Страница:
- А если бы не удалось найти "жидкий грунт"?
- Пришлось бы всплыть на виду у "вероятного противника". В военное время это верная гибель. В мирное - международный скандал. Да и вечный позор для меня как подводника-профессионала.
Вообще, всю мою морскую походную жизнь снаряды падали рядом со мною, осколки мимо виска проносились, но не разу не задело. Это ещё с курсантских времен началось. В 1970 году ходил на стажировку на плавбазе ПБ-82 в Атлантику. А там как раз почти точно так же, как К-219, затонула после пожара атомная подводная лодка К-8, и мы пошли в Бискайский залив оказывать ей помощь. Так что и там по касательной пронесло. Кто-то молился за меня сильно. Везло...
- Суворов бы с вами не согласился. "Раз - везенье, два - везенье... Помилуй Бог, а где же уменье?" Не могло одному человеку просто так повезти двадцать пять раз подряд...
- Опыт, безусловно, накапливался от "автономки" к "автономке". Но все-таки море - это стихия, а у стихии свои законы - вероятностные. У меня ведь как было: 10 боевых служб до командирства, 10 боевых служб командиром подлодки и 5 боевых служб - замкомдивом отходил, старшим на борту.
Да, подводник Вячеслав Алексеевич Попов никогда не возвращался из морей с приспущенным флагом. Флаг пришлось приспустить только однажды когда погиб "Курск". Нет его прямой вины в том, что стряслось с подводным крейсером. Даже генеральный прокурор Устинов со всей своей ратью не смогли найти "причинно-следственную связь между действиями командующего флотом и гибелью корабля".
Мой коллега по "Российской газете" Александр Емельяненко посвятил уходу адмирала Попова добрую газетную полосу. Есть в ней такие строки:
"Поддержать адмирала Попова в этот трудный для него момент захотят, я уверен, очень много достойных людей. Как это сделала в личном письме ещё год назад вдова адмирала А. Головко (командовавшего Северным флотом в годы Великой Отечественной войны. - Н.Ч.):
"Мне 81 год. Я пережила Арсения уже на 38 лет. В 1956 году, когда вы ещё были ребенком, а адмирал Головко командовал Балтийским флотом, с ним случилась та же трагедия: только время было не то, и флот не Северный, и подлодка другая, и погибли подводники только одного отсека... Прошло с тех пор 44 года, но я хорошо и отчетливо помню, каким вернулся Арсений, проведя ровно две недели в Таллинском порту, в море, пытаясь поднять лодку... Не удалось. Он постарел лет на десять. Да и прожил ещё всего пять лет.
И я уверена, что Вы, Вячеслав Алексеевич, очень пришлись бы ему по душе. Он любил, знал, глубоко уважал подлинных моряков, а вы, несомненно, подлинный военный моряк..."
Старая женщина ни в чем не ошиблась. Вот только, увы, время оказалось все ещё тем же самым, что и в бытность адмирала Головко. Тогда тоже снимали одним чохом, как обошлись с адмиралом Галлером и другими его сотоварищами по надуманному обвинению.
Кто-то очень точно сказал об увольнении 13 моряков - "вырублена вся подводная вертикаль". Вырублена. Под предлогом "плохой организации службы на Северном флоте и проведении учений" удалены адмиралы и офицеры, обладавшие уникальным боевым опытом походов к берегам Америки в годы Холодной войны. Многие аналитики расценили это как реверанс в сторону США в условиях нового союзничества в борьбе с международным терроризмом.
Нелеп предлог, под которым была "вырублена подводная вертикаль Северного флота": этот главнейший флот России в недавние времена разваливался годами. Какой чудотворец смог бы вернуть ему за 19 месяцев былую мощь? Адмирал Попов во всяком случае смог оторвать от причалов корабли, примерзшие и приржавевшие к своим пирсам, вывести в море на самые большие за последнее десятилетие учения. Смог даже без должного финансирования флота. Накопать "невыполненных пунктов" в плане учений, как и в любом, впрочем, обширном не только флотском плане, нетрудно.
Пока решалась судьба адмиралов, председатель Государственной комиссии по расследованию причин гибели атомохода "Курск" Илья Клебанов отдыхал, как сообщила "Российская газета", в странах Средиземноморья. Мог ли он хоть как-то защитить Попова, хотел ли он это сделать - Бог веси.
Как-то адмирал Попов сказал: СЕВЕР ДЕЛАЕТ НАШУ СЛУЖБУ ЧИЩЕ, ЧЕМ ОНА МОГЛА БЫ БЫТЬ В ИНЫХ КЛИМАТИЧЕСКИХ УСЛОВИЯХ.
Теперь вот - Москва. Тут служба иная, тут климат иной...
Глава пятая МЕРТВЫЕ СРАМУ НЕ ИМУТ
Хлеб и розы
Только сейчас, оказавшись один на один с зияющей раной "Курска", заглянув в этот кратер смерти, я поверил, что этого корабля больше нет, что черный август 2000 года не ночной кошмар, что все, о чем два года подряд писалось, говорилось, стоналось и рыдалось, кричалось и спорилось - все это было на самом деле...
Над плавдоком завода "Нерпа", где даже на смертном одре корпус обезображенного подводного крейсера вздымается величаво, кружились бакланы. У них был свой птичий интерес к "Курску" - из его отсеков выгружались продовольственные запасы. Их вытаскивали в последнюю очередь - после того, как извлекли останки моряков, секретные документы, вытащили ракеты из контейнеров, дошел черед и до продуктов. В пластиковые короба на стапель-палубе дока вытряхивалось хлебное месиво, разбухшая крупа, измятые жестянки с консервированным компотом, с таранькой... Хлеб мертвецов.
Перед обезглавленной атомариной стоял столик, накрытый черной скатертью, на столике ваза с розами: 118 штук - по одной на каждого члена экипажа. Розы ещё были свежи, их только что поставил на столик американский сенатор Ричард Лугар, прибывший на некогда судоремонтный, а теперь судораздельный завод "Нерпа" с деловым визитом. Вазу с розами накрывала черная лента с надписью "Морякам "Курска" от скорбящего американского народа". Я положил на столик свой "венок" - книгу "Унесенные бездной".
А в ушах звучали слова песни, только что услышанной с магнитной ленты в кабинете гендиректора завода:
Такая смерть, что не собрать костей.
Такая жизнь, где ничего не светит...
Мы слушали этот реквием стоя, повторяя вслед за певцом Николаем Сахаровым пронзительные слова:
Россия, береги своих детей!
Не то одна останешься на свете...
