Черкашин Николай Андреевич. Я - подводная лодка !

   - То есть это была двойная система контроля?
   - Да, ведь не секрет, что некоторые командиры вкупе со своими "комиссарами" стремились приукрасить картину боеготовности и воинской дисциплины. Мы же подчинялись в конечном счете не главкому, не министру обороны, а председателю Комитета госбезопасности страны. Хотя и на нас иногда пытались давить адмиральским погоном. Особенно при расследовании катастроф и аварий. Но мы всегда писали на оборотной стороне заключительных актов свое особое мнение. Ведь мы получали и ту информацию, которую военное начальство пыталось скрыть или препарировать в своих интересах. Так было и при расследовании причин затопления атомной подводной лодки К-429 на Камчатке, и в прогремевшей на весь мир катастрофе "Комсомольца". Порой приходилось выслушивать окрики от очень больших чинов, но я всегда писал на "спине" документов, подписанных членами всевозможных госкомиссий, свое особое мнение. Не сочтите за нескромность, но именно оно в большинстве случаев было ближе к истине, так как я получал информацию от независимых источников, которые находились в конкурентных ведомствах.
   - Взгляд сверху, над схваткой межведомственных интересов...
   - Именно так! Семь раз отмерь, один отрежь...
   - То есть контрразведка, помимо всего прочего, поставляла командованию флота горькую правду вместо красивой лжи?
   - Чаще всего так... Если хотите, была недреманным государевым оком. А иначе и быть не могло. Невозможно управлять чем-либо, не зная, что творится в низовых звеньях. Это закон любой управляемой системы - будь это колхоз, фирма, флот, страна...
   - Но все же главная ваша задача - противодействие иностранным военным разведкам...
   - Разумеется... В этом смысле мы больше всего прикрывали Ленинград, морскую столицу России, где сосредоточивались многие военно-морские учреждения, научно-исследовательские центры, судоверфи...
   В конце 80-х годов мы пресекли "деятельность" сотрудника одной из ленинградских библиотек Игоря Б. Получив незаконный доступ в секретную библиотеку военно-морской академии, Б. под видом обмена материалами по истории флота отправлял в Италию информацию, имевшую секретный характер. В более суровые времена ему не миновать бы суда, но на дворе стояла горбачевская перестройка и Б. вышел сухим из воды. Несмотря на мое серьезное предупреждение, он нашел новый канал связи с итальянскими спецслужбами - через Прагу, где обосновался резидент итальянской военной разведки. Но и это сошло ему с рук... Наступала "эпоха нового мышления и общечеловеческих ценностей". Теперь господин Б. уважаемый человек...
   Прикрывали мы и Владивосток. И всячески отстаивали в оборонных интересах его статус закрытого города. Договорились в Совмине о поэтапном открытии нашей главной военно-морской базы на Тихом океане. Но кому-то очень хотелось ускорить этот процесс. И вдруг за два года до оговоренного срока появляется решение Совета министров об открытии города. Подпись Рыжков. У меня глаза на лоб полезли: как же так, ведь Николай Иванович клялся и божился, что режимность будет сниматься постепенно. Верчу в руках документ - все честь по чести: и бланк правительственный, и бумага "верже" - с водяными знаками, и печать совминовская, и подпись Рыжкова... Ларчик открылся просто: Табеев, один из заместителей председателя Совмина, почему-то весьма заинтересованный в коммерциализации Владивостока, взял и подделал один лист решения правительства. Установить это удалось с помощью тогдашнего начальника финансовой службы Министерства обороны. Поскольку подобные бумаги проходили через его руки, он ставил на обороте свою незаметную метку. А на табеевской "липе" тайного знака не оказалось. Только так все и открылось. Вроде бы не дело флотской контрразведки разбираться с мошенничеством высших должностных лиц - это чистая уголовщина, но пришлось этим заниматься.
   - Табеев хотел как лучше...
   - А выходило в ущерб оборонным интересам государства.
   - Но ведь времена-то были эйфорические - все вокруг друзья, перекуем в очередной раз мечи на орала, ракеты на сеялки...
