Не добившись успеха на южном участке обороны Лиепаи, немецкие войска обошли город с востока, перерезав железную дорогу Лиепая – Рига. Однако попытка противника 23 июня ворваться в город с востока была отбита частями дивизии при активной поддержке рабочих отрядов и моряков военно-морской базы. На следующий день противник обошел Лиепаю с севера и, отрезав гарнизон от основных сил 8-й армии, блокировал его с моря. Защитники продемонстрировали высокий моральный дух и стойкость. «В Лиепае, – отмечал германский историк П. Карелл, – солдат Красной Армии впервые показал, на что он способен, когда опирается на подготовленные позиции, действует под командованием хладнокровных и энергичных командиров»[191]. Вместе с войсками сражались жители Лиепаи, руководимые штабом во главе с первым секретарем Лиепайского городского комитета Компартии Латвии М. Бука. В городе были созданы батальоны и отряды из рабочих, партийного и советского актива, милиции и членов Осоавиахима.
Несмотря на тяжелые потери и недостаток боеприпасов, защитники Лиепаи продолжали героически обороняться и в окружении. Борьба шла буквально за каждый дом. Только по приказу командования Северо-Западного фронта, войска которого отошли далеко на восток, защитники Лиепаи в ночь на 27 и 28 июня оставили город и, выйдя из окружения, пробивались на восток для соединения с отходившими советскими войсками. Продвигаясь по вражеским тылам, вырвавшиеся из Лиепаи силы продолжали борьбу. Часть их перешла к партизанским действиям. Большинство кораблей и судов было перебазировано из Лиепаи в Таллин, а неисправные пришлось затопить. В боях за Лиепаю гитлеровцы потеряли более 2 тыс. солдат и офицеров, 2 железнодорожных эшелона с войсками и техникой, свыше 10 танков, 20 бронетранспортеров, 15 самолетов[192]. Отдельным группам защитников города вырваться не удалось. Они продолжали сражаться в Старой Лиепае до 29 июня. Запись в журнале боевых действий группы армий «Север» свидетельствует, что немецкие части смогли войти в город только «после ожесточенной борьбы с вооруженным гражданским населением»[193].
25 июня командующий Северо-Западным фронтом получил директиву Ставки Главного Командования, которая требовала отвести войска и организовать оборону по Даугаве. Из резерва Ставки к этому рубежу выдвигался 21-й механизированный корпус.
Отходившие войска фронта оказались в катастрофическом положении. После неудачного контрудара по тильзитской группировке противника управление 3-го механизированного корпуса во главе с генералом А.В. Куркиным и 2-я танковая дивизия, оставшаяся без горючего, оказались в окружении в районе Россиены. В донесении 4-й немецкой танковой группы за 25 июня сообщалось, что 41-му моторизованному корпусу «в ходе боев с чрезвычайно ожесточенно сопротивляющимся противником удалось в результате нового наступления через Дубису» в течение дня сжать кольцо вокруг танкового соединения и уничтожить более сотни советских танков[194]. Лишь немногим бойцам удалось вырваться из окружения. 3-й механизированный корпус был практически разгромлен. Понес тяжелые потери и 12-й механизированный корпус, который вел боевые действия совместно с отходящими частями 8-й армии. Из имевшихся к началу войны 750 танков у него осталось не более 20[195]. Однако командующий фронтом, не располагавший никакими сведениями, считал, что корпус находится в окружении.
В результате образовавшейся между соединениями 8-й и 11-й армий огромной бреши командный пункт фронта оказался не прикрытым от ударов противника. Вечером 25 июня командующий фронтом решил переместить командный пункт. «С рассветом 26 июня, – вспоминает начальник связи Северо-Западного фронта П.М. Курочкин, – штаб фронта огромной колонной, более сотни автомашин, выступил из леса восточнее Паневежиса на Крустпилс и далее на Даугавпилс. Вдруг в небе появился вражеский самолет-разведчик. Вскоре он привел шестерку бомбардировщиков. Одна, другая, третья… посыпались фашистские бомбы на нашу колонну. Несколько машин было подбито. Некоторые машины охватило пламенем. Загрохотали зенитки. Движение колонн прекратилось. Люди побежали в сторону от дороги. Это был наглядный урок того, как нельзя перемещать крупные штабы во время войны»[196]. В связи с быстрым продвижением противника командный пункт был развернут не в Даугавпилсе, как предусматривалось ранее, а в районе Пскова, где он сосредоточивался к вечеру 27 июня.
В полосе 11-й армии противник ввел свежую пехотную дивизию вдоль северного берега реки Вилия. Над остатками армии нависла угроза окружения. Генерал Морозов принял единственно возможное решение: переправиться через р. Вилия и отходить.
Единственная мостовая переправа через Вилию с большим трудом была наведена к вечеру 25 июня восточнее Ионавы. Однако порядка преодоления реки, а также направления дальнейшего движения никто толком не определил. Около моста скопилась масса войск. С утра 26 июня 16-й стрелковый корпус начал переправу. В 8 часов 20–25 «юнкерсов» с высоты 600–800 м начали бомбить мост и скопление советских войск. В результате налета, продолжавшегося 10–15 минут, в колоннах машин вспыхнули пожары, сопровождавшиеся взрывами боеприпасов[197]. Повторными налетами мост был полностью разрушен. С большим трудом из его остатков удалось собрать паром, на котором началась переправа 84-й моторизованной дивизии. Когда выяснилось, что переправить основную часть дивизии нельзя, командир дивизии генерал П.И. Фоменко решил обойти реку через Вильнюс. О захвате города противником командир ничего не знал. Во внезапно возникшем бою 84-я моторизованная дивизия потеряла всю материальную часть, а ее остатки позднее примкнули к соединениям 11-й армии.
