– Ну, нарушители, – злобно закричал предводитель гоблинов, – почему вы решили, что можно совершенно безнаказанно вторгаться в наши владения?

Милли тихонько вскрикивала и все еще пыталась лягаться; ей не нравились прикосновения мерзких крапчатых гоблиньих рук. Гоблины же, по-видимому, относились к пленникам скорее с интересом, чем с неприязнью.

Прыгун щебетал, но Дор точно знал, что гоблины его не понимают. Поэтому, освободившись от висящих на нем гоблинов, он вышел вперед.

– Мы не собирались вторгаться, сэр, – сказал он. – Мы только хотели сбежать от гарпий.

У него оставалась лишь маленькая надежда на милосердие чудовищ, и он решил попробовать.

Гоблиньи брови удивленно поползли вверх.

– Ты, человек, называешь гоблина сэр?

– Ну, если ты назовешь свой титул, я буду величать тебя именно так! – нервно сказал Дор, хотя и старался держаться смело.

Где-то по дороге у него вырвали меч, и без оружия он чувствовал себя нагим.

– Я Крейвен Помощник Предводителя Гоблиньего Клана из Ущелья, – ответил главарь. – Однако «сэр» звучит гораздо приятнее.

Несколько гоблинов-стражников захихикали. И именно Крейвен, а не Дор, отреагировал на издевательские смешки.

– Вы находите обращение «сэр» смешным? – злобно спросил он.

– Это, очевидно, не герой-мужчина, а самозванец, который не знает ни чести, ни ведения боя, – ответил другой гоблин. – Его «сэр» столь же никчемный, сколь и оскорбительный.

– Неужели? – закричал Крейвен. – Мы проверим это, Крул. Ты встретишься с ним в честном поединке?

Крул внимательно осмотрел Дора и отчего-то потерял запал. Но теперь смех собратьев обратился на него.

– Гоблины не сражаются один на один с человеком, даже если этот человек – самозванец. Нормальное соотношение четыре-пять гоблинов на одного человека.

– Тогда вызывай своих напарников, – закричал Крейвен.

Он обернулся к слугам, стоящим у стены пещеры.

– Возвратите воину его меч. Нам надо определить, чего стоит его «сэр».

«Какая хитрая и чудесная штука гордость», – подумал Дор. Сейчас помощник предводителя даже поощрял пленника, чтобы одолеть гоблиний народ.

Парочка гоблинов сразу бросилась выполнять приказ. С трудом подняв оружие, они приволокли меч и подали Дору. Он с радостью взял меч, хотя его и не прельщала перспектива сражения. Ему вообще не нравилось убивать гоблинов, как он делал ранее, и дурное предчувствие росло по мере того, как он увидел, насколько похожи эти существа на него самого. Они выглядели несколько иначе, но также были горды.

Гоблины не дали ему права выбора. Они очистили круг в центре пещеры, и пять гоблинов из клана Крула направились к нему. Они были вооружены маленькими дубинками и острыми обломками камня, но вели себя весьма решительно. Они, очевидно, решили разделаться с Дором, если уж получили согласие предводителя.

Тело Дора напряглось. Он ринулся к банде, размахивая мечом. Гоблины бросились врассыпную. Дор кинулся вправо, лягнув одного гоблина, да так сильно, что животное, перелетев через гладкий камень, врезалось в стену. Каменный нож разлетелся на мелкие кусочки. Дор развернулся и, угрожая мечом, бросился на других; те снова разбежались в разные стороны. Еще один выпад, и он очистил пространство позади себя от нерешительных гоблинов. Дор поймал дубинку, направленную на лезвие меча, и со всей силы ударом кулака стукнул ею о землю. Он схватил гоблина за голову (голова оказалась твердой, как камень) и оттолкнул существо в сторону, сначала встряхнув как грушу.

Наконец Дор остался в одиночестве посреди пещеры. Благодаря мощи и опыту тела, он победил банду – и не убил ни одного гоблина. Такая победа позволила ему почувствовать себя значительно лучше. Конечно, тех четверых, что он убил прежде, к жизни не вернешь, но все равно ему полегчало.

Крейвен комично улыбнулся.

– Так что сейчас все-таки удобнее, сэр или нет? – задал он риторический вопрос. – Держи свой меч, Человек, ты упрочил свое положение. Иди – ты и твои спутники мои гости.

Прыгун заверещал.

– Вероятно, гоблины придают огромное значение положению, – переводила паутина. – Ты поступил очень мудро, использовав эту уловку.

