечто большее, чем дружелюбие, то теперь он искренне раскаивался в этом. Он прекрасно сознавал, что между ними ничего не может быть. И не должно. Абсолютно ничего.
   В ожидании ответа на свой вопрос Джана пристально наблюдала за Гридли. Затем ее губы тронула легкая улыбка. Маленькая дикарка из каменного века, она все же была настоящей женщиной, к тому же, далеко не глупой.
   Она медленно отстранилась от Гридли и побрела прочь, не промолвив ни слова.
   — Джана! Постой! — воскликнул Гридли. — Не обижайся! Куда же ты?
   Девушка на миг остановилась и высокомерно вздернула подбородок.
   — Иди своей дорогой, гилак, — произнесла она. — Джана уходит…

IX
ГНЕЗДО СИНДАРА

   Над горами Синдара сгустились тяжелые, темные тучи.
   — Быть воде, — объявил Таор. — Она обрушилась на Зорам, скоро будет и здесь.
   Стало темно. Несущиеся по небу черные тучи затянули полуденное солнце.
   Впервые Пеллюсидар предстал Тарзану таким мрачным. Он испытывал гнетущее чувство. Тар-гуш и Таор разделяли его впечатление. Казалось, они чего-то боятся. С гор стали спускаться звери, которые метались в поисках укрытия и не обращали на людей ни малейшего внимания.
   — Почему они не нападают на нас, Таор? — спросил Тарзан.
   — Они напуганы. Чувствуют приближение воды. Теперь им не до добычи, лишь бы понадежнее спрятаться.
   — А нам тоже грозит опасность?
   — Если поднимемся повыше, то нет. Вода заливает низины. Настоящая же опасность грозит сверху, когда черные тучи раскалываются и вниз летят огненные стрелы. Но и это не страшно, если оставаться на открытом месте, ведь стрелы ударяют в деревья. Никогда не прячься под деревом, когда летят стрелы. Дерево загорится.
   Как только солнце скрылось, стало холодно. Поднялся порывистый ветер, хлестающий, словно плеткой, обнаженные тела путников.
   — Собирайте хворост. Сейчас разведем огонь и согреемся.
   От костра потянуло долгожданным теплом, но тут же полил дождь. С неба хлынули потоки воды.
   Ослепшие от дождя животные бестолково метались в поисках укрытия, пытаясь спрятаться от непогоды.
   Тарзан со спутниками набрели на небольшую пещеру, где и схоронились. Вновь развели костер.
   Тарзану казалось, что дождь никогда не кончится, но он, как и его товарищи, безмолвно переносил тяготы создавшегося положения. Люди сидели возле огня, слушая, как завывает ветер.
   Постепенно буря стала затихать. Тучи рассеялись, выглянули первые солнечные лучи, потеплело.
   — Я проголодался, — сказал Тарзан.
   Таор кивнул в сторону лежавших на земле тел мелких животных.
   Сам он скрепя сердце принялся за сырое мясо, а Тарзан и Тар-гуш с удовольствием подкрепились. Проглотив последний кусок, Тарзан улыбнулся. Он вспомнил, как однажды обедал в лондонском клубе с человеком, которого едва не хватил удар, когда он увидел, что Тарзан ест полусырое мясо.
   Вскоре они выбрались наружу и возобновили поиски Джейсона и Джаны. Но дождь начисто смыл все следы.
   — Нужно подождать, пока не сойдет вода. А там, если повезет, увидим свежие следы.
   — Надо идти вправо, к подъему, — сказал Таор. — Они наверняка ушли этим путем, другого нет. Мы непременно выйдем на их след.
   Они полезли в гору, осматривая все вокруг, но никаких следов не обнаружили.
   — Значит, они пошли в твою страну другой дорогой, — решил Тарзан.
   — Возможно, — отозвался Таор. — В общем, ничего не остается, как идти в Зорам. Там соберем мой народ, организуем поиски.
   Наткнувшись на яйца птицы синдар, они приготовили их на огне и приступили к еде. Вдруг Таор насторожился и стал прислушиваться.
   Острый слух Тарзана также уловил неясные звуки хлопающих крыльев.
   — Синдар, — прошептал Таор. — А мы как на ладони.
   — Нас все-таки трое, — сказал Тарзан. — По части мозгов ей с нами не тягаться.