Положение 11-й армии было крайне тяжелым, о чем ее командующий генерал В.И. Морозов многократно докладывал командующему фронтом, взывая о помощи. Не получая ее, Морозов гневно упрекал Кузнецова в бездействии. Морозов был известен своей выдержкой и дисциплинированностью, поэтому в Военном совете фронта посчитали, что он не мог докладывать в такой грубой форме. Кузнецов сделал ошибочный вывод, что штаб армии вместе с Морозовым попал в плен и работает под диктовку врага. Командующий фронтом приказал прекратить радиосвязь с 11-й армией в тот момент, когда она остро нуждалась в управлении.
В боевом донесении наркому обороны командующий войсками Северо-Западного фронта 26 июня отмечал: «11-я армия – штаб и Военный совет армии, по ряду данных, пленен или погиб. Немцы захватили шифрдокумент(ацию). 5, 33, 188, 128-я стрелковые дивизии неизвестно в каком состоянии и где находятся. Много отставших и убежавших, задерживаемых (на) направлении Двинск. Много брошено оружия. 11-я армия не является организованным боеспособным соединением. На вильнюсском направлении необходимо развертывание новой армейской группировки немедленно»[198].
Между тем «панихида» по 11-й армии оказалась преждевременной. Ее штаб и остатки войск, переправившись на восточный берег Вилии, избежали окружения. От разгрома армию спас поворот танковой группы Гота на Минск, в полосу Западного фронта. Перед Морозовым встал вопрос: что делать дальше? Он принял решение отходить в северо-восточном направлении на Даугавпилс. Однако откуда командованию армии, не имевшему связи, было знать, что 26 июня части 8-й танковой дивизии корпуса Манштейна уже захватили этот город. Только 27 июня выяснилось, что путь на Даугавпилс закрыт.
Оставался свободен маршрут в восточном направлении на Полоцк через лесисто-озерный район, не занятый противником. Войска спешно повернули туда, чтобы упредить противника в выходе на Западную Двину. 28 июня главные силы армии вышли в район Свенцяны и тут натолкнулись на авангарды противника, которые попытались закрыть путь отхода в Белоруссию. Только 30 июня штабу 11-й армии удалось выйти к Полоцку в полосу обороны 22-й армии соседнего, Западного фронта. Вечером начальник Генерального штаба Г.К. Жуков направил командующему Северо-Западным фронтом шифротелеграмму: «В районе ст. Довгилишки, Колтыняны, леса западнее Свенцяны найдена 11-я армия Северо-Западного фронта, отходящая из района Каунас. Армия не имеет горючего, снарядов, продфуража. Армия не знает обстановки и что ей делать. Ставка Главного Командования приказала под вашу личную ответственность немедленно организовать вывод этой армии из района Свенцяны в район севернее Дисны…»[199] Однако это была не армия, а ее остатки. Она потеряла до 75% боевой техники и около 60% личного состава.
После 25 июня войска группы армий «Север» получили возможность без промедления продвигаться в глубь советской территории. Организованное сопротивление ей, по существу, оказывала только 8-я армия. Командование 1-го немецкого армейского корпуса, оценивая обстановку, в боевом приказе от 28 июня отмечало: «8-я армия красных сильными арьергардами сражалась храбро и стойко, на широком фронте отходя в северо-восточном направлении»[200]. В то же время полоса обороны 11-й армии оказалась неприкрытой. Этим обстоятельством быстро воспользовался Манштейн, который направил свой корпус по кратчайшему пути к Западной Двине. «Группа армий «Север», – отмечалось в отчетных немецких документах, – преследует цель: прорваться к Западной Двине. Главное направление удара – Даугавпилс и севернее»[201]. 56-й моторизованный корпус Манштейна наступал стремительно, с темпом более 60 км в сутки.
Чтобы стабилизировать обстановку, войскам Северо-Западного фронта очень важно было удержать рубеж вдоль Западной Двины. Однако 21-й механизированный корпус, которому предстояло оборонять этот водный рубеж, к реке еще не вышел. Не сумели своевременно занять оборону и войска 27-й армии, составлявшие второй эшелон фронта.
Утром 26 июня части 8-й танковой дивизии генерала Бранденбергера достигли реки у Даугавпилса. В составе передового отряда действовало переодетое в форму бойцов Красной армии подразделение 800-го полка «Бранденбург». Приблизившись вплотную к ничего не подозревавшей команде советских минеров, выделенных для подрыва автодорожного моста, диверсанты обезоружили их и захватили исправный мост. Танки устремились через реку в Даугавпилс, где советских войск не было. Противнику удалось захватить и железнодорожный мост, лишь незначительно поврежденный. Далеко оторвавшиеся от пехотных дивизий, части 8-й танковой дивизии переправились через реку и захватили плацдарм, очень важный для развития наступления на Ленинград.
До прибытия из Риги управления 27-й армии все части, находившиеся в районе Даугавпилса (Двинска), а также 5-й воздушно-десантный корпус из резерва фронта были объединены в группу под командованием помощника командующего Северо-Западным фронтом генерала С.Д. Акимова. Группе была поставлена задача освободить город. Однако наспех организованная 26 июня атака сколь-нибудь значительных успехов не принесла.
Генерал Акимов докладывал Военному совету фронта: «Согласно вашему личному приказу организовал наступление по овладению городом Двинск с 17.00 26.6.41 г. Наступление захлебнулось. Отдельные взводы и отделения проникли в город с северной и северо-восточной окраин города, но подведенными резервами и особенно усилившимся автоматическим огнем и артиллерией противника были отброшены. Противником была применена масса автоматического оружия, крупнокалиберные пулеметы, танки как неподвижные огневые точки. Масса огня применялась из окон домов, чердаков и с деревьев. В результате трехчасового боя наши части были отброшены. Основные причины нашего неуспеха – полное отсутствие с нашей стороны танков и очень малое количество артиллерии – всего 6 орудий»[202].