Дор смутился.

– Я просто подумал, что именно это ты сказал главарю.

– Вероятно, ты был прав.

Таким образом, благодаря чудесам вежливости, неволя превратилась в гостевание.

Предводитель угостил их роскошными засахаренными червями, сахарными личинками и маринованными сороконожками. Прыгун пришел в восторг. Дор и Милли не могли сказать того же.

– Итак, вы сражались с ужасными гарпиями, – сказал Крейвен, поддерживая беседу покуда аккуратно отрывал несколько сегментов огромной сороконожки огромными желтыми зубами и ковырял в зубах. По-видимому, он вначале немного опасался Прыгуна, но увидев, как паук ест, используя для разрезания пищи клешни вместо челюстей, Крейвен выглядел вполне удовлетворенным. Эти манипуляции выглядели еще более гнусно, чем поглощение пищи, а потому считались для гоблинов лучшим образчиком застольных манер. А когда паук выделил особую переваривающую жидкость, которая растворила вкусную еду в нечто вязкое, и засосал все это в желудок, гоблины пришли в восторг и начали аплодировать. Они не имели возможности поглощать пищу таким образом.

– Как здорово, что мы вас освободили, – проговорил предводитель гоблинов в перерыве между двумя попытками воспроизвести поведение Прыгуна за столом.

Но как он ни старался, у него не получилось так растворять слюной пищу перед заглатыванием.

– Да, – согласился Дор.

Действительно, слизняки были не так уж плохи, а их мякоть оказалась губчатой и сочной. Милли обратила внимание на вшей. Она жевала и выплевывала их волокнистые ножки, проделывая это даже с некоторой утонченностью. Стол вскоре оказался завален хитиновыми обломками.

– Почему они охотились за вами? – спросил Крейвен. – Мы пришли на шум и принесли вас сюда, потому что враги гарпий могут стать нашими друзьями.

– Они хотели… – Дор не знал, как поудобнее выразить желание гарпий. – Они хотели, чтобы я кое-что сделал для Божественной Гарпии Хелен.

– Божественной Хелен? – спросила Милли, подозрительно подняв брови.

Крейвен засмеялся так мощно, что вылетевшая изо рта сороконожка угодила прямо в потолок. Гоблины одобрительно зааплодировали.

– Божественная Хелен! Так вот как они обстряпывают свои делишки! Хватают человеческих самцов на развод! Ничего удивительного в том, что ты с ними сражался! Что за ужасная судьба.

– О, я не знаю… – начал Дор, перехватил взгляд Милли и переменил тему разговора. – Они рассказывали мне, что все неприятности произошли из-за вас, гоблинов. Что вы увели их мужчин.

– Так, а что они сделали нам? – закричал Крейвен. – Да, когда-то мы делили с ними пещеры, но они жадно нацелились на нашу часть и однажды дали волю мерзкому восхищению. Они испортили наших женщин, так что те стали видеть сущность наших мужчин как бы в перевернутом виде. Самые смелые, красивейшие, умные гоблины превратились для них в проклятие; они непогрешимо тянулись к слабейшим, безобразным, тупым трусам и ворам, живущим среди нас, и спаривались с ними. Так наша нация деградировала. Когда-то мы были красивее эльфов, умнее гномов и сильнее троллей и обладали большей честью, чем сами Люди – и вот теперь взгляни на нас, сгорбленных и корявых, тупых, трусливых, вероломных – потому-то пятеро гоблинов и не смогли справиться с тобой. Гарпии наслали на нас чары, и только они могут снять их, но отказываются совершить это, мерзкие птицы. Поэтому мы стремимся мстить так, как умеем, пока не вернем власть в Ксанте.

Об этом гарпии почему-то умолчали. Дор понял, что достичь мира не удастся, потому что не было пути исправить все зло, причиненное гарпиями. Если бы не существовало первоначального общения между мужчинами и стервятниками, в результате чего рождались самцы гарпии – но он с трудом мог представить кого-либо или птицу, занимающуюся этим! Поэтому война между гарпиями и гоблинами будет продолжаться до тех пор, пока…

– Но мы должны в конце концов посмеяться, – с мрачным удовлетворением произнес Крейвен. – Клан гоблинов уже достаточно многочислен, он возрос за счет наших братьев, живущих в темных пещерах, подобных нашему роду, бессчетное множество. Мы сотрем род гарпий с лица Ксанта!

