Бывший командир 669-го артиллерийского полка 228-й стрелковой дивизии 36-го корпуса подполковник А.С. Ткаченко вспоминает о тех трагических днях: «Полк являл собой картину крайней бедности. Но главное – отсутствовали зарядные ящики для снарядов и автомашины для их перевозки». Полк выступил, имея «ничтожное количество снарядов в орудийных передках. Это на 10 минут боя». Положенные по мобилизационному плану автомашины от предприятий Житомира так и не были получены[241].
25 июня шесть дивизий 31-го и 36-го стрелковых корпусов подходили к рекам Стырь и Иква и с ходу под огнем противника занимали оборону рубежа Стобыхва, Луцк, Кременец. Южнее две дивизии 37-го стрелкового корпуса перешли к обороне фронтом на север, чтобы не допустить удара противника в южном направлении, что создавало угрозу окружения основных сил фронта.
На флангах прорвавшейся группировки противника завершалась подготовка фронтового контрудара. 26 июня в районе контрудара удалось сосредоточить вместо шести механизированных корпусов, как это предусматривалось решением генерала Кирпоноса 22 июня, всего четыре: 8 и 15-й корпуса для удара с юга, 9 и 19-й – с севера. Вместо 3,7 тыс. танков было сосредоточено не более 1,3 тысячи[242]. После четырех суток непрерывных маршей на сотни километров под ударами немецких бомбардировщиков личный состав был измучен, а машины нуждались в техническом обслуживании. Однако командование фронта, выполняя настойчивые категорические требования Ставки, приказывало корпусам атаковать.
Утром 26 июня с юга, из района Броды на Берестечко, противника атаковал 8-й механизированный корпус. На этом направлении противник, прикрывая правый фланг 1-й танковой группы, создал сильную противотанковую оборону. Действия танков затрудняла лесистая местность, изобилующая небольшими речушками с заболоченной поймой шириной до 2 км. Корпус атаковал, так и не завершив сосредоточения. Его 7-я моторизованная дивизия находилась еще на подходе. Просьбу генерала Рябышева отложить наступление хотя бы на день, чтобы дать личному составу время для отдыха и технического обслуживания танков, командование фронта отклонило[243]. Танкисты с ходу вступили в бой. 26 июня 34-я танковая дивизия полковника И.В. Васильева и 12-я танковая дивизия генерала Т.А. Мишанина нанесли удар по 16-й танковой дивизии немцев и продвинулись на 10–12 км.
Удар 8-го корпуса не был поддержан находившимся левее 15-м механизированным корпусом. Еще утром командир последнего генерал И.И. Карпезо докладывал командующему фронтом: «Начало наступления задерживается до сосредоточения 8-й танковой дивизии. Меры по ее розыску принимал вчера и сегодня»[244]. Без этой дивизии 4-го мехкорпуса генерал считал свои силы для наступления недостаточными. Командующий, естественно, не согласился с таким мнением и потребовал начать наступление. Приказ на атаку противника был отдан командиром корпуса только в 13 часов 40 минут[245], но все попытки перейти в наступление успеха не имели.
Немецкие бомбардировщики обрушили на корпус массированный удар, в результате которого корпус понес существенный урон. Был тяжело контужен командир корпуса, которого заменил его заместитель полковник В.С. Ермолаев. Из-за потери управления не удалось ввести подошедшую из-под Львова 8-ю танковую дивизию. Основная причина несогласованных действий 8-го и 15-го механизированных корпусов состояла, однако, в отсутствии единого руководства этой мощной танковой группировкой со стороны фронтового командования, поэтому соединения действовали разрозненно, без взаимосвязи.
Более согласованными были действия 9-го и 19-го механизированных корпусов, наносивших удар с севера. Оба они были включены в состав 5-й армии, которой командовал энергичный 39-летний генерал П.И. Потапов. У него уже имелся боевой опыт: в районе р. Халхин-Гол Потапов, командуя танковой бригадой, возглавлял южную ударную группу. Атакой 9-го и 19-го механизированных корпусов во взаимодействии с 36-м стрелковым корпусом командарм решил уничтожить противника в районе Дубно[246]. На этом же направлении находилась и оперативная группа во главе с первым заместителем командующего фронтом генералом Ф.С. Ивановым, которая координировала действия 5-й армии с прибывавшими в ее состав соединениями[247].