Во второй половине дня 27 июня в район северо-западнее Даугавпилса прибыл 21-й механизированный корпус генерала Д.Д. Лелюшенко. Его соединения имели всего 98 танков и 129 орудий. Ночью дивизии заняли исходное положение и в 5 часов атаковали противника. Передовой отряд 46-й танковой дивизии ворвался в Малиновку (12 км севернее Даугавпилса), где натолкнулся на упорное сопротивление врага. Ожесточенный бой продолжался весь день. К вечеру немцы подтянули свежие силы. Не выдержав натиска, соединения корпуса отошли.
Однако в боях за Даугавпилс танковые и моторизованные дивизии противника также были серьезно потрепаны. «…Цель – Ленинград, – вспоминал Манштейн, – отодвигалась от нас в далекое будущее, а корпус должен был выжидать у Двинска (Даугавпилс)… Вскоре нам пришлось на северном берегу Двины обороняться от атак противника, поддержанных одной танковой дивизией. На некоторых участках дело принимало серьезный оборот»[203]. Тем не менее в дневнике верховного командования вермахта 27 июня появилась запись: «В полосе группы армий «Север» боевые действия развиваются точно по плану. Основная задача по-прежнему состоит в том, чтобы возможно быстрее подтянуть и переправить через Двину крупные силы наших войск»[204].
В ночь на 29 июня передовой отряд 41-го моторизованного корпуса Рейнгардта с ходу форсировал Даугаву в районе Екабпилса, стремясь расширить плацдарм. Штаб танковой группы докладывал фельдмаршалу Леебу: «Многочисленные контратаки противника, направленные против расширения плацдарма, ожесточенные воздушные налеты, предпринятые за последние дни, позволяют вскрыть замысел противника, который стремится задержать наступление с целью отвода главных сил в глубину»[205].
29 июня передовые части 1-го и 26-го армейских корпусов 18-й немецкой армии ворвались в Ригу и захватили мосты через Даугаву. Однако решительной контратакой 19-го стрелкового корпуса под командованием генерала И.И. Фадеева противник был отброшен из Риги, что обеспечило планомерный отход 8-й армии через город. Существенную помощь при ведении боевых действий в городе оказали рижане.
По сообщению командования немецкого 1-го армейского корпуса, «большие потери наносили стрелки, которые вели огонь с крыш и из подвалов, а также вооруженное гражданское население, участвовавшее в боях»[206]. Однако 1 июля Ригой вновь овладели немцы.
30 июня фельдмаршал Лееб доложил главнокомандующему сухопутными войсками Браухичу, что группа армий «Север» выполнила свою ближайшую задачу – разгромила советские войска, находившиеся перед Даугавой. Однако это не соответствовало истине. Хотя войска Северо-Западного фронта и понесли большие потери, разгромлены они не были и даже вышли из-под ударов врага. Но удержать важный и выгодный для обороны рубеж по реке Даугаве не удалось.
Предвидя такой исход, Ставка еще 29 июня приказала командующему Северо-Западным фронтом одновременно с организацией обороны по Даугаве подготовить и занять рубеж по р. Великой, опираясь при этом на имевшиеся там укрепленные районы в Пскове и Острове. Для усиления указанного направления из резерва Ставки и Северного фронта выдвигались 41-й стрелковый и 1-й механизированный корпуса, а также 234-я стрелковая дивизия.
Неправильно уяснив задачу фронта, генерал Ф.И. Кузнецов 30 июня отдал директиву войскам, оборонявшимся вдоль Даугавы, на отход в Псковский, Островский и Себежский укрепленные районы. Вечером, когда в Генеральном штабе стало известно об этом решении, Жуков направил Кузнецову телеграмму: «Вами приказ Ставки не понят. Сложившаяся обстановка требует в течение ближайших 3–4 дней задержать противника на рубеже р. Западная Двина. Примите все меры, чтобы не допустить распространения противника на северном берегу»[207].
Командование фронта отменило отданные ранее распоряжения об отходе войск на рубеж р. Великой и потребовало с утра 2 июля начать наступление на запад с целью восстановления обороны по р. Даугава.
Во фронте в это время насчитывалось всего 150 танков и 154 самолета[208], и войска не имели сил для наступления. Быстрая и неожиданная смена решений привела к тому, что 2 июля войска оказались не готовыми ни к обороне рубежа вдоль Даугавы, ни к отходу. Этим воспользовался противник, который с утра нанес удар в стык 8-й и 27-й армий. За неумелое управление войсками генерал Ф.И. Кузнецов с занимаемой должности был снят. Были также отстранены от должности член Военного совета фронта П.А. Дибров и начальник штаба П.С. Кленов. С 4 июля в командование фронтом вступил командующий 8-й армией генерал П.П. Собенников. Членом Военного совета был назначен корпусной комиссар В.Н. Богаткин, а начальником штаба генерал Н.Ф. Ватутин.