   — Может, мы и прикончим ее, — сказал Таор.
   — А ты уверен, что она нападет на нас? — спросил Тарзан.
   — Она летит сюда и не сможет не заметить нас. Стоит ей завидеть что-либо живое, как она тотчас же нападает.
   — И на тебя нападала? — спросил Тарзан.
   — А как же, — ответил Таор. — Мы, люди из Зорама, не стыдимся своего страха перед синдаром,
   — И тебе уже приходилось убивать этих птиц? Почему же ты не решаешься сделать это еще раз? — допытывался Тарзан.
   — Попытаться-то можно. Просто я никогда не схватывался с ней один на один или втроем, если уж на то пошло. Нас всегда было много — людей из моего племени. Человек, охотящийся на синдара в одиночку, умирает от страха. Когда же нас много, то и ран мы наносим ей много, и кто-нибудь непременно смертельную.
   — Вот она! — вскричал Тар-гуш, указывая вдаль.
   — Летит прямо на нас, — голос Таора посуровел. — Значит, заметила.
   Тарзан положил дротик на землю, взялся за лук и натянул тетиву. Тар-гуш принялся размахивать дубиной, издавая при этом звериный рык.
   Громадная рептилия медленно приближалась, тяжело махая крыльями. Ее ожидали трое почти безоружных мужчин.
   Завидя людей, синдар камнем спикировал вниз. Выпущенная Тарзаном стрела успела вонзиться в грудь рептилии по самое оперение.
   Раздался разъяренный крик, и Тарзан поспешно выпустил еще три стрелы.
   Гигантская птица пронеслась почти вровень с землей и на огромной скорости налетела на Тарзана. Вцепилась острыми когтями тому в спину, причинив острейшую боль, и взмыла высоко в небо вместе со своей добычей.
   Таор и Тар-гуш замешкались, опасаясь ненароком поранить товарища, и в итоге упустили птицу. Ощущая собственное бессилие, они беспомощно наблюдали за рептилией, уносившей Тарзана далеко за горы Синдара. Стояли молча, пока могучая птица не скрылась из виду.
   Тар-гуш обернулся к Таору.
   — Тарзану конец.
   Таор понуро кивнул головой.
   Тар-гуш ничего не добавил к сказанному, отвернулся и стал спускаться в долину, откуда они пришли. Он возвращался домой, к своему племени, поскольку не стало связующего звена между ним и Таором.
   Таор некоторое время глядел ему вслед, затем передернул плечами и двинулся к Зораму.
   Синдар летел над остроконечными горными вершинами, а Тарзан тем временем лихорадочно соображал, как ему спастись. Он знал, что некоторые птицы, знакомые ему по собственным джунглям, разжимают в полете когти с тем, чтобы жертва разбилась о скалы, и лишь тогда принимаются кромсать бездыханное тело. Ему хотелось надеяться, что синдары Пеллюсидара не имеют подобной привычки. Оставалось крепиться, молить Бога, чтобы не лишиться сознания, и набраться сил для схватки с летучей гадиной.
   Внизу проплывали горные вершины. Тарзан прикинул, что птица пролетела уже миль двадцать.
   Впереди вдруг появилось гнездо, в котором копошились птенцы, вовсю разевающие рты.
   Увидев такой поворот событий, Тарзан выхватил из набедренной повязки охотничий нож. Затем медленно поднял руку, нащупал ногу рептилии и ухватился за нее, словно клещами. Теперь его жизнь зависела от силы удара — единственный шанс на спасение.
   Тарзан вонзил нож. Рептилия заверещала.
   Птица конвульсивным движением сбросила добычу в гнездо к голодным птенцам.
   Тарзану повезло — птенцов оказалось всего трое, правда, зубы у них были уже острые, а челюсти сильно развитые.
   Тарзан заработал ножом, отбиваясь от птенцов, и выбрался из гнезда, отделавшись неглубокими царапинами. Рядом с гнездом громоздилась неподвижная туша синдара.
   Птенцы пронзительно пищали, но из гнезда не вылезали. Тарзан принялся пристально осматривать пустынный ландшафт.
   С напряжением вглядывался он в очертания скал, пытаясь восстановить путь полета синдара.
