Господство вражеской авиации в первый день войны оказало пагубное воздействие на подвергшиеся ударам советские войска. Однако советские летчики даже в чрезвычайно сложных и неблагоприятных условиях вели борьбу с врагом. Над пограничными районами разгорелись ожесточенные воздушные бои. Когда кончались боеприпасы, советские летчики-истребители в яростном ожесточении шли на таран. Счет воздушным таранам открыл командир звена 46-го истребительного авиационного полка старший лейтенант И.И. Иванов, посмертно удостоенный за этот подвиг звания Героя Советского Союза. Остановившиеся от удара о землю наручные часы летчика показывали 4 ч. 25 мин. Символично, что первый воздушный таран в Великой Отечественной войне совершен недалеко от г. Дубно, где в 1914 г. впервые в мире применил таран русский летчик Петр Нестеров. В первый же день войны около 20 летчиков, в том числе Д.В. Кокорев, Л.Г. Бутелин, П.С. Рябцев, А.С. Данилов, А.И. Мокляк, С.М. Гудимов, Е.М. Панфилов[81], таранили вражеские самолеты.
Проявляя самоотверженное мужество, советские летчики стремились вырвать у врага инициативу в воздухе. Авиация Северо-Западного и Западного фронтов в середине дня осуществила даже удары по немецким аэродромам. Но удары наносились небольшими силами бомбардировщиков без надежного прикрытия истребителями, что приводило к большим потерям. Всего за день боя летчики Западного фронта совершили 1836 боевых вылетов, но уничтожили только 143 самолета противника[82]. Военно-воздушные силы Юго-Западного фронта, хотя и имели самолетов больше, чем другие фронты, не смогли сделать даже этого. Штаб ВВС 22 июня был в пути из Киева в Тернополь и летными частями, по существу, не управлял.
Героические действия отдельных авиационных частей, подразделений и экипажей не смогли, конечно, оказать существенного влияния на воздушную обстановку. Противник безраздельно господствовал в воздухе, продолжая наносить удары круглые сутки, в первую военную ночь приграничные районы озарялись багровым заревом: горело все, что могло гореть… Господство в воздухе дало агрессору огромные преимущества в ведении военных действий на земле.
Еще до окончания артиллерийской подготовки границу пересекли штурмовые группы противника. Под прикрытием артиллерийского огня они захватили переправы, пограничные посты, атаковали передовые части. На уничтожение и захват пограничных застав противник отводил до получаса времени. Имея на вооружении только стрелковое оружие, пограничники смело вступили в бой и оказали врагу упорное сопротивление. Вынужденные принять бой в крайне невыгодных, трудных условиях, они проявили мужество и стойкость. Немцы могли обойти, окружить заставу, нанести личному составу большой урон, но ничто не могло заставить оставшихся в живых пограничников сложить оружие. Верные присяге, они стояли насмерть.
Примером бесстрашия и сознательной жертвенности является подвиг 9-й пограничной заставы Брестского пограничного отряда, начальником которой был лейтенант А.М. Кижеватов. Заставу атаковала ударная группа 45-й пехотной дивизии, стремившаяся с ходу захватить Брестскую крепость. Засев в развалинах разрушенной артиллерийским обстрелом казармы, пограничники огнем и гранатами вынудили атакующих немцев залечь, а тех, кто прорвался в их расположение, уничтожили в рукопашной схватке. Тем временем к врагу подходило подкрепление. Вытащив из-под обломков станковый пулемет, Кижеватов открыл огонь по фашистам. Немцы снова были вынуждены залечь и вызвать на пограничников артиллерийский огонь. Контуженный взрывной волной, лейтенант был отброшен от пулемета, но, превозмогая боль, дополз до него и продолжал вести огонь, пока не кончились боеприпасы. Самоотверженной борьбой совместно с подошедшими стрелковыми подразделениями пограничники не позволили врагу с ходу ворваться в Брестскую крепость. Мужественно дрались с противником и другие заставы Брестского пограничного отряда.
Стойко сражались с врагом пограничники 90-го Владимир-Волынского отряда. Еще до начала нападения ночью к пограничникам перешел немецкий солдат А. Лискоф и сообщил о полученном приказе на вторжение. Начальник отряда майор М.С. Бычковский, доложив об этом по команде, приказал заставам быть готовыми к отражению нападения. Как только враг пошел в наступление, все заставы отряда, заранее изготовившиеся, организованно вступили в бой.
Особенно упорно отражала атаки противника 13-я застава, начальником которой был лейтенант А.В. Лопатин. Не добившись успеха в лобовой атаке, немцы обошли заставу с флангов. Пограничники продолжали неравный бой в окружении, уничтожив много вражеских солдат. Не достигнув цели в открытом бою, немцы устроили подкоп под казарму, в которой засели воины, и 1 июля подорвали ее. Все пограничники погибли, но не сдались. А.В. Лопатин посмертно был удостоен звания Героя Советского Союза, а легендарная застава сейчас носит его имя.
Отважно обороняли границу заставы 91-го Рава-Русского погранотряда майора Я.Д. Малого. Пограничники 92-го погранотряда совместно с другими советскими воинами мужественно обороняли Перемышльский укрепленный район. На всем протяжении охваченной огнем границы от Балтийского до Черного моря не нашлось ни одной заставы, которая бы не оказала врагу сопротивления. Но слишком велико было численное превосходство противника, чтобы пограничникам удалось остановить его. Танковые и моторизованные колонны врага устремились в глубь советской территории. Находившиеся на строительстве укреплений отдельные стрелковые подразделения, саперные и не имевшие вооружения строительные батальоны были не в состоянии остановить противника. Они в беспорядке отходили на восток, создавая панику. Не смогли сорвать наступления и стрелковые части, которые оказались на направлении действий ударных группировок противника.