Этих ребят, с "Курска", Россия не уберегла... И горестные вопросы "почему?", "чья вина?", "где правда?" снова пошли, как круги по темной воде от брошенного в неё камня. Камнем - да простится игра слов - преткновения стал вердикт, вынесенный генпрокурором после многомесячного расследования: самопроизвольный взрыв торпеды, никто не виноват, уголовное дело закрыть за отсутствием состава преступления. И дело вовсе не в том, что не найдены конкретные виновники страшной беды. А в том, что на погибший экипаж в который раз легла недобрая тень. Из преданных гласности материалов расследования рисуется безотрадная картина повсеместного разгильдяйства, безграмотности, нерадивости: там забыли снять заглушку, там не расписались, там вахтенные журналы велись с нарушениями, там допуска не было... Напрашивается естественный вывод - у таких головотяпов "толстая" торпеда просто не могла не взорваться. И хотя делается некий реверанс в сторону погибших "курян" - де "нарушения, допущенные должностными лицами дивизии и флотилии подводных лодок при организации обучения экипажа АПРК "Курск", причиной катастрофы не явились..." - все же в сознании неискушенного в особенностях флотской службы читателя остается твердое убеждение: конечно же, сами взорвались, поскольку и торпеды у них хреновые, до совершенства не доведенные, и принимали их кое-как, и обслуживали из рук вон плохо.
Слов нет, следствие поработало весьма добросовестно, и нужно быть благодарным криминалистам, которые денно и нощно, не щадя здоровья, разрывали страшные завалы в отсеках взорвавшейся атомарины. Благодаря их самоотверженному труду прояснились детали и эпизоды гибели корабля, действий уцелевших подводников. Однако главное так и не определилось: что послужило первопричиной трагедии, хотя с самого начала, то есть ещё до подъема "Курска", опытные моряки-подводники со страниц "Российской газеты" и других изданий утверждали то, что потом облеклось в официальную формулировку - "конкретизировать механизм возникновения очага первичного импульса не представляется возможным". Не надо быть профессиональным юристом, чтобы понимать - если место происшествия (первичного события) уничтожено вторым происшествием, то никаких заключений о следах первого происшествия делать нельзя: на всех вещдоках первичного события будет лежать след второго.
Не надо быть профессиональным юристом, чтобы понять - если в лесу нашли труп с разбитой головой, то в первую очередь надо исследовать характер смертельной раны, определить тип оружия или предмета, которым она была нанесена, и вовсе не надо отделять голову, оставлять её в лесу, а искать разгадку гибели человека на его теле, доставленном в морг. Не надо потом уничтожать эту никем не осмотренную толком голову. Но ведь именно так поступили с "Курском". И это на глазах всего российского общества, в котором профессиональных юристов уже больше, чем профессиональных преступников. Поразительно, что все эти "следственные действия" проводились под эгидой высших сановников Генеральной прокуратуры и никто из законников не усомнился в юридической чистоте подобных деяний.
На самом деле, у следствия патовая ситуация: ни доказать ничего нельзя, ни опровергнуть. "Курск" - это чудовищный "висяк"...
Печально то, что следствие досконально отработало лишь одну версию "нештатную ситуацию в торпедном отсеке". Но если бы столь же скрупулезно была исследована и другая версия, долгое время превалировавшая над всеми остальными, фактов, документов, фамилий, цифр, протоколов, следственных экспериментов было бы не меньше, чем в нынешних 133 томах следственного дела.
Факт сам по себе - упрямая вещь, но из совокупности фактов можно выстроить любую мозаику. Это хорошо знают режиссеры документальных фильмов. Вольно или невольно, но авторы 133 томов срежиссировали сценарий самопроизвольного взрыва перекисной торпеды в торпедном аппарате № 4. Лежала она, лежала в трубе торпедного аппарата (заметим, без всякого доступа к "изделию" личного состава), а потом вдруг в резервуаре окислителя ни с того ни с сего открылись трещины в сварных швах или в резиновых уплотнителях и началось возгорание "неметаллических материалов". Но ведь с такой же степенью вероятности можно предположить, что сварные швы открылись и под воздействием внешнего удара. Много ли торпеде надо?
В нудном перечислении того, что не было сделано для обеспечения работоспособности выпускного аварийно-информационного устройства В-600, не сказано самого главного: при всех наворотах электронной автоматики спасательный буй должен был отдаваться вручную из отсека-убежища, как это было заведено на подводном флоте испокон веку. Будь он трижды проверен и исправен, этот прибор В-600, нет никакой гарантии, что он сработал бы после того, как через второй отсек пронесся огненный ураган. А вот ручной стопор сигнального буя, будь он предусмотрен проектантами в кормовом отсеке, непременно бы сработал.
Разумеется, многих удивит столь равнодушное отношение подводников к спасательному оборудованию. Но надо знать особенность подводницкого (да и русского вообще) характера. Хорошо это или нет (конечно же, плохо), но так уж повелось, что подводник относится к спасательным средствам с некоторой бравадой и повышенное внимание к ним считает зазорным. Именно так относились подводники "непотопляемой" сверхглубоководной подводной лодки "Комсомолец" к надувным спасательным плотам. Они даже не знали толком, как извлекать их из контейнеров, и жестоко поплатились потом. А с каким трудом внедрялись на подлодках ПДУ - переносные дыхательные устройства, упрятанные в пластиковые футляры. Куда их только не засовывали лихие бойцы, лишь бы не носить на поясе. А ведь в случае пожара ПДУ давали 20-минутную отсрочку от удушья, чтобы включиться в долговременные дыхательные аппараты.
- Как вы оцениваете ВСК (всплывающую спасательную камеру)? - спросил главком ВМФ командира новейшей подводной лодки "Гепард".
- Лучше бы её вообще не было!
- ??!
- Экипаж должен думать не о спасении, а о борьбе за живучесть корабля.
Кто-то из старых моряков заметил: подводная лодка такой корабль, на котором либо все спасаются, либо все погибают.
Рекорд, поставленный в вину...
Вопрос "почему так долго не могли обнаружить пропавший корабль?" некорректен. Что значит на море понятия "долго" и "быстро"? Долго искали пропавшую в этих же водах (в феврале 61-го) подводную лодку С-80. Нашли её и подняли только через восемь лет! Это долго... Пропавшую атомную подводную лодку "Трешер" американцы искали 39 суток, при всем при том что её сопровождало при последнем погружении спасательное судно "Скайларк". Это тоже долго... Затонувшую в Тихом океане советскую ракетную подлодку К-129 в течение месяца искала целая эскадра - 2 эсминца, 3 сторожевых корабля, 3 тральщика, 4 подводные лодки, 2 плавбазы, 10 вспомогательных судов, всего 36 вымпелов, 286 самолето-вылетов, а найти так и не смогли. Нашли американцы спустя два месяца на глубине пять километров.
