– Показания приборов в норме, – доложил оператор системы внутреннего обеспечения. – Вибрация отсутствует. Вращение плавное.
   – Посторонние объекты? – обратилась Сорас к локаторщику.
   – Отсутствуют. Уверена, наши два корабля здесь единственные. Это чертово нагромождение скал исчезло. Однако локатор «видит» не так далеко, как хотелось бы. Возможно, в приборах «дребезг».
   Теперь Сорас окончательно владела собой.
   – У меня не было выбора, – ответила она Тэвернеру с презрительным фырканьем. – И ты это знаешь. Я не могла атаковать «Мечту капитана», поскольку занималась вашим спасением… Я поразила ее одним выстрелом; впрочем, этого достаточно, чтобы быть уверенной, что корабль долго не протянет. После этого я с ног сбилась, выуживая ваш челнок. Заботилась о том, чтобы не допустить необратимого воздействия на вас перегрузок. Мне пришлось втягивать челнок весьма осторожно. Если бы я этого не сделала, – или если бы я по-прежнему занималась «Мечтой капитана», – вероятно, сейчас вас не было бы в живых.
   Сказав это, Сорас вызывающе улыбнулась. Выражение ее лица демонстрировало неуязвимость ее позиции.
   – Именно, капитан Чатлейн. – Тэвернер предъявил в ответ весьма «человеческую» улыбку. – Вы уловили самую суть. Выбирая между двумя возможными действиями, вы предпочли одно из них, несмотря на то что оба они вели к далеко не определенным последствиям. Может быть, мы… – Тэвернер сделал широкий жест рукой, подразумевавший Вестабула, пилота челнока и охранника, – и погибли бы. Может быть, нет. Может быть, «Мечта капитана» не смогла бы нанести серьезный урон «Затишью». Опять – может быть. Слишком много может быть. Но вы сделали правильный выбор, будучи уверенными, что «Затишье» сумеет постоять за себя… «Штиль» предпочел не уничтожать «Трубу», поскольку хотел захватить ее в плен. Кроме того, и разрушение Малого Танатоса могло или не состояться, или, по крайней мере, отсрочиться. «Труба» могла оказаться в пределах радиуса действия лазера, который вывел бы из строя ее двигатели, не подвергнув опасности жизни людей на борту. Таким образом, перед «Штилем» стоял выбор: пленить «Трубу» или предотвратить ее бегство немедленно. «Штиль» предпочел первое, из чего автоматически в случае успеха следовало второе. Выбери «Штиль» вторую возможность, он бы отказал себе в первой.
   – Амнион сделал вывод, – проскрежетал Марк Вестабул, – так называемая «уловка» была направлена против нас. Майлс Тэвернер говорил о том, что киборг был направлен для осуществления враждебных нам и «Купюре» операций, цель которых нам до сих пор неясна. – В позе Вестабула не прослеживалось ни нетерпение, ни напряжение, однако его человеческий глаз лихорадочно моргал: казалось, остатки человеческих эмоций Марка не могли найти иного выхода. – Кстати, об уловке нам было известно с самого начала. Еще до своего обращения в амнионца Майлс Тэвернер информировал нас от имени Департамента полиции о том, что Морн Хайленд является офицером этого подразделения. Поэтому мы и хотели получить ее столь ценное для нас тело… Мы всегда понимали: все действия пришельцев направлены против нас, однако позволяли событиям развиваться своим чередом, чтобы понять, что задумали наши гости, и извлечь для себя пользу… Что же следует из сказанного, капитан Чатлейн? А следует действовать. Вам предписывается начать ускорение и взять курс, указанный «Штилем».
   Сорас уже давно поняла, в какой переделке оказалась. Она лишилась единственного места, которое могла назвать домом, а также людей, которых могла назвать друзьями. Ее корабль поврежден, а вокруг кишат враги. Сорас не желала подчиняться таким монстрам-мутантам, как Марк Вестабул или Майлс Тэвернер. Она бы отказалась выполнять приказ даже Сознания-Унии, являющегося, насколько она знала, «высшей инстанцией» в амнионском пространстве.
   – Ты все-таки не ответил на мой вопрос, – упрямо возразила Сорас. – К чему такая спешка? «Труба» ускользнула. Нам ее не остановить.