К исходу 3 июля противник захватил Гулбене, что перерезало 8-й армии пути отхода на рубеж р. Великой. Армия, в командование которой вступил генерал Ф.С. Иванов, была вынуждена отходить на север, в Эстонию. Между 8-й и 27-й армиями образовался разрыв, куда устремились соединения 4-й танковой группы. Утром следующего дня 1-я танковая дивизия корпуса Рейнгардта достигла южной окраины Острова и с ходу форсировала р. Великую. Попытки отбросить ее силами 3-й танковой и 111-й стрелковой дивизий не увенчались успехом. 6 июля враг захватил Остров и устремился на север, на Псков. Спустя два дня передовые части немецкой танковой группы подошли к древнему русскому городу. Все мосты, кроме железнодорожного, в Пскове были заблаговременно взорваны. Поступила команда на подрыв и железнодорожного моста. Однако младший лейтенант С.Г. Байков, возглавлявший подрывную команду, увидев прорывавшуюся с боем к реке нашу артиллерийскую часть, решил пропустить ее, а уж потом взорвать мост. Артиллеристы проскочили, но подорвать мост сразу не удалось: электропровод был перебит осколками снарядов. Тогда Байков с группой саперов выскочил на мост и вместо электродетонаторов вставил в заряды зажигательные трубки с коротким шнуром. Мост взлетел на воздух, когда на него уже ворвались вражеские танки. Младшему лейтенанту С.Г. Байкову было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно), а шесть членов его подрывной команды награждены орденом Ленина.
Немецко-фашистским захватчикам не удалось с ходу ворваться в город, но к вечеру следующего дня под давлением противника советские войска были вынуждены оставить Псков. Командование 4-й танковой группы, отмечая отсутствие у советских войск «плановой обороны» под Псковом, признавало одновременно их «отчаянное сопротивление», «самопожертвование передовых частей», обеспечивавших отход главных сил. «За последние дни, – сообщалось в донесении от 10 июля, – оживилась деятельность бомбардировочной и истребительной авиации противника… Несем большие потери от налетов… особенно на дороге Карсава – Остров – Псков… В интересах быстрого продвижения 4-й танковой группы срочно требуется пополнение»[209].
Войска 8-й армии отходили так быстро, что народное ополчение, партийный и советский актив южных районов Эстонии не успевали эвакуироваться. Подразделения ополченцев Валгаского, Выруского, Петсериского и Пярнуского уездов в течение нескольких дней фактически являлись арьергардом отходящих советских войск.
Отряд морской пехоты Пярнуского гарнизона 8 июля пытался остановить противника на подступах к городу, но под натиском превосходящих сил был вынужден отходить. Появление противника в городе было столь внезапным, что некоторые местные учреждения Пярну еще работали. Население охватила паника. Город был захвачен без боя[210]. Оккупанты учинили зверскую расправу над попавшими в их руки комсомольскими активистами. Помощь в расправе оказывали местные националисты.
Не встретив сопротивления в южной Эстонии, немецкое командование повернуло часть сил своей 18-й армии на восток, в направлении Острова. На север наступало лишь два армейских корпуса. В результате натиск противника на соединения 8-й советской армии ослаб, что позволило им 10 июля на рубеже Пярну, Тарту остановить врага.
Боевые действия на линии укрепленных районов по р. Великой также не дали ожидаемых результатов. Отходившие соединения, опаздывая с выходом в назначенные им районы, не успевали оборудовать оборонительные позиции. А укрепленные районы были в значительной степени разоружены в связи со строительством новых – по государственной границе. Задерживались с подходом и резервы Верховного Командования. Танковые группировки врага опережали их, используя разрывы между отходившими советскими войсками. В полосе Северо-Западного фронта к исходу 9 июля создалась угроза прорыва группы армий «Север» к Ленинграду.
В целом первая оборонительная операция Северо-Западного фронта закончилась неудачей. За 18 дней войны советские войска отошли в глубину до 450 км, оставив почти всю Прибалтику, фронт потерял около 152 тыс. человек, 6,4 тыс. орудий и минометов, более 1,5 тыс. танков и 970 самолетов[211].
Командованию фронта не удалось создать оборону, способную отразить удар агрессора. В то время как войска вермахта были сосредоточены на главных направлениях на узких участках в компактных ударных группировках, советские войска находились в широкой полосе, рассредоточенные на большую глубину, имея низкие оперативные плотности. Значительную роль в неудачном исходе оборонительной операции в Прибалтике сыграли неумелое управление войсками, грубые ошибки и просчеты командования фронта и армий в оценке обстановки, принятии решений, в организации выполнения поставленных задач. Из-за запоздалой или искаженной информации решения часто не соответствовали обстановке. «За все это время, – вспоминал Г.К. Жуков, – Генеральный штаб не получал от штаба Северо-Западного фронта ясных исчерпывающих докладов о положении наших войск, о группировке противника и местоположении его танковых и моторизованных соединений. Приходилось иногда предположительно определять развитие событий, но такой метод, как известно, не гарантирует от ошибок»[212].
При организации обороны плохо использовались естественные рубежи – крупные реки и межозерные дефиле. Войска фронта не сумели закрепиться на таких водных преградах, как Неман, Даугава, Великая. Непрерывный отход в первые недели войны деморализующе действовал на личный состав. Появилась боязнь окружения. Не чувствуя локтевой связи соседей, некоторые части оставляли позиции и отходили даже в том случае, если противник наступал равными или меньшими силами.
В тяжелых боях дорогой ценой приобретался боевой опыт командным составом. В Прибалтике на полях сражений сдавал экзамен на командирскую зрелость полковник И.Д. Черняховский, ставший впоследствии одним из выдающихся военачальников Великой Отечественной войны. Уже в первые трагические дни войны части 28-й танковой дивизии под его командованием не только остановили врага в районе Калтиненай, но и вклинились в его боевые порядки на 5 км, уничтожив при этом 14 танков, 20 орудий и до батальона пехоты. Юго-западнее Шауляя дивизия Черняховского самоотверженно сдерживала яростный натиск противника и обеспечила отход 8-й армии на рубеж Западной Двины.
Трудные условия, сложившиеся на северо-западном направлении, не позволили отмобилизовать и развернуть армейский и фронтовой тыл. Войска вынуждены были обороняться, формируя тыловые органы уже в ходе боевых действий, не имея надежного тылового обеспечения.
