Стать мужчины. Понятие совершенно коварное. Если посредством определенного волшебства Дор мог бы стать больше и сильнее отца и так же искусно владеть мечом, да так, что ему не пришлось бы обращаться к людоеду – ах, неужели все его проблемы разрешились бы! Никаких хитростей, вроде того, как проскользнуть змейкой мимо тритона или поспорить с табличкой…
Но это все были глупые мечты. Он не сможет вот так превратиться в мужчину. Ему надо просто вырасти.
– Просто вырасти, – пробормотал он, оценивая болезненный каламбур. Может быть, из него получился бы хороший зомби!
Они вновь обошли замок. Через определенные интервалы в стене располагались углубления; в них росли деревья, украшая пустую стену. Но деревья были явно недружелюбные. Вонючая трава, кабачки скунса, ядовитая ива – последняя даже выпустила немного блестящего яда – но он сумел увернуться. Еще в одном углублении сидел игольчатый кактус – растение, считавшееся одним из самых вредных. Дор поспешил пройти мимо, чтобы вредный кактус не расстрелял его залпом иголок.
– Ты взбирался по стеклянной стене? – скептически спросил Дор, рассматривая голые камни.
Он не считал себя альпинистом, да и на стене не просматривалось ни единой зацепки, ступеньки или выступа.
– Я был големом – поделкой из проволоки и глины. И самое главное, я не был настоящим, я не чувствовал. Я существовал только для того, чтобы переводить. Сегодня я не смог бы подняться ни по стеклянной стене, ни даже по каменной: я достаточно настоящий, чтобы мне было что терять.
Достаточно настоящий, чтобы было что терять. Заставляет чувствовать. Собственная реальность показалась Дору более привлекательной, едва он задумался о том, что может ее лишиться. Почему он мечтал о теле и силе настоящего героя? Ведь он был волшебник. Наиболее вероятный наследник трона. Сильных людей было много. Волшебники же встречались крайне редко. Почему он должен лишиться этого ради какого-то зомби?
Потом он подумал о прекрасной Милли. Сделать что-нибудь хорошее для нее, чтобы она чувствовала благодарность. Ах, какая глупость! Но, кажется, он и был дурачком. Может быть, с возрастом пройдет. Ее талант сексуальной привлекательности…
Дор постучал по камню. К несчастью, камень отличался необычной твердостью. Ни одной полой панели. Он стал ощупывать щели. Расстояние между камнями оказалось гораздо меньше его пальцев, и он почти наверняка знал, что нет ни единого уступа для подъема.
– Наверно, где-то в одной из ниш.
Они тщательно исследовали ниши. Там ничего не оказалось. Ядовитые растения росли из каменных цветочниц на крепостном валу. В грунте, где росли деревья, не было никакого потайного хода.
Но ниша, где рос игольчатый кактус, казалась более темной. Более того, она изгибаясь, уходила в темноту позади кактуса. Проход!
Теперь перед Дором стояла одна задача: как пройти мимо смертоносного растения – грозы Ксанта. Игольчатый кактус любил сперва обстрелять, а уж потом подумать. Наверное, даже опутывающее дерево, если бы они встретились лицом к лицу, посторонилось бы. Кентавру Честеру, другу отца, Бинка, на память о стычке с кактусом остался обезображенный рубцами некогда прекрасный зад.
Дор осторожно выставил голову из-за угла. Без особой надежды он спросил:
– Не пропустишь ли путешественника?
Кактус тотчас запустил иголки в лицо мальчику. Дор дернулся назад, и колючки просвистели мимо, попадав в воду рва. В ответ послышался гневный протест тритона, которому не хотелось, чтобы его резиденцию захламляли.
– Колючий сказал «нет», – не к месту брякнул переводчик Гранди.
– Я мог бы и сам догадаться.
Как ему пройти мимо следующего препятствия? Он не мог ни проплыть под кактусом, ни уговорить противное растение, ни просто избежать контакта с ним. Чтобы протиснуться в проход, надо миновать кактус.