   – Локатор «Штиля» еще не восстановил свои функции полностью. – Веко человеческого глаза Вестабула лихорадочно затрепетало, и все же Марк не отвел взгляда от Сорас– Поэтому полученные с его помощью данные не точны. Впрочем, этот недостаток будет исправлен в течение короткого времени. Сейчас ясно лишь то, что корабль вошел в гиперпространство. Когда помехи исчезнут окончательно, «Штиль» сможет определить направление движения «Трубы». Ее скорость и ускорение могут быть определены из предварительных данных. Благодаря тому что нам известны параметры тахионных двигателей для подобного класса судов, мы сможем вычислить расстояние, на которое удалилась «Труба». Результаты будут приблизительными, – закончил Вестабул, – но их точности будет вполне достаточно, чтобы организовать погоню.
   Вот оно. Погоня… Погоня за полицейским кораблем, да еще в сторону ближнего космоса, где, без сомнения, находятся полдюжины военных кораблей, готовых в любую минуту прийти на помощь своему коллеге. Сорас заранее знала, к чему клонил амнион, но услышать «приговор» для нее все равно оказалось нестерпимым.
   – Что?! – протестующе воскликнула Сорас. Нет, она не рассчитывала, что Вестабул и Тэвернер внемлют ей. Просто она хотела до конца ощутить степень опасности, нависшей над нею. – Вместе со «Штилем»? Да Департамент полиции тотчас расценит эту акцию как начало военных действий. Вы не задумывались над тем, что выиграете больше в той ситуации, что складывается между человечеством и Амнионом сейчас, чем тогда, когда вам, возможно, придется платить вдвойне?
   Тэвернер покачал головой так, словно вспомнил, что когда-то владел этим жестом, но не мог припомнить его значение.
   – И снова вы говорите о вероятности в той или иной степени, – ответил Вестабул. – Пока мы не ставим вопрос так остро. «Штиль» останется в запретном пространстве. В погоню за «Трубой» отправитесь вы. Если позволят обстоятельства, вы захватите корабль и людей на его борту в плен. В противном случае, вы их просто уничтожите… Впрочем, при необходимости «Штиль» придет к вам на помощь. Уж пусть лучше война, чем позволить «Трубе» уйти невредимой.
   К горлу Сорас подкатил комок. Военные действия, и «Планер» в самой их гуще? Но корабль не приспособлен к подобным испытаниям!
   – Проклятье, – выругалась Сорас, хотя и знала, что проклятия бесполезны. – Сознание-Уния черт знает как далеко от вас. Откуда вы знаете, одобрит ли оно подобную акцию?
   «Решение, которое вынесла „высшая инстанция" амниона, – подумала Сорас, – уж очень отдает человеческими эмоциями, в частности отчаянием. Неужели происхождение таких существ, как Вестабул и Тэвернер, могло повлиять на процесс принятия решений Амнионом и внесло элемент страха, ранее им неведомый?»
   – Мы – Амнион, – как ни в чем не бывало ответил Вестабул, – и должны действовать. Бездействие сейчас наиболее опасно… А что касается Сознания-Унии, то к нему не применимы термины «одобряет» или «не одобряет». – В упор посмотрев на Сорас, Вестабул продолжал: – Вы должны действовать. Я повторять не буду. Вам предписано приблизиться к «Штилю» с заданной скоростью и заданным курсом.
   Ни один обертон голоса амнионца не выразил угрозы. Тем не менее Сорас увидела ее в глазах Вестабула. Шла проверка ее, Сорас, преданности, ее желания подчинять свою волю воле Амниона. С тех пор как Чатлейн попала под его власть, ее тело и душа принадлежали ему.
   Где-то в глубине ее сознания царила темнота, неподвластная никакому анализу.
   – Выполняй, – в отчаянии приказала Сорас рулевому. – Курс и скорость согласно указаниям «Штиля».
   В следующее мгновение она услышала приглушенный рев двигателей и почувствовала, как корабль начал ускоряться. Живот скрутило, но затем спазм отступил.
   – Оператор наведения, – продолжала Сорас, развернувшись вместе с пультом так, чтобы не видеть амнионов. – Тебе предоставляется возможность проделывать со своей системой все, что заблагорассудится.
   – Да, командир, – не поднимая головы от своего пульта, сдавленным голосом ответил оператор наведения.
   – Данные локатора?