Во второй половине дня 26 июня 9-й и 19-й механизированные корпуса под командованием генералов К.К. Рокоссовского и Н.В. Фекленко атаковали 13-ю и 11-ю немецкие танковые дивизии. Командование 1-й танковой группы противника вскрыло подготовку контрудара с севера. Оно не только повернуло эти свои дивизии в разрыв наступавших без локтевой связи мехкорпусов, но и нарастило усилия, введя в сражение резервную 14-ю танковую дивизию. К исходу дня дивизии 19-го корпуса вышли к Дубно. Наступавший правее 9-й механизированный корпус вступил в схватку с 14-й танковой дивизией врага, которая продвигалась от Луцка на восток.
Под Берестечко, Луцком и Дубно разгорелось встречное танковое сражение, крупнейшее с начала Второй мировой войны. На участке шириной до 70 км с обеих сторон столкнулись около 2 тыс. танков. В небе вели ожесточенную борьбу сотни самолетов.
Подводя итоги за 26 июня, командование группы армий «Юг» констатировало: события развиваются благоприятно, в полосе 6-й армии сложились все условия, чтобы 1-я танковая группа действовала самостоятельно, в отрыве от остальных сил. Уже вечером фельдмаршал Рундштедт вывел танковую группу генерала Клейста из подчинения командующего 6-й армией[248], чтобы дать ей возможность наступать в глубину с отрывом от пехотных дивизий 6-й армии.
Наоборот, командование Юго-Западного фронта результатами фронтового контрудара было не удовлетворено. В сводке за 26 июня штаб фронта отмечал нерешительные, несогласованные действия 8-го и особенно 15-го механизированных корпусов, не имевших к тому же достаточной поддержки со стороны авиации[249]. В целом Военный совет фронта считал, что приграничное сражение проиграно. Глубокое вклинение 1-й танковой группы Клейста в район Дубно создавало опасную угрозу ее удара на юг, в тыл 6-й и 26-й армиям, которые продолжали сражаться в Львовском выступе, а также оборонявшейся в Карпатах 12-й армии. Военный совет фронта решил отвести войска, создав новый оборонительный рубеж по рекам Стоход, Стырь и далее Кременец, Стрый, Долина[250]. О таком решении было доложено в Ставку, а армиям отданы соответствующие распоряжения. Однако Ставка не утвердила решения Военного совета фронта и потребовала возобновить контрудары[251]. Штабу фронта пришлось отменить старые и поставить новые задачи.
8-й и 15-й механизированные корпуса в ночь на 27 июня получили приказ отойти за боевые порядки 36-го стрелкового корпуса, который оборонялся южнее Броды, и составлять резерв фронта[252]. Соединения уже приступили к выполнению приказа, когда была получена новая задача: отход прекратить и нанести удар в северо-восточном направлении, во фланг и тыл дивизиям 1-й танковой группы, которые в районе Дубно и под Ровно отражали с востока удары 9-го и 19-го механизированных корпусов. Времени на организацию удара на новом направлении, связанную к тому же с поворотом начавших отход соединений, не было. Как вспоминает генерал Д.И. Рябышев, командовавший 8-м мехкорпусом, 27 июня в 10 часов в корпус прибыл член Военного совета фронта Н.Н. Вашугин. Угрожая Рябышеву расстрелом, он потребовал немедленного выполнения приказа. «Моих объяснений причин задержки выслушивать не стал. Несмотря на это, я все же высказал ему свое мнение и заявил, что считаю преступлением перед Родиной бросать войска корпуса по частям на явное уничтожение противником. Тем не менее корпусной комиссар Вашугин потребовал немедленного выполнения приказа по выходу корпуса в район Дубно»[253].
Сражение разгорелось с новой силой. К ударам по противнику были привлечены не только механизированные, но и стрелковые корпуса 5-й армии и резерва фронта. Ближайшая задача Юго-Западного фронта, как говорилось в боевом приказе даже 29 июня, по-прежнему состояла в том, чтобы «разгромить подвижную группу противника и создать условия для перехода в общее наступление»[254], хотя такая задача давно уже не соответствовала возможностям войск.
Стремясь выполнить приказ, войска фронта в упорных боях в районе Дубно и под Ровно до 30 июня сковывали основные силы 1-й танковой группы и 6-й армии противника. Его танковые соединения не смогли оторваться от пехотных дивизий 6-й армии. Как отмечалось в журнале боевых действий группы армий «Юг», «1-й танковой группе не удалось в ходе 30 июня овладеть свободой оперативного маневра»[255]. Только одна 11-я танковая дивизия сумела, уклонившись от встречного удара 19-го механизированного корпуса генерала Н.В. Фекленко, вырваться вперед и овладеть Острогом. Дальнейшему ее продвижению препятствовала группа войск, созданная по инициативе командующего 16-й армией генерала М.Ф. Лукина. В основном это были части 16-й армии, не успевшие погрузиться в эшелоны для отправки под Смоленск, и 213-й моторизованной дивизии 19-го механизированного корпуса.