– Может, обвязать веревкой и утащить в сторону? – предложил, сомневаясь, Гранди.
– У нас нет веревки, – ответил Дор. – Так что обвязывать его просто нечем.
– Я знаю того, кто обладает талантом делать веревки из воды, – сказал Гранди.
– Вот этот некто смог бы справиться с такого рода опасностью. Мы же не можем. И так как у нас нет веревки, нас тотчас забросают колючками, когда мы попытаемся вытащить кактус наружу.
– Если мы не бросим его прямо в ров.
Дор задумался. Потом спросил совершенно серьезно:
– Смогли бы мы соорудить щит?
– Не из чего. Та же проблема, что и с веревкой. Все это ерунда. Так как кактус терпеть не может воды, может, мы сможем зачерпнуть…
– Кактусы могут прекрасно обходиться без воды, но они, можно сказать, любят воду, – сказал Дор. – Он с удовольствием обливается. Да так, пока не зальется полностью водой. Обрызгивание не даст никаких результатов, если не… – Он замолчал, задумавшись. – Если мы не зальем его и не вымоем весь грунт из горшка, в котором он сидит, не оголим корень…
– Как?
Дор вздохнул.
– Без ведра не обойдешься. Руками мы с этим кактусом ничего сделать не можем.
– Ага. А Змей Горыныч может управиться. Такие растения не любят огня, он сжигает колючки. Без колючек кактус не может драться, пока не вырастут новые, а на это потребуется время. Но у нас нет и огня.
Гранди стряхнул несколько капель.
– Иногда мне хочется, чтобы ты обладал и физическим волшебством, Дор. Вот если бы ты мог поднять палец и парализовать, или оглушить, или сжечь…
– Но тогда добрый волшебник изобрел бы другие защитные штучки для своего замка, и мои таланты вновь стали бы бесполезны. Волшебство не имеет пределов; просто надо получше использовать собственные мозги.
– Как мозги могут заставить кактус не бросаться колючками? – спросил Гранди. – Растение не имеет ума. Ты же не можешь иметь с ним никаких дел.
– Да, кактус не обладает умом, – повторил, соображая, Дор. – Поэтому он не может понять некоторые совершенно очевидные для нас вещи.
– То, о чем ты говоришь, мне также непонятно, – ответил голем.
– Твой талант – перевод. Можешь ли ты говорить на кактусином языке?
– Конечно. Но что ты собираешься делать с…
– Предположим, мы скажем ему, что представляем для него ужасную опасность? Что мы саламандры, изрыгающие огонь и способные сжечь его.
– Не сработает. Он может испугаться – и в ответ выпустит залп колючек, чтобы убить саламандру до того, как она подкрадется поближе.
– Да. Но что, если сказаться чем-то не угрожающим, но все-таки опасным. Пожарниками, может быть, просто проходящими сквозь пламя.
Гранди задумался.
– Такое, может, и сработает. Но если он окажется не в состоянии…
– Погибнуть, – подсказал Дор, – тогда мы превратимся в подушечки для иголок.
Оба оглянулись и взглянули в ров. Тритон внимательно следил за ними.
– Подушечками для иголок и в том, и в другом случае, – сказал Гранди. – Остается надеяться, что люди оценят героизм голема и мальчика. Мы не бросили из-за этой дряни…
– Чем дольше мы здесь стоим, тем больше я пугаюсь, – согласился Дор. – Так что давай лучше пойдем, пока я не начал кричать от страха, – добавил он, надеясь, что все-таки кричать ему не придется.
Гранди вновь взглянул на игольчатый кактус.
– Когда я был настоящим големом, такой пустяк, как иголка, не мог навредить мне. Я же не был настоящим. Я не чувствовал боли. Но сейчас – боюсь, нечего сказать.
– А я все же скажу. Кроме всего прочего, испытания предназначаются мне, ты не должен участвовать. И вообще, не знаю, зачем ты рискуешь.