"Курск" был обнаружен в рекордно короткие сроки - на следующий день после аварии. 12 августа в 11.29 произошло несчастье, а в ночь 13 августа акустики крейсера "Петр Великий" услышали стуки, доносившиеся из корпуса "Курска". Заметим, что прошло менее суток...
Так что действия адмиралов Попова и Моцака по организации поисковых работ заслуживают вовсе не порицания, а наивысшей оценки, если брать ещё во внимание прискорбное состояние полуразваленной за годы "перестройки" поисково-спасательной службы.
Впрочем, сравнивать и комментировать - это задача адвокатов, а не следователей. Сыщики честно выдали все, что накопали. А вот судить да рядить должны присяжные заседатели, призванные из рядов бывалых моряков-подводников.
Такой суд присяжных непременно бы напомнил обвинителям, что, перечисляя в одном столбце все, что не выполнил перед выходом в море, скажем, тот же капитан-лейтенант Иванов-Павлов, надо выписать в другом столбце все то, что он успел выполнить. И можно не сомневаться, что этот столбец будет в 3-4 раза длиннее, чем первый - с недочетами. Уж они-то, заседатели, старые морские волки, на собственной шкуре изведали коварный юридический казус, суть которого состоит в том, что авторы бесчисленных должностных, служебных, эксплуатационных инструкций пишут их таким образом, чтобы предусмотреть все возможные нештатные ситуации. При этом никто из них не берет в расчет, что на одного исполнителя подобной инструкции приходится ещё по доброй дюжине не менее строгих многопунктных предписаний.
Мы с командиром нашей подводной лодки как-то подсчитали, что если наш инженер-механик будет скрупулезно выполнять все, что ему предписывают делать создатели корабельных механизмов, флагманские специалисты, непосредственные начальники, а также Корабельный и все остальные уставы, то на все проверки, обходы, регламентные работы, планово-предупредительные ремонты, построения, совещания, доклады, дежурства, ведение документации, воспитание личного состава, подготовку молодых офицеров у него уйдет 27 часов в сутки. Несколько меньше времени - 25 и 23 часа соответственно потребуют служебные обязанности командиров боевых частей оружия и связи. Никто из составителей подобных инструкций не соотносит предписанные тому или иному офицеру действия с другими нормативными документами в реальном масштабе времени. Главное, чтобы по моей части все было закрыто соответствующим пунктиком.
Вот и получается: как только въедливый следователь начинает вникать в корабельную документацию, сразу же возникает ощущение разгильдяйства. Потому-то у проверяющих всегда наготове универсальный дигноз: "низкая организация службы". Отсюда и поучения такого рода: "Вы потому с кораблем столкнулись, что у вас этикетка на вахтенном журнале криво наклеена! И шнурки не глаженые..."
Большая медуза прокурора
В марте 2002 года в Мурманске побывали и выступили перед общественностью города главком ВМФ адмирал флота Владимир Куроедов и генеральный прокурор Владимир Устинов.
"От гостей ждали многого, - пишет один из моих коллег, - в первую очередь "сенсационных признаний" о результатах расследования причин гибели лодки. Не дождались. Как всегда, были лишь размытые формулировки и полупрозрачные намеки... на то, что первопричиной гибели АПЛ все-таки стал взрыв неисправной торпеды. Главком сказал, что командование ВМФ, оказывается, слишком сильно доверяло этому типу торпед и что они после "Курска" сняты с вооружения... Намеки генпрокурора Устинова были ещё конкретней. Он сразу снял "еще не снятую с рассмотрения" версию столкновения с неопознанным объектом, сказав, что ни иностранных, ни российских кораблей в зоне аварии не было. Резонный вопрос о якобы замеченных в районе катастрофы аварийных буях с иностранной ПЛ отмел раз и навсегда. Оказывается, за буй могли принять "большую медузу"; медуз, по словам Устинова, в тех краях и в тот сезон плавает великое множество. Интересно, входили ли в состав Госкомиссии специалисты-ихтиологи?
Так или иначе, а "правильная" версия была обозначена. Ею стал взрыв "неправильной" торпеды. При любом раскладе эта версия невыгодна командованию ВМФ. Слова Устинова о "русском разгильдяйстве", которое сыграло свою роль в катастрофе "Курска", ещё более осложнили положение Куроедова в глазах общественности. Остается одно: перекладывать вину на "лучший на флоте" экипаж "Курска". На что вскоре намекнут..." И намекнули. Точнее, конкретно наехали, судя по документам 133-томного дела.
Убежден, позднейшие историки будут объяснять неуклюжие маневры высокопоставленных чиновников "высшими государственными интересами, отвечающими конкретной международной обстановке". В самом деле, как можно принимать версию столкновения с американской лодкой-разведчицей в разгар совместной с Америкой борьбы против международного терроризма? "Вешать" на союзников по общему делу трагедию "Курска", когда их дружественные самолеты расположились на аэродромах нашего бывшего Туркестанского военного округа? Неполитично, недипломатично, недальновидно, непрагматично, неконструктивно, не...
Обидно, что между такими нерасторжимыми понятиями, как "истина" и "прокурор", вкралось понятие "конъюнктура", какими бы интересами её ни оправдывали.
А торпеды, они, как и мертвые, сраму не имут...
Ладно, охаяли торпеду-"толстушку", семейство которых за многолетнюю эксплуатацию на флоте никаких неприятных сюрпризов не преподносило, и лишь одна из них взяла да и взорвалась "сама по себе". В средствах массовой информации началась кампания против "Антеев" - подводных крейсеров типа "Курск". Мол, не обладают они нужной живучестью и хорошо бы их все пустить "на иголки": "Когда К-429, спроектированная "Лазуритом", затонула на Камчатке, подводники жили в отсеках примерно трое суток, - утверждает коллега по перу. - Почему же четыре огромных неповрежденных (!) отсека "Курска" так быстро заполнились? Почему так мало жили там люди? И если лодки, спроектированные ЦКБ "Рубин", не приспособлены для борьбы за выживание в критических условиях, то не безопаснее ли вовсе пустить их в утилизацию?"
Вроде бы все верно, одни упрямые факты: с атомной подводной лодки К-429, затонувшей под Камчаткой в 1983 году, спасся почти весь экипаж более ста человек, а с "Курска" - никто. Но одна "маленькая деталь", не приведенная в этом сравнении то ли по незнанию, то ли по лукавству: К-429 затонула по неисправности системы всплытия-погружения, с одним затопленным отсеком. "Курск" же отправил на дно чудовищный взрыв, какому не подвергалась ещё ни одна подводная лодка в мире! И, несмотря на это, в живых осталась часть экипажа, уцелел реакторный отсек и не случилось ядерной аварии. Ни в одном конструкторском бюро ещё не спроектировали подводную лодку, способную выдержать одновременный взрыв дюжины торпед. Как ни парадоксально, но "Курск" продемонстрировал невероятную живучесть кораблей своего проекта, и списывать их в утиль по меньшей мере неразумно.