   – Подтверждения их данных нет, – доложила локаторщик, словно сама участвовала в разговоре командира корабля с амнионами. – Мне все еще не удалось добиться четкой работы приборов, но мы в состоянии проверить все характеристики, полученные «Штилем», кроме одной: я не вижу никаких следов входа «Трубы» в гиперпространство.
   Сорас пропустила эти слова мимо ушей. Она знала: амнионский локатор лучше, чем на ее корабле. Если «Штиль» зафиксировал следы работы тахионного двигателя, значит, так оно и есть. Однако Сорас еще не закончила разговор с Вестабулом и Тэвернером. Да, она подчинится, но пусть они только попробуют не раскрыть ей правду.
   – Слушай меня внимательно, – сквозь зубы обратилась она к Тэвернеру. Еще совсем недавно он был человеком и должен был кое-что помнить. – Тебе легко сказать «бездействие сейчас наиболее опасно». Мне же приходится отдуваться. Поэтому я хочу знать, что поставлено на карту. Я – человек. На борту моего корабля люди. Мы отправляемся в ближний космос. Но в ближнем космосе другие правила игры. Там мне придется решать, как действовать. Я не смогу принять правильное решение, если не буду знать, что поставлено на карту.
   На лице Тэвернера появилось что-то наподобие улыбки. Впечатление от нее портило зияющее отверстие вместо рта.
   – Вам нет необходимости знать то, о чем вы просите, – ответил он. – Я буду вас сопровождать. Во время погони все свои решения вы будете согласовывать со мной.
   – Если бы все было так просто, – едва сдержавшись, чтобы не закричать, возразила она. – Ты – не человек. Ты потерял способность мыслить и действовать, как человек. В ближнем космосе, чтобы в чем-то разобраться, не мне, а тебе понадобится помощь.
   Выслушав собеседницу, Тэвернер повернул голову к Вестабулу. При этом никакого заметного обмена информацией между ними не произошло, если не считать того, что Вестабул подмигнул Тэвернеру. Однако когда Тэвернер вновь повернулся к Сорас, очевидно, он был готов отвечать.
   – Очень хорошо. Я объясню. Амнион, захватив «Трубу» в плен, многое приобретет, но и многое потеряет, если ее упустит.
   – Я догадалась, – мрачно пробормотала Сорас. Тэвернер был невозмутим.
   – Когда я сказал «приобретет», я имел в виду Морн и Дэйвис Хайленд, – продолжал он. – Наша заинтересованность в Морн объясняется просто: она – офицер Департамента полиции. Схватив ее, мы завладеем всеми ее знаниями. Таким образом, она имеет для нас важное, но все-таки не определяющее значение… Кроме того, она является человеческой женской особью. Мы спрашиваем себя: что получится, если скрестить ее с амнионской мужской особью, например со мной? Ответ на этот вопрос также имеет для нас важное, но опять же не определяющее значение… Поистине определяющее значение для нас, – продолжал Тэвернер, словно рассуждая на абстрактную тему, – представляет отпрыск Морн. Техника, которую вы называете «принудительным развитием» и «трансплантацией сознания», достаточно широко распространена среди амнионов. Практика соединения человеческого генетического материала в одно Сознание-Унию с амнионским материалом также достаточно широко распространена. В вашем языке нет достаточно подходящего термина, описывающего этот процесс; слово же «мутация» не отображает его сущности. Благодаря последним исследованиям мы научились воздействовать на человеческий генетический материал с минимальными изменениями внешнего вида подопытной особи. И все же эти изменения еще слишком велики, чтобы новоиспеченного амниона нельзя было отличить от человека. Причина заключается в следующем: с помощью генетических манипуляций нельзя воспроизвести образ мыслей, эмоции или поведение – все то, что называется «быть человеком». Отсюда и следует важность трансплантации сознания, а вместе с ней и Дэйвиса Хайленда.
   Сорас внимательно слушала и в то же время старалась не слышать слов Тэвернера. Она так давно потеряла связь с человечеством, что едва ли могла испытывать беспокойство или озабоченность по поводу его судьбы. И все же смысл сказанного Тэвернером заставлял ее ожесточенное сердце сжиматься, словно от холода.