Местонахождение многих складов оставалось неизвестным частям и соединениям, которые так нуждались в горючем и боеприпасах. В начале июля 1941 года войска располагали всего 0,6–0,8 процента боекомплекта.
Сложная обстановка была и на море. Краснознаменный Балтийский флот, даже превосходя противника в надводных и подводных силах, был поставлен в трудное положение. С потерей баз в Лиепае и Риге корабли перешли в Таллин, где подвергались жестоким бомбардировкам немецкой авиации. Уже в начале июля флоту пришлось вплотную заняться и организацией обороны Ленинграда с моря.
Несмотря на тяжелые потери и недостаток боеприпасов, защитники Лиепаи продолжали героически обороняться и в окружении. Борьба шла буквально за каждый дом. Только по приказу командования Северо-Западного фронта, войска которого отошли далеко на восток, защитники Лиепаи в ночь на 27 и 28 июня оставили город и, выйдя из окружения, пробивались на восток для соединения с отходившими советскими войсками. Продвигаясь по вражеским тылам, вырвавшиеся из Лиепаи силы продолжали борьбу. Часть их перешла к партизанским действиям. Большинство кораблей и судов было перебазировано из Лиепаи в Таллин, а неисправные пришлось затопить. В боях за Лиепаю гитлеровцы потеряли более 2 тыс. солдат и офицеров, 2 железнодорожных эшелона с войсками и техникой, свыше 10 танков, 20 бронетранспортеров, 15 самолетов[192]. Отдельным группам защитников города вырваться не удалось. Они продолжали сражаться в Старой Лиепае до 29 июня. Запись в журнале боевых действий группы армий «Север» свидетельствует, что немецкие части смогли войти в город только «после ожесточенной борьбы с вооруженным гражданским населением»[193].
25 июня командующий Северо-Западным фронтом получил директиву Ставки Главного Командования, которая требовала отвести войска и организовать оборону по Даугаве. Из резерва Ставки к этому рубежу выдвигался 21-й механизированный корпус.
Отходившие войска фронта оказались в катастрофическом положении. После неудачного контрудара по тильзитской группировке противника управление 3-го механизированного корпуса во главе с генералом А.В. Куркиным и 2-я танковая дивизия, оставшаяся без горючего, оказались в окружении в районе Россиены. В донесении 4-й немецкой танковой группы за 25 июня сообщалось, что 41-му моторизованному корпусу «в ходе боев с чрезвычайно ожесточенно сопротивляющимся противником удалось в результате нового наступления через Дубису» в течение дня сжать кольцо вокруг танкового соединения и уничтожить более сотни советских танков[194]. Лишь немногим бойцам удалось вырваться из окружения. 3-й механизированный корпус был практически разгромлен. Понес тяжелые потери и 12-й механизированный корпус, который вел боевые действия совместно с отходящими частями 8-й армии. Из имевшихся к началу войны 750 танков у него осталось не более 20[195]. Однако командующий фронтом, не располагавший никакими сведениями, считал, что корпус находится в окружении.
В результате образовавшейся между соединениями 8-й и 11-й армий огромной бреши командный пункт фронта оказался не прикрытым от ударов противника. Вечером 25 июня командующий фронтом решил переместить командный пункт. «С рассветом 26 июня, – вспоминает начальник связи Северо-Западного фронта П.М. Курочкин, – штаб фронта огромной колонной, более сотни автомашин, выступил из леса восточнее Паневежиса на Крустпилс и далее на Даугавпилс. Вдруг в небе появился вражеский самолет-разведчик. Вскоре он привел шестерку бомбардировщиков. Одна, другая, третья… посыпались фашистские бомбы на нашу колонну. Несколько машин было подбито. Некоторые машины охватило пламенем. Загрохотали зенитки. Движение колонн прекратилось. Люди побежали в сторону от дороги. Это был наглядный урок того, как нельзя перемещать крупные штабы во время войны»[196]. В связи с быстрым продвижением противника командный пункт был развернут не в Даугавпилсе, как предусматривалось ранее, а в районе Пскова, где он сосредоточивался к вечеру 27 июня.
В полосе 11-й армии противник ввел свежую пехотную дивизию вдоль северного берега реки Вилия. Над остатками армии нависла угроза окружения. Генерал Морозов принял единственно возможное решение: переправиться через р. Вилия и отходить.
Единственная мостовая переправа через Вилию с большим трудом была наведена к вечеру 25 июня восточнее Ионавы. Однако порядка преодоления реки, а также направления дальнейшего движения никто толком не определил. Около моста скопилась масса войск. С утра 26 июня 16-й стрелковый корпус начал переправу. В 8 часов 20–25 «юнкерсов» с высоты 600–800 м начали бомбить мост и скопление советских войск. В результате налета, продолжавшегося 10–15 минут, в колоннах машин вспыхнули пожары, сопровождавшиеся взрывами боеприпасов[197]. Повторными налетами мост был полностью разрушен. С большим трудом из его остатков удалось собрать паром, на котором началась переправа 84-й моторизованной дивизии. Когда выяснилось, что переправить основную часть дивизии нельзя, командир дивизии генерал П.И. Фоменко решил обойти реку через Вильнюс. О захвате города противником командир ничего не знал. Во внезапно возникшем бою 84-я моторизованная дивизия потеряла всю материальную часть, а ее остатки позднее примкнули к соединениям 11-й армии.
Положение 11-й армии было крайне тяжелым, о чем ее командующий генерал В.И. Морозов многократно докладывал командующему фронтом, взывая о помощи. Не получая ее, Морозов гневно упрекал Кузнецова в бездействии. Морозов был известен своей выдержкой и дисциплинированностью, поэтому в Военном совете фронта посчитали, что он не мог докладывать в такой грубой форме. Кузнецов сделал ошибочный вывод, что штаб армии вместе с Морозовым попал в плен и работает под диктовку врага. Командующий фронтом приказал прекратить радиосвязь с 11-й армией в тот момент, когда она остро нуждалась в управлении.