В сражении под Дубно наиболее эффективно действовал 8-й мехкорпус. Генерал Рябышев утром 27 июня правильно оценил обстановку: повернуть сразу все соединения на новое направление нельзя. Поэтому он создал сводный отряд во главе со своим заместителем бригадным комиссаром Н.К. Попелем. 27 июня отряд в составе 34-й танковой и части сил 12-й танковой дивизий двинулся в северо-восточном направлении. Его внезапный удар в тыл танковой группы Клейста ошеломил противника. Юго-западнее Дубно был окружен штаб 16-й танковой дивизии вместе с ее командиром генералом Хубе, которого противнику удалось освободить только на следующий день[256].
Решительные действия 8-го корпуса, а также наступавших с севера 9-го и 19-го мехкорпусов вынудили командование группы армий «Юг» перебросить в этот район основные силы 1-й танковой группы и 6-й армии. Хотя 8-й мехкорпус был окружен в двух районах, он продолжал борьбу. Ее ожесточенность вызвала тревогу даже у начальника генерального штаба генерала Гальдера. Оценивая обстановку на вечер 29 июня, он писал: «На стороне противника действует 8-й механизированный корпус. Обстановка в районе Дубно весьма напряженная»[257].
Основные усилия авиации Юго-Западного фронта с 25 июня были направлены на поддержку механизированных корпусов, которые вели борьбу с танковой группировкой противника. По этой же группировке наносили удары соединения 4-го авиационного корпуса дальней авиации под командованием полковника В.А. Судеца. Немецко-фашистское командование также переключило 4-й воздушный флот на поддержку прежде всего танковой группы Клейста. Несмотря на это, военно-воздушные силы Юго-Западного фронта, сосредоточив силы, в отдельные дни добивались господства в воздухе. Так, 28 июня авиация фронта совершила 400 самолето-вылетов, потеряв всего один самолет, а немецкая авиация активных действий осуществить не смогла[258].
Однако в целом эффективность ударов фронтовой и дальней авиации была невысокой. Главный недостаток – плохое взаимодействие военно-воздушных сил с наземными войсками, которые часто не указывали ни объекты для авиационных ударов, ни собственное положение. Для определения этих данных авиасоединению приходилось высылать самолет-разведчик, на что уходило много времени. Из-за боязни поразить свои войска авиационные командиры иногда не решались бомбить танки[259]. Бомбардировщики действовали малыми группами, бомбили с больших высот и, как правило, танки в колоннах, а это непосредственно на успех боя не влияло. Неумение различать типы самолетов приводило к тому, что зенитная артиллерия нередко открывала огонь по своим самолетам. Бывали случаи, когда истребители, прикрывавшие аэродромы, атаковали возвращавшиеся с боевого задания свои самолеты[260].
Летчики сражались самоотверженно, не жалея ни сил, ни жизней. 27 июня дальний бомбардировщик 21-го авиационного полка с экипажем во главе с лейтенантом Д.З. Тарасовым был подбит на боевом курсе. Командир решил направить горящий самолет на колонну немецких танков, разрешив экипажу покинуть корабль. Штурман лейтенант Б.Д. Еремин, стрелок младший сержант С.И. Ковальский, радист ефрейтор Б.Г. Капустин не воспользовались разрешением и последовали примеру командира. Пылающая машина врезалась в танковую колонну. За этот подвиг командир и штурман были удостоены посмертно звания Героя Советского Союза, а стрелок и радист – орденов Красного Знамени[261].
Львовский выступ продолжали оборонять, сдерживая наступление 17-й армии противника, советские 6-я и 26-я армии. Еще 26 июня командование группы армий «Юг» отмечало, что 17-я армия не только не добилась здесь каких-то успехов, но и несет неоправданные потери[262]. Только по решению Военного совета фронта, опасавшегося окружения армий, советские войска, оборонявшие львовское направление, в ночь на 27 июня начали организованный отход. Под прикрытием арьергардов соединения 6, 26 и 12-й армий вышли из боя и оторвались от преследующего противника. К исходу 30 июня они, оставив Львов, отошли на указанный фронтовым командованием новый рубеж обороны. В тот же день границу СССР перешли авангардные батальоны подвижного корпуса Венгрии, которая 27 июня объявила о своем вступлении в войну против СССР.