Положение советских войск серьезно осложнилось из-за неопределенности задач, поставленных директивой НКО № 1. Командующие фронтами должны были сами определять: не провокация ли начавшиеся боевые действия противника? Поэтому, подняв по тревоге войска, они не сразу могли отдать приказ о переходе к активным действиям. Военный совет Северо-Западного фронта в 6 ч. 10 мин. доложил наркому обороны, что в связи с началом немцами боевых действий он «отдал приказ контратаками выбросить противника и… принял меры, чтобы бомбить противника, не перелетая границы»[83].
4-я армия также только в 6 ч. получила от Военного совета Западного фронта приказ: «Ввиду обозначившихся со стороны немцев массовых военных действий приказываю: поднять войска и действовать по-боевому. Павлов, Фоминых, Климовских»[84]. До этого над ними довлело указание центра – не поддаваться на провокации, что подтверждает и бывший начальник штаба 4-й армии Л.М. Сандалов. Он пишет, что «первые сообщения о боях на границе были восприняты в округе как вооруженная провокация со стороны немцев. И лишь через 1,5 часа там убедились, что началась война»[85].
Подобное наблюдалось и на Юго-Западном фронте. Как вспоминает генерал З.З. Рогозный, который в то тяжкое время был начальником штаба 15-го стрелкового корпуса 5-й армии, на рассвете 22 июня командующий армией генерал М.И. Потапов сообщил по телефону: «Немцы кое-где начали вести бой с нашими пограничниками. Это очередная провокация. На провокации не идти. Войска поднять по тревоге, но боеприпасы не выдавать»[86]. Восстанавливая после войны по просьбе Генерального штаба в памяти события того дня, бывший командир 45-й стрелковой дивизии генерал Г.И. Шерстюк писал, что в 8 час. 30 мин. ему передали распоряжение командира 15-го стрелкового корпуса полковника И.И. Федюнинского: «Провокация, частям быть в гарнизонах в полной готовности, категорически запретить погранотряду ведение огня, ждать дополнительных распоряжений»[87]. И это через 5 часов после того, как Шерстюк поставил полкам задачу на отражение наступления противника и они уже вступили в бой.
Запоздалый выход стрелковых частей навстречу наступавшему врагу не позволил создать сплошного фронта обороны. Батальоны и полки вступали в бой с ходу, разновременно, при встрече с противником переходя к обороне на не оборудованной окопами местности. Боевые действия приняли очаговый характер. Наткнувшись на оборону, противник с флангов обходил очаги сопротивления, нанося по ним удар пехотой с тыла. Танковые дивизии при поддержке авиации развивали наступление в глубину, стремясь продвинуться как можно дальше.
Чтобы создать благоприятные условия для продвижения ударных группировок и затруднить советским войскам организацию обороны на промежуточных рубежах, противник выбросил на парашютах множество диверсионных групп численностью от нескольких десятков до двухсот человек и направил в тыл автоматчиков на мотоциклах. Им ставилась задача выводить из строя средства связи, нарушать работу тыла, захватывать мосты, аэродромы и другие военные объекты. Одна из главных задач этих групп заключалась в том, чтобы сеять панику среди войск и местного населения, распространяя ложные слухи о несметной силе немецких войск. Мелкие группы мотоциклистов, выдвигаясь через незанятые участки обороны, вели беспорядочный огонь из автоматов, имитируя окружение.
Особенно много хлопот доставил 800-й полк специального назначения «Бранденбург», который подчинялся начальнику военной разведки и контрразведки Германии (абвер) адмиралу В. Канарису. Полк предназначался для совершения диверсий на территории СССР. Его личный состав специально подбирался из людей, хорошо знавших русский язык и обычаи. Полк действовал поротно в полосе всех групп армий. Диверсанты заранее были заброшены на территорию СССР и вечером 21 июня получили сигнал о начале диверсий на железных дорогах, линиях связи и других намеченных объектах приграничной территории. В целях маскировки диверсанты использовали форму одежды Красной армии, хотя это и противоречило всем международным правилам. В приказе по боевому использованию полка от 14 июня 1941 г. говорилось: «Первые захваченные у противника автомашины, в особенности разведывательные бронемашины и им подобные, оружие и боеприпасы, снаряжение должны быть незамедлительно переданы в спецгруппы… для выполнения их специфических задач»[88].
В первые же часы многие стрелковые дивизии первого эшелона советских войск были расчленены, а некоторые оказались в окружении. Связь с ними была утеряна. Штаб Западного фронта к 7 часам не имел проводной связи даже с армиями[89].
После получения донесений из штабов фронтов и переговоров с командующими нарком обороны и начальник Генерального штаба доложили Сталину о вторжении немцев. Опасаясь провокации, он не сразу поверил, что началась война. Лишь сообщение германского посла заставило его наконец-то понять то, о чем настойчиво предупреждали многочисленные источники на протяжении длительного времени.
С разрешения Сталина нарком обороны в 7 ч. 15 мин. отдал войскам директиву № 2: «22 июня 1941 г. в 4 ч. утра немецкая авиация без всякого повода совершила налеты на наши аэродромы и города вдоль западной границы и подвергла их бомбардировке. Одновременно в разных местах германские войска открыли артиллерийский огонь и перешли нашу границу.
В связи с неслыханным по наглости нападением со стороны Германии на Советский Союз приказываю:
1. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь до особого распоряжения границу не переходить.
2. Разведывательной и боевой авиацией установить места сосредоточения авиации противника и группировку его наземных войск. Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить основные группировки его наземных войск. Удары авиации наносить на глубину германской территории до 100–150 км. Разбомбить Кенигсберг и Мемель. На территорию Финляндии и Румынии до особых указаний налетов не делать»[90].