   - Кстати, о ракетах... В пору создания противоракетных систем известный ученый, директор лазерного НИИ академик В., предложил оригинальный проект: уничтожать летящие ракеты лазерным лучом. Под эту идею советское правительство приняло решение о строительстве в Крыму атомной электростанции - для подкачки энергией супермощного лазера. Настал день полигонных испытаний. Выбрали место под Феодосией. Прибыли министр обороны генерал армии Соколов и Главнокомандующий ВМФ Адмирал Флота Советского Союза Горшков со свитами. Зрелище феерическое - рубиновый луч "гиперболоида" с расстояния в четверть километра прожигает оболочку баллистической ракеты. Успех налицо. Академик В. просит три миллиона рублей - сумма по тем временам весьма немалая - на дальнейшее совершенствование чудо-лазера.
   "Поскольку система прошла полигонные испытания, - требовал академик В., - вы должны принять её на вооружение и дорабатывать в рабочем порядке". И тут мне мои люди докладывают, что оболочка ракетной боеголовки, которую столь эффектно прожег луч лазера, изготовлена - не поверите! - из папье-маше. Да и баллистические ракеты на высоте 250 метров не летают. Доложил Главкому. Тот, с трудом сохраняя самообладание, резонно заметил академику, что поскольку испытания все-таки не полигонные, а стендовые, то финансировать дальнейшие работы должна Академия наук.
   Говорят, академик В. опрокинул в расстроенных чувствах стакан спирта и долго допытывался, кто же его подставил, по большому счету он обманул и себя, и нас. И не только с "куклой" из папье-маше.
   В 1986 году академик В. возглавлял испытания средств обнаружения ядерных боеприпасов на кораблях и подводных лодках. Работа эта велась и американцами и нами в рамках договора СНВ-2. Но американцы настаивали на контактном способе определения, то есть на размещении своей аппаратуры на носителях ядерного боеприпаса. Мы же ратовали за дистанционный способ, по поводу которого было принято Постановление Политбюро ЦК КПСС. Ну а поскольку академик В. был вхож к Генеральному секретарю ЦК КПСС Горбачеву, он заготовил проект постановления партии и правительства, где в угоду американцам и во изменение уже принятого постановления давался зеленый свет именно контактному способу контроля, и в обход всех государственных инстанций лично подписал его у Горбачева, который, мягко говоря, был мало компетентен в вопросах государственной безопасности. В результате американцы, во изменение условий соглашения, прибыли на борт флагмана Черноморского флота - ракетного крейсера "Слава" и разместили свои приборы прямо на корпусах крылатых ракет. Таким образом ЦРУ заполучило точнейшие параметры ядерных боеголовок наших секретных ракет. Уж и не знаю, как американцы отблагодарили энергичного академика... А ведь наши белорусские инженеры изобрели прибор, который можно было устанавливать на вертолетах и с высоты один километр определять наличие ядерных зарядов. Однако стараниями того же В. прибор на вооружение не взяли.
   - И что? Его деятельность оставалась безнаказанной?
   - Россия страна крайностей. У нас либо тотальная шпиономания, либо эйфорическая беспечность. Очень точно о специфике тогдашней и нынешней работы сказал бывший начальник Первого управления КГБ Леонид Шебаршин: "Успех или неуспех противодействия иностранным спецслужбам во многом зависит от общественного климата... Когда армия отступает, её заедает вошь. К наступающим войскам она не липнет. Так и в обществе. Когда начался развал, люди утратили нравственные ориентиры, началась ломка моральных устоев. Даже в нашей среде участились случаи предательства. Иностранные разведслужбы, почувствовав перемены, стали бесцеремонно вербовать наших соотечественников как у нас в стране, так и за рубежом. Холодная война вроде бы и окончилась, но будьте уверены: деятельность иностранных разведок никогда не была столь интенсивной и, не побоюсь сказать, результативной, как сейчас. Россия, как известно, страна непредсказуемая, и что в ней может произойти в ближайшие полгода, не известно даже Богу. Поэтому иностранные разведки работают и на сегодняшний день, и закладывают основы на будущее: пестуют агентов влияния, выращивают будущих министров, руководителей разных ведомств, политиков... Причем условия для наших партнеров-соперников в новой России благоприятны, как никогда".
   - Владимир Петрович, а в чем заключалась морская специфика вашей контрразведывательной работы?
   - Каждый военный корабль, с точки зрения разведчика или контрразведчика, - это плавучее хранилище совсекретной информации: шифрдокументы, боевые инструкции, радиочастоты, по которым идет управление оружием, и многое другое. За всем этим нужен особый догляд, поэтому нас и называли на флоте - "особисты".