Советские войска, действовавшие на границе с Румынией, с 25 июня объединил Южный фронт, в который, кроме 9-й армии, вошли 18-я армия, сформированная за счет 17-го стрелкового и 16-го механизированного корпусов, переданных из 12-й армии Юго-Западного фронта. Управление нового фронта создавалось за счет штаба Московского военного округа с его командующим генералом И.В. Тюленевым и начальником штаба генералом Г.Д. Шишениным. Членом Военного совета фронта был назначен армейский комиссар 1-го ранга А.И. Запорожец, бывший до 22 июня начальником Главного управления политической пропаганды Красной армии.
На новом месте командующий и его штаб столкнулись с огромными трудностями, связанными в первую очередь с незнанием театра военных действий. Еще 2 июля Военный совет фронта доносил Сталину и Тимошенко, что «управление фронта остается в стадии формирования», планов перевозок нет, «Генштаб не дал плана материального обеспечения», отсутствуют основные хирургические комплекты для медсанбатов и автотранспортные части фронта[263]. Штаб 18-й армии взял управление войсками, переданными из Юго-Западного фронта, только 27 июня. В первой директиве генерал Тюленев поставил войскам фронта задачу: «оборонять госграницу с Румынией. В случае перехода и перелета противника на нашу территорию уничтожать его активными действиями наземных войск и авиации и быть готовым к решительным наступательным действиям»[264].
Учитывая успех наступления войск группы армий «Юг» на Украине, фельдмаршал Рундштедт 24 июня отдал приказ командующему 11-й армией генералу Р. Шоберту быть готовым с утра 2 июля начать наступление, прорвав оборону советских войск в Молдавии. Замысел наступления состоял в том, чтобы ударами 11-й немецкой армии и румынских соединений в общем направлении на Винницу, во взаимодействии с 17-й армией, которая наносила главный удар севернее Львова, окружить и уничтожить основные силы Южного и Юго-Западного фронтов[265].
Штаб Южного фронта сумел вскрыть общий замысел противника, о чем Военный совет доложил Сталину и Тимошенко. Однако определить, что немецко-румынские войска наносят главный удар на Бельцы, не удалось. На этом направлении генерал Шоберт сосредоточил основные силы, используя плацдарм в районе Скуляны. А командование фронта посчитало, что главный удар будет нанесен 100 км севернее, и наиболее сильную и глубоко эшелонированную оборону создало на могилев-подольском направлении[266].
В конце июня войска Южного фронта отражали атаки румынских войск, стремившихся на отдельных участках форсировать Прут. К 28 июня противник захватил на восточном берегу шесть небольших плацдармов. Все они находились на участках обороны 9-й армии. Соединениям армии удалось отбросить румын за Прут, но самый крупный плацдарм в районе Скуляны они сумели удержать. Неоднократные попытки ликвидировать этот плацдарм были недостаточно решительными и поэтому бесплодными. К концу июня противник, создавая условия для перехода в наступление, захватывал новые плацдармы, в том числе и в полосе 18-й армии[267].
С западного берега Дуная румынская артиллерия вела интенсивный обстрел Измаила, Килии, Вилково, где в портовых элеваторах скопилось огромное количество зерна, которое требовалось обязательно вывезти. Командующий Дунайской флотилией адмирал Н.О. Абрамов предложил командиру 14-го стрелкового корпуса генералу Д.Г. Егорову захватить румынский берег Дуная. С разрешения старшего флотского и армейского командования 25–26 июня флотилия высадила десант из воинов 79-го погранотряда, 51-й и 25-й стрелковых дивизий, которые захватили плацдарм протяженностью 76 км. Неоднократные попытки командования 4-й румынской армии ликвидировать плацдарм не дали результатов[268].
Активную помощь войскам оказывала авиация фронта. Летчики мужественно отражали атаки воздушного противника, бомбили его переправы, скопления войск и техники. 27 июня группа бомбардировщиков 20-й авиадивизии, несмотря на сильный зенитный огонь противника, разрушила переправу у Скулян[269]. При штурме другой переправы 29 июня был подбит самолет командира эскадрильи 55-го истребительного авиаполка капитана Ф.В. Атрашкевича. Свою горящую машину летчик направил в скопление техники врага. Оставшуюся без командира эскадрилью возглавил старший лейтенант А.И. Покрышкин. «Мы с яростью набросились на зенитки, – вспоминает ставший первым трижды Героем Советского Союза прославленный ас. – Мы мстили изо всех сил за смерть командира и друга»[270].