Запрещение перехода войсками государственной границы и нанесения ударов авиации на глубину более 150 км свидетельствует о том, что политическое руководство неправильно ориентировалось в обстановке и все еще рассчитывало на возможность урегулирования военного конфликта.
Когда директиву получили штабы фронтов, стрелковые дивизии первого эшелона уже втянулись в оборонительные сражения, а механизированные корпуса, входившие в состав армий прикрытия, выдвигались в районы сосредоточения для нанесения контрударов. Из-за большого удаления танковых и моторизованных дивизий от участков прорыва противника, нарушений и отсутствия связи, а также из-за активных действий вражеской авиации «обрушиться на противника всеми силами» и уничтожить его ударные группировки советские войска, естественно, не могли. Невозможно было выполнить требования директивы и для авиации, так как она понесла большие потери, а уцелевшие самолеты вынуждены были покинуть прифронтовые аэродромы, выведенные из строя бомбежками.
Тем временем ударные группировки противника в полосах обороны Северо-Западного и Западного фронтов продолжали развивать наступление, не позволяя советским войскам закрепиться на рубеже долговременных огневых точек (дот) укрепленных районов. Доты спешно приводились в боевую готовность, но за редким исключением сделать это не удалось. В результате строившиеся укрепленные районы на новой границе, за исключением Брестской крепости, какой-либо роли в замедлении темпов наступления противника не сыграли.
В сложной и неблагоприятной обстановке командующим армиями и командирам соединений не удалось организовать устойчивую оборону. Большинство частей вели боевые действия, не имея связи с соседями. Авиация не прикрывала наземные войска, так как приграничные аэродромы были выведены из строя. Зенитных средств недоставало, поэтому немецкие самолеты безнаказанно бомбили и обстреливали советские войска. Все это затрудняло организацию и ведение боевых действий.
На Северо-Западном фронте в полосе 8-й армии генерала П.П. Собенникова 4-я танковая группа немцев, обходя встречавшиеся на ее пути стрелковые части, развивала наступление на шауляйском направлении. К концу дня ее передовые отряды находились в 60 км восточнее границы. В журнале боевых действий немецкой группы армий «Север» отмечается, что «сопротивление на границе было очень незначительным. Противник был застигнут врасплох… Все пограничные мосты попали в наши руки в полной сохранности»[91].
На вильнюсском направлении, которое прикрывала 11-я армия под командованием генерала В.И. Морозова, все приграничные мосты противник захватил также в исправном состоянии. Преодолевая разрозненное сопротивление советских войск, соединения 3-й танковой группы устремились к мостам через Неман, ширина которого достигает 100–150 м. У мостов дежурили команды, которые должны были подорвать их в случае угрозы захвата противником. Однако, не имея ни с кем связи, они не смогли правильно сориентироваться в обстановке и взорвать мосты в нужный момент приказа не получили. Вместе с отходящими частями 11-й армии по мостам, на которых царили неразбериха и хаос, проскочили и вражеские танки. «Для 3-й танковой группы, – свидетельствует ее командующий генерал Гот, – явилось большой неожиданностью то, что все три моста через Неман, овладение которыми входило в задачу группы, были захвачены неповрежденными… Захват… стал возможен благодаря тому, что нападение явилось полной неожиданностью для противника и что последний потерял централизованное управление своими войсками»[92].
Командующий Северо-Западным фронтом генерал Ф.И. Кузнецов, как и командующие армиями, вследствие систематического нарушения связи не сумели организовать управление войсками. Выдвигавшиеся из глубины соединения вводились в сражение с ходу, без достаточного количества артиллерии, которая еще не была подтянута, и без авиационного прикрытия. Авиация противника обнаруживала подходящие колонны на марше и наносила по ним мощные удары. Все это привело к тому, что войска фронта не смогли остановить продвижение танковых групп противника.
3-я танковая группа, переправившись через Неман, устремилась к Вильнюсу, но здесь встретила упорное сопротивление, которого никак не ожидала. «Вечером 22 июня, – доносил штаб танковой группы в штаб группы армий «Центр», – 7-я танковая дивизия имела крупнейшую танковую битву за период этой войны восточнее Олита против 5-й танковой дивизии. Уничтожено 70 танков и 20 самолетов (на аэродромах) противника. Мы потеряли 11 танков»[93]. Этот эпизод свидетельствует о том, что советские войска в первый же день войны вели хотя неравную, но упорную борьбу.
К исходу дня соединения 11-й армии оказались расчлененными на части, которые были обойдены гитлеровцами. Между Северо-Западным и Западным фронтами образовалась большая брешь, закрыть которую сил не было. Генерал Ф.И. Кузнецов попросил маршала С.К. Тимошенко «помочь закрыть разрыв с Западным фронтом», а также «усилить фронт военно-воздушными силами, так как противник, захватив господство в воздухе, будет его удерживать до тех пор, пока не отобьем»[94].
Командование фронта правильно определило направление ударов противника на Шауляй и Вильнюс, но характер боевых действий войск фронта оценивало неверно. Подводя результаты первого дня, начальник штаба фронта генерал Кленов докладывал в Генеральный штаб, что противник сдерживается на всех направлениях[95]. Однако в действительности под натиском превосходящих сил части фронта отходили на восток.
Еще более трагично развивались события на Западном фронте. В оперативной сводке штаба группы армий «Центр» за 22 июня отмечалось, что «наше наступление явилось полной неожиданностью для противника… Полевые укрепления или вообще не имеют гарнизонов, или имеют очень слабые гарнизоны, отдельные бетонные доты продолжают упорно сопротивляться… Противник оказывает сопротивление отдельными частями в крепости Брест и Дрогичин»[96]. Сообщая о захвате мостов через реки, штаб группы заключил, что этот факт говорит «против заблаговременно подготовленного, планомерного и продуманного отхода противника». Гитлер и его генералы боялись, как бы советское командование не применило способ действий русской армии против Наполеона в 1812 г.