Дор вспомнил, что гарпии также собирали крылатых союзников для окончательного сражения. Ну и дела предстоят!

Уважаемые гости были препровождены на ночлег в отличную темную пещеру, где держали огромных крыс, используемых для борьбы с меднорылами. Была в потолке отдушина, через которую поднимался темный воздух. Они считались гостями – однако непонятная решительность хозяев внушала Дору беспокойство. Он припомнил замечание Крейвена относительно натуры гоблинов, их склонности к предательству. Или они усердно упражнялись в своем низком искусстве и вместо того, чтобы убить узников на месте, предпочитали прикинуться радушными хозяевами и принять уважаемых гостей – тогда кого же они могли бы предать? Намеревались ли гоблины действительно освободить их или же просто откармливать в качестве свежего мяса для использования в будущем? Крейвен, согласно его собственному утверждению, едва ли грешил правдивостью.

Дор обменялся взглядами с огромными глазами Прыгуна. Они не хотели разговаривать, так как гоблины могли подслушать через дыры в стенах. Очевидно, паук тоже опасался.

– Изобрази погромче храп, – прошептал Дор, обращаясь к полу, на котором лежал.

Пол выполнил его просьбу, и вскоре стены пещеры сотрясал мощный храп.

Под такой звуковой аккомпанемент Дор провел секретное совещание со своими друзьями.

Учитывая все изложенное выше ночью (вообще-то трудно было сказать, какое время суток на дворе, но Прыгун имел замечательное чувство времени) путники порешили смыться. Гоблины не знали о потенциальных возможностях паука, так как паук никогда при них не прыгал. Поэтому гоблины не поставили охрану возле отверстия в потолке. Действительно, как и говорил их главарь, гоблины в основной массе были глупы и тупы.

Прыгун запрыгнул на потолок, прицепился, подошел к вентиляционному отверстию и исследовал, куда же оно ведет. Потом опустился, чтобы поднять Милли и Дора. Они поднимались в полном безмолвии, насколько это вообще было возможно. А в это самое время, полы надрывались от храпа. И вот, воспользовавшись тормозящими веревками, Дор, Милли и Прыгун наконец выбрались на поверхность.

Подъем прошел на редкость легко. Дор знал, если Прыгуна с ними не станет, рано или поздно они столкнутся с огромными затруднениями. Прыгун с его шелковыми канатами, отличным ночным видением и великолепными способностями верхолаза мог сделать невозможное возможным.

Глава 5.

Замок

Они подыскали безопасное дерево, чтобы в подвешенном состоянии провести ночь, а утром вновь пустились в путь. Местные камни и палки, как обычно, помогали им отыскивать дорогу, и во второй половине дня путешественники без особых трудностей разыскали Замок. Дор узнал только общее расположение: растительность оказалась совершенно иной. Совершенно не попадались фруктовые сады, вместо них росло множество хищных деревьев. И самое главное: Замок оказался построенным лишь наполовину.

Дор неоднократно видел Замок Ругна, но сейчас перед ним высилось совершенно незнакомое сооружение. Он был просто огромен – самый большой Замок в Ксанте – и его внешние крепостные стены так же отличались мощью и размерами. В плане Замок напоминал квадрат с длиной стороны около ста футов, а стены поднимались над землей на тридцать с лишним футов. По углам вздымались башни, их квадратные громады наполовину выступали из общего периметра, как бы увеличивая его и бросая сплошную тень на располагавшиеся в глубине стены. В центре каждой стороны Замка располагалась круглая башенка поменьше, тоже выступающая на половину диаметра и бросающая более скудную тень. Крепкие крепостные стены венчали зубцы. Там не было ни окон, ни других отверстий. Во времена Дора несколько отверстий все-таки пробили, но сейчас стояли такие авантюрные времена, что выдерживали только надежные оборонительные строения. Мощное и внушительное сооружение произвело неизгладимое впечатление на Дора.

Но внутреннее строение практически еще не существовало; прекрасная дворцовая часть была представлена лишь внутренним двором… И северная стена была не достроена; огромная каменная лестница уходила вниз, к центру, а круглая опорная башня еще только закладывалась.

В этой части Замка трудилось, используя подъемники, крепкие канаты и просто грубую силу, чтобы поднимать крупные блоки на самый верх, стадо кентавров. Они работали гораздо менее успешно и уверенно, чем можно было ожидать, основываясь на знании жизни кентавров в эпоху Дора. Они казались более грубыми, как будто человеческая и лошадиная части соединились с каким-то изъяном. Дору показалось, что за восемь столетий появились не только новые виды, но и старые стали изящнее и изысканнее.

Дор подошел к надсмотрщику, что стоял за крепостным рвом, возле грубых деревянных строительных лесов, и поддерживал следующий поднимавшийся блок. Он вспотел, так как постоянно передвигался вперед-назад, громко ругая команду, поднимающую блок, чтобы не разбить камнем уже построенные стены. Над задней, лошадиной, частью кружились слепни – не крупная разновидность, а мелкая. Они быстренько разлетелись, едва Дор подошел ближе, но кентавр его не заметил.

– О, скажите, где король Ругна? – спросил Дор, когда кентавр измученно взглянул на него.

– Иди ищи его сам! – грубо ответил кентавр. – Неужели ты не видишь, как мы заняты?

Кентавры во времена Дора были сама любезность, за исключением, конечно, периодов, когда злились. Исключение составлял лишь знатный кентавр и дядя Честер, отец друга детства Дора – Чета. Вот этот начальник кентавров здорово напоминал Честера, да и остальные были так же похожи на него. Честер представлял собой как бы кентаврий атавизм: имел некрасивую человеческую часть, красивую заднюю, мощное телосложение, ворчливый характер, зато самоуверенности у него было хоть отбавляй. Дор и его спутники отступили. Очевидно, у кентавров ничего не удастся узнать.

– Камень, где находится король Ругна? – обратился Дор к куче камней, которую еще не перетащили через ров.

– Он проживает во временном доме к югу отсюда, – ответил камень.

Как Дор и предполагал, над Замком нужно будет еще немало потрудиться, чтобы он стал пригоден для жизни короля, хотя в случае войны внутренний двор был бы вполне безопасным лагерем. Но никто бы не решился жить здесь, пока кентавры занимались подъемом огромных камней.

Они направились на юг. Дор хотел было попытаться найти место, где размещался в его дни сырный домик, но воздержался; вероятно, там вообще ничего не было.

Они пришли к хижине, устроенной в огромной, приспособленной для этих целей тыкве, расположенной в маленьком, но очень опрятном дворе. Крепкий седеющий мужчина в испачканных землей коротких брюках созерцал шоколадную вишню, наслаждаясь ягодами: очевидно, садовник пробовал свою продукцию. Мужчина окликнул их, не ожидая представления:

– Добро пожаловать, путники! Идите и отведайте вишен, пока они еще есть.

Троица остановилась. Дор попробовал вишни и нашел их просто восхитительными; нежнейшая оболочка из сладкого шоколада и твердая вишневая мякоть внутри с соком в центре. Милли ягоды также понравились.

– Гораздо вкуснее, чем засахаренные сороконожки, – высказала она свое мнение.

У Прыгуна, вероятно, сложилось противоположное мнение относительно вкусовых качеств вишен, но он деликатно промолчал.

– Сделай вид, что это жирные клещи, – тихонько сказал Дор.

Паук помахал лапкой, соглашаясь.

– Ну, что же, попробуем еще раз, – проговорил садовник. – У меня тут возникли затруднения с одним деревом. – И он сосредоточился на дереве.

Но ничего не произошло.

– Ты пытаешься колдовать? – спросил Дор, срывая вишню. – Добавить удобрение или нечто в этом роде?

– Да нет. Кентавры хорошо все удобрили. Фактически… – Глаза мужчины испуганно расширились. – Подержите минутку эту вишню, сэр, будьте так любезны. Не ешьте ее.

Дор замер, держа вишню около рта. Первая была столь хороша на вкус, что он даже немножко обиделся на садовника за то, что тот не разрешает ему отведать вторую. Он посматривал на ягоду. Она потеряла шоколадную оболочку, и поверхность ее оказалась жесткой и ярко-красной.

– Не буду, – согласился Дор. – Наверное, эта совсем невкусная. – И он отбросил вишню прочь.

– Не надо, – закричал мужчина, но слишком поздно. – Ведь это…

Совсем близко прогремел взрыв. Милли вскрикнула. Звук был глухой, на них пахнуло жаром. Всех четверых отбросило в сторону, прочь от эпицентра взрыва.

Стихло. Дор ошеломленно оглянулся. Дымок поднимался с места взрыва.

– Что это было? – спросил потрясенный Дор.

Тут он обнаружил зажатый в руке меч и автоматически засунул его в ножны.

– Ты бросил вишневую бомбу, – ответил садовник. – Повезло, что ты не успел откусить от нее кусочек.

– Вишня – ведь это была шоколадная вишня с этого… – Дор взглянул на дерево. – Почему же теперь они превратились в вишневые бомбы? Как?..

– Так это, наверное, и есть король Ругна, – предположила Милли. – Мы не узнали его.

Озадаченный Дор размышлял. Он рисовал себе короля Ругна похожим на короля Трента, утонченным, интеллигентным, привыкшим повелевать; человеком, никого не принимавшим всерьез. Но, конечно же, фольклор восьми сотен лет нарядил волшебника в великолепные одежды, гораздо более значимые, чем было на самом деле. Ведь в Ксанте ценился не сам человек, а его волшебный талант. Поэтому этот пухлый, совсем неофициальный, похожий на садовника мужчина с деликатными манерами, жиденькими седыми волосами и пропотевшими подмышками, без всякой позы, был на самом деле король. Дерево – он переделал его из шоколадного в дерево с вишневыми бомбами. Талант волшебника короля Ругна – приспосабливать свои способности к определенным целям.

– Что? – спросил король, вопросительно подняв брови.

Дор думал об исторической личности, которая, конечно, была одного возраста с миром гобелена.

– Я, ох, ваше величество. Я…

Он начал поклон, на полпути передумал, преклонил колено, снова передумал и совершенно сконфузился.

Король дружески положил ему на плечо руку.

– Будь проще, воин. Пожелай я почтения, это было бы известно с самого начала. Именно мой талант выделил меня, но не мое правление. Фактически, правление мое в данный момент небезопасно. Все войска находятся в отпуске, потому что у нас нет квартир для их размещения, да еще трудности: замучившее всех строительство Замка. Поэтому никаких претензий, я сам склонен их принять.

– Да, да, ваше величество, – пробормотал Дор.

Король смотрел на него, размышляя.

– Я пришел к заключению, что ты из Мандении, хотя в тебе есть нечто от Ксанта. – Он взглянул на Милли. – А юная леди явно из Западного Форта. Там растут такие симпатичные фрукты. – Он взглянул на Прыгуна. – Что касается этой особы… Не припомню, чтобы когда-либо прежде встречал прыгающего паука такого размера. Это колдовство?

– Он назвал меня сэр, – прощебетал Прыгун. – Разве королю полагается так себя вести?

– Король, – произнес твердо Ругна, – может делать все, что хочет. Лучше, чтобы он правил хорошо. Я заметил, твою речь переводит паутина, расположенная на плече у воина. – Его манеры сделались более уверенными и твердыми, что и соответствовало представлению Дора о короле. – Меня это заинтересовало. Совершенно необычное волшебство для здешних мест.

– Да, ваше величество, – быстро ответил Дор. – Это значительное волшебство, но объяснить его довольно трудно.

– Все волшебство трудно поддается объяснению, – согласился Ругна.

– Он заставляет вещи разговаривать, – услужливо ввернула свое слово Милли. – У палок и камней нет от него секретов. Они все ему рассказывают. И стены, и вода, и разные предметы. Вот так мы и нашли дорогу сюда.

– Волшебник из Мандении? – спросил Ругна. – Это практически является противоречием.

– Я, ну, как это, трудно объяснить, ваше величество, – неловко проговорил Дор.

Приблизилась персона: плотный, приземистый мужчина одних лет с королем, с кривой улыбочкой.

– Ты почуял нечто интересное, Ругна? – спросил он.

– Да, в самом деле, Мэрфи, – ответил Ругна. – Да, давай представимся более полно. Я волшебник Ругна, он же король. Мой талант заключается в приспособлении живого волшебства к моим целям.

Он выжидательно взглянул на Дора.

– Я, ну, в общем, я Дор. Ну, волшебник Дор. Мой талант – общение с неодушевленными предметами. – Потом, подумав, юноша решил выразиться яснее. – Я разговариваю с предметами.

Король быстро взглянул на Милли.

– Я девица Милли, невинная деревенская девушка из Западного Форта, – сказала она. – Мой талант… – Милли залилась нежным румянцем, и талант ее проявился достаточно основательно: сексуальная привлекательность.

Следующий по кругу.

– Я Фидинус Варьегатус из семейства Сальтицид: для краткости паук Прыгун, – прощебетал Прыгун. – Мой талант такой же как у любого представителя нашего семейства – шелк.