25 июня шесть дивизий 31-го и 36-го стрелковых корпусов подходили к рекам Стырь и Иква и с ходу под огнем противника занимали оборону рубежа Стобыхва, Луцк, Кременец. Южнее две дивизии 37-го стрелкового корпуса перешли к обороне фронтом на север, чтобы не допустить удара противника в южном направлении, что создавало угрозу окружения основных сил фронта.
На флангах прорвавшейся группировки противника завершалась подготовка фронтового контрудара. 26 июня в районе контрудара удалось сосредоточить вместо шести механизированных корпусов, как это предусматривалось решением генерала Кирпоноса 22 июня, всего четыре: 8 и 15-й корпуса для удара с юга, 9 и 19-й – с севера. Вместо 3,7 тыс. танков было сосредоточено не более 1,3 тысячи[242]. После четырех суток непрерывных маршей на сотни километров под ударами немецких бомбардировщиков личный состав был измучен, а машины нуждались в техническом обслуживании. Однако командование фронта, выполняя настойчивые категорические требования Ставки, приказывало корпусам атаковать.
Утром 26 июня с юга, из района Броды на Берестечко, противника атаковал 8-й механизированный корпус. На этом направлении противник, прикрывая правый фланг 1-й танковой группы, создал сильную противотанковую оборону. Действия танков затрудняла лесистая местность, изобилующая небольшими речушками с заболоченной поймой шириной до 2 км. Корпус атаковал, так и не завершив сосредоточения. Его 7-я моторизованная дивизия находилась еще на подходе. Просьбу генерала Рябышева отложить наступление хотя бы на день, чтобы дать личному составу время для отдыха и технического обслуживания танков, командование фронта отклонило[243]. Танкисты с ходу вступили в бой. 26 июня 34-я танковая дивизия полковника И.В. Васильева и 12-я танковая дивизия генерала Т.А. Мишанина нанесли удар по 16-й танковой дивизии немцев и продвинулись на 10–12 км.
Удар 8-го корпуса не был поддержан находившимся левее 15-м механизированным корпусом. Еще утром командир последнего генерал И.И. Карпезо докладывал командующему фронтом: «Начало наступления задерживается до сосредоточения 8-й танковой дивизии. Меры по ее розыску принимал вчера и сегодня»[244]. Без этой дивизии 4-го мехкорпуса генерал считал свои силы для наступления недостаточными. Командующий, естественно, не согласился с таким мнением и потребовал начать наступление. Приказ на атаку противника был отдан командиром корпуса только в 13 часов 40 минут[245], но все попытки перейти в наступление успеха не имели.
Немецкие бомбардировщики обрушили на корпус массированный удар, в результате которого корпус понес существенный урон. Был тяжело контужен командир корпуса, которого заменил его заместитель полковник В.С. Ермолаев. Из-за потери управления не удалось ввести подошедшую из-под Львова 8-ю танковую дивизию. Основная причина несогласованных действий 8-го и 15-го механизированных корпусов состояла, однако, в отсутствии единого руководства этой мощной танковой группировкой со стороны фронтового командования, поэтому соединения действовали разрозненно, без взаимосвязи.
Более согласованными были действия 9-го и 19-го механизированных корпусов, наносивших удар с севера. Оба они были включены в состав 5-й армии, которой командовал энергичный 39-летний генерал П.И. Потапов. У него уже имелся боевой опыт: в районе р. Халхин-Гол Потапов, командуя танковой бригадой, возглавлял южную ударную группу. Атакой 9-го и 19-го механизированных корпусов во взаимодействии с 36-м стрелковым корпусом командарм решил уничтожить противника в районе Дубно[246]. На этом же направлении находилась и оперативная группа во главе с первым заместителем командующего фронтом генералом Ф.С. Ивановым, которая координировала действия 5-й армии с прибывавшими в ее состав соединениями[247].
Во второй половине дня 26 июня 9-й и 19-й механизированные корпуса под командованием генералов К.К. Рокоссовского и Н.В. Фекленко атаковали 13-ю и 11-ю немецкие танковые дивизии. Командование 1-й танковой группы противника вскрыло подготовку контрудара с севера. Оно не только повернуло эти свои дивизии в разрыв наступавших без локтевой связи мехкорпусов, но и нарастило усилия, введя в сражение резервную 14-ю танковую дивизию. К исходу дня дивизии 19-го корпуса вышли к Дубно. Наступавший правее 9-й механизированный корпус вступил в схватку с 14-й танковой дивизией врага, которая продвигалась от Луцка на восток.