В боевом донесении наркому обороны командующий войсками Северо-Западного фронта 26 июня отмечал: «11-я армия – штаб и Военный совет армии, по ряду данных, пленен или погиб. Немцы захватили шифрдокумент(ацию). 5, 33, 188, 128-я стрелковые дивизии неизвестно в каком состоянии и где находятся. Много отставших и убежавших, задерживаемых (на) направлении Двинск. Много брошено оружия. 11-я армия не является организованным боеспособным соединением. На вильнюсском направлении необходимо развертывание новой армейской группировки немедленно»[198].
Между тем «панихида» по 11-й армии оказалась преждевременной. Ее штаб и остатки войск, переправившись на восточный берег Вилии, избежали окружения. От разгрома армию спас поворот танковой группы Гота на Минск, в полосу Западного фронта. Перед Морозовым встал вопрос: что делать дальше? Он принял решение отходить в северо-восточном направлении на Даугавпилс. Однако откуда командованию армии, не имевшему связи, было знать, что 26 июня части 8-й танковой дивизии корпуса Манштейна уже захватили этот город. Только 27 июня выяснилось, что путь на Даугавпилс закрыт.
Оставался свободен маршрут в восточном направлении на Полоцк через лесисто-озерный район, не занятый противником. Войска спешно повернули туда, чтобы упредить противника в выходе на Западную Двину. 28 июня главные силы армии вышли в район Свенцяны и тут натолкнулись на авангарды противника, которые попытались закрыть путь отхода в Белоруссию. Только 30 июня штабу 11-й армии удалось выйти к Полоцку в полосу обороны 22-й армии соседнего, Западного фронта. Вечером начальник Генерального штаба Г.К. Жуков направил командующему Северо-Западным фронтом шифротелеграмму: «В районе ст. Довгилишки, Колтыняны, леса западнее Свенцяны найдена 11-я армия Северо-Западного фронта, отходящая из района Каунас. Армия не имеет горючего, снарядов, продфуража. Армия не знает обстановки и что ей делать. Ставка Главного Командования приказала под вашу личную ответственность немедленно организовать вывод этой армии из района Свенцяны в район севернее Дисны…»[199] Однако это была не армия, а ее остатки. Она потеряла до 75% боевой техники и около 60% личного состава.
После 25 июня войска группы армий «Север» получили возможность без промедления продвигаться в глубь советской территории. Организованное сопротивление ей, по существу, оказывала только 8-я армия. Командование 1-го немецкого армейского корпуса, оценивая обстановку, в боевом приказе от 28 июня отмечало: «8-я армия красных сильными арьергардами сражалась храбро и стойко, на широком фронте отходя в северо-восточном направлении»[200]. В то же время полоса обороны 11-й армии оказалась неприкрытой. Этим обстоятельством быстро воспользовался Манштейн, который направил свой корпус по кратчайшему пути к Западной Двине. «Группа армий «Север», – отмечалось в отчетных немецких документах, – преследует цель: прорваться к Западной Двине. Главное направление удара – Даугавпилс и севернее»[201]. 56-й моторизованный корпус Манштейна наступал стремительно, с темпом более 60 км в сутки.
Чтобы стабилизировать обстановку, войскам Северо-Западного фронта очень важно было удержать рубеж вдоль Западной Двины. Однако 21-й механизированный корпус, которому предстояло оборонять этот водный рубеж, к реке еще не вышел. Не сумели своевременно занять оборону и войска 27-й армии, составлявшие второй эшелон фронта.
Утром 26 июня части 8-й танковой дивизии генерала Бранденбергера достигли реки у Даугавпилса. В составе передового отряда действовало переодетое в форму бойцов Красной армии подразделение 800-го полка «Бранденбург». Приблизившись вплотную к ничего не подозревавшей команде советских минеров, выделенных для подрыва автодорожного моста, диверсанты обезоружили их и захватили исправный мост. Танки устремились через реку в Даугавпилс, где советских войск не было. Противнику удалось захватить и железнодорожный мост, лишь незначительно поврежденный. Далеко оторвавшиеся от пехотных дивизий, части 8-й танковой дивизии переправились через реку и захватили плацдарм, очень важный для развития наступления на Ленинград.
До прибытия из Риги управления 27-й армии все части, находившиеся в районе Даугавпилса (Двинска), а также 5-й воздушно-десантный корпус из резерва фронта были объединены в группу под командованием помощника командующего Северо-Западным фронтом генерала С.Д. Акимова. Группе была поставлена задача освободить город. Однако наспех организованная 26 июня атака сколь-нибудь значительных успехов не принесла.
Генерал Акимов докладывал Военному совету фронта: «Согласно вашему личному приказу организовал наступление по овладению городом Двинск с 17.00 26.6.41 г. Наступление захлебнулось. Отдельные взводы и отделения проникли в город с северной и северо-восточной окраин города, но подведенными резервами и особенно усилившимся автоматическим огнем и артиллерией противника были отброшены. Противником была применена масса автоматического оружия, крупнокалиберные пулеметы, танки как неподвижные огневые точки. Масса огня применялась из окон домов, чердаков и с деревьев. В результате трехчасового боя наши части были отброшены. Основные причины нашего неуспеха – полное отсутствие с нашей стороны танков и очень малое количество артиллерии – всего 6 орудий»[202].
Во второй половине дня 27 июня в район северо-западнее Даугавпилса прибыл 21-й механизированный корпус генерала Д.Д. Лелюшенко. Его соединения имели всего 98 танков и 129 орудий. Ночью дивизии заняли исходное положение и в 5 часов атаковали противника. Передовой отряд 46-й танковой дивизии ворвался в Малиновку (12 км севернее Даугавпилса), где натолкнулся на упорное сопротивление врага. Ожесточенный бой продолжался весь день. К вечеру немцы подтянули свежие силы. Не выдержав натиска, соединения корпуса отошли.