Вслед за "Курском" - "Хиросима"...
О том, какова будет дальнейшая судьба "Курска", рассказывает Главный строитель СРЗ "Нерпа" Олег Гладких:
- Сама утилизация подразумевает два этапа: сначала проводятся сопутствующие работы по выгрузке отработанного ядерного топлива, а затем разрезается сама лодка, с формированием 3-отсечного блока, который потом отправят к месту отстоя.
Так получилось, что у своих последних причалов сошлись "Курск" и "Хиросима" - первый советский подводный ракетоносец К-19, получивший свое печальное прозвище после ядерной аварии в 1962 году и жестокого объемного пожара в 1972-м.
Выгрузка ядерного топлива из К-19 планируется в первую очередь. На самом "Курске" предстоит ещё выполнить большой объем подготовительных работ. А вот окончательная утилизация "Хиросимы" произойдет после всех проведенных работ на "Курске".
Принято решение, что рубки с обеих лодок будут установлены как памятники мужеству подводников - одна в Курске, другая - в Полярном. Рубку с "Курска" уже сняли. Она стоит рядом с лодкой на стапель-палубе и очень похожа на рыцарский шлем. С открытым забралом.
Глава шестая ЧАЙНИК БЕЗ КРЫШЕЧКИ...
В отсеках затонувшей и поднятой подводной лодки мне довелось побывать только один раз, но впечатлений хватило на всю жизнь. Рыбацкий рефрижератор протаранил подводную лодку С-178 на подходе к Владивостоку. Погибло 32 моряка. Беда случилась осенью 1981 года. Через два месяца подлодку подняли и поставили на клети сухого дока.
Я вошел в пробоину высотой и шириной с хорошую дверь. Жутковато входить в подводную лодку через прочный корпус, а не через штатные люки... На настиле шестого отсека, куда въехал форштевень рефрижератора, хрустело под ногами битое стекло плафонов. Массивная тумба ходовой станции экономхода ("мотора подкрадывания") была сдвинута набок. Прошел в пятый (дизельный) отсек, тускло освещенный двумя лампами-переносками. Здесь тоже было все искорежено. Густо пахло соляром. При подъеме лодки десять тонн топлива выдавило в отсеки, так что пропиталось им буквально все - и разбухшая фанера кают в жилом четвертом, и разъеденная топливом резина кабелей. На приборах с выдавленными стеклами зеленели окислы меди. Блестели только шлифованные стволы перископов. Во втором отсеке ещё стояла синеватая гарь пожара, полыхнувшего при столкновении. В каюте командира ржавел сейф с распахнутыми дверцами.
В четвертом отсеке я задержался и снял шапку. Здесь, в этих крошечных каютках и рубках, погибло 14 человек...
С ржавого трубопровода свисала чья-то черная матросская пилотка со слегка позеленевшей звездочкой.
Я выбрался из первого отсека через торпедопогрузочный люк. В шпигатах и пустотах легкого корпуса завывал декабрьский ветер, и от этого казалось, что подводная лодка тихонько постанывает.
На заводском дворе я увидел груду имущества, выброшенного из С-178 после подъема с грунта: изъеденные соляром гидрокостюмы, "идашки", диванные спинки, чей-то китель с мичманскими погонами, томик справочника по безопасности судоходства со слипшимися от морской соли страницами, фаянсовый чайник с вензелем "ВМФ", чудом переживший все передряги в железном доме, отделавшись лишь отбитой ручкой да потерянной крышечкой.
Чайник я взял с собой - на память. Позже, в Москве, я попросил гравера, делающего надписи на подарках в "Детском мире", написать на боку чайника одну лишь фразу: "Из кают-компании ПЛ С-178".
Люди, стоявшие за мной в очереди, позабавились, глядя на чайник с отбитой ручкой: "Что же это вы бракованную посуду покупаете?!" А фреза мастера все время соскальзывала с фаянса, все ещё жирного после месячного пребывания в соляре. Чем я только его не оттирал!
Как погибают субмарины
Оба сторожа платной автостоянки, что на окраине Владивостока, были немало удивлены, когда в их будку вошел высокий и красивый капитан 3-го ранга, поставил на стол две бутылки коньяка и мрачно сказал:
- Вот там, отцы, мой "запорожец"... Лет через семь вернусь, чтоб там же стоял.
- Это что ж, в "автономку" такую уходите?
- Нет. В тюрягу сажусь...
И "отцы", видавшие виды боцмана, поняли, что перед ними командир той самой подлодки, о которой вот уже месяц судачил весь Владивосток...
Вот как все было...
21 октября 1981 года. Среда, 19.00. Японское море Борт дизельной торпедной подводной лодки С-178
Если что и предвещало несчастье, так это день выхода в море понедельник. Да ещё крыса, выскочившая вдруг в штурманской рубке. Как и подобает настоящей корабельной крысе, почуявшей беду загодя, она принялась метаться по выгородке совершенно беспричинно, а потом нырнула в трюм центрального поста... Разумеется, ни штурман капитан-лейтенант Левук, ни инженер-механик капитан-лейтенант Валерий Зыбин, наблюдавшие крысиные пируэты, не увидели в них ничего зловещего. Смешно чего-то опасаться в штилевом почти море. Да и выход был пустяковый - сутки в полигоне, сутки на замер шумности - и домой.
Лодка С-178 возвращалась в надводном положении. Огни Владивостока, рассыпанные по сопкам, манили своей близостью. Маяк острова Русский привычно посылал им свои четкие проблески...
Борт С-178. 19.30
Старший помощник командира капитан-лейтенант Сергей Кубынин приказал радиотелеграфистам запросить у оперативного дежурного базы "добро" на проход боновых ворот. Разрешение было получено необычно быстро - через пять минут. Кубынин доложил о том командиру капитану 3-го ранга Маранго и поспешил с мостика вниз, во второй отсек, составлять график вахт на стоянке в базе. Пока шел ужин и боевая тревога при входе в узость не была объявлена, можно было ещё успеть зачитать по общей трансляции список заступающих на дежурство по кораблю. Каюта старпома была занята - в ней отдыхал старший на борту начальник штаба бригады подводных лодок капитан 2-го ранга Каравеков. Старпом устроился в кают-компании, где капитан-лейтенант-инженер Тунер и лейтенант-инженер Ямалов допивали компот, торопясь покончить с ужином до ревуна боевой тревоги. Кубынин пригласил в кают-компанию и строевого старшину Зыкова, чтобы вместе уточнить список.