– Потому что забочусь о тебе, насмешник. Наверное, правда.
– Отлично. Тогда просто переводи мои слова кактусу.
Дор подошел поближе к растению-чудовищу.
– Скажи что-нибудь, скажи что-нибудь, – кричал Гранди, потому что кактус явно ориентировался в их сторону, готовясь послать залп колючек.
– Я – пожарный, – неуверенно сказал Дор. – Я… Я сплошной пожар. Каждый, кто коснется меня, сгорит. Это мой горящий пес, Гранди. Я взял на прогулку горящую собаку, просто чтобы прогуляться и пожевать горящие галеты. Я ужасно люблю галеты.
Гранди изображал собаку, подпрыгивая, петляя и повизгивая.
Казалось, колючий слушал, его колючки трепетали. Неужели сработало?
– Мы просто пройдем мимо, – продолжал Дор. – Нам не нужны лишние трудности. Мы не поджигаем колючки, если в том нет нужды, потому что когда они горят, то испускают страшную вонь.
Он увидел, что несколько колючек даже увяли, услышав перевод Гранди. Угроза подействовала!
– Мы ничего не имеем против кактусов, если они знают свое место. Некоторые кактусы просто миляги. Некоторые… Лучшие друзья Гранди – кактусы: он так любит…
Тут Дор замолчал. Что огнедышащая собака может иметь общего с кактусами? Конечно, поливать их струйкой пламени. Что вряд ли подойдет в этой ситуации.
– О, он так любит нюхать цветочки, когда пробегает мимо рысцой. Мы только ужасно расстроимся, если хотя бы одна колючка встретится на нашем пути. А когда мы расстраиваемся, то ужасно раскаляемся. Просто ужасно. То есть жутко разогреваемся.
Тут Дор решил не перебарщивать, чтобы не лишить изложение правдоподобности.
– Но мы не собираемся разогреваться сейчас, потому что знаем: ни один хороший кактус не будет нас обстреливать. И потому мы не собираемся поджигать ни единой колючки.
Тут кактус словно бы отступил, давая им возможность пройти, не коснувшись колючек. Идея Дора сработала!
– О, горячие галеты прекрасны. А ты не хотел бы попробовать галет?
И он протянул руку.
Кактус испугался так же, как перепугалось опутывающее дерево, услышав рычание людоеда Хрупа. Колючки отпрянули прочь. И Дор прошел мимо кактуса в проход ниши. Но он все еще находился в зоне досягаемости кактуса, поэтому продолжал говорить. Не хотелось, чтобы кактус раскусил их уловку, это было чрезвычайно злобное существо.
– Рад был познакомиться, кактус. Ты по-настоящему острое создание. Как-то я встретил совершенно не похожего на тебя. Он пытался запустить иголки мне в спину. Я боялся, что выйду из себя. Когда я выхожу из себя, то выделяю слишком много тепла. Я вспыхнул, словно раненая саламандра, повернул назад и сжег несчастный кактус, да так, что все его колючки загорелись. Пламя охватило весь кактус, но он, наверное, выживет. Ему повезло – выдался влажный денек, шел дождь, поэтому мое тепло лишь повредило наружный слой, а не сожгло все растение. Я очень расстроился из-за совершенного поступка. Я решил, что колючки, попавшие мне в спину – лишь досадная случайность. Просто сорвались. А когда я не могу справиться с собой, то выделяю тепло.
Дор обогнул кактус и вышел из зоны видимости растения. От пережитых волнений у него подкашивались ноги, и он прислонился к стене замка.
Гранди прекратил переводить.
– Лучшего вруна я никогда не встречал, – восхищенно произнес он.
– Я самый перепуганный из всех лжецов, каких ты когда-либо встречал.
– Ну, любое дело требует практических навыков. Но ты держался молодцом. Я с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться. Но я был точно уверен, что если даже просто улыбнусь, сразу получу добрую порцию колючек.