Однако в боях за Даугавпилс танковые и моторизованные дивизии противника также были серьезно потрепаны. «…Цель – Ленинград, – вспоминал Манштейн, – отодвигалась от нас в далекое будущее, а корпус должен был выжидать у Двинска (Даугавпилс)… Вскоре нам пришлось на северном берегу Двины обороняться от атак противника, поддержанных одной танковой дивизией. На некоторых участках дело принимало серьезный оборот»[203]. Тем не менее в дневнике верховного командования вермахта 27 июня появилась запись: «В полосе группы армий «Север» боевые действия развиваются точно по плану. Основная задача по-прежнему состоит в том, чтобы возможно быстрее подтянуть и переправить через Двину крупные силы наших войск»[204].
В ночь на 29 июня передовой отряд 41-го моторизованного корпуса Рейнгардта с ходу форсировал Даугаву в районе Екабпилса, стремясь расширить плацдарм. Штаб танковой группы докладывал фельдмаршалу Леебу: «Многочисленные контратаки противника, направленные против расширения плацдарма, ожесточенные воздушные налеты, предпринятые за последние дни, позволяют вскрыть замысел противника, который стремится задержать наступление с целью отвода главных сил в глубину»[205].
29 июня передовые части 1-го и 26-го армейских корпусов 18-й немецкой армии ворвались в Ригу и захватили мосты через Даугаву. Однако решительной контратакой 19-го стрелкового корпуса под командованием генерала И.И. Фадеева противник был отброшен из Риги, что обеспечило планомерный отход 8-й армии через город. Существенную помощь при ведении боевых действий в городе оказали рижане.
По сообщению командования немецкого 1-го армейского корпуса, «большие потери наносили стрелки, которые вели огонь с крыш и из подвалов, а также вооруженное гражданское население, участвовавшее в боях»[206]. Однако 1 июля Ригой вновь овладели немцы.
30 июня фельдмаршал Лееб доложил главнокомандующему сухопутными войсками Браухичу, что группа армий «Север» выполнила свою ближайшую задачу – разгромила советские войска, находившиеся перед Даугавой. Однако это не соответствовало истине. Хотя войска Северо-Западного фронта и понесли большие потери, разгромлены они не были и даже вышли из-под ударов врага. Но удержать важный и выгодный для обороны рубеж по реке Даугаве не удалось.
Предвидя такой исход, Ставка еще 29 июня приказала командующему Северо-Западным фронтом одновременно с организацией обороны по Даугаве подготовить и занять рубеж по р. Великой, опираясь при этом на имевшиеся там укрепленные районы в Пскове и Острове. Для усиления указанного направления из резерва Ставки и Северного фронта выдвигались 41-й стрелковый и 1-й механизированный корпуса, а также 234-я стрелковая дивизия.
Неправильно уяснив задачу фронта, генерал Ф.И. Кузнецов 30 июня отдал директиву войскам, оборонявшимся вдоль Даугавы, на отход в Псковский, Островский и Себежский укрепленные районы. Вечером, когда в Генеральном штабе стало известно об этом решении, Жуков направил Кузнецову телеграмму: «Вами приказ Ставки не понят. Сложившаяся обстановка требует в течение ближайших 3–4 дней задержать противника на рубеже р. Западная Двина. Примите все меры, чтобы не допустить распространения противника на северном берегу»[207].
Командование фронта отменило отданные ранее распоряжения об отходе войск на рубеж р. Великой и потребовало с утра 2 июля начать наступление на запад с целью восстановления обороны по р. Даугава.
Во фронте в это время насчитывалось всего 150 танков и 154 самолета[208], и войска не имели сил для наступления. Быстрая и неожиданная смена решений привела к тому, что 2 июля войска оказались не готовыми ни к обороне рубежа вдоль Даугавы, ни к отходу. Этим воспользовался противник, который с утра нанес удар в стык 8-й и 27-й армий. За неумелое управление войсками генерал Ф.И. Кузнецов с занимаемой должности был снят. Были также отстранены от должности член Военного совета фронта П.А. Дибров и начальник штаба П.С. Кленов. С 4 июля в командование фронтом вступил командующий 8-й армией генерал П.П. Собенников. Членом Военного совета был назначен корпусной комиссар В.Н. Богаткин, а начальником штаба генерал Н.Ф. Ватутин.
К исходу 3 июля противник захватил Гулбене, что перерезало 8-й армии пути отхода на рубеж р. Великой. Армия, в командование которой вступил генерал Ф.С. Иванов, была вынуждена отходить на север, в Эстонию. Между 8-й и 27-й армиями образовался разрыв, куда устремились соединения 4-й танковой группы. Утром следующего дня 1-я танковая дивизия корпуса Рейнгардта достигла южной окраины Острова и с ходу форсировала р. Великую. Попытки отбросить ее силами 3-й танковой и 111-й стрелковой дивизий не увенчались успехом. 6 июля враг захватил Остров и устремился на север, на Псков. Спустя два дня передовые части немецкой танковой группы подошли к древнему русскому городу. Все мосты, кроме железнодорожного, в Пскове были заблаговременно взорваны. Поступила команда на подрыв и железнодорожного моста. Однако младший лейтенант С.Г. Байков, возглавлявший подрывную команду, увидев прорывавшуюся с боем к реке нашу артиллерийскую часть, решил пропустить ее, а уж потом взорвать мост. Артиллеристы проскочили, но подорвать мост сразу не удалось: электропровод был перебит осколками снарядов. Тогда Байков с группой саперов выскочил на мост и вместо электродетонаторов вставил в заряды зажигательные трубки с коротким шнуром. Мост взлетел на воздух, когда на него уже ворвались вражеские танки. Младшему лейтенанту С.Г. Байкову было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно), а шесть членов его подрывной команды награждены орденом Ленина.