Рассчитывая окружить войска Западного фронта в Белостокском выступе, противник наносил удары под его основание с севера и юга. Гродно, где располагался штаб 3-й армии, беспрестанно бомбился. Здесь свирепствовал «прославившийся» своими бомбежками городов Польши в 1939 г. и Франции в 1940 г. 8-й авиационный корпус пикирующих бомбардировщиков под командованием генерала В. Рихтгофена.
К 13 ч. все узлы связи штаба 3-й армии были разрушены. Управление войсками осуществлялось только через делегатов связи. Со штабом фронта командующий армией генерал В.И. Кузнецов не имел связи целые сутки. Не знал он и о том, что делается у соседей, так как связи с 11-й и 10-й армиями также не было.
Между тем на правом фланге назревала новая угроза, т.к. стык с Северо-Западным фронтом ни войсками, ни заграждениями не обеспечивался. Именно здесь 9-я немецкая армия с моторизованным корпусом 3-й танковой группы наносила главный удар. Натиск численно превосходившего противника и непрекращавшиеся изнуряющие бомбардировки вынудили правофланговые части 3-й армии к исходу дня отойти на юго-восток.
В еще более неблагоприятной обстановке пришлось отражать натиск врага 4-й армии, понесшей особенно большие потери от ударов авиации и артиллерии. Разбомбил противник и штаб армии, находившийся в Кобрине. Из-за потери связи управление было нарушено. Не успев занять намеченных планом прикрытия рубежей, стрелковые соединения армии генерала А.А. Коробкова под ударами 2-й танковой группы были вынуждены начать отход. Лишь оставшиеся в районе Бреста подразделения 6-й и 42-й стрелковых дивизий вместе с гарнизоном крепости продолжали беспримерную схватку с врагом.
Отход 4-й армии поставил в трудное положение соединения 10-й армии, находившейся в центре Белостокского выступа. Штаб фронта потерял с ней связь с самого начала вторжения. Командующему фронтом генералу Д.Г. Павлову не оставалось ничего иного, как отправить самолетом в Белосток, где располагался штаб армии, своего заместителя генерала И.В. Болдина с задачей установить положение армии и в зависимости от обстановки силами 6-го механизированного корпуса нанести контрудар на гродненском или брестском направлениях, что предусматривалось планом прикрытия[97].
Не имея устойчивой связи с армиями, командование Западного фронта не могло получать сведения о положении войск и в соответствии со сложившейся обстановкой принимать решения. Ни одной оперативной сводки из армий за весь день в штаб фронта не поступило. Начальник штаба фронта генерал В.Е. Климовских на основе отрывочных данных считал, что войска 3-й и 10-й армий к концу дня отошли на рубеж Колбасин, Осовец, Ломжа, западнее Бельска, а 4-я армия «ведет бои предположительно на рубеже Мельник, Брест, Влодава»[98], т.е. удерживает границу. Об этом он в 22 часа и доложил в Генеральный штаб. Однако соединения 4-й армии к этому времени были отброшены противником на 25–30 км к востоку от границы, а передовые танковые части немцев прорвались еще глубже, на 40 км от нее. Своими предположительными данными Климовских ввел Генеральный штаб в заблуждение относительно положения войск Западного фронта.
Решения генерала Павлова, принятые в течение дня, свидетельствуют о его озабоченности лишь положением войск правого крыла. Из-за отсутствия данных из 4-й армии он не видел угрозы, нависшей над войсками левого крыла. В действительности же к концу дня определился глубокий охват Белостокского выступа ударными группировками противника с обоих флангов. Уже в первый день обозначилась угроза окружения войск, оборонявшихся в выступе.
Если на Северо-Западном и Западном фронтах в связи с потерей управления царили хаос и неразбериха, то на Юго-Западном фронте создалось менее напряженное и угрожающее положение. Стрелковые дивизии первых эшелонов, выдвигавшиеся к границе, занимали оборону в предполье перед укрепленными районами и в промежутках между дотами, которые спешно приводились в боевую готовность.
Главный удар группы армий «Юг» в направлении Сокаль, Дубно пришелся в стык 5-й и 6-й армий. На участок прорыва командующий 5-й армией генерал М.И. Потапов направил 124-ю стрелковую дивизию под командованием генерала Ф.Г. Сущего. Завязались упорные бои в районе Крыстынополя, которые шли с неослабевающим напряжением и упорством. Исход боев был решен мощными бомбовыми ударами германской авиации, вынудившими наши части оставить свои позиции.
Ожесточенный бой разгорелся к юго-западу от Крыстынополя, на северном фасе Львовского выступа. Немецкие войска ворвались на правый фланг Рава-Русского укрепленного района в тот момент, когда 35-й и 140-й пулеметные батальоны занимали и приводили в готовность доты. На этот участок командующий 6-й армией генерал И.Н. Музыченко направил 3-ю кавалерийскую дивизию генерала М.Ф. Малеева. Сильным ударом советские воины выбили немцев из занятых ими пунктов. Кавалерийская дивизия и переходящие к обороне левее, на рубеже Рава-Русская – Ярослав, 41-я и 97-я стрелковые дивизии отражали натиск основных сил 17-й немецкой армии, которая наносила главный удар на Львов.