   Ближайшая более-менее ровная площадка, что он увидел, находилась футах в двадцати пяти от гнезда синдара.
   Тарзан размотал веревку, которую носил на себе под набедренной повязкой, прикидывая, что ее должно хватить, чтобы спуститься на эту площадку. Ухватившись за край гнезда, он начал рискованный спуск по веревке, перебирая руками и отталкиваясь ногами от гранитной стены. Наконец он достиг спасительной площадки.
   Ноги и руки Тарзана болели от порезов, оставленных зубами птенцов, спина представляла собой кровавую рану от когтей синдара, тело ломило и ныло, и лишь теперь, оказавшись в относительной безопасности, Тарзан ощутил безмерную усталость. А также беспомощность и обреченность, чего с ним ранее никогда не бывало. Если даже он сумеет слезть с этой площадки, то корабля ему все равно вряд ли сыскать. И все же с площадки нужно уходить.
   Собрав остатки сил, он двинулся вниз. Нащупывая ногами еле различимые выступы в скале, раздирая в кровь руки, он фут за футом преодолевал отвесную стену и спустился-таки на вожделенную землю. Напрягши всю свою силу воли, Тарзан побрел к лесу, где можно было укрыться и напиться воды.
   Среди деревьев Тарзан заметил тропу, ведущую наверх, к каньону. Передохнув и утолив жажду, Тарзан двинулся по тропе. Он шел, стиснув зубы, измотанный, но предельно бдительный, готовый немедленно отразить любую опасность.
   Чутье говорило ему, что этой тропой прошли совсем незадолго до него. И действительно, вскоре он услышал впереди себя чьи-то шаги. Тарзан определил, что это не мужчина и что человек направляется в ту же сторону, что и он.
   Поддавшись любопытству, Тарзан ускорил шаг, решив догнать идущего впереди. Однако в следующую минуту он насторожился, услышав звериный рык. Подобный звук животное издает перед самым нападением.
   Впереди, в сотне шагов, обозначился каньон, где у самого входа в пещеру тропа заканчивалась. Возле входа стоял мальчик лет десяти-двенадцати, на которого наседал громадный пещерный медведь, чрезвычайно раздраженный.
   Увидев Тарзана, мальчик было обрадовался, но когда понял, что человек этот из чужого племени, гордо расправил плечи и вытащил каменный нож в ожидании нападения.
   Тарзан без труда восстановил картину событий.
   Медведь вернулся к себе в пещеру и застал там мальчика, который не сумел улизнуть, поскольку туша медведя загораживала выход.
   С детства усвоив закон джунглей, Тарзан прекрасно понимал, что не обязан выступать в рискованной роли спасителя. Но в пламенной душе Владыки джунглей, горел огонь рыцарства, унаследованный им от родителей-англичан. Поэтому он всегда заступался за слабого, даже если его собственной жизни грозила опасность. К тому же это дитя из чужого племени понравилось Тарзану, а медведь внушал чувство омерзения. Тарзан вспомнил свое далекое детство, то время, когда он сам чувствовал себя беспомощным и обездоленным. И тогда он, истекая кровью, приготовился спасать мальчика.
   Он достал все имевшееся у него оружие. Левая рука держала веревку, лук и стрелы, правая — дротик.
   Тарзан, понятное дело, рассчитывал исключительно на собственную ловкость и удачливость, так как сознавал что практически безоружен перед огромным животным.
   Первым делом следовало отвлечь внимание медведя, чтобы мальчик смог убежать. Тарзан закричал и в тот же миг выпустил стрелу, попавшую зверю в спину.
   Медведь взревел от боли, встал на задние лапы и повернулся мордой к Тарзану в поисках обидчика.
   Тарзан внутренне содрогнулся, увидев жуткие глаза зверя. Медведь, яростно рыча, надвигался на Тарзана устрашающей глыбой.
   Тарзан натянул тетиву и одну за другой выпустил еще три стрелы, вонзившиеся медведю в грудь. Из последних сил размахнулся и метнул в него дротик, отскочив тут же назад.
   Зверь рухнул, но поднялся снова.
   У Тарзана промелькнула мысль о том, что в любую секунду в пещеру может возвратиться медведица. Что тогда? Бежать некуда — справа от пещеры высилась отвесная стена, слева же начинался крутой обрыв.