Дор размышлял. Он снова победил, используя ложь. Неужели такое необходимо? Он сомневался. И решил: больше не врать. Во всяком случае, не лгать без крайней необходимости. Если с объектом нельзя договориться честно, скорее всего, с ним вовсе не стоит договариваться.
– Никогда не знал, какой я трус, – произнес Дор, меняя тему разговора. – Я никогда не вырасту.
– Я тоже трус, – произнес, утешая мальчика, Гранди. – Став настоящим, я превратился в труса.
– Управились еще с одним испытанием – пострашнее первого. Как я мечтаю превратиться в огромного, сильного и смелого мужчину!
– Я бы тоже не прочь, – согласился Гранди.
Проход закончился обычной дверью, снабженной обычным запором.
– Вот мы и пришли, готовы мы к тому или нет, – пробормотал Дор.
– Ты не готов, – ответила дверь.
Дор не обратил на нее внимания. Он просто откинул засов и открыл.
Там, за дверью, находилась маленькая комнатка, обитая перьями райских птиц. Перед ними стояла совершенная по красоте и необычная женщина. Одетая в платье, сандалии, украшенные драгоценными камнями, в косынке, плотно облегающей голову, и в восхитительных стеклянных очках, которые обычно привозили из Мандении.
– Добро пожаловать, гости, – сказала она и выдохнула, да так, что Дор не мог оторвать взгляда от места, откуда вырывалось ее дыхание, там, где платье имело глубокий вырез.
– О, спасибо, – замешкавшись произнес Дор.
Может быть, перед ними новый злой враг? Ему не требовалось особого взрослого мужского видения, чтобы определить, что с этим врагом, пожалуй, не справились бы и несколько мужчин.
– Что-то в ней такое, что мне не нравится, – прошептал Гранди на ухо. – Откуда-то я ее знаю…
– Пожалуйста, позвольте мне взглянуть на вас, – сказала женщина, поднося руку к очкам.
Взгляд Дора переместился с груди женщины на ее лицо. Волосы женщины зашевелились под платком, будто жили своей жизнью.
Гранди дернулся.
– Закрой глаза! – закричал он. – Я узнал ее! Змеиные волосы! Это – Горгона!
Дор зажмурился. Он кинулся вперед, стараясь выбраться из комнаты до того, как какая-нибудь оплошность заставит его открыть глаза. Он знал, что такое горгона. Одного ее взгляда достаточно, чтобы превратить человека в камень. Сослепу он зацепился и растянулся во весь рост. Он закрыл руками лицо, но все равно не открывал глаз. Он сильно стукнулся и лежал, крепко зажмурившись.
Около его головы прошелестела длинная юбка.
– Встань, юноша! – сказала Горгона.
Голос ее поражал мягкостью и добротой.
– Нет! – закричал Дор. – Не хочу превратиться в камень!
– Ты не превратишься в камень. Трудности позади. Ты победил и вошел в замок доброго волшебника Хамфри. Здесь тебя никто не обидит.
– Уходи прочь! – продолжал кричать мальчик. – Я не буду смотреть на тебя.
Она вздохнула.
– Голем, хоть ты взгляни на меня. Потом сможешь разъяснить своему другу.
– Я тоже не хочу превратиться в камень, – запротестовал Гранди. – Я с таким трудом стал настоящим, что не хочу теперь погибнуть. Я видел, что случилось со всеми теми мужиками, которых твоя сестрица – сирена заманила на остров.
– Но ты же видел, как добрый волшебник развеял мои чары… Так что угрозы сейчас не существует.
– Хорошо! Но… но как я могу узнать, что его чары еще действуют? Ведь все произошло довольно давно…
– Возьми зеркало и взгляни на мое отражение в нем, – сказала она. – Вот тогда и узнаешь.
– Я не могу держать большое зеркало! Во мне только один дюйм… Ох, вот оно! Дор, я собираюсь взглянуть на нее. Если я превращусь в камень, будешь знать, что она врет.