Героические действия воинов 91-го Рава-Русского пограничного отряда позволили 41-й стрелковой дивизии вернуть с боем оборудованные оборонительные позиции. Несмотря на численное превосходство противника, подразделения дивизии и пограничников, умело маневрируя и используя укрепления, успешно отражали атаки врага. Командир 6-го стрелкового корпуса генерал И.И. Алексеев усилил дивизию 135-м артиллерийским полком. С учетом штатной артиллерии в дивизии стало три артиллерийских полка, что позволило отразить все атаки противника и удержать занимаемый рубеж. Устойчивости обороны стрелковых частей способствовали отважные действия артиллерийско-пулеметных подразделений, занявших доты укрепленного района. Особенно успешно сражался гарнизон дота «Комсомолец», прикрывавший дорогу на Рава-Русскую.
Проявляя самоотверженное мужество, советские летчики стремились вырвать у врага инициативу в воздухе. Авиация Северо-Западного и Западного фронтов в середине дня осуществила даже удары по немецким аэродромам. Но удары наносились небольшими силами бомбардировщиков без надежного прикрытия истребителями, что приводило к большим потерям. Всего за день боя летчики Западного фронта совершили 1836 боевых вылетов, но уничтожили только 143 самолета противника[82]. Военно-воздушные силы Юго-Западного фронта, хотя и имели самолетов больше, чем другие фронты, не смогли сделать даже этого. Штаб ВВС 22 июня был в пути из Киева в Тернополь и летными частями, по существу, не управлял.
Героические действия отдельных авиационных частей, подразделений и экипажей не смогли, конечно, оказать существенного влияния на воздушную обстановку. Противник безраздельно господствовал в воздухе, продолжая наносить удары круглые сутки, в первую военную ночь приграничные районы озарялись багровым заревом: горело все, что могло гореть… Господство в воздухе дало агрессору огромные преимущества в ведении военных действий на земле.
Еще до окончания артиллерийской подготовки границу пересекли штурмовые группы противника. Под прикрытием артиллерийского огня они захватили переправы, пограничные посты, атаковали передовые части. На уничтожение и захват пограничных застав противник отводил до получаса времени. Имея на вооружении только стрелковое оружие, пограничники смело вступили в бой и оказали врагу упорное сопротивление. Вынужденные принять бой в крайне невыгодных, трудных условиях, они проявили мужество и стойкость. Немцы могли обойти, окружить заставу, нанести личному составу большой урон, но ничто не могло заставить оставшихся в живых пограничников сложить оружие. Верные присяге, они стояли насмерть.
Примером бесстрашия и сознательной жертвенности является подвиг 9-й пограничной заставы Брестского пограничного отряда, начальником которой был лейтенант А.М. Кижеватов. Заставу атаковала ударная группа 45-й пехотной дивизии, стремившаяся с ходу захватить Брестскую крепость. Засев в развалинах разрушенной артиллерийским обстрелом казармы, пограничники огнем и гранатами вынудили атакующих немцев залечь, а тех, кто прорвался в их расположение, уничтожили в рукопашной схватке. Тем временем к врагу подходило подкрепление. Вытащив из-под обломков станковый пулемет, Кижеватов открыл огонь по фашистам. Немцы снова были вынуждены залечь и вызвать на пограничников артиллерийский огонь. Контуженный взрывной волной, лейтенант был отброшен от пулемета, но, превозмогая боль, дополз до него и продолжал вести огонь, пока не кончились боеприпасы. Самоотверженной борьбой совместно с подошедшими стрелковыми подразделениями пограничники не позволили врагу с ходу ворваться в Брестскую крепость. Мужественно дрались с противником и другие заставы Брестского пограничного отряда.
Стойко сражались с врагом пограничники 90-го Владимир-Волынского отряда. Еще до начала нападения ночью к пограничникам перешел немецкий солдат А. Лискоф и сообщил о полученном приказе на вторжение. Начальник отряда майор М.С. Бычковский, доложив об этом по команде, приказал заставам быть готовыми к отражению нападения. Как только враг пошел в наступление, все заставы отряда, заранее изготовившиеся, организованно вступили в бой.
Особенно упорно отражала атаки противника 13-я застава, начальником которой был лейтенант А.В. Лопатин. Не добившись успеха в лобовой атаке, немцы обошли заставу с флангов. Пограничники продолжали неравный бой в окружении, уничтожив много вражеских солдат. Не достигнув цели в открытом бою, немцы устроили подкоп под казарму, в которой засели воины, и 1 июля подорвали ее. Все пограничники погибли, но не сдались. А.В. Лопатин посмертно был удостоен звания Героя Советского Союза, а легендарная застава сейчас носит его имя.
Отважно обороняли границу заставы 91-го Рава-Русского погранотряда майора Я.Д. Малого. Пограничники 92-го погранотряда совместно с другими советскими воинами мужественно обороняли Перемышльский укрепленный район. На всем протяжении охваченной огнем границы от Балтийского до Черного моря не нашлось ни одной заставы, которая бы не оказала врагу сопротивления. Но слишком велико было численное превосходство противника, чтобы пограничникам удалось остановить его. Танковые и моторизованные колонны врага устремились в глубь советской территории. Находившиеся на строительстве укреплений отдельные стрелковые подразделения, саперные и не имевшие вооружения строительные батальоны были не в состоянии остановить противника. Они в беспорядке отходили на восток, создавая панику. Не смогли сорвать наступления и стрелковые части, которые оказались на направлении действий ударных группировок противника.
Положение советских войск серьезно осложнилось из-за неопределенности задач, поставленных директивой НКО № 1. Командующие фронтами должны были сами определять: не провокация ли начавшиеся боевые действия противника? Поэтому, подняв по тревоге войска, они не сразу могли отдать приказ о переходе к активным действиям. Военный совет Северо-Западного фронта в 6 ч. 10 мин. доложил наркому обороны, что в связи с началом немцами боевых действий он «отдал приказ контратаками выбросить противника и… принял меры, чтобы бомбить противника, не перелетая границы»[83].
