Бурный рост авиации потенциальных противников стимулировал развитие войск противовоздушной обороны и взглядов на их боевое применение. Противовоздушная оборона наиболее важных объектов должна была строиться на применении больших масс зенитной артиллерии, истребительной авиации и других средств. Исследовались вопросы применения войск ПВО в начальный период войны и значения в этих условиях элемента внезапности. Имеющийся опыт начавшейся Второй мировой войны изучался мало. Не были приняты меры для надежного прикрытия пограничной зоны.
В начале 1930-х годов возродился Советский Военно-морской флот, что положило начало интенсивной творческой работе по поиску эффективных способов его боевого применения. Советская военно-морская теория, учитывая положение СССР как континентально-морской державы и наличие крупных военно-морских сил вероятных противников, считала, что советский флот должен поддержать действия сухопутных войск на приморских направлениях, а также вести самостоятельные действия на море.
Взгляды на самостоятельное применение флота находили отражение в боевых документах, проверялись на учениях и маневрах. При этом в Боевом уставе морских сил РККА указывалось, что только решительное наступление на главном направлении, завершаемое неотступным преследованием противника, приводит к полному уничтожению его сил и средств. Тем самым положения устава были пронизаны наступательным духом. Много внимания уделялось способам использования подводных лодок и торпедных катеров в различных видах боевых действий. Авиацию предполагалось использовать для нанесения мощных бомбовых и торпедных ударов по вражеским кораблям на море и на базах. Поиску и отработке способов совместных операций и боевых действий с сухопутными войсками уделялось недостаточное внимание.
По предвоенным взглядам, весь тыл подразделялся на глубокий тыл (тыл страны) и тыл Вооруженных сил. При этом большое внимание уделялось всем нуждам производств, служб и учреждений, работающих на оборону, а также обеспечению работоспособности и устойчивости тыла страны в целом. Тыл Красной армии после реорганизации в 1939 г. состоял из тыла Центра и тыла округов, соединений и частей. Фронтовой тыл в начале войны стремились приблизить к войскам приграничных округов для обеспечения предполагаемого после отражения первого удара противника перехода в решительное наступление.
Среди центральных управлений непосредственно вопросами тылового обеспечения занимались управления снабжения горючим, санитарное и ветеринарное. В войсках на всех уровнях они имели соответствующие органы, через которые решались возложенные на них задачи. Слабо были разработаны вопросы развертывания тыла в начальный период войны. Вопросы же развертывания тыла в условиях отсутствия мобилизационного периода в теоретическом плане были практически не разработаны.
Глава 1
1. Предвоенная ночь
2. Вторжение
В начале 1930-х годов возродился Советский Военно-морской флот, что положило начало интенсивной творческой работе по поиску эффективных способов его боевого применения. Советская военно-морская теория, учитывая положение СССР как континентально-морской державы и наличие крупных военно-морских сил вероятных противников, считала, что советский флот должен поддержать действия сухопутных войск на приморских направлениях, а также вести самостоятельные действия на море.
Взгляды на самостоятельное применение флота находили отражение в боевых документах, проверялись на учениях и маневрах. При этом в Боевом уставе морских сил РККА указывалось, что только решительное наступление на главном направлении, завершаемое неотступным преследованием противника, приводит к полному уничтожению его сил и средств. Тем самым положения устава были пронизаны наступательным духом. Много внимания уделялось способам использования подводных лодок и торпедных катеров в различных видах боевых действий. Авиацию предполагалось использовать для нанесения мощных бомбовых и торпедных ударов по вражеским кораблям на море и на базах. Поиску и отработке способов совместных операций и боевых действий с сухопутными войсками уделялось недостаточное внимание.
По предвоенным взглядам, весь тыл подразделялся на глубокий тыл (тыл страны) и тыл Вооруженных сил. При этом большое внимание уделялось всем нуждам производств, служб и учреждений, работающих на оборону, а также обеспечению работоспособности и устойчивости тыла страны в целом. Тыл Красной армии после реорганизации в 1939 г. состоял из тыла Центра и тыла округов, соединений и частей. Фронтовой тыл в начале войны стремились приблизить к войскам приграничных округов для обеспечения предполагаемого после отражения первого удара противника перехода в решительное наступление.
Среди центральных управлений непосредственно вопросами тылового обеспечения занимались управления снабжения горючим, санитарное и ветеринарное. В войсках на всех уровнях они имели соответствующие органы, через которые решались возложенные на них задачи. Слабо были разработаны вопросы развертывания тыла в начальный период войны. Вопросы же развертывания тыла в условиях отсутствия мобилизационного периода в теоретическом плане были практически не разработаны.
Глава 1
22 июня
Считаные часы оставались до рассвета. Время неумолимо приближалось к роковому моменту, отделявшему мир от войны. Просыпался Дальний Восток, Сибирь, Урал. И в это занимавшееся погожее воскресное утро еще никто не знал, что наступал первый день Великой Отечественной войны. Первый из 1418 долгих дней, которые потребуются, чтобы остановить агрессора и сокрушить фашизм.