Под Берестечко, Луцком и Дубно разгорелось встречное танковое сражение, крупнейшее с начала Второй мировой войны. На участке шириной до 70 км с обеих сторон столкнулись около 2 тыс. танков. В небе вели ожесточенную борьбу сотни самолетов.
Подводя итоги за 26 июня, командование группы армий «Юг» констатировало: события развиваются благоприятно, в полосе 6-й армии сложились все условия, чтобы 1-я танковая группа действовала самостоятельно, в отрыве от остальных сил. Уже вечером фельдмаршал Рундштедт вывел танковую группу генерала Клейста из подчинения командующего 6-й армией[248], чтобы дать ей возможность наступать в глубину с отрывом от пехотных дивизий 6-й армии.
Наоборот, командование Юго-Западного фронта результатами фронтового контрудара было не удовлетворено. В сводке за 26 июня штаб фронта отмечал нерешительные, несогласованные действия 8-го и особенно 15-го механизированных корпусов, не имевших к тому же достаточной поддержки со стороны авиации[249]. В целом Военный совет фронта считал, что приграничное сражение проиграно. Глубокое вклинение 1-й танковой группы Клейста в район Дубно создавало опасную угрозу ее удара на юг, в тыл 6-й и 26-й армиям, которые продолжали сражаться в Львовском выступе, а также оборонявшейся в Карпатах 12-й армии. Военный совет фронта решил отвести войска, создав новый оборонительный рубеж по рекам Стоход, Стырь и далее Кременец, Стрый, Долина[250]. О таком решении было доложено в Ставку, а армиям отданы соответствующие распоряжения. Однако Ставка не утвердила решения Военного совета фронта и потребовала возобновить контрудары[251]. Штабу фронта пришлось отменить старые и поставить новые задачи.
8-й и 15-й механизированные корпуса в ночь на 27 июня получили приказ отойти за боевые порядки 36-го стрелкового корпуса, который оборонялся южнее Броды, и составлять резерв фронта[252]. Соединения уже приступили к выполнению приказа, когда была получена новая задача: отход прекратить и нанести удар в северо-восточном направлении, во фланг и тыл дивизиям 1-й танковой группы, которые в районе Дубно и под Ровно отражали с востока удары 9-го и 19-го механизированных корпусов. Времени на организацию удара на новом направлении, связанную к тому же с поворотом начавших отход соединений, не было. Как вспоминает генерал Д.И. Рябышев, командовавший 8-м мехкорпусом, 27 июня в 10 часов в корпус прибыл член Военного совета фронта Н.Н. Вашугин. Угрожая Рябышеву расстрелом, он потребовал немедленного выполнения приказа. «Моих объяснений причин задержки выслушивать не стал. Несмотря на это, я все же высказал ему свое мнение и заявил, что считаю преступлением перед Родиной бросать войска корпуса по частям на явное уничтожение противником. Тем не менее корпусной комиссар Вашугин потребовал немедленного выполнения приказа по выходу корпуса в район Дубно»[253].
Сражение разгорелось с новой силой. К ударам по противнику были привлечены не только механизированные, но и стрелковые корпуса 5-й армии и резерва фронта. Ближайшая задача Юго-Западного фронта, как говорилось в боевом приказе даже 29 июня, по-прежнему состояла в том, чтобы «разгромить подвижную группу противника и создать условия для перехода в общее наступление»[254], хотя такая задача давно уже не соответствовала возможностям войск.
Стремясь выполнить приказ, войска фронта в упорных боях в районе Дубно и под Ровно до 30 июня сковывали основные силы 1-й танковой группы и 6-й армии противника. Его танковые соединения не смогли оторваться от пехотных дивизий 6-й армии. Как отмечалось в журнале боевых действий группы армий «Юг», «1-й танковой группе не удалось в ходе 30 июня овладеть свободой оперативного маневра»[255]. Только одна 11-я танковая дивизия сумела, уклонившись от встречного удара 19-го механизированного корпуса генерала Н.В. Фекленко, вырваться вперед и овладеть Острогом. Дальнейшему ее продвижению препятствовала группа войск, созданная по инициативе командующего 16-й армией генерала М.Ф. Лукина. В основном это были части 16-й армии, не успевшие погрузиться в эшелоны для отправки под Смоленск, и 213-й моторизованной дивизии 19-го механизированного корпуса.