4-я армия также только в 6 ч. получила от Военного совета Западного фронта приказ: «Ввиду обозначившихся со стороны немцев массовых военных действий приказываю: поднять войска и действовать по-боевому. Павлов, Фоминых, Климовских»[84]. До этого над ними довлело указание центра – не поддаваться на провокации, что подтверждает и бывший начальник штаба 4-й армии Л.М. Сандалов. Он пишет, что «первые сообщения о боях на границе были восприняты в округе как вооруженная провокация со стороны немцев. И лишь через 1,5 часа там убедились, что началась война»[85].
Подобное наблюдалось и на Юго-Западном фронте. Как вспоминает генерал З.З. Рогозный, который в то тяжкое время был начальником штаба 15-го стрелкового корпуса 5-й армии, на рассвете 22 июня командующий армией генерал М.И. Потапов сообщил по телефону: «Немцы кое-где начали вести бой с нашими пограничниками. Это очередная провокация. На провокации не идти. Войска поднять по тревоге, но боеприпасы не выдавать»[86]. Восстанавливая после войны по просьбе Генерального штаба в памяти события того дня, бывший командир 45-й стрелковой дивизии генерал Г.И. Шерстюк писал, что в 8 час. 30 мин. ему передали распоряжение командира 15-го стрелкового корпуса полковника И.И. Федюнинского: «Провокация, частям быть в гарнизонах в полной готовности, категорически запретить погранотряду ведение огня, ждать дополнительных распоряжений»[87]. И это через 5 часов после того, как Шерстюк поставил полкам задачу на отражение наступления противника и они уже вступили в бой.
Запоздалый выход стрелковых частей навстречу наступавшему врагу не позволил создать сплошного фронта обороны. Батальоны и полки вступали в бой с ходу, разновременно, при встрече с противником переходя к обороне на не оборудованной окопами местности. Боевые действия приняли очаговый характер. Наткнувшись на оборону, противник с флангов обходил очаги сопротивления, нанося по ним удар пехотой с тыла. Танковые дивизии при поддержке авиации развивали наступление в глубину, стремясь продвинуться как можно дальше.
Чтобы создать благоприятные условия для продвижения ударных группировок и затруднить советским войскам организацию обороны на промежуточных рубежах, противник выбросил на парашютах множество диверсионных групп численностью от нескольких десятков до двухсот человек и направил в тыл автоматчиков на мотоциклах. Им ставилась задача выводить из строя средства связи, нарушать работу тыла, захватывать мосты, аэродромы и другие военные объекты. Одна из главных задач этих групп заключалась в том, чтобы сеять панику среди войск и местного населения, распространяя ложные слухи о несметной силе немецких войск. Мелкие группы мотоциклистов, выдвигаясь через незанятые участки обороны, вели беспорядочный огонь из автоматов, имитируя окружение.
Особенно много хлопот доставил 800-й полк специального назначения «Бранденбург», который подчинялся начальнику военной разведки и контрразведки Германии (абвер) адмиралу В. Канарису. Полк предназначался для совершения диверсий на территории СССР. Его личный состав специально подбирался из людей, хорошо знавших русский язык и обычаи. Полк действовал поротно в полосе всех групп армий. Диверсанты заранее были заброшены на территорию СССР и вечером 21 июня получили сигнал о начале диверсий на железных дорогах, линиях связи и других намеченных объектах приграничной территории. В целях маскировки диверсанты использовали форму одежды Красной армии, хотя это и противоречило всем международным правилам. В приказе по боевому использованию полка от 14 июня 1941 г. говорилось: «Первые захваченные у противника автомашины, в особенности разведывательные бронемашины и им подобные, оружие и боеприпасы, снаряжение должны быть незамедлительно переданы в спецгруппы… для выполнения их специфических задач»[88].
В первые же часы многие стрелковые дивизии первого эшелона советских войск были расчленены, а некоторые оказались в окружении. Связь с ними была утеряна. Штаб Западного фронта к 7 часам не имел проводной связи даже с армиями[89].
После получения донесений из штабов фронтов и переговоров с командующими нарком обороны и начальник Генерального штаба доложили Сталину о вторжении немцев. Опасаясь провокации, он не сразу поверил, что началась война. Лишь сообщение германского посла заставило его наконец-то понять то, о чем настойчиво предупреждали многочисленные источники на протяжении длительного времени.
С разрешения Сталина нарком обороны в 7 ч. 15 мин. отдал войскам директиву № 2: «22 июня 1941 г. в 4 ч. утра немецкая авиация без всякого повода совершила налеты на наши аэродромы и города вдоль западной границы и подвергла их бомбардировке. Одновременно в разных местах германские войска открыли артиллерийский огонь и перешли нашу границу.
В связи с неслыханным по наглости нападением со стороны Германии на Советский Союз приказываю:
1. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь до особого распоряжения границу не переходить.
2. Разведывательной и боевой авиацией установить места сосредоточения авиации противника и группировку его наземных войск. Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить основные группировки его наземных войск. Удары авиации наносить на глубину германской территории до 100–150 км. Разбомбить Кенигсберг и Мемель. На территорию Финляндии и Румынии до особых указаний налетов не делать»[90].
Запрещение перехода войсками государственной границы и нанесения ударов авиации на глубину более 150 км свидетельствует о том, что политическое руководство неправильно ориентировалось в обстановке и все еще рассчитывало на возможность урегулирования военного конфликта.