- Пришлось бы всплыть на виду у "вероятного противника". В военное время это верная гибель. В мирное - международный скандал. Да и вечный позор для меня как подводника-профессионала.
Вообще, всю мою морскую походную жизнь снаряды падали рядом со мною, осколки мимо виска проносились, но не разу не задело. Это ещё с курсантских времен началось. В 1970 году ходил на стажировку на плавбазе ПБ-82 в Атлантику. А там как раз почти точно так же, как К-219, затонула после пожара атомная подводная лодка К-8, и мы пошли в Бискайский залив оказывать ей помощь. Так что и там по касательной пронесло. Кто-то молился за меня сильно. Везло...
- Суворов бы с вами не согласился. "Раз - везенье, два - везенье... Помилуй Бог, а где же уменье?" Не могло одному человеку просто так повезти двадцать пять раз подряд...
- Опыт, безусловно, накапливался от "автономки" к "автономке". Но все-таки море - это стихия, а у стихии свои законы - вероятностные. У меня ведь как было: 10 боевых служб до командирства, 10 боевых служб командиром подлодки и 5 боевых служб - замкомдивом отходил, старшим на борту.
Да, подводник Вячеслав Алексеевич Попов никогда не возвращался из морей с приспущенным флагом. Флаг пришлось приспустить только однажды когда погиб "Курск". Нет его прямой вины в том, что стряслось с подводным крейсером. Даже генеральный прокурор Устинов со всей своей ратью не смогли найти "причинно-следственную связь между действиями командующего флотом и гибелью корабля".
Мой коллега по "Российской газете" Александр Емельяненко посвятил уходу адмирала Попова добрую газетную полосу. Есть в ней такие строки:
"Поддержать адмирала Попова в этот трудный для него момент захотят, я уверен, очень много достойных людей. Как это сделала в личном письме ещё год назад вдова адмирала А. Головко (командовавшего Северным флотом в годы Великой Отечественной войны. - Н.Ч.):
"Мне 81 год. Я пережила Арсения уже на 38 лет. В 1956 году, когда вы ещё были ребенком, а адмирал Головко командовал Балтийским флотом, с ним случилась та же трагедия: только время было не то, и флот не Северный, и подлодка другая, и погибли подводники только одного отсека... Прошло с тех пор 44 года, но я хорошо и отчетливо помню, каким вернулся Арсений, проведя ровно две недели в Таллинском порту, в море, пытаясь поднять лодку... Не удалось. Он постарел лет на десять. Да и прожил ещё всего пять лет.
И я уверена, что Вы, Вячеслав Алексеевич, очень пришлись бы ему по душе. Он любил, знал, глубоко уважал подлинных моряков, а вы, несомненно, подлинный военный моряк..."
Старая женщина ни в чем не ошиблась. Вот только, увы, время оказалось все ещё тем же самым, что и в бытность адмирала Головко. Тогда тоже снимали одним чохом, как обошлись с адмиралом Галлером и другими его сотоварищами по надуманному обвинению.
Кто-то очень точно сказал об увольнении 13 моряков - "вырублена вся подводная вертикаль". Вырублена. Под предлогом "плохой организации службы на Северном флоте и проведении учений" удалены адмиралы и офицеры, обладавшие уникальным боевым опытом походов к берегам Америки в годы Холодной войны. Многие аналитики расценили это как реверанс в сторону США в условиях нового союзничества в борьбе с международным терроризмом.
Нелеп предлог, под которым была "вырублена подводная вертикаль Северного флота": этот главнейший флот России в недавние времена разваливался годами. Какой чудотворец смог бы вернуть ему за 19 месяцев былую мощь? Адмирал Попов во всяком случае смог оторвать от причалов корабли, примерзшие и приржавевшие к своим пирсам, вывести в море на самые большие за последнее десятилетие учения. Смог даже без должного финансирования флота. Накопать "невыполненных пунктов" в плане учений, как и в любом, впрочем, обширном не только флотском плане, нетрудно.
Пока решалась судьба адмиралов, председатель Государственной комиссии по расследованию причин гибели атомохода "Курск" Илья Клебанов отдыхал, как сообщила "Российская газета", в странах Средиземноморья. Мог ли он хоть как-то защитить Попова, хотел ли он это сделать - Бог веси.
Как-то адмирал Попов сказал: СЕВЕР ДЕЛАЕТ НАШУ СЛУЖБУ ЧИЩЕ, ЧЕМ ОНА МОГЛА БЫ БЫТЬ В ИНЫХ КЛИМАТИЧЕСКИХ УСЛОВИЯХ.
Теперь вот - Москва. Тут служба иная, тут климат иной...
Глава пятая МЕРТВЫЕ СРАМУ НЕ ИМУТ
Хлеб и розы
Только сейчас, оказавшись один на один с зияющей раной "Курска", заглянув в этот кратер смерти, я поверил, что этого корабля больше нет, что черный август 2000 года не ночной кошмар, что все, о чем два года подряд писалось, говорилось, стоналось и рыдалось, кричалось и спорилось - все это было на самом деле...
Над плавдоком завода "Нерпа", где даже на смертном одре корпус обезображенного подводного крейсера вздымается величаво, кружились бакланы. У них был свой птичий интерес к "Курску" - из его отсеков выгружались продовольственные запасы. Их вытаскивали в последнюю очередь - после того, как извлекли останки моряков, секретные документы, вытащили ракеты из контейнеров, дошел черед и до продуктов. В пластиковые короба на стапель-палубе дока вытряхивалось хлебное месиво, разбухшая крупа, измятые жестянки с консервированным компотом, с таранькой... Хлеб мертвецов.
Перед обезглавленной атомариной стоял столик, накрытый черной скатертью, на столике ваза с розами: 118 штук - по одной на каждого члена экипажа. Розы ещё были свежи, их только что поставил на столик американский сенатор Ричард Лугар, прибывший на некогда судоремонтный, а теперь судораздельный завод "Нерпа" с деловым визитом. Вазу с розами накрывала черная лента с надписью "Морякам "Курска" от скорбящего американского народа". Я положил на столик свой "венок" - книгу "Унесенные бездной".
А в ушах звучали слова песни, только что услышанной с магнитной ленты в кабинете гендиректора завода:
Такая смерть, что не собрать костей.
Такая жизнь, где ничего не светит...
Мы слушали этот реквием стоя, повторяя вслед за певцом Николаем Сахаровым пронзительные слова:
Россия, береги своих детей!
Не то одна останешься на свете...