Немецко-фашистским захватчикам не удалось с ходу ворваться в город, но к вечеру следующего дня под давлением противника советские войска были вынуждены оставить Псков. Командование 4-й танковой группы, отмечая отсутствие у советских войск «плановой обороны» под Псковом, признавало одновременно их «отчаянное сопротивление», «самопожертвование передовых частей», обеспечивавших отход главных сил. «За последние дни, – сообщалось в донесении от 10 июля, – оживилась деятельность бомбардировочной и истребительной авиации противника… Несем большие потери от налетов… особенно на дороге Карсава – Остров – Псков… В интересах быстрого продвижения 4-й танковой группы срочно требуется пополнение»[209].
Войска 8-й армии отходили так быстро, что народное ополчение, партийный и советский актив южных районов Эстонии не успевали эвакуироваться. Подразделения ополченцев Валгаского, Выруского, Петсериского и Пярнуского уездов в течение нескольких дней фактически являлись арьергардом отходящих советских войск.
Отряд морской пехоты Пярнуского гарнизона 8 июля пытался остановить противника на подступах к городу, но под натиском превосходящих сил был вынужден отходить. Появление противника в городе было столь внезапным, что некоторые местные учреждения Пярну еще работали. Население охватила паника. Город был захвачен без боя[210]. Оккупанты учинили зверскую расправу над попавшими в их руки комсомольскими активистами. Помощь в расправе оказывали местные националисты.
Не встретив сопротивления в южной Эстонии, немецкое командование повернуло часть сил своей 18-й армии на восток, в направлении Острова. На север наступало лишь два армейских корпуса. В результате натиск противника на соединения 8-й советской армии ослаб, что позволило им 10 июля на рубеже Пярну, Тарту остановить врага.
Боевые действия на линии укрепленных районов по р. Великой также не дали ожидаемых результатов. Отходившие соединения, опаздывая с выходом в назначенные им районы, не успевали оборудовать оборонительные позиции. А укрепленные районы были в значительной степени разоружены в связи со строительством новых – по государственной границе. Задерживались с подходом и резервы Верховного Командования. Танковые группировки врага опережали их, используя разрывы между отходившими советскими войсками. В полосе Северо-Западного фронта к исходу 9 июля создалась угроза прорыва группы армий «Север» к Ленинграду.
В целом первая оборонительная операция Северо-Западного фронта закончилась неудачей. За 18 дней войны советские войска отошли в глубину до 450 км, оставив почти всю Прибалтику, фронт потерял около 152 тыс. человек, 6,4 тыс. орудий и минометов, более 1,5 тыс. танков и 970 самолетов[211].
Командованию фронта не удалось создать оборону, способную отразить удар агрессора. В то время как войска вермахта были сосредоточены на главных направлениях на узких участках в компактных ударных группировках, советские войска находились в широкой полосе, рассредоточенные на большую глубину, имея низкие оперативные плотности. Значительную роль в неудачном исходе оборонительной операции в Прибалтике сыграли неумелое управление войсками, грубые ошибки и просчеты командования фронта и армий в оценке обстановки, принятии решений, в организации выполнения поставленных задач. Из-за запоздалой или искаженной информации решения часто не соответствовали обстановке. «За все это время, – вспоминал Г.К. Жуков, – Генеральный штаб не получал от штаба Северо-Западного фронта ясных исчерпывающих докладов о положении наших войск, о группировке противника и местоположении его танковых и моторизованных соединений. Приходилось иногда предположительно определять развитие событий, но такой метод, как известно, не гарантирует от ошибок»[212].
При организации обороны плохо использовались естественные рубежи – крупные реки и межозерные дефиле. Войска фронта не сумели закрепиться на таких водных преградах, как Неман, Даугава, Великая. Непрерывный отход в первые недели войны деморализующе действовал на личный состав. Появилась боязнь окружения. Не чувствуя локтевой связи соседей, некоторые части оставляли позиции и отходили даже в том случае, если противник наступал равными или меньшими силами.
В тяжелых боях дорогой ценой приобретался боевой опыт командным составом. В Прибалтике на полях сражений сдавал экзамен на командирскую зрелость полковник И.Д. Черняховский, ставший впоследствии одним из выдающихся военачальников Великой Отечественной войны. Уже в первые трагические дни войны части 28-й танковой дивизии под его командованием не только остановили врага в районе Калтиненай, но и вклинились в его боевые порядки на 5 км, уничтожив при этом 14 танков, 20 орудий и до батальона пехоты. Юго-западнее Шауляя дивизия Черняховского самоотверженно сдерживала яростный натиск противника и обеспечила отход 8-й армии на рубеж Западной Двины.
Трудные условия, сложившиеся на северо-западном направлении, не позволили отмобилизовать и развернуть армейский и фронтовой тыл. Войска вынуждены были обороняться, формируя тыловые органы уже в ходе боевых действий, не имея надежного тылового обеспечения.
Местонахождение многих складов оставалось неизвестным частям и соединениям, которые так нуждались в горючем и боеприпасах. В начале июля 1941 года войска располагали всего 0,6–0,8 процента боекомплекта.
Сложная обстановка была и на море. Краснознаменный Балтийский флот, даже превосходя противника в надводных и подводных силах, был поставлен в трудное положение. С потерей баз в Лиепае и Риге корабли перешли в Таллин, где подвергались жестоким бомбардировкам немецкой авиации. Уже в начале июля флоту пришлось вплотную заняться и организацией обороны Ленинграда с моря.