Когда директиву получили штабы фронтов, стрелковые дивизии первого эшелона уже втянулись в оборонительные сражения, а механизированные корпуса, входившие в состав армий прикрытия, выдвигались в районы сосредоточения для нанесения контрударов. Из-за большого удаления танковых и моторизованных дивизий от участков прорыва противника, нарушений и отсутствия связи, а также из-за активных действий вражеской авиации «обрушиться на противника всеми силами» и уничтожить его ударные группировки советские войска, естественно, не могли. Невозможно было выполнить требования директивы и для авиации, так как она понесла большие потери, а уцелевшие самолеты вынуждены были покинуть прифронтовые аэродромы, выведенные из строя бомбежками.
Тем временем ударные группировки противника в полосах обороны Северо-Западного и Западного фронтов продолжали развивать наступление, не позволяя советским войскам закрепиться на рубеже долговременных огневых точек (дот) укрепленных районов. Доты спешно приводились в боевую готовность, но за редким исключением сделать это не удалось. В результате строившиеся укрепленные районы на новой границе, за исключением Брестской крепости, какой-либо роли в замедлении темпов наступления противника не сыграли.
В сложной и неблагоприятной обстановке командующим армиями и командирам соединений не удалось организовать устойчивую оборону. Большинство частей вели боевые действия, не имея связи с соседями. Авиация не прикрывала наземные войска, так как приграничные аэродромы были выведены из строя. Зенитных средств недоставало, поэтому немецкие самолеты безнаказанно бомбили и обстреливали советские войска. Все это затрудняло организацию и ведение боевых действий.
На Северо-Западном фронте в полосе 8-й армии генерала П.П. Собенникова 4-я танковая группа немцев, обходя встречавшиеся на ее пути стрелковые части, развивала наступление на шауляйском направлении. К концу дня ее передовые отряды находились в 60 км восточнее границы. В журнале боевых действий немецкой группы армий «Север» отмечается, что «сопротивление на границе было очень незначительным. Противник был застигнут врасплох… Все пограничные мосты попали в наши руки в полной сохранности»[91].
На вильнюсском направлении, которое прикрывала 11-я армия под командованием генерала В.И. Морозова, все приграничные мосты противник захватил также в исправном состоянии. Преодолевая разрозненное сопротивление советских войск, соединения 3-й танковой группы устремились к мостам через Неман, ширина которого достигает 100–150 м. У мостов дежурили команды, которые должны были подорвать их в случае угрозы захвата противником. Однако, не имея ни с кем связи, они не смогли правильно сориентироваться в обстановке и взорвать мосты в нужный момент приказа не получили. Вместе с отходящими частями 11-й армии по мостам, на которых царили неразбериха и хаос, проскочили и вражеские танки. «Для 3-й танковой группы, – свидетельствует ее командующий генерал Гот, – явилось большой неожиданностью то, что все три моста через Неман, овладение которыми входило в задачу группы, были захвачены неповрежденными… Захват… стал возможен благодаря тому, что нападение явилось полной неожиданностью для противника и что последний потерял централизованное управление своими войсками»[92].
Командующий Северо-Западным фронтом генерал Ф.И. Кузнецов, как и командующие армиями, вследствие систематического нарушения связи не сумели организовать управление войсками. Выдвигавшиеся из глубины соединения вводились в сражение с ходу, без достаточного количества артиллерии, которая еще не была подтянута, и без авиационного прикрытия. Авиация противника обнаруживала подходящие колонны на марше и наносила по ним мощные удары. Все это привело к тому, что войска фронта не смогли остановить продвижение танковых групп противника.
3-я танковая группа, переправившись через Неман, устремилась к Вильнюсу, но здесь встретила упорное сопротивление, которого никак не ожидала. «Вечером 22 июня, – доносил штаб танковой группы в штаб группы армий «Центр», – 7-я танковая дивизия имела крупнейшую танковую битву за период этой войны восточнее Олита против 5-й танковой дивизии. Уничтожено 70 танков и 20 самолетов (на аэродромах) противника. Мы потеряли 11 танков»[93]. Этот эпизод свидетельствует о том, что советские войска в первый же день войны вели хотя неравную, но упорную борьбу.
К исходу дня соединения 11-й армии оказались расчлененными на части, которые были обойдены гитлеровцами. Между Северо-Западным и Западным фронтами образовалась большая брешь, закрыть которую сил не было. Генерал Ф.И. Кузнецов попросил маршала С.К. Тимошенко «помочь закрыть разрыв с Западным фронтом», а также «усилить фронт военно-воздушными силами, так как противник, захватив господство в воздухе, будет его удерживать до тех пор, пока не отобьем»[94].
Командование фронта правильно определило направление ударов противника на Шауляй и Вильнюс, но характер боевых действий войск фронта оценивало неверно. Подводя результаты первого дня, начальник штаба фронта генерал Кленов докладывал в Генеральный штаб, что противник сдерживается на всех направлениях[95]. Однако в действительности под натиском превосходящих сил части фронта отходили на восток.
Еще более трагично развивались события на Западном фронте. В оперативной сводке штаба группы армий «Центр» за 22 июня отмечалось, что «наше наступление явилось полной неожиданностью для противника… Полевые укрепления или вообще не имеют гарнизонов, или имеют очень слабые гарнизоны, отдельные бетонные доты продолжают упорно сопротивляться… Противник оказывает сопротивление отдельными частями в крепости Брест и Дрогичин»[96]. Сообщая о захвате мостов через реки, штаб группы заключил, что этот факт говорит «против заблаговременно подготовленного, планомерного и продуманного отхода противника». Гитлер и его генералы боялись, как бы советское командование не применило способ действий русской армии против Наполеона в 1812 г.
Рассчитывая окружить войска Западного фронта в Белостокском выступе, противник наносил удары под его основание с севера и юга. Гродно, где располагался штаб 3-й армии, беспрестанно бомбился. Здесь свирепствовал «прославившийся» своими бомбежками городов Польши в 1939 г. и Франции в 1940 г. 8-й авиационный корпус пикирующих бомбардировщиков под командованием генерала В. Рихтгофена.