Этих ребят, с "Курска", Россия не уберегла... И горестные вопросы "почему?", "чья вина?", "где правда?" снова пошли, как круги по темной воде от брошенного в неё камня. Камнем - да простится игра слов - преткновения стал вердикт, вынесенный генпрокурором после многомесячного расследования: самопроизвольный взрыв торпеды, никто не виноват, уголовное дело закрыть за отсутствием состава преступления. И дело вовсе не в том, что не найдены конкретные виновники страшной беды. А в том, что на погибший экипаж в который раз легла недобрая тень. Из преданных гласности материалов расследования рисуется безотрадная картина повсеместного разгильдяйства, безграмотности, нерадивости: там забыли снять заглушку, там не расписались, там вахтенные журналы велись с нарушениями, там допуска не было... Напрашивается естественный вывод - у таких головотяпов "толстая" торпеда просто не могла не взорваться. И хотя делается некий реверанс в сторону погибших "курян" - де "нарушения, допущенные должностными лицами дивизии и флотилии подводных лодок при организации обучения экипажа АПРК "Курск", причиной катастрофы не явились..." - все же в сознании неискушенного в особенностях флотской службы читателя остается твердое убеждение: конечно же, сами взорвались, поскольку и торпеды у них хреновые, до совершенства не доведенные, и принимали их кое-как, и обслуживали из рук вон плохо.
Слов нет, следствие поработало весьма добросовестно, и нужно быть благодарным криминалистам, которые денно и нощно, не щадя здоровья, разрывали страшные завалы в отсеках взорвавшейся атомарины. Благодаря их самоотверженному труду прояснились детали и эпизоды гибели корабля, действий уцелевших подводников. Однако главное так и не определилось: что послужило первопричиной трагедии, хотя с самого начала, то есть ещё до подъема "Курска", опытные моряки-подводники со страниц "Российской газеты" и других изданий утверждали то, что потом облеклось в официальную формулировку - "конкретизировать механизм возникновения очага первичного импульса не представляется возможным". Не надо быть профессиональным юристом, чтобы понимать - если место происшествия (первичного события) уничтожено вторым происшествием, то никаких заключений о следах первого происшествия делать нельзя: на всех вещдоках первичного события будет лежать след второго.
Не надо быть профессиональным юристом, чтобы понять - если в лесу нашли труп с разбитой головой, то в первую очередь надо исследовать характер смертельной раны, определить тип оружия или предмета, которым она была нанесена, и вовсе не надо отделять голову, оставлять её в лесу, а искать разгадку гибели человека на его теле, доставленном в морг. Не надо потом уничтожать эту никем не осмотренную толком голову. Но ведь именно так поступили с "Курском". И это на глазах всего российского общества, в котором профессиональных юристов уже больше, чем профессиональных преступников. Поразительно, что все эти "следственные действия" проводились под эгидой высших сановников Генеральной прокуратуры и никто из законников не усомнился в юридической чистоте подобных деяний.
На самом деле, у следствия патовая ситуация: ни доказать ничего нельзя, ни опровергнуть. "Курск" - это чудовищный "висяк"...
Печально то, что следствие досконально отработало лишь одну версию "нештатную ситуацию в торпедном отсеке". Но если бы столь же скрупулезно была исследована и другая версия, долгое время превалировавшая над всеми остальными, фактов, документов, фамилий, цифр, протоколов, следственных экспериментов было бы не меньше, чем в нынешних 133 томах следственного дела.
Факт сам по себе - упрямая вещь, но из совокупности фактов можно выстроить любую мозаику. Это хорошо знают режиссеры документальных фильмов. Вольно или невольно, но авторы 133 томов срежиссировали сценарий самопроизвольного взрыва перекисной торпеды в торпедном аппарате № 4. Лежала она, лежала в трубе торпедного аппарата (заметим, без всякого доступа к "изделию" личного состава), а потом вдруг в резервуаре окислителя ни с того ни с сего открылись трещины в сварных швах или в резиновых уплотнителях и началось возгорание "неметаллических материалов". Но ведь с такой же степенью вероятности можно предположить, что сварные швы открылись и под воздействием внешнего удара. Много ли торпеде надо?
В нудном перечислении того, что не было сделано для обеспечения работоспособности выпускного аварийно-информационного устройства В-600, не сказано самого главного: при всех наворотах электронной автоматики спасательный буй должен был отдаваться вручную из отсека-убежища, как это было заведено на подводном флоте испокон веку. Будь он трижды проверен и исправен, этот прибор В-600, нет никакой гарантии, что он сработал бы после того, как через второй отсек пронесся огненный ураган. А вот ручной стопор сигнального буя, будь он предусмотрен проектантами в кормовом отсеке, непременно бы сработал.
Разумеется, многих удивит столь равнодушное отношение подводников к спасательному оборудованию. Но надо знать особенность подводницкого (да и русского вообще) характера. Хорошо это или нет (конечно же, плохо), но так уж повелось, что подводник относится к спасательным средствам с некоторой бравадой и повышенное внимание к ним считает зазорным. Именно так относились подводники "непотопляемой" сверхглубоководной подводной лодки "Комсомолец" к надувным спасательным плотам. Они даже не знали толком, как извлекать их из контейнеров, и жестоко поплатились потом. А с каким трудом внедрялись на подлодках ПДУ - переносные дыхательные устройства, упрятанные в пластиковые футляры. Куда их только не засовывали лихие бойцы, лишь бы не носить на поясе. А ведь в случае пожара ПДУ давали 20-минутную отсрочку от удушья, чтобы включиться в долговременные дыхательные аппараты.
- Как вы оцениваете ВСК (всплывающую спасательную камеру)? - спросил главком ВМФ командира новейшей подводной лодки "Гепард".
- Лучше бы её вообще не было!
- ??!
- Экипаж должен думать не о спасении, а о борьбе за живучесть корабля.
Кто-то из старых моряков заметил: подводная лодка такой корабль, на котором либо все спасаются, либо все погибают.
Рекорд, поставленный в вину...
Вопрос "почему так долго не могли обнаружить пропавший корабль?" некорректен. Что значит на море понятия "долго" и "быстро"? Долго искали пропавшую в этих же водах (в феврале 61-го) подводную лодку С-80. Нашли её и подняли только через восемь лет! Это долго... Пропавшую атомную подводную лодку "Трешер" американцы искали 39 суток, при всем при том что её сопровождало при последнем погружении спасательное судно "Скайларк". Это тоже долго... Затонувшую в Тихом океане советскую ракетную подлодку К-129 в течение месяца искала целая эскадра - 2 эсминца, 3 сторожевых корабля, 3 тральщика, 4 подводные лодки, 2 плавбазы, 10 вспомогательных судов, всего 36 вымпелов, 286 самолето-вылетов, а найти так и не смогли. Нашли американцы спустя два месяца на глубине пять километров.