– Гранди, не надо…
– Я уже взглянул, – ответил с облегчением голем. – Все отлично, Дор, можешь смотреть.
Гранди никогда не обманывал его. Дор стиснул зубы и чуть приоткрыл один глаз, увидел освещенную комнату и близко стоявшую ногу Горгоны. Ножка отличалась красотой и изяществом, с маленькими светящимися ноготками и стройной лодыжкой. Забавно, как он раньше не обращал внимания на лодыжки! Он медленно поднял глаза выше, туда, где заканчивалась юбка. Платье, слегка прозрачное, облегало ее стройную фигуру, и можно было увидеть контуры ног и… Но тут следует прекратить наблюдение. Он быстро поднял глаза и взгляд его достиг наконец головы.
Волосы ее, теперь уже непокрытые, представляли собой массу извивающихся маленьких змеек, одновременно и привлекательных и ужасных. Но лицо… Вместо лица на него смотрела пустота – его просто не было. Просто пустота, будто головой служил полый шар, у которого отсутствовала передняя часть.
– Но… я же видел ваше лицо раньше, все целиком, за исключением глаз…
– Ты видел маску, – сказала она, надевая ее снова. – И темные очки. У тебя просто нет никакой возможности увидеть мое настоящее лицо.
– Тогда зачем…
– Чтобы испугать тебя – может, тебе не хватит мужества сделать то, что необходимо, чтобы добраться к доброму волшебнику.
– Но я же закрыл глаза и побежал, – сказал Дор.
– Но бежал ты вперед, а не назад.
Что правда, то правда. Даже трясясь от страха, он не бросил свою затею. Или увидев ее лицо он просто бежал наобум? Дор не знал.
Он снова принялся рассматривать Горгону. Если не считать необычного лица, в остальном женщина была чудо как хороша.
– Но ты… что Горгона делает здесь, в замке?
– Отслуживаю год за Ответ на мой Вопрос.
Дор покачал головой, пытаясь вспомнить.
– Ты… могу ли я спросить… каков твой Вопрос?
– Я спросила доброго волшебника, может ли он жениться на мне?
Дор поперхнулся.
– И он… он заставил тебя платить за такой Вопрос?
– Конечно. Он всегда требует год службы или другой платы. Вот поэтому вокруг его замка так много волшебства. Он занимается этим столетие или около того.
– Я все это знаю. Но ты… ты – особый случай…
Она улыбнулась, – во всяком случае, ему показалось, что невидимое лицо улыбнулось.
– Никаких исключений, кроме прямого приказа короля. Я знала, чего ждать, когда пришла сюда. Скоро год моей службы завершится, и я получу Ответ.
Гранди покачал маленькой головкой.
– Я думал, старый гном просто чудак и сумасброд, но такое… Да он сумасшедший!
– Совсем нет, – ответила Горгона. – Я могла бы стать ему прелестной доброй женой, как мне кажется. Он, может, и старый, но он не мертвый, и ему нужна…
– Я имел в виду, заставить тебя работать год – почему бы ему просто не жениться на тебе, а ты бы ухаживала за ним…
– Ты хочешь задать второй Вопрос и отслужить еще год за Ответ? – спросила она.
– Нет, конечно. Я просто удивился. Я просто не понимаю Доброго волшебника.
– Да, никто не понимает, – согласилась она сокрушенно.
И Дор начал испытывать некоторое сочувствие к этой стройной, безликой женщине.
– Но я потихоньку начинаю разбираться в его характере. Вы задали хороший вопрос. Я должна подумать над ним и, возможно сама, смогу отгадать ответ. Если ему требовались мои услуги, почему тогда он собирается довольствоваться годом, если может пользоваться ими постоянно? Если же ему не требуется моя служба, почему он не послал меня караулить ров или что-нибудь подобное, чтобы не видеть меня ежедневно? Должна же быть причина?