   Тарзан с надеждой взглянул наверх — не может быть, чтобы не нашелся какой-нибудь выход! Вот и она, спасительная расщелина в гранитной стене, тянущаяся над тропой в двадцати пяти футах от поверхности.
   Не выпуская из левой руки веревку, Тарзан правой подобрал дротик. Раненый медведь, тяжело дыша, неумолимо надвигался. Снизу послышалось учащенное дыхание медведицы, спешащей на подмогу.
   Тарзан зацепил веревочной петлей острый выступ рядом с расщелиной и с ловкостью обезьяны стал карабкаться вверх по стене.
   Он был спасен.

X
ГРИДЛИ В ПУТИ

   Не требовалась проницательность Шерлока Холмса, чтобы догадаться, что Джана оскорбилась, и Джейсон, неплохо разбиравшийся в психологии женщин, отлично понимал почему. Красавица Джана знала о своих чарах и об их воздействии на мужчин. По ее рассказам, многие домогались ее, мечтая сделать хозяйкой очага, а один даже рисковал жизнью, выкрав ее и бежав через горы Синдара.
   Гридли находил негодование девушки совершенно естественным, ведь эта красавица из каменного века была убеждена, что и он не сможет устоять перед ее неотразимыми чарами. И все же он не вполне понимал причину подобной яростной вспышки.
   Им было хорошо и легко друг с другом. Обычно общение с женщиной быстро наскучивало Гридли, и он начинал тяготиться избранницей. Но на сей раз все было иначе — ничего, кроме радости, Гридли не испытывал, и поэтому ему стало грустно от того, что все так закончилось. Он решил, что пойдет следом за Джаной, пока та не успокоится. Путь к Зораму полон опасностей и девушку нельзя отпускать одну, без защитника. Правда, зря она назвала его гилаком, на языке ее народа это слово имело не совсем приличный, бранный смысл. Он догонит Джану и попросит прощения. И Гридли бросился ей вслед, но не успел сделать и десяти шагов, как девушка стремительно обернулась, напоминая разъяренную фурию, и, выхватив каменный нож, закричала:
   — Я же сказала — ступай своей дорогой! Не желаю тебя видеть! Если не оставишь меня в покое, я тебя убью!
   — Одну я тебя не оставлю, Джана, — сказал Джейсон ровным голосом.
   — Красный Цветок Зорама обойдется без защитников, — высокомерно процедила девушка.
   — Давай все же пойдем вместе. Хотя бы в память о нашей дружбе. Я не…
   Гридли замялся и замолк.
   — Ты никогда не любил меня, я знаю. И я ненавижу тебя, потому что твои глаза лживы. Когда лживы губы, на это не обижаются, это так естественно. Но когда лгут глаза, то, значит, лжет и сердце. А если лжет сердце, то и человек насквозь лживый. Нет тебе доверия, и дружба твоя мне не нужна. Ничего мне от тебя больше не нужно. Убирайся.
   — Ты не поняла, Джана, — попытался объяснить Гридли.
   — Я поняла то, что если ты не оставишь меня в покое, я тебя убью, — вскричала Джана.
   — Тогда убей, ибо одну я тебя не отпущу. И ничто меня не остановит, даже твое отношение ко мне.
   С этими словами он шагнул к девушке.
   Девушка занесла нож, глаза ее полыхали огнем.
   Вдруг она сорвалась с места и бросилась бежать. Она неслась с быстротой ветра, и Гридли, которому мешала неудобная обувь и громоздкое оружие, не поспевал за ней. Он взывал к Джане, умоляя ее остановиться, однако девушка словно не слышала.
   От досады Гридли разозлился, но тут же поймал себя на том, что не может сердиться на Джану. Ему было хорошо с ней. Девушка овладела всеми его помыслами. «Она издевается надо мной. Куда до нее Цирцее!»
   Одно слово — дикарка, но какая потрясающая женщина, гордая, неприступная.
   Впереди мелькнула и вновь исчезла ее фигурка. Джана игнорировала Гридли, жалобно зовущего ее и пытающегося что-то объяснить…
   Валясь с ног от усталости, Гридли, томимый жаждой и голодом, совсем было отчаялся догнать девушку, как вдруг неожиданно для себя едва не налетел на нее.