   Разумеется, занимались мы не только режимом секретности. Отдельное направление - дезинформация вероятного противника о наших планах и действиях в Мировом океане. Но об этом расскажу попозже, лет эдак через двадцать...
   Вот вам живой эпизод из нашей флотской жизни. Американцев очень интересовали корабельные реакторы, установленные на советских подводных лодках. В начале 80-х годов СССР передал Индии в аренду атомную подлодку с крылатыми ракетами. В состав откомандированного экипажа входил и мой человек, выполнявший обязанности химика. Главная его задача была не допускать к ядерному реактору иностранцев. Разумеется, американская военная разведка проявила к арендованному кораблю повышенное внимание. По рекомендациям её резидентов командир базы пытался удалить с лодки советский экипаж под любыми предлогами: то под видом проведения травли насекомых, то к причалу подавались автобусы для бесплатной экскурсии по увеселительным местам города. Когда не подействовало ни то ни другое, пошли на провокацию. Объявили, что неизвестные злоумышленники заложили в подлодку бомбу и экипаж подлежит срочной эвакуации. Подводники сорентированные особистом, отвечали "заинтересованным лицам": "Если взорвемся, так вместе с вами!"
   Так что флотские контрразведчики свой хлеб зря не ели, да и в кабинетах не засиживались. Выходили в дальние походы, деля с моряками все превратности океанской жизни. Так, при взрыве ракетной шахты на атомном подводном крейсере К-219 уполномоченный особого отдела капитан 3-го ранга Валерий Пшеничный возглавил часть экипажа, отрезанную загазованными отсеками от центрального поста. Контрразведчик блестяще справился и со своими служебными, и с чисто командирскими обязанностями в более чем экстремальных условиях. Недавно указом Президента России он был награжден орденом Мужества. Эту награду вручил ему представитель Президента России в Санкт-Петербурге. Валерий Пшеничный является членом нашего санкт-петербургского клуба моряков-подводников.
   - По своей первой флотской специальности вы - минер. Говорят, минер ошибается один раз в жизни...
   - Значит, ни разу всерьез не ошибся...
   Глава восьмая БЕТОННАЯ ТАЙНА АЛСУ
   Из заброшенных блочных построек неслось воплеобразное пенье. Казалось, черные провалы окон затерявшейся в горном лесу казармы голосят сами собой - от дикой тоски и обиды.
   Мы свернули с бетонного серпантина и двинулись вверх по кабаньей тропе, продираясь сквозь колючие заросли крымской сельвы.
   - Лучше туда не соваться, - кивнул в сторону своего бывшего объекта мой спутник, полковник в отставке Юрий Худошин, ветеран военного строительства.
   Наш путь лежал на вершину Мишень-горы, внутри которой некогда размещался сверхсекретный многоэтажный бункер. Еще семь лет назад у нас бы трижды проверили здесь документы автоматчики в черных беретах морской пехоты...
   Мы рождены, как известно, чтоб сказку сделать былью. Лучше всего у нас воплощаются в явь почему-то мрачные сказки. Думал ли Александр Пушкин, стоя на краю Феолентского обрыва, что совсем неподалеку - в урочище Алсу его потомки соорудят ту самую огромную голову, с которой сражался отважный Руслан? Если без аллегорий, то речь идет о ЗКП - защищенном командном пункте Черноморского флота, - подземном бункере глубокого заложения, из которого в случае термоядерной войны должно было вестись боевое управление флотом до последнего корабля.
   ...Холодная война наращивала витки смертоносной гонки. В США и Китае, Франции и Швеции и прочих странах под землю, под скалы, под бетон уходили штабы и казармы, ракетные установки и корабельные стоянки, военные заводы и целые аэродромы, арсеналы и хранилища стратегических запасов... Все готовились к выживанию в напророченной атомной войне - третьей, и последней. Шок сорок первого года заставлял и советское руководство деятельно готовиться к сокрушительным ударам из-под воды, с воздуха, из космоса...
   Место для сверхпрочной "черепной коробки" для командного мозга ЧФ выбрал сам Главнокомандующий Военно-Морским Флотом СССР Адмирал Флота Советского Союза Сергей Горшков. Чем-то приглянулась ему эта 182-метровая крутая сопка в урочище Алсу, что в двадцати верстах от Севастополя.