   – Для того чтобы один из нас сошел за человека, – продолжал Тэвернер, – необходимо обладать человеческим сознанием. Между амнионами трансплантация сознания происходит без каких бы то ни было трудностей. Когда трансплантация сознания осуществляется от человеческого донора к человеческому реципиенту, успех операции имеет половинчатый характер: мы теряем донора. Он попросту умирает от страха. Когда же трансплантация сознания осуществляется от человеческого донора к амнионскому реципиенту, погибают и тот и другой. Смертельный страх донора передается генетически несовместимому реципиенту. Мы изучаем проблему, но прогресса пока нет… Однако успешная трансплантация сознания Дэйвису Хай-ленду от его матери показывает, что подобные операции могут эффективно осуществляться и с использованием человеческого генетического материала. Но если человеческая женская особь-донор, которой вживили зонный имплантат, смогла выдержать операцию по трансплантации сознания своему сыну без потери психофизической адекватности, значит, такая же операция может быть проведена и с участием амнионца-реципиента… И тогда у нас будут амнионцы, умеющие мыслить и действовать, как люди. А обладая человеческим обликом, они будут неотличимы от людей. Затем мы сможем наводнить ближний космос амнионцами, и вскоре той жизни, начало которой положила Земля, наступит конец… Таким образом, пленение Дэйвиса Хайленда нам представляется крайне важным. Изучение его физического тела и деятельности мозга снабдит нас необходимой информацией. Кроме того, он обладает интеллектом офицера Департамента полиции, и это важно для нас.
   Сорас казалось, что она вот-вот лишится сознания. Ведь Тэвернер говорит ни о чем другом, как о генетических кадзе, – неуловимых террористах, беспрепятственно распространяющих мутагены, где и когда угодно…
   – Итак, я уже сказал, – как ни в чем не бывало продолжал Тэвернер, – Амнион многое потеряет, если упустит «Трубу». А потери составят киборг Энгус Термопайл и капитан Ник Саккорсо. Уничтожив «Купюру», киборг нанес большой урон Амниону, поэтому он не должен вернуться в ближний космос победителем. Мы должны продемонстрировать: враждебные действия против нас не проходят даром. Это обстоятельство имеет важное, но не решающее значение. Кроме того, у нас есть причины подозревать, что киборг не закончил свои злодеяния и поэтому тоже должен быть остановлен. И наконец, мы хотим изучить его. Все эти соображения также имеют важное, но не решающее значение… Решающее же значение имеет Ник Саккорсо. Он располагает вакциной, делающей его невосприимчивым к нашим мутагенам. Даже если бы у нас не было оснований полагать, что к вакцине имеет отношение Департамент полиции, само ее появление уже является большой угрозой нашим планам. Мы ни в коем случае не можем позволить ему распространить эту вакцину в ближнем космосе, иначе наше поражение в противоборстве с людьми неизбежно. Их технологические ресурсы значительнее наших, а производство менее затратное, как в отношении времени, так и в отношении финансов… Но я еще не сказал о главной опасности, которую представляет капитан Саккорсо. Каким-то образом, – каким, мы до сих пор не можем понять, – он узнал о разработке нового типа тахионного двигателя, способного сообщать судну околосветовую скорость. Если наши корабли смогут развивать такую скорость, шансы выиграть войну с человечеством у нас сильно возрастут.
   «Сильно возрастут»?!
   Сорас с трудом удалось сдержать свое удивление столь заниженной самооценкой Амниона. Если военный корабль типа «Штиля» разовьет околосветовую скорость, ни одна станция ближнего космоса не сможет что-либо ему противопоставить. Даже у Земли может не оказаться адекватной защиты.
   – Мы не можем допустить, чтобы капитан Саккорсо поделился своими знаниями с Департаментом полиции, – заключил Тэвернер. – Существует опасность, что в противном случае у человечества не останется иного выбора, кроме как немедленно развязать против нас войну – хотя бы только для того, чтобы помешать нам завершить наши разработки… Ну, теперь вам все понятно, капитан Чатлейн?