"Курск" был обнаружен в рекордно короткие сроки - на следующий день после аварии. 12 августа в 11.29 произошло несчастье, а в ночь 13 августа акустики крейсера "Петр Великий" услышали стуки, доносившиеся из корпуса "Курска". Заметим, что прошло менее суток...
Так что действия адмиралов Попова и Моцака по организации поисковых работ заслуживают вовсе не порицания, а наивысшей оценки, если брать ещё во внимание прискорбное состояние полуразваленной за годы "перестройки" поисково-спасательной службы.
Впрочем, сравнивать и комментировать - это задача адвокатов, а не следователей. Сыщики честно выдали все, что накопали. А вот судить да рядить должны присяжные заседатели, призванные из рядов бывалых моряков-подводников.
Такой суд присяжных непременно бы напомнил обвинителям, что, перечисляя в одном столбце все, что не выполнил перед выходом в море, скажем, тот же капитан-лейтенант Иванов-Павлов, надо выписать в другом столбце все то, что он успел выполнить. И можно не сомневаться, что этот столбец будет в 3-4 раза длиннее, чем первый - с недочетами. Уж они-то, заседатели, старые морские волки, на собственной шкуре изведали коварный юридический казус, суть которого состоит в том, что авторы бесчисленных должностных, служебных, эксплуатационных инструкций пишут их таким образом, чтобы предусмотреть все возможные нештатные ситуации. При этом никто из них не берет в расчет, что на одного исполнителя подобной инструкции приходится ещё по доброй дюжине не менее строгих многопунктных предписаний.
Мы с командиром нашей подводной лодки как-то подсчитали, что если наш инженер-механик будет скрупулезно выполнять все, что ему предписывают делать создатели корабельных механизмов, флагманские специалисты, непосредственные начальники, а также Корабельный и все остальные уставы, то на все проверки, обходы, регламентные работы, планово-предупредительные ремонты, построения, совещания, доклады, дежурства, ведение документации, воспитание личного состава, подготовку молодых офицеров у него уйдет 27 часов в сутки. Несколько меньше времени - 25 и 23 часа соответственно потребуют служебные обязанности командиров боевых частей оружия и связи. Никто из составителей подобных инструкций не соотносит предписанные тому или иному офицеру действия с другими нормативными документами в реальном масштабе времени. Главное, чтобы по моей части все было закрыто соответствующим пунктиком.
Вот и получается: как только въедливый следователь начинает вникать в корабельную документацию, сразу же возникает ощущение разгильдяйства. Потому-то у проверяющих всегда наготове универсальный дигноз: "низкая организация службы". Отсюда и поучения такого рода: "Вы потому с кораблем столкнулись, что у вас этикетка на вахтенном журнале криво наклеена! И шнурки не глаженые..."
Большая медуза прокурора
В марте 2002 года в Мурманске побывали и выступили перед общественностью города главком ВМФ адмирал флота Владимир Куроедов и генеральный прокурор Владимир Устинов.
"От гостей ждали многого, - пишет один из моих коллег, - в первую очередь "сенсационных признаний" о результатах расследования причин гибели лодки. Не дождались. Как всегда, были лишь размытые формулировки и полупрозрачные намеки... на то, что первопричиной гибели АПЛ все-таки стал взрыв неисправной торпеды. Главком сказал, что командование ВМФ, оказывается, слишком сильно доверяло этому типу торпед и что они после "Курска" сняты с вооружения... Намеки генпрокурора Устинова были ещё конкретней. Он сразу снял "еще не снятую с рассмотрения" версию столкновения с неопознанным объектом, сказав, что ни иностранных, ни российских кораблей в зоне аварии не было. Резонный вопрос о якобы замеченных в районе катастрофы аварийных буях с иностранной ПЛ отмел раз и навсегда. Оказывается, за буй могли принять "большую медузу"; медуз, по словам Устинова, в тех краях и в тот сезон плавает великое множество. Интересно, входили ли в состав Госкомиссии специалисты-ихтиологи?
Так или иначе, а "правильная" версия была обозначена. Ею стал взрыв "неправильной" торпеды. При любом раскладе эта версия невыгодна командованию ВМФ. Слова Устинова о "русском разгильдяйстве", которое сыграло свою роль в катастрофе "Курска", ещё более осложнили положение Куроедова в глазах общественности. Остается одно: перекладывать вину на "лучший на флоте" экипаж "Курска". На что вскоре намекнут..." И намекнули. Точнее, конкретно наехали, судя по документам 133-томного дела.
Убежден, позднейшие историки будут объяснять неуклюжие маневры высокопоставленных чиновников "высшими государственными интересами, отвечающими конкретной международной обстановке". В самом деле, как можно принимать версию столкновения с американской лодкой-разведчицей в разгар совместной с Америкой борьбы против международного терроризма? "Вешать" на союзников по общему делу трагедию "Курска", когда их дружественные самолеты расположились на аэродромах нашего бывшего Туркестанского военного округа? Неполитично, недипломатично, недальновидно, непрагматично, неконструктивно, не...
Обидно, что между такими нерасторжимыми понятиями, как "истина" и "прокурор", вкралось понятие "конъюнктура", какими бы интересами её ни оправдывали.
А торпеды, они, как и мертвые, сраму не имут...
Ладно, охаяли торпеду-"толстушку", семейство которых за многолетнюю эксплуатацию на флоте никаких неприятных сюрпризов не преподносило, и лишь одна из них взяла да и взорвалась "сама по себе". В средствах массовой информации началась кампания против "Антеев" - подводных крейсеров типа "Курск". Мол, не обладают они нужной живучестью и хорошо бы их все пустить "на иголки": "Когда К-429, спроектированная "Лазуритом", затонула на Камчатке, подводники жили в отсеках примерно трое суток, - утверждает коллега по перу. - Почему же четыре огромных неповрежденных (!) отсека "Курска" так быстро заполнились? Почему так мало жили там люди? И если лодки, спроектированные ЦКБ "Рубин", не приспособлены для борьбы за выживание в критических условиях, то не безопаснее ли вовсе пустить их в утилизацию?"
Вроде бы все верно, одни упрямые факты: с атомной подводной лодки К-429, затонувшей под Камчаткой в 1983 году, спасся почти весь экипаж более ста человек, а с "Курска" - никто. Но одна "маленькая деталь", не приведенная в этом сравнении то ли по незнанию, то ли по лукавству: К-429 затонула по неисправности системы всплытия-погружения, с одним затопленным отсеком. "Курск" же отправил на дно чудовищный взрыв, какому не подвергалась ещё ни одна подводная лодка в мире! И, несмотря на это, в живых осталась часть экипажа, уцелел реакторный отсек и не случилось ядерной аварии. Ни в одном конструкторском бюро ещё не спроектировали подводную лодку, способную выдержать одновременный взрыв дюжины торпед. Как ни парадоксально, но "Курск" продемонстрировал невероятную живучесть кораблей своего проекта, и списывать их в утиль по меньшей мере неразумно.