Наконец, пришел черед и новоприбывшего.

– А я волшебник Марфи. Мой талант – заставлять вещи поступать правильно. Я глава оппозиции власти Ругна и его соперник в господстве над Ксантом.

Дор от изумления открыл рот.

– Ты волшебник-враг? Здесь, с королем?

Король Ругна засмеялся.

– Что тут плохого? Правда, мы противостоим друг другу, но это политическое дело. Волшебники, как правило, не пользуются своим талантом напрямую друг против друга. Мы предпочитаем выражать свою силу более вежливо. Мы с Мэрфи двое из трех сохранившихся волшебников. Третий совершенно не интересуется политикой, поэтому мы соперничаем между собой за власть над Ксантом. Мы ведем борьбу так: если я закончу строительство Замка Ругна до конца года, Мэрфи не станет оспаривать мое право на трон. Если проиграю, я отрекусь от трона. Так как нет другого волшебника, подходящего для управления страной, последует анархия, которая будет, вероятно, поощрять Мэрфи, как господствующую фигуру. Между тем мы делим по-товарищески наш статус. Это справедливое соглашение.

– Но… – возразил Дор. – Вы обращаетесь с благосостоянием страны Ксант, как с игрушкой.

Король тяжело покачал головой.

– Не как с игрушкой, волшебник Дор. Мы совершенно серьезны. Но мы также потворствуем себе в отношении чести. Если один из нас выиграет состязание, он должен несомненно сделать это в соответствии с гуманными правилами поведения. Это и есть цивилизованная война.

– Приближается нецивилизованная война, – перевела паутина. – Гарпии и гоблины собирают силы, чтобы истребить друг друга.

Мэрфи улыбнулся.

– Ах, ты предаешь мои секреты, паук!

– Если что-нибудь и может идти неправильно, так именно, это, – сказал Дор. – Ты считаешь, война между чудовищами – твоих рук дело?

– Вовсе нет, волшебник, – возразил Враг. – Корни войны между чудовищами уходят глубоко в прошлое, и, вне всяких сомнений, это противостояние продлится еще очень долго. Мой талант просто способствует тому, чтобы наиболее яркая вспышка заняла самое меньшее время для Ругна.

– И мы едва ли догадаемся, где случайно встретятся две армии, – воскликнул король Ругна и бросил взгляд на север, где располагался недостроенный Замок.

– Я надеялся, что это будет сюрприз, – уныло признался Мэрфи. – Это помешало бы тебе вовремя отозвать войска для защиты Замка. Но из-за вторжения этих гостей события могут стать совершенно непредсказуемыми.

– Так твой талант спутал тебе все карты! – сказала Милли.

– Возможно, это водоворот, – прощебетал паук.

– Мой талант не является непроницаемым для воздействия других волшебников, – ответил Мэрфи. – Последствия талантов волшебников разных калибров распространяются гораздо дальше видимых сторон. Если другой волшебник противостоит мне, мой талант должен почувствовать толчок, независимо от особенностей противодействующего таланта. И, вероятно, в картину на самом деле вторгся другой волшебник. Потребуется время для постижения всей значимости нового элемента.

Как говорится, не в бровь, а в глаз: Дор вторгся в картину, коей является гобелен, нарисованный мир.

Мэрфи с беспокойством изучал Дора.

– Мне бы хотелось узнать вас получше, сэр. Не будете ли вы любезны воспользоваться моим гостеприимством в продолжение вашего здесь пребывания или пока мы все не укроемся в Замке, чтобы избежать опустошительного набега чудовищ? Мы думали, в наше время в Ксанте нет неизвестных волшебников.

– Сэр! – прощебетал Прыгун.

Похоже, у него все еще были проблемы с этим словом, ему хотелось понять его значимость.

– Но ты же враг? – заартачился Дор.

– Иди, иди с ним, – сказал Ругна. – Я в настоящее время не имею приличных условий, чтобы разместить троих гостей, хотя вскоре строительство Замка будет завершено. Девушка может остаться с моей женой, а паук, осмелюсь сказать, с радостью, повисит на дереве. Заверяю, Мэрфи не навредит тебе, Дор. Это, в соответствии с правилами нашего состояния, его прерогатива иметь возможность определять значимость новых элементов, особенно, если они усиливают мою позицию. Я имею подобную же привилегию – инспектировать его союзников. Вы оба можете присоединиться с друзьями к вечерней трапезе.