В сражении под Дубно наиболее эффективно действовал 8-й мехкорпус. Генерал Рябышев утром 27 июня правильно оценил обстановку: повернуть сразу все соединения на новое направление нельзя. Поэтому он создал сводный отряд во главе со своим заместителем бригадным комиссаром Н.К. Попелем. 27 июня отряд в составе 34-й танковой и части сил 12-й танковой дивизий двинулся в северо-восточном направлении. Его внезапный удар в тыл танковой группы Клейста ошеломил противника. Юго-западнее Дубно был окружен штаб 16-й танковой дивизии вместе с ее командиром генералом Хубе, которого противнику удалось освободить только на следующий день[256].
Решительные действия 8-го корпуса, а также наступавших с севера 9-го и 19-го мехкорпусов вынудили командование группы армий «Юг» перебросить в этот район основные силы 1-й танковой группы и 6-й армии. Хотя 8-й мехкорпус был окружен в двух районах, он продолжал борьбу. Ее ожесточенность вызвала тревогу даже у начальника генерального штаба генерала Гальдера. Оценивая обстановку на вечер 29 июня, он писал: «На стороне противника действует 8-й механизированный корпус. Обстановка в районе Дубно весьма напряженная»[257].
Основные усилия авиации Юго-Западного фронта с 25 июня были направлены на поддержку механизированных корпусов, которые вели борьбу с танковой группировкой противника. По этой же группировке наносили удары соединения 4-го авиационного корпуса дальней авиации под командованием полковника В.А. Судеца. Немецко-фашистское командование также переключило 4-й воздушный флот на поддержку прежде всего танковой группы Клейста. Несмотря на это, военно-воздушные силы Юго-Западного фронта, сосредоточив силы, в отдельные дни добивались господства в воздухе. Так, 28 июня авиация фронта совершила 400 самолето-вылетов, потеряв всего один самолет, а немецкая авиация активных действий осуществить не смогла[258].
Однако в целом эффективность ударов фронтовой и дальней авиации была невысокой. Главный недостаток – плохое взаимодействие военно-воздушных сил с наземными войсками, которые часто не указывали ни объекты для авиационных ударов, ни собственное положение. Для определения этих данных авиасоединению приходилось высылать самолет-разведчик, на что уходило много времени. Из-за боязни поразить свои войска авиационные командиры иногда не решались бомбить танки[259]. Бомбардировщики действовали малыми группами, бомбили с больших высот и, как правило, танки в колоннах, а это непосредственно на успех боя не влияло. Неумение различать типы самолетов приводило к тому, что зенитная артиллерия нередко открывала огонь по своим самолетам. Бывали случаи, когда истребители, прикрывавшие аэродромы, атаковали возвращавшиеся с боевого задания свои самолеты[260].
Летчики сражались самоотверженно, не жалея ни сил, ни жизней. 27 июня дальний бомбардировщик 21-го авиационного полка с экипажем во главе с лейтенантом Д.З. Тарасовым был подбит на боевом курсе. Командир решил направить горящий самолет на колонну немецких танков, разрешив экипажу покинуть корабль. Штурман лейтенант Б.Д. Еремин, стрелок младший сержант С.И. Ковальский, радист ефрейтор Б.Г. Капустин не воспользовались разрешением и последовали примеру командира. Пылающая машина врезалась в танковую колонну. За этот подвиг командир и штурман были удостоены посмертно звания Героя Советского Союза, а стрелок и радист – орденов Красного Знамени[261].
Львовский выступ продолжали оборонять, сдерживая наступление 17-й армии противника, советские 6-я и 26-я армии. Еще 26 июня командование группы армий «Юг» отмечало, что 17-я армия не только не добилась здесь каких-то успехов, но и несет неоправданные потери[262]. Только по решению Военного совета фронта, опасавшегося окружения армий, советские войска, оборонявшие львовское направление, в ночь на 27 июня начали организованный отход. Под прикрытием арьергардов соединения 6, 26 и 12-й армий вышли из боя и оторвались от преследующего противника. К исходу 30 июня они, оставив Львов, отошли на указанный фронтовым командованием новый рубеж обороны. В тот же день границу СССР перешли авангардные батальоны подвижного корпуса Венгрии, которая 27 июня объявила о своем вступлении в войну против СССР.