Накануне германское верховное главнокомандование передало в штабы групп армий условный сигнал «Дортмунд» – приказ о вторжении в Советский Союз. Получив его, командиры соединений немедля отправили командирам частей заранее заготовленные приказы на наступление. Военные руководители Германии заблаговременно выдвинули пункты управления ближе к советской границе. Гитлер даже перенес свою штаб-квартиру в Восточную Пруссию, где был возведен комплекс мощных подземных и наземных сооружений, названный «Волчьим логовом». Браухич расположился невдалеке от ставки Гитлера. Геринг переехал со штабомл Люфтваффе в район Гольдапа. Даже Риббентропу и Гиммлеру были оборудованы полевые штаб-квартиры: руководящие инстанции недвусмысленно перемещались на восток. Агрессор изготовился к удару.
Накануне германское верховное главнокомандование передало в штабы групп армий условный сигнал «Дортмунд» – приказ о вторжении в Советский Союз. Получив его, командиры соединений немедля отправили командирам частей заранее заготовленные приказы на наступление. Военные руководители Германии заблаговременно выдвинули пункты управления ближе к советской границе. Гитлер даже перенес свою штаб-квартиру в Восточную Пруссию, где был возведен комплекс мощных подземных и наземных сооружений, названный «Волчьим логовом». Браухич расположился невдалеке от ставки Гитлера. Геринг переехал со штабомл Люфтваффе в район Гольдапа. Даже Риббентропу и Гиммлеру были оборудованы полевые штаб-квартиры: руководящие инстанции недвусмысленно перемещались на восток. Агрессор изготовился к удару.
1. Предвоенная ночь
Советская разведка вскрыла подготовительные мероприятия немцев, о чем штабы приграничных военных округов доложили в Генеральный штаб. Начальник штаба Прибалтийского особого военного округа генерал П.С. Кленов в 22 ч. 21 июня сообщил, что немцы «закончили строительство мостов через Неман, гражданскому населению предложено эвакуироваться в глубь от границы на 20 км… идут разговоры, что войска получили приказ занять исходное положение для наступления»[63]. Начальник штаба Западного особого военного округа генерал В.Е. Климовских доложил генералу Г.К. Жукову, что немецкие самолеты с 20 июня нарушают границу с подвешенными бомбами; проволочные заграждения, стоявшие еще днем вдоль границы у дороги Августов – Сейны, к вечеру сняты. В лесу слышен шум моторов[64]. Начальник разведывательного отдела штаба округа в конце дня 21 июня шифром доложил начальнику Главного разведывательного управления Генерального штаба генералу Голикову о том, что «основная часть немецкой армии в полосе ЗапОВО заняла исходное положение», «артиллерия: находится на огневых позициях»[65].
В связи с поступавшими по различным каналам сведениями о готовности Германии к нападению на СССР весь последний мирный день И.В. Сталин и приближенные к нему члены Политбюро ЦК ВКП(б) заседали, чтобы принять неотложные меры на случай войны. Вечером нарком иностранных дел В.М. Молотов пригласил германского посла Шуленбурга и заявил ему, что Германия без всякого основания с каждым днем ухудшает отношения с Советским Союзом. Несмотря на протесты советской стороны, немецкие самолеты продолжают вторгаться в воздушное пространство СССР. Ходят даже слухи, продолжал нарком, о предстоящей войне между нашими странами. Есть все основания верить этому, потому что германское руководство никак не отреагировало на сообщение ТАСС от 14 июня.
Шуленбург обещал немедленно сообщить обо всем своему правительству. Однако его ответ был обычной дипломатической формулой, так как посол знал, что германская военная машина приведена в полную готовность и только ждет сигнала, чтобы двинуться на восток.
Советские военные руководители, как и в предыдущие дни, до поздней ночи бодрствовали на рабочих местах, поддерживая непрерывную связь со штабами военных округов. С наступлением сумерек Г.К. Жукову позвонил начальник штаба Киевского особого военного округа генерал П.А. Пуркаев. Он сообщил о немецком перебежчике, который передал, что на рассвете германская армия начнет войну против СССР. Начальник Генерального штаба доложил об этом наркому обороны маршалу С.К. Тимошенко и Сталину. Председатель Совнаркома вызвал их в Кремль.
После обмена мнениями Сталин приказал Жукову прочесть подготовленный Генеральным штабом проект директивы о приведении войск западных приграничных округов в боевую готовность. Потребовав дополнить директиву пунктом о том, чтобы войска не поддавались на возможные провокации, глава правительства разрешил направить директиву округам. Ее передача закончилась в половине первого ночи, когда до нападения оставалось около трех часов.
Директива наркома обороны № 1 гласила:
«1. В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах Ленинградского, Прибалтийского особого, Западного особого, Киевского особого и Одесского военных округов. Нападение немцев может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского особого, Западного особого, Киевского особого и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.
3. Приказываю:
а) В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на границе.
б) Перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать.
в) Все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно.
г) Противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов.
д) Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.
Тимошенко. Жуков»[66].
Документ получился многословным, с недостаточно конкретными и даже двусмысленными требованиями к войскам, а ведь планы прикрытия округов имелось в виду вводить в действие короткой шифротелеграммой: «Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 г.», значение которой было заранее известно всем командующим, командирам и начальникам штабов. Но Сталин этого делать не разрешил. На неоднократное шифрование и расшифрование громоздкой директивы на ее длинном пути от Генерального штаба до округов, а затем армий, корпусов и дивизий ушло более четырех часов драгоценного времени. Результат получился плачевный. Большинство частей и соединений приграничных военных округов до начала нападения противника не удалось даже поднять по боевой тревоге…
Военный совет Прибалтийского особого военного округа подписал директиву войскам о приведении их в боевую готовность в 2 часа 25 минут, а в штабы армий она была передана по телеграфу только в четвертом часу утра. Войскам приказывалось: «I. В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять оборону основной полосы. В предполье выдвинуть полевые караулы для охраны дотов… Боевые патроны и снаряды выдать. В случае провокационных действий немцев огня не открывать. При полетах над нашей территорией немецких самолетов не показываться и до тех пор, пока самолеты противника не начнут боевых действий, огня не открывать… Противотанковые мины и малозаметные препятствия ставить немедленно»[67].
Аналогичные приказы войскам примерно в то же время были отданы и в других приграничных округах. В Западный округ, кроме того, был послан сигнал «Гроза», разрешавший вскрыть «Красный пакет», содержащий план прикрытия госграницы. Однако зашифрованные телеграммы были получены поздно. В штабах 3-й и 4-й армий еще успели расшифровать приказ и отдать кое-какие распоряжения, а 10-я армия и этого сделать не смогла[68].
Можно представить, что ожидало войска приграничных округов, которые в подавляющем большинстве не были выдвинуты в предназначенные им полосы обороны, располагаясь в казармах и лагерных палатках. «До начала боевых действий, – свидетельствует бывший заместитель начальника оперативного отдела штаба Западного фронта генерал Б.А. Фомин, – войскам запрещалось занимать оборону в своих полосах вдоль госграницы»[69]. А если учесть, что стрелковые части, расположенные у границы, имели лишь носимый запас винтовочных патронов, которые хранились в опечатанных ящиках в подразделениях, а остальные боеприпасы находились на складах[70], то можно заключить, что армии прикрытия государственной границы не были готовы к отражению первого удара противника. К тому же во многих дивизиях и корпусах части полевой и зенитной артиллерии находились далеко от своих соединений, проводя в это время стрельбы на полигонах. Инженерные батальоны и часть автомашин и тракторов артиллерийских подразделений были также в отрыве, участвуя в строительстве укрепленных районов вдоль границы.
Неблагоприятным было к началу войны и положение авиационных частей приграничных округов. Многие аэродромы армейской авиации находились в 10–30 км от границы. На них базировались не только истребительные, но и бомбардировочные полки. Вывод из-под удара усложнялся скоплением большого числа самолетов и недостатком запасных аэродромов в глубине. К тому же все аэродромы были не замаскированы и известны противнику. «Скученное и линейное расположение самолетов на аэродроме при отсутствии их маскировки и плохой организации аэродромного узла обслуживания, – отмечалось в приказе наркома обороны от 19 июня 1941 г. – …окончательно демаскируют аэродромы»[71].
Летный состав некоторых частей, главным образом бомбардировочных, проходил переучивание на новых самолетах за пределами округов. В истребительных авиационных полках, получивших новую материальную часть, на аэродромах, как правило, находились и старые, и новые самолеты. На каждого летчика приходилось по две боевые машины, а новые были еще недостаточно освоены.
Утро 22 июня застало войска Ленинградского военного округа, командующим которым был генерал М.М. Попов, членом военного совета – корпусной комиссар Н.Н. Клементьев, начальником штаба – генерал Д.Н. Никишев, в пунктах дислокации мирного времени и лагерях. Округ, прикрывая государственную границу с Финляндией на фронте в 1670 км, имел 21 дивизию и одну стрелковую бригаду.
Прибалтийский особый военный округ (командующий – генерал Ф.И. Кузнецов, член военного совета – корпусной комиссар П.А. Дибров, начальник штаба – генерал П.С. Кленов) прикрывал 300-километровую полосу от Балтийского моря до южной границы Литвы. Кроме того, округ должен был оборонять морское побережье протяженностью 420 км. Его войска включали 25 дивизий и одну стрелковую бригаду. Из них в приграничной полосе находились одна стрелковая дивизия и по три батальона от пяти других стрелковых дивизий. Еще три аналогичные дивизии выдвигались в районы к границе. Остальные соединения располагались в пунктах дислокации мирного времени. Генерал Кленов к исходу 21 июня доложил в Генеральный штаб: «Части и соединения Прибалтийского особого военного округа в пунктах постоянной дислокации занимаются боевой и политической подготовкой, выдвинув к государственной границе отдельные части и подразделения для наблюдения. Одновременно производится передислоцирование отдельных соединений в новые районы»[72].
В Белоруссии, где агрессор намечал нанести свой главный удар, располагались войска Западного особого военного округа, которым командовал генерал Д.Г. Павлов, членом военного совета был корпусной комиссар А.Ф. Фоминых, а начальником штаба – генерал В.Е. Климовских. Для действий в 470-километровой полосе округ располагал 44 дивизиями. Большинство соединений находилось в казармах и лагерях, а десять стрелковых дивизий резерва округа совершали марш походным порядком в приграничную полосу.
На Украине границу СССР на 860-километровом фронте от Припятских болот до Молдавии прикрывали войска Киевского особого военного округа – командующий генерал М.П. Кирпонос, член военного совета – корпусной комиссар Н.Н. Вашугин, начальник штаба – генерал М.А. Пуркаев. Этот округ являлся самым мощным объединением Красной армии, на который возлагалась основная задача – нанесение мощного ответного удара по агрессору. В составе округа имелось 58 дивизий, из которых 15 стрелковых находились на марше. Рассвет 22 июня застал их в 100–120 км от границы. Остальные соединения располагались на зимних квартирах и в лагерях.
Войска Одесского военного округа во главе с командующим генералом Я.Т. Черевиченко, членом военного совета корпусным комиссаром А.Ф. Колобяковым, начальником штаба генералом М.В. Захаровым прикрывали границу с Румынией протяженностью 480 км, а также Черноморское побережье, включая Крым. Округ имел 22 дивизии. В основном они находились в пунктах дислокации мирного времени, но в первом часу ночи были подняты по боевой тревоге. Стрелковые дивизии первого эшелона начали выдвижение к границе.
Общее положение войск приграничных округов к 22 июня выглядело следующим образом. В первом эшелоне армий прикрытия на удалении от 5 до 40 км от границы находились 56 дивизий и 2 бригады, в то время как противник имел в первом эшелоне 103 дивизии, из них 10 танковых. Дивизии второго эшелона армий прикрытия располагались в 50–100 км от границы, а соединения второго эшелона и резерва округов – на удалении от 100 до 400 км от границы. Примерно половина из них, согласно ранее отданным распоряжениям, находилась на марше к государственной границе.
Не были готовы к быстрому нанесению контрударов и механизированные корпуса, так как они располагались на большом удалении друг от друга как по фронту, так и в глубину. Большинство соединений второго эшелона округов, да частично и армий прикрытия, не были отмобилизованы. Особенно плохо обстояло дело с укомплектованием зенитным вооружением, автотранспортом, артиллерийскими тягачами и средствами связи. Тыловые части армий и фронтов намечалось создавать только с началом мобилизации. Даже органы тыла дивизий и полков имели всего лишь 25–30% сил и средств, предусмотренных штатами военного времени.
Таким образом, войска западных приграничных округов в составе 170 дивизий не были приведены в полную боевую готовность и, не закончив оперативного развертывания, оказались рассредоточенными на широком фронте и на большую глубину. Их положение не отвечало задаче отражения вторжения полностью сосредоточенной и развернутой в мощных ударных группировках немецкой армии. К тому же группировка войск Западного и Киевского округов предназначалась главным образом для наступления, и поэтому крупные силы находились в Белостокском и Львовском выступах, которые вдавались далеко на запад, создавая противнику выгодные условия для окружения.
Как известно, на базе западных приграничных округов предусматривалось на случай войны с Германией создание четырех фронтов: Северного, Северо-Западного, Западного и Юго-Западного. 21 июня было принято решение образовать еще и Южный фронт, управление которого выделялось за счет штаба Московского военного округа. За несколько дней до начала войны полевые управления Северо-Западного, Западного и Юго-Западного фронтов начали занимать фронтовые командные пункты, однако к 22 июня ни один из них не был готов к руководству войсками[73].
Не имея общего превосходства, противник создал на шауляйском, вильнюсском, брестском, тернопольском направлениях значительное превосходство в силах и средствах. Так, плотность немецких танков достигала 20–25 боевых машин на 1 км участка прорыва, в то время как наши стрелковые дивизии, обороняясь в полосе 30–50 км, могли противопоставить им на одном километре в среднем 1–2 противотанковых орудия.
На стороне противника были также преимущества в средствах передвижения и связи. Немецкая армия вторжения имела 600 тыс. автомашин, тогда как у советских войск приграничных округов их было в 5 раз меньше. Противник располагал современными средствами связи вплоть до радиостанций на каждом танке, самолете. В нашей же армии радиостанции имели лишь единичные танки и самолеты.
Немалое преимущество врага заключалось в большом боевом опыте, которого не имели советские войска. Но главное, что привело Красную армию к трагедии 22 июня, – это неожиданность сокрушительного удара, который обрушился на ее войска. Во многих частях и на кораблях накануне, в субботу, состоялись вечера художественной самодеятельности, демонстрировались кинофильмы. На воскресенье были назначены спортивные соревнования, игры, культпоходы и другие мероприятия. Поздно вечером личный состав отошел ко сну. В последнюю мирную ночь солдаты отдыхали. Бодрствовали лишь часовые на пограничных постах да саперы, бетонировавшие доты в укрепленных районах.
Противник установил, что советские войска не ожидают его вторжения. «Тщательное наблюдение за русскими, – писал командующий 2-й танковой группой генерал Г. Гудериан, – убеждает меня в том, что они ничего не подозревают о наших намерениях. Во дворе крепости Бреста, который просматривался с наших наблюдательных пунктов, под звуки оркестра они производили развод караулов. Береговые укрепления вдоль Западного Буга не были заняты русскими войсками»[74].
К такому же заключению пришли и в 1-й танковой группе генерала Клейста: «В ночь на 22 июня пехота бесшумно заняла исходное положение. Сокаль не затемнен. Русские оборудуют свои доты при полном освещении. Они, кажется, ничего не предполагают».
Таковы были условия, в которых Советским Вооруженным силам пришлось на рассвете 22 июня вступать в борьбу с сильным, опытным, коварным врагом, рассчитывавшим мощными ударами на избранных направлениях прорвать фронт и, глубоко вторгнувшись в пределы СССР, расчленить его войска на изолированные группы, чтобы окружить и уничтожить их раньше, чем будут отмобилизованы основные силы.
В связи с поступавшими по различным каналам сведениями о готовности Германии к нападению на СССР весь последний мирный день И.В. Сталин и приближенные к нему члены Политбюро ЦК ВКП(б) заседали, чтобы принять неотложные меры на случай войны. Вечером нарком иностранных дел В.М. Молотов пригласил германского посла Шуленбурга и заявил ему, что Германия без всякого основания с каждым днем ухудшает отношения с Советским Союзом. Несмотря на протесты советской стороны, немецкие самолеты продолжают вторгаться в воздушное пространство СССР. Ходят даже слухи, продолжал нарком, о предстоящей войне между нашими странами. Есть все основания верить этому, потому что германское руководство никак не отреагировало на сообщение ТАСС от 14 июня.
Шуленбург обещал немедленно сообщить обо всем своему правительству. Однако его ответ был обычной дипломатической формулой, так как посол знал, что германская военная машина приведена в полную готовность и только ждет сигнала, чтобы двинуться на восток.
Советские военные руководители, как и в предыдущие дни, до поздней ночи бодрствовали на рабочих местах, поддерживая непрерывную связь со штабами военных округов. С наступлением сумерек Г.К. Жукову позвонил начальник штаба Киевского особого военного округа генерал П.А. Пуркаев. Он сообщил о немецком перебежчике, который передал, что на рассвете германская армия начнет войну против СССР. Начальник Генерального штаба доложил об этом наркому обороны маршалу С.К. Тимошенко и Сталину. Председатель Совнаркома вызвал их в Кремль.
После обмена мнениями Сталин приказал Жукову прочесть подготовленный Генеральным штабом проект директивы о приведении войск западных приграничных округов в боевую готовность. Потребовав дополнить директиву пунктом о том, чтобы войска не поддавались на возможные провокации, глава правительства разрешил направить директиву округам. Ее передача закончилась в половине первого ночи, когда до нападения оставалось около трех часов.
Директива наркома обороны № 1 гласила:
«1. В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах Ленинградского, Прибалтийского особого, Западного особого, Киевского особого и Одесского военных округов. Нападение немцев может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского особого, Западного особого, Киевского особого и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.
3. Приказываю:
а) В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на границе.
б) Перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать.
в) Все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно.
г) Противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов.
д) Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.
Тимошенко. Жуков»[66].
Документ получился многословным, с недостаточно конкретными и даже двусмысленными требованиями к войскам, а ведь планы прикрытия округов имелось в виду вводить в действие короткой шифротелеграммой: «Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 г.», значение которой было заранее известно всем командующим, командирам и начальникам штабов. Но Сталин этого делать не разрешил. На неоднократное шифрование и расшифрование громоздкой директивы на ее длинном пути от Генерального штаба до округов, а затем армий, корпусов и дивизий ушло более четырех часов драгоценного времени. Результат получился плачевный. Большинство частей и соединений приграничных военных округов до начала нападения противника не удалось даже поднять по боевой тревоге…
Военный совет Прибалтийского особого военного округа подписал директиву войскам о приведении их в боевую готовность в 2 часа 25 минут, а в штабы армий она была передана по телеграфу только в четвертом часу утра. Войскам приказывалось: «I. В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять оборону основной полосы. В предполье выдвинуть полевые караулы для охраны дотов… Боевые патроны и снаряды выдать. В случае провокационных действий немцев огня не открывать. При полетах над нашей территорией немецких самолетов не показываться и до тех пор, пока самолеты противника не начнут боевых действий, огня не открывать… Противотанковые мины и малозаметные препятствия ставить немедленно»[67].
Аналогичные приказы войскам примерно в то же время были отданы и в других приграничных округах. В Западный округ, кроме того, был послан сигнал «Гроза», разрешавший вскрыть «Красный пакет», содержащий план прикрытия госграницы. Однако зашифрованные телеграммы были получены поздно. В штабах 3-й и 4-й армий еще успели расшифровать приказ и отдать кое-какие распоряжения, а 10-я армия и этого сделать не смогла[68].
Можно представить, что ожидало войска приграничных округов, которые в подавляющем большинстве не были выдвинуты в предназначенные им полосы обороны, располагаясь в казармах и лагерных палатках. «До начала боевых действий, – свидетельствует бывший заместитель начальника оперативного отдела штаба Западного фронта генерал Б.А. Фомин, – войскам запрещалось занимать оборону в своих полосах вдоль госграницы»[69]. А если учесть, что стрелковые части, расположенные у границы, имели лишь носимый запас винтовочных патронов, которые хранились в опечатанных ящиках в подразделениях, а остальные боеприпасы находились на складах[70], то можно заключить, что армии прикрытия государственной границы не были готовы к отражению первого удара противника. К тому же во многих дивизиях и корпусах части полевой и зенитной артиллерии находились далеко от своих соединений, проводя в это время стрельбы на полигонах. Инженерные батальоны и часть автомашин и тракторов артиллерийских подразделений были также в отрыве, участвуя в строительстве укрепленных районов вдоль границы.
Неблагоприятным было к началу войны и положение авиационных частей приграничных округов. Многие аэродромы армейской авиации находились в 10–30 км от границы. На них базировались не только истребительные, но и бомбардировочные полки. Вывод из-под удара усложнялся скоплением большого числа самолетов и недостатком запасных аэродромов в глубине. К тому же все аэродромы были не замаскированы и известны противнику. «Скученное и линейное расположение самолетов на аэродроме при отсутствии их маскировки и плохой организации аэродромного узла обслуживания, – отмечалось в приказе наркома обороны от 19 июня 1941 г. – …окончательно демаскируют аэродромы»[71].
Летный состав некоторых частей, главным образом бомбардировочных, проходил переучивание на новых самолетах за пределами округов. В истребительных авиационных полках, получивших новую материальную часть, на аэродромах, как правило, находились и старые, и новые самолеты. На каждого летчика приходилось по две боевые машины, а новые были еще недостаточно освоены.
Утро 22 июня застало войска Ленинградского военного округа, командующим которым был генерал М.М. Попов, членом военного совета – корпусной комиссар Н.Н. Клементьев, начальником штаба – генерал Д.Н. Никишев, в пунктах дислокации мирного времени и лагерях. Округ, прикрывая государственную границу с Финляндией на фронте в 1670 км, имел 21 дивизию и одну стрелковую бригаду.
Прибалтийский особый военный округ (командующий – генерал Ф.И. Кузнецов, член военного совета – корпусной комиссар П.А. Дибров, начальник штаба – генерал П.С. Кленов) прикрывал 300-километровую полосу от Балтийского моря до южной границы Литвы. Кроме того, округ должен был оборонять морское побережье протяженностью 420 км. Его войска включали 25 дивизий и одну стрелковую бригаду. Из них в приграничной полосе находились одна стрелковая дивизия и по три батальона от пяти других стрелковых дивизий. Еще три аналогичные дивизии выдвигались в районы к границе. Остальные соединения располагались в пунктах дислокации мирного времени. Генерал Кленов к исходу 21 июня доложил в Генеральный штаб: «Части и соединения Прибалтийского особого военного округа в пунктах постоянной дислокации занимаются боевой и политической подготовкой, выдвинув к государственной границе отдельные части и подразделения для наблюдения. Одновременно производится передислоцирование отдельных соединений в новые районы»[72].
В Белоруссии, где агрессор намечал нанести свой главный удар, располагались войска Западного особого военного округа, которым командовал генерал Д.Г. Павлов, членом военного совета был корпусной комиссар А.Ф. Фоминых, а начальником штаба – генерал В.Е. Климовских. Для действий в 470-километровой полосе округ располагал 44 дивизиями. Большинство соединений находилось в казармах и лагерях, а десять стрелковых дивизий резерва округа совершали марш походным порядком в приграничную полосу.
На Украине границу СССР на 860-километровом фронте от Припятских болот до Молдавии прикрывали войска Киевского особого военного округа – командующий генерал М.П. Кирпонос, член военного совета – корпусной комиссар Н.Н. Вашугин, начальник штаба – генерал М.А. Пуркаев. Этот округ являлся самым мощным объединением Красной армии, на который возлагалась основная задача – нанесение мощного ответного удара по агрессору. В составе округа имелось 58 дивизий, из которых 15 стрелковых находились на марше. Рассвет 22 июня застал их в 100–120 км от границы. Остальные соединения располагались на зимних квартирах и в лагерях.
Войска Одесского военного округа во главе с командующим генералом Я.Т. Черевиченко, членом военного совета корпусным комиссаром А.Ф. Колобяковым, начальником штаба генералом М.В. Захаровым прикрывали границу с Румынией протяженностью 480 км, а также Черноморское побережье, включая Крым. Округ имел 22 дивизии. В основном они находились в пунктах дислокации мирного времени, но в первом часу ночи были подняты по боевой тревоге. Стрелковые дивизии первого эшелона начали выдвижение к границе.
Общее положение войск приграничных округов к 22 июня выглядело следующим образом. В первом эшелоне армий прикрытия на удалении от 5 до 40 км от границы находились 56 дивизий и 2 бригады, в то время как противник имел в первом эшелоне 103 дивизии, из них 10 танковых. Дивизии второго эшелона армий прикрытия располагались в 50–100 км от границы, а соединения второго эшелона и резерва округов – на удалении от 100 до 400 км от границы. Примерно половина из них, согласно ранее отданным распоряжениям, находилась на марше к государственной границе.
Не были готовы к быстрому нанесению контрударов и механизированные корпуса, так как они располагались на большом удалении друг от друга как по фронту, так и в глубину. Большинство соединений второго эшелона округов, да частично и армий прикрытия, не были отмобилизованы. Особенно плохо обстояло дело с укомплектованием зенитным вооружением, автотранспортом, артиллерийскими тягачами и средствами связи. Тыловые части армий и фронтов намечалось создавать только с началом мобилизации. Даже органы тыла дивизий и полков имели всего лишь 25–30% сил и средств, предусмотренных штатами военного времени.
Таким образом, войска западных приграничных округов в составе 170 дивизий не были приведены в полную боевую готовность и, не закончив оперативного развертывания, оказались рассредоточенными на широком фронте и на большую глубину. Их положение не отвечало задаче отражения вторжения полностью сосредоточенной и развернутой в мощных ударных группировках немецкой армии. К тому же группировка войск Западного и Киевского округов предназначалась главным образом для наступления, и поэтому крупные силы находились в Белостокском и Львовском выступах, которые вдавались далеко на запад, создавая противнику выгодные условия для окружения.
Как известно, на базе западных приграничных округов предусматривалось на случай войны с Германией создание четырех фронтов: Северного, Северо-Западного, Западного и Юго-Западного. 21 июня было принято решение образовать еще и Южный фронт, управление которого выделялось за счет штаба Московского военного округа. За несколько дней до начала войны полевые управления Северо-Западного, Западного и Юго-Западного фронтов начали занимать фронтовые командные пункты, однако к 22 июня ни один из них не был готов к руководству войсками[73].
Не имея общего превосходства, противник создал на шауляйском, вильнюсском, брестском, тернопольском направлениях значительное превосходство в силах и средствах. Так, плотность немецких танков достигала 20–25 боевых машин на 1 км участка прорыва, в то время как наши стрелковые дивизии, обороняясь в полосе 30–50 км, могли противопоставить им на одном километре в среднем 1–2 противотанковых орудия.
На стороне противника были также преимущества в средствах передвижения и связи. Немецкая армия вторжения имела 600 тыс. автомашин, тогда как у советских войск приграничных округов их было в 5 раз меньше. Противник располагал современными средствами связи вплоть до радиостанций на каждом танке, самолете. В нашей же армии радиостанции имели лишь единичные танки и самолеты.
Немалое преимущество врага заключалось в большом боевом опыте, которого не имели советские войска. Но главное, что привело Красную армию к трагедии 22 июня, – это неожиданность сокрушительного удара, который обрушился на ее войска. Во многих частях и на кораблях накануне, в субботу, состоялись вечера художественной самодеятельности, демонстрировались кинофильмы. На воскресенье были назначены спортивные соревнования, игры, культпоходы и другие мероприятия. Поздно вечером личный состав отошел ко сну. В последнюю мирную ночь солдаты отдыхали. Бодрствовали лишь часовые на пограничных постах да саперы, бетонировавшие доты в укрепленных районах.
Противник установил, что советские войска не ожидают его вторжения. «Тщательное наблюдение за русскими, – писал командующий 2-й танковой группой генерал Г. Гудериан, – убеждает меня в том, что они ничего не подозревают о наших намерениях. Во дворе крепости Бреста, который просматривался с наших наблюдательных пунктов, под звуки оркестра они производили развод караулов. Береговые укрепления вдоль Западного Буга не были заняты русскими войсками»[74].
К такому же заключению пришли и в 1-й танковой группе генерала Клейста: «В ночь на 22 июня пехота бесшумно заняла исходное положение. Сокаль не затемнен. Русские оборудуют свои доты при полном освещении. Они, кажется, ничего не предполагают».
Таковы были условия, в которых Советским Вооруженным силам пришлось на рассвете 22 июня вступать в борьбу с сильным, опытным, коварным врагом, рассчитывавшим мощными ударами на избранных направлениях прорвать фронт и, глубоко вторгнувшись в пределы СССР, расчленить его войска на изолированные группы, чтобы окружить и уничтожить их раньше, чем будут отмобилизованы основные силы.
2. Вторжение
На рассвете 22 июня, в начале четвертого часа по московскому времени, тысячи орудий и минометов германской армии открыли огонь по пограничным заставам и расположению советских войск. Сотни немецких самолетов вторглись в воздушное пространство СССР и начали бомбить важные объекты, расположенные в западной приграничной полосе от Баренцева до Черного морей.
Земля содрогнулась от разрывов снарядов и бомб. Раскаты зловещего грома не утихали весь день. С воем рвались снаряды, с неистовым ревом на бреющем пролетали самолеты. Вспыхнули пожары, приграничные районы заволокло дымом и пылью. Пограничники первыми ощутили силу огневых ударов противника. Что же касается воинов приграничных округов, то многих из них налетевший шквал разрывов застиг врасплох.
Первым ударам авиации немецкое командование придавало очень большое значение. Их целью было: уничтожение максимально возможного количества боевой техники и личного состава, завоевание господства в воздухе, нарушение управления войсками и деморализация их.
Воздушным налетам подверглись многие города, в том числе Мурманск, Рига, Каунас, Минск, Смоленск, Киев, военно-морские базы Кронштадт, Измаил, Севастополь.
Германские самолеты бомбили штабы, узлы и линии связи, районы расположения войск, особенно танковых и артиллерийских частей. Группы бомбардировщиков разрушали железнодорожные узлы и мосты, чтобы парализовать работу транспорта, сорвать перегруппировки войск и подтягивание дополнительных сил из глубины. Основной удар бомбардировщики нанесли по аэродромам. Уничтожение советской авиации являлось одной из главных задач германских летчиков в первый день войны. Чтобы достичь внезапности и одновременности удара, время перелета границы было определено одно и то же для всех воздушных флотов. «Первый удар, – отмечал бывший гитлеровский офицер подполковник Греффат, – завершился удачей! Почти везде русские самолеты находились на аэродромах, но не были приведены в боевое положение»[75].
Бомбовые удары по аэродромам приграничных военных округов наносились расчетливо. Зная их расположение, немцы с бреющего полета группами по шесть-восемнадцать самолетов бомбили в первую очередь те из них, на которых базировались новые типы истребителей и бомбардировщиков. Первый удар был самым тяжелым для советской авиации.
Большие потери немцы продолжали наносить и повторными налетами по аэродромам, т.к. советская авиация оказать достойного сопротивления не сумела. К тому же ей был отдан приказ: границу не перелетать, уничтожать воздушного противника только над своей территорией[76]. Неопределенность боевых задач и неясность обстановки дезориентировали личный состав советских авиационных частей, пагубно влияя на их действия.
Трудности усугублялись нарушением управления. Связь командующих ВВС фронтов и армий со многими авиационными соединениями и частями нарушилась после первого же вражеского удара и действий диверсионных групп. Поэтому ни управлять, ни принять экстренные меры к перебазированию своих частей на другие аэродромы, находившиеся в тылу, авиационное командование не смогло.
Господствуя в воздухе, авиация противника продолжала уничтожать советские самолеты, в бездействии стоявшие на аэродромах. В результате Военно-воздушные силы уже 22 июня потеряли свыше 1200 самолетов. Только Западный фронт лишился 738 машин, из них 528 было уничтожено на земле[77]. Потери фронта составили 38% всей материальной части авиации[78]. Наибольший урон понесли 9, 10 и 11-я смешанные авиационные дивизии, входившие в состав общевойсковых армий. 9-я авиадивизия почти полностью была уничтожена на аэродромах[79]. Командир дивизии Герой Советского Союза генерал С.А. Черных был до того потрясен, что бежал в тыл. Командующий ВВС Западного фронта генерал И.И. Копец, как и Черных, героически дравшийся в 1937–1938 гг. с фашистами в небе республиканской Испании, узнав, что сталось с подчиненной ему авиацией, во второй половине дня покончил жизнь самоубийством[80].
Земля содрогнулась от разрывов снарядов и бомб. Раскаты зловещего грома не утихали весь день. С воем рвались снаряды, с неистовым ревом на бреющем пролетали самолеты. Вспыхнули пожары, приграничные районы заволокло дымом и пылью. Пограничники первыми ощутили силу огневых ударов противника. Что же касается воинов приграничных округов, то многих из них налетевший шквал разрывов застиг врасплох.
Первым ударам авиации немецкое командование придавало очень большое значение. Их целью было: уничтожение максимально возможного количества боевой техники и личного состава, завоевание господства в воздухе, нарушение управления войсками и деморализация их.
Воздушным налетам подверглись многие города, в том числе Мурманск, Рига, Каунас, Минск, Смоленск, Киев, военно-морские базы Кронштадт, Измаил, Севастополь.
Германские самолеты бомбили штабы, узлы и линии связи, районы расположения войск, особенно танковых и артиллерийских частей. Группы бомбардировщиков разрушали железнодорожные узлы и мосты, чтобы парализовать работу транспорта, сорвать перегруппировки войск и подтягивание дополнительных сил из глубины. Основной удар бомбардировщики нанесли по аэродромам. Уничтожение советской авиации являлось одной из главных задач германских летчиков в первый день войны. Чтобы достичь внезапности и одновременности удара, время перелета границы было определено одно и то же для всех воздушных флотов. «Первый удар, – отмечал бывший гитлеровский офицер подполковник Греффат, – завершился удачей! Почти везде русские самолеты находились на аэродромах, но не были приведены в боевое положение»[75].
Бомбовые удары по аэродромам приграничных военных округов наносились расчетливо. Зная их расположение, немцы с бреющего полета группами по шесть-восемнадцать самолетов бомбили в первую очередь те из них, на которых базировались новые типы истребителей и бомбардировщиков. Первый удар был самым тяжелым для советской авиации.
Большие потери немцы продолжали наносить и повторными налетами по аэродромам, т.к. советская авиация оказать достойного сопротивления не сумела. К тому же ей был отдан приказ: границу не перелетать, уничтожать воздушного противника только над своей территорией[76]. Неопределенность боевых задач и неясность обстановки дезориентировали личный состав советских авиационных частей, пагубно влияя на их действия.
Трудности усугублялись нарушением управления. Связь командующих ВВС фронтов и армий со многими авиационными соединениями и частями нарушилась после первого же вражеского удара и действий диверсионных групп. Поэтому ни управлять, ни принять экстренные меры к перебазированию своих частей на другие аэродромы, находившиеся в тылу, авиационное командование не смогло.
Господствуя в воздухе, авиация противника продолжала уничтожать советские самолеты, в бездействии стоявшие на аэродромах. В результате Военно-воздушные силы уже 22 июня потеряли свыше 1200 самолетов. Только Западный фронт лишился 738 машин, из них 528 было уничтожено на земле[77]. Потери фронта составили 38% всей материальной части авиации[78]. Наибольший урон понесли 9, 10 и 11-я смешанные авиационные дивизии, входившие в состав общевойсковых армий. 9-я авиадивизия почти полностью была уничтожена на аэродромах[79]. Командир дивизии Герой Советского Союза генерал С.А. Черных был до того потрясен, что бежал в тыл. Командующий ВВС Западного фронта генерал И.И. Копец, как и Черных, героически дравшийся в 1937–1938 гг. с фашистами в небе республиканской Испании, узнав, что сталось с подчиненной ему авиацией, во второй половине дня покончил жизнь самоубийством[80].