Она почесала голову, заставив нескольких змеек предостерегающе зашипеть.
– Почему ты хочешь выйти за него замуж? – спросил Гранди. – Ведь он такой хмурый старый гном, и далеко не подарок для женщины, особенно такой красивой.
– А кто сказал, что я хочу выйти за него замуж?
Гранди просто ошалел от такого высказывания.
– Ты! Совершенно ясно – твой Вопрос…
– Это для информации, голем. Если я узнаю, хочет ли он жениться на мне, то смогу решить, захочу ли выйти за него замуж. Это трудное решение.
– Согласен, – сказал голем. – Король Трент, должно быть, мучился подобным образом до того, как женился на королеве Ирис.
– Ты любишь его? – поинтересовался Дор.
– Ну, думаю, да. Видишь ли, он первый мужчина, который общался со мной без… ты знаешь.
И она кивнула в сторону угла. Там находилась прекрасная мраморная статуя мужчины.
– Это?.. – спросил, тревожась, Дор.
– Нет, я самая настоящая статуя, – ответил ему камень. – Прекрасный образец скульптуры.
– Хамфри не позволит мне совершать какие-либо настоящие превращения, – сказала Горгона. – Даже ради памяти о прошлом. Я нахожусь здесь, чтобы определить дураков или отпугнуть трусов. Волшебник не будет отвечать трусам.
– Тогда он не станет отвечать и мне, – уныло произнес Дор. – Я ведь так испугался…
– Нет, то была не трусость. Будучи испуган, ты все равно помчался вперед, чтобы сделать то, что обязался. Это отвага. Тот, кто не имеет чувства страха, просто дурак, а тот, кто позволяет страху управлять собой, трус. Ты ни тот, ни другой. То же самое касается тебя, голем. Ты никогда не предавал своего друга и готов был рисковать собственным драгоценным настоящим телом, чтобы помочь мальчику. Думаю, волшебник примет вас.
Дор задумался.
– И все-таки я уверен, что не чувствовал себя храбрым, – наконец произнес он. – Я только прятал лицо.
– Я допускаю, что было бы более впечатляюще закрыть глаза и отгородиться, – сказала она. – Или ухватиться за зеркало, чтобы правильно воспользоваться им. Мы держим несколько уловок для тех, у кого хватило ума сделать такой выбор. Но ты – еще мальчик. Для тебя нормы не такие жесткие.
– Ну да, – согласился Дор, все еще не удовлетворенный.
– Ты бы видел меня, когда я пришла сюда, – сказала она сердечно. – Я была так напугана, я прятала лицо – точно так же, как и ты.
– Если бы ты не закрывала лица, то превращала бы каждого взглянувшего тебе в глаза в камень, – ввернул Гранди.
– Точно, – согласилась Горгона.
– Скажи, – спросил Гранди. – Двенадцать лет назад ты встретила Доброго Гнома. Я при том присутствовал. Помнишь? Почему же только сейчас ты пришла сюда задать Вопрос?
– Я бросила свой остров во Время Отсутствия Волшебства, – откровенно ответила она. – Внезапно во всем Ксанте исчезло волшебство, и все волшебные существа и предметы умерли или стали обыкновенными, и все старые чары оказались погублены. Я не знала, почему это произошло…
– Я знаю, – ответил Гранди. – Но не хочу говорить, чтобы такое не повторилось вновь.
– Все мои прежние воздыхатели вернулись к жизни. Там было несколько буйных симпатичных мужчин, ты знаешь – тролли и другие существа. Поэтому я ужасно растерялась и поспешила удрать. Я боялась, что они возненавидят меня.
– Такой испуг вполне разумен, – согласился Гранди. – Не поймав тебя, они возвратились в Деревню Волшебной Пыли, откуда большинство из них были родом, и я боюсь, они до сих пор еще там. То есть, они там и живут, очень старательные женщины и с ними их мужчины.
– Но когда волшебство возвратилось, чары, наложенные на мое лицо волшебником, пропали. То есть чары оказались кратковременными, они действовали до тех пор, пока их не прервали. Многие чары, включая и мои, действуют подобным образом. Поэтому я опять получила свое лицо, и вместе с ним – ну, ты знаешь.
Дор знал. Она опять стала превращать людей в статуи.
– К тому времени я уже разобралась, в чем дело, – продолжала Горгона свой рассказ. – На моем совершенно изолированном острове я жила наивной хорошенькой девочкой, но училась уму-разуму. Я действительно не хотела оставаться такой. Поэтому я вспомнила рассказ Хамфри о Мандении, где нет волшебства – наверное, эта страна полностью лежит под заклинанием отрицания волшебства – и отправилась туда. Он оказался прав. Там я стала нормальной девушкой. Я думала, что никогда не смогу покинуть Ксант. Но Время Отсутствия Волшебства показало мне, что все-таки могу. А когда попыталась, то и в самом деле смогла. Там было довольно странно и забавно, а не как я себе представляла – страшно и плохо. Люди приняли меня, а мужчины… Знаешь, в Ксанте я никогда не целовалась с мужчиной.
Дор постеснялся делать замечания. Ведь кроме матери он не целовал ни одной женщины, а мать, естественно, не считалась. Он сразу подумал о Милли. Если…
– Но потом я начала скучать по Ксанту, – продолжала Горгона. – Волшебство, особые существа – знаешь, я скучала даже по опутывающему дереву. Если ты рожден для волшебства, то не сможешь сидеть в стороне, ведь волшебство – часть твоей сути. Поэтому мне было суждено возвратиться домой. Но к чему вел мой приезд, ты знаешь. К большему количеству статуй. Вот я и отправилась в замок Хамфри. Я узнала, что он добрый волшебник – он же никогда не рассказывал мне об этом. И вообще, он не отличался доступностью, и я так переживала! Я знала, что если захочу быть с мужчиной из Ксанта – я имею в виду, жить с мужчиной, – то этот мужчина должен быть таким, как он. Таким, который может нейтрализовать мой талант. Я все больше и больше думала об этом – и вот я здесь.
– Неужели у тебя не было затруднений по пути в замок?
– Конечно, были. Просто ужасные. Ров охранял туманный рог. Я нашла маленькую лодочку, но всякий раз, как я пыталась пересечь ров, этот рог выбрасывал такое количество тумана, что я не могла ничего видеть и слышать, лодка крутилась на месте и в конце концов приплывала назад, к берегу. Видишь ли, то была волшебная лодка, ею нужно было управлять, или же она постоянно возвращалась назад. Я все время находилась в тумане, волосы мои шипели просто ужасно, потому что им не очень нравилось находиться в таком состоянии.
Волосы Горгоны, конечно же, состояли из тысяч крошечных змеек или угорьков. Они были замечательные и умные, сейчас Дор в этом убедился.
– Как же ты все-таки перебралась через ров?
– Потом меня осенило. Я направила лодку прямо на рог, невзирая на то, что он был просто ужасен. Путешествие напоминало проход через водопад. Когда же я достигла рога, то как оказалось, пересекла ров. Потому что он находился внутри, а не снаружи.
– Ух ты – опять выкрутасы гнома, – сказал Гранди.
– Ну, я должна вернуться к работе, – заторопилась Горгона, торопливо выбегая из комнаты. – Я стирала, когда вы пришли в замок. Волшебнику требуется так много носков. – И она ушла.
– У гномов всегда такие большие грязные ноги, – заметил Гранди. – Этим они похожи на гоблинов.
Вошел добрый волшебник Хамфри. Он действительно напоминал гнома, старого, маленького и кривоватого. Ноги его, как и говорил Гранди, оказались большими, голыми и грязными.
– Во всем замке нет ни одной пары чистых носков, – бурчал он. – Девушка, неужели ты еще не закончила стирку? Я же спрашивал уже час назад!