   - Чем? - спрашиваю Худошина.
   - Строительство здесь, по расчетам, было дешевле, чем в других местах. Да и природный монолит - скалы - крепче, чем искусственный...
   Перед нашей вылазкой я навестил бывшего начальника гражданской обороны Севастополя, а затем вице-мэра полковника Валерия Иванова, величайшего знатока всех подземных сооружений города и округи.
   - Строительство ЗКП в Алсу, - рассказывал Валерий Борисович, началось в 1977 году. И Брежнев, и Горшков исходили из реалий американского плана ядерного нападения "Drop shot", согласно которому на Севастополь предполагалось обрушить 12 ядерных боеголовок: одну на Инкерман, одну на Балаклаву, остальные по городу - главной базе Черноморского флота. Но ЗКП в Алсу должно было выдержать этот ядерный шквал.
   Для того чтобы выполнить эту немыслимую фортификационную задачу, был сформирован специальный горнопроходческий батальон. В помощь бойцам подземного стройбата были приданы подразделения треста "Донецкшахтпроходка", имевшего большой опыт сооружения бетонированных шахт для баллистических ракет. Донецкие мастера за год прошли-пробили два 182-метровых ствола, со дна которых пошли в ширь горы штольни главного укрытия.
   То был неведомый стране трудовой подвиг безвестных солдат. Вкалывали за здорово живешь, за почетные грамоты и переходящие вымпелы "Лучшей бригаде". Лучшим на секретной стройке был признан взвод мичмана Т. Павлюка. Мичман в трудный момент сам брал в руки лопату и шуровал наравне со своими бойцами. Это великое подземное наступление на земные недра длилось без малого пять лет. За это время в горном массиве проложили сотни метров бетонированных коридоров-потерн, а главное, выдолбили два 130-метровых блока высотой под 16 метров, в которых возвели два четырехэтажных дома, даром что без окон и балконов.
   Полковник Худошин до сих пор удивляется, как они умудрились это сделать без подъемных кранов и прочей громоздкой техники.
   - Наши монтажники, - говорит он, - напоминали мне тех умельцев, которые собирают парусники в бутылках.
   Мы стоим на площадке перед порталом северного входа в ЗКП. С неё открывается потрясающий вид на крымское взгорье, на плодоносные долины под огнецветным закатным небом. Неужели все это могло быть сожжено ядерным смерчем? И вот вышли бы сюда из подземелья после многосуточной отсидки уцелевшие, быть может одни на весь Крым, штабные офицеры и обозрели бы с этой высоты безжизненный ландшафт, в который спеклась благодатная земля... Недолго бы они протянули здесь, в зоне чрезвычайного радиоактивного заражения... Мурашки по коже. Но сырой запах все ещё свежего бетона и эти натурные подмостки атомного апокалипсиса, к коему так основательно готовились, красноречиво говорили о реальности такого исхода.
   - В плане подземный штабной центр походил на огромную букву "А", поясняет третий участник нашей экспедиции инженер-гидротехник Валентин Карачинцев. - Он сообщался с миром двумя расходящимися потернами, которые перекрывались на входах массивными противоатомными дверями со шлюзовыми камерами. Наверх уходили две шахты диаметром 4,5 метра. Они служили для забора воздуха и вывода кабельных трасс к антенным устройствам. При необходимости можно было выбраться по ним на поверхность - железные винтовые лестницы обегали их изнутри. Хитроумные запоры, задвижки, фильтры защищали обитателей бункера от отравляющих газов и радиоактивной пыли. Сюда же, на вершину ЗКП, должны были быть выведены волноводы антенн для космической связи с кораблями и подводными лодками.
   Все стихии сходились к макушке Мишень-горы: космос, небо, море, океанские глубины и земные недра... Однако дело до антенн не дошло. В 1992 году финансирование стройки было прекращено. Объект в 90 прцентов готовности бросили, строители ушли, охрану сняли. Россия вышла из Холодной войны, а Украина от противоатомного укрытия для штаба своих ВМС отказалась. Не то что достраивать - содержать такое сооружение оказалось не по карману. Впрочем, смотря кому...
   Наземный городок строителей со своей теплоцентралью приглянулся известному в Крыму криминальному авторитету Поданеву, и он купил его. Мало верится в благие намерения бандита. В этом глухоманном, но обустроенном местечке можно разместить все: от учебного центра боевиков до "пансиона" с красным фонарем. Брошенные штольни идеально годились и для любого подпольного производства, запрещенного промысла...
   Пуля оборвала жизнь уголовного предпринимателя. Но свято место пусто не бывает. На территории городка курятся дымки костров и мангалов, сушится чье-то белье, разгуливают весьма сомнительные личности: то ли бомжи, то ли цыгане, то ли те, кого давно разыскивает милиция.
   Мы двинулись дальше - к вершине Мишень-горы. Трудно поверить, что она полая, как шоколадное яйцо киндер-сюрприза. Лента добротного шоссе крутыми извивами уходила в густые заросли дубняка, с прорубленными просеками. Их прокладывали для маскировки объекта под лесную делянку. Порталам входных потерн придали вид фасадов двухэтажных домов. Окна второго этажа нарисовали черной краской. На фотографиях, снятых со спутников-шпионов, служебные постройки в запретной зоне ничем не отличались от расположенного поблизости пионерлагеря. Для особо любопытных распустили слух, что под Мишень-горой строится флотский учебный центр. Теперь все эти ухищрения ни к чему.
   Корни сосен вспучивали полотно дороги, проступая сквозь него, как больные вены. Заброшенную неезженую бетонку уже заносило песочком, плети ползучих колючек подбирались к осевой линии. Мы вспугнули несколько змей, пригревшихся на теплом асфальтобетоне.
   Еще несколько витков-подъемов, и мы на вершине подземной вавилонской башни. Среди цветущих хвощей и "царских свечей" проступала главная крыша Крыма - сильно усеченная бетонная пирамида, зияющая незакрытыми колодцами. Здесь обрывалась дорога в никуда. Кое-где высились террикончики выброшенного грунта. Скрученные в растрепанные узлища стволы древовидного можжевельника придавали этому месту вид таинственный и мистический. Не хватало только выбеленных солнцем костей. Белесая, ещё не набравшая света полная луна висела над Мишень-горой. Два черных коршуна символично парили над нашими головами, высматривая добычу в брошенном стане.
   Сегодня ЗКП принадлежит городским властям Севастополя, которые пять лет ломают головы, подо что приспособить шедевр отечественной фортификации.
   "Ну а нам-то что? - скажут иные. - Это проблемы чужого государства. Пусть в Киеве решают". Но для меня Украина вовсе не чужое, а столь же несомненно братское государство, сколь и Севастополь - город русских моряков. И мне, как и нам всем, совсем не безразлично, кто будет хозяйничать в бетонных штольнях - наркодельцы или виноделы. Раз уж строили всем миром этот подземный ковчег - сыновья двадцати народов бывшего СССР долбили скальный грунт на Алсу, - то всем вместе и подумать бы, как спасти хотя бы часть наших денег, сверхплотно утрамбованных в бетонный массив. Пока прорабатывается только один вариант: передать штольни с их постоянно низкой температурой для хранилищ винсовхоза "Золотая балка", чьи плантации вплотную подходят к заповедному урочищу. Да уж больно дорогое будет то винцо, вызревшее в погребах Холодной войны.
   Глава девятая "ЧЕРНАЯ ДЫРА" БАЛАКЛАВЫ
   Все наши дела ниспровергнутся, ежели флот истратится.
   Екатерина Великая
   Секретные бумаги сдают в архив или сжигают по акту. А что делают с секретными объектами, ставшими вдруг ничьими? Такими, к примеру, как подземный завод по ремонту подводных лодок? Их бросают на произвол судьбы, на радость бомжам и добытчикам цветного металла... А ведь ещё каких-нибудь лет семь назад сюда, на правый берег балаклавской бухты, без спецпропуска не пускали даже военных моряков.
   В официальных бумагах это место именовалось "Объект № 825 ГТС". Однако никакого отношения к городской телефонной сети (ГТС) Балаклавы "объект" не имел...
   ...Подводная лодка развернулась носом к берегу и самым малым пошла на скалы. А скалы - расступились, и черное рыбоящерное тело субмарины осторожно втягивается под усеченные своды подземного коридора. Подводная лодка проходит между дозорных вышек с автоматчиками в стальных касках и оранжевых жилетах - посты противодиверсионной вахты зорко следят, чтобы в приоткрытые на время подводные врата секретного объекта не проплыл боевой пловец или дельфин-камикадзе.