Советские войска, действовавшие на границе с Румынией, с 25 июня объединил Южный фронт, в который, кроме 9-й армии, вошли 18-я армия, сформированная за счет 17-го стрелкового и 16-го механизированного корпусов, переданных из 12-й армии Юго-Западного фронта. Управление нового фронта создавалось за счет штаба Московского военного округа с его командующим генералом И.В. Тюленевым и начальником штаба генералом Г.Д. Шишениным. Членом Военного совета фронта был назначен армейский комиссар 1-го ранга А.И. Запорожец, бывший до 22 июня начальником Главного управления политической пропаганды Красной армии.
На новом месте командующий и его штаб столкнулись с огромными трудностями, связанными в первую очередь с незнанием театра военных действий. Еще 2 июля Военный совет фронта доносил Сталину и Тимошенко, что «управление фронта остается в стадии формирования», планов перевозок нет, «Генштаб не дал плана материального обеспечения», отсутствуют основные хирургические комплекты для медсанбатов и автотранспортные части фронта[263]. Штаб 18-й армии взял управление войсками, переданными из Юго-Западного фронта, только 27 июня. В первой директиве генерал Тюленев поставил войскам фронта задачу: «оборонять госграницу с Румынией. В случае перехода и перелета противника на нашу территорию уничтожать его активными действиями наземных войск и авиации и быть готовым к решительным наступательным действиям»[264].
Учитывая успех наступления войск группы армий «Юг» на Украине, фельдмаршал Рундштедт 24 июня отдал приказ командующему 11-й армией генералу Р. Шоберту быть готовым с утра 2 июля начать наступление, прорвав оборону советских войск в Молдавии. Замысел наступления состоял в том, чтобы ударами 11-й немецкой армии и румынских соединений в общем направлении на Винницу, во взаимодействии с 17-й армией, которая наносила главный удар севернее Львова, окружить и уничтожить основные силы Южного и Юго-Западного фронтов[265].
Штаб Южного фронта сумел вскрыть общий замысел противника, о чем Военный совет доложил Сталину и Тимошенко. Однако определить, что немецко-румынские войска наносят главный удар на Бельцы, не удалось. На этом направлении генерал Шоберт сосредоточил основные силы, используя плацдарм в районе Скуляны. А командование фронта посчитало, что главный удар будет нанесен 100 км севернее, и наиболее сильную и глубоко эшелонированную оборону создало на могилев-подольском направлении[266].
В конце июня войска Южного фронта отражали атаки румынских войск, стремившихся на отдельных участках форсировать Прут. К 28 июня противник захватил на восточном берегу шесть небольших плацдармов. Все они находились на участках обороны 9-й армии. Соединениям армии удалось отбросить румын за Прут, но самый крупный плацдарм в районе Скуляны они сумели удержать. Неоднократные попытки ликвидировать этот плацдарм были недостаточно решительными и поэтому бесплодными. К концу июня противник, создавая условия для перехода в наступление, захватывал новые плацдармы, в том числе и в полосе 18-й армии[267].
С западного берега Дуная румынская артиллерия вела интенсивный обстрел Измаила, Килии, Вилково, где в портовых элеваторах скопилось огромное количество зерна, которое требовалось обязательно вывезти. Командующий Дунайской флотилией адмирал Н.О. Абрамов предложил командиру 14-го стрелкового корпуса генералу Д.Г. Егорову захватить румынский берег Дуная. С разрешения старшего флотского и армейского командования 25–26 июня флотилия высадила десант из воинов 79-го погранотряда, 51-й и 25-й стрелковых дивизий, которые захватили плацдарм протяженностью 76 км. Неоднократные попытки командования 4-й румынской армии ликвидировать плацдарм не дали результатов[268].
Активную помощь войскам оказывала авиация фронта. Летчики мужественно отражали атаки воздушного противника, бомбили его переправы, скопления войск и техники. 27 июня группа бомбардировщиков 20-й авиадивизии, несмотря на сильный зенитный огонь противника, разрушила переправу у Скулян[269]. При штурме другой переправы 29 июня был подбит самолет командира эскадрильи 55-го истребительного авиаполка капитана Ф.В. Атрашкевича. Свою горящую машину летчик направил в скопление техники врага. Оставшуюся без командира эскадрилью возглавил старший лейтенант А.И. Покрышкин. «Мы с яростью набросились на зенитки, – вспоминает ставший первым трижды Героем Советского Союза прославленный ас. – Мы мстили изо всех сил за смерть командира и друга»[270].
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента