Страница:
Удивительное это было время - время лжи в кубе, лжи уже настолько извращенной, что и чистая правда становилась обманом. И те, кто писал-показывал, лгали, изображая из себя отважных первооткрывателей; и те, кто читал-смотрел, лгали, делая вид, что только теперь все это узнали. И завораживала их отнюдь не новизна информации, но тот факт, что теперь это можно. Без малейшей иронии и при всеобщем восторге заговорили вдруг о "белых пятнах истории", о прошлых преступлениях режима. Да разве кто-то не знал о репрессиях, об уничтожении крестьян в коллективизацию, о Большом Терроре 30-х, о сговоре Сталина с Гитлером перед войной или о высылке целых народов после войны? Да ведь и семьи такой не было, где бы кто-то не пострадал или хотя бы не поучаствовал в этих событиях. Но раньше было нельзя, а теперь - можно. И, затаив дыхание, каждый следил воспаленными глазами, а что еще будет можно завтра?
Между тем, десятилетия между Хрущевым и Горбачевым, их собственная жизнь, продолжали зиять одним большим "белым пятном", никого особенно не волнуя своей девственной белизною. Нет, конечно, о них писалось и говорилось даже слишком много: и про "застой" в экономике, и про экологическую катастрофу, и даже про Венгрию с Чехословакией, а со временем и про Афганистан. Но все это было как бы не про них, а про марсиан. Они сами как бы и отношения не имели к происходившему. Они страдали - как Познер, были жертвами - как Евтушенко, боролись - как Андропов. Они "не знали - боялись - верили".
Характерно, однако, что, используя нашу терминологию, наши определения "застоя" и "правового государства", а, иногда цитируя целые куски из самиздатских работ, никто из них ни разу даже не заикнулся о первоисточнике, о том, откуда появилось это странное слово - гласность. Будто бы и не было наших судов, наших книг, нашумевших обменов и высылок. Словно исчезли из жизни страны два десятилетия, и жизнь началась заново, с нуля. И дело тут было даже не в том, что еще нельзя, а в том, что говорить об этом никто не хотел, понимая неизбежность вопроса:
- А что же в это время делали вы?
Более того, сознательно или бессознательно, но вся эта перестроечная публика люто нас ненавидела, так же, впрочем, как и возникшие из нее нынешние "демократы". Никогда не простят они нам того, что мы остались "чистыми", не жрали с ними из одной партийной кормушки, не искали тех компромиссов с совестью, что составляли их жизнь. Сам факт нашего существования разрушает их легенду: ведь если мы есть - значит, все-таки был выбор, значит, можно было жить иначе.
Забавный эпизод: в разгар их "гласности" весной 1987 года мы, десять живущих на Западе писателей, артистов, диссидентов, озверев от всей этой фантастической лжи, а в особенности - от западной эйфории, написали совместное письмо в газеты, чтобы хоть как-то отрезвить общественное мнение. Это ставшее потом известным "письмо десяти" появилось тогда в газетах большинства западных стран - и "Фигаро", в лондонском "Таймсе", в "Нью-Йорк таймс" и даже совершенно неожиданно для нас - в "Московских новостях", тогдашнем самом "прогрессивном", перестроечном советском издании. Всего-то и сказали мы, притом в тоне крайне сдержанном, что рано восторгаться "реформами" Горбачева, пока они лишь только обещаны, да и обещаны-то в весьма туманной форме. Тем более, пока остается господствовать в стране людоедская идеология марксизма-ленинизма. Да и обращено было это письмо к Западу, не к ним, но, Бог мой, сколько же ругани обрушили на нас эти "либералы"! Столько и газета "Правда" не помещала в старое время - и "отщепенцы", и "махровые антисоветчики", и, конечно, "агенты ЦРУ". Сами же перепечатали (чтобы продемонстрировать подлинность своей "гласности"), сами же и испугались, а испугавшись, принялись ругаться, не постеснявшись даже использовать замшелые кагебешные шаблоны. Мне так и "штурмовые пятерки" тут же вспомнили.
А как же! Ведь мы осмелились затронуть "их гласность"! Мы - отщепенцы и предатели, покинувшие (!) Родину в поисках легкой жизни, в то время как они остались страдать и бороться. Мы - враги Родины, а они - борцы за ее улучшение. Невероятно: они же теперь объясняли нам, что такое права человека!
Но чем больше они ругались - а по существу ответить им было нечего, тем больше расползалось по стране наше письмо, переписанное тысячами рук, переснятое со стенда "Московских новостей" у здания редакции. Это был, пожалуй, первый случай в нашей истории, когда материал попал в самиздат из официальной публикации. Пришлось партии защищаться всерьез. Уже не только "Московские новости", издававшиеся в основном для иностранцев да для узкого круга надежных "перестройщиков", но и все остальные "прогрессивные" издания, т.е. те, коим политбюро разрешало бежать чуть-чуть впереди прогресса, демонстрируя смелость, были вынуждены ввязаться в полемику, инспирировать "письма трудящихся" и "круглые столы" на своих страницах. И "Огонек", и "Новое время", и, наконец, сама "Правда" - все в лучших традициях яковлевской пропаганды времен наших судов. Скандал растянулся на многие месяцы, но чем больше они барахтались, тем больше влипали, как та муха на липкой бумаге. Это ли было не предвестие того, к чему только и могли привести их игры в "гласность"? Между тем, ровно в то время, как "перестройщики" гневно клеймили нас на страницах своих "либеральных" изданий, - частным образом, через общих знакомых, передавались нам совсем иные упреки:
- Ну, что же вы, ребята, нас так подвели: "спровоцировали" напечатать свое письмо, а нам за это теперь попало. "Московские новости" вообще закрыть грозятся. За что же вы нас так? Мы же никому не мешаем, а обманываем только Запад. Мы-то с вами понимаем, что происходит.
И что ты им скажешь, коли "обманывать Запад", как и стучать на иностранцев, для них "нормально"? Выходит, мы же еще и виноваты: "подвели", "спровоцировали". Вроде как сказала мне одна моя соученица по школе много лет спустя:
- Ты даже не представляешь, как ты нас всех подвел!
- А что такое?
- Да как же! Из-за тебя мы стали интересоваться самиздатом, некоторые попались, еле-еле дали им университет закончить, диссертацию защитить...
- Ну, извини... - только и мог сказать я. А что мне было еще ответить? Правда ведь, не будь у них в памяти моего примера, жилось бы им всем гораздо счастливее.
Начиная свою хитрую игру в "гласность", Горбачев с Яковлевым прекрасно знали, что на родную советскую интеллигенцию они вполне могут положиться. Если их что и тревожило в тот момент, так это возможность нашего влияния; оттого они больше всего и заботились о том, как бы нас изолировать, отсечь. Причем заботы эти, как видно из документов, начались задолго до нашего "письма десяти" да и вообще задолго до "гласности".
Поступающие в Комитет госбезопасности СССР материалы свидетельствуют о том, что, осуществляя целенаправленные подрывные действия, имеющие целью дискредитировать курс партии на ускорение социально-экономического развития страны и дальнейшее совершенствование общественного процесса, противник особое внимание уделяет представителям советской творческой интеллигенции, и в первую очередь деятелям литературы и искусства, - докладывал глава КГБ Чебриков в июне 1986 года. - Учитывая всеобщий подъем политической и трудовой активности в жизни нашей страны, западные спецслужбы и центры идеологической диверсии модернизируют формы и методы подрывной деятельности, направленные на "идейную деформацию социалистического общества", разжигание ревизионистских и оппозиционных настроений, пытаются столкнуть советских литераторов на путь отхода от принципов социалистического реализма и партийности литературы. Для достижения своих враждебных замыслов противник стремится внедрить в сознание творческой интеллигенции нигилистическую оценку всей практики социалистического строительства в СССР. Вновь "реанимируются" и выдвигаются на арену идеологической борьбы политические перерожденцы типа Солженицына, Копелева, Максимова, Аксенова, Владимова и им подобные, вставшие на путь активной враждебной деятельности. Многие из них стали прямыми участниками и исполнителями антисоветских провокаций и широкомасштабных пропагандистских акций. По заданиям спецслужб они ведут поиск единомышленников и пытаются устанавливать нелегальные каналы связи с негативно настроенными лицами из числа творческой интеллигенции нашей страны.
С учетом курса партии на дальнейшую демократизацию советского общества, противник стремится в первую очередь подвергнуть массированной обработке тех литераторов, которые и ранее допускали идейные шатания, не всегда выдерживали проверку на гражданскую зрелость и классовую убежденность, прямо или завуалировано ставили под сомнение правильность линии партии на коллективизацию, раскулачивание, борьбу с троцкизмом, национальную политику КПСС, заявляли об отсутствии социальной справедливости и творческой свободы у нас в стране, требовали "убрать цензуру" и вынести литературу и искусство из-под контроля партийных органов.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что как раз эти вопросы излагались Солженицыным в 1967 году в провокационном письме IV съезду советских писателей, в поддержку которого тогда выступили 80 членов Союза писателей СССР. Среди них Рыбаков, Светов, Солоухин, Окуджава, Искандер, Можаев, Рощин, Корнилов.
Имеющиеся данные показывают, что весь последующий период эти писатели находились под пристальным вниманием спецслужб и центров идеологической диверсии противника. В настоящее время их идеологическая обработка значительно активизировалась как с позиций представительств капиталистических стран в Москве, так и в периоды выездов за рубеж по линии международного культурного обмена...
Противник пытается изобразить дело таким образом, что будто в настоящее время "в русской литературе, как и в русском общественном сознании, началась новая эпоха, гораздо менее зависимая от идеологической политики партии... Общественная мысль перешла к кардинальному переосмыслению всей духовной и исторической ситуации". С учетом этого спецслужбы выдвинули тезис о так называемом "единстве мировой русской культуры", пытаются навязать его представителям литературной общественности в СССР, пропагандируя свою идею слияния на основе "общих духовных установок и целей" творческого процесса художественной интеллигенции в нашей стране и бывших представителей, активно занимающихся на Западе антисоветской деятельностью и причисляемых к лику "гениев русской литературы и изгнании".
По имеющимся сведениям, отдельные советские литераторы в публичных выступлениях и частных беседах высказываются за пересмотр отношения к личностям и творчеству ряда отщепенцев и настаивают на актуальности рассмотрения их произведений как неотъемлемой части "единой русской культуры". В частности, М.Рощин и Приставкин высказывают мнение о возможности возвращения Солженицына в СССР и целесообразности в ближайшем будущем публикации его "произведений" в нашей стране. В. Леонович в апреле сего года на собрании объединения московских поэтов публично призвал пересмотреть отношение к проживающим на Западе отщепенцам Войновичу и Бродскому. В марте 1986 года на вечере в Музее В. В. Маяковского он высоко отозвался о творчестве антисоветчика Галича, выразив недовольство тем, что у нас не печатают его мужественные произведения. Окуджава, выступая на Всесоюзном семинаре ученых-славистов в пос. Нарва-Йыэсуу, Эстонской ССР, назвал Галича "первым по значимости среди бардов России".
За последнее время в различные инстанции поступали заявления и письма в защиту отдельных осужденных за противоправную деятельность лиц, которые активно использовались Западом во враждебных СССР целях, а их пасквили в настоящее время объявлены на Западе "неотъемлемой частью русской литературы". (...) Комитет госбезопасности СССР проводит необходимые мероприятия по противодействию подрывным устремлениям противника в среду творческой интеллигенции.
Вот это действительно ЦК тревожило. Не случайно сам Горбачев наложил резолюцию на докладе:
1. Разослать членам Политбюро ЦК КПСС, кандидатам в члены Политбюро ЦК КПСС и секретарям ЦК КПСС.
2. Тт. Лигачеву Е.К. и Яковлеву А.Н. Прошу переговорить со мной.
А все эти десятки тысяч совписов - "левых" ли, "правых", "прогрессивных" или "реакционных" - со своею вечной междоусобной борьбой и показным фрондерством их вполне устраивали. Причем в любых комбинациях, какие только могли потребоваться партии:
ГОРБАЧЕВ. Давайте послушаем информацию т. Яковлева А.Н. о ходе работы съезда писателей СССР.
ЯКОВЛЕВ. В целом съезд писателей идет в русле партийных решении, но остро. В секциях даются резкие личностные характеристики. При этом дело доходит до крайностей. Поэт Куняев подрался с одним писателем. В прениях ставится вопрос о периодической сменяемости членов правления Союза писателей. Предлагается избирать их не более чем на два срока. Нынешних руководителей Союза писателей называют "детьми времени" и говорят, что пусть они уходят с этим временем. Зал встречает такие заявления овациями.
Руководство Союза писателей критикуется за келейность, недемократичность, бюрократизм. Подчеркивается отсутствие гласности в работе правления и руководства Союза писателей. Много говорится о необходимости покончить с "неприкасаемыми писателями", которые стоят вне критики.
Затрагивается тема семейственности. Критикуется нынешняя система авторских прав.
Вознесенский внес предложение просить ЦК КПСС определить отношение к принято-му в свое время постановлению о журналах "Звезда" и "Ленинград". Это предложение было встречено аплодисментами...
...Теперь о возможном составе нового руководства Союза писателей. Марков сейчас находится в больнице. Может быть, следует иметь в виду такой вариант: Марков - председатель правления, Бондарев - первый секретарь. Но вместе с тем можно было бы создать рабочее бюро в составе т.т. Быкова, Залыгина, Распутина, Айтматова и некоторых других писателей. Не следует сбрасывать со счетов т.т. Евтушенко, Вознесенского и Рождественского. При этом нужно учитывать, что общее настроение складывается так, что старый состав руководства может быть забаллотирован.
ГОРБАЧЕВ. Думаю, что нам не следует замыкаться на одном лице, не надо бороться за подведение черты при выдвижении кандидатур в состав правления.
ЯКОВЛЕВ. Если будет в список кандидатур для голосования выдвинуто дополнительно человек 10, то старое руководство может быть забаллотировано. В этом случае можно было бы иметь и запасной вариант: председатель правления - т. Залыгин, а первый секретарь - т. Карпов. Но и в этом случае было бы целесообразно создать рабочее бюро.
ГРОМЫКО. А сами писатели за какой вариант высказываются?
ЯКОВЛЕВ. Что касается первого варианта - избрание председателем т. Маркова, то нужно учитывать то обстоятельство, что он уже длительное время находится в руководстве Союза писателей, а этот момент подвергается критике.
ГОРБАЧЕВ. Конечно, избрание т. Маркова было бы лучшим вариантом. А как расценивается кандидатура т. Бондарева?
ГРОМЫКО. Это крупный писатель.
СОЛОМЕНЦЕВ. Он придерживается правильной линии.
ВОРОТНИКОВ. Можно было бы включить в состав т. Быкова и некоторых других.
МЕДВЕДЕВ. А т. Бондарева забаллотируют?
ЯКОВЛЕВ. Не должны.
ГОРБАЧЕВ. Если т. Марков не пройдет, то можно пойти на т. Залыгина. Но он в годах, силенки маловато. Наверное, все-таки крен нужно держать на т. Бондарева.
ЗНМЯННН. А как быть с секретариатом правления Союза писателей?
ГОРБАЧЕВ. Пусть остается.
ЯКОВЛЕВ. Если мы будем ориентироваться на т. Бондарева как на первого секретаря, то об этом нужно было бы поговорить с т. Марковым.
ГОРБАЧЕВ. С т. Марковым надо говорить обо всем. Ему следует воздать должное. И если даже он не будет избран, то с ним нужно поступить по-доброму.
ЯКОВЛЕВ. А нужно ли говорить с т. Бондаревым?
ЛИГАЧЕВ. После избрания состава правления Союза писателей.
ГОРБАЧЕВ. Правильно. Ведь все равно избирать нужно из состава тех, кто будет избран членами правления. Филипп Денисович, какое Ваше мнение?
БОБКОВ (зам. председателя Комитета госбезопасности СССР). Если распространятся сведе-ния об ориентации на т. Бондарева, то его могут не избрать. Так что этот факт преждевременно огласке не предавать. Что касается т. Бондарева, то это хорошая кандидатура.
СОЛОМЕНЦЕВ. Может быть, не скрывать того факта, что будет смена руководства, но не говорить, кто имеется в виду для избрания персонально?
ГОРБАЧЕВ. Да, не следует ставить т. Бондарева под удар.
ЛИГАЧЕВ. Вообще-то говоря, смена руководства Союза писателей - это вещь назревшая.
ГРОМЫКО. Мы не должны смену руководства Союза писателей воспринимать болезненно. Важно, чтобы новое руководство было творческим, авторитетным. Ведь было время, когда Союза писателей не существовало, а авторитеты в литературе все равно были.
ГОРБАЧЕВ. Конечно, следует учитывать общее настроение в пользу обновления руководства. Драматизировать это не следует. Прав Егор Кузьмич, что освежение состава руководства Союза писателей - вещь назревшая. Давайте договоримся в первую очередь ориентироваться на то, чтобы т. Марков был избран председателем, а т. Бондарев - секретарем. Нужно использовать для этого возможности нашего влияния. Ведь на съезде будет заседание партийной группы?
ЯКОВЛЕВ. Да.
ГОРБАЧЕВ. Давайте исходить из этого, а т. Яковлев А.Н. пусть идет на съезд.
В результате т. Марков стал председателем, а секретарем - "запасной вариант" т. Карпов, отставной генерал-майор и патриот, слывший большим либералом. Но сколько же было восторгов - и на Востоке, и на Западе - по поводу революционных перемен! Так начиналась новая эра - их гласность.
* * *
Слов нет, "гласность и перестройка" были дьявольским изобретением: на них ведь купилась не только вечно готовая продаться советская интеллигенция - купился весь мир. Да и как было не купиться на "молодого, энергичного" генсека, еще и заговорившего о "реформах", после череды унылых, неулыбчивых кремлевских стариков, после их бесконечных похоронных процессий, а пуще всего - после напряжения внезапно вернувшейся в начале 80-х "холодной войны" с ее гонкой вооружения, "движением за мир" и кризисами. Кому же не хотелось верить, что все это позади? И, сколько ни объясняй людям, что советская система - не монархия, а генсек - не царь, кто же в ту пору не желал удачи новому царю-реформатору! Из сотен тысяч политиков, журналистов, академиков лишь крошечная горстка сохранила достаточно трезвости, чтобы не поддаться соблазну, и еще меньшая горстка решалась сказать вслух о своих сомнениях.
Но разве кто-нибудь хотел слушать?
Между тем, достаточно было поглядеть на Горбачева, услышать в оригинале его неправильную, корявую и бессмысленную речь, эту бесконечную околесицу мелкого партийного чиновника - перевод сильно ее скрашивал, чтобы раз и навсегда избавиться от иллюзий и наваждений. Достаточно было самого поверхностного знания советской системы, чтобы этих иллюзий не иметь изначально, не мог подняться по ступенькам партийной лестницы либерал-реформатор. Чудес не бывает.
Но всем так хотелось чуда!
На скептика бросались с яростью, как на врага, на убийцу будущего человечества:
- Молчи! Не спугни...
Словно все мы вдруг оказались соучастниками одного всемирного заговора, сказать о котором вслух значит предать заговорщиков, разбудив задремавшего врага.
- Тсс... Тихо. Лишь бы не проснулся...
Да ведь ровно так и оценила советская пресса (а с нею - и советская интеллигенция) наше "письмо десяти": как "донос на свой народ" ("Правда"), как "попытку убить перестройку" ("Московские новости"). Поневоле забеспокоишься да что ж такое эта "перестройка", если ее можно убить невзначай одним словом сомнения? Помилуйте, донос - кому? Где же притаился этот незримый враг?' На Западе? На Востоке? Кого из чувства любви к родине надлежало нам всем обманывать? Уж точно не политбюро - они ведь эту политику и придумали.
Но в том и состояла гениальность этого изобретения, что никакие логические доводы на людей не действовали. Это был своего рода массовый психоз, сродни миротворческой истерии начала 80-х, вдобавок инспирированный ровно теми же кремлевскими манипуляторами. Конечно, не самим Горбачевым этим провинциальным аппаратчиком, способным разве что на мелкое жульничество. Юрий Любимов, блестящий режиссер, с профессионально острым глазом на типажи, очень точно подметил поразительное сходство нового генсека с классическим типом русского мошенника:
- Да это же вылитый Чичиков - господин, приятный во всех отношениях! И правда, посмотрите забавы ради у Гоголя описание его бессмертного героя: "в бричке сидел господин, не красавиц, но и не дурной наружности, не слишком толст, не слишком тонок, нельзя сказать, чтобы стар, однако и не так, чтобы слишком молод".
Чем не Горбачев! Только пятна на лбу не хватает.
За эту округлую приятность его и сделали генсеком - как наиболее подходящего исполнителя грандиозного "оперативно-чекистского мероприятия", задуманного и разработанного мастером этих дел Андроповым еще в конце правления Брежнева. Не случайно говорили тогда чекисты некоторым особо доверенным деятелям из числа "либеральной" интеллигенции:
- Погодите, не торопитесь. Вот покончим с диссидентами, умрет Брежнев, и наступят большие перемены.
Да ведь и сам Горбачев не скрывал этого под конец, когда процесс уже вышел из-под контроля, и многие стали упрекать его за непродуманность реформ. Как, мол, не продумали! - возмущался он. Очень даже продумали, причем задолго до 1985 года, - сто десять исследований и разработок было тогда представлено в ЦК различными мозговыми трестами. "Все они относятся к периоду, когда до апрельского Пленума было еще далеко", - сказал Горбачев, выступая перед "деятелями пауки и культуры" в январе 1989 года.
И то сказать, разве мог секретарь захудалого крайкома, только к 1978 году попавший в ЦК, да и то на должность куратора сельского хозяйства, додуматься до такого дьявольского плана, столь точно рассчитанного на психологию западного истеблишмента? Он и на Западе-то не бывал до 1984 года, то есть до того момента, как его стали активно готовить к роли генсека. Нет, тут чувствовалась рука мастера дезинформации, 15-летний опыт шефа КГБ, его вера в заговор как двигатель истории. Кто ж еще мог придумать инсценировку в Москве гибрида "пражской весны" с ленинским нэпом? Кому еще могло прийти в голову создать видимость политического плюрализма средствами КГБ?
Да и само это словечко - перестройка - тоже ведь шедевр пропаганды. Поди, пойми, что это значит? Целые библиотеки книг и исследований написаны на Западе на эту тему, а весь мир, точно стая попугаев, старательно выговаривал, ломая язык per-re-stroi-ka!
А ведь, казалось бы, так просто: ПЕРЕ-стройка в строительстве - то же, что и перелицовка одежды. Ничего нового не предполагает: тот же материал, да не запачканной еще изнанкой наружу. Тот же социализм, только с новым фасадом. Вот они и "перестраивали" концлагерь социализма в большую потемкинскую деревню. Конечно же, такую операцию не специалист по сельскому хозяйству придумал: в потемкинских деревнях урожаев не собирают.
Теперь, когда это "мероприятие" с треском провалилось, стало известно, как создавались фиктивные "партии", гебешные "народные фронты" и всякие ультранационалистические пугала вроде "Памяти". Недавно А. Н. Яковлев признался, что даже Жириновского выдумал КГБ с одобрения политбюро в 1989 году. Но истинным шедевром была, конечно, легенда о борьбе в политбюро "реформаторов" и "консерваторов", благодаря которой весь мир "спасал Горбачева" целых семь лет! И как спасал! Одних кредитов и займов - то бишь денег западных налогоплательщиков - выдоил Горбачев у Запада за это время 45 миллиардов долларов. Не считая Нобелевской премии мира самому себе. Теперь же хватились - ни единого цента найти не могут. Где, в каких швейцарских банках они осели - Бог весть.
Вспоминая это время, я не могу избавиться от чувства физической тошноты. Мир готов был оправдать все: и спровоцированный Москвой карабахский конфликт, и резню в Тбилиси в мае 89-го, и кровавую вакханалию в Баку в 90-м, и даже провокации советских спецчастей в Прибалтике в январе 91-го, хотя эти последние каждый мог видеть по телевизору. Будто бы хоть кто-то, даже отдаленно знакомый с советской системой, не знал, что ни одно это событие не могло свершиться вопреки воле генсека. Но - лишь бы не кончился золотой сон перестройки, лишь бы "консерваторы" не съели "реформаторов" в политбюро. Гибли тысячи людей, а мир волновало только одно - ах, как бы это не "повредило Горбачеву".
Поразительно: человек, сосредоточивший в своих руках больше власти, чем Сталин и Мао Цзэдун вместе взятые, воспринимался как жертва, как гонимый оппозиционер. Есть ли другой такой пример в истории? Сюжет был практически неисчерпаем то - "борьба за наследие", то - "борьба за власть"; то одни имена "врагов перестройки", то другие услужливо разносили по свету сотни тысяч журналистов, наблюдателей, "экспертов". Независимо от того, понимали они или нет, что служат каналами дезинформации, навсегда останется на их совести тяжкий грех. И даже теперь, когда все это уже очевидно, ни один из них не покаялся.
Между тем, десятилетия между Хрущевым и Горбачевым, их собственная жизнь, продолжали зиять одним большим "белым пятном", никого особенно не волнуя своей девственной белизною. Нет, конечно, о них писалось и говорилось даже слишком много: и про "застой" в экономике, и про экологическую катастрофу, и даже про Венгрию с Чехословакией, а со временем и про Афганистан. Но все это было как бы не про них, а про марсиан. Они сами как бы и отношения не имели к происходившему. Они страдали - как Познер, были жертвами - как Евтушенко, боролись - как Андропов. Они "не знали - боялись - верили".
Характерно, однако, что, используя нашу терминологию, наши определения "застоя" и "правового государства", а, иногда цитируя целые куски из самиздатских работ, никто из них ни разу даже не заикнулся о первоисточнике, о том, откуда появилось это странное слово - гласность. Будто бы и не было наших судов, наших книг, нашумевших обменов и высылок. Словно исчезли из жизни страны два десятилетия, и жизнь началась заново, с нуля. И дело тут было даже не в том, что еще нельзя, а в том, что говорить об этом никто не хотел, понимая неизбежность вопроса:
- А что же в это время делали вы?
Более того, сознательно или бессознательно, но вся эта перестроечная публика люто нас ненавидела, так же, впрочем, как и возникшие из нее нынешние "демократы". Никогда не простят они нам того, что мы остались "чистыми", не жрали с ними из одной партийной кормушки, не искали тех компромиссов с совестью, что составляли их жизнь. Сам факт нашего существования разрушает их легенду: ведь если мы есть - значит, все-таки был выбор, значит, можно было жить иначе.
Забавный эпизод: в разгар их "гласности" весной 1987 года мы, десять живущих на Западе писателей, артистов, диссидентов, озверев от всей этой фантастической лжи, а в особенности - от западной эйфории, написали совместное письмо в газеты, чтобы хоть как-то отрезвить общественное мнение. Это ставшее потом известным "письмо десяти" появилось тогда в газетах большинства западных стран - и "Фигаро", в лондонском "Таймсе", в "Нью-Йорк таймс" и даже совершенно неожиданно для нас - в "Московских новостях", тогдашнем самом "прогрессивном", перестроечном советском издании. Всего-то и сказали мы, притом в тоне крайне сдержанном, что рано восторгаться "реформами" Горбачева, пока они лишь только обещаны, да и обещаны-то в весьма туманной форме. Тем более, пока остается господствовать в стране людоедская идеология марксизма-ленинизма. Да и обращено было это письмо к Западу, не к ним, но, Бог мой, сколько же ругани обрушили на нас эти "либералы"! Столько и газета "Правда" не помещала в старое время - и "отщепенцы", и "махровые антисоветчики", и, конечно, "агенты ЦРУ". Сами же перепечатали (чтобы продемонстрировать подлинность своей "гласности"), сами же и испугались, а испугавшись, принялись ругаться, не постеснявшись даже использовать замшелые кагебешные шаблоны. Мне так и "штурмовые пятерки" тут же вспомнили.
А как же! Ведь мы осмелились затронуть "их гласность"! Мы - отщепенцы и предатели, покинувшие (!) Родину в поисках легкой жизни, в то время как они остались страдать и бороться. Мы - враги Родины, а они - борцы за ее улучшение. Невероятно: они же теперь объясняли нам, что такое права человека!
Но чем больше они ругались - а по существу ответить им было нечего, тем больше расползалось по стране наше письмо, переписанное тысячами рук, переснятое со стенда "Московских новостей" у здания редакции. Это был, пожалуй, первый случай в нашей истории, когда материал попал в самиздат из официальной публикации. Пришлось партии защищаться всерьез. Уже не только "Московские новости", издававшиеся в основном для иностранцев да для узкого круга надежных "перестройщиков", но и все остальные "прогрессивные" издания, т.е. те, коим политбюро разрешало бежать чуть-чуть впереди прогресса, демонстрируя смелость, были вынуждены ввязаться в полемику, инспирировать "письма трудящихся" и "круглые столы" на своих страницах. И "Огонек", и "Новое время", и, наконец, сама "Правда" - все в лучших традициях яковлевской пропаганды времен наших судов. Скандал растянулся на многие месяцы, но чем больше они барахтались, тем больше влипали, как та муха на липкой бумаге. Это ли было не предвестие того, к чему только и могли привести их игры в "гласность"? Между тем, ровно в то время, как "перестройщики" гневно клеймили нас на страницах своих "либеральных" изданий, - частным образом, через общих знакомых, передавались нам совсем иные упреки:
- Ну, что же вы, ребята, нас так подвели: "спровоцировали" напечатать свое письмо, а нам за это теперь попало. "Московские новости" вообще закрыть грозятся. За что же вы нас так? Мы же никому не мешаем, а обманываем только Запад. Мы-то с вами понимаем, что происходит.
И что ты им скажешь, коли "обманывать Запад", как и стучать на иностранцев, для них "нормально"? Выходит, мы же еще и виноваты: "подвели", "спровоцировали". Вроде как сказала мне одна моя соученица по школе много лет спустя:
- Ты даже не представляешь, как ты нас всех подвел!
- А что такое?
- Да как же! Из-за тебя мы стали интересоваться самиздатом, некоторые попались, еле-еле дали им университет закончить, диссертацию защитить...
- Ну, извини... - только и мог сказать я. А что мне было еще ответить? Правда ведь, не будь у них в памяти моего примера, жилось бы им всем гораздо счастливее.
Начиная свою хитрую игру в "гласность", Горбачев с Яковлевым прекрасно знали, что на родную советскую интеллигенцию они вполне могут положиться. Если их что и тревожило в тот момент, так это возможность нашего влияния; оттого они больше всего и заботились о том, как бы нас изолировать, отсечь. Причем заботы эти, как видно из документов, начались задолго до нашего "письма десяти" да и вообще задолго до "гласности".
Поступающие в Комитет госбезопасности СССР материалы свидетельствуют о том, что, осуществляя целенаправленные подрывные действия, имеющие целью дискредитировать курс партии на ускорение социально-экономического развития страны и дальнейшее совершенствование общественного процесса, противник особое внимание уделяет представителям советской творческой интеллигенции, и в первую очередь деятелям литературы и искусства, - докладывал глава КГБ Чебриков в июне 1986 года. - Учитывая всеобщий подъем политической и трудовой активности в жизни нашей страны, западные спецслужбы и центры идеологической диверсии модернизируют формы и методы подрывной деятельности, направленные на "идейную деформацию социалистического общества", разжигание ревизионистских и оппозиционных настроений, пытаются столкнуть советских литераторов на путь отхода от принципов социалистического реализма и партийности литературы. Для достижения своих враждебных замыслов противник стремится внедрить в сознание творческой интеллигенции нигилистическую оценку всей практики социалистического строительства в СССР. Вновь "реанимируются" и выдвигаются на арену идеологической борьбы политические перерожденцы типа Солженицына, Копелева, Максимова, Аксенова, Владимова и им подобные, вставшие на путь активной враждебной деятельности. Многие из них стали прямыми участниками и исполнителями антисоветских провокаций и широкомасштабных пропагандистских акций. По заданиям спецслужб они ведут поиск единомышленников и пытаются устанавливать нелегальные каналы связи с негативно настроенными лицами из числа творческой интеллигенции нашей страны.
С учетом курса партии на дальнейшую демократизацию советского общества, противник стремится в первую очередь подвергнуть массированной обработке тех литераторов, которые и ранее допускали идейные шатания, не всегда выдерживали проверку на гражданскую зрелость и классовую убежденность, прямо или завуалировано ставили под сомнение правильность линии партии на коллективизацию, раскулачивание, борьбу с троцкизмом, национальную политику КПСС, заявляли об отсутствии социальной справедливости и творческой свободы у нас в стране, требовали "убрать цензуру" и вынести литературу и искусство из-под контроля партийных органов.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что как раз эти вопросы излагались Солженицыным в 1967 году в провокационном письме IV съезду советских писателей, в поддержку которого тогда выступили 80 членов Союза писателей СССР. Среди них Рыбаков, Светов, Солоухин, Окуджава, Искандер, Можаев, Рощин, Корнилов.
Имеющиеся данные показывают, что весь последующий период эти писатели находились под пристальным вниманием спецслужб и центров идеологической диверсии противника. В настоящее время их идеологическая обработка значительно активизировалась как с позиций представительств капиталистических стран в Москве, так и в периоды выездов за рубеж по линии международного культурного обмена...
Противник пытается изобразить дело таким образом, что будто в настоящее время "в русской литературе, как и в русском общественном сознании, началась новая эпоха, гораздо менее зависимая от идеологической политики партии... Общественная мысль перешла к кардинальному переосмыслению всей духовной и исторической ситуации". С учетом этого спецслужбы выдвинули тезис о так называемом "единстве мировой русской культуры", пытаются навязать его представителям литературной общественности в СССР, пропагандируя свою идею слияния на основе "общих духовных установок и целей" творческого процесса художественной интеллигенции в нашей стране и бывших представителей, активно занимающихся на Западе антисоветской деятельностью и причисляемых к лику "гениев русской литературы и изгнании".
По имеющимся сведениям, отдельные советские литераторы в публичных выступлениях и частных беседах высказываются за пересмотр отношения к личностям и творчеству ряда отщепенцев и настаивают на актуальности рассмотрения их произведений как неотъемлемой части "единой русской культуры". В частности, М.Рощин и Приставкин высказывают мнение о возможности возвращения Солженицына в СССР и целесообразности в ближайшем будущем публикации его "произведений" в нашей стране. В. Леонович в апреле сего года на собрании объединения московских поэтов публично призвал пересмотреть отношение к проживающим на Западе отщепенцам Войновичу и Бродскому. В марте 1986 года на вечере в Музее В. В. Маяковского он высоко отозвался о творчестве антисоветчика Галича, выразив недовольство тем, что у нас не печатают его мужественные произведения. Окуджава, выступая на Всесоюзном семинаре ученых-славистов в пос. Нарва-Йыэсуу, Эстонской ССР, назвал Галича "первым по значимости среди бардов России".
За последнее время в различные инстанции поступали заявления и письма в защиту отдельных осужденных за противоправную деятельность лиц, которые активно использовались Западом во враждебных СССР целях, а их пасквили в настоящее время объявлены на Западе "неотъемлемой частью русской литературы". (...) Комитет госбезопасности СССР проводит необходимые мероприятия по противодействию подрывным устремлениям противника в среду творческой интеллигенции.
Вот это действительно ЦК тревожило. Не случайно сам Горбачев наложил резолюцию на докладе:
1. Разослать членам Политбюро ЦК КПСС, кандидатам в члены Политбюро ЦК КПСС и секретарям ЦК КПСС.
2. Тт. Лигачеву Е.К. и Яковлеву А.Н. Прошу переговорить со мной.
А все эти десятки тысяч совписов - "левых" ли, "правых", "прогрессивных" или "реакционных" - со своею вечной междоусобной борьбой и показным фрондерством их вполне устраивали. Причем в любых комбинациях, какие только могли потребоваться партии:
ГОРБАЧЕВ. Давайте послушаем информацию т. Яковлева А.Н. о ходе работы съезда писателей СССР.
ЯКОВЛЕВ. В целом съезд писателей идет в русле партийных решении, но остро. В секциях даются резкие личностные характеристики. При этом дело доходит до крайностей. Поэт Куняев подрался с одним писателем. В прениях ставится вопрос о периодической сменяемости членов правления Союза писателей. Предлагается избирать их не более чем на два срока. Нынешних руководителей Союза писателей называют "детьми времени" и говорят, что пусть они уходят с этим временем. Зал встречает такие заявления овациями.
Руководство Союза писателей критикуется за келейность, недемократичность, бюрократизм. Подчеркивается отсутствие гласности в работе правления и руководства Союза писателей. Много говорится о необходимости покончить с "неприкасаемыми писателями", которые стоят вне критики.
Затрагивается тема семейственности. Критикуется нынешняя система авторских прав.
Вознесенский внес предложение просить ЦК КПСС определить отношение к принято-му в свое время постановлению о журналах "Звезда" и "Ленинград". Это предложение было встречено аплодисментами...
...Теперь о возможном составе нового руководства Союза писателей. Марков сейчас находится в больнице. Может быть, следует иметь в виду такой вариант: Марков - председатель правления, Бондарев - первый секретарь. Но вместе с тем можно было бы создать рабочее бюро в составе т.т. Быкова, Залыгина, Распутина, Айтматова и некоторых других писателей. Не следует сбрасывать со счетов т.т. Евтушенко, Вознесенского и Рождественского. При этом нужно учитывать, что общее настроение складывается так, что старый состав руководства может быть забаллотирован.
ГОРБАЧЕВ. Думаю, что нам не следует замыкаться на одном лице, не надо бороться за подведение черты при выдвижении кандидатур в состав правления.
ЯКОВЛЕВ. Если будет в список кандидатур для голосования выдвинуто дополнительно человек 10, то старое руководство может быть забаллотировано. В этом случае можно было бы иметь и запасной вариант: председатель правления - т. Залыгин, а первый секретарь - т. Карпов. Но и в этом случае было бы целесообразно создать рабочее бюро.
ГРОМЫКО. А сами писатели за какой вариант высказываются?
ЯКОВЛЕВ. Что касается первого варианта - избрание председателем т. Маркова, то нужно учитывать то обстоятельство, что он уже длительное время находится в руководстве Союза писателей, а этот момент подвергается критике.
ГОРБАЧЕВ. Конечно, избрание т. Маркова было бы лучшим вариантом. А как расценивается кандидатура т. Бондарева?
ГРОМЫКО. Это крупный писатель.
СОЛОМЕНЦЕВ. Он придерживается правильной линии.
ВОРОТНИКОВ. Можно было бы включить в состав т. Быкова и некоторых других.
МЕДВЕДЕВ. А т. Бондарева забаллотируют?
ЯКОВЛЕВ. Не должны.
ГОРБАЧЕВ. Если т. Марков не пройдет, то можно пойти на т. Залыгина. Но он в годах, силенки маловато. Наверное, все-таки крен нужно держать на т. Бондарева.
ЗНМЯННН. А как быть с секретариатом правления Союза писателей?
ГОРБАЧЕВ. Пусть остается.
ЯКОВЛЕВ. Если мы будем ориентироваться на т. Бондарева как на первого секретаря, то об этом нужно было бы поговорить с т. Марковым.
ГОРБАЧЕВ. С т. Марковым надо говорить обо всем. Ему следует воздать должное. И если даже он не будет избран, то с ним нужно поступить по-доброму.
ЯКОВЛЕВ. А нужно ли говорить с т. Бондаревым?
ЛИГАЧЕВ. После избрания состава правления Союза писателей.
ГОРБАЧЕВ. Правильно. Ведь все равно избирать нужно из состава тех, кто будет избран членами правления. Филипп Денисович, какое Ваше мнение?
БОБКОВ (зам. председателя Комитета госбезопасности СССР). Если распространятся сведе-ния об ориентации на т. Бондарева, то его могут не избрать. Так что этот факт преждевременно огласке не предавать. Что касается т. Бондарева, то это хорошая кандидатура.
СОЛОМЕНЦЕВ. Может быть, не скрывать того факта, что будет смена руководства, но не говорить, кто имеется в виду для избрания персонально?
ГОРБАЧЕВ. Да, не следует ставить т. Бондарева под удар.
ЛИГАЧЕВ. Вообще-то говоря, смена руководства Союза писателей - это вещь назревшая.
ГРОМЫКО. Мы не должны смену руководства Союза писателей воспринимать болезненно. Важно, чтобы новое руководство было творческим, авторитетным. Ведь было время, когда Союза писателей не существовало, а авторитеты в литературе все равно были.
ГОРБАЧЕВ. Конечно, следует учитывать общее настроение в пользу обновления руководства. Драматизировать это не следует. Прав Егор Кузьмич, что освежение состава руководства Союза писателей - вещь назревшая. Давайте договоримся в первую очередь ориентироваться на то, чтобы т. Марков был избран председателем, а т. Бондарев - секретарем. Нужно использовать для этого возможности нашего влияния. Ведь на съезде будет заседание партийной группы?
ЯКОВЛЕВ. Да.
ГОРБАЧЕВ. Давайте исходить из этого, а т. Яковлев А.Н. пусть идет на съезд.
В результате т. Марков стал председателем, а секретарем - "запасной вариант" т. Карпов, отставной генерал-майор и патриот, слывший большим либералом. Но сколько же было восторгов - и на Востоке, и на Западе - по поводу революционных перемен! Так начиналась новая эра - их гласность.
* * *
Слов нет, "гласность и перестройка" были дьявольским изобретением: на них ведь купилась не только вечно готовая продаться советская интеллигенция - купился весь мир. Да и как было не купиться на "молодого, энергичного" генсека, еще и заговорившего о "реформах", после череды унылых, неулыбчивых кремлевских стариков, после их бесконечных похоронных процессий, а пуще всего - после напряжения внезапно вернувшейся в начале 80-х "холодной войны" с ее гонкой вооружения, "движением за мир" и кризисами. Кому же не хотелось верить, что все это позади? И, сколько ни объясняй людям, что советская система - не монархия, а генсек - не царь, кто же в ту пору не желал удачи новому царю-реформатору! Из сотен тысяч политиков, журналистов, академиков лишь крошечная горстка сохранила достаточно трезвости, чтобы не поддаться соблазну, и еще меньшая горстка решалась сказать вслух о своих сомнениях.
Но разве кто-нибудь хотел слушать?
Между тем, достаточно было поглядеть на Горбачева, услышать в оригинале его неправильную, корявую и бессмысленную речь, эту бесконечную околесицу мелкого партийного чиновника - перевод сильно ее скрашивал, чтобы раз и навсегда избавиться от иллюзий и наваждений. Достаточно было самого поверхностного знания советской системы, чтобы этих иллюзий не иметь изначально, не мог подняться по ступенькам партийной лестницы либерал-реформатор. Чудес не бывает.
Но всем так хотелось чуда!
На скептика бросались с яростью, как на врага, на убийцу будущего человечества:
- Молчи! Не спугни...
Словно все мы вдруг оказались соучастниками одного всемирного заговора, сказать о котором вслух значит предать заговорщиков, разбудив задремавшего врага.
- Тсс... Тихо. Лишь бы не проснулся...
Да ведь ровно так и оценила советская пресса (а с нею - и советская интеллигенция) наше "письмо десяти": как "донос на свой народ" ("Правда"), как "попытку убить перестройку" ("Московские новости"). Поневоле забеспокоишься да что ж такое эта "перестройка", если ее можно убить невзначай одним словом сомнения? Помилуйте, донос - кому? Где же притаился этот незримый враг?' На Западе? На Востоке? Кого из чувства любви к родине надлежало нам всем обманывать? Уж точно не политбюро - они ведь эту политику и придумали.
Но в том и состояла гениальность этого изобретения, что никакие логические доводы на людей не действовали. Это был своего рода массовый психоз, сродни миротворческой истерии начала 80-х, вдобавок инспирированный ровно теми же кремлевскими манипуляторами. Конечно, не самим Горбачевым этим провинциальным аппаратчиком, способным разве что на мелкое жульничество. Юрий Любимов, блестящий режиссер, с профессионально острым глазом на типажи, очень точно подметил поразительное сходство нового генсека с классическим типом русского мошенника:
- Да это же вылитый Чичиков - господин, приятный во всех отношениях! И правда, посмотрите забавы ради у Гоголя описание его бессмертного героя: "в бричке сидел господин, не красавиц, но и не дурной наружности, не слишком толст, не слишком тонок, нельзя сказать, чтобы стар, однако и не так, чтобы слишком молод".
Чем не Горбачев! Только пятна на лбу не хватает.
За эту округлую приятность его и сделали генсеком - как наиболее подходящего исполнителя грандиозного "оперативно-чекистского мероприятия", задуманного и разработанного мастером этих дел Андроповым еще в конце правления Брежнева. Не случайно говорили тогда чекисты некоторым особо доверенным деятелям из числа "либеральной" интеллигенции:
- Погодите, не торопитесь. Вот покончим с диссидентами, умрет Брежнев, и наступят большие перемены.
Да ведь и сам Горбачев не скрывал этого под конец, когда процесс уже вышел из-под контроля, и многие стали упрекать его за непродуманность реформ. Как, мол, не продумали! - возмущался он. Очень даже продумали, причем задолго до 1985 года, - сто десять исследований и разработок было тогда представлено в ЦК различными мозговыми трестами. "Все они относятся к периоду, когда до апрельского Пленума было еще далеко", - сказал Горбачев, выступая перед "деятелями пауки и культуры" в январе 1989 года.
И то сказать, разве мог секретарь захудалого крайкома, только к 1978 году попавший в ЦК, да и то на должность куратора сельского хозяйства, додуматься до такого дьявольского плана, столь точно рассчитанного на психологию западного истеблишмента? Он и на Западе-то не бывал до 1984 года, то есть до того момента, как его стали активно готовить к роли генсека. Нет, тут чувствовалась рука мастера дезинформации, 15-летний опыт шефа КГБ, его вера в заговор как двигатель истории. Кто ж еще мог придумать инсценировку в Москве гибрида "пражской весны" с ленинским нэпом? Кому еще могло прийти в голову создать видимость политического плюрализма средствами КГБ?
Да и само это словечко - перестройка - тоже ведь шедевр пропаганды. Поди, пойми, что это значит? Целые библиотеки книг и исследований написаны на Западе на эту тему, а весь мир, точно стая попугаев, старательно выговаривал, ломая язык per-re-stroi-ka!
А ведь, казалось бы, так просто: ПЕРЕ-стройка в строительстве - то же, что и перелицовка одежды. Ничего нового не предполагает: тот же материал, да не запачканной еще изнанкой наружу. Тот же социализм, только с новым фасадом. Вот они и "перестраивали" концлагерь социализма в большую потемкинскую деревню. Конечно же, такую операцию не специалист по сельскому хозяйству придумал: в потемкинских деревнях урожаев не собирают.
Теперь, когда это "мероприятие" с треском провалилось, стало известно, как создавались фиктивные "партии", гебешные "народные фронты" и всякие ультранационалистические пугала вроде "Памяти". Недавно А. Н. Яковлев признался, что даже Жириновского выдумал КГБ с одобрения политбюро в 1989 году. Но истинным шедевром была, конечно, легенда о борьбе в политбюро "реформаторов" и "консерваторов", благодаря которой весь мир "спасал Горбачева" целых семь лет! И как спасал! Одних кредитов и займов - то бишь денег западных налогоплательщиков - выдоил Горбачев у Запада за это время 45 миллиардов долларов. Не считая Нобелевской премии мира самому себе. Теперь же хватились - ни единого цента найти не могут. Где, в каких швейцарских банках они осели - Бог весть.
Вспоминая это время, я не могу избавиться от чувства физической тошноты. Мир готов был оправдать все: и спровоцированный Москвой карабахский конфликт, и резню в Тбилиси в мае 89-го, и кровавую вакханалию в Баку в 90-м, и даже провокации советских спецчастей в Прибалтике в январе 91-го, хотя эти последние каждый мог видеть по телевизору. Будто бы хоть кто-то, даже отдаленно знакомый с советской системой, не знал, что ни одно это событие не могло свершиться вопреки воле генсека. Но - лишь бы не кончился золотой сон перестройки, лишь бы "консерваторы" не съели "реформаторов" в политбюро. Гибли тысячи людей, а мир волновало только одно - ах, как бы это не "повредило Горбачеву".
Поразительно: человек, сосредоточивший в своих руках больше власти, чем Сталин и Мао Цзэдун вместе взятые, воспринимался как жертва, как гонимый оппозиционер. Есть ли другой такой пример в истории? Сюжет был практически неисчерпаем то - "борьба за наследие", то - "борьба за власть"; то одни имена "врагов перестройки", то другие услужливо разносили по свету сотни тысяч журналистов, наблюдателей, "экспертов". Независимо от того, понимали они или нет, что служат каналами дезинформации, навсегда останется на их совести тяжкий грех. И даже теперь, когда все это уже очевидно, ни один из них не покаялся.