   Сорас медленно кивнула. Разумеется, она поняла, хотя при этом и ненавидела свою роль. Если бы она сама принимала за Амниона решения или даже была самим Сознанием-Унией, она бы сделала тот же выбор. Ставки слишком высоки и оправдывают любой риск. И все-таки Сорас не могла остановиться на достигнутом. То ли упрямство, то ли врожденная настырность заставили ее высказать еще одно возражение:
   – Я все хорошо поняла, но не уверена, понимаешь ли ты. Можешь говорить все что заблагорассудится, но вы уже упустили шанс, который бы расставил все точки над «i», – вы дали «Трубе» уйти. С тех пор прошло уже слишком много времени. Не поздно ли посылать меня за беглянкой? В ближнем космосе возвращения «Трубы» ждут своры полицейских патрулей. Даже если мне удастся настичь ее до того, как она окажется под их прикрытием, я не смогу помешать ей выйти в эфир и отправить сообщение. Если вы правы и Саккорсо работает на полицию, то Департаменту давно известно о противомутагенной вакцине. Возможно, у Саккорсо вакцина именно оттуда… Короче говоря, отправив меня под шквальный огонь полицейских орудий, вы просто рискуете лишиться союзного вам корабля и остаться с носом.
   Человеческая часть лица Вестабула нахмурилась, словно оборот речи Сорас привел амнионца в замешательство. И вновь он обменялся с Тэвернером ничего не выражающими взглядами, прежде чем бывший заместитель начальника Службы безопасности мог продолжать.
   – Вопрос о невосприимчивости капитана Саккорсо не так прост. В свое время, – тут Тэвернер слегка запнулся, словно что-то вспоминая, – я служил на Рудной станции. Если бы о противомутагенной вакцине было известно по всему ближнему космосу, слухи о ней непременно дошли бы и до меня. Предположим, что вакцина вышла из лабораторий, подчиненных Департаменту полиции, и попала в руки капитана Саккорсо. Но и в этом случае препарат не должен был получить распространения. На моей памяти, – Тэвернер снова запнулся, – сведений о нем не было. Таким образом, мы приходим к выводу: Департамент полиции предпочел хранить вакцину в секрете.
   С этими словами Тэвернер на какое-то время замолчал. К удивлению Сорас, он явно переживал страдания. Попытки рассуждать как человек бросали его в пот, покрывавший его мертвенно бледную кожу.
   – Я думаю, – наконец слегка торопливо продолжал Тэвернер, – что среди людей имеет место предательство, осмыслить которое мне весьма трудно. Одна группировка разработала эту вакцину и держит ее в секрете от другой с целью получения неких преимуществ. Факт вопиющий, но я помню, что такие вещи случаются среди представителей вашего вида.
   – Нам бы хотелось понять поведение людей, – энергично подхватил Вестабул, – однако на данный момент эта задача не главная. Гораздо важнее, чтобы информация о вакцине не распространилась по ближнему космосу, в том числе и с помощью капитана Саккорсо. Относительно же ваших опасений «своры полицейских патрулей» я вам скажу следующее. На основе полученных нами данных о направлении, скорости и ускорении «Трубы», а также с учетом параметров ее тахионного двигателя мы завершили расчет предполагаемой траектории беглянки. Вот результаты.
   Не спрашивая разрешения, Вестабул наклонился над пультом и нажал несколько кнопок. Почти немедленно включился один из главных мониторов, расположенных перед Сорас. На экране появилось трехмерное изображение данного сектора космоса. Люминофором было отмечено место, некогда занимаемое Малым Танатосом. Местоположение «Планера» было отмечено зеленым, «Штиля» – желтым. Красная линия обозначала траекторию полета «Трубы» в обычном пространстве. Цифры вдоль линии фиксировали изменения ускорения и направления движения. Малинового цвета крестик обозначал место входа корабля в гиперпространство. Согласно расчетам «Штиля», курс на перехват беглянки должен был пролегать вдоль голубой линии. Амнион мог только догадываться, насколько далеко ушла «Труба», но, по-видимому, правильно определил направление ее движения через гиперпространство. Голубая линия нисколько не приближалась к ближнему космосу. Все козыри Сорас оказались биты. Теперь ей оставалось лишь подчиниться.
   – Готовность номер один, – объявила она, включив внутреннюю связь. – Ребята, есть работенка. Сначала – свидание со «Штилем». Затем – охота.
   Куда бы ни направлялся Энгус Термопайл и его спутники, их целью, очевидно, был не Департамент полиции.

Энгус

   «Труба» вышла из гиперпространства в каких-нибудь пятистах тысячах километрах от Малого Танатоса, все еще оставаясь в пределах «видимости» локаторов уцелевших после взрыва планетоида судов. Бортовые системы корабля находились в ведении Энгуса Термопайла.