К 13 ч. все узлы связи штаба 3-й армии были разрушены. Управление войсками осуществлялось только через делегатов связи. Со штабом фронта командующий армией генерал В.И. Кузнецов не имел связи целые сутки. Не знал он и о том, что делается у соседей, так как связи с 11-й и 10-й армиями также не было.
Между тем на правом фланге назревала новая угроза, т.к. стык с Северо-Западным фронтом ни войсками, ни заграждениями не обеспечивался. Именно здесь 9-я немецкая армия с моторизованным корпусом 3-й танковой группы наносила главный удар. Натиск численно превосходившего противника и непрекращавшиеся изнуряющие бомбардировки вынудили правофланговые части 3-й армии к исходу дня отойти на юго-восток.
В еще более неблагоприятной обстановке пришлось отражать натиск врага 4-й армии, понесшей особенно большие потери от ударов авиации и артиллерии. Разбомбил противник и штаб армии, находившийся в Кобрине. Из-за потери связи управление было нарушено. Не успев занять намеченных планом прикрытия рубежей, стрелковые соединения армии генерала А.А. Коробкова под ударами 2-й танковой группы были вынуждены начать отход. Лишь оставшиеся в районе Бреста подразделения 6-й и 42-й стрелковых дивизий вместе с гарнизоном крепости продолжали беспримерную схватку с врагом.
Отход 4-й армии поставил в трудное положение соединения 10-й армии, находившейся в центре Белостокского выступа. Штаб фронта потерял с ней связь с самого начала вторжения. Командующему фронтом генералу Д.Г. Павлову не оставалось ничего иного, как отправить самолетом в Белосток, где располагался штаб армии, своего заместителя генерала И.В. Болдина с задачей установить положение армии и в зависимости от обстановки силами 6-го механизированного корпуса нанести контрудар на гродненском или брестском направлениях, что предусматривалось планом прикрытия[97].
Не имея устойчивой связи с армиями, командование Западного фронта не могло получать сведения о положении войск и в соответствии со сложившейся обстановкой принимать решения. Ни одной оперативной сводки из армий за весь день в штаб фронта не поступило. Начальник штаба фронта генерал В.Е. Климовских на основе отрывочных данных считал, что войска 3-й и 10-й армий к концу дня отошли на рубеж Колбасин, Осовец, Ломжа, западнее Бельска, а 4-я армия «ведет бои предположительно на рубеже Мельник, Брест, Влодава»[98], т.е. удерживает границу. Об этом он в 22 часа и доложил в Генеральный штаб. Однако соединения 4-й армии к этому времени были отброшены противником на 25–30 км к востоку от границы, а передовые танковые части немцев прорвались еще глубже, на 40 км от нее. Своими предположительными данными Климовских ввел Генеральный штаб в заблуждение относительно положения войск Западного фронта.
Решения генерала Павлова, принятые в течение дня, свидетельствуют о его озабоченности лишь положением войск правого крыла. Из-за отсутствия данных из 4-й армии он не видел угрозы, нависшей над войсками левого крыла. В действительности же к концу дня определился глубокий охват Белостокского выступа ударными группировками противника с обоих флангов. Уже в первый день обозначилась угроза окружения войск, оборонявшихся в выступе.
Если на Северо-Западном и Западном фронтах в связи с потерей управления царили хаос и неразбериха, то на Юго-Западном фронте создалось менее напряженное и угрожающее положение. Стрелковые дивизии первых эшелонов, выдвигавшиеся к границе, занимали оборону в предполье перед укрепленными районами и в промежутках между дотами, которые спешно приводились в боевую готовность.
Главный удар группы армий «Юг» в направлении Сокаль, Дубно пришелся в стык 5-й и 6-й армий. На участок прорыва командующий 5-й армией генерал М.И. Потапов направил 124-ю стрелковую дивизию под командованием генерала Ф.Г. Сущего. Завязались упорные бои в районе Крыстынополя, которые шли с неослабевающим напряжением и упорством. Исход боев был решен мощными бомбовыми ударами германской авиации, вынудившими наши части оставить свои позиции.
Ожесточенный бой разгорелся к юго-западу от Крыстынополя, на северном фасе Львовского выступа. Немецкие войска ворвались на правый фланг Рава-Русского укрепленного района в тот момент, когда 35-й и 140-й пулеметные батальоны занимали и приводили в готовность доты. На этот участок командующий 6-й армией генерал И.Н. Музыченко направил 3-ю кавалерийскую дивизию генерала М.Ф. Малеева. Сильным ударом советские воины выбили немцев из занятых ими пунктов. Кавалерийская дивизия и переходящие к обороне левее, на рубеже Рава-Русская – Ярослав, 41-я и 97-я стрелковые дивизии отражали натиск основных сил 17-й немецкой армии, которая наносила главный удар на Львов.
Героические действия воинов 91-го Рава-Русского пограничного отряда позволили 41-й стрелковой дивизии вернуть с боем оборудованные оборонительные позиции. Несмотря на численное превосходство противника, подразделения дивизии и пограничников, умело маневрируя и используя укрепления, успешно отражали атаки врага. Командир 6-го стрелкового корпуса генерал И.И. Алексеев усилил дивизию 135-м артиллерийским полком. С учетом штатной артиллерии в дивизии стало три артиллерийских полка, что позволило отразить все атаки противника и удержать занимаемый рубеж. Устойчивости обороны стрелковых частей способствовали отважные действия артиллерийско-пулеметных подразделений, занявших доты укрепленного района. Особенно успешно сражался гарнизон дота «Комсомолец», прикрывавший дорогу на Рава-Русскую.