Вслед за "Курском" - "Хиросима"...
О том, какова будет дальнейшая судьба "Курска", рассказывает Главный строитель СРЗ "Нерпа" Олег Гладких:
- Сама утилизация подразумевает два этапа: сначала проводятся сопутствующие работы по выгрузке отработанного ядерного топлива, а затем разрезается сама лодка, с формированием 3-отсечного блока, который потом отправят к месту отстоя.
Так получилось, что у своих последних причалов сошлись "Курск" и "Хиросима" - первый советский подводный ракетоносец К-19, получивший свое печальное прозвище после ядерной аварии в 1962 году и жестокого объемного пожара в 1972-м.
Выгрузка ядерного топлива из К-19 планируется в первую очередь. На самом "Курске" предстоит ещё выполнить большой объем подготовительных работ. А вот окончательная утилизация "Хиросимы" произойдет после всех проведенных работ на "Курске".
Принято решение, что рубки с обеих лодок будут установлены как памятники мужеству подводников - одна в Курске, другая - в Полярном. Рубку с "Курска" уже сняли. Она стоит рядом с лодкой на стапель-палубе и очень похожа на рыцарский шлем. С открытым забралом.
Глава шестая ЧАЙНИК БЕЗ КРЫШЕЧКИ...
В отсеках затонувшей и поднятой подводной лодки мне довелось побывать только один раз, но впечатлений хватило на всю жизнь. Рыбацкий рефрижератор протаранил подводную лодку С-178 на подходе к Владивостоку. Погибло 32 моряка. Беда случилась осенью 1981 года. Через два месяца подлодку подняли и поставили на клети сухого дока.
Я вошел в пробоину высотой и шириной с хорошую дверь. Жутковато входить в подводную лодку через прочный корпус, а не через штатные люки... На настиле шестого отсека, куда въехал форштевень рефрижератора, хрустело под ногами битое стекло плафонов. Массивная тумба ходовой станции экономхода ("мотора подкрадывания") была сдвинута набок. Прошел в пятый (дизельный) отсек, тускло освещенный двумя лампами-переносками. Здесь тоже было все искорежено. Густо пахло соляром. При подъеме лодки десять тонн топлива выдавило в отсеки, так что пропиталось им буквально все - и разбухшая фанера кают в жилом четвертом, и разъеденная топливом резина кабелей. На приборах с выдавленными стеклами зеленели окислы меди. Блестели только шлифованные стволы перископов. Во втором отсеке ещё стояла синеватая гарь пожара, полыхнувшего при столкновении. В каюте командира ржавел сейф с распахнутыми дверцами.
В четвертом отсеке я задержался и снял шапку. Здесь, в этих крошечных каютках и рубках, погибло 14 человек...
С ржавого трубопровода свисала чья-то черная матросская пилотка со слегка позеленевшей звездочкой.
Я выбрался из первого отсека через торпедопогрузочный люк. В шпигатах и пустотах легкого корпуса завывал декабрьский ветер, и от этого казалось, что подводная лодка тихонько постанывает.
На заводском дворе я увидел груду имущества, выброшенного из С-178 после подъема с грунта: изъеденные соляром гидрокостюмы, "идашки", диванные спинки, чей-то китель с мичманскими погонами, томик справочника по безопасности судоходства со слипшимися от морской соли страницами, фаянсовый чайник с вензелем "ВМФ", чудом переживший все передряги в железном доме, отделавшись лишь отбитой ручкой да потерянной крышечкой.
Чайник я взял с собой - на память. Позже, в Москве, я попросил гравера, делающего надписи на подарках в "Детском мире", написать на боку чайника одну лишь фразу: "Из кают-компании ПЛ С-178".
Люди, стоявшие за мной в очереди, позабавились, глядя на чайник с отбитой ручкой: "Что же это вы бракованную посуду покупаете?!" А фреза мастера все время соскальзывала с фаянса, все ещё жирного после месячного пребывания в соляре. Чем я только его не оттирал!
Как погибают субмарины
Оба сторожа платной автостоянки, что на окраине Владивостока, были немало удивлены, когда в их будку вошел высокий и красивый капитан 3-го ранга, поставил на стол две бутылки коньяка и мрачно сказал:
- Вот там, отцы, мой "запорожец"... Лет через семь вернусь, чтоб там же стоял.
- Это что ж, в "автономку" такую уходите?
- Нет. В тюрягу сажусь...
И "отцы", видавшие виды боцмана, поняли, что перед ними командир той самой подлодки, о которой вот уже месяц судачил весь Владивосток...
Вот как все было...
21 октября 1981 года. Среда, 19.00. Японское море Борт дизельной торпедной подводной лодки С-178
Если что и предвещало несчастье, так это день выхода в море понедельник. Да ещё крыса, выскочившая вдруг в штурманской рубке. Как и подобает настоящей корабельной крысе, почуявшей беду загодя, она принялась метаться по выгородке совершенно беспричинно, а потом нырнула в трюм центрального поста... Разумеется, ни штурман капитан-лейтенант Левук, ни инженер-механик капитан-лейтенант Валерий Зыбин, наблюдавшие крысиные пируэты, не увидели в них ничего зловещего. Смешно чего-то опасаться в штилевом почти море. Да и выход был пустяковый - сутки в полигоне, сутки на замер шумности - и домой.
Лодка С-178 возвращалась в надводном положении. Огни Владивостока, рассыпанные по сопкам, манили своей близостью. Маяк острова Русский привычно посылал им свои четкие проблески...
Борт С-178. 19.30
Старший помощник командира капитан-лейтенант Сергей Кубынин приказал радиотелеграфистам запросить у оперативного дежурного базы "добро" на проход боновых ворот. Разрешение было получено необычно быстро - через пять минут. Кубынин доложил о том командиру капитану 3-го ранга Маранго и поспешил с мостика вниз, во второй отсек, составлять график вахт на стоянке в базе. Пока шел ужин и боевая тревога при входе в узость не была объявлена, можно было ещё успеть зачитать по общей трансляции список заступающих на дежурство по кораблю. Каюта старпома была занята - в ней отдыхал старший на борту начальник штаба бригады подводных лодок капитан 2-го ранга Каравеков. Старпом устроился в кают-компании, где капитан-лейтенант-инженер Тунер и лейтенант-инженер Ямалов допивали компот, торопясь покончить с ужином до ревуна боевой тревоги. Кубынин пригласил в кают-компанию и строевого старшину Зыкова, чтобы вместе уточнить список.