   Так все было до недавнего времени...
   В мае 1994 года из Балаклавы под прощальные гудки и клаксоны здешних шоферов была выведена последняя российская подводная лодка. И город, и порт, и подземная гавань субмарин перешли под юрисдикцию Украины. Какое-то время наисекретнейший объект Крыма находился под охраной национальной гвардии. Но потом караул сняли и массивные противоатомные гермодвери гостеприимно распахнулись навстречу добытчикам лома цветных и черных металлов. Первым делом из подземелья похитили все чугунные крышки с всевозможных коммуникационных колодцев, смотровых люков и технологических шахт, отчего тоннели, потерны и прочие переходы укрытия превратились в опасные тропы с коварными "ловчими ямами" на каждом неосторожном шагу. В них - затопленных морской водой и с торчащими острыми штырями уже не раз проваливались беспечные экскурсанты. Три человека погибло, но это лишь первые и, надо полагать, увы, не последние при существующем порядке дел жертвы "Черной дыры". Она действительно черная, потому что осветительная сеть в цехах, хранилищах и тоннелях раскурочена, провода и кабели с выдранными медными жилами торчат из вскрытых трасс, электроагрегаты демонтированы, повсюду разбиты мощные ртутные лампы и в некоторых отсеках концентрация ртутных паров превышает жизнеопасные дозы.
   Не зря это место зовут в Балаклаве "Трубой" или "Черной дырой". Провести меня по "Трубе" согласился бывший главный инженер этого объекта капитан 2-го ранга запаса Владимир Стефановский. С нами же отправилась и Ирина Карачинцева, инженер севастопольского Военморстроя.
   ...Под ногами мерзко хрустит битое стекло. Лучи фонарей прыгают от одной дыры в асфальте к другой. Чтобы не угодить в распахнутые колодцы, мы идем точно посередке высокосводого тоннеля-шоссе между рельсов узкоколейки.
   Сначала мы въехали в "Черную дыру" на "Волге" через главный портал. Фары высвечивали асфальтовую дорогу, заключенную в предлинную бетонную трубу - потерну. Здесь запросто мог бы пройти метропоезд, будь колея пошире. Из темноты возникали огромные залы-перекрестки, где на поворотных крестовинах вагонеточные составы направлялись в боковые штреки-коридоры.
   Это была самая настоящая Зона - загадочная, мрачная, коварная... Легко представить, как под эти своды тихо - на электромоторах - вплывает при свете прожекторов подводная лодка, как закрывается за ней батопорт и мощные насосы откачивают воду, обнажая корабль глубин до киля... Подводные лодки загонялись сюда, как снаряды в канал орудия, даром что бетонного, а потом бесшумно "выстреливались" в море.
   Проехав по подземному шоссе-потерне с полкилометра, Стефановский угодил передним левым колесом в распахнутый люк. Застряли. Пришлось выбираться из машины и идти пешком. Фары оставили включенными, чтобы потом можно было отыскать в этом лабиринте покинутое авто.
   Мои спутники бывали здесь в лучшие времена, когда подземный судоремонтный завод был залит ярким светом, а вокруг кипела работа: сновали автомашины и вагонетки, спешили корабелы, гремели цепи подъемников, визжали сверла и фрезы станков... Ирина Карачинцева побывала здесь лишь однажды, когда шла наладка распредщитов, но дальше подземной электростанции её не пустили. Стефановский же несколько лет прослужил здесь главным инженером и теперь с горечью вглядывался в изуродованные стены, в останки исковерканного оборудования.
   Мы выбираемся на подземный причал, к чугунным палам которого швартовались субмарины. Тускло поблескивает вода в канале под высокими бетонными сводами. Плавный изгиб канала-тоннеля уходит далеко в глубь горы, туда, где бетонный гидрозатвор перекрывает выход в открытое море. Шум прибоя доносится сюда, будто из прижатой к уху раковины. И ещё ветерок гуляет по гигантской трубе от входа к выходу.
   К причалу прибился ржавый понтон. Мы спускаемся на него по вертикальному трапу и, отталкиваясь руками от стенок, медленно плывем навстречу выходу. Это какая-то подземная Венеция. Впрочем, более точное ощущение: мы плывем под массивом фараоновой пирамиды. Ведь древние египтяне доставляли тела умерших царей к усыпальницам на погребальных лодках по специально прорытым каналам...