   Электронная начинка Энгуса выдала предупредительный сигнал, да и его собственный инстинкт подсказывал, что не все в порядке. Маршевый двигатель «Трубы» бешено работал, увеличивая скорость корабля-разведчика. Перегрузки сковывали движения Термопайла. Глаза были не в состоянии читать данные на экране монитора, находившегося от него на расстоянии вытянутой руки. Вычисления собственного компьютера Энгуса оказались доступны ему быстрее. «Труба» двигалась слишком медленно, чтобы перегнать разлетавшиеся осколки Малого Танатоса.
   – Слишком рано! – прохрипел Термопайл– Необходимо вернуться. Мы слишком рано вышли из гиперпространства!
   Навалившись на пульт, в кресле помощника капитана сидел Ник Саккорсо. Откликнуться он был не в состоянии. Глаза смотрели невидящим взором, руки едва шевелились. Ник с трудом дышал. Энгус чуть не раскроил ему череп, а Сиро ткнул электрошоковой дубинкой. Перегрузки довершили дело: Саккорсо был слишком слаб, чтобы действовать.
   Мозг и электронный процессор Энгуса принимали решения с молниеносной быстротой, но независимо друг от друга. Пальцы, следуя заранее заложенной в компьютер программе, бегали по клавиатуре, вводя команды прокладки курса, использования резервов маршевого двигателя и определения параметров гиперпространства ближнего космоса. Одновременно мозг Энгуса пытался определить местоположение «Трубы» и вероятность ее преследования. Согласно самым последним данным Энгуса, полученным всего несколько секунд назад, ни «Полет», ни «Штиль» не набрали достаточной скорости, чтобы предпринять вход в гиперпространство, и к тому же не определили правильный курс. Другое дело – «Каменщик» и некоторые другие корабли «Купюры». Майлс, вероятно, изложил Амниону цель, с которой Энгус был послан к Малому Танатосу. Если Амнион хоть как-нибудь намекнул Биллу или если тот почуял неладное… Тогда преследователи знают, где искать ускользнувший от них корабль-разведчик.
   В силу ли крайней ограниченности во времени, или выполняя очередную программу, компьютер Энгуса дал команду восстановить параметры гиперпространства и вновь изменить курс «Трубы».
   Сирены взвыли как сумасшедшие. Миллионы тонн скальных пород грозили вот-вот настичь корабль и раздробить его каменными жерновами.
   Но вот «Труба» стала резко менять курс. Лишь благодаря вживленным в него зонным имплантатам Энгус не потерял сознания, чего нельзя было сказать о Нике. Когда ускорение, наконец, достигло значения шести g, Термопайл нажал кнопку и ввел «Трубу» в гиперпространство.
   Кошмар, которым обернулся взрыв Малого Танатоса, так и не настиг ее.
 
   Зато «Труба» оказалась в угрожающей близости от гравитационного поля красного гиганта в глубине амнионского космоса, почти в трех световых годах от его границы.
   Действия Энгуса были чересчур быстрыми, чтобы их можно было назвать осторожными. Он не пользовался услугами навигационной системы – если не считать рутинного обращения к своей внутренней базе данных – и не прибегал ни к каким расчетам. Он попросту направил «Трубу» к ближайшей более или менее активной звезде, которую знал, и ввел корабль в гиперпространство. Удача и почти фантастическая эффективность совместной работы мозга и сверхчеловеческих рефлексов Энгуса доставили его в нужное место невредимым.
   Энгусу нужен был именно красный гигант. Его относительно небольшая масса позволяет находиться к нему ближе, чем к более тяжелым звездам. Кроме того, красный гигант обладает относительно высокой яркостью и интенсивностью других видов излучения, позволяющих скрыть следы пребывания корабля. Конечно, Энгус надеялся, что взрыв Малого Танатоса и его разлетающиеся осколки помешают другим кораблям определить курс «Трубы», но в то же время считал, что красный гигант будет надежным дополнительным укрытием для беглянки.
   Корабль-разведчик по-прежнему ускорялся, выжимая из двигателя все, на что тот был способен, и стремительно приближаясь к красному гиганту. Еще несколько минут, и гибель в его гравитационном поле